Наступление

Наступление

6 декабря 1941 года, когда до конца войны оставалось три года и пять месяцев, полки дивизии перешли в наступление. Отмечу одну деталь. Если осенью 1941 года расстояние от Брянска до Тулы, отступая, мы прошли за один месяц – с 6 октября по 7 ноября, то наступая, к городу Болхов Брянской области (начальный пункт нашего отступления) вышли только в конце июля 1943 года, преодолев то же самое расстояние за 1 год и 7 месяцев непрерывных боев. Немцы двигались по нашей территории в 19 раз быстрее нас. И потери немецкой армии были примерно во столько же раз меньше наших.

Теперь, когда празднуют Победу в Великой Отечественной войне, мне становится не по себе. Я думаю, что отмечать праздник Победы, кричать о Великой Победе могут только отъявленные эгоисты или даже ненормальные люди. Разве можно праздновать Победу, когда наши потери были в несколько раз больше потерь противника. Это только потери убитыми, а сколько искалеченных! Сколько горя и страданий перенесли оставшиеся живыми мужчины, женщины и дети. На фронте и в тылу. Сколько материальных ценностей, созданных поколениями, мы потеряли. Все это даже близко нельзя сопоставить с потерями и страданиями народа Германии. Я говорю это со знанием предмета. Я дважды прошел по своей территории – с запада на восток и с востока на запад, а потом и по территории Германии до самой Эльбы. Я все это видел своими глазами.

Дивизия наступала в южном направлении. Стояли сильные морозы. Температура опускалась до минус 45. Можно себе представить положение солдат, одетых в летнее обмундирование. Наша пропаганда в ту зиму очень много места на страницах газет и в листовках уделяла положению дел с зимней одеждой в немецкой армии. Да, это была правда. Мы видели убитых немецких солдат в соломенных ботах, одетых на кожаные сапоги или ботинки, с укутанными в бабьи платки головами или одетыми под мундиры шерстяными кофтами, отнятыми где-то у населения. Все это так. Но мне кажется, что недостойно осмеивать немецкую армию, когда своя находилась в еще более худшем положении. Немецкие солдаты были одеты в такие же, как и у нас, шинели, но в шерстяные мундиры и шерстяное нательное белье, а на ногах у них были сапоги и шерстяные носки. Мы же в то время были одеты в хлопчатобумажные гимнастерка и брюки и в белье из простынной ткани. На ногах – сапоги или ботинки с обмотками и тонкие хлопчатобумажные портянки. Преимущество у нас было в головных уборах. Шапки-ушанки нам начали выдавать раньше, чем немцам. Надо заметить, что с шапками у них, видно, и в последующие годы дело было поставлено плохо. Я знаю случай, когда зимой 1942/43 года немец выменял у нашего солдата шапку на автомат «шмайссер».

Кроме того, немцам, чтобы спасаться от холода, видимо, было разрешено заниматься мародерством – отбирать у населения теплую одежду и одеяла, что для нас было невозможно. За мародерство у нас расстреливали без суда и следствия, и это, очевидно, было правильно. Не будь такого закона, наша армия разграбила бы все до основания, и тогда не выжить бы мирному населению. И второе: у нас даже в самых трудных условиях не позволялось отступление от установленной формы одежды.

Отмечу еще одно преимущество немецкого солдата перед советским. Немецкий солдат был хозяином на нашей земле. Я уже писал о снабжении действующей армии в зимнюю кампанию 1941/42 года. Наш солдат никогда не чувствовал себя сытым. А голод на морозе переживается намного труднее, чем в тепле. Население же, даже при всей доброте, не могло нас прокормить. Люди сами были полуголодные или голодные. Правда, бывали случаи, когда хозяйка дома варила и ставила нам на стол чугунок картошки в «мундире». Но это было редкостью. Немцы же, как нам казалось, снабжались хорошо. В ранцах убитых, в разбитых повозках и машинах мы всегда находили консервы, черный хлеб длительного хранения, чай и другие продукты. Я не знаю, как много продуктов немецкий солдат получал у своего каптенармуса и почему у него всегда был кусок хлеба про запас, но немецкий солдат мог к тому же брать и у населения все, что ему вздумается, что он и делал. По рассказам местного населения, немцы очень любили сало, масло, кур, молоко. Мы же больше чем на угощение картошкой не рассчитывали.

