НА МОРЕ АЗОВСКОМ
НА МОРЕ АЗОВСКОМ
Азовское море… Казалось бы, кому до него дело, кроме Петербурга и Стамбула! Но нет, «союзники» России проявили к экспедиции Сенявина самый живой интерес. Государственный канцлер Австрии Кауниц выговаривал турецкому послу в Вене:
— С потерею берегов Чёрного моря в Европе вы потеряете и отдадите России выгоду драгоценную — обладание устьями значительных рек, по которым приходят из отдалённых краёв материалы для постройки их южного флота!
В тот же день посол оповестил султана: Австрия негласно всячески готова поддержать турок в борьбе за Крым и Азов. Мустафа III велел весь остаток своего флота, потерпевшего сокрушительное поражение в июне 1770 года в Чесменской бухте, отправить в Азовское море, дабы испепелить и уничтожить немногие суда дерзких московитов.
Наступало время испытаний для молодой Азовской флотилии, время первых морских сражений, время тревог и побед!
К весне 1771 года обстановка на сухопутном фронте уже окончательно изменилась в пользу русской армии. Потерпев ряд сокрушительных поражений от армии генерала Румянцева, турки перешли к обороне. А в июне 1771 года, взяв Перекоп, в Крым вступила армия Василия Долгорукова. Теперь Азовской флотилии предстояло оказывать помощь русским войскам в овладении Еникале — мощной крепости, контролирующей вход в Керченский пролив.
Алексей Сенявин поднял свой флаг на корабле «Хотин» 20 апреля. Собрав на шканцах команду, он объявил:
— Покажем желаемые успехи да дадим почувствовать сей стихии силу и действие премудрой нашей монархини! Сделаем скоро известным наш флаг в здешних водах!
Матросы отвечали дружным «ура!». Офицеры салютовали шпагами.
Курс флотилии контр-адмирал проложил к Керченскому проливу, где, по данным лазутчиков, находилась сильная турецкая эскадра. Шли двумя отрядами. Первый отряд, состоящий из кораблей, вёл капитан Сухотин, второй, из мелких судов да казачьих лодок, — капитан Скрыплев. Сам командующий — на «Хотине» под белым брейд-вымпелом.
Осторожно, делая промеры глубин, вошли в пролив. Штормило. Вскоре обнаружили и турок. Неприятель держался под берегом. Русские корабли, едва наполнив свои паруса, немедленно устремились вперёд. Не приняв вызова, турецкие суда на парусах и на вёслах старались оторваться от нежданного противника. Внезапный шквал из дождя и тумана накрыл противоборствующие стороны. Туркам это было на руку.
Едва погода улучшилась, русская флотилия возобновила атаку. Турки, не сделав и выстрела, пустились в бегство, преследуемые кораблями Сенявина. Погоня продолжалась целые сутки, пока турецкие суда не нашли себе прибежище под стенами Еникальской крепости. Так турецкий флот был изгнан из Азовского моря, изгнан навсегда!
В своём донесении в столицу Сенявин писал: «Выгнанных из Азовского моря судов больших и малых, как то шебек и полугалер, видно было 14, а теперь в заливе Керченском до 30; по сей час я могу уверить… что милостию Божиею на Азовском море владычествует флаг всероссийский императрицы, с чем и имею честь… поздравить».
Заслуги Сенявина без внимания императрицы не остались. За успешное и скорое строительство флотилии он был пожалован орденом Святой Анны, а за бескровную победу при Еникале получил орден Святого Александра Невского, второй по значению в империи!
Сам же флагман Азовской флотилии столь щедрые награды расценивал как аванс, а оттого трудился не покладая рук. На Хопёрских верфях заложил Сенявин сразу два 32-пушечных фрегата для будущих действий на море Чёрном. С названиями не мудрствовал: первый из фрегатов назвал «Первым», второй же — «Вторым». Изыскивал адмирал и способы борьбы с червями-древоточцами, что в южных водах изъедают корабельную обшивку. Самолично травил их всяческими отравами и в банках стеклянных отсылал в Адмиралтейств-коллегию для обозрения.
А в конце июля 1771 года под ударами русских войск пали Еникале и Керчь. Отныне путь в Чёрное море был для русских кораблей свободен!
