Служба на Кавказе Каспийского морского батальона и его участие в русско-персидской войне 1826–1828 гг.

Библиография и источники.

Богуславский Л.А. История Апшеронского полка. T. I. СПб., 1892.

Потто В.А. Кавказская война. Т. 3: Персидская война 1826–1828 гг. Ставрополь, 1993.

РГВИА. Ф. ВУА. Д. 4290, 4291, 4294, 4304, 4325; Ф. 35. Оп. 3. Св. 124. Д. 784; Ф. 395. Оп. 21. Д. 309, 706; Оп. 133. Д. 51; Оп. 137. Д. 1.

После заключения Гюлистанского мирного договора Каспийский морской батальон занимал Талышинское ханство, оставаясь в Ленкорани и высылая небольшие команды для охраны Аркеванского, Кизил-Агачского, Джейранбаргинского и Герминского пограничных постов, последний из которых находился в 150 верстах от крепости. В 1819 году командир Отдельного Грузинского корпуса генерал А.П. Ермолов начал реформу войск, расположенных на Кавказе. Предполагалось сократить число гарнизонов, пополнив ими пехотные полки. В связи с этим встал вопрос о дальнейшей судьбе Каспийского морского батальона. Начальник Главного Штаба генерал-адъютант князь П.М. Волконский обратился к Морскому министру маркизу И. И. де Траверсе, который 21 июня 1819 г. сообщил, что «поелику Каспийский морской батальон купно с морскими полками по Высочайшему повелению, состоявшемуся в 16 день марта 1813 г., поступил в сухопутное ведомство с выключкою из морской зависимости; и как состоящий в Астрахани для Каспийской флотилии 45-й флотский экипаж занимается и строевой службой, то Морское ведомство ныне не имеет никакой нужды в помянутом батальоне». Соответственно, 22 июня 1819 г. Волконский сообщил Ермолову, что Каспийский морской батальон император «полагать изволит излишним, ибо цель его состояла в том, чтобы быть на судах Каспийского моря; по вооружении же морских экипажей предположение сие само по себе уничтожилось, и батальон сделался сухопутным». Однако 2 августа 1819 г. Ермолов направил доклад, в котором просил сохранить Каспийский батальон морским «по той причине, что невозможно оставить без войск Талышинского приверженного хана. Там должно также учредить крепостцу, которая, как и прежде доносил я, хотя и не в состоянии будет защитить ханства, но поставит в необходимость персов отвлекать регулярные свои войска, ибо без оных или в малом числе они появляться не посмеют там, где у нас артиллерия. На случай действий против персиян безопаснейшее отступление сему батальону и почти единственное на судах, и потому для лучшей связи в войсках, если возможно, не бесполезно обратить (его) в морской экипаж».

22 октября 1819 г. Александр 1 согласился оставить Каспийский морской батальон, но на прежнем положении, «ибо Его Величество изволит полагать, что он лучше может быть батальоном и в случае амбаркации на суда, но был бы худым морским экипажем, не быв никогда на море»[1].

Первое время служба Каспийского батальона в Талышах проходила довольно спокойно. Но грядущие проблемы были предопределены тем, что Гюлистанский договор не установил точную границу ханства с Персией. Предполагалось, что, «так как Талышинское владение в продолжение войны переходило из рук в руки, то границы сего ханства со стороны Зинзилей и Ардавиля. для большой верности, определены будут по заключении и ратификации сего трактата избранными с обеих сторон комиссарами со взаимного согласия». Однако согласия достичь так и не удалось. Противоречия усилились после смерти в 1816 году преданного России Мир-Мустафы-хана, «семейство коего представляло верх раздора между родными». Власть перешла к его старшему сыну Мир-Хассан-хану — приверженцу персов и другу злейшего противника России наследного персидского принца Аббас-мирзы. Оставшись недовольным разделом наследства, хан «время от времени посягал на лишение собственности матери и братьев своих». Однако ханше при помощи русских властей удавалось сдерживать сына. Но 9 апреля 1825 г. Фахранис-ханум умерла. После нее остались драгоценности, ценные бумаги и вещи на сумму свыше 24 тысяч рублей серебром. Мир-Хассан-хан тут же попытался завладеть наследством в обход четырех сестер. «Чтобы положить преграду хищному намерению хана предписано было майору Ильинскому, командиру Каспийского морского батальона и командиру войск, в Талышинском ханстве расположенных, взять в свое владение движимое имение ханш, описать и оценить оное».