В первые дни наступления мы освобождали деревни, где дома полностью или частично уцелели. Немцы отступали, оставляя деревни целыми. Мы их занимали и размещались по домам. Командование распределяло улицы или дома по подразделениям, нижестоящие командиры, в свою очередь, – по ротам, взводам и отделениям. В доме можно было обогреться, поесть, если старшина привезет что-нибудь или хозяйка окажется состоятельной, и, конечно, выспаться. Солдат человек нетребовательный. Спали на полу, на лавках и под ними. Иногда в хату набивалось столько солдат и офицеров, что лежали только на боку, лечь на спину места не хватало. Если кому-то надо было выйти в караул или по надобности, он проходил по телам спящих. А иногда места в доме всем не хватало, и тогда оставшиеся без места устраивались в холодных сенях.

Ну вот, улеглись, кажется, можно и выспаться. Ан нет! Через некоторое время кто-то из самых смелых или нетерпеливых поднимается и пробирается к источнику света. Обычно это коптилка. Снимает шинель, гимнастерку и нательную рубаху и приступает к бойке вшей. За ним поднимается второй, третий, четвертый. Окружали коптилку плотным кольцом. Опоздавшие ждали, когда освободится место. Размещение в деревнях – на первый взгляд блаженство – становилось тяжелым испытанием.

Все лето и осень до ноября 1941-го у нас не было вшивости. Мы были грязные, не мылись месяцами, но вшей не было. Весь секрет в том, что, отправляясь на фронт, еще в Чирчике мы вымочили белье, гимнастерки и брюки в мыле «К». К тому же все это время у нас не было контакта с местным населением. И это нас спасало от вшивости.

Просто удивительно, насколько армия была не подготовлена к войне. В нашей дивизии первая помывка с прожаркой одежды была организована только под Сухиничами. Это уже в феврале или марте 1942 года. Когда были под Смоленском, случались самодеятельные помывки в водоемах или в чьих-нибудь банях. Но если они и были, то без прожаривания одежды. С октября же и этого уже быть не могло. Октябрь в окружении. Осень. Все время в движении по лесным дорогам. За все время лишь одну ночь провели в деревне и одну – в колхозном свинарнике на опушке леса. Там было не до помывки. А после выхода из окружения никто не мог помыться, потому что было негде. Бань в Тульской области, там, где мы проходили, нет. Местные жители моются в русской печке. Мы же сделать этого не могли по своим причинам. Во-первых, мы это не могли себе позволить в присутствии женщин. А во-вторых, когда солдаты останавливались в доме, то просили натопить печь посильнее. Надо было согреться, да и спать ведь придется на полу.

Правда, бывали и исключения. У нас ходили слухи о недостойном поведении начальника связи полка капитана Черепанова. Рассказывали, что капитан Черепанов, несмотря на то что в доме находились женщины, приказывал хозяйке пожарче натопить печь, раздевался в присутствии женщин и закладывал одежду в печь.

Немецкая армия и в санитарном отношении имела перед нами преимущество. Я не знаю, были ли у них организованные санобработки, но они были обеспечены мылом для мытья и специальным мылом для намыливания при бритье. Но самым большим преимуществом у них было отсутствие понятия стыда. По рассказам жителей одной из деревень, немцы приказывали натопить печь до такого состояния, чтобы в избе было жарко, как в бане, и нагреть как можно больше воды. Затем среди комнаты устанавливалось корыто и, невзирая на присутствие в доме женщин, устраивалась помывка. Причем они по очереди усаживались в корыто, а одной из женщин приказывали их мыть.

* * *

Наступление развивалось успешно. Бои шли за населенные пункты. Сплошной линии обороны противник не имел и, опасаясь выхода наших войск в тылы, откатывался на новые позиции, не оказывая долгого сопротивления.

12 декабря, продвинувшись на 20 км, вышли на реку Упа на участке Площанка – Слободка.

В середине декабря батальон старшего лейтенанта Кривенцова ночью на дровнях прошел в тыл противника на 20 км, занял районный центр поселок Дубна и удержал его до подхода дивизии. Сопротивление противник на этом участке оказывал слабое. В это же время отряд конных разведчиков лейтенанта Варопаева перешел линию фронта у села Воскресенское, прошел около 125 км по тылам противника и за 8 суток уничтожил свыше сотни гитлеровцев.

