Героическая оборона Петропавловска 18–24 августа 1854 г.

Библиография и источники.

Защитники Отечества. Героическая оборона Петропавловска-Камчатского в 1854 году. Сборник официальных документов, воспоминаний, статей и писем. Петропавловск-Камчатский, 1989. Морской сборник. 1855. № 1. С. 87–107.

Степанов А.А. Петропавловская оборона. Хабаровск, 1954.

РГА ВМФ. Ф. 283. Оп. 2. Д. 3003; Оп. 3. Д. 4592, 5510.

В ходе Восточной войны русским морякам довелось встретиться на поле боя не только с сухопутными частями союзников, но и с французской и британской морской пехотой. Враг надолго запомнил «печальный день 4-го сентября 1854 года»[82], который общественное мнение Франции «назвало поражением, постыдным для чести флага», а в Англии и вовсе «пятном, неизгладимым в истории»[83]. Этот первый бой русских моряков с союзниками, удививший Европу и Америку, произошел не в Крыму под Севастополем, а на противоположной окраине Российской империи — на далекой Камчатке, считавшейся в то время настоящей terra incognita.

Вид Петропавловского порта на Камчатке с Сигнального мыса. Тонолитография. 1856 г. (РГБ).

Боевые действия на Тихом океане в 1854–1855 гг. имели свою региональную специфику. Амурский край и Приморье были едва обжиты, да и то в основном благодаря Российско-Американской компании, поддерживавшей через Сибирь торговые контакты со своими колониями на Аляске, Алеутских и Курильских островах. Географическая удаленность и богатые природные ресурсы позволяли компании успешно вести дела, не вступая в конфликт с американскими и английскими коммерсантами. Но назначенный в 1847 году генерал-губернатором Восточной Сибири H.Н. Муравьев считал, что в дальнейшем для надежной защиты торговых интересов необходимо обеспечить военное присутствие России на Тихом океане. В этом деле он нашел верного союзника в лице правителя фактории Российско-Американской компании и Аянского порта капитана 2 ранга В.С. Завойко. Для военного обеспечения плавания русских судов по Охотскому и Беринговому морям, а также для борьбы с иностранными браконьерами особое значение приобретал Петропавловск с его удобной гаванью в Авачинской губе. Еще в 1827 году английский командор Ф. Бичи писал: «Если северная часть Тихого океана станет ареной активных боевых действий, Петропавловск несомненно приобретет огромную значимость. В настоящее время он практически незащищен, но малое количество пушек, расставленных с умом, могут эффективно оборонять гавань»[84]. Схожих взглядов придерживались Муравьев и Завойко. Посетив Камчатку, Муравьев писал: «Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал». Генерал-губернатор сразу оценил стратегическое значение Петропавловска. «Если бы стала в устье Амура русская крепость, равно как и в Петропавловском порте на Камчатке, — докладывал Муравьев императору 15 февраля 1849 г., - и между ними ходила флотилия, а для вящей предосторожности, чтоб в крепостях этих и на флотилии гарнизоны, экипаж и начальство доставляемы были из внутри России, то этими небольшими средствами на вечные времена было бы обеспечено для России владение Сибирью и всеми неисчерпаемыми ее богатствами».

2 декабря 1849 г. по предложению Муравьева император учредил особую Камчатскую область под управлением военного губернатора. На эту должность 15 февраля 1850 г. назначили капитана 1 ранга В.С. Завойко, который принял активные меры для развития края. Накануне войны Петропавловск, по свидетельству состоявшего при Завойко геолога фон Дитмара, представлял следующую картину: «Между бухтой и озером расположены, окаймляя улицы и площади, почти исключительно казенные дома, стоящие очень просторно; число этих домов, по сведениям канцелярии губернатора, простиралось до 40. <…> К этой, лучше выстроенной казенной части города непосредственно примыкает неофициальная, расположенная вдоль всего восточного берега маленькой губы и образующая пять параллельных с ним вытянутых рядов. <…> Домов здесь всего 116. Весь Петропавловск построен исключительно из дерева, причем все частные дома крыты тростником и длинной травой, казенные же — железом. В самом конце бухты, непосредственно на берегу, стоят строения морского ведомства: гауптвахта, несколько магазинов, пекарня и несколько небольших мастерских. <…> По переписи 1852 года весь описываемый городок имел всего 1593 жителя (1177 мужского и 416 женского пола»[85].

Значительную часть жителей Камчатки составляли военные моряки. Еще 9 ноября 1803 г. в Камчатском гарнизонном батальоне кроме пяти сухопутных рот учредили одну морскую роту.

Адмирал Василий Степанович Завойко. Портрет кисти Н.Н. Блинова. (ЦВММ). В 1850–1856 гг. военный губернатор Камчатской области. За героическую оборону Петропавловска в августе 1854 г. В.С. Завойко был переименован в контр- адмиралы, а также награжден орденам Св. Георгия 3-й степени и орденом Св. Станислава 1-й степени.

Генерал-адъютант граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Портрет кисти К.Е. Маковского. 1863 г. Фрагмент. (Иркутский областной художественный музей имени В.П. Сукачева). Будучи в 1847–1861 гг. генерал-губернатором Восточной Сибири, Н.Н. Муравъев много сделал для ее освоения и окончательного присоединения к Российской империи. 16 мая 1858 г, подписав Айгунский договор, установил границу России с Китаем по Амуру, за что получил от Александра II титул графа Амурского.

Вскоре, 9 апреля 1812 г., Камчатский батальон расформировали, а всю военную службу возложили на морскую роту, причисленную к Охотскому флотскому экипажу[86]. Такое сокращение гарнизона основывалось на мнении Петербурга, «что ни одна европейская держава не вздумает, конечно, обойти полсвета для завоевания страны, в которой с трудом содержится небольшое число собственных своих жителей и которая кроме собольих мехов ничего не производит». Флотскую роту перевели из Нижнекамчатска в Петропавловскую гавань, где ее матросы занимались сооружением порта, строительством флотилии, а также боролись с иностранными браконьерами, охотившимися в российских владениях на котиков и китов[87].

В связи с реформами H. Н. Муравьева и упразднением Охотского порта, 22 февраля 1850 г. Охотский флотский экипаж, Охотскую мастеровую роту и Петропавловскую флотскую роту объединили в 46-й флотский экипаж Но возглавлявший его в 1850–1853 гг. капитан 2 ранга К.В. Фрейганг совершенно запустил дела. При нем в Петропавловске господствовала «старинная, крайне суровая система управления, благодаря которой совершенно испортились славные дальновояжные матросы, составляющие 46-й флотский экипаж, и обратились в людей, промышляющих беспорядками и воровством» декабря 1853 г. в связи с формированием в Гельсингфорсе нового 28-го флотского экипажа прежний 28-й черноморский экипаж был переименован в 45-й. Соответственно 45-й экипаж в Астрахани стал 46-м, а 46-й на Камчатке — 47-м.

16 декабря 1853 г. новым командиром 47-го экипажа и помощником губернатора Камчатки император назначил капитана 1 ранга А.П. Арбузова. В апреле 1854 г., проехав всю Россию, он добрался до слияния рек Кары и Шилки, где в деревне Лончаково принял назначенных H.Н. Муравьевым для пополнения 47-го экипажа 400 солдат, выбранных из Сибирских линейных батальонов. Эти «здоровые, сильные и веселые» рекруты- сибиряки не были новичками, как принято считать, а служили уже около 4 лет, хорошо знали пехотный строй и прекрасно стреляли, поскольку более половины из них в прошлом являлись охотниками. Пережидая весенний разлив рек, Арбузов стал обучать своих рекрутов действию рассыпным строем, а также фехтованию на штыках. Сам он научился штыковому бою еще в 1837–1839 гг. на Черноморском флоте от служивших матросами пленных солдат польской армии. По их примеру Арбузов для отработки ударов использовал шары, свитые из сена и соломы. Наконец, 14 мая отряд Арбузова двинулся в путь на плотах, буксируемых пароходом «Аргунь». Пройдя за месяц Шилку и почти весь Амур, отряд пересек озеро Кизи, вышел на берег Татарского залива и 17 июня достиг русского поста в заливе Де-Кастри. Здесь 333 рекрута сели на 10-пушечный транспорт «Двина» и через 35 дней тяжелого плавания по Охотскому морю и Тихому океану достигли 24 июля Петропавловска.

