Наступление на Хотынец и Болхов
Наступление на Хотынец и Болхов
Выделенные от каждой дивизии первого эшелона 11-й гвардейской армии усиленные разведывательные батальоны перешли в наступление в 3 часа 11 июля после десятиминутного артиллерийского налета. Действия этих батальонов были поддержаны огнем части артиллерии с запасных позиций. Лидировали в атаке штрафные части.
В результате боев, длившихся весь день, разведывательные батальоны на ряде участков преодолели полосу заграждений и овладели первой линией траншей, которая, как и предполагалось, была занята лишь небольшими силами немцев. Далее наступающие батальоны подошли ко второй линии, где располагались уже основные силы противника. В результате боевой деятельности этих батальонов советское командование точно установило истинный передний край обороны противника и его огневую систему. Это дало возможность уточнить задачи артиллерии, авиации и танкам. Советская артиллерия и авиация, внеся необходимые поправки в ранее подготовленные данные артиллерийского и авиационного наступления, тем самым избежали ведения массированного огня по слабо занятой противником первой линии траншей, являвшейся своеобразным ложным передним краем.
Оборонительные сооружения противника (блиндажи, окопы, огневые позиции, минные поля, проволочные заграждения) оказались разрушенными. Пехотные части и артиллерия (в особенности противотанковая) были частично уничтожены, а частично настолько подавлены, что потеряли способность к организованному сопротивлению. Передний край неприятельской обороны был буквально поднят в воздух. Вследствие этого советские войска в первую половину дня имели ничтожные потери.
В 6.05 войска 11-й гвардейской армии атаковали оборонительные позиции противника. Немцы, подавленные мощной артиллерийской и авиационной подготовкой, вначале почти не оказывали огневого сопротивления. Кроме того, непосредственно перед началом атаки самолетами 1-й воздушной армии над передним краем была поставлена дымовая завеса из фосфорных бомб. Благодаря этому пехоте, следуя за огневым валом, удалось сблизиться с вражескими траншеями на 100–150 метров, изготовившись к дальнейшему броску в атаку. Двигаясь почти в полный рост за огневым валом артиллерии, вместе с танками прорыва она ворвалась в еще окутанные дымом немецкие траншеи. Уже к 7.00 передний край обороны противника был прорван.
Только во второй половине дня противник, оправившись от первого мощного удара, стал оказывать сопротивление в глубине обороны,; опираясь на заранее подготовленные позиции. Также германским командованием поначалу был недооценен удар 11-й гвардейской армии. Активность самолетов 6-го воздушного флота на этом направлении была минимальной. В этих условиях необходимо было ускорить темп наступления, чтобы не дать противнику закрепиться и организовать прочную оборону на тыловом рубеже. Учитывая это, И.Х. Баграмян приказал ввести в прорыв 5-й танковый корпус. Танковый корпус генерал-лейтенанта М.Г. Сахно был хорошо укомплектован и готов к бою: в его составе насчитывалось 131 Т-34, 25 «Валентайна» и 23 Т-70.
В 17.00 12 июля 5-й танковый корпус вошел в прорыв и устремился на юг. К 20.00 части корпуса подошли к северным окраинам Ульянова и Речицы. Однако памятуя горький опыт предыдущих сражений, советские танковые командиры в 1943 г. действовали еще очень осторожно. Темнота и отсутствие точных данных об организованной здесь немцами противотанковой обороне не благоприятствовали продолжению наступления. Генерал Сахно решил за ночь тщательно разведать позиции противника и с утра во взаимодействии с пехотой прорвать тыловой рубеж обороны немцев. Тем не менее общий итог первого дня боев был ободряющий: 11-й гвардейской армии удалось на фронте 14 км вклиниться в немецкую оборону на 10–12 км. На следующий день свое веское слово должны были сказать танки. Во втором эшелоне за 5-м танковым корпусом сосредотачивался 1-й танковый корпус генерала Буткова, насчитывавший боеготовыми 121 Т-34, 36 Т-70, 13 Т-60, 13 СУ-122 и 8 СУ-76. Это было свежее соединение, не участвовавшее в боях с весны 1943 г.
Выйдя на исходные позиции еще ночью, 1-й танковый корпус первым начал боевые действия ранним утром 13 июля. Начав атаку в 7.40 утра, корпус подошел к деревне Старица. Однако в 300 м к северу от деревни танки остановились перед противотанковым рвом. Обойти его мешали непроходимые для танков овраги. Под сильным огнем советским саперам удалось пробить проходы во рву только к 17.00 того же дня. Фактически весь день корпус топтался на месте, потеряв 10 танков сгоревшими и 13 подбитыми и 350 человек убитыми и ранеными.