Направление наступления дивизии изменилось. Теперь мы продвигались не на юг, а на северо-запад, в направлении на Алексино, а затем повернули чуть западнее, на Калугу. На границе Калужской области шли бои за деревни Титово, Кутьково и Столбово.

А пока отметим некоторые детали жизни подразделений нашего полка. Я уже писал, что в окружение в Брянской области попала примерно половина частей и подразделений дивизии. В первом же бою у города Карачев мы потеряли батальон, прикрывавший наш отрыв от противника. Непрерывные в течение месяца бои в районе Тулы еще больше обескровили дивизию. Пополнения дивизия не получала. Но вот началось наступление, и пополнение, хотя и маленькими ручейками, стало вливаться в подразделения. Вышла из окружения и присоединилась к нашей дивизии группа офицеров штаба 254-й стрелковой дивизии. Офицеры вынесли знамя своей дивизии. А поскольку знамя нашей дивизии осталось в частях, не попавших в окружение, то мы оказались без знамени, а значит, и без номера. С присоединением к нам группы офицеров 254-й сд нам был присвоен номер этой дивизии.

Приходили к нам окруженцы, как одиночки, так и целые группы солдат и офицеров. Один из них, младший лейтенант по фамилии Шило, прошел по дорогам войны в должности начальника связи нашего дивизиона до самой Эльбы и закончил войну майором. Частично дивизия пополнялась и за счет вернувшихся в свои деревни окруженцев, с приходом наших войск вновь мобилизованных.

Теперь остановлюсь подробнее на истории младшего лейтенанта Шило. Считаю необходимым показать на этом примере, как «ценились» у нас люди, в том числе офицеры, которых так не хватало нашей армии. Судите сами, какая нужда была в командирах, если временами полками командовали младшие лейтенанты, а (артиллерийскими!) взводами – совершенно неграмотные лейтенанты, вчерашние ездовые!

Еще в довоенные годы у нас в хозвзводе полка служил ездовым рядовой Садыков, казах по национальности. Стройный, красивый, всегда подтянутый, но совсем неграмотный. Я не знаю, как он выполнял свои обязанности по подвозке сена на конюшню, мы каждый день видели его там на бричке, а вот его патологическую тягу покомандовать знали все. Старшина школы иногда ради забавы удовлетворял его настойчивые просьбы покомандовать курсантами, идущими в строю. Садыков всерьез принимал строй под свое командование. И что тут происходило! Садыков из рядового превращался в генерала. Он готов был гонять строй хоть весь день. А надо было видеть, как он реагировал, если кто-то нарочно сбивал ногу. Нам было смешно, а он вполне серьезно готов был заставить «провинившегося» весь день «гонять строевым» или ползать по-пластунски. В окружении ходили слухи, что Садыков тайком ходит в деревни и крадет или отбирает у крестьян овец или телят для штаба полка. После выхода из окружения Садыков был назначен командиром хозвзвода полка, с присвоением звания младшего лейтенанта. Затем, через два месяца, стал гвардии лейтенантом, а еще через некоторое время и гвардии старшим лейтенантом. Иронизируя или завидуя, офицеры поговаривали, что Садыков скоро вырастет до полковника, а то и до генерала. Но что-то случилось, и Садыков прибыл к нам в дивизион командиром огневого взвода. И неграмотный старший лейтенант, раньше видевший пушки только на расстоянии, с облучка армейской брички, стал командовать двумя пушками. Можно себе представить, куда падали бы снаряды, не будь на батарее хорошо подготовленных командиров орудий и грамотного второго командира взвода. Батарейцы, ругаясь, копали для своего командира укрытие, откуда он и не вылезал, пока не получил нового назначения на должность заведующего продовольственным складом дивизии. Хозяйственники полка рассказывали: «Сидит весь в портупеях, а писари и кладовщики работают». Вспоминая подобное, думаешь, не такой ли офицер командовал «катюшами» при форсировании Оки у Болхова, когда огнем термитных снарядов был уничтожен только что переправившийся на плацдарм батальон пехоты полного комплекта?