Кивер унтер-офицера стрелкового взвода гренадерской роты 4-го морского полка. 1817–1823 гг. (ЦВММ). С 1824 года в войсках стали носить более высокие кивера с широкими этишкетами, что, видимо, имело место и в морских уголках.

Так ключевой фигурой в восточной политике России неожиданно стал майор Н. В. Ильинский. Судьба этого человека столь примечательна, что о ней стоит рассказать особо.

Николай Васильевич Ильинский родился в 1790 году в семье богатых калужских помещиков, имевших в разных губерниях 2000 душ крепостных крестьян. Так что по уровню состояния с Ильинским могли сравниться лишь около 3 % русских офицеров. Николай получил хорошее домашнее образование, владел французским и немецким языками, знал геометрию, математику, историю, физику, географию. Перед самой Отечественной войной 1812 года он поступил подпрапорщиком в Одесский пехотный полк. При обороне Смоленска 4 и 5 августа он добровольно вызывался в стрелки, все время находился впереди и был ранен пулей в левую ляжку. Оставшись в строю, храбрый подпрапорщик участвовал 26 августа в сражении при Бородино, снова был ранен пулей в левую икру и представлен к Знаку отличия Военного Ордена Св. Георгия. После операции на поле боя и удаления пули Ильинского отправили на лечение в Ярославль. Но вскоре он вернулся к армии и участвовал в сражениях при Тарутино и Малоярославце. Между тем его представление к награде затерялось, и свой Георгиевский крест он, несмотря на ходатайства начальников, так и не получил. Зато, произведенный 29 ноября 1812 г. в прапорщики, Ильинский воспользовался формированием гвардейских резервов и через месяц перевелся в самый привилегированный Лейб-Гвардии Преображенский полк. Молодого человека ждала блестящая карьера. Но в 1820 году он внезапно женился на петербургской актрисе и из-за этого мезальянса вынужден был оставить гвардию. Его надежды на тихую жизнь в родовом поместье разрушились. Отец, богатый помещик, отказался принять сына с женой-неровней. В результате Ильинскому пришлось перевестись 29 июля 1820 г. майором в Грузинский гренадерский полк. Несколько лет он служил в Грузии телавским уездным начальником, a 11 августа 1824 г. получил в командование Каспийский морской батальон и всю власть в Талышинском ханстве.

Став фактически самостоятельным правителем целой области, Ильинский поначалу действовал решительно. Наследство Фахранис-ханум он взял под охрану, а Мир-Хассан-хану указал на его «упрямость, самовластие и зверскую лютость к народу». Но вскоре от плохого климата в Ленкорани умерла жена Ильинского. Майор затосковал, начал пить, ударился в сомнительные аферы и распустил батальон. По его приказу солдаты ловили бродившую по лагерю скотину и возвращали местным жителям за выкуп. Провиант забирался без квитанций. Поймав возле ханского дворца трех солдат с ценностями на 1400 рублей серебром, Ильинский просто присвоил их себе. При его согласии поручик Каспийского батальона Алхазов женился в 1826 году на сестре Мир-Хассан-хана ханше Бегюм, что вызвало негодование мусульман. В довершение всего Ильинский приказал высечь розгами ханского сына. Эти самоуправства в сочетании с отказом выдать наследство привели Мир-Хассан-хана в ярость.

Он переехал в Аркеван и стал готовить бегство в Персию, где принц Аббас-мирза собирал недовольных ханов для новой войны с Россией.

