Глава шестая. Его расстреливали немцы

О деятельности разведчика Степана Гоменюка по заданию «СМЕРШ» в тыду врага

Полковники в отставке Иван Яковлевич Леонов и Николай Тихонович Смирнов, бывшие сотрудники органов военной контрразведки Карельского фронта, еще в годы вой-ны знали о славных делах Степана Дмитриевича Гоменюка, а Смирнову довелось работать с отважным разведчиком.

Бежали годы, уходили старые чекисты, и тогда Леонов и Смирнов стали рассказывать о Гоменюке, раскрыли страницы его поединка с вражеской разведкой.

Поздним декабрьским вечером 1941 года отряд, сформированный из бойцов воинских частей Беломорского гарнизона, вернулся с боевого задания. Несколько дней и ночей он провел в труднопроходимых лесах Карелии, разгромил группу вражеских парашютистов-диверсантов. Но и сам потерял двух бойцов, получивших тяжелые ранения в схватке с фашистами, — вспоминали чекисты.

На следующее утро оперативный работник Особого отдела фронта капитан Чижов, руководивший поисковой операцией, провел разбор боевых действий отряда. Указал на допущенные ошибки. Отметил инициативных, находчивых воинов. Среди них назвал рядового Гоменюка. В заключение призвал бойцов к повышению бдительности, более активной борьбе против вражеских лазутчиков.

Как только бойцы стали расходиться, Гоменюк подошел к капитану и сказал:

— До войны я читал о борьбе чекистов с агентами империалистических разведок. А после вашего сегодняшнего выступления подумал: если фашистская разведка создает шпионские школы, то разве в них не могут действовать наши, советские разведчики?

— А как вы сами думаете? — вопросом на вопрос ответил капитан, пристально рассматривая невысокого, плечистого, с вьющимися волосами солдата.

— А почему бы и нет!

— В принципе вы правы. Но дело это очень сложное. Разведчик, действующий в стане врага, постоянно рискует своей жизнью. Он должен быть мужественным, стойким, находчивым человеком. Не каждому можно доверить такое[19].

Контрразведчиков заинтересовал Степан Гоменюк. О разговоре с рядовым Гоменюком капитан Чижов доложил своему начальнику подполковнику С.И. Холево, возглавлявшему одно из ведущих подразделений Особого отдела Карельского фронта.

— Как он показал себя в боевых операциях? — поинтересовался подполковник.

— Сегодня на разборе я ставил его в пример другим. Смелый, находчивый боец. К тому же Гоменюк выделяется дисциплинированностью. Всегда подтянут, аккуратен во всем.

— Завидная характеристика, — улыбнулся Холево. — Направьте его завтра вечером ко мне. Хочу с ним поближе познакомиться.

Опытный, квалифицированный контрразведчик. Семен Иванович Холево, побеседовал с Гоменюком, заинтересовался им как возможным кандидатом в разведчики Особого отдела. Предложил ему рассказать о себе.

— Родился я в десятом году на Украине, в бедной крестьянской семье, — начал Гоменюк. — Рано остался без отца. На руках у матери было трое детей. Я старший, первый помощник в семье. Учиться пошел поздно. Окончив школу-семилетку, уехал на заработки в Ленинград, где трудился на заводе «Большевик».

Затем Гоменюк рассказывал подполковнику, что после окончания срочной службы в армии по оргнабору выехал в Архангельскую область. Устроился на работу заведующим почтовым отделением. Вскоре туда же приехал его брат Илья.

— Жизнь налаживалась, — вспоминал Гоменюк. — Я добросовестно работал, много читал, занимался спортом, помогал матери. Но случилась беда. В почтовом отделении оказались нечистоплотные люди. Воспользовавшись тем, что я слабо контролировал их работу, они совершили крупную растрату государственных средств. За это я был осужден на два года лишения свободы и отправлен в исправительно-трудовой лагерь. Работал в лагере старательно и был освобожден досрочно. Вскоре началась война, меня призвали в армию, направили служить в воинскую часть, располагавшуюся в Беломорске.

Прошло немного времени, и подполковник Холево вновь встретился с красноармейцем Гоменюком. На этот раз в его кабинете находился капитан Чижов. Поинтересовавшись самочувствием бойца, подполковник напомнил ему содержание разговора, который произошел несколько дней назад между ним, Гоменюком, и капитаном Чижовым после разбора боевой операции.

— Я помню этот разговор, товарищ подполковник, — подтвердил Гоменюк.

— Вот и хорошо. А у нас возникла необходимость продолжить его.

Семен Иванович Холево рассказал Гоменюку об активизации подрывной деятельности вражеских разведок против войск Карельского фронта. Отметил, что для срыва коварных замыслов противника нужны смелые, беспредельно преданные Родине люди, готовые перенести все трудности во имя победы над врагом. Затем предложил Гоменюку подумать над тем, не сможет ли он после соответствующей подготовки отправиться в тыл врага с целью внедрения в одну из разведывательных школ противника.

— Согласен, — ответил Гоменюк. — Я сделаю все, что в моих силах.

— Мы с капитаном не ждали от вас другого ответа. Но вы все же основательно подумайте над нашим предложением и завтра дайте окончательный ответ, — подытожил разговор подполковник Холево.

На следующий день, встретившись с капитаном, Степан Гоменюк подтвердил свое согласие стать разведчиком. Чекисты сразу же приступили к его подготовке для работы в стане врага.

— Ваша главная задача, — сказал ему капитан Чижов, — состоит в том, чтобы после перехода линии фронта, оказавшись в разведке противника, заинтересовать ее своими возможностями.

Как-то вечером к ним зашел подполковник Холево.

— Все отработали? — спросил он.

— Обдумываем детали, — ответил Чижов. — Что касается главного, то мы пришли к выводу, что следует сохранить без изменений биографию Степана Дмитриевича. Мы учли, что он родился и вырос на Украине. Эта местность ныне оккупирована гитлеровцами. Следовательно, вражеская разведка имеет возможность проверить, из какой семьи происходит Гоменюк — из бедняков или кулаков. Мы не можем рассчитывать и на то, что разведке противника не удастся узнать, за что Гоменюк оказался в исправительно-трудовом лагере.

— Возражений нет, — согласился подполковник с доводами капитана. — Более того, я думаю, что вы, работая вдвоем, уже определили, как ваш посланец сумеет добиться доверия вражеской разведки, на каком основании она сочтет необходимым предложить ему стать их агентом и пройти курс обучения в разведшколе.

— Все эти вопросы мы продумали.

Капитан Чижов назвал основные положения разработанной ими линии поведения разведчика в стане врага. Подполковник Холево одобрил результаты проделанной работы.