— Теперь нам надобны настоящие линейные корабли! — сетовал Сенявин. — Без оных с флотом турецким совладать нам трудно будет!
Однако старые верфи строить суда столь большие не могли. И всё же командующий нашёл выход. Он велел закладывать фрегаты, но размеров больших, чем прежде. Сидя ночами над чертежами и расчётами, добился Алексей Наумович и того, что разместил он на тех фрегатах до 58 пушек, почти столько, сколько несли на себе корабли линейные.
Кампанию следующего, 1772 года азовцы начали с дозоров вдоль всего крымского побережья, надёжно прикрывая его от возможных турецких десантов. Отряды контр-адмирала Баранова, капитанов Кингсбергена и Сухотина непрерывно крейсировали на подходах к полуострову. Сам же Сенявин с сильным резервом находился на якорях у Керчи, готовый по первому сигналу броситься на пересечку неприятельской эскадре.
В течение всего года турки так и не решились напасть на русские корабли, ограничиваясь лишь разведкой да мелкими вылазками. Сенявин же, не теряя времени даром, сколачивал экипажи, готовя флотилию к грядущей борьбе за обладание Чёрным морем. Ни у кого сомнений не было, что нынешнее затишье временное: турки Чёрного моря без боя не отдадут.
Весной 1773 года Сенявин объявил своим капитанам:
— Детство и отрочество наше позади. Теперь настала пора возмужания, а посему мы переходим к действиям наирешительным!
Сказано — сделано. Вскоре каперанг Сухотин обнаружил отряд неприятельских судов в устье реки Кубани. Немедленно последовало нападение. Потеряв в ожесточённой перестрелке два судна, турки бежали. А через несколько дней новый успех: на этот раз Сухотин разгромил турецкий отряд, спешивший на помощь первому. И снова неприятель недосчитался нескольких судов.
Но главные события кампании 1773 года были впереди. Основные силы турецкого флота ещё только нацеливали форштевни своих кораблей в сторону Крыма. И 23 июня неприятель был обнаружен неподалёку от селения Балаклава. Турки держались к ветру. Командир российского отряда капитан Кингсберген на своей «Короне» атаковал с ходу, не отставал от флагмана и шедший следом «Таганрог». Сражение длилось более шести часов. «В продолжение сего с обеих сторон чрезвычайного огня… были от них в море многое число убитых… от такого неустрашимого сопротивления ощущал неприятель великий вред и пришёл уже в крайнее изнеможение, принуждён был уступить и, поворотя, поднял все паруса, бросился в бег тем же самым следом, откуда пришёл…» Сам Кингсберген был краток:
— Честь сего боя я приписываю прежде всего храбрости моих команд! С этими молодцами я выгнал бы и чёрта из ада!
Едва Сенявину стало известно о Балаклавской баталии, он поспешил на помощь Кингсбергену. Тем временем бравый кавторанг выдержал ещё одно ожесточённое сражение с турками: 23 августа он решительно атаковал с расстояния картечного выстрела турецкую эскадру в восемнадцать вымпелов. В её составе было три линейных корабля и четыре фрегата. Не выдержав напора, турки отошли под защиту крепости Суджук-Кале. А вскоре подошёл с несколькими кораблями Сенявин, и тогда объединённая русская эскадра повторила нападение. Документы донесли до нас рассказ самого Алексея Наумовича о том сражении: «…И я построил свой флот на той же линии, на коей и они шли, имея на кораблях новоизобретённого рода все паруса, пошёл на них, что неприятель усмотрел и, хотя имел превосходство в числе и величине своих кораблей… сколько можно иметь парусов, побежал к Анатолии: мы гнались за ними до самой ночной темноты…»
А спустя несколько дней Керчь с музыкой и пушечной пальбой встречала победителей. Морская кампания была завершена блестяще! Российские моряки надёжно прикрыли крымские берега от турецких посягательств. Отныне Андреевский флаг развевался над просторами черноморскими. Так начала сбываться мечта многих поколений россиян…
Но успокаиваться было рано. В следующем году турки предприняли ещё одну отчаянную попытку прорваться через Керченский пролив и нанести удар по Таганрогу. Для этой цели был собран весь оставшийся после чесменского погрома флот: пять линейных кораблей, десяток фрегатов, множество галер и мелких судов. Вёл флот сам Гассан-паша, любимец султана и обладатель почётнейшего титула «крокодил морских сражений». Гассан-паша в успехе дела был уверен, перед отплытием из Стамбула он обещал султану:
— Клянусь небом, о великий из великих, что я не оставлю камня на камне от морского прибежища московитов — Таганруха! Самого ж их предводителя Сеняфина обезглавлю, а голову доставлю в Стамбул, чтобы бросить на прокорм бродячим псам!