4 июля 1826 г. Ильинский, оставив старшего по себе майора А.Х. Карцова[2] с батальоном в лагере под Ленкоранью, выехал в Аркеван для осмотра пограничных постов. По дороге он узнал, что Мир-Хассан-хан поднял в Аркеване мятеж. Со своими приверженцами он ранил преданного России местного правителя Гаджи-бека, сжег его дом вместе с младшим сыном, а семью захватил в плен. Затем хан разослал прокламации, объявляя, что через три дня в Талыши войдут персидские войска, и призывая истреблять русских во имя ислама. После этого хан отправился к Ленкорани, чтобы забрать свою семью и пресечь путь отступления к крепости удаленным постам Каспийского батальона. Возмущенный этим коварством, Ильинский успел предупредить майора Карцова и приказал Герминскому пограничному посту идти к нему в Аркеван, а прочим спешно отступать к Ленкорани.

Получив тревожные известия, Карцов тут же арестовал семейство хана и встретил мятежников во всеоружии. Не застав батальон врасплох, Мир-Хассан-хан отошел от Ленкорани и стал рассылать партии, пытаясь перехватить небольшие русские отряды. Так ему удалось захватить посланную в лес за дровами безоружную команду батальона из 1 унтер-офицера и 10 рядовых.

Поскольку положение Ильинского в Аркеване становилось опасным, он, избегая встреч с мятежниками, пробрался вдоль морского берега в Ленкорань. 5 июля Ильинский привел лагерь батальона в оборонительное состояние, перевез его имущество в крепость, а семью хана переправил на остров Сари. Между тем восстание приобретало все больший размах. Первыми подняли мятеж жители Дрикхского магала (округа), правитель которого являлся зятем хана. 6 июля младший брат хана, раньше не вызывавший подозрений, неожиданно напал и сжег мельницу Каспийского батальона, убив работавшего на ней 1 рядового, смертельно ранив 1 канонира и 1 рядового захватив в плен. Ввиду усиливавшейся опасности майор Ильинский обратился за помощью к командиру эскадры Каспийской флотилии капитан-лейтенанту барону P.Н. Левендалю, который прислал на Ленкоранский рейд два вооруженных судна. Ночью жители Ленкорани покинули город и, укрывшись в окрестных лесах, стали стрелять в лагерь батальона.

Фрагмент карты Кавказского края 1842 г. (РГВИА). На данном фрагменте показана территория бывших Ширванского, Бакинского и Талышинского ханств, ставших летам 1840 г. уездами Каспийской области.

7 июля майор Ильинский послал капитана А.Е. Музайку[3] с 50 солдатами на выручку слабого Аркеванского поста, чтобы помочь ему отступить к Кизил-Агачскому посту. Присоединив к себе эти посты, Музайка должен был завязать перестрелку и отвлечь мятежников от Герминского поста, отступавшего к Сальянам. На следующий день 8 июля приверженцы хана продолжали стрелять из леса, но орудия батальона заставили их быстро удалиться. Узнав, что противник собирается напасть на лагерь, Ильинский послал к Аркеванскому посту еще 50 солдат с капитаном Л.К. Леркиным по другой дороге через лес для поддержки отряда Музайки. Но, отправляя эту команду, Ильинский еще не знал, что в тот же день 8 июля толпы мятежников коварно напали на Аркеванский пост и захватили в плен 1 унтер- офицера, 1 барабанщика и 15 рядовых Каспийского морского батальона, а также 3 донских казаков. Отряд капитана Музайки при подходе к Аркевану 9 июля неожиданно был атакован персидской конницей под руководством Мир-Хассан-хана, набросившейся на солдат из леса. Капитан Музайка и 3 рядовых были убиты, 6 рядовых ранены. Но принявший командование унтер-офицер Гандурин не растерялся и, отразив натиск противника, вывел отстреливающийся отряд к Кизил-Агачскому посту, где находились 40 рядовых и 25 донских казаков. Видя превосходство неприятеля, пост отступил к Хурдаринскому рыбному промыслу, где забрал все имевшиеся лодки и вместе с рыбаками переехал на остров Сари.