Отряд Арбузова прибыл очень кстати. Накануне, 14 июля 1854 г. в Петропавловск с Гавайских островов пришел американский купеческий бриг «Нобл» («Nobl»), который доставил Завойко известие, «что между Россией, Англией и Францией объявлена война, что находящиеся в Тихом океане российские порты объявлены в блокаде». В Петропавловске же к этому времени после отплытия всех судов Камчатской флотилии оставался лишь 231 матрос 47-го флотского экипажа, включая команду транспорта «Двина», а также портовых мастеровых и престарелых инвалидов. По счастью в гавани стоял 44-пушечный фрегат «Аврора» 19-го флотского экипажа. Этот фрегат под командованием капитан-лейтенанта И.Н. Изыльметьева еще 14 августа 1853 г. отправился из Кронштадта вокруг света для усиления борьбы с браконьерами на Дальнем Востоке. Совершив изнурительный переход, «Аврора» 19 июня пришла в Петропавловск, где Изыльметьев дал команде отдых. На борту фрегата в это время находились 14 офицеров, 4 гардемарина, 2 юнкера, 13 унтер-офицеров, 4 кондуктора морской артиллерии, 5 музыкантов, 241 рядовой, 7 нестроевых, 7 мастеровых[88], 1 младший врач, 1 фельдшер, 1 иеромонах. Вынужденная стоянка оказалась не по сердцу кронштадтцам. «Говоря откровенно, — вспоминал мичман Н.А. Фесун, — никто и никогда из служивших на „Авроре“ не ждал, чтобы дрянной камчатский городок мог быть атакован значительными силами; все желали поскорее вырваться из Камчатки. <…> „Команда теперь уже поправилась, — говорила молодежь на „Авроре“, — и что нам делать здесь, в этом захолустье? Какой сумасшедший адмирал решится искать фрегат за тридевять земель, в дальних и бурных морях и уже почти в осеннее время?“».

Квартирмейстер 3-й роты 47-го флотского экипажа. 1854–1856 гг. Иллюстрация по рисунку художника В.Н. Куликова 2002 г. (РГБИ).

Самоуверенная флотская молодежь не догадывалась, что над Петропавловском уже нависла грозная опасность. Еще 25 апреля 1854 г. в порту Кальяо в Перу английский контр-адмирал Дэвид Прайс получил известие о начале боевых действий против России и назначении его начальником союзной эскадры. Однако компания Гудзонова залива («Hudson’s Вау Company»), фактически управлявшая канадскими владениями Британии, была заинтересована в продолжении торговых контактов с Российско-Американской компанией. Поэтому русские колонии на Аляске, Алеутских и Курильских островах объявили нейтральными. Корабли Прайса не имели права нападать на них, и им оставалось лишь охотиться за русскими судами в море.

После трехмесячных безрезультатных поисков союзники решились, наконец, предпринять экспедицию против Петропавловска, надеясь застать там всю русскую флотилию. 13 июля к берегам Камчатки из Гонолулу вышли 6 боевых кораблей: английские 50-пушечный фрегат «Президент» («President»), 36-пушечный фрегат «Пик» («Pique») и 6-пушечный пароход «Вираго» («Virago»); французские 60-пушечный фрегат «Форт» («La Forte»), 22-пушечный корвет «Эвридика» («L'Eurydice») и 12-пушечный бриг «Облигадо» («Obligado»).

Между тем в Петропавловске Завойко, реально оценив опасность, силами 47-го экипажа, моряков «Авроры» и жителей города приступил к строительству береговых укреплений. Не имея возможности перекрыть вход в Авачинскую губу, губернатор все внимание сосредоточил на обороне Петропавловской гавани. Для ее защиты на наиболее важных участках он построил 7 батарей, к орудиям которых назначил матросов и рекрутов 47-го экипажа.

План Авачинской губы и Петропавловского порта на Камчатке. Гравюра 1870 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

От акватории Авачинской губы Петропавловскую гавань отделяет узкий мыс длиной около 1200 метров и шириной 150 метров. Этот мыс образуют две горы — более высокая Никольская (70 м) и расположенная южнее Сигнальная (56 м) — обе с крутыми, почти отвесными обрывами со стороны губы и более пологими склонами к городу, имеющими несколько троп. Склоны гор густо покрывали заросли мелкого кедровника. На Сигнальном мысу[89], которым с юга заканчивается Сигнальная гора, построили батарею № 1. Фактически ее пришлось выдолбить в камне, в связи с чем не удалось добиться нужной глубины укрытия. На батарее установили три 36-фунтовые пушки и два двухпудовых бомбических орудия. Возглавил батарею лейтенант П.Ф. Гаврилов. У него под командой находились 63 нижних чина. На перешейке между Сигнальной и Никольской горами установили батарею № 3.Для ее вооружения 3 августа с правого борта фрегата «Аврора» свезли пять длинных 24-фунтовых пушек. Командиром батареи Завойко назначил лейтенанта князя А.П. Максутова. При своих орудиях он имел 51 нижнего чина 47-го флотского экипажа.

С противоположной, северной стороны Никольская гора спускалась к болотистому Култушному озеру. Между озером и горой со стороны берега шла широкая дорога, которая, огибая подошву горы, вела прямо в город. Для защиты этих подступов на берегу построили земляную батарею № 7. Для ее вооружения с «Авроры» свезли пять коротких 24-фунтовых пушек. Батарею и 49 нижних чинов возглавил капитан-лейтенант «Двины» В.К. Коралов. Чтобы предотвратить прорыв неприятеля с тыла по дороге в город, возле озера также установили батарею № 6 с четырьмя 18-фунтовыми и шестью 6-фунтовыми пушками. Батарея эта строилась на случай падения батареи № 7 и считалась тыловой. Поэтому ее командир поручик Корпуса корабельных инженеров К.Я. Гезехус имел всего 31 человека, да и то набранных к пушкам по недостатку людей из писарей морского ведомства, которых «обучили действовать оными, равно как и ружьем».

По фронту гавань отделялась от губы узкой песчаной трехсотметровой косой шириной 30–35 метров, едва подымавшейся из воды. К этой косе, прозванной Кошкой, левым бортом встали «Аврора» и «Двина». Коса защищала их ватерлинию, не препятствуя при этом вести огонь. Таким образом, вход на рейд защищали 22 орудия «Авроры», заряженные ядрами, и еще пять 18-фунтовых коротких пушек «Двины». Узкий, шириной около 80 метров вход в гавань между Кошкой и Сигнальной горой перегородили деревянным боном на цепях. Кроме того, у основания Кошки построили мощную батарею № 2 из 10 орудий З6-фунтового «калибра» и одной длинной 24-фунтовой пушки с «Авроры». Командир батареи лейтенант князь Д.П. Максутов и его помощник гардемарин В.Д. Давыдов возглавляли 127 нижних чинов.

Для дополнительной обороны подступов к Кошке южнее Петропавловска на возвышенности, называемой Красный Яр, была построена батарея № 4. Эта батарея, расположенная недалеко от городского кладбища, могла бить по вражеским кораблям при их маневрировании напротив Сигнального мыса, а также расстреливать союзников с фланга в случае попытки прорваться в гавань. Для вооружения батареи с «Авроры» отправили три длинные 24-фунтовые пушки с мичманом В.И.Поповым и гардемарином Г.Н. Токаревым. На Красном Яру Попов принял под командование 28 нижних чинов[90].

Матрос 19-го флотского экипажа. 1854–1856 гг. Иллюстрация no рисунку художника В.Н. Куликова 2002 г. (РГБИ).

Для отражения вражеского десанта Завойко составил из рекрутов и матросов 47-го экипажа три отряда: 1-й портовый стрелковый отряд мичмана Д.В. Михайлова (49 чел.), 2-й портовый стрелковый отряд полицмейстера подпоручика ластовых экипажей М.Д. Губарева (50 чел.) и 3-й портовый отряд поручика Корпуса флотских штурманов Кошелева для тушения пожаров (69 чел.). Кроме того, был сформирован отряд волонтеров из чиновников и купцов, вооруженных ружьями со штыками (18 чел.). На «Авроре» приготовились к бою одна стрелковая и три абордажных партии. Для защиты города также собрались 20 местных охотников-камчадалов, среди которых выделялся старик Дурынин, убивший за свою жизнь более 40 медведей. Всего в распоряжении Завойко находились 4 штаб-офицера, 37 обер-офицеров, 879 нижних чинов и волонтеров.

Губернатор вовремя завершил приготовления. 17 августа 1854 г. к Авачинской губе подошла эскадра союзников[91]. Контр-адмирал Прайс решил лично провести разведку, прибегнув к не слишком честной хитрости. На пароходе «Вираго» подняли американский флаг, и в 16.30 он вошел в Авачинскую губу. Но защитники Петропавловска еще утром заметили союзную эскадру и подготовились к визиту непрошенных гостей. В городе ударили тревогу, а навстречу пароходу выслали дозорный вельбот. В 17 часов «Вираго», не доходя три мили до Сигнального мыса, остановился и, увернувшись от шлюпки, ушел в море.