Намного успешнее развивались события на соседнем участке, где должен был наступать 5-й танковый корпус. Здесь утром 13 июля бой начала пехота при поддержке отдельных танковых бригад и полков. 11-я гвардейская стрелковая дивизия обошла с востока деревню Старица, перед которой топтался корпус Буткова. Ударом с тыла немцы были выбиты из деревни. После захвата немецкого опорного пункта Ульяново в 14.30 перешел в наступление 5-й танковый корпус. Тщательно подготовленный ввод в сражение крупных масс танков принес свои плоды. Остаток дня 5-й танковый корпус продвигался вперед, почти не встречая сопротивления. 70-я танковая бригада корпуса за полдня прошла почти 30 км, на плечах противника форсировала реку Вытебеть и ворвалась в селение Ягодная. Однако советское командование, памятуя горький опыт 1942 г., проявило излишнюю осторожность. Баграмян посчитал, что оставлять танковую бригаду на плацдарме, в отрыве от главных сил корпуса, опасно. Поэтому по приказу сверху 70-я бригада оставила Ягодную и отступила назад. Эта чрезмерная осторожность вскоре стоила двух дней тяжелых боев. Подтянутые немцами резервы заняли оборону на рубеже реки Вытебеть, закрепившись в Ягодной.
В результате двух дней боев войска 11-й гвардейской армии преодолели все три оборонительных рубежа противника на фронте 23 км и продвинулись вперед на 12–25 км. 13 июля немецкому командованию стало ясно, что ситуация гораздо хуже, чем можно было себе представить. В отчете штаба Моделя, написанном по итогам июльских и августовских боев, было сказано:
«Теплившуюся вначале надежду преодолеть кризис армии генерал-полковника Рудольфа Шмидта путем быстрого ввода вышеуказанных сил (12, 18 и 20-й тд, 36-й пд) и затем продолжить наступление 9-й армии пришлось уже 13.07 окончательно похоронить. Когда обнаружились огромные масштабы наступления противника против 2-й танковой армии, стали понятны оперативные цели этого наступления: окружить и уничтожить всю нашу группировку внутри Орловской дуги».
В этих условиях Клюге приказал Моделю принять командование над 2-й танковой армией, не оставляя поста командующего 9-й армией. Обе армии на периметре Орловской дуги оказались в руках одного человека.
Надо сказать, что советское командование осознавало перспективы нарастания сопротивления противника. Командующий 1-й воздушной армией генерал-лейтенант М.М. Громов в своем приказе на 14 июля отмечал: «Завтра ожидается усиление авиации противника, что может вызвать большие потери, при наличии беспечности и нечеткой работы наших летчиков…» Здесь нельзя не отдать должное прозорливости Громова. Действительно, до подхода 18-й и 20-й танковых дивизий задача сдерживания наступления 11-й гвардейской армии была возложена на 6-й воздушный флот.
Выгодным оборонительным рубежом на тот момент была река Вытебеть. Удержание позиций на берегу этой реки существенно облегчило бы задачу подходивших с южного фаса Орловской дуги резервов. Советское командование и так допустило серьезную ошибку, отказавшись от удержания плацдарма вырвавшейся вперед танковой бригадой. Исход борьбы за рубеж Вытебети был решен подошедшей вслед за танками пехоты 8-го гвардейского стрелкового корпуса. Совместным ударом пехоты и танков слабая оборона немцев была прорвана, а опорный пункт Ягодное – окружен и взят штурмом. 1-й и 5-й танковые корпуса переправились через реку и устремились каждый в своем направлении. 1-й танковый корпус резко свернул на юг, его задачей было наступление на Хотынец. 5-й танковый корпус продолжил наступление на юго-восток, в тыл немецким войскам в районе Болхова.
Надежды, возлагавшиеся немецким командованием на авиацию, не оправдались. Бомбардировщики действовали с высоты 3000–3500 метров, сбрасывая бомбы с горизонтального полета. Эффективность такой бомбардировки, по оценкам штаба 1-й воздушной армии, была крайне низкой: «Воздействие, оказываемое ими на наземные войска, было преимущественно моральным». Налеты на танковые корпуса были отражены зенитками и истребительным прикрытием. Потери при этом были явно непропорциональны результату. Немецкие экипажи двухмоторных бомбардировщиков летали над полем боя без прикрытия, что привело к чувствительным потерям. За 14 июля 6-й воздушный флот потерял 26 самолетов, особенно тяжело пострадала эскадра KG53, потерявшая разом 6 бомбардировщиков Хе-111.