Между тем отряд капитана Перкина 10 июля тоже встретил в лесу неприятеля. Причем талышинцы и персы зашли в тыл отряду и отрезали его от лагеря. До глубокой ночи Перкин вел перестрелку в лесу, потеряв 1 унтер-офицера, 1 барабанщика и 3 рядовых убитыми, 1 унтер-офицера и 6 рядовых ранеными. Видя обратную дорогу отрезанной, Перкин ночью вывел своих людей через камыши к морскому побережью и на подручных средствах переправился через залив вместе с ранеными на остров Бабий. На следующий день присланные Ильинским баркасы доставили отряд Перкина в Ленкорань.

11 и 12 июля мятежники продолжали нападения на лагерь Каспийского батальона. Видя, что положение становится серьезным, Ильинский приказал Джейранбаргинскому посту идти в Сальяны и просил Каспийскую флотилию прислать к Ленкорани три военных судна. Одновременно батальон стал чинить городскую крепость, а также выжег брошенные жителями постройки и сады, мешавшие обороне. 13, 14, 15 и 16 июля батальон вел успешную перестрелку с мятежниками. Но 17 июля в лагерь пробрался гренадер, сообщивший об очередной потере.

Герминский пограничный пост занимал отряд штабс-капитана В.Ф. Свистуна-1 унтер-офицер, 1 барабанщик, 30 рядовых, 1 бомбардир, 2 канонира и 5 казаков. Посланные к Свистуну с приказом об отступлении 2 казака были захвачены персами. 13 июля мятежники напали на пост, но «команда защищалась весьма храбро и удерживала его почти целые сутки». Ночью 14 июля к посту подошли многочисленные персидские войска, начальник которых объявил, что Персия вступила в войну с Россией, и потребовал сдать пост без сопротивления. Свистун отверг предложение, и маленький русский отряд приготовился к отчаянной обороне. Но тут коварный уджарлинский хан, правивший в Термине, сообщил Свистуну, что якобы майор Ильинский с батальоном находится недалеко, и предложил провести его безопасной дорогой. Свистун поверил хану, который завел отряд в засаду. Увидев, что план удался, хан ударил Свистуна саблей, после чего персы со всех сторон напали на отряд и взяли солдат и казаков в плен. Лишь один гренадер, убив двух нападавших, сумел спастись и пробраться в Ленкорань[4].

Солдатская форма во время экспедиции на Кавказе. Рисунок с натуры Д.Л. Милютина из альбома 1839 г. (ОРРГБ).

Унтер-офицер мушкетерских рот 2-го морского полка. 1826–1828 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XIX. Лист № 80. (ВИМАИВиВС).

Известие о начале войны с Персией стало для Ильинского неприятным сюрпризом. Никаких официальных сведений об этом он не получал и воспринимал происходящее как обычный мятеж. Теперь же положение становилось критическим. 18, 19 и 20 июля Ильинский эвакуировал семьи солдат и верных жителей на остров Сари. Между тем генерал А.П. Ермолов еще 11 июля послал Каспийской флотилии приказ «по случаю военных намерении персов» собраться у Ленкорани, дать Ильинскому необходимое число орудий и снарядов, а в случае необходимости перевезти батальон на остров Сари. Как уже говорилось, Ермолов изначально считал оборону Ленкорани делом невозможным. Однако его приказ был получен бароном Левендалем только 20 июля. В тот же день эскадра собралась у Ленкорани. Семью хана, его имущество и регалии перевезли на бриг «Кура». Лазарет, цейхгауз и еще остававшиеся семьи Каспийского батальона, а также верных армян и татар, боявшихся мести персов, отправили на остров Сари. Вместе с тем для усиления обороны крепости с корвета «Геркулес» свезли одно 6-фунтовое чугунное орудие с 25 боевыми зарядами. Избавившись от лишнего населения и тяжестей, Ильинскому стало значительно легче защищаться.