— Сейчас, — продолжил свой доклад капитан, — мы рассматриваем, что следует и чего не следует нашему разведчику говорить на допросах в разведке противника о Беломорском гарнизоне, в одной из частей которого он проходил службу до появления на той стороне.

— Подготовьте ваши рекомендации на этот счет, — распорядился подполковник. — Я доложу их руководству Особого отдела для согласования с командованием фронта. Очевидно, будет сочтено целесообразным ввести в задание элементы дезинформации противника о наших войсках.

Разведчик особого отдела Карельского фронта С.Л. Гоменюк на Ленинградской студии телевидения (фото 1979 г.)

Завершив работу над заданием, капитан Чижов и Гоменюк отработали технику перехода разведчика на сторону противника, уточнили линию его поведения на допросах, при общении с военнопленными и, особенно, с администрацией и курсантами разведшколы, если он будет в нее зачислен, о методах сбора сведений и способах связи. Капитан Чижов был доволен тем, что Гоменюк активно помогал ему в конкретизации сложных вопросов работы разведчика в логове врага и, проявляя сообразительность и настойчивость, успешно усваивал рекомендации чекистов.

Капитан уже завершил программу подготовки Гоменюка, когда к ним еще раз пришел подполковник Холево. Побеседовал с подчиненными, спросил у Гоменюка, готов ли он к выполнению задания.

— Наставления, которые мне давал капитан, я усвоил. Уверен в успехе дела.

— Отличный ответ. А что вы скажете, товарищ капитан? — повернулся подполковник к Чижову.

— В ходе подготовки Степан Дмитриевич приобрел уверенность в себе. Это для него сейчас самое главное.

— Совершенно верно, — одобрил Семен Иванович мнение капитана. — Остается только добавить, что ваш разведчик идет в тыл врага в то время, когда советские воины наносят фашистским захватчикам удар за ударом. Недавно войска Ленинградского и Волховского фронтов изгнали фашистов с правобережья Волхова, сорвав коварный план Гитлера по соединению с Карельской армией Маннергейма и созданию второго кольца блокады Ленинграда. Успешно завершается битва под Москвой, развеявшая миф о непобедимости фашисткой армии. Я уже не говорю о том, что войска нашего Карельского фронта сорвали замыслы противника по захвату Советского Заполярья и Карелии.

Через несколько дней подполковник Холево сообщил капитану Чижову, что план направления разведчика С.Д. Гоменюка в тыл врага со специальным заданием Особого отдела фронта утвержден.

— Вывести разведчика на старт доверено вам, — добавил подполковник.

Это произошло в одну из вьюжных мартовских ночей. Шел сильный снег. Резкие порывы ветра затрудняли движение. Капитан Чижов довел разведчика до места перехода линии фронта, тепло попрощался с ним, пожелав ему успеха и благополучного возвращения на советскую сторону.

— Задание будет выполнено, — заверил разведчик чекиста.

С трудом преодолевая встречный ветер, Гоменюк медленно шел вперед. Увидев сваленное дерево, присел на него, осмотрелся. Метель затихала. Начинало светать. В полусотне шагов от себя заметил нескольких солдат противника. В полном соответствии с отработанной линией поведения Степан поднял руки, держа в одной из них белый платок, и зашагал навстречу им.

Увидев шедшего к ним неизвестного, солдаты стали что-то кричать ему. А когда Гоменюк подошел ближе, один из них схватил его за руку и столкнул в траншею. Обыскав Гоменюка, солдаты отобрали у него нож, часы и кисет с табаком. Вскоре на пост боевого охранения прибыл унтер-офицер с двумя солдатами. Они доставили Степана под конвоем в штаб какой-то воинской части.

Здесь Гоменюка ввели в просторную землянку, и офицер в звании капитана с помощью переводчика сразу же приступил к допросу перебежчика. Капитана интересовали прежде всего сведения о части, в которой Гоменюк служил. Однако никаких существенных данных он капитану сообщить не мог, так как, согласно измененной биографии разведчика, находился в этой части всего две недели.

После этого Степана доставили в вышестоящий штаб, где его начал допрашивать другой капитан, свободно владеющий русским языком. Спокойно, подчеркнуто вежливо он стал подробно расспрашивать Гоменюка о его жизненном пути, близких родственниках, местах прохождения службы в действующей армии. Ответы бойко отстукивал на машинке солдат, сидевший за столиком в углу комнаты.

Степан отвечал четко, ясно, не отходя ни на йоту от хорошо усвоенной им линии поведения в тылу врага.

— А теперь главный вопрос: мне доложили, что вы перебежчик. Так это или нет?

— Да, так.

— Что же вас заставило перейти на нашу сторону?

— Я уже сказал вам, что в почтовом отделении, где я работал заведующим, произошла растрата. И хотя я лично этого преступления не совершал, меня судили вместе с растратчиками. Записали в приговоре — за преступно-халатное отношение к служебным обязанностям. В результате я попал в исправительно-трудовой лагерь. А это несмываемое пятно позора на всю жизнь. Даже находясь в рядах действующей армии, я испытывал это на себе. Одним словом, Советская власть нанесла мне незаслуженную тяжелую обиду, и воевать за такую власть я не хотел и не хочу. Поэтому я здесь, у вас.

— Все ясно. Перед тем как перейти на нашу сторону, вы служили в стрелковой части. Где ваше оружие?

— Имевшуюся у меня винтовку я оставил в лесу, чтобы при встрече с вашими солдатами быть безоружным в интересах, так сказать, личной безопасности.

— Понятно, — усмехнулся капитан. — А теперь сделаем перерыв. Пришло время завтрака.

Конвоир вывел Гоменюка из помещения. Они направились мимо временных строений и землянок в сторону пищеблока. Неожиданно Степан услышал возглас:

— Гоменюк?! Степан?! Вот встреча… — Подошедший к ним рослый брюнет широко улыбнулся. — Ты что? Не узнаешь? Я — Майборода. Вместе в лагере сидели, в соседних частях служили. Я провинился, попал в штрафную роту, а оттуда сюда махнул. А ты как здесь оказался?

— Долго рассказывать, — ответил Гоменюк. — Увидимся — поговорим.

Конвоир дернул Степана за рукав, увлекая за собой.

«Вот так встреча! — не на шутку встревожившись, размышлял Гоменюк. — О ней, конечно, будет знать капитан. Надо срочно определить, как вести себя с учетом этого обстоятельства».

