Глава 15. Загадочная смерть чехословацкого политика

10 марта 1948?года под окнами Чернинского дворца в Праге обнаружили тело Яна Масарика?— видного политического деятеля, министра иностранных дел Чехословакии, сына первого президента республики Томаша Масарика. Существовали две версии причины смерти единственного беспартийного министра в коммунистическом правительстве Чехословацкой республики: самоубийство и убийство.

Ян Масарик родился в 1886?году. Когда в результате Первой мировой войны Чехословакия получила независимость, он поступил на дипломатическую службу. С?1919 по 1922?год он занимал пост советника чехословацкого посольства в Лондоне, потом работал в Праге в центральном аппарате МИДа, а в 1925?году вернулся в Англию уже в качестве посла. Будучи послом, он выступал за создание системы коллективной безопасности в Европе. Поэтому, когда в 1938?году было заключено печально знаменитое Мюнхенское соглашение, он в знак протеста оставил свой пост и ушел в отставку.

В 1938–1939?годах Ян Масарик посетил США, выступал с лекциями, в которых призывал к борьбе против «стран оси» (Германия, Италия и Япония). В?1939?году он возвратился в Англию, где его и застала Вторая мировая война. Не желая оставаться в стороне от борьбы своего народа против немецких оккупантов, Масарик в 1940?году становится министром иностранных дел в эмигрантском чехословацком правительстве в Лондоне. В?1941?году он занимает пост заместителя председателя этого правительства, а в апреле 1945?года?— министра иностранных дел в правительстве президента Эдварда Бенеша, созданного на освобожденной территории Чехословакии в Кошицах.

Как политический деятель и как человек Масарик питал теплые чувства к русскому народу и к нашей стране. В?1946 и 1947?годах он посетил СССР в составе правительственной делегации. Однако вскоре его отношение к Советскому Союзу изменилось. Причиной тому послужила сталинская политика советизации Чехословакии, направленная на то, чтобы сместить президента Бенеша и поставить у власти коммуниста Готвальда. Особенно резко выступил Масарик против событий февраля 1948?года, когда правительство Народного фронта, полностью состоящее из коммунистов, при поддержке полиции и службы госбезопасности, находящихся под контролем МГБ СССР, фактически захватило власть в стране.

А 10 марта 1948?года тело Масарика, как уже говорилось, было найдено под окнами Чернинского дворца. Его внезапная смерть породила множество слухов и домыслов. По официальной версии он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своего кабинета. Однако многие считали, что его из этого окна выбросили и что сделано это было по указанию советских спецслужб. Правда, никаких конкретных доказательств сторонники данной версии не приводили.

В очередной раз дискуссия об обстоятельствах смерти Масарика развернулась в начале 90-х?годов, когда было опубликовано его письмо Иосифу Сталину, написанное 9 марта 1948?года, то есть накануне гибели. Оно было обнаружено в архиве ЦК КПЧ, где лежало в специальном фонде бывшего лидера страны Антонина Новотного. В?нем Ян Масарик писал:

«Господин маршал!

Это письмо я решил написать Вам в последние минуты своей жизни, вслед за тем, как принял бесповоротное решение, которое осуществлю в считанные часы.

Знаю, что это вызовет немало дискуссий, как среди моих друзей, так и среди недругов: ведь самоубийство не является оружием политика, если только не совершается перед лицом полного краха его деятельности либо в ответ на общественное презрение, вызванное именно таким крахом. Я?не говорю о военных преступниках: Гитлере, Геринге, Геббельсе, Гиммлере и других, которые таким путем пытались избежать справедливого возмездия, назначенного за совершенные ими преступления. И?сам Клемансо, человек из гранита и стали, носил при себе яд с решимостью воспользоваться им в случае, если бы французская армия в многострадальный период 1917–1918?годов потерпела поражение от Германии. Также и Наполеон принял в Фонтенбло яд, который хранил еще со времен русского похода из боязни оказаться пленником русских казаков, предводитель которых, атаман Платов, клялся повесить его на русской березе в отмщение за надругательство, которому интервенты подвергли Россию…

Не считаю себя человеком такого закала, как Клемансо, и никогда мне не приходила в голову возможность самоубийства по политическим мотивам. Я?жил и действовал в парламентских условиях, при которых неудачи?— столь же обыденная вещь, как и успехи, причем и те, и другие весьма умеренны в атмосфере постоянной борьбы, не достигающей, однако, того драматического накала, который столь типичен для тоталитарного режима или военного периода. Тем не менее сегодня я решился?— причем окончательно и без малейшего колебания. Я?говорил об этом в нашем последнем разговоре с президентом Бенешем: именно этот разговор явился для меня кульминацией и поставил точку в размышлениях, долго зревших у человека, считающего жертву неминуемой; то есть это не следствие какого-то преходящего неврастенического кризиса.