22 июля приплывшие на Сари рыбаки сообщили, что мятежники уже захватили Сальяны, перерезав коммуникационную линию батальона. Теперь Ильинский окончательно убедился в начале войны с персами. Для обороны Сари от возможных десантов он послал на остров 40 солдат, а также 100 ружей с патронами для вооружения рыбаков. В это время генерал Ермолов, оценивая ситуацию и «по соображению обстоятельств полагая, что батальону Каспийскому морскому трудно будет долгое время удерживаться в Ленкорани», предписал 22 июля майору Ильинскому «со всеми войсками, имуществом их и казенным переправиться на остров Сару, а командующему эскадрой военных судов флота капитан-лейтенанту барону Левендалю предложил оказать в том зависящее от него пособие и немедленно перевезти сей батальон из острова Сары в Баку».

23 июля от пойманного лазутчика стало известно, что персидские войска вступили в Талыши и хан готовится напасть на лагерь Каспийского батальона. В связи с этим 24 июля Ильинский послал вдоль морского берега к Сенгеру майора А.Х. Карпова со 100 солдатами, 60 казаками и 1 орудием открыть неприятеля. В четырех верстах от Ленкорани Карцов встретил противника, «вступил в дело и удачно удержал его нападение, дав в то же время знать о сем майору Ильинскому». Ильинский выслал небольшое подкрепление и велел Карцову отступать к Ленкорани, сжигая на пути все береговые постройки. Одновременно батальон перешел из лагеря в крепость, спалив лагерные строения и дома бежавших жителей. К вечеру отряд Карпова пришел в Ленкорань, потеряв 1 унтер-офицера и 1 рядового убитыми и привезя 1 обер-офицера, 1 унтер-офицера, 8 рядовых, 1 сотника и 6 казаков ранеными. Позднее 1 рядовой, 1 сотник и 2 казака умерли от ран.

26 июля многотысячная армия под руководством персидского принца Али-Наги-мирзы подошла к Ленкорани и, прикрываясь лесом, стала рыть осадные окопы. Ночью персы построили две батареи, которые начали обстреливать крепость и флотилию. В то же время киржимы (длинные гребные лодки) «ленкоранских возмутителей» стали крейсировать на рейде и напали на катер мичмана Свистунова, посланного бароном Левендалем к Ильинскому с донесениями. Находившемуся на катере квартирмейстеру прострелили руку навылет, после чего Свистунов вынужден был вернуться к флотилии.

Георгиевский кавалер Каспийского морского батальона. 1828–1830 гг. Рисунок художника А.В. Каращука. 2001 г. Внешний вид солдат Отдельного Кавказского корпуса заметно отличался от уставных требований, педантично соблюдавшихся в частях, расположенных в средней полосе России. Постоянная боевая служба и особенности климата стимулировали приспособление обмундирования к кавказским условиям. Еще 18 октября 1810 г. командовавший корпусом маркиз Ф.О. Паулуччи приказал: «В походе, который предпринимается для военных действий, так же и в экстренных командировках <…> употреблять как господам офицерам, так и солдатам вверенного мне корпуса в драгунских и пехотных полках (фуражные шапки, а киверов и касок в поход вовсе не брать». Фуражки следовало иметь «сколько возможно выгодные для солдат как от зною, так и от дождя». Для защиты «от зною» на фуражки надевали белые полотняные чехлы. Вместо тяжелых и непрактичных ранцев пехотинцы носили заплечные мешки. В летнее время солдаты предпочитали совершать переходы в расстегнутых мундирах, а то и вовсе без них, только в рубахах. Опытные бойцы широко использовали местные сапоги с мягкими голенищами.