Общий ход боевых действий вызывал умеренный оптимизм. 14 июля директивой Ставки ВГК Западному фронту было разрешено ввести в бой еще одно подвижное соединение – 25-й танковый корпус генерал-майора Ф.Г. Аникушина. Он находился в резерве фронта и занимался учебой и доукомплектованием. Вечером того же дня корпус был поднят по боевой тревоге и отправился в 140-километровый марш. Сосредоточившись в тылу наступающих частей 11-й гвардейской армии, корпус получил приказ: «Действовать совместно с 1-м тк и к утру 17.07 захватить Хотынец».
После первой неудачной попытки остановить наступление 11-й гв. армии 6-й воздушный флот предпринял массированные атаки 16 июля. В какой-то мере возрастанию активности и эффективности действий люфтваффе способствовала местность. 1-й танковый корпус вышел из лесов на открытую безлесную равнину, пересеченную оврагами и балками. С самого утра немецкие самолеты атаковали порядки 1-го танкового корпуса. Танковые бригады подвергались атакам с воздуха по 10–12 раз.
В отчете штаба 1-го танкового корпуса, написанном по итогам боев, об этом эпизоде было сказано следующее: «Авиация противника, воздействовавшая с утра 16.7 группами по 15–20 самолетов по колоннам корпуса, с 12.00 предприняла ожесточенную бомбардировку боевых порядков корпуса, которая продолжалась до 22.00. Производя методические налеты через каждые 30 минут группами по 50–60 самолетов, сковывала активность войск, прижав их к земле».
Собственной истребительной авиации в воздухе в этот момент не было. Ответ на эту загадку танкисты получили на следующий день, когда в штаб 1-го танкового корпуса был доставлен пилот сбитого истребителя Ла-5. Он сообщил, что истребителям было приказано патрулировать над Хотынцом, т. е. над тем районом, куда должны были прорваться танкисты. Излишний оптимизм тут сыграл злую шутку с советским командованием.
Помимо авиации противника от обороны к контрударам перешла группа Эзебека. Немцы стремились охватить советский танковый корпус с флангов. Бомбардировки и атаки немецких танков и мотопехоты заставили 1-й танковый корпус временно отказаться от наступления на заветный Хотынец и отойти назад в леса.
Ситуация изменилась с подходом свежего 25-го танкового корпуса. Он вышел из спасительных лесов и начал наступление вечером 16 июля. Поначалу 25-й корпус избежал массированных воздушных налетов. Однако на следующий день он тоже подвергся контратакам группы Эзебека и ударам с воздуха. По замыслу советского командования, 1-й и 25-й корпуса получили одну цель – Хотынец, но должны были к ней двигаться разными маршрутами. Хотя бы на одном из направлений немецкая оборона должна была дрогнуть. 18 июля оба танковых корпуса попытались вновь перейти в наступление, но продвинуться вперед не смогли.
20 июля немецкая авиация устроила настоящее избиение техники 1-го танкового корпуса. За день от ударов с воздуха сгорело 13 Т-34, 3 Т-70, 2 Т-60, 1 СУ-122 и 1 СУ-76. Еще 9 Т-34 были подбиты. Столь же смертоносным был огонь танков, самоходных орудий и противотанковых орудий группы Эзебека.
Тем не менее советской разведке удалось нащупать щель в немецкой обороне. Через нее 162-я танковая бригада полковника Волынца из 25-го танкового корпуса сумела прорваться в глубину, в направлении Хотынца. Более того, в последний момент брешь была закрыта и от главных сил бригады были отрезаны тыловые подразделения. Уже углубившись в оборону противника, танкисты с ужасом обнаружили идущую прямо на них крупную группу немецких самолетов. От разгрома с воздуха удалось спастись, пустив три белых ракеты, которые были немецким опознавательным сигналом. Более того, от группы сопровождения отделились несколько «Мессершмиттов» и некоторое время кружили над советской бригадой в качестве прикрытия.
Станция Хотынец была захвачена тремя танками с десантом пехоты на них. Как позднее отмечалось в справке о боевом пути бригады: «Действуя из засад вдоль основных дорог, питающих фронт, бригада уничтожала проходивший автотранспорт и колонны противника». В течение трех дней (19, 20 и 21 июля) изолированная советская танковая бригада вела бои без тылов, не имея связи со штабом корпуса. Горючее и боеприпасы были уже на исходе, и поэтому в ночь на 22 июля бригада прорвалась обратно на том же участке.
