3. Царские армии до 316 г. до н. э

3. Царские армии до 316 г. до н. э

Царская армия (в отличие от армии сатрапов) вначале делилась на две части. В Македонии все еще сохранялись остатки ополченцев, которые не призывались на службу во время первых походов Александра или не включались в последующие подкрепления, а также контингенты наемников. Пердикка, хилиарх, сохранил за собой в Азии довольно значительную армию. К сожалению, подробности о ней почти полностью отсутствуют. Должно быть, армия была велика, потому что с ее помощью Пердикка смог разбить в 322 г. до н. э. Ариарата, который, согласно Диодору, располагал местными и наемными войсками, достигавшими численности 30 тысяч пехотинцев и 15 тысяч конников. Видимо, около 5 тысяч пленников, захваченных Пердиккой, перешли к нему на службу. Во всяком случае, годом позже он определенно использовал чужеземцев, ибо мы обнаруживаем высадку 800 его воинов под командованием Медия в Фессалии для нападения на союзников Птолемея на Кипре.

Убийство Пердикки в Египте, видимо, ни в коей мере не связано с кем-либо иным, кроме его соотечественников. Это был результат разочарования и нелояльности целой армии, но непосредственными убийцами были македонские командиры.

После реорганизации империи в Трипарадейсе (321 г. до н. э.) Антипатр, новый хилиарх, оставил Антигона в Малой Азии с достаточным количеством войск вести войну против оставшихся приверженцев Пердикки. Его история показывает, как успехи способствуют росту армии. Сначала мы узнаем о нем как о командире поразительно малого войска численностью 10 тысяч пехотинцев, из которых половина были македонцы, а другая половина, видимо, большей частью греческие наемники. После победы над Эвменом это число вырастает до 40 тысяч, а позже – до 60 тысяч. «В дополнение к этому он надеялся также подготовить другие силы, если будет необходимость, так как Азия могла бесконечно обеспечивать оплату для наемников, которых он мог бы собрать». Очевидно, снабжение воинов тоже можно было осуществлять до бесконечности. Эти цифры, возможно, тоже преувеличены, но в целом общие данные о численности армий в это время согласуются друг с другом замечательным образом.

Антигон действовал по принципу использования ресурсов Азии для оплаты солдат. Ибо, когда Эсхил из Родоса привозил первую партию азиатского золота из Киликии в Македонию, она была отправлена в Эфес Антигоном, который утверждал, что нуждался в нем для набора наемников. Это был прямой вызов центральным властям, и они ответили попыткой помешать любому греку поступить на службу Антигону. Был издан указ от имени царей, который после других пунктов, направленных на возвращение изгнанников, провозглашал, что «всем грекам предлагается учесть, что никто не должен вести войну против нас или вообще предпринимать какие-либо меры против нас; действующим вопреки этому постановлению грозит изгнание со всем их родом и конфискация имущества».

Кроме того, в качестве более действенной меры Эвмену доверили формирование новой царской армии. Его усилия служат блестящей иллюстрацией того, как много может сделать человек, если он обеспечен достаточным количеством денег. В момент освобождения из Норы у него было всего 500 последователей, пеших и конных вперемежку, но через несколько дней он смог увеличить это число до 2 тысяч человек за счет бывших воинов, бродивших по стране бандитами со времени его поражения от Антигона. На этом этапе он получил письмо от регента Полисперхона с санкцией на использование македонской казны Куинды для набора новой армии. Эвмен не мог дожидаться привлечения большего числа воинов, но сразу отправился морем в Киликию.

Там его первейшей задачей стало убедить аргираспидов, 3 тысячи ветеранов армии Александра, принять его своим стратегом в соответствии с инструкциями Полисперхона. Эти воины выделялись своим опытом и отвагой, но боевой дух питал их крайнюю нетерпимость к любому командиру, особенно из греков с клеймом изменника. Эвмен мог приобрести влияние среди них только посредством той же тактики, какой он придерживался в совете диадохов. Он согласился, что был иностранцем, недостойным верховного поста, которого, по его мнению, заслушивал лишь покойный Александр. После этого он ввел поклонение божественному предводителю, а сам командовал боевыми операциями как один из обычных членов военного совета, председательствуя от имени духа Александра. Таким способом он приобрел власть над аргираспидами и казной, которую они охраняли, но ценой бесценного актива абсолютной власти.

Между тем Эвмен наделил своих наиболее надежных друзей обязанностью набора наемников и отправил с большими суммами денег в Писидию, Ликию, Киликию, Келесирию, Финикию и Кипр. Молва о его щедрости распространилась так широко, что «многие записывались по своей собственной воле, даже из городов Греции, и были зачислены на службу». Так он увеличил существующую армию до более чем 10 тысяч пехотинцев и 2 тысяч конников. Даже тогда он не счел свои силы достаточными, поэтому отправился на Восток для установления связи с армиями дальних сатрапий. Эта мера обеспечила 18 тысяч пехотинцев и 4600 конников, доведя общее количество войск почти до 40 тысяч человек, оснащенных разными видами оружия (цифры не совсем точные из-за расхождений источников). Армия наконец достигла достаточной численности, чтобы помериться силами с войсками Антигона, стянутыми со всех уголков Малой Азии. В фаланге Эвмена из 17 тысяч воинов в битве при Паретакене (317 до н. э.) 6 тысяч были греческими наемниками, 5 тысяч – «всякого рода племена, обученные владению македонским оружием» и лишь 6 тысяч коренных македонцев. Поэтому можно утверждать, что численность тяжелой пехоты одних греческих наемников (исключая азиатов) превысила численность национальных войск царской армии. Точно так же из 28 тысяч пехотинцев Антигона 8 тысяч были иноземцами против 8 тысяч македонцев (исключая другие контингенты). Даже в его кавалерии проявляется эта диспропорция: например, тысяча были гетайрами-«товарищами»; 2300 были «тарентинцами, которые пришли с ним от моря».

К сожалению, в описаниях битв наши источники сосредоточиваются в основном на регистрации активности аргираспидов, которые действовали на острие атаки Эвмена. В битве при Габиенах кавалерия тарентинцев Антигона решила исход битвы захватом обоза и поощрением предательства в армии Эвмена. Сдав своего предводителя, аргираспиды зашли в измене еще дальше, чем наемники, которым они подражали. Ведь еще в Сузах Эвмен счел целесообразным выплатить им шестимесячное жалованье вперед. Но главную опасность представляла не столько нелояльность отдельных воинов, сколько тот факт, что Эвмен не мог полностью распоряжаться войсками. Наши источники (вероятно, черпая материал у очевидца, Иеронима из Кардии) не однажды сравнивают положение в армии с демократией с Эвменом в качестве ведущего демагога. Ему также приходилось демонстрировать превосходство или полностью развенчивать других демагогов. Поэтому, хотя он достигал поразительной популярности, первый же его провал означал полное падение. Антигон оценил лояльность аргираспидов по достоинству. Он передал их сатрапу Арахосии с приказом измотать их на службе так, «чтобы никто из них не вернулся в Македонию и не увидел Греческого моря» (Плутарх).