Следующий день 18 августа стоял полный штиль. Лишь около 16 часов союзная эскадра с развевающимися флагами смогла войти в Авачинскую губу и потянулась кильватерной колонной мимо Сигнальной горы. Шедший впереди пароход «Вираго», приблизившись к Сигнальному мысу, выстрелил из носового орудия. Тогда открыли огонь батареи № 3 и № 1. Затем вступили в бой батареи № 2 и № 4, но их ядра не долетали до врага. Несколько минут продолжалась перестрелка. Союзники сделали около 15 выстрелов ядрами и бомбами, причем три бомбы перелетели через Сигнальный мыс и лопнули в воздухе. Осколки двух бомб упали недалеко от «Авроры». В свою очередь защитники города метким выстрелом с батареи № 1 попали бомбой в корму парохода «Вираго». После этого противник отвернул на запад, вышел из зоны огня и стал на якорь.

Вечером контр-адмирал Прайс собрал на военный совет французского контр-адмирала Февре де Пуанта и командиров кораблей. Чтобы открыть вход в гавань со стороны Кошки, совет решил на следующий день разгромить огнем фрегатов «Президент» и «Форт» батарею № 1, в то время как фрегат «Пик» должен был подавить своими орудиями батарею № 4, а пароход — высадить десант для ее ликвидации.

Утром 19 августа эскадра союзников приготовилась к штурму Петропавловска. Пароход «Вираго» взял на буксир «Пик» и собирался пришвартовать «Форт». Но тут произошло совершенно неожиданное событие. На «Президенте» контр-адмирал Прайс, «пройдясь по палубе с капитанам Бьюрриджем, своим флаг-капитанам, и поговорив с ним о принятых диспозициях, спустился в свою каюту, которая по случаю предстоящего сражения не отделялась переборкой от батареи, открыл шкаф, вынул оттуда пистолет, зарядил и, прицелив к сердцу, выстрелил. Несмотря на поданную помощь, через несколько часов он умер». До сих пор остается загадкой, почему всеми уважаемый адмирал внезапно покончил с собой на глазах изумленного экипажа. Большинство свидетелей объясняет этот странный поступок нервным срывом, вызванным общими неудачами кампании и грузом колоссальной ответственности. Впрочем, самоубийство Прайса и по сей день остается одной из самых темных страниц в летописи английского флота[92]. Своим поступком адмирал, по верному замечанию офицера фрегата «Пик» Клерка, «поставил эскадру в ситуацию, не имевшую аналогов в британской морской истории». При общем замешательстве начальство союзниками принял «храбрый, честный, но не пользовавшийся популярностью» французский контр-адмирал де Пуант. Британские корабли возглавил по старшинству капитан «Пика» Ф. Николсон. Но атаку, естественно, пришлось отложить до следующего дня.

Английский пароход «Вираго». (Фотография из архива журнала «Флото-Мастер»).

На рассвете 20 августа защитники Петропавловска заметили приготовления союзников к бою. Около 6 часов утра «Вираго» развел пары. С фрегата «Президент» на пароход перевезли морских солдат под командованием капитана Ч.А. Паркера, к которым присоединился отряд французских матросов. Всего для десанта собралось 150 человек Около 8 часов утра «Вираго» пришвартовал к левому борту фрегат «Пик», к правому «Форт», а «Президент» взял на буксир.

Между тем Завойко скрытно разместил в кустах на высоте между батареями № 2 и № 4 отряд волонтеров и 1-й портовый стрелковый отряд. 2-й портовый стрелковый отряд занял позицию у Сигнальной горы. 3-й портовый отряд с пожарными инструментами расположился в городе около гауптвахты. В случае десанта «по отрядам приказано не тратить времени на стрельбу, а прогонять неприятеля штыками и драться до последней капли крови». На батарею № 1 Завойко пригласил священника Георгия Логинова, который отслужил молебен о даровании победы. Погода стояла тихая, и церковное пение доносилось даже до дальних батарей. Защитники, сняв фуражки, молились возле орудий. Утреннюю тишину нарушал лишь шум «Вираго», с трудом тянувшего три фрегата к Сигнальному мысу. После молебна Завойко обратился к команде батареи № 1 с речью, которую завершил словами: «Многие из нас умрут славною смертью, последняя молитва наша должна быть за царя». Воодушевленные моряки хором спели «Боже, царя храни». Гимн, разнесшийся над бухтой, был встречен дружными криками «Ура!» по всем батареям, отрядам и на судах.

Союзники тоже слышали пение и крики русских и приняли их за сигнал к сражению. Около 9 часов утра, поборов отлив, «Вираго» расставил фрегаты на позиции в кильватерном строю. Первым на шпринг встал «Пик», через 1,5 кабельтовых «Президент», а за ним «Форт». Их позиция оказалась очень удачной. Фрегаты могли бить по батарее № 1 и дальним огнем по № 2 и № 4. При этом Сигнальный мыс скрывал их от орудий «Авроры» и «Двины», а гора препятствовала стрелять батарее № 3- Сначала фрегаты сосредоточили огонь на батарее № 1. Положение защитников осложнялось тем, что вражеские ядра, ударяясь в скалу, ранили моряков осколками камня и щебнем. В 9-45 Завойко сообщили, что командир батареи лейтенант П.Ф. Гаврилов ранен камнем в голову и ногу, но не оставил позицию. В помощь ему губернатор послал подпоручика М.Д. Губарева. Вскоре офицеры донесли, «что из команды, кроме убитых, много раненых каменьями, у орудий повреждены брюки и станки и что на платформу навалило ядрами каменья и землю так, что действовать орудиями невозможно».

С командного пункта на Сигнальной горе Завойко отправился на батарею № 1, где застал полный разгром. Но в этот момент его внимание привлек новый маневр союзников. С Сигнального мыса губернатор увидел, как 3 гребных бота с десантом направляются от «Вираго» к батарее № 4. Эта батарея также подвергалась усиленному обстрелу. Находившийся на ней гардемарин Г.Н. Токарев записал в своем дневнике: «Тут уж ничего не было видно. Все застлано было дымом; помню только, что свист ядер не переставал над нашими головами, бомбы трескались в воздухе, в кустах, в валу батареи. Кланялись сперва ядрам, потом сделалось все равно. Всеми овладела неимоверная злоба». 1,5 часа мичман В.И. Попов мужественно выдерживал вражеский огонь и лишь «по необыкновенному счастью, несмотря на град ядер, сыпавшихся на батарею, не потерял ни одного человека из своей команды».

Увидев с Сигнального мыса вражеский десант, Завойко приказал оставить батарею № 1, заклепав разбитые орудия. Ее личный состав под руководством М.Д. Губарева перенес оставшиеся заряды на батарею № 2, после чего присоединился к 2-му портовому стрелковому отряду. Вместе они поспешили вслед за 1-м портовым стрелковым отрядом и волонтерами мичмана Д.В. Михайлова к батарее № 4. Одновременно всем офицерам и морякам не участвовавших в сражении батарей № 3, № 6 и № 7 Завойко приказал, оставив у пушек по два человека, собраться к батарее № 2 для отражения десанта. Сюда же по приказу губернатора с «Авроры» высадилась стрелковая партия мичмана Н.А. Фесуна (1 унтер-офицер и 30 матросов). К 11 часам отряды собрались вместе, но, не имея общего начальника, нерешительно толпились на берегу. Завойко же в это время отправился в город, чтобы привести еще 3-й портовый отряд.

На палубе британского военного корабля перед сражением. Картина художника Ф.О. Биара. 1855 г. (ЦВММ).

Между тем английские морские солдаты и французские матросы капитана Паркера благополучно высадились, построились и двинулись через густой кустарник к батарее № 4. Прикрывая десант, «Вираго» осыпал берег бомбами и картечью. Ввиду неприятеля защитники батареи спрятали порох, заклепали орудия и в 10.45 отступили через кусты к кладбищу, навстречу 1-му портовому стрелковому отряду и отряду волонтеров. С кораблей союзников тоже заметили русские отряды и для подкрепления Паркера послали команду матросов с «Пика» и десантную роту с «Форта». Всего, таким образом, на берегу собралось несколько сотен союзников. В 11 часов десантники Паркера захватили батарею. Но их ликование оказалось недолгим. «Французы, вскочив первыми на Красный Яр, битком наполнили батарею и при восторженных кликах подняли французский флаг; — вспоминал мичман Фесун, — только что он развился, как бомба с английского парохода, ударясь в самую середину массы, произвела в ней страшное замешательство. Прежде, чем бедные французы успели опомниться от счастливой для нас ошибки своих милых союзников, транспорт („Двина“) и фрегат („Аврора“) открыли по ним меткий батальный огонь». Два удачных ядра с «Авроры» и одно с «Двины» довершили общую неразбериху.