Разведчик перебирал в памяти все, что мог знать о нем Майборода. Действительно, они знали друг друга по месту заключения, затем по службе в Беломорском гарнизоне. А что еще? Пожалуй, это все. «А, чем черт не шутит! Может, эта встреча не только не принесет мне никакого вреда, а, наоборот, поможет укрепить положение в разведке противника», — рассуждал Гоменюк.

Он убедился в своей правоте, как только вновь оказался на допросе у капитана. Прислушиваясь к его чистому русскому языку, Степан невольно подумал: «Наверное, этот капитан из русских белоэмигрантов».

Не раскрывая сразу своих карт, а вернее, решив проверить искренность Гоменюка, капитан сказал:

— Вы рассказывали мне, что по решению советского суда находились в заключении. Кого вы помните из тех, кто был в лагере вместе с вами?

— Хорошо помню заключенного Майбороду. Сегодня я встретил его здесь, в расположении хозяйственных подразделений. Он сказал мне, что оказался на этой стороне как перебежчик. Выходит, в нашей судьбе много общего. Правда, я не был в штрафной роте, как он.

— Хочу выразить свое удовлетворение вашим ответом, — вежливо заметил капитан. — Думаю, что наша служба не потеряет вас из поля зрения. А пока, как у нас принято, вы должны содержаться в лагере для военнопленных.

«Уж больно мягко стелет, — подумал Степан не без тревоги. — Похоже, что разведка мною заинтересовалась. Но что будет дальше? Не зря же говорил мне капитан Чижов, что без основательной проверки она даже перебежчика к серьезному делу не допускает».

Разведчик был близок к истине: проверка только началась.

В лагере советских военнопленных, куда поместили Гоменюка, царили жесткий режим, тяжелый изнурительный труд на каменоломнях, бесчеловечное обращение охранников. Степан вел себя, как заранее было предусмотрено: трудился старательно, проявлял исполнительность, установленных в лагере правил не нарушал. После целого дня тягостной работы на каменоломне и скудной вечерней баланды он в изнеможении валился на жесткие нары и засыпал мертвым сном.

Примерно через три недели Гоменюка по секрету от других обитателей барака вызвали в канцелярию лагеря. «Похоже, состоится решающий разговор», — решил Степан. Через несколько минут он убедился в этом.

— Как вам тут живется, господин Гоменюк? — усадив «перебежчика» напротив себя, спросил моложавый майор.

— Особых жалоб нет, — ответил Степан.

— А не особые есть?

— Дробить гранит — нелегкое дело. Особенно, когда к лагерному пайку нет добавки.

— Честно сказано. Надеюсь, что вы проявите благоразу-мие и тогда, когда вам придется отвечать на более трудные вопросы.

Майора интересовало буквально все: места, где Гоменюк родился, жил и работал, его родственники, служба в Красной Армии, судимость и пребывание в заключении, обстоятельства перехода на сторону противника. Особый интерес майор проявил к Беломорскому гарнизону, в одной из частей которого Гоменюк служил. Отвечая на этот вопрос, разведчик передал майору полученные от чекистов дезинформационные данные, согласованные с командованием Карельского фронта.

Так же, «проявлял благоразумие», Гоменюк рассказал офицеру, на каких объектах Беломорского гарнизона ему приходилось нести караульную службу, каков порядок перемещения военных и гражданских лиц по улицам Беломорска, в городском транспорте, по железной дороге.

Разумеется, заранее готовя для Гоменюка ответы на эти вопросы, чекисты учитывали интересы контрразведывательной работы в городе, где располагались Военный совет и штаб Карельского фронта, руководящие партийные и государственные органы Советской Карелии.

Заканчивая беседу с «перебежчиком», майор сказал:

— Я доволен вашим поведением, вашими ответами. Обещаю подумать, как облегчить ваше положение.

Майор сдержал свое слово. Не прошло и недели, как, действуя по его распоряжению, расторопный лейтенант скрытно вывез Гоменюка из лагеря военнопленных и поселил его в небольшом домике на окраине оккупированного противником Петрозаводска. Здесь Степан отдыхал в буквальном смысле этого слова. Целыми днями валяясь на постели, он рассматривал иностранные журналы с красочными иллюстрациями, читал брошюрки антисоветского содержания, напечатанные на русском языке.

Все эти пропагандистские материалы приносил ему одетый в штатское платье офицер разведки противника, отрекомендовавшийся капитаном Мармо. Этот капитан, хорошо говоривший по-русски, ежедневно под вечер навещал Гоменюка, интересовался его здоровьем, самочувствием, спрашивал, нет ли у него жалоб на питание, на отношение к нему обслуживающего персонала.

Затем капитан приступил к беседам воспитательного характера. Подробно рассказывал Степану об успехах войск Гитлера и Маннергейма в истребительной войне против большевиков. Не стеснялся в выражениях о Красной Армии, предрекая ее скорое поражение. Так продолжалось несколько дней. Степан уже привык к посещениям капитана Мармо. «По всем данным, разведка закончила проверку моей персоны, — размышлял он. — Однако прежде чем сделать решающее предложение, ведет идеологическую обработку своего будущего агента». Но он ошибся.

Как-то раз капитан Мармо в обычное время не появился. Предчувствуя неладное, Гоменюк забеспокоился. Опасения оправдались. Ночью в его комнату ввалились два солдата. Разбудили, сунули в руки одежду, показали на дверь. Во дворе втолкнули в кузов крытого грузовика, куда-то повезли. Степан заметил, что следом за грузовиком едет легковушка.

У оврага машины остановились. Солдаты вывели Гоменюка на небольшую поляну. К ним подошел приехавший на легковушке капитан Мармо, кивнул одному солдату. Тот принес лопату и лом. Капитан запрокинул голову, потянул носом, воздух крикнул.

К Гоменюку немцы решили применить иногда используемый в абвере способ «расстрел».

— Вы будете говорить правду? — громко сказал капитан Мармо.

У Степана закружилась голова, стало подташнивать. Мысль работала лихорадочно: «Кто мог предать? Кто? Нет, это невероятно!»

— Ну?! — капитан придвинулся ближе, пристально глядя в освещенное фонариком бледное лицо Гоменюка. — Больше ждать не могу.

— Я говорил правду. Ничего не скрывал от вас, — ответил Гоменюк.

По знаку офицера солдат завязал Степану глаза.

— А жизнь была в ваших руках, — откуда-то издалека донеслись до разведчика слова капитана.

Потянулись томительные мгновения страшного ожидания. Наконец раздались выстрелы.

Степан не сразу поверил, что остался жив. Пришел в себя, когда к нему подошел офицер.

Гоменюк повернул голову на восток. Над лесом занималась светлая заря. «Главный экзамен теперь позади. Цель близка», — рассудил разведчик и, не дожидаясь указаний капитана, первый зашагал к машинам.

