Вместо послесловия

Вместо послесловия

Если мы действительно хотим разобраться в причинах трагедии 22 июня, в роли или вине Г.К. Жукова в тех днях, то потребуются, конечно же, более тщательные исследования архивов и подлинных документов, по которым и станет видна роль или вина маршала Г.К. Жукова за лето 41-го. Данная же книга-исследование написана по вполне доступным материалам.

Одним из способов разобраться в трагедии 22 июня и в определении степени ответственности Жукова за эту трагедию также может стать изучение полных ответов командиров на «расследовании Покровского», проводившемся сразу после Великой Отечественной войны. Часть этих ответов некоторых генералов публиковал еще Военно-исторический журнал в 1989 году. Но полные ответы генералов на те самые «пять вопросов Покровского» никто с момента окончания расследования еще не публиковал и не разбирал. Об этом придется делать отдельную большую книгу-исследование, а пока, для «затравки», приведем воспоминания одного очевидца.

Работая над книгой по ответам генералов, 26.01.2012 г. я получил письмо от военного исследователя Ю.Г. Веремеева, подполковника в отставке:

«Хочу дать тебе еще одну иллюстрацию.

Мой отец, Веремеев Г.Н., в июне 1941 был командиром эскадрона в 152 Ростовском Терском казачьем полку 6 кавалерийской дивизии 6 кавалерийского корпуса 10 армии Западного округа. Правда, он называет полк несколько иначе «152 кавалерийский полк Терского красного казачества».

Отец никогда не писал мемуаров и не вел дневников. На Рождество я ездил к сестре в Омск. У нее хранятся, так сказать, семейные реликвии. И я отыскал среди них несколько рабочих тетрадей отца. Это трофейные рабочие блокноты немецких солдат, в которых они должны были писать свои ежедневные «впечатления». Видимо, по задумке конторы Геббельса, потом писались бы победные истории после Победы Германии над СССР. Сами тетради — меньше современных, для карманной носки, в твердой обложке.

В одной из них я обнаружил интересные записи. Они обрывочные. Скорее, наброски. Да еще и почерк… Плюс карандаш… Написаны, судя по всему, похоже, в конце 40-х.

Эти записи очень похожи на показания. Сдается мне, что после войны органы стали разбирать события войны, особенно начального периода, с тем, чтобы оценить реальный вклад генералов в дело войны. Должно быть, ряд генералов подвергся послевоенным репрессиям, именно когда картинка их боевой деятельности была составлена как мозаика.

Я думаю, что в этих целях производился опрос младших офицеров, переживших войну. (Опрос по «расследованию Покровского» проводился вплоть до полков, и в данном случае могли опрашивать тех, кто остался в живых в тех полках из командиров. Из офицеров всего полка дожили до Победы именно Г.Н. Веремеев и командир другого эскадрона Линьков. — O.K.)

152 полк к 22 июня стоял в г. Ломжа, то есть был самым западным полком в Белостокском выступе.

Вот эти записи. Быть может, это будет тебе интересно:

«Примерно с начала июня командирскому составу были указаны на картах рубежи, которые должны были быть занимаемы подразделениями по тревоге. Мой рубеж был…

Запрещалось посещать рубежи в военной форме и пользоваться биноклями, компасами, картами.

Провел осмотр примерно 6 июня под видом знакомства с местным населением в связи с предстоящей коллективизацией, выступил с докладом о преимуществах колхозного строя на хуторах….

21.6 вечером в клубе полка проходил смотр художественной самодеятельности с участием местного населения. После смотра фильма и товарищеский ужин. После ужина комполков были вызваны на совещание к комдиву Константинову. Командир полка перед убытием велел командирам не расходиться и удерживать в клубе разговорами хозяев хуторов. Тогда же я отметил, что многие из них нервничают… добиваются разрешения вернуться домой.

Комполка вернулся вскоре после полуночи, но в клуб не пришел. Всем были объявлены воскресные мероприятия (спортивные состязания, помощь хуторянам в ремонте дорог и т. п.).

Я пошел в штаб, это уже было около часа ночи, где комполка командирам эскадронов поставил боевые задачи и разрешил убыть по квартирам, приготовиться к походу. Велел предупредить жен быть к готовности к эвакуации. При мне комполка отдал распоряжение парторгу полка вытянуть на товарную станцию оба эшелона для эвакуированных к 3.00.