В это время десантники увидели идущие через кладбище отряды Михайлова и Губарева. Кроме того, от Кошки, наконец, двинулась плотная масса стрелков, собранных Завойко. Изрубив у орудийных станков оси, брюки и тали, сломав у пушек прицелы и ударные молотки, союзники стали отступать к своим ботам. Моряки 1-го и 2-го портовых отрядов, волонтеры и канониры В.И. Попова преследовали их с громким «Ура!». Но «неприятель начал отступление бегом и с такою быстротою, что, прежде чем мы подоспели к занятой им батарее, он уже был в шлюпках и вне выстрела, так что, несмотря на самое пламенное желание, в этот раз не удалось его попотчевать даже (ружейными выстрелами.

Крики „ура“ всего гарнизона были наградой за наше стремительное наступление». В 11.45 «Вираго» отконвоировал 13 десантных шлюпок к фрегатам, которые снова открыли огонь по Красному Яру. В связи с этим Завойко приказал стрелкам вернуться в город и занять свои места на батареях.

Карта сражений при Петропавловском порте с 18 по 27 августа 1854 г. Фрагмент. (РГАДА). Подлинник первого плана Петропавловской обороны, составленного сразу же после событий и приложенного к рапорту В.С. Завойко, пока не обнаружен. Однако сохранилась точная копия с него, снятая по распоряжению Н.Н. Муравьева в Иркутске картографом И. Федоровым. Этот чертеж находится сегодня в РГАДА. С оригинала же, доставленного князем А.П. Максутовым в Петербург, в хромолитографии Р. Гундризера был сделан цветной печатный план. Этот «облагороженный» вариант стал впоследствии классическим. Первый же вариант, имеющий ряд существенных деталей, так никогда и не публиковался. (см. стр. 369).

В это время не участвовавшие в битве корвет «Эвридика» и бриг «Облигадо» двинулись к батарее № 3, команда которой, отправившаяся с князем А.П. Максутовым к батарее № 4, еще не вернулась. В связи с этим в 12.45 с «Авроры» на батарею послали лейтенанта Е.Е. Анкудинова, прапорщика морской артиллерии Николая Можайского, 1 кондуктора и 57 матросов. Выстрелами из орудий они заставили французов, уже приготовивших десантные боты, отойти. Причем одну вражескую шлюпку разбило метким попаданием. В 13.30 на батарею вернулся князь Максутов со своими людьми, а команда Анкудинова вернулась на «Аврору».

Между тем фрегаты «Форт» и «Президент», пользуясь молчанием батарей № 1 и № 4, подошли ближе к Сигнальному мысу и, по-прежнему укрываясь за ним от пушек «Авроры» и «Двины», стали дальними выстрелами бомбардировать батарею № 2[93]. Ее орудия не могли достать противника, в связи с чем князь Д.П. Максутов не отвечал на вражеский огонь и приказал команде лечь. «Сберегая людей за бруствером в то время, когда батарею осыпало ядрами, бомбами и гранатами, — доносил Завойко, — князь Максутов сам подавал пример неустрашимости, ходил по батарее и ободрял команду, выжидая времени, когда фрегат „Форт“, бывший к батарее ближе других фрегатов, травил кормовой кабельтов и приближался к батарее. Князь Максутов посылал меткие выстрелы, распоряжаясь как на ученье; батарея стреляла с расстановками, но метко, не тратя даром пороха, которого было очень мало; все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею остались тщетными». «Прекрасную картину представляла батарея № 2, - вспоминал мичман Фесун, — 3 огромных фрегата, построившись в линию с левым бортом, обращенные к Кошке, <…> производят неумолкаемый огонь. Ядра бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разрываются над батареей, но защитники ее холодны и молчаливы; куря спокойно трубки, весело балагуря, они не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени. Но вот раздается звонкий голос командира: „Вторая! Третья!“. Взвился дымок, и можно быть уверенным, что ядра не пролетели мимо. Не обходилось и без потерь; от времени до времени появлялись окровавленные носилки, все творили знамение креста, несли храброго воина, верно исполнившего свой долг». За мужество, проявленное 20 августа 1854 г., князь Д.П. Максутов был впоследствии награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

От огня русских батарей все участвовавшие в сражении корабли союзников имели повреждения в корпусе и рангоуте. Больше всех пострадал фрегат «Форт». Одно из ядер влетело на его квартер-дек, убив 1 матроса и ранив 7 человек Дважды из-за Сигнального мыса выходил пароход «Вираго» и пытался бомбардировать город. Но каждый раз «Аврора» быстро прогоняла его меткими выстрелами[94]. В 18 часов союзники прекратили обстрел и вышли за линию огня.

Бомбардировка Петропавловска союзной эскадрой 20 августа (1 сентября) 1854 г. Хромолитография 1856 г. из флорентийского альбома «Восточная война». (РГБИ).

В 18.15 сражение завершилось, и на батареях ударили отбой. Потери защитников составили 6 нижних чинов убитыми (2 — на батарее № 1, 4 — на батарее № 2), ранеными — лейтенант П.Ф. Гаврилов и 12 нижних чинов (6 — на батарее № 2). В 19 часов Завойко приехал на «Аврору», поблагодарил команду и, собрав офицеров, объявил намерение защищаться до последней крайности. Экипаж единодушно ответил: «Умрем, но не сдадимся!».

Не столь дружным оказалось вечернее совещание союзников. В целом им удалось решить задачи дня: батареи № 1 и № 4 были разгромлены, а батарея № 2 сильно повреждена. Но французские офицеры стали обвинять англичан в нерешительности. Де Пуант припомнил Николсону странное поведение «Пика» во время боя «Форта» и «Президента» с батареей № 2. Тот в свою очередь обвинил французского адмирала в отсутствии должных инструкций и руководства. В общем, выдвигались те же взаимные претензии, что позднее зазвучат под Севастополем. В конце концов, раздосадованный де Пуант склонился к мысли о прекращении операции и возвращении в Сан-Франциско. Весь следующий день 21 августа корабли исправляли полученные в бою повреждения. Вечером пароход «Вираго» отправился в Тарьинскую губу, где с салютом похоронили тело контр-адмирала Прайса. Во время этого траурного вояжа произошло событие, в корне изменившее планы союзников. В прибрежном лесу англичане схватили двух американских матросов, посланных за дровами со стоявшего в Петропавловске торгового судна. Пленников доставили на «Пик», где они подробно рассказали капитану Николсону о городе, а также об удобной дороге, ведущей к нему с тыла от господствующей над гаванью Никольской горы.

Уязвленный обвинениями французов Николсон решил взять реванш. Он предложил де Пуанту захватить Петропавловск десантом, высадив его в тылу русских батарей. Французский контр-адмирал поначалу возражал, справедливо считая такую операцию слишком рискованной. Но, в конце концов, не желая прослыть трусом, тем более в глазах англичан, он согласился. После полудня 23 августа командиры кораблей собрались на военный совет и выработали план атаки. В соответствии с ним предполагалось разгромить огнем артиллерии батарею № 7, после чего высадить 700 человек из равного числа англичан и французов. 350 англичан возглавил капитан «Президента» Р. Бьюрридж, а 350 французов капитан «Эвридики» М. де ля Грандьер. Авангард десанта из 120 морских солдат и взвода французских стрелков под командованием капитана Ч.А. Паркера должен был занять Никольскую гору. На ее вершине Паркер надеялся соединиться с колонной из 120 матросов «Облигадо» и «Вира- го», которым поручалось обойти гору вдоль по берегу и подняться на нее с южной стороны. Одновременно Бьюрридж во главе сильной колонны английских моряков с «Пика» и «Президента» планировал двинуться по дороге и взять городские батареи. Общий резерв десанта составляли 200 матросов с «Форта» и «Эвридики» под командованием ля Грандьера.

Матросы 19-го флотского экипажа. 1854–1856 гг. Иллюстрация по рисунку художника В.Я. Куликова 2002 г. (РГБИ).

Для десанта требовалось много людей. В связи с этим «Пик» решили оставить у Тарьинской губы, поскольку его тяжелые орудия нуждались в большом числе прислуги. Капитан Николсон с командой переправился на «Президент». Приказ о десанте экипажи встретили с большим энтузиазмом. Всю ночь они готовились к высадке, не сомневаясь в предстоящем успехе. Впоследствии защитники города убедились, что союзниками «все до мелочей взято было на шлюпки: гвозди для заклепки орудий, различные инструменты для разрушения батарей, завтрак на весь десантный отряд и, сверх того, отдельный запас провизии, предназначенный, вероятно, для временно остающихся гарнизонов в городе; потом, кроме патронов в суме у каждого матроса и солдата, ящики с патронами запасными, несколько тюфяков, одеял; были взяты превосходно снабженные походные аптеки». Командир морских солдат капитан Паркер позаботился обо всем и даже сделал запись на память: «Не забыть взять десять пар ручных кандалов».