В отчете штаба 9-й армии о боях на Орловской дуге этот эпизод был отражен следующим образом: «Непосредственную угрозу железной и шоссейной дорогам Орел – Карачев, где уже находилась танковая бригада русских, ликвидировали мощной атакой воздушные истребители танков».
Однако отдельные тактические успехи не могли уже изменить общей обстановки. Переброшенными с южного фаса дуги резервами Моделю удалось стабилизировать прорванный 11-й гвардейской армией фронт. Армия Баграмяна продвинулась почти на 80 км, ее фронт составлял уже 150 км. Кроме того, к 20 июля потери армии Баграмяна составили почти 19 тыс. человек, в том числе 5400 человек убитыми и ранеными. Общие потери бронетехники армии составили 299 танков и 16 САУ. Наступательный потенциал 11-й гвардейской армии был почти исчерпан. На Хотынец с трудом продвигались только две дивизии при поддержке немногочисленных танков. Тем не менее советское командование не собиралось отказываться от плана сокрушения немецких войск в орловском выступе. Победа казалась близка как никогда – до Хотынца оставалось всего 15–20 км.
Для гальванизации замедлившегося наступления была выбрана 4-я танковая армия. В тот момент она еще только формировалась в Наро-Фоминске, недалеко от Москвы. В состав 4-й танковой армии входили 11, 30-й танковые и 6-й гвардейский механизированный корпуса. Общая численность 4-й танковой армии составляла 38,5 тыс. человек и 764 танка и САУ. В подчинение Баданова также передавались 5-й и 25-й танковые корпуса, участвовавшие в боях с самого начала операции. Важнейшим вопросом, определяющим результат ввода в бой почти 800 танков и САУ, являлся выбор направления удара. На тот момент 11-й гвардейской армией был вбит в построение немецких войск широкий клин, нацеленный своим острием на Хотынец. Бросать еще одну крупную группу танков на плотную немецкую оборону перед острием клина было неразумно. Поэтому 4-ю танковую армию было решено вводить в основании клина, где немецкая оборона казалась слабее. Тем самым предполагалось убить сразу двух зайцев: содействовать соседнему Брянскому фронту в овладении Болховом и ударить крупной массой танков там, где их не ждут. Далее 4-я танковая армия должна была прорваться к железной дороге Орел – Брянск в районе Нарышкино, к востоку от Хотынца. До сосредоточения танковой армии боевые действия на севере Орловской дуги практически замерли. Войска Западного фронта 20–25 июля вели бои тактического значения, стремясь удержать уже захваченные позиции.
Однако к тому моменту, когда советское командование приготовилось бросить в бой 4-ю танковую армию, обстановка на фронте уже существенно изменилась. Модель уже практически полностью демонтировал ударную группировку «Цитадели» и использовал ее соединения для построения устойчивой обороны Орловской дуги. На подступах к Хотынцу оборонялась дивизия «Великая Германия», переброшенная из группы армий «Юг». Под Болховом на левом фланге 11-й гвардейской армии были собраны 9, 20, 18-я танковые дивизии, 10-я и 25-я моторизованные дивизии. Организационно они входили в XXIII корпус и группу Эзебека (подчиненную XXIII корпусу).
Советское командование недооценивало противника и ориентировало командующего 4-й танковой армией генерал-лейтенанта В.М. Баданова на ввод его войск в прорыв, пробитый пехотой. Соответственно Баданов построил соединения своей армии в два эшелона в затылок друг другу, чтобы вся армия могла протиснуться в узкую брешь в немецкой обороне и далее прорываться в глубину. Первый эшелон составляли 6-й гвардейский мехкорпус и 11-й танковый корпус (около 450 танков и САУ). 30, 5 и 25-й корпуса, а также части усиления ждали своей очереди на ввод в прорыв в тылу. Точно так же командиры двух корпусов первого эшелона строили свои бригады двумя волнами, не ориентируясь на силовой прорыв обороны противника. Такое решение можно понять и объяснить: развертывание в боевые порядки требовало времени и, главное, места, которого остро не хватало в узкой 9-километровой «горловине» намеченного прорыва. Поэтому в первой атаке немецкой обороны 26 июля участвовали две танковые бригады и одна усиленная механизированная бригада. Остальные ждали своей очереди позади в маршевых колоннах. Такое построение имело тяжелые последствия для 4-й танковой армии.