Еще до 3 часов ко мне прибыл мой вестовой, доложил, что объявлена тревога. Когда я скакал с вестовым, то видел в городе на перекрестках конные разъезды от нашего полка. Насколько помню, это были бойцы разведвзвода. Когда мы доскакали до околицы, то со стороны еврейского местечка по нам было несколько винтовочных выстрелов.

Возле хутора Развидова нас встретил замкомвзвод моего эскадрона и доложил, что эскадрон на марше, и мы стали догонять эскадрон. В это время я уже слышал редкую артиллерийскую стрельбу, а со стороны военного городка был виден дым и зарево.

Видел около десяти спиленных телеграфных столбов. Эскадрон я догнал, когда бойцы уже начали окапываться на намеченном рубеже. Это было уже после 3.00. Немецкие самолеты я увидел, когда они летели в западном направлении в это же время. Доложил о занятии рубежа. Вестовым от комполка (через вестового) поступил приказ отвести лошадей в галенковский лес и оставить их там с коноводами.

Пограничников я не видел, и контакта у меня с ними не было, телефон взвод связи ко мне не протягивал, вся связь была только вестовыми.

Слева от меня в 300 метрах занимал оборону эскадрон Линькова, справа никого не было, там болото. Первая немецкая атака силами до взвода была около 6.00. Отбили легко винтовочным огнем. Эскадрон потерь не имел. Были ли потери у немцев, точно сказать не могу.

Приказа или запрещения вести огонь по немцам я ни от кого не получал. Еще до начала войны мне как командиру эскадрона была боевая задача удерживать намеченный рубеж обороны всеми средствами.

В течение дня 22.6 мы отбили еще 3 или 4 атаки. Немцы сразу откатывались назад, как только эскадрон открывал огонь. Танков не было. По нам стреляли из минометов, но очень неточно. Из пушек немцы не стреляли.

Потери (6 бойцов) эскадрон понес от огня сзади. Кто стрелял, не знаю. После прочесывания рощи позади полка было задержано несколько польских хуторян с оружием. Я не знаю, что с ними сделали. Эти сведения мне сообщил нач. продфуражной службы полка уже спустя несколько дней под Белостоком.

Около 19 часов вестовой привез устный приказ комполка оставить позиции и отходить в галенковский лес. Двигались по дороге. Немецкие самолеты летали, но нас не бомбили. Немцы нас не преследовали, и оставлять заслоны не было нужно.

Приказов поджигать хутора никто не давал, и мы этого не делали. Лошадей и коноводов там не было, и что стало с ними, я не знаю.

Оружие хранилось в казарме в открытых пирамидах. Патроны по 60 штук на карабин были выданы красноармейцам еще 18–19 июня. Эскадронный запас по 300 патронов на карабин был загружен во вьюки на заводных лошадей в эти же сроки. Гранат и ручных пулеметов в эскадроне не было».

Данные записи похожи именно на ответы на вопросы Покровского — «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?», «2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» и «3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?».

Также, похоже, офицеров спрашивали, был ли запрет вести огонь по врагу. И, видимо, о том, где и как хранилось оружие и боеприпасы в этом приграничном полку ЗапОВО. Ведь в Бресте прошла команда от штаба 4-й Армии Коробкова и Сандалова изъять патроны из казарм и сдать их на склады. Выдача же патронов на руки бойцам 18–19 июня подтверждает, что в эти дни приграничные дивизии западных округов получили приказ Москвы на приведение в повышенную боевую готовность. И его даже Павлов доводил до подчиненных.

Судя же по тому, что поляков с хуторов удерживали в клубе до позднего вечера 21 июня и что готовили семьи командиров к эвакуации на 3 часа утра 22 июня, дату и время возможного нападения комполка точно знал. Эти поляки потом и стреляли в спину нашим бойцам, более того — со стороны еврейского села, в целях провокации ответного огня по нему.

Вот такие вот воспоминания очевидца. Ну а полные ответы генералов — комдивов и комкоров разберем в отдельной книге-исследовании…

11.06.2012 — 03.08.2012 — 11.12.2012.