Но едва на салингах турецких кораблей стали различимы керченские берега, турки сделали неприятное открытие: дорогу им заступили суда контр-адмирала Василия Чичагова. Ещё совсем недавно Чичагов бороздил воды средиземноморские и вот теперь принял под начало отряд судов на Чёрном море. Несколько попыток окружить свой отряд Чичагов отбил, а затем умелым манёвром отсёк турок от пролива. Сам же занял позицию под прикрытием береговых батарей. Не желая рисковать, бросил якоря и Гассан-паша, ожидая подхода подкреплений из Стамбула. Первым, однако, появился в проливе Алексей Сенявин. Он выгреб по азовским портам всё, что мог, и во главе сборного отряда мелких судов явился перед неприятелем, чтобы пасть, но не пропустить его в Азовское море. Подошло подкрепление и к туркам. В отличие от сенявинских шебек да лодок это были мощные линейные корабли и фрегаты. Перевес в силах ещё больше склонился на сторону неприятеля.
Гассан-паша атаковал Азовскую флотилию 28 июня. Турки, уверенные в успехе, шли как на параде. С палуб их кораблей устрашающе размахивали ятаганами бритоголовые янычары, выкрикивая во всю глотку: «У, урус шайтан!»
На палубах русских судов было тихо. Лишь потрескивали горящие фитили в руках готлангеров да шумел ветер в парусах. По распоряжению Сенявина капитанам судов было велено не открывать пальбы, пока неприятель не приблизится на дистанцию картечного выстрела.
…И вот русскую боевую линию заволокло пороховым дымом. Сотни ядер, завывая, понеслись к цели. Точность огня азовцев была поразительной. Их пушки рушили рангоут, поражали корпуса, испепеляли паруса. На одном из турецких судов от многих попаданий обрушился в воду целый борт с пушками и людьми… Турки некоторое время пробовали держаться, но вскоре не выдержали. Бегство «крокодила морских сражений» было паническим. Желая как можно быстрее оторваться от противника, он велел даже буксировать свои корабли галерами.
А вскоре в селении Кучук-Кайнарджи был заключён мир, по которому Турция признавала право России на обладание северным Причерноморьем. В дни победных торжеств высочайшим указом Екатерина присвоила Алексею Сенявину чин полного адмирала.
Отгремели залпы, и Сенявина стали заботить дела иные. Предстояло обустроить Азовскую флотилию на берегах черноморских, построить порты и верфи, береговые батареи и жильё…
Беда пришла, когда адмирал её и не ждал: внезапно обострились старые болезни. Лекаря, осмотрев Сенявина, сказали коротко:
— Немедленно уезжать на север, промедление — гибельно!
В 1776 году Алексей Наумович покидает Таганрог и, сдав дела контр-адмиралу Федоту Клокачёву, уезжает в Петербург.
Но начатое им дело дало добрые всходы. В 1779 году на херсонских верфях заложили первые линейные корабли, а ещё через три года русские корабли бросили свои якоря в Ахтиарской бухте, где вскоре началось интенсивное строительство главной базы Черноморского флота — Севастополя.
В это время Алексей Сенявин уже служил в Адмиралтейств-коллегии: инспектировал корабли, разрабатывал новые проекты судов, изыскивал новые способы предохранения корабельных корпусов от гнили и древоточцев… А болезни всё больше одолевали его. Последние годы своей жизни старый адмирал почти не мог ходить. Адмирала, кавалера многих российских орденов Алексея Наумовича Сенявина не стало 10 августа 1797 года.
Но династия моряков Сенявиных не оборвалась. Эстафету служения Отечеству принял племянник Алексея Наумовича — Дмитрий Николаевич — будущий герой Афона и Дарданелл. Тот самый, которого дядя напутствовал перед отъездом на Чёрное море словами старыми, петровскими:
— Дерзай, чадо!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.