Прием абверовцев для допрашиваемого был малоприятным. Через несколько минут Степан пришел в себя. Понял, еще одно испытание он выдержал. И наших разведчиков немцы «расстреливали», и Малышева и «Гейне» — Александра Петровича Демьянова, главное действующее лицо чекистской операции «Монастырь»[20].

В тайной войне дезинформация всегда играла значительную роль. Ныне известна радиоигра «Монастырь».

Радиоигра «Монастырь»[21] — наиболее крупная по значению операция, разрабатывалась группой чекистов IV управления НКГБ и секретно-политическим управлением НКВД, а с июля 1941 года — в тесном взаимодействии с ГРУ. Целью операции являлось проникновение советской спецслужбы в агентурную сеть абвера, действующую на территории Советского Союза. Для этого была создана прогерманская антисоветская организация, ищущая контакты с верховным командованием фашистской Германии.

Дезинформация в операции «Монастырь» имела стратегическое значение. Ее главное действующее лицо Александр Демьянов, носивший агентурный псевдоним Гейне, сообщил немцам, что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью.

Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену — в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших военнослужащих, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Он так и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на ржевском направлении, поэтому бросил туда такое количество войск.

Как следует из воспоминаний генерала Рейнхарда Гелена[22], дезинформация Гейне (немцы дали ему псевдоним Макс) способствовала также тому, что немцы неоднократно переносили сроки наступления на Курской дуге, а это было на руку Красной Армии.

Престиж Макса в глазах руководства абвера был высоким — он получил от немцев «Железный крест с мечами». У нас Демьянова-Гейне наградили орденом Красной Звезды. Его жена Березанцева Татьяна Борисовна — агентурный псевдоним Борисова — и ее отец Березанцев Борис Александрович, помогавшие Демьянову-Гейне, были награждены медалями «За боевые заслуги».

А вот кого действительно расстрелял немец так это космонавта Константина Феоктистова.

В далеком 1942 году его, шестнадцатилетнего паренька в Воронеже послали на немецкую сторону. Заранее: увидеть, зафиксировать немецкие части на захваченной оккупантами территории в Воронеже. Он попался на глаза фельджандарму, и тот в упор выстрелил в парня. Константину Феоктистову повезло, рана оказалась не смертельной. Он потерял много крови, но живым добрался до своих.

Как он и предполагал, после случившегося его вызвал к себе майор, по распоряжению которого Гоменюк был вывезен из лагеря военнопленных. За одним столом с ним сидел капитан Мармо.

— Вы перешли на нашу сторону добровольно, не желая воевать за Советскую власть, которая вас незаслуженно обидела, — начал майор. — У нас нет оснований не верить вам. Вы служили в Беломорском гарнизоне, хорошо знаете его. И вы понимаете, что чем больше мы будем знать о Красной Армии, о войсках Карельского фронта, тем скорее закончим войну. Только тогда мы сможем увидеться и со своими родными и близкими. Вы же, Гоменюк, если пожелаете, сумеете сделать это значительно раньше.

Степан понял: началась вербовка. Надо быть осторожным, не выдать себя поспешным согласием, не испортить дела неубедительными возражениями.

Раскрывая перед Гоменюком его «перспективы», майор сказал:

— Мы намерены предложить вам стать агентом нашей военной разведки. Более того, мы уверены, что вы, как перебежчик со стороны большевиков, не раздумывая, дадите согласие на наше предложение.

— Нет, мне надо подумать, — твердо заявил Гоменюк. — Одно дело — не воевать за Советскую власть. Другое — идти в разведку на сторону Красной Армии. Я, извините, лучше вас знаю, что случится со мной, если меня там задер-жат:

— Спору нет. Вам действительно это лучше знать. Тогда решим так: дадите ответ завтра утром.

— Но не забывайте, что работы в хорошо знакомой вам каменоломне хватит не на один год, — вставил капитан.

Утром Гоменюк вновь сидел перед офицерами вражеской разведывательной службы. Не отрывая глаз от их лиц, спокойно изложил свою точку зрения:

— В разведку я никогда не ходил. У меня нет никакого опыта. Я согласен быть вашим разведчиком, если меня научат, как действовать, как укрываться, чтобы вернуться обратно живым и здоровым.

— Вот это уже другой разговор, — обрадовался майор.

— А как действовать на той стороне, мы вас обучим, — дополнил капитан. — Для этого у нас есть специальная разведывательная школа.

«Наконец-то!» — чуть не вырвалось у Гоменюка, но усилием воли он сдержал свои чувства.

…В разведшколу, размещавшуюся в двухэтажном доме в центре Петрозаводска, Гоменюка привел капитан Мармао. Как выяснилось, он являлся помощником начальника школы.

— Сейчас вы пойдете на прием к нашему начальнику майору Раски, — объявил капитан Гоменюку. — После беседы с вами он окончательно решит вашу судьбу: будете учиться в школе или вернетесь в лагерь военнопленных.

Начальник разведывательной школы майор Раски, мужчина средних лет с водянистыми глазами, отлично владел русским языком. Позднее советскому разведчику удалось выяснить, что Раски — русский белоэмигрант, сменивший фамилию.

— Я достаточно информирован, — начал майор, — и не буду лишний раз просить вас пересказывать свою биографию. Единственный вопрос, который я намерен уточнить: в силу каких причин вы изъявили согласие на сотрудничество с нашей разведкой? Разумеется, я рассчитываю на чистосердечный ответ.

— Вы, господин майор, очевидно, знаете, что я добровольно перешел на вашу сторону, не желая воевать за Советскую власть, которая нанесла мне незаслуженную обиду, искалечив всю мою жизнь. Это и есть ответ на ваш вопрос.

— Отлично. У вас есть вопросы ко мне?

— Вопросов нет. Только просьба: обучать меня так, чтобы я успешно справился с задачами, которые будут возложены на меня как на разведчика.

— Этим мы как раз и будем теперь заниматься. — Майор заглянул в лежавшую перед ним тетрадь. — С сего дня вы не Степан Гоменюк, а Александр Морозов. О вашей настоящей фамилии никто не должен знать.

Начальник школы вызвал к себе капитана Мармо.

— Зачислите в школу нового курсанта Александра Морозова. Поселите в девятый номер. Проинструктируйте о правилах поведения.

Они вместе вышли от начальника школы. В своем кабинете капитан протянул новоиспеченному курсанту какой-то документ:

— Подпишите!