В тот же день Ильинскому доставили велеречивый ультиматум проповедника персидской армии муллы Мир-Азиза. «Сим объявляю, — писал почтенный мулла, — что по велению Бога какая была к вам милость, то оной уже больше от Него не будет, а должна она излиться теперь на персиян. Мы были унижены Аллахом и теперь должны повыситься — так гласит Святой Шариат наш. Сальяны уже взяты, и какие были солдаты ваши — те побиты; киржимы, доставлявшие вам провиант, захвачены. Все, осмелившиеся противиться нам, преданы смерти, и головы их доставлены на Муганскую степь к шахсеванцам, где за каждую из них платят по двадцать червонцев награды». Далее мулла уверял Ильинского, что двенадцать тысяч персидских сарбазов с шахским сыном Али-Наги-мирзой стоят под Ленкоранью и ждут только мановения Мир-Азиза, чтобы истребить неверных и выкрасить их кровью волны Каспия. «Если вы сдадите мне крепость без боя, — обращался Мир-Азиз уже лично к Ильинскому, — то вас никто не обидит; если захотите служить Великому Нашему Государю, — будете одарены его щедротами; и я вам порукой, что над всеми солдатами, находящимися у вас, вы будете начальником. Коль скоро вам не понравятся сии предложения и захватят вас наши, то поверьте Создателю, кроме насильственной смерти вам никакой пощады не будет».

Получив ультиматум, майор Ильинский собрал военный совет. Рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось. Ближайшие русские войска — две роты егерей — находились за 220 верст в Шемахе. В итоге совет решил защищать Ленкорань до последней возможности, после чего эвакуировать батальон на остров Сари, а затем в Баку. После этого Ильинский ответил на персидский ультиматум: «Уважаемый Мулла Мир Азиз! Письмо ваше получил и верю весьма, что вы почтенный мулла, который находится для усовершенствования магометанского закона! Но зная проницательность восточного царя, и сколько он имеет у себя начальников, удивляюсь — как мог (он) вам поручить дела военные? Если мир кончен, и вы известны от двора вашего, то и я имею (указания) от своего Господина Главнокомандующего, и когда прикажут отдать крепость, то не буду сметь противоречить. <…> Теперь же нахожусь в своем месте, и когда кто покусится сделать нападение, то буду стараться, не хвастаясь оружием, сдержать клятву, данную мной Православному Царю Русскому».

Получив такой ответ, персы и мятежники 27 июля «сильно нападали на укрепление со всех фасов оного, но удачные выстрелы нашей артиллерии прекратили их нападение». В перестрелке погибли 3 рядовых батальона. В тот же день началась подготовка к эвакуации. 28 июля защитники крепости сделали вылазку, во время которой морские солдаты выбили противника из земляного укрепления, а также вырубили сады и сожгли постройки, мешавшие обстрелу. На вылазке 1 рядовой был убит, 2 унтер-офицера и 4 рядовых ранены. 29 и 30 июля «майор Ильинский оборонялся сколько было возможно», одновременно отправляя тяжести батальона на остров Сари. Для скрытности под фасом крепости, обращенным к берегу, «подрыли» ход, через который шла эвакуация. Наконец, 30 июля Ильинский получил предписание Ермолова от 22 июля, уверившее его в правильности принятых мер.

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Иван Федорович Варшавский граф Паскевич-Эриванский. Гравюра Н.И. Уткина по рисунку Ф. Реймерса. 1832 г. Фрагмент. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

В то время как Ильинский храбро защищал крепость и готовился к эвакуации, генерал Ермолов лишь 30 июля с большим опозданием получил известие о начале восстания в Талышах и истреблении пограничных постов. Не зная всех обстоятельств, Ермолов был крайне раздосадован, считая, что посты батальона «по нерасторопности командира оного майора Ильинского не были собраны вместе и, хотя отчаянно защищались, но потеря с нашей стороны в разных сшибках весьма чувствительная». В тот же день Ермолов доложил о такой «нерасторопности» императору и «послал штаб-офицера сменить неспособного и робкого майора Ильинского и вывести войска из Талышинского ханства, которое сохранить невозможно». Однако назначенец проехать в Ленкорань уже не смог.

