Военнопленные-евреи в подпольной борьбе

Военнопленные-евреи в подпольной борьбе

Судьба советских солдат в немецком плену

Судьба евреев – солдат Красной армии, попавших в немецкий плен, была более жестокой, чем судьба их неевреейских товарищей по оружию, попавших в плен вместе с ними. Лишь немногие из них выжили.

К советским военнопленным вообще относились более жестоко, чем к пленным из любых других армий, еще до того, как в них распознавали евреев, – лишь потому что они были советскими солдатами.

Официальных данных о количестве евреев – солдат Красной армии, попавших в немецкий плен, ни в советских, ни в немецких источниках нет. Поэтому количество военнопленных евреев основывается на общей оценке. Евреи составляли 1,78 % общего населения СССР в границах до 1939 г. Если предположить что их процент среди солдат и среди попавших в плен был таким же, то из 5 млн 750 тыс. советских военнопленных должно было быть 102 тыс. евреев. На самом же деле их было меньше. Среди советских военнопленных было немало дезертиров, в основном в первый год войны, и в лагерях их содержали отдельно. С другой стороны, солдаты-евреи, еще с начала войны знавшие об отношении немцев к евреям, а потом и об их уничтожении, не сдавались в плен добровольно и, даже попав в окружение, пытались вырваться из него и дойти до фронта. Поэтому количество солдат-евреев в немецком плену следует оценить в 80–85 тыс. человек[134].

Военнопленные-евреи в подполье и в восстаниях

В лагерях военнопленных, как правило более отдаленных от фронта, где пленные содержались продолжительное время, возникали подпольные организации, имевшие целью побег или проведение диверсий на предприятиях. Военнопленные участвовали в создании и деятельности подполья и в лагерях уничтожения.

В лагере уничтожения Собибор в генерал-губернаторстве Польша произошло одно из самых знаменитых восстаний, которым руководил лейтенант Александр Печерский. Он попал в плен осенью 1941 г. на фронте под Вязьмой. Более полугода ему удавалось скрывать свое происхождение, и лишь в мае 1942 г., когда его поймали при попытке бежать, его еврейство раскрылось. Однако эсэсовцы не застрелили его, а перевели в подчиненный им рабочий лагерь на улице Широкой в Минске. В этом лагере тяжелыми работами занимались еще сотни евреев, военнопленных и узников Минского гетто. В конце сентября 1943 г., когда немцы уничтожали Минское гетто, евреи из этого лагеря были отправлены вместе с людьми из гетто в лагерь уничтожения Собибор. 2 тыс. евреев сразу же попали в газовые камеры, кроме 80 человек, представившихся обладателями строительных профессий, – их оставили для работы в лагере. Эта группа состояла в основном из военнопленных-евреев, и Печерский был среди них.

В лагере Собибор тогда находилось около 700 заключенных-евреев, и в нем было подполье, готовившее восстание и побег. Руководителем подполья был польский еврей Леон Фельдгендер. Когда выяснилось, что среди новоприбывших еврейских военнопленных есть советский офицер, ему предложили взять на себя командование восстанием. Печерский согласился. Восстание произошло 14 октября 1943 г., и военнопленные, имевшие боевой опыт, сыграли в нем центральную роль. Повстанцы убили 11 эсэсовцев и несколько полицаев, охранявших лагерь. Большинство евреев погибло во время восстания и погони. Около сотни заключенных и несколько десятков военнопленных спаслись. После восстания Гиммлер приказал полностью разрушить Собибор. Некоторые из спасшихся, в том числе Печерский, присоединились к партизанам и воевали в их рядах. После соединения с Красной армией Печерский был направлен в штрафной батальон, где в конце августа 1944 г. был тяжело ранен[135].

В марте 1943 г., в лагере пленных советских офицеров на улице Шванзеештрассе в Мюнхене («Общий лагерь № 9») возникла нелегальная организация. Заключенные работали на одном из заводов химического концерна «Фарбениндустри», занимавшегося разработкой и производством синтетических волокон для военной промышленности. Организация, названная «Братское сотрудничество военнопленных» (БСВ), сумела создать ячейки и в других лагерях военнопленных на юге Германии и в лагерях «остарбайтеров» из СССР. Целями организации были снижение эффективности оборудования и порча выпускаемой продукции. Подполье также предотвращало мобилизацию военнопленных в ряды немецкой армии (в лагерях немцы вели агитацию для призыва добровольцев в войска ПВО и в Русскую освободительную армию Власова). Кроме этого, подполье старалось уничтожать доносчиков и предателей из среды военнопленных и организовывать побеги. Конечной целью был побег в Швейцарию или растворение среди миллионов «остарбайтеров» с территорий СССР. Кроме того, организаторы надеялись, что проникшие в среду рабочих бывшие военнопленные будут стараться создать ячейки сопротивления и мобилизовать рабочих для совершения диверсий на местах их деятельности. В планы БСВ входила и организация восстания военнопленных и миллионов рабочих из различных стран Европы с участием антифашистских элементов Германии в момент, когда она будет близка к поражению и силы союзников приблизятся к границам Рейха. Для этого подпольщики собирали оружие в разбомбленных домах, разборкой которых они занимались.