Это было «Обязательство», напечатанное по-русски. В нем говорилось о добровольном сотрудничестве нижеподписавшегося с финской военной разведкой, неукоснительном выполнении разведывательных заданий, о наградах за геройство и суровом наказании, вплоть до расстрела, за невыполнение задания, за обман, дезертирство и предательство.

Степан дважды прочитал документ, четко вывел свою фамилию, псевдоним, дату. Затем с помощью капитана оставил под обязательством отпечатки пальцев.

Капитан разъяснил Гоменюку правила поведения курсантов школы, познакомил его с распорядком дня, расположением учебных классов и хозяйственных служб.

Вскоре в школе начались регулярные занятия. Днем — специальные дисциплины, вечером — обязательные лекции о государственном устройстве, экономике, Вооруженных Силах Советского Союза, о положении на советско-германском фронте. При этом лекторы всячески восхваляли боевые успехи вооруженных сил «великой Германии» и ее союзников, клеветали на советский народ и его армию.

С первых дней учебы Гоменюк обратил внимание на царившую в школе обстановку недоверия и страха. Преподаватели, инструкторы, обслуживающий персонал следили за каждым шагом курсантов. За малейшее нарушение установленного режима курсанты строго наказывались, иногда даже исчезали из школы. Групповые сборы, доверительные беседы не разрешались. Часто распространялись различные провокационные слухи с целью выявления среди курсантов лиц, оставшихся в душе советскими партизанами. Руководство школы поощряло антисоветски настроенных курсантов, доносивших о поведении своих сокурсников.

Гоменюк испытал это на себе. Соседом его по комнате был невысокого роста блондин с мелкими чертами лица и белесыми бровями. При знакомстве назвал себя Комаровым. Он находился со Степаном на всех занятиях, в столовой, «заботился» о новичке. Вечерами рассказывал ему о себе, проявлял недовольство то качеством питания, то организацией занятий в школе, поругивал начальников, в первую очередь капитана Мармо. Все это настораживало Гоменюка, который хорошо помнил слова своего наставника капитана Чижова о соблюдении крайней осторожности при общении с курсантами разведшколы противника.

Тем временем советский разведчик приступил к выполнению полученного задания. Он знакомился с курсантами, внимательно присматривался к ним, старался узнать их прошлое, настоящие имена и фамилии, в каких частях Красной Армии они служили до пленения, запоминал внешние приметы каждого из будущих шпионов. Он даже пошел на некоторый риск, решив использовать в своих интересах возможности провокатора Комарова. «Я бы с превеликим удовольствием пристрелил его, — рассуждал Гоменюк, — но сейчас он может быть мне полезен, так как пользуется доверием начальства и, безусловно, знает кое-какие секреты».

Получив на складе очередную «пайку» табака, Степан подошел к Комарову, предложил ему половину:

— Ты же знаешь, я курю мало. Возьми. Другому бы не дал, а тебя уважаю за заботу обо мне. Не зря говорят: старый друг лучше новых двух.

Комаров с самодовольным видом принял подарок. Его подкупали слова Гоменюка об уважении к его особе, тем более что после выдачи двух советских патриотов он находился в явной изоляции: курсанты избегали встреч с ним.

Расчет разведчика оправдался в полной мере. Самолюбивый фискал, польщенный «уважительным» отношением к себе, попытался набить себе цену хотя бы за счет своей осведомленности. При возвращении с учебных занятий или с полигона он часто подходил к Гоменюку, вполголоса заговаривал с ним. Однажды сказал:

— Новость слышал? Вчера поймали советскую разведчицу.

— Наверное, рассказала много интересного?

— Куда там! Молчит. Упорствует. Но в том, что она разведчица, сомнений ни у кого нет.

— А что, у нее на физиономии написано?

— Конечно, нет. По нательному белью определили. Они «там» всем разведчицам одинаковое белье выдают. Это точно установлено.

— Вот оно что. Надо полагать, наши здешние начальники таких ошибок не допускают. Когда придется быть на той стороне, не хотелось бы погибать из-за одинаковых портянок.

— Нет, наши хитрее. Они забрасывают в тыл советских войск большие группы диверсантов в красноармейской форме. Это ни у кого на той стороне не вызывает подозрений. А диверсанты дело свое делают.

«Надо бы обо всем этом, о будущих шпионах и диверсантах дать знать чекистам. Но как это сделать? Через кого?» — размышлял Гоменюк, но ответа не находил. Правда, капитан Чижов рассказывал ему, что среди курсантов любой разведшколы противника наверняка есть советские патриоты, которые в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств оказались в лапах вражеской разведки, но выполнять ее подрывные задания не намерены. А если такие люди есть, то их надо найти. Но как? Это была задача исключительной трудности. И все же Гоменюк взялся за ее решение.

Он знал, что, несмотря на строжайшие запреты, курсанты, доставленные в школу из лагерей военнопленных, тайком делились друг с другом различными новостями, рассказывали о себе, о предстоящих выбросках агентов, окончивших обучение. Однажды его новый сосед по комнате, простодушный, добрый, но не всегда выдержанный курсант Курчавый обмолвился, что скоро Лосев будет на той стороне. Со слов Курчавого, Гоменюк знал, что оба они содержались в одном лагере для военнопленных, дружили там, но в разведшколу пришли в разное время — вначале Лосев, затем Курчавый.

Гоменюк все это время внимательно приглядывался к своему новому соседу, но тот держал себя независимо, строго выполнял установленные в школе порядки, добросовестно усваивал шпионские науки, лишнего не болтал. Он изредка встречался с Лосевым.

Разведчик не раз задавал себе вопрос: кто он, его сосед? По формальным данным — курсант разведшколы противника, усердно готовящийся к выполнению шпионского задания против советских войск. А в действительности?

Сейчас, когда товарищ Курчавого, выпускник разведшколы Лосев идет на задание, Гоменюк решил получить точный ответ на этот вопрос. Для начала он тщательно проанализировал поведение Курчавого. Начал с главного. Администрация, преподаватели школы делали все возможное, чтобы обрабатывать курсантов в антисоветском духе. И некоторые из них, прежде всего сынки раскулаченных, бывшие уголовники, открыто выступали против коммунистов и Советской власти. Гоменюк ни разу не слышал от Курчавого подобных высказываний.

Думая об отношениях между Курчавым и Лосевым, Гоменюк пришел к выводу, что они не случайно скрывают от окружающих, и в частности от него, свою дружбу. «Похоже, что это советские люди, патриоты, о которых говорил капитан Чижов, — подумал разведчик, — но меня они, как видно, опасаются. Может быть, узнали, что я числюсь здесь перебежчиком».

Гоменюк сильно рисковал, но в Курчавом он не ошибся. Тот сказал, что Лосев согласился помочь Гоменюку.