Между тем «неспособный и робкий» Ильинский ночью с 1 на 2 августа незаметно для персов переправил батальон на суда Каспийской флотилии и эвакуировался на остров Сари. При этом майору удалось вывезти все 5 медных пушек батальона. Но две 6-фунтовые тяжелые чугунные крепостные пушки, а также чугунное орудие с «Грома» пришлось оставить, заклепав их[5]. При отходе батальон запалил город и сжег не поместившиеся на суда 2260 четвертей провианта, а также личное имущество офицеров.

Так завершилась оборона Талышинского ханства Каспийским морским батальоном, во время которой он потерял 1 обер-офицера, 2 унтер-офицеров, 1 барабанщика, 13 рядовых и 1 канонира убитыми; 3 унтер-офицеров и 22 рядовых ранеными; 1 обер-офицера, 3 унтер-офицеров, 2 барабанщиков, 55 рядовых, 1 бомбардира и 2 канониров пленными. Генерал Ермолов, узнав, наконец, всю правду о действиях Ильинского, остался доволен. «Отступление Каспийского батальона, — писал он в своем донесении, — почитаю я весьма счастливым событием, ибо в действии против него уже были два регулярные батальона с артиллерией, к которым возмутившийся талышинский хан присоединился сам с четырехтысячной милицией. Неприятель не сумел воспрепятствовать отплытию Каспийского батальона, и сие по расторопности морских офицеров совершилось без всякой потери (если не считать покинутого нами заклепанного орудия) на мелких судах, которые захватили у жителей». Более того, за спасение от персов и мятежников знамени, сабли и кинжала, пожалованных в свое время Александром I талышинским ханам, Ильинского премировали годовым жалованьем. Но это признание пришло слишком поздно. Еще 20 августа 1826 г. Николай I по июльскому рапорту Ермолова распорядился предать Ильинского военному суду «за постыдную робость и неспособность к командованию». Маховик военного правосудия начал свою неумолимую работу.

В это время ничего не знавший о тыловых интригах Ильинский был всецело занят перевозкой своего батальона в Баку. Эвакуацию решили осуществить в два этапа. С 6 августа две роты батальона с майором А.Х. Карцовым начали на лодках покидать остров. В то же время сам Ильинский с остальными двумя ротами сделал 24 августа десант на Кизил-Агачский мыс. Высадившись с баркасов на берег, они забрали 60 четвертей муки, 54 пуда соли, а также 13 сороковых бочек, которые успели увезти на глазах появившегося неприятеля. Отплыв, наконец, с острова Сари 11 сентября, Ильинский из-за встречных ветров смог с трудом добраться до Баку только 2 октября.

Покинувшие Сари две роты майора Карцова 30 августа собрались в Баку. Их прибытие оказалось очень кстати. Пока Ильинский защищал Ленкорань, персидские войска при поддержке местных ханов и беков быстро шли на север. Непримиримый враг России Хуссейн-Кули-хан Бакинский, бежавший в Персию еще в 1806 году, страстно желал вернуть свои владения. Собрав около 3 тысяч мятежников, он подступил к Баку. Крепость имела высокие каменные стены с башнями и бастионами, окруженные глубоким рвом и земляным валом. Но защищал ее лишь один гарнизонный батальон, которого не хватало даже для охраны периметра. Опасаясь измены, комендант Баку полковник барон А.Ф. Розен выслал из города большинство жителей. Вооружив всех нестроевых и верных армян, он удачно расположил свои небольшие силы. Несколько раз мятежники и персы ходили на штурм Баку с лестницами, но всякий раз защитники отбивали их приступ с большим уроном. Собравшиеся 30 августа в Баку две роты Каспийского морского батальона сразу вступили в бой и уже 1 сентября участвовали в отражении очередного вражеского штурма. После бесплодных приступов, Хуссейн начал правильную осаду крепости. Но неудачи противника воодушевили гарнизон, и Розен даже сделал несколько успешных вылазок. За оборону Баку фельдфебель Каспийского батальона Иван Ландурин, рядовые Василий Гладченко, Игнатий Митчук и Степан Бычков были награждены Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Командир