Одним из инициаторов, организаторов и руководителей подполья был офицер Георгий Фесенко (Иосиф Фельдман) – еврей, выдававший себя за украинца. Уроженец Житомирской области, врач по специальности, он попал в плен в октябре 1941 г. под Уманью на Украине. Он бежал из плена, достал документы на имя украинца Фесенко и как украинец был отправлен на работы в Германию. Фельдман владел немецким языком и стал переводчиком в лагере военнопленных на Шванзеештрассе. В силу своей профессии он имел свободу передвижения в лагере. Вскоре он начал организацию подполья вместе с командиром эскадрильи бомбардировщиков советских ВВС майором Карлом Озолиным – латышом, попавшим в плен в августе 1941 г., когда его самолет был подбит в Крыму. Фельдман и Озолин создали подпольный комитет, в который вошли одесский еврей лейтенант Владимир Моисеев (настоящее имя Борис Гроссман), капитан Михаил Зингер из Сталинграда – еврей, носивший другое имя, и несколько русских офицеров. Среди руководителей подпольной организации лагеря Мосбург около Мюнхена, связанной с подпольем на Шванзеештрассе, был попавший в плен в Севастополе Борис Каласов (настоящее имя Аврам Яжемский). Среди подпольщиков были и другие офицеры-евреи, сумевшие скрыть свое происхождение, однако из-за того, что конспирация была строжайшей, у нас нет информации о них.

Ячейки подполья на Шванзеештрассе были разделены по баракам, в которых жили военнопленные, каждая ячейка имела ответственного руководителя. БСВ установило связь с группой немецких антифашистов – по одним данным, со студентами Мюнхенского университета под руководством Ганса Шоля, которых гестапо арестовало в апреле 1943 г., по другим – с мюнхенскими антифашистами, возглавлявшимися Карлом Циментом, которые предстали перед немецким судом в декабре 1944 – январе 1945 г. [Бродский 1987: 72, 89–91, 97, 114, 130–131].

Подполье было раскрыто. В отчете, посланном начальником мюнхенского гестапо штандартенфюрером СС Шефером руководству в Берлине, было сказано, что Фельдман до войны работал в НКВД, на фронте стал комиссаром батальона, попал в плен и после побега был направлен ЦК ВКП(б) для организации сопротивления среди советских военнопленных и «остарбайтеров». Все это было ложью. Фельдман не состоял в НКВД, не был комиссаром и не засылался в Германию, а поехал туда сам, предполагая, что ему, еврею, там будет легче выжить под видом украинца. Однако в отчете были и правдивые сведения о деятельности Фельдмана:

Имея фальшивые документы, выданные на имя Георгия Фесенко, род. 24 августа 1900 г. в Запорожье, Фельдман 1 июня 1942 г. в качестве восточного рабочего прибыл в Мюнхен, где первоначально использовался как переводчик транзитного лагеря восточных рабочих на Шванзеештрассе. <…> Фельдман остался в лагере на Шванзеештрассе, ставшем лагерем военнопленных, и вновь был использован как переводчик. Он немедленно стал вести среди военнопленных враждебную немцам устную пропаганду. Утверждая, что немцы намереваются расстрелять всех русских военнопленных, он предложил совместно бежать и пробиваться к Красной Армии. Фельдман якобы имел также возможность слушать у одного русского эмигранта московское радио и сообщения его распространял среди военнопленных.

В это же время у него имелась листовка, написанная якобы русским комиссаром иностранных дел Молотовым и, видимо, сброшенная над имперской территорией с русского самолета, которую он размножил и распространил в лагере для военнопленных. Пользуясь своим положением переводчика, Фельдман мог установить политическую благонадежность всех находившихся в лагере людей, и ему было легко добиться удаления из лагеря тех военнопленных, которые были непригодны или ненадежны для его целей.