Еще в ранней моей молодости отец мне внушал, что без прямой и действенной поддержки России Чехословакия никогда не сможет выстоять в борьбе против германского наплыва. Эта идея укоренилась во мне так же глубоко, как и у большинства чешских политиков. Мы всегда полагали, что в защите от германизма не можем положиться ни на какую иную страну, кроме России. Мюнхен протрезвил и тех из нас, кто еще надеялся на активную солидарность Англии. Мои личные контакты с американскими государственными деятелями убедили меня в том, что Соединенные Штаты, как и Англия, не способны понять, что защита Чехословакии от германизма служит одной из важнейших гарантий мира в мировом масштабе.

В 1920?году, когда советские части под командованием Буденного приближались ко Львову, мой отец вместе с Эдуардом Бенешем пригласили к себе Вашего посла Мостовенко и сделали перед ним знаменательное заявление: они подчеркнули, что с того дня, когда русские части займут западную Галицию, наше государство признает права России на Закарпатскую Украину со столицей в Ужгороде?— в знак наших симпатий; кроме того, они указали, что готовы немедленно подписать с вами союзнический договор. И?это несмотря на то, что ваши части шли тогда в сражения со словами “Интернационала” на устах…

Еще в 1914?году чешские военнослужащие из состава австрийской армии массами сдавались в плен русским, хотя в Австрии существовал почти парламентский режим, тогда как русские войска еще сражались за царя, властвовавшего самодержавно и деспотично. Но ведь это были русские, наши давние братья.

Вспоминаю о нашей встрече в Москве, состоявшейся при подписании союзнического договора. Тогда Вы мне сказали, что СССР и в дальнейшем будет проводить традиционную политику славянского братства и возрожденной Чехословакии нечего опасаться, будто вновь может дойти до рецидива германского вторжения.

Никогда не забуду о нашей работе с г-ном Молотовым в Сан-Франциско; тогда я открыто и искренне говорил ему, что могу не соглашаться с некоторыми предложениями вашей делегации, однако дружба с вашей страной?— основной фактор нашей внешней политики и мы всегда останемся с вами. Тогда Вы поблагодарили меня в личном письме, которое я заботливо сохранил как залог нашего искреннего и дружественного сотрудничества.

Я не чинил ни малейших препятствий при передаче СССР Подкарпатской Руси. Наоборот?— был рад осуществлению того, что хотелось моему отцу еще в 1920?году. Старался ускорить?— насколько это было в моих силах?— предоставление вашей стране чешских урановых шахт?— в подтверждение того что, окажись СССР втянутым в какой-либо вооруженный конфликт, мы всегда остались бы на вашей стороне.

Не в последнюю очередь совсем недавно я без колебаний последовал совету г-на Молотова, когда обсуждалось, принять ли Чехословакии американские кредиты или отвергнуть их; мы отклонили эту помощь, еще раз явно демонстрируя, что внешняя политика моей страны тесно связывает себя с интересами СССР.

Сразу вслед за возникновением правительственного кризиса в Чехословакии мне хотелось узнать Ваш личный взгляд на требования КПЧ. Вы были так любезны, что в ответ на мои вопросы направили мне дружеское письмо и прислали г-на Зорина. Я?был весьма признателен Вам за чистосердечие и откровенность, которые Вы проявили, касаясь некоторых проблем деликатного свойства. Вы разъясняли мне, что по соображениям превентивной безопасности для СССР необходимо иметь в Праге сильную власть, неколебимо верную духу русско-чешского союзничества. Г-н Зорин говорил со мной в том смысле, что Вы безраздельно доверяете президенту Бенешу и мне, но что, однако, в нашем федеральном собрании множество изменников и заклятых врагов СССР, которые готовятся осуществить государственный переворот и дать абсолютно иной курс нашей внешней политике, провоцируя конфликт между Россией и Америкой, что вызвало бы гражданскую войну в Чехословакии. Некоторые факты, о которых сообщал г-н Зорин, были действительно тревожащими, хотя я и не мог разделить все его выводы.