Взломать несколькими бригадами выстроенный немцами фронт обороны было нереально. Первый удар советских танков вовсе не впечатлил противника. Историограф 20-й танковой дивизии Рольф Хинце писал о наступлении 11-го танкового корпуса: «26.7 поступило сообщение: на подходе 50 танков противника…» Вскоре из 50 атаковавших танков 32 было выведено из строя, преимущественно огнем немецких танковых пушек. Всего на фронте группы Харпе немцами было заявлено об уничтожении 120 советских танков, что примерно соответствовало меньшей части 4-й танковой армии, введенной в бой. Достигнутые в первый день боя результаты разочаровывали, советское верховное командование ожидало совсем другого – стремительного прорыва в тыл немецких войск.
В тот момент, когда танки армии Баданова безуспешно пытались прорваться через немецкую оборону, в Ставке вермахта проходило совещание, на которое был вызван командующий группой армий «Центр» Гюнтер фон Клюге. На этом совещании фон Клюге высказался предельно ясно: «Я прошу разрешить начать сейчас же отвод войск, чтобы отступить от Болхова и сократить здесь немного фронт». После короткого обсуждения необходимости высвободить резервы между Гитлером и фон Клюге состоялся следующий обмен мнениями:
Фон Клюге. Теперь должно быть принято новое решение: прежде всего надо оставить Орел, если мы хотим сохранить собственные жизненно важные силы.
Фюрер. Это совершенно ясно, конечно.
В итоге 26 июля 1943 г. было принято принципиальное решение отходить на так называемую линию «Хаген» в основании Орловской дуги. Немедленный отход сдерживала только неготовность позиций на линии «Хаген», которые еще находились в стадии строительства. Отход предполагалось осуществить в период с 31 июля по 17 августа. Для его организации намечались четыре основных и несколько промежуточных рубежей. У трех советских фронтов оставалось все меньше времени на сокрушение Орловской дуги.
Советские командиры и командующие, разумеется, еще не знали о принятом немцами решении об отходе. Сражение под Болховом и Орлом продолжало разгораться с новой силой. В 18.00 27 июля из-за левого фланга 6-го гв. мехкорпуса был введен в бой 30-й Уральский добровольческий корпус. Этот корпус не был заурядным соединением Красной армии. Это был особый добровольческий корпус, формировавшийся на Урале из добровольцев, в основном промышленных рабочих. В отличие от других танковых корпусов, сражавшихся летом 1943 г. под Курском, он почти полностью был вооружен средними танками Т-34. На 25 июля он насчитывал 202 Т-34 и всего 7 Т-70. Для сравнения: 11-й танковый корпус 4-й танковой армии насчитывал 135 Т-34 и 63 Т-70, 6-й гвардейский механизированный корпус – 201 Т-34 и 42 Т-70. Одним словом, легкие танки Т-70 составляли заметную часть танкового парка механизированных соединений Красной армии летом 1943 г. Они были гораздо слабее Т-34 и почти бесполезны в бою с немецкими танками новых типов. Пожалуй, самым серьезным недостатком Уральского добровольческого корпуса было отсутствие боевого опыта.
Советские солдаты осматривают брошенные 150-мм тяжелые пехотные орудия sIG-33
Позднее в отчете штаба 30-го корпуса отмечалось: «Личный состав, не имея боевого опыта, шел в атаку смело и решительно, но недостаточно используя местность, слабо маневрировал на поле боя. Вследствие этого подразделения корпуса часто несли излишние потери». Естественно, необстрелянные новички не могли добиться решительного результата и взлома обороны стянутых Моделем к Болхову соединений.
Остальные корпуса 4-й танковой армии также не смогли добиться взлома немецкой обороны. Им удалось лишь потеснить немецкие части на 2–5 км, и то ценой больших потерь. Так, 11-й танковый корпус потерял 26 и 27 июля 119 танков и САУ, или больше половины своего первоначального состава. Тем не менее Модель осознавал, что ситуация в любой момент может обернуться катастрофой для немецкой 2-й танковой армии. Еще вечером 26 июля, не дожидаясь разрешения Гитлера, Модель отдает приказ на отход из Болхова. Отход начался в ночь с 28 на 29 июля.
В эти дни 4-я танковая армия по-прежнему пыталась отсечь противнику пути отхода из Болхова и Орла, но не смогла прорвать удерживаемые немцами позиции. Кроме того, вскрытие немцами ввода в бой крупного механизированного объединения Красной армии сразу же притянуло на этот участок главные силы 6-го воздушного флота. Своего пика авиаудары немцев достигли 30 и 31 июля, когда, по свидетельству танкистов, налеты следовали практически один за другим. Сводки 6-го воздушного флота отмечают, что 31 июля было выполнено 1653 самолето-вылета, из которых больше 1100 пришлось на ударные самолеты.