Вскоре в лице бывшего майора авиации Карла Озолина, род. 7 ноября 1902 г. в Риге, он нашел исключительно способного сотрудника, готового принять участие в создании тайной организации. <…> В конце марта или начале апреля 1943 г. Фельдман сообщил Озолину, что в ближайшее время можно рассчитывать на возмущение гражданского населения Мюнхена, так как большая часть его очень недовольна плохим продовольственным снабжением и террористическими налетами. Оба пришли к выводу, что это возмущение нужно будет поддержать действиями их тайной организации. С этой целью Озолин разработал план и схему наиболее целесообразных действий военнопленных лагеря. Сам он, как лагерный писарь, должен был воспользоваться своим правом свободного передвижения внутри лагеря. В соответствии с планом уполномоченный 10-го барака подполковник Шихерт должен был со своими людьми напасть на зенитную батарею, расположенную вблизи лагеря, и, захватив орудия и другое оружие зенитчиков, уничтожить прислугу батареи. Уполномоченный 9-го барака капитан Зингер должен был напасть на лагерную охрану и разоружить ее; в то же время находившийся в 10-м бараке лейтенант Владимир Моисеев должен был немедленно отпереть 6, 7 и 8-й бараки. <…>

Русские военнопленные, занятые на работах по ликвидации последствий террористических налетов на Мюнхен, в соответствии с заданием Озолина раздобыли по меньшей мере 10 пистолетов, принесли их с собой в лагерь и распределили среди особо доверенных людей.

Этим оружием, а также оружием, захваченным во время нападения на лагерную охрану и зенитную батарею, военнопленные должны были вооружиться и оказать поддержку революционному населению Мюнхена. Фельдман сообщил Озолину, что имеет связь с тайной организацией восточных рабочих в Мюнхене и что эта организация точно так же будет содействовать вооруженному восстанию. По предложению Фельдмана после подавления лагерной охраны и захвата позиций зенитной обороны Озолин и Шихерт должны были с вооружившимися к этому времени военнопленными вырваться из лагеря в город и захватить важнейшие здания, и прежде всего здание главного телеграфа и главной почты; в то же время Зингер со своими людьми должен двинуться в Аллах, чтобы соединиться и совместно действовать с находившимися там и также восставшими русскими военнопленными [Бродский 1987: 108–109, 129–130].

Гестапо арестовало 314 членов и руководителей БСВ. Иосиф Фельдман умер под пытками 10 марта 1944 г., а 92 подпольщика, включая Гроссмана, Зингера и Яжемского, были расстреляны 4 сентября 1944 г.

*?*?*

Подпольные группы евреев на оккупированных территориях Советского Союза были созданы раньше, чем в других районах захваченной Европы. На территориях, где уже в первые недели и месяцы оккупации производилось истребление евреев, у подполья недоставало времени ни понять, что их ожидает, ни тем более организоваться и изыскать средства борьбы (например, в части Прибалтики, Киеве, Одессе, Харькове и т. д.). Только в гетто, где по окончании акций уничтожения сохранялись евреи, были организованы ячейки вооруженного подполья. Осознание того, что немецкая политика направлена на тотальное уничтожение евреев, и угроза для собственного гетто были непременными условиями возникновения идеи сопротивления, создания боевого подполья и (или) ухода в леса для ведения партизанской войны.

Эффективность подполья определялось наличием оружия. Его немногочисленными источниками были главным образом немецкие склады трофейного оружия. Подполье также само создавало оружие в гетто – гранаты, «коктейли Молотова» и холодное оружие. В некоторых местах источником служили местные жители, хранившие в тайниках оружие, оставшееся со времени поражения польской армии в сентябре 1939 г. и отступления Красной армии в июне – июле 1941 г. Однако чтобы приобрести у них оружие, требовались большие денежные расходы, кроме того продавцов такого товара было найти трудно, тем более удостовериться, что они не донесут немецким властям. От местных нееврейских подпольщиков подполье в гетто никакого оружия не получали. Добываемое оружие доставляли через ворота гетто и канализационные трубы, переправляли в гробах и телегах с мусором, которые возвращались в гетто пустыми. Этому способствовали еврейские полицейские, состоявшие в подпольных организациях.

Еще одним фактором, влиявшим на возможности вооруженного сопротивления подпольщиков, был демографический состав евреев, оставшихся на оккупированных территориях. В районе Минска, а также на аннексированных Советским Союзом территориях, занятых немцами в первые недели войны, эвакуацию и мобилизацию в Красную армию организовать не успели, и подавляющее большинство евреев, включая молодежь – основной человеческий ресурс подполья, осталось на оккупированной территории. Восточные территории были оккупированы после эвакуации и мобилизации в армию, и большинство оставшихся там евреев составляли дети, женщины и старики.