Но так или иначе, а вопрос Вы поставили совершенно ясно, указали, что коммунистическая партия ни в коем случае не помышляет о советизации страны, дело касается лишь исполнения патриотического долга чешских коммунистов, а также их долга перед славянской общностью. Г-н Зорин заклинал меня поддержать Готвальда в его атаке на Бенеша; у меня и сейчас звучит в ушах его серьезный и просительный голос, его заверения в абсолютной необходимости того, чтобы сын Масарика помог уберечь Чехословакию от гражданской войны, спас страну, славянскую солидарность и целый мир. И?еще добавил, что мой отказ означал бы поражение нашей панславянской политики и мог вызвать глубокие перемены в ориентации всей вашей внешней политики.

Я внял Вашим аргументам и поддержал г-на Зорина в его переговорах с Бенешем, получив и устное, и письменное заверения, что коммунистическая партия не злоупотребит ситуацией для захвата всей власти и насаждения в нашей стране экономических и политических принципов, глубоко чуждых для нашего народа и его истории. Вам, разумеется, хорошо известно, что мое участие сыграло решающую роль и что после этого вмешательства президент Бенеш дал согласие на создание нового правительства Готвальда; так были предотвращены гражданская война в стране и разрыв с СССР. Вся моя моральная ответственность была поставлена на карту перед президентом и моей родиной.

Вскоре, однако, я понял, что коммунистическая партия ни в малейшей мере не собирается держать обещаний, которые мне были даны. Официальная власть в нашей стране абсолютно ничего уже не значит. Воцарился режим, при котором законы создаются “комитетами действия”. В?тюрьму отправляют людей, единственная вина которых заключается в том, что в довоенный период они выступали против коммунистов. Их бросают за решетку, хотя часто дело касается верных друзей и сторонников братского союзничества с Россией. В?моем собственном министерстве “комитет действия” аннулирует мои распоряжения и отдает свои приказы моим служащим. Это означает, что у нас в самом деле налицо советский режим с той лишь разницей, что советы называются “комитетами действия”.

В Чехословакии уже не приходится говорить о свободе. Свобода сменилась гнетом, которому одна партия подвергает всех своих политических противников, готовя почву для установления полицейского и авторитарного государства.

Знаю, что понятие свободы Вы толкуете иначе, чем я. В?вашей стране решающую роль играют явно материальные потребности и интересы. Однако мы привержены системе, которая не имеет ничего общего с полицейским режимом, который надвигается в Чехословакии. Я?получаю десятки писем от своих друзей, упрекающих меня в том, что я способствовал воцарению этого режима и изменил всему, что сделал для родины мой отец. Президент Бенеш в нашем последнем разговоре поставил мне в укор доверие обещаниям г-на Зорина, сделанным от Вашего имени.

Конечно, я мог бы публично признать свою ошибку, заявить во всеуслышание об отставке, мог бы включиться в борьбу против правительства Готвальда и его политики. Но это означало бы и выступление против вашего правительства, против законной власти в России! А?сын Масарика никогда бы не пошел против власти, вершащей судьбы России, никогда не дал бы шанса противникам России, которые только и ждут ваших ошибок и просчетов, чтобы максимально воспользоваться ими в борьбе против колыбели славянства. Я?не один, кого обманули посулы г-на Зорина. И?я не один, кто отказывается от борьбы за идеалы свободы, поскольку она оборачивается и борьбой против России. Нас тысячи и тысячи, интеллектуалов, без которых вам никогда не построить защитный бастион в Центральной Европе, без которых любые ваши меры превентивной безопасности могут оказаться однажды тщетными: потому что, если возникнет момент смертельной опасности для вашей страны и всего славянства, вы не найдете здесь ничего иного, кроме власти, которую ненавидит вся страна, которую презирает цвет нации и которая опирается только на штыки своей полиции и жандармерии.

Не могу жить без свободы. Не могу, однако, и бороться за нее, потому что Ян Масарик не может?— даже и косвенно?— выступать против России и ее власти. Чувствую себя поручителем за Ваши обещания, которые я передал Бенешу, заложником своей совести в исполнении этих обещаний. Мне не остается ничего иного, как умереть, совершенно неслышно умереть, чтобы и этим не воспользовались как удобным предлогом те, кому хотелось бы спровоцировать в Чехословакии гражданскую войну.

У Вас еще есть время отступить от политики советизации моей страны. Поспешите, ибо вскоре может стать уже поздно.

Ян Масарик

Чернинский дворец, Прага. 9 марта».