Защитники города тоже не теряли времени. С 21 августа батареи № 1, № 3 и № 4 поступили в ведение командира «Авроры» капитан-лейтенанта И.Н. Изыльметьева. За три дня их пушки были расклепаны и снова установлены, а укрепления по возможности починены. Командование 4 орудиями батареи № 1 принял бывший командир батареи № 4 храбрый мичман В.И. Попов, а батарею № 4 с 2 пушками поручили опытному кондуктору морской артиллерии Дементьеву. Общее руководство портовыми отрядами принял 23 августа капитан 1 ранга А.П. Арбузов. «Вступив в командование своей частью, — вспоминал он, — я начал с того, что собрал людей и в краткой, одушевленной речи напомнил им их обязанности, причем поставил им на вид их нерешительность во время сбора для отражения неприятеля 20 августа. „Теперь, друзья, я с вами, — прибавил я, — клянусь крестом Св. Георгия, который честно ношу 14 лет, не осрамлю имени командира! Если же вы увидите во мне труса, то заколите штыками и на убитого плюйте! Но знайте, что и я потребую точного исполнения присяги — драться до последней капли крови!“. „Умрем — не попятимся!“, — был единогласный ответ их. „Песенники, вперед!“, — крикнул я, невольно одушевляясь, и солдатики бодро, весело гаркнули песню „За царя, за Русь святую грянем песню в добрый час!“. Распустив людей, я отдал приказ подточить штыки и осмотреть кремни и замки». На «Авроре» абордажные партии тоже чистили оружие и учились драться на штыках.

Около 4 часов утра 24 августа десантные отряды союзников стали на шлюпках и ботах собираться к «Вираго». В 6.30 к пароходу с правой стороны пришвартовался «Форт», закрыв его своим бортом от огня русских батарей, а с другой стороны разместились баркасы и шлюпки десанта.

На кормовой буксир «Вираго» взял «Президент». Для отвлечения русских сил фрегат «Эвридика» пошел в сторону гавани и затеял перестрелку с батареями № 1 и № 4. В это время пароход двинулся вдоль Сигнальной горы и в 7.30 вошел в зону действия батареи № 3. Тут же князь А.П. Максутов открыл меткий огонь, причинив продольными выстрелами серьезные повреждения мачтам и реям фрегата. Одно ядро достало и «Вираго», но, ударив в палубу, отскочило вверх, сильно напугав заполнявший палубу парохода десант. Поравнявшись с батареей № 3, «Форт» дал три залпа правым бортом. Затем, продолжая путь к батарее № 7, «Вираго» оставил против батареи № 3 фрегат «Президент». Бросив в 8 часов якорь, «Президент», имевший пятикратное превосходство в орудиях, обрушил десятки ядер и бомб на батарею. Ее необстрелянная команда из моряков и рекрутов 47-го экипажа начала колебаться. Но князь Максутов стал сам хладнокровно заряжать орудие, и его пример успокоил матросов. Князь лично наводил пушки, которые метко били по врагу. Вторым же выстрелом на «Президенте» снесло гафель, и английский флаг упал в воду, следующее ядро перебило фок-рею, затем русские ядра стали крушить стеньги, ванты, корпус фрегата. Осколком дерева ранило командовавшего артиллерией гон-дека лейтенанта Моргана.

Подготовка британского военного корабля к высадке десанта. Картина художника Ф.О. Биара. 1861 г. (ЦВММ).

Полчаса продолжался неравный бой. В конце концов, фрегат одержал верх. Батарея была разбита, половина прислуги переранена, а князю Максутову ядром оторвало левую руку. Храброго лейтенанта матросы отнесли в госпиталь. Вместо него И.Н. Изыльметьев послал с «Авроры» на батарею мичмана Н.А. Фесуна в сопровождении боцмана Суровцева. Пока он съезжал на берег, «Президент» продолжал громить замолчавшую после потери командира батарею. Прибыв на нее в 8.30, Фесун застал печальную картину: «Весь перешеек совершенно изрыт, изрыт до того, что не было аршина земли, куда не попало бы ядро. <…> Станки перебиты, платформы засыпаны землей, обломками, одно орудие с оторванным дулом, три других не могут действовать; более половины прислуги ранены и убиты. <…> Подхожу к оставшемуся орудию, прислуга его идет за мной, но и неприятель не зевал, он делает залп за залпом, в несколько секунд оно подбито, некоторые ранены обломками, и все мы в полном смысле слова осыпаны землей». Видя полную невозможность продолжать бой, Фесун приказал убрать порох, а людям укрыться.

Пока батарея № 3 боролась с фрегатами, Завойко и Арбузов организовывали сухопутную оборону города. Сначала, предполагая повторение атаки 20 августа, губернатор послал 1-й портовый стрелковый отряд мичмана Д.В. Михайлова на прежнюю позицию между батареями № 2 и № 4. Но когда определилось движение вражеских кораблей к батарее № 3, он приказал отряду вернуться и встать левее порохового погреба, находившегося недалеко от подошвы Никольской горы. В то же время 2-й портовый стрелковый отряд подпоручика М.Д. Губарева и 15 волонтеров заняли вершину северного спуска Никольской горы. 3-й портовый отряд расположился в резерве у порохового погреба, возле которого Завойко основал свой командный пункт. В 8.15 к погребу с «Авроры» прибыла 1-я абордажная партия лейтенанта Е.Г. Анкудинова — гардемарин Д.И. Кайсаров, боцманмат Абрам Серешкин, 1 горнист и 33 матроса. Партия построилась ротной колонной правее погреба, равняясь по стоявшему левее 1-му портовому отряду мичмана Д.В. Михайлова.

Между тем «Вираго» и «Форт» поравнялись с земляной батареей № 7. Встав на шпринг, фрегат открыл огонь и к 8.30 заставил батарею замолчать. У четырех орудий были повреждены станины, у одного оторвана часть дула, все пушки завалены землей и фашинником. Капитан-лейтенант В.К. Коралов получил контузию осколком дерева в голову, но остался на батарее. Вскоре по приказу Завойко он с командой отступил к пороховому погребу.

Бомбардировка Петропавловска союзной эскадрой 24 августа (5 сентября) 1854 г. Английская литография 1856 г. (Архив журнала «Флото-Мастер»).

Добившись успеха, союзники в 8.30 начали десантную операцию. 22 лодки отвалили от «Вираго» и на веслах устремились к берегу. Плывшие на передовых ботах морские солдаты высадились у подножия Никольской горы южнее батареи № 7. Капитан Паркер быстро собрал своих людей на берегу, после чего, дождавшись лодок с матросами, повел авангард бегом на крутой склон. Высадившийся следом ля Грандьер построил в колонну матросов с «Форта» и «Эвридики» и двинулся в гору за Паркером. Матросы «Облигадо» и «Вираго» пошли по берегу вправо в сторону батареи № 3, а Бьюрридж с моряками «Пика» и «Президента» отправился влево к батарее № 7. Вскоре он захватил оставленную батарею, после чего его главные силы занялись поджогом находившегося рядом рыбного сарая. Одновременно передовые дозоры Бьюрриджа стали по дороге обходить северный склон Никольской горы. Всего, таким образом, на берег высадились 676 человек, и пока диспозицию они выполняли успешно.

Увидев движение авангарда Паркера, 2-й портовый стрелковый отряд подпоручика М.Д. Губарева и 15 волонтеров спустились с вершины до средины северного склона и встретили морских солдат ружейным огнем из кустов. Но остановить быстрое продвижение англичан и французов им было явно не под силу. В то же время Губарев заметил, как моряки Бьюрриджа по дороге обходят гору и грозят отрезать его с тыла от основных сил Завойко. В этой ситуации полицмейстер утратил самообладание и вместо обратного отступления вверх по хребту для защиты вершины предпочел оставить гору. Его отряд по восточному склону отступил к пороховому погребу, а волонтеры рассыпались цепью у подножия горы. В 8.45 солдаты Паркера оседлали центр северного склона и увидели Петропавловск Затем авангард Паркера двинулся вверх по хребту к вершине, а его место на полугоре заняли моряки ля Грандьера. Они обеспечивали связь Паркера с колонной Бьюрриджа. При этом часть матросов начала спускаться с горы и, открыв ружейный огонь, засыпала пороховой погреб пулями. Одной из них ранило в ногу находившегося возле погреба инженер-поручика К.О. Мровинского. Увидев англичан и французов на горе, Завойко отозвал волонтеров в резерв и приказал своим отрядам выбить штыками противника с северного склона. Три колонны двинулись в атаку: справа 1-я абордажная партия лейтенанта Е.Г. Анкудинова, по центру 1-й портовый отряд мичмана Д.В. Михайлова и левее его 30 человек 3-го портового отряда поручика Кошелева. Продвигаясь вперед, они в начале 10-го часа вступили в перестрелку с врагом.