В большинстве городов и местечек, в которых после акций уничтожения остались гетто, возникали нелегальные группы величиной от десятков до сотен участников. В одних гетто эти группы стремились уйти в леса и воевать в рядах партизан, в других старались организовать восстание в гетто. Различия в целях подполья определялись также идеологическим аспектом: например, коммунистическое подполье в Минском гетто с самого начала стремилось вывести значительное число людей в леса, как того требовало партийное руководство. В Вильнюсском гетто, где большинство подпольщиков состояло в молодежных сионистских организациях, господствовало национально-еврейское направление. Само подполье позиционировало себя как «авангард уцелевшего еврейского народа» – слова из боевого устава ФПО, не желавшей отрываться от еврейской общины и уходить в леса, пока гетто еще существовало.

Не менее важным было наличие лесов и действовавших там партизанских отрядов, готовых принять евреев в свои ряды или в качестве соседей[136], как, например, под Минском уже в первые месяцы оккупации. Несмотря на то что еврейское вооруженное подполье возникало и действовало преимущественно в гетто, его конечной целью были лес и партизанская война. Подпольные организации, нацеленные на восстание в гетто, также стремились по окончании восстания присоединиться к партизанам.

Отношения подполья с юденратами и еврейскими общинами в гетто складывались непросто. Их определяли ограниченные возможности подполья спасти евреев и риск для всех обитателей гетто, связанный с добыванием оружия или побегами к партизанам. В лучшем случае восстание в гетто могло способствовать побегу небольшого числа жителей, но оставался вопрос – куда бежать? В редчайших случаях можно было найти укрытие у местного населения, а лес мог служить местом спасения только для вооруженной молодежи и очень редко для детей, женщин и стариков. Поэтому община обычно занимала негативную по отношению к подполью позицию (показательный пример – дело Виттенберга в Вильнюсском гетто). В конфронтации подпольщики обычно оказывались сильной стороной, поскольку они имели оружие, тогда как у юденрата или обитателей гетто единственным инструментом было моральное давление. Однако во всех спорных случаях подпольщики подчинялись и рисковали лишь собой, не подвергая опасности обитателей гетто.

В ряде гетто юденраты и еврейская полиция действовали совместно с подпольем и во многом помогали ему (например, в Минске и Каунасе, а также во многих малых гетто). Часто полицейские гетто становились членами подполья, за что платили своей жизнью.

Если подполье планировало восстание, оно назначалось на время накануне полной ликвидации гетто, когда восстание становилось единственной альтернативой расстрелу. В Вильнюсе, Барановичах и в других местах сомнения в том, действительно ли намеченная или уже начавшаяся акция уничтожения знаменует ликвидацию всего гетто, приводили к отсрочке и в конце концов к отмене восстания. В малых гетто Несвижа, Лахвы, Тучина и Глубокого восстание поднимали тогда, когда подполье и обитатели гетто осознавали, что пришел конец и это единственный путь спасения хотя бы для некоторых. В десятках малых гетто восстания и организованные побеги проходили по одинаковой схеме: организация подполья и поджог гетто, прорыв через стены и ворота гетто, побег в леса.

Еврейское подполье искало связи с антифашистским подпольем вне гетто для получения помощи в приобретении оружия и выходе в леса. Союзники вне гетто оказывали важное моральное влияние на подпольщиков, которые чувствовали, что они не одиноки в борьбе. Иногда, как, например, в Вильнюсе или Минске, связи с нееврейским подпольем заканчивались раскрытием нелегальной деятельности евреев, арестом и казнью многих подпольщиков гетто. Помощь от нееврейского подполья подпольщики гетто получали лишь в редких случаях (как, например, при выходе из Вильнюсского гетто последней группы подпольщиков).

Многие из активистов и руководителей подполья были беженцами из других мест. Григорий Смоляр и Исай Казинец в Минске; Мордехай Тененбаум-Тамаров, Нисан Резник и Хайка Гроссман в Вильнюсе; Зерах Зильберберг и Белла Хазан в Гродно; Альтер Дворецкий в Дятлове и Шмуэль Руфайзен в местечке Мир – это лишь часть беженцев – активистов подполья. Их активность в нелегальной борьбе объясняется тем, что, во-первых, они были одиночками, которым не надо было заботиться о судьбе родных, что давало им свободу действий; а во-вторых, сами по себе они уже проявили себя как инициативные люди, бежавшие из других гетто и с мест казней и имевшие опыт борьбы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.