Казалось бы, из этого документа со всей очевидностью следует, что Масарик покончил жизнь самоубийством. Однако очень многие в Чехии посчитали письмо фальшивкой. В?пользу этого довода говорило то, что оно было найдено не в оригинале, а в переводе с французского. Масарик был известен как большой патриот, тонкий стилист и мастер родной речи, и писать на иностранном языке предсмертное письмо он бы не стал. Некоторые заметили и то, что в письме встречаются противоречия с историческими реалиями. Так, автор книги о Масарике И. Борж утверждает, что он не мог встречаться с Иосифом Сталиным после подписания союзнического договора, как сказано в письме. Договор заключили в декабре 1943?года в Москве, Масарик же с июня 1943-го по февраль 1944?года находился с официальной миссией в Америке. А?И. Гаек, бывший в 1968?году министром иностранных дел Чехословакии, указал, что в 1920?году у СССР не было своего посла в Чехословакии, а следовательно, упомянутый в письме Мостовенко не мог занимать эту должность.

С другой стороны, бывший офицер чехословацкого Генштаба Ш. Кошар, в 1940-х?годах занимавший должность эксперта по текстам, заявил, что летом 1948?года получил для оценки фотокопию письма Сталину с собственноручной подписью Масарика. Он утверждал, что после смерти Масарика министр внутренних дел В. Носек действительно обнаружил в его кабинете два запечатанных письма, одно из которых было адресовано Иосифу Сталину. Фотокопию письма удалось добыть чехословацкому разведчику в Лондоне. В?приложенной к фотокопии справке, которую читал Кошар, говорилось, что оригинал также находится в Лондоне и был получен английской разведкой «от какого-то русского полковника, который попросил политического убежища в английском секторе Западного Берлина. Из СССР он прибыл с курьером к командующему советскими войсками. Разведчик далее указывал, что в Москве этому человеку был поручен перевод письма, полученного Сталиным. А?отправившись с дипломатической миссией в Германию, он увез оригинал с собой и передал в Интеллидженс сервис. Возможно, Сталин даже не успел толком познакомиться с письмом, поскольку чешского не знал». Что же касается самого письма, то Кошар никогда не сомневался в его подлинности.

После заявления Ш. Кошара дискуссия поутихла. Но в марте 1994?года российский телевизионный канал НТВ выдвинул еще одну версию гибели Масарика. В?популярной программе «Времечко» было показано интервью с советской разведчицей Елизаветой Паршиной, участницей гражданской войны в Испании, женой чекиста и военного разведчика полковника Артура Спрогиса. В?послевоенное время она находилась на оперативной работе в Чехословакии под прикрытием художника-оформителя детских книг. В?интервью бывшая разведчица совершенно неожиданно заявила, что знает, кто убил Яна Масарика. Процитируем фрагмент ее беседы с журналистом.

«Журналист: Можете вы рассказать об этом?

Елизавета Паршина: Знаете, поскольку он сам мне это рассказал, это был один из моих лучших друзей, я не хотела бы называть его фамилию.

Журналист: Это был наш разведчик все-таки?

Елизавета Паршина: Это был наш разведчик, очень старый, еще участник Гражданской войны.

Журналист: Почему он это сделал?

Елизавета Паршина: Приказано было.

Журналист: А?как он это сделал?

Елизавета Паршина: Как? Ну, как… Конечно, он это не своими руками делал, но он это организовал. Хотя он и был военным человеком с большим стажем работы и так далее, он мало что знал. Это был, знаете, как бы вам сказать, оперативник, который выполнял приказы начальства, выполнял удачно, получал повышения все время. У?него было шесть орденов Красного Знамени только…»

И тогда многие решили, что речь идет об Александре Короткове. На этом все и закончилось. Все попытки журналистов и историков узнать подробности об участии этого разведчика в убийстве Яна Масарика закончились неудачей. Ничего найти не удалось. По той простой причине, что он действительно не причастен к убийству политика.

В 2001?году группа медэкспертов заявила, что Ян Масарик действительно был убит (раздробление его костей нижних конечностей нетипично для человека, который прыгает из окна). Кроме того, самоубийца был одет в купальный халат, что нетипично для людей, решивших добровольно расстаться с жизнью. Обычно им важно, как они будут выглядеть после смерти.

Осталось лишь выяснить, кто совершил это преступление. Ответ на этот вопрос?— в до сих пор полностью не опубликованных мемуарах Першиной. По ее утверждению, операцией руководил генерал Михаил Ильич Белкин (тогда он был главным советником МГБ СССР в странах Восточной Европы). А?непосредственный исполнитель?— младший оперуполномоченный Бондаренко.