Одновременно с приказом об атаке горы Завойко получил сведения об обходном маневре англичан и послал капитана 1 ранга А.П. Арбузова на батарею № 6. Прибыв туда около 9 часов, он приказал поручику К.Я. Гезехусу зарядить пушки через одно ядрами и картечью и спрятать писарей за вал. Находившиеся тут же с трехфунтовой полевой пушкой казаки пятидесятника Карандашева нарезали шашками травы и замаскировали батарею. Вскоре на дороге показались 6 вражеских солдат. Арбузов встретил их выстрелом из пушки. Подхватив 1 раненого, англичане отступили к главным силам. Обнаружив батарею, Бьюрридж попытался ее атаковать. Но Гезехус осыпал англичан ядрами, картечью, а также гвоздями, которыми по недостатку картечи пришлось заряжать орудия. Казаки Карандашева тоже стреляли из своей пушки, и хотя пятидесятник был тяжело ранен в руку, он лично сделал меткий выстрел ядром в группу десантников. Храбрые действия писарей и казаков обескуражили Бьюрриджа, который не отважился идти напролом. Вместо этого он с частью отряда поднялся на склон горы и открыл по батарее штуцерный огонь. Впоследствии он доносил, что «проход был так сильно защищен не только стрелками, но пушками и полевыми орудиями, что с этой стороны невозможно было прорваться». Нерешительность Бьюрриджа фактически лишила десант всякого смысла. Без его атаки и взятия города дальнейшее пребывание союзников на берегу становилось не только бесполезным, но и опасным. При этом люди на вершине горы оказывались заложниками ситуации у ее подошвы.

Карта сражений при Петропавловском порте с 18 по 27 августа 1854 г. Фрагмент. (РГАДА). На карте цифрами обозначены суда союзников: 1 — английский пароход «Вираго», 2 — французский бриг «Облигадо», 3 — английский фрегат «Пик», 4 — французский фрегат «Форт», 5 — английский фрегат «Президент», 6 — французский фрегат «Эвридика». Передвижения судов по дням обозначены цветам (А — наступление, С — отступление): 18 августа — оранжевым, 19 августа — желтым, 20 августа — синим, 24 августа — желтым. Оранжевыми галочками обозначены десантные боты союзников. Пунктиром показано движение на берегу отрядов союзников (оранжевые линии) и защитников (черно-белые линии). На карте допущены некоторые неточности: есть неясность с расположением батареи № 5, — 24 августа напротив батареи № 7 вместо фрегата «Форт» (№ 4) показан фрегат «Пик» (№ 3) и др.

Пока главные силы союзников действовали на северном склоне Никольской горы, отряд моряков с «Облигадо» и «Вираго» шел вдоль берега на юг, «чтобы взобраться по возможности на гору, которая с этой стороны представляет почти вертикальную скалу, прорезанную широкими оврагами. Надобно было буквально карабкаться на нее, — вспоминал французский офицер дю Айи, — на что трудно было хладнокровно решиться». Наконец, не доходя до перешейка, союзники нашли крутой подъем из осыпавшегося щебня. «Не за что было придерживаться, а земля так и сыпалась из-под ног идущих людей на следующих за ними. В подобных обстоятельствах воодушевление удваивает энергию, и мы скоро взобрались на высоту, и в то же время с другой стороны русские проходили через перешеек».

Эти русские оказались новым подкреплением, вовремя вызванным Завойко. Еще в 8.30, только получив известие о десанте, губернатор потребовал с «Авроры» 1-ю стрелковую партию. Партия — унтер-офицер Василий Васильев, горнист Малофей Суриков и 30 матросов — высадилась возле перешейка, где ее встретил мичман Н.А. Фесун. Заметив на вершине горы английских солдат Паркера, он оставил боцмана Суровцева старшим на батарее № 3, а сам повел партию вверх по южному склону. Вскоре русские моряки увидели карабкающихся по западному склону матросов «Вира- го» и «Облигадо». Фесун рассыпал своих людей, которые несколько минут расстреливали врагов с удобной позиции. Пулей в сердце был убит мичман «Облигадо» М. Гикель де Туш. В нескольких шагах от него пал пораженный в голову его брат. С трудом добравшись в 10 часов до хребта, моряки «Вираго» и «Облигадо» сумели выровнять ситуацию и, отстреливаясь, стали отступать к вершине на соединение с Паркером.

Видя замешательство врага, Фесун быстро повел цепь вперед по горе, пользуясь складками местности и кустами. В это время на оставшуюся в тылу батарею № 3 с фрегата прибыл состоящий по Адмиралтейству прапорщик Д.О. Жилкин. Собрав 27 матросов прислуги, он повел их на гору левее гребня. Дополнительно с «Авроры» в помощь Фесуну капитан-лейтенант И.Н. Изыльметьев послал 2-ю абордажную партию — писарь Андрей Кувшинников, 1 унтер-офицер и 30 рядовых. Возглавил ее командир верхнего дека лейтенант К.П. Пилкин, которого Изыльметьев напутствовал словами: «Помните, что русские молодецки ходят в штыки». Переправившись на шлюпках через гавань, партия Пилкина начала подниматься в гору и сошлась с отрядом прапорщика Жилкина. Вместе они двинулись за партией Фесуна.

Оборона Петропавловского порта на Камчатке 24 августа 1854 г. Копия с картины художника А.П. Боголюбова 1865 г. (ЦВММ). Картина была написана А.П. Боголюбовым по заказу Александра II. Для максимальной достоверности ученик художника Ф.Ф. Боганц посетил Камчатку и сделал этюды местности.

В то время как Анкудинов, Михайлов и Кошелев атаковали северный склон Никольской горы, а Фесун, Пилкин и Жилкин — южный, в интервал между Кошелевым и Фесуном губернатор двинул 22 человека, подоспевших с гардемарином В.Д. Давыдовым от батареи № 2, а левее их еще 30 человек из резерва во главе с А.П. Арбузовым. Последний отряд при подъеме в гору разделился. Боцман Степан Спылихин, хорошо знавший местность, с 17 матросами 3-го портового отряда пошел вверх по распадку к вершине горы, а Арбузов с остальными людьми уклонился левее. Разойдясь с партией Фесуна, он присоединился к отрядам Пилкина и Жилкина. В результате весь восточный склон Никольской горы был охвачен русскими партиями и отрядами, которые по дуге с севера на юг атаковали врага в следующем порядке: Е.Г. Анкудинов (36 чел.), Д.В. Михайлов (49 чел.), Кошелев (30 чел.), В.Д. Давыдов (22 чел.), С.В. Спылихин (17 чел.), Н.А. Фесун (32 чел.), А.П. Арбузов (13 чел.), К.П. Пилкин (32 чел.), Д.О. Жилкин (27 чел.) — всего 267 человек[95].

Хорошо видя с высоты наступающие русские отряды, капитан ля Грандьер решил собрать свои силы на вершине. С моряками «Форта» и «Эвридики» он примкнул к авангарду Паркера.

Сюда же, наконец, подошли моряки «Вираго» и «Облигадо». На северном склоне расположилась часть отряда Бьюрриджа. Всего, таким образом, к 10.30 на горе собралось около 500 союзников. Приближалась драматическая развязка.

Пока русские отряды на южном склоне теснили к вершине моряков «Вираго» и «Облигадо», на северном лейтенант Анкудинов, подойдя к горе, рассыпал первый взвод своей партии налево, а второй направо. В 10.30 второй взвод вместе с примкнувшими к нему из отряда мичмана Михайлова боцманматом Региновым, квартирмейстером Яковом Тимофеевым и 5 матросами выбил неприятеля из ущелья на самом обрыве горы. «Найдя помянутое ущелье весьма полезным и выгодным по месту положения», Анкудинов оставил в нем часть людей, а остальных повел в гору с криком «Ура!». Левее «Ура!» подхватил отряд Михайлова, а за ним и остальные. В то же время боцман Спылихин дошел по распадку незамеченным почти до самой вершины и внезапно оказался в центре противника, чем вызвал большой переполох. Рекрут 47-го экипажа Сунцов, заметив английского офицера, метким выстрелом уложил его наповал. Пуля прошла под бородой в затылок, и капитан Чарльз Алан Паркер, «мужественный солдат королевы и Христа»[96], мгновенно умер со счастливой улыбкой на лице.