Позиционное сражение стоило армии Баданова больших потерь. С 26 по 31 июля 1943 г. из 202 танков Т-34 30-го Уральского добровольческого корпуса было потеряно 135, в том числе 45 – безвозвратно. Всего же из 553 танков Т-34 4-я танковая армия потеряла 447 танков, в том числе 208 – безвозвратно. Из 119 Т-70 было потеряно 55, в том числе 34 – безвозвратно.
Позднее Г.К. Жуков в своих мемуарах сетовал, что «с вводом в сражение 11-й армии генерала И.И. Федюнинского, а также 4-й танковой армии генерала В.М. Баданова Ставка несколько запоздала». Действительно, ввод в бой танковой армии, когда Модель уже успел выстроить оборону за счет танковых и моторизованных соединений, был практически обречен на неудачу. Ситуация была лишь усугублена ошибками тактического уровня, вводом танковых бригад и корпусов последовательно, по частям.
На рубеже июля и августа 1943 г. советская сторона лихорадочно искала возможности для перевода сражения в маневренную фазу. Генерал Баданов предложил Ставке сменить направление удара 4-й танковой армии. Командир 30-го танкового корпуса Г.С. Родин вспоминал обстоятельства этого разговора, происходившего в его присутствии: «К аппарату подошел командующий 4-й танковой армией гвардии генерал-лейтенант танковых войск В.М. Баданов. С присущей ему большой смелостью и объективностью он доложил обстановку, указав, что при значительно возросшем сопротивлении врага дальнейшее наступление 4-й танковой армии без поддержки пехоты и других средств приведет к серьезным и неоправданным потерям. Через час из Москвы сообщили, что предложения Военного Совета 4-й танковой армии принимаются. Был дан приказ о перегруппировании армии в район Ильинского». Также с 29 июля 11-я армия, 11-я гвардейская армия и 4-я танковая армия передавались Брянскому фронту. Тем самым подчеркивалось, что основной задачей этих войск становится борьба за Орел.
Однако решение о переносе направления удара 4-й танковой армии запоздало. Начался общий отход немецких войск из Орловской дуги. Армия Баданова вместе со стрелковыми дивизиями общевойсковых армий перешла к преследованию отходящего противника.
Неудачи танковых корпусов на подступах к Орлу заставляли советское командование искать пути для прорыва через лесисто-болотистую местность под Карачевом. Красная армия имела проверенное средство для борьбы в лесах – кавалерию. Еще 20 июля было принято решение о создании группы Крюкова (командир 2-го гв. кавкорпуса). В нее вошли 2-й гв. кавалерийский корпус, 1-й танковый корпус и 16-й гв. стрелковый корпус. Однако только к утру 27 июля удалось сосредоточить все ее части в назначенном районе. Лошади кавкорпуса после 250-километрового марша по размытым дождем дорогам были сильно утомлены, им нужен был отдых. 1-й танковый корпус был уже изрядно потрепан боями и насчитывал к 25 июля всего 25 Т-34, 10 Т-70, 6 Т-60, 6 СУ-122 и 1 СУ-76. Потеря времени имела далеко идущие последствия. В лесах под Карачевом сосредоточилась переброшенная из группы армий «Юг» дивизия «Великая Германия». На тот момент она насчитывала 19 322 человека, 84 танка Pz.IV, 15 Pz.V «Пантера» и 35 StuGIII. Собственно, первыми в наступление перешли немцы. Они связали боем советскую пехоту и 1-й танковый корпус, и кавалеристы были вынуждены пробивать себе брешь для прорыва самостоятельно.
Смело и решительно действуя в труднопроходимой местности, кавалерийские части поначалу успешно продвигались вперед. Однако вскоре контрудары частей «Великой Германии» и массированные налеты немецкой авиации заставили 2-й гв. кавкорпус перейти к обороне. После этого успехи кавалеристов Крюкова ограничились рейдом по немецким тылам с целью подорвать железную дорогу Карачев – Брянск. Двумя отдельными отрядами они 30 июля прорвались к железной дороге, выполнили поставленную задачу и 3 августа вернулись обратно. Однако такой рейд, разумеется, не мог повлиять на общую обстановку на многокилометровом фронте.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.