Бородинское сражение

Бородинское сражение

Перед началом сражения

26 августа (7 сентября) 1812 года, на рассвете, обе армии стали в ружье. Но еще перед рассветом вдруг грянул случайный пушечный выстрел.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Перед рассветом, 26-го, первый выстрел был пущен из русского тяжелого орудия, с батареи впереди Семеновского, когда во мраке показалось, что неприятель приближается. Но враги еще не двигались».

Когда ошибка разъяснилась, все смолкло.

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский:

«Услышав гул пушки, князь Кутузов, уже давно бодроствавший, не предупредив своей главной квартиры, только что пробудившейся ото сна, поехал один на батарею, за деревнею Горками. Остановившись на возвышении, он обозревал, при свете догоравших бивачных огней, поле битвы и армию, становившуюся в ружье».

Итак, М. И. Кутузов поехал на батарею к деревне Горки. Верхом, как на рисунке Теребенева? Нет, на лошадь Михаил Илларионович уже давно почти не садился из-за своей чрезмерной тучности.

Генерал А. П. Ермолов:

«Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили…»

Почти в то же самое время и Наполеон уже скакал к Шевардинскому редуту. Заря занималась, но утренний туман еще не рассеялся…

Прибыв на место, Наполеон первым делом спросил, что делается у русских, и, получив в ответ, что они остались на месте, император обрадовался.

Император Наполеон:

«Наконец, они попались! Идем открывать ворота Москвы!»

Генерал Филипп-Поль де Сегюр:

«Было пять с половиной часов утра, когда Наполеон подъехал к редуту, завоеванному 5 сентября. Там он подождал первых лучей рассвета и первых ружейных выстрелов Понятовского. Взошло солнце, император указал на него своим офицерам и воскликнул: „Вот солнце Аустерлица!“»

Офицер-квартирмейстер Н. Н. Муравьев:

«Слова сии вмиг сделались известными во всей его армии и еще более возбудили легкие французские головы, способные воспламеняться от одного красного слова, кстати сказанного. Он умел управлять пылким народом своим».

После этого было прочитано воззвание Наполеона, в котором говорилось:

«Солдаты!

Вот битва, которой вы так желали! Победа зависит от вас; нам она необходима: она даст нам обильные припасы, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение на родину. Ведите себя, как под Аустерлицем, Фридландом, Витебском, Смоленском, чтобы самое отдаленное потомство приводило в пример ваше поведение в этот день. Пусть о вас скажут: он был в этой великой битве под Москвой!»

Так император решил еще больше возбудить настроение войск, уже и без того готовых ринуться в атаку. И слова Наполеона произвели впечатление.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Тысячекратные возгласы: „Да здравствует император!“ были ответом на это лаконичное приглашение. Все удивляются выразительности, простоте и мощной силе императорской прокламации, которая так хорошо соответствовала теперешним обстоятельствам. „Она достойна главы армии“, — слышались замечания».

^{Русский гусар}

Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:

«Он [Наполеон. — Авт.] издал приказ по своей большой армии, которым возбуждал свое войско к решительному на нас нападению <…> Этот гениальный полководец везде был сам, лично и деятельно готовил свои войска к кровопролитному сражению. Мы, со своей стороны, были довольно покойны; наши главнокомандующие Барклай и Багратион объезжали и поверяли также свое расположение и переставляли, где нужно оказывалось, разные части своих войск. Но разительно было расположение духа обеих сторон: неприятель, возбуждаемый прокламациями своего вождя <…> упивался чем кто мог и кипел против нас яростью; наши же, напротив, также озлобленные на французов и готовые наказать их за нашествие на Отечество наше и разорение, ими причиняемое, воздерживались, однако, от излишества в пище и питье, которого было у нас много поблизости от Москвы, и молили Бога о подкреплении их мужества и сил и благословения в предстоявшей отчаянной битве».

Что касается Наполеона, то он расположился около Шевардинского редута и не покидал того места до четырех часов дня.

^{Наполеон на Бородинском поле (худ. В. Верещагин)}

Полковник Марселен де Марбо:

«Погода была пасмурная, и холодный ветер поднимал клубы пыли. Император, страдавший от ужасной мигрени, находился на небольшом возвышении, где и провел большую часть дня, ходя взад-вперед пешком. Из этого места он мог видеть лишь часть поля битвы, а чтобы разглядеть его целиком, должен был подняться на соседний холм, что он и сделал дважды во время сражения. Императора упрекают в недостаточной активности, однако следует признать, что из центрального пункта, где он находился вместе со своими резервами, он мог получать все необходимые донесения о том, что происходило по всей линии. Если бы он был то на одном, то на другом фланге, перемещаясь между ними по столь пересеченной местности, адъютанты со срочными донесениями не смогли бы его увидеть и не знали бы, где его найти. Не следует, впрочем, забывать, что император был болен, и ледяной ветер, который непрерывно дул, мешал ему держаться в седле».