Оборона Петропавловского порта на Камчатке 24 августа 1854 г. Копия с картины художника А.П. Боголюбова 1865 г. Фрагмент. (ЦВММ). На картине изображен завершающий момент боя около 11 часов 30 минут утра: лодки с остатками десанта союзников отвалили от берега возле батареи № 7 и торопятся выйти из-под русского огня под прикрытием бортовых орудий французского фрегата «Форт» и английского парохода «Вираго». Чуть дальше видны лодки десантников, спасающихся с перешейка под прикрытием английского фрегата «Президент» и французского брига «Облигадо». Внутри Петропавловской гавани видны транспорт «Двина» и фрегат «Аврора», перестреливающийся с французским корветом «Эвридика». У подножия Никольской горы поднимается дым от подожженного союзниками рыбного сарая.

Потеряв начальника, английские солдаты пришли в замешательство, а матросы, обескураженные выстрелами и криками со всех сторон, растерялись совершенно. «Перенесенный с одной стихии на другую, матрос подвергается странному изменению, — вспоминал с горечью офицер дю Айи, — он, который на корабле раб дисциплины, с удивительным хладнокровием переносит все опасности, совершенно изменяется, лишь только оставит свою плавучую отчизну. Храбрость и добрая воля хотя остаются те же, но, в противность рассказу легенды, касаясь земли, он теряет качества, составлявшие его силу. Увлекаясь впечатлением минуты, не зная требований нового для него рода дисциплины, он не способен к службе, в сущности простой, но изучать которую препятствуют долгие и отдаленные походы. Так и здесь, в виду храброго неприятеля, знакомого с местом действия, с превосходной дисциплиной, это была колоссальная ошибка. Мы изведали это горьким опытом».

Не видя друг друга в густом кустарнике, русские, французские и британские моряки завязали упорный рукопашный бой. «Представьте себе прекрасный летний день, яркое небо и спокойное море, — писал мичман Фесун. — Огромная Никольская гора покрыта народом, сквозь зелень кустов мелькают красные мундиры англичан, синие и красные рубахи матросов французских и наших; частая дробь ружейного огня слышится со всех сторон, и повсюду изредка раздаются пушечные выстрелы; шум, беготня и смятенье удивительные, барабаны бьют наступление, рожки на разные голоса им вторят, крики „ура“ сменяются проклятием, и английское „God damn“ (распространенное английское ругательство) французскими „En avant“ („вперед“) с примесью различных ругательств! Нет тут порядку, наступлений и отступлений; нет ни колонн, ни взводов; для этого не было ни места, ни времени, ни возможности. Вот, например, показалось пять-шесть человек наших, на них бросается такое же число англичан; на мгновенье у этой кучи пальба прекращается, и наступает минутная путаница. Несколько диких криков, заглушенные стоны раненых, какое-то иступленное хрипение, и опять разлетелись все в разные стороны, и опять трещит ружейный огонь, и где-нибудь на другом конце горы новая и еще более кровавая свалка вручную!».

Минут 40 продолжался сумбурный и беспощадный бой в кустарнике. Сухие строки донесений сохранили имена некоторых отличившихся моряков. «Боцманмат Абрам Серешкин, действуя палевом фланге моей партии, своею храбростью и хладнокровием поддерживал связь с партией мичмана Михайлова, — рапортовал лейтенант Анкудинов, — по окончании боя доставил неприятельский тесак лично им в бою взятый. Марсовой Семен Подсамыльев действовал на правом фланге со вторым взводом при занятии ущелья, своим благоразумием и храбростью выгнал неприятеля из ущелья. Матросы Герасим Рябинин, Алексей Степанов, Андрей Яковлев, Леонтий Коптяев обратили на себя внимание необыкновенною храбростью. Из них первый при атаке сломал штык, последний заколол штыком английского офицера, а Алексей Степанов отбил от прикрытия помянутого офицера»[97]. При этом Степанов получил рану, но остался в строю. «Унтер-офицер Василий Васильев был постоянно впереди и с необыкновенным хладнокровием действовал штыком, — докладывал мичман Фесун, — матрос 1 степени Халит Саитов, отбиваясь от наскочившей на него толпы английских солдат, троих положил на месте. Матрос Бикней Диндубаев, будучи ранен пулею, продолжал сражаться. Матросы Ивойло Лавров, Гаврило Пузанов и Иван Кислое представили ружья, вырванные из рук пораженных ими французских матросов, и многие другие приносили патроны, амуницию и оружие, взятое с боя». «Унтер-офицер Абубакиров имел четыре раны, хотя и легких, но также из которых кровь лилась ручьями; — свидетельствовал Завойко, — я его сам перевязывал, а он отправился снова в дело!».

Во время ожесточенной схватки происходили случаи, которые в другой ситуации можно было бы назвать комичными. «Матрос обронил ружье, которое и скатилось под гору, что заставило его отстать от своих товарищей и за ружьем спускаться под гору, где он и наткнулся на двух неприятелей, которые, еще не видя его, поднимались из кустов. Без ружья — верная смерть или плен и задаром! Что делать! Думает: „Пропал! Ну, да хоть перед смертью покатаюсь на неприятелях!“. И из-за куста прыг на двух англичан. Молодцу посчастливилось так ловко схватить их обоих за шеи, что у них от неожиданного и смелого сжатия шейных жил в глазах потемнело. Они с ружьями оба ничего не могли сделать отчаянному смельчаку без ружья и повезли его под гору, далее от своих, к нашим разночинцам. Матрос наш кричит: „Спасите, спасите, помогите!“. А неприятели его, рослые толстяки, мчатся и кричат: „Годдэм!“. На этот крик прибежал камчадал, немой мальчишка лет 15, и заколол поодиночке обоих неприятелей в виду еще многих и освободил смельчака. До десяти человек подтвердили это происшествие. Смельчак матрос за потерю ружья получил от меня выговор, — вспоминал Завойко, — а за отважность подарены ему оба неприятельских ружья».

Лейтенант 19-го флотского экипажа князь Александр Петрович Максутов. Литография. 1855 г. (ЦВММ). Во время обороны Петропавловска князь А.П. Максутов командовал батареей № 3. 24 августа 1854 г. ядром с фрегата «Президент» ему оторвало левую руку. От этой тяжелой раны началась горячка, и 10 сентября 1854 г. князь А.П. Максутов умер.

Видя, что дело приобретает дурной оборот, теряя каждую минуту солдат и матросов, ля Грандьер приказал отступать к берегу. Но боевой порядок был уже утрачен, и отступление с горы превратилось в катастрофу. Не зная троп, разрозненные группы союзников не могли найти спусков. Преследовавшие их по пятам русские матросы прижимали десантников к отвесным высоким обрывам. Спасаясь от пуль и штыков, англичане и французы срывались вниз, разбивались и калечились. Те же, кто нашел спуск к воде по юго-западному склону, оказались вдалеке от места высадки.

С кораблей видели происходившую на берегу трагедию. Еще в 11 часов бриг «Облигадо» подошел к перешейку и занял позицию рядом с фрегатом «Президент», а южнее его вне выстрелов встала «Эвридика». Заметив десантников, прижатых к берегу недалеко от перешейка, с кораблей для их эвакуации отправили 5 ботов. В то же время Бьюрридж у батареи № 7 тоже стал эвакуировать десант. Часть его отряда построилась за батареей, прикрывая огнем выбегающих из кустов и оврагов людей ля Грандьера.

При эвакуации потери союзников резко возросли. Оказавшись на гребне горы, русские моряки увидели внизу врагов, толпящихся возле лодок. «При выгодах своего положения, — вспоминал мичман Фесун, — мы могли бить неприятеля на выбор, пока он садился, и даже когда он уже сидел в шлюпках. Страшное зрелище было перед глазами: по грудь, по подбородок в воде французы и англичане спешили к своим катерам и баркасам, таща на плечах раненых и убитых; пули свистали градом, означая свои следы новыми жертвами, так что мы видели английский баркас, сначала битком набитый народом, а отваливший с 8 гребцами; все остальное переранено, перебито и лежало грудами, издавая страшные, раздирающие душу стоны. Французский 14-весельный катер был еще несчастнее и погреб назад всего при 5 гребцах. Но при всем том и при всей беспорядочности отступления удивительно упрямство, с каким эти люди старались уносить убитых. Убьют одного — двое являются взять его; их убьют — являются еще четверо; просто непостижимо».