— Тогда я рассказал, что он должен передать армейским чекистам. — Разведчик перечислил все, что считал необходимым сообщить своему руководству.

Курчавый выполнил и эту просьбу Степана Гоменюка.

Время шло. Программа занятий в разведывательной школе, рассчитанная на три месяца, подходила к концу. Из агентов очередного выпуска первым к начальнику школы был вызван Гоменюк.

Майор Раски принял его в присутствии капитана Мармо.

— Через три дня мы выпускаем ваш курс, — сказал шеф. — А еще через три дня намерены переправить вас к русским. Задание — диверсионного характера. О деталях вас проинструктируют. До выброски в тыл противника будете жить в другом корпусе вместе с радистом. Он полетит вместе с вами, но у него самостоятельное задание.

Радист оказался подсадной уткой. Гоменюк еще раз убедился, что немцы нигде и никогда не отказываются от постоянных проверок своих агентов. О своем недоверии к радисту Гоменюк сообщил немцам. Те согласились с ним.

— Рисковать вам, конечно, не стоит, — сказал майор Раски.

На следующий день начальник разведшколы вновь вызвал Гоменюка к себе. На этот раз в его кабинете находился майор, который «вызволил» советского разведчика из лагеря военнопленных и организовал инсценировку его расстрела.

Офицеры поинтересовались, готов ли Гоменюк к выполнению ответственного задания в тылу русских войск. Получив утвердительный ответ, майор Раски объяснил агенту:

— Задание состоит из двух частей. Первое. Проникнуть в Беломорск, уточнить местонахождение штаба Карельского фронта и воинских частей, размещенных в городе, а также собрать сведения об установленном в гарнизоне режиме. Второе. Используя командировочное предписание и другие документы, которые вам будут выданы, войти в здание штаба фронта и подложить в удобном месте взрывное устройство с часовым механизмом.

Затем агент Морозов получил тщательный инструктаж о поведении в процессе выполнения задания, о путях возвращения обратно, а также о том, как он должен вести себя в случае задержания.

В заключение майор Раски сказал:

— Мы уверены, что вы, один из лучших выпускников нашей школы, сумеете в полной мере выполнить полученное задание и таким путем дадите достойный ответ тем, кто нанес вам незаслуженную обиду. А мы вас ценим и обижать не намерены. В случае успеха вы будете отмечены высокой наградой.

На аэродром, находившийся в тридцати — сорока минутах езды от разведшколы, Гоменюк прибыл в сопровождении капитана Мармо около трех часов ночи. Капитан помог Степану надеть и застегнуть парашют, проверил второй парашют, с грузом. Он первым вошел в небольшой транспортный самолет, Гоменюк — за ним. Самолет шел на большой высоте. Затем начал снижаться. Капитан подал команду приготовиться к прыжку. Люк открылся. Гоменюк прыгнул вниз.

Родная земля встретила Степана чудесным июньским рассветом. Он благополучно приземлился. Проследив, куда опустился парашют с грузом, свободно вздохнул, припал к земле. С трудом сдержал навернувшиеся на глаза слезы.

Взяв с собой взрывное устройство и один парашют, Гоменюк по азимуту направился к месту назначения. Остальной груз — концентраты и второй парашют — спрятал. Путь лежал через болотистые места, был дальним и трудным. Только поздно вечером Степан подошел к дому, в котором располагался Особый отдел фронта.

Часовой доложил подполковнику С.И. Холево о прибытии бойца с пакетом на его имя. Разведчик и чекист встретились в кабинете подполковника. Семен Иванович крепко обнял Степана, поздравил с благополучным возвращением, засыпал вопросами:

— Как самочувствие? Где приземлились? Как добрались? С чем прибыли?

— Привез подарочек, чтобы поднять на воздух штаб фронта, — с серьезным видом доложил разведчик подполковнику, доставая из рюкзака взрывное устройство.

— Вот чего они захотели, — покачал головой чекист, рассматривая адскую машину.

Около двух часов рассказывал Гоменюк Семену Ивановичу о своем пребывании в логове врага, об активной деятельности разведшколы противника, о данном ему разведывательно-диверсионном задании.

— А мы через явившегося с повинной Лосева знали, что дела у вас идут неплохо. Правда, об устроенной вам проверке он ничего не сказал.

— Об этом, кроме меня и моих шефов, никто ничего не знает. Это наш секрет, — улыбнулся разведчик.

— Придет время, и мы его рассекретим, — пообещал Степану подполковник.

На вопрос Гоменюка о его наставнике капитане Чижове Семен Иванович ответил, что капитан находится в командировке на оперативном задании. Как только вернется, встреча обязательно состоится.

Отправив Гоменюка на отдых, подполковник направился на доклад к начальнику Особого отдела фронта. Не прошло и часа, как о прибытии советского разведчика из тыла противника знал командующий Карельским фронтом генерал В.А. Фролов. Он высказал желание встретиться с ним.

Увидев входивших в комнату, где он отдыхал, двух генералов в сопровождении подполковника Холево, рядовой Гоменюк встал. Его охватило сильное волнение.

— Здравствуйте, наш отважный разведчик, — по-отечески мягко приветствовал командующий фронтом Гоменюка, пожимая его руку. Он назвал себя, представил начальника Особого отдела фронта, предложил всем сесть.

— Мы бы хотели послушать вас, — сказал командующий, — что удалось вам увидеть своими глазами в стане наших врагов.

Справившись с волнением, Степан начал свой рассказ:

— Вчера, когда меня на самолете перебрасывали через линию фронта, я обратил внимание, что противник очень боится нашей авиации. Вместо того чтобы выбросить меня около заранее намеченного пункта, я получил приказ покинуть самолет на несколько километров раньше.

Затем разведчик рассказал, что за последние две недели агентов, подготовленных к заброске в советский тыл, часто вывозили на аэродром для тренировки в прыжках с парашютом.

— Мы наблюдали, — продолжал он, — заметное передвижение войск противника, главным образом, в направлении на север.

— Понятно, — заметил командующий. — А что вам удалось узнать о замыслах вражеской разведки?

— Разведшкола противника, в которой я учился, регулярно выпускает агентов, обученных для выполнения разведывательных и диверсионных заданий. Вместе со мной обучалось тридцать два агента. Все они, конечно, будут переброшены через линию фронта в тыл наших войск. Но думаю, что среди них есть советские патриоты, которые едва ли пойдут на выполнение подрывных заданий вражеской разведки. Мне удалось найти в школе двух таких агентов и склонить их к явке с повинной. Один из них уже прибыл в Особый отдел. Уверен, что сделает это и второй.

Отвечая на вопрос командующего о полученном задании, Гоменюк подробно рассказал, что в настоящее время интересует разведку противника в Беломорском гарнизоне. Далее он сообщил о поставленной перед ним задаче совершить диверсию в штабе фронта.

— Знает разведка, в каком здании располагается наш штаб?

— Когда меня инструктировали, как подготовить диверсионный акт, я понял, что разведке это известно.

— А как вы должны проникнуть в штаб фронта?

— Для этого мне изготовили секретный пакет из штаба тридцать второй армии и соответствующие личные документы штабного курьера этой армии.

На основании информации, полученной от разведчика Особого отдела, командование Карельского фронта приняло ряд важных решений. Было признано необходимым ускорить ранее намеченную передислокацию штаба фронта, закончив ее в двухдневный срок. В связи с данными о передвижении вражеских войск в северном направлении предполагалось провести серию мероприятий по усилению наблюдения за противником на Ухтинском направлении. Для укрепления положения нашего разведчика в стане врага решили имитировать совершение Гоменюком «по собственной инициативе» диверсии на военных складах, расположенных на окраине Беломорска. Идею этой инсценировки выдвинул командующий фронтом.

— Несколько дней назад, — сказал он, — у нас освободились склады из-под снарядов. Следует заминировать их в двух-трех десятках мест, заложить туда побольше дымовых шашек и поджечь их. Пожар складских помещений и взрывы создадут полную видимость совершения диверсионного акта.

Так и было сделано. На третий день пребывания Гоменюка в Беломорске начался пожар, вызвавший серию взрывов в помещениях складов, где раньше лежали снаряды. Как только начался пожар, бойцы батальона охраны Особого отдела фронта оцепили «опасный» район, закрыв доступ к складским помещениям.

К месту пожара прибыло много военных и гражданских лиц. Возникли слухи, что «это дело рук диверсантов». Конечно, не обошлось и без упреков в адрес органов безопасности, и в первую очередь Особого отдела фронта. Эти широко распространившиеся в прифронтовом городе слухи создали весьма правдоподобную, более чем убедительную легенду для советских разведчиков, получивших еще больше доверия со стороны майора Раски и его коллег.

После «совершения диверсии» в Беломорске Гоменюк еще два дня находился в Особом отделе фронта. За это время он передал все добытые им сведения о деятельности разведшколы, ее структуре, методах обучения, подробные данные о руководящем составе, преподавателях, инструкторах и особенно об агентах, подготовленных к выброске в тыл советских войск со шпионско-диверсионными заданиями. Все эти данные имели важное значение для организации целенаправленной контрразведывательной работы по пресечению подрывной деятельности вражеской агентуры в тылу советских войск. По полученным от Гоменюка данным были ориентированы особые отделы Ленинградского и Волховского фронтов, территориальные органы госбезопасности Северо-Запада страны.

29 июня 1942 года Гоменюка вновь переправили через линию фронта. Теперь советский разведчик уходил в тыл врага из города Сегежа под видом агента разведки противника, возвращавшегося на свою сторону после успешного выполнения задания в тылу советских войск.

Перед ним была поставлена задача глубже внедриться в разведку противника, продолжать сбор сведений о замыслах врага, об агентах, подготовленных к заброске в расположение и на коммуникации войск Карельского, Ленинградского и Волховского фронтов со шпионско-диверсионными заданиями. По возможности, после тщательного и всестороннего изучения, вести работу по склонению заслуживающих доверия агентов из числа советских военнопленных к явке с повинной.

После перехода нейтральной полосы Гоменюк вышел к переднему краю вражеской обороны. Был задержан противником и доставлен в город Медвежьегорск. Здесь Степан заявил о своей принадлежности к агентурному аппарату майора Раски, назвал свой псевдоним — Морозов. Когда это заявление было подтверждено, его принял полковник, начальник Медвежьегорского гарнизона. В разговоре с агентом Морозовым полковник проявил интерес к маршруту его движения, к советским воинским частям, которые встретились на его пути, их численности и вооружению. На вопросы полковника последовали довольно обстоятельные ответы, вполне удовлетворившие его. Разумеется, это были дезинформационные данные, полученные чекистами из штаба фронта и переданные разведчику для введения противника в заблуждение.

Прошло немного времени, и агент Морозов выехал из Медвежьегорска в сопровождении лейтенанта на машине, присланной за ним майором Раски. Лейтенант доставил его в поселок Коссалма, находившийся в тридцати пяти километрах от Петрозаводска, куда недавно передислоцировалась разведывательная школа, в стенах которой Гоменюк в течение трех месяцев осваивал шпионско-диверсионные науки. Теперь школа размещалась на берегу озера в здании бывшего дома отдыха. Гоменюка поместили в отдельную комнату.

Не прошло и часа, как его вызвал к себе шеф школы майор Раски. Он усадил агента в кресло, поздравил его с благополучным прибытием.

— А теперь, — любезно предложил майор, — расскажите, как прошел рейд, удалось ли вам выполнить наше задание?

— Да, я считаю, что удалось, — ответил Гоменюк. — Правда, с некоторыми изменениями полученного задания.

Агент рассказал шефу, как он «выполнял» полученное задание, чего при этом добился. Во-первых, выяснил, что штаб Карельского фронта передислоцировался, однако новое место его расположения узнать, к сожалению, не удалось. Но адскую машину он по собственной инициативе все же в дело пустил, ухитрившись подложить ее к стене большого склада с боеприпасами на окраине Беломорска. В результате взрывов и пожара этот важный военный объект полностью уничтожен.

Во-вторых, по словам агента, он, подвергая себя большому риску, сумел разузнать, какие воинские части входят в настоящее время в состав Беломорского гарнизона, что нового внесено в правила передвижения военных и гражданских лиц по городу. Естественно, что данные, переданные Гоменюком своему шефу о частях и режиме в гарнизоне, носили дезинформационный характер.

Майор Раски внимательно выслушал агента, задал ряд уточняющих вопросов и, выразив удовлетворение его докладом, вызвал к себе капитана Мармо.

— Агент Морозов в полной мере оправдал наше доверие, — заявил он. — Запишите все, что он выяснил о Беломорском гарнизоне. А главное, срочно составьте подробную схему окраины города, где размещался взорванный военный склад.

Весть о благополучном возвращении агента Морозова и успешном выполнении данного ему задания быстро разнеслась по школе. Многие из преподавателей и инструкторов спешили повидать своего воспитанника и поздравить его, но капитан Мармо лишил их этого удовольствия. Он закрылся с Морозовым в своем кабинете, чтобы с его помощью составить подробную схему того района города Беломорска, где стоял «уничтоженный» Морозовым склад с боеприпасами.

Через несколько дней Гоменюка неожиданно вызвали в кабинет начальника школы. Майор Раски строго посмотрел на своего агента:

— Подойдите к столу.

Степан подошел.

— Смотрите сюда, — и майор показал Степану крупную фотографию с изображением какой-то местности. — Где взорванные и сожженные вами склады? Их нет! Все, что вы мне докладывали, — чистая выдумка!

— Господин майор, — начал было Гоменюк, но начальник школы, не дав ему договорить, резко повысил голос:

— Молчать! Хватит водить нас за нос. Один раз удалось провести, второй раз не выйдет. Кто и с каким заданием направил тебя к нам? Говори! Даю тебе пять минут на размышление. Не скажешь правду — будешь расстрелян. Но не так, как на той инсценировке, а по-настоящему.

Степан сообразил, что на фотографии у майора снято не то место, где в действительности находился уничтоженный склад боеприпасов.

— Я взорвал склад! — твердо заявил Гоменюк. — И хочу объяснить вам, почему на фотографии нет следов диверсии.

— Нечего мне объяснять! Отвечай, кто и с каким заданием послал тебя к нам?

— Я честно, рискуя жизнью, выполнял ваше задание, уничтожил в Беломорске склад с боеприпасами, а вы вместо благодарности оскорбляете меня.

— Молчать!

— Нет, я молчать не буду, — воспротивился Гоменюк. — Ваши летчики сфотографировали не то место, где был взрыв. Я еще раньше понял, что летчики — трусы. Когда меня перебрасывали в район Беломорска, то, не долетев до него, они выбросили меня за десятки километров до цели, о чем я вам уже докладывал. А мне пришлось идти эти километры по болотам с адской машиной в рюкзаке. Я прошу вас повторить проверку моих сведений о диверсии.

Решительный тон Степана, видимо, подействовал на майора.

— Хорошо, — негромко сказал он. — Я все это проверю еще раз.

Повторная аэрофоторазведка подтвердила данные Гоменюка об уничтожении военного склада. Обвинение, выдвинутое шефом разведшколы по его адресу, было снято. Более того, через несколько дней после ознакомления с отчетом своего агента о результатах разведывательного рейда майор Раски объявил Гоменюку:

— Мы положительно оцениваем работу, проделанную вами по нашему заданию в Беломорском гарнизоне. За проявленные вами мужество, инициативу и находчивость наше командование наградило вас медалью.

Майор вручил Гоменюку медаль, поздравил его с наг-радой.

Положение советского разведчика в стане врага заметно укрепилось. Ему было предложено остаться на работе в учебном центре разведки противника.

Став инструктором, Гоменюк получил право беспрепятственного передвижения внутри школы и по поселку. Он мог свободно выезжать даже в Петрозаводск. Неизмеримо умножились его контакты с личным составом школы. Все это значительно расширило возможности разведчика по выполнению полученного от чекистов задания. И он постарался как можно лучше использовать их в интересах борьбы с врагами Родины.

От Гоменюка не стали скрывать, что из трех десятков агентов, окончивших разведшколу вместе с ним и заброшенных на советскую сторону, ни один не вернулся обратно. Не возвратился и Курчавый. Правда, от некоторых из них пришли радиограммы с текстом: «Приземлились благополучно, приступаем к выполнению задания». Но на этом все и кончилось. «Значит, кое-кто из моих сокурсников явился к советскому командованию с повинной, а остальные были задержаны чекистами», — с удовлетворением подвел Степан безрадостные итоги шпионско-подрывной деятельности вражеской разведки против советских войск.

Посещая Петрозаводск, Гоменюк сумел выяснить, какие воинские части противника расквартированы в этом городе. Но главные свои усилия разведчик направил на сбор самых подробных сведений о курсантах разведывательной школы, которых майор Раски со своими помощниками готовил для шпионско-подрывных акций против войск Карельского, Ленинградского и Волховского фронтов.

Изучая поведение курсантов, Гоменюк находил среди них людей, давших согласие на зачисление в разведшколу не для верного служения врагу, а с целью вырваться из лагерного ада. В завуалированных беседах с ними Степан склонял их к невыполнению заданий разведки противника. Являясь в органы советской военной контрразведки с повинной, эти агенты охотно рассказывали о своих сокурсниках, переброшенных через линию фронта одновременно с ними. Тем самым они оказывали большую помощь чекистам по своевременному пресечению подрывных действий врага.

Летом 1943 года войска Карельского фронта провели Свирско-Петрозаводскую наступательную операцию, освободили столицу Карелии. Поспешно отступая, администрация разведшколы вывезла с собой наиболее перспективных агентов. В их числе оказался советский разведчик С.Д. Гоменюк.

Позднее, когда ему удалось вырваться на Родину, Степан Дмитриевич представил в советскую военную контрразведку ценные сведения о деятельности разведывательных органов противника, об известных ему официальных сотрудниках и агентах вражеской разведки, заброшенных или подготовленных к заброске на территорию нашей страны с подрывными заданиями. На основании этих данных чекистские органы разыскали и обезвредили немало вражеских шпионов и диверсантов.

За успешное выполнение ответственных заданий военной контрразведки Карельского фронта в тылу врага в годы Великой Отечественной войны и проявленные при этом стойкость и мужество советский разведчик Степан Дмитриевич Гоменюк отмечен наградами Родины.

Гоменюк в послевоенные годы неоднократно поощрялся за успехи в мирном труде и большую работу по патриотическому воспитанию советской молодежи.

22 ноября 1978 года во Дворце культуры имени И.И. Газа состоялась встреча молодежи Кировского завода с мужественными бойцами незримого фронта борьбы против фашистских захватчиков в грозные годы войны. Тепло встреченные присутствовавшими, выступили ветераны-разведчики чекистских органов Н.И. Александрова, С.Д. Гоменюк, М.О. Малышев. Отвечая на вопросы диктора Ленинградской студии телевидения, Степан Дмитриевич Гоменюк рассказал молодым рабочим прославленного завода о нелегких испытаниях, выпавших на его долю при выполнении задания Родины, о напряженном поединке с разведкой противника, о победе, одержанной в схватке с жестоким врагом.

Славный подвиг зафронтового разведчика достоин того, чтобы о нем знали как можно больше. Он вписал славную страницу в героические дела военной контрразведки Карельского фронта. Неудачно сложилась судьба начальника УКР «СМЕРШ» фронта генерал-майора Алексея Матвеевича Сиднева: он был привлечен к уголовной ответственности за чрезмерное увлечение трофеями[23].