16 охотников-камчадалов, «обыкновенно убивающих бобра в головку, чтобы не испортить шкурки», подкрались за камнями почти к самому берегу и стали выбивать офицеров и сержантов. Наповал был застрелен командовавший десантными судами лейтенант Бурассе. Корабли пытались прикрыть эвакуацию десанта, стреляя из пушек по русским на гребне и утесах. Но их ядра перелетали гору или ударялись в ее основание, не причиняя вреда. К 11.30 все кончилось. Большинство баркасов вышли из зоны огня и были взяты пароходом на буксир. В 11.45 «Вираго» взял на буксир «Форт» и повел его к противоположной стороне бухты. Последние баркасы догоняли его на веслах. Упорное пятичасовое сражение завершилось полным поражением союзников.

В 13 часов в Петропавловске ударили отбой. Партии и отряды собрались у порохового погреба, где построились в каре и коленопреклоненно совершили благодарственный молебен. Затем моряки спели гимн «Боже, царя храни», после чего прошла панихида по павшим воинам. Победа досталась защитникам дорогой ценой. 31 нижний чин был убит, лейтенант князь А.П. Максутов, инженер-поручик К.О. Мровинский и 63 нижних чина ранены, капитан-лейтенант В.К. Коралов контужен. У подножия Никольской горы вырыли две больших могилы, в одной из которых похоронили павших защитников города, а в другой 38 убитых англичан и французов, найденных на горе и на берегу, в том числе 4 офицеров.

Конечно, общий урон союзников оказался гораздо больше, чем 38 человек. У англичан были убиты капитан Паркер, 14 матросов и 12 морских солдат; тяжело ранены лейтенанты Клеменс, Говарт, Пальмер, 28 матросов и 24 морских солдата; легко ранены лейтенанты Блонд, Куллем, Морган, мичман Чичестер, мэт Робинсон, 15 матросов и 6 морских солдат. Всего, таким образом, потери британцев составили 108 человек: 27 убитых и 81 раненый. Из последних некоторые умерли позднее, в результате чего безвозвратные потери выросли до 33 человек. Французы потеряли 26 убитых, в том числе лейтенантов Лефевра, Бурассе и мичмана Гикель де Туша, а также 76 раненых. Всего Петропавловская экспедиция обошлась союзникам в 210 человек — 59 убитых и умерших от ран и 151 раненого.

Но, надо полагать, что в число убитых союзники записали всех моряков, не вернувшихся из десанта. Между тем 4 матроса не погибли, а попали в плен. Одного французского матроса, простреленного пулями навылет у обоих плеч, матросы из партии лейтенанта Анкудинова нашли среди трупов в ущелье на северном склоне Никольской горы. Другой французский матрос — Пьер Ландорс с «Форта» — был захвачен на вершине горы у края обрыва совершенно обезумевшим от страха и забившимся в расщелину. Двух англичан взяли в плен тяжелоранеными, и один из них вскоре умер. Трое остальных после окончания войны вернулись домой при обмене пленными. Кроме пленных, победителям достались 7 офицерских сабель, 56 ружей и множество амуниции. Когда через неделю после боя в Петропавловск пришел корвет «Оливуца», его команду удивила экипировка встречавших их боцмана 47-го экипажа Шестакова и 5 гребцов. «Когда они вышли на палубу корвета, — вспоминал один из офицеров, — то костюмировка их поразила нас своим разнообразием: у одних были английские шапки, у других французские пояса с патронами и т. п.»[98]. Самый же дорогой трофей защитники обнаружили на побережье. При отступлении английские морские пехотинцы не смогли спасти свое знамя, которое досталось в руки победителей.

Знамя британской морской пехоты, захваченное защитниками Петропавловска при отражении десанта союзников 24 августа 1854 г. Компьютерная прорисовка полотнища (135x105 см), хранящегося в Государственном Эрмитаже. Знамя доставил в столицу 26 ноября 1854 г. брат погибшего лейтенанта князя А.П. Максутова лейтенант 47-го флотского экипажа князь Дмитрий Петрович Максутов, лично повергнувший трофей к ногам Николая I. До 1925 г. знамя хранилось вместе с другими реликвиями в Троицком соборе Лейб-Гвардии Измайловского полка, затем его передали в знаменный отдел Артиллерийского музея, откуда в 1948 г. оно поступило в Государственный Эрмитаж.

На другой день 25 августа союзники не предпринимали активных действий и хоронили своих убитых. После столь тяжелого поражения контр-адмирал де Пуант окончательно решил покинуть Камчатку. Два дня его корабли чинили полученные в бою повреждения. Утром 27 августа вражеская эскадра снялась с якоря и в 9 часов вышла из Авачинской губы, отправившись к берегам Америки.

В 11 часов в Петропавловске отслужили благодарственный молебен. Вечером губернатор дал офицерам большой праздник, во время которого они единодушно решили послать с донесением о победе командира батареи № 2 князя Д.П. Максутова. Но его отъезд пришлось отложить. У раненого князя Александра Петровича Максутова началась горячка, и 10 сентября он умер. Похоронив брата, Дмитрий Максутов отправился в путь. Через два месяца он, наконец, добрался до Иркутска, и вся Россия узнала о подвиге маленького гарнизона. К этому времени империю уже потрясли неудачи при Силистрии, Альме и Инкермане, затопление Черноморской эскадры, осада и первая бомбардировка Севастополя. На этом мрачном фоне камчатские известия поражали своим безусловным триумфом. 26 ноября князь Максутов прибыл в Петербург к генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу. Глава морского ведомства сразу же повез офицера в Гатчину, где Максутов поверг английское знамя к ногам императора.

Николай I щедро наградил героев Петропавловской обороны. Генерал-майор В.С. Завойко был переименован в контр-адмиралы и награжден орденом Св. Георгия 3-й степени и орденом Св. Станислава 1-й степени. Князь Д.П. Максутов получил орден Св. Георгия 4-й степени. Всех офицеров произвели в следующий чин и, кроме того, большинство наградили орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом или Св. Анны 3-й степени с бантом. Все 4 гардемарина и 2 юнкера «Авроры» были награждены Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия и произведены в мичманы. Награды нижних чинов оказались скромнее. Им послали 18 Знаков отличия Военного Ордена Св. Георгия, из которых 6 вручили морякам «Авроры». Из остальных 12 кресты получили боцманы 47-го экипажа Спылихин и Шестаков, боцманмат Тимофеев, унтер-офицер Абубакиров, рекрут Сунцов и др. Коме того, 26 августа 1856 г. защитникам Петропавловска в виде особой награды разрешили носить бронзовые медали в память Восточной войны не на общей для всех голубой андреевской ленте, а на боевой георгиевской.

Бронзовая медаль в память Восточной войны 1853–1856 гг. (Из коллекции M.С. Селиванова). Такими медалями на георгиевской ленте наградили всех моряков, участвовавших в героической обороне Петропавловска.

Генерал-губернатор Восточной Сибири H.Н. Муравьев просил еще генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича наградить 47-й флотский экипаж Георгиевским знаменем, а фрегат «Аврора» Георгиевским флагом. К сожалению, эта просьба не была удовлетворена. Но память о славной победе навсегда осталась в российском флоте. Гордое название «Петропавловск» последовательно носили 6 боевых кораблей, сражавшихся в русско-японской, I мировой, Гражданской и Великой Отечественной войнах. В декабре 1994 г. экипаж большого противолодочного корабля «Петропавловск» выделил матросов для укомплектования 165-го полка 55-й дивизии морской пехоты Тихоокеанского флота. В январе 1995 г. полк перебросили в Чечню, где он участвовал в февральских боях за Грозный, а в марте — апреле успешно действовал в районе Ханкалы, Аргуна, Шали и Гудермеса. Таким образом, на протяжении полутора столетий сменяющиеся поколения российских и советских моряков своими подвигами поддерживали преемственность славы защитников Петропавловска.

Победа при Петропавловске является одним из героических событий в российской военной истории. Это достаточно редкий пример, когда и за рубежом всегда высоко оценивали действия русских сил, не придумывая лукавых оправданий и полностью признавая поражение союзников. В России же значение Петропавловской победы выходит далеко за рамки просто удачного боя. Вспоминая 1854 год, военный министр граф Д. А. Милютин писал: «Известие об успешном отражении неприятеля на самой отдаленной окраине империи, на пункте, считавшемся почти беззащитным, было как бы мгновенным слабым проблеском на тогдашнем мрачном горизонте»[99]. Именно такие проблески позволили русским морякам, несмотря на неудачи Крымской войны, сохранить высокий боевой дух и веру в собственные силы. Благодаря этому настрою, ветеранам Синопа, Севастополя, Петропавловска удалось при Александре II возродить, реформировать и модернизировать российский военный флот, сделав его снова одним из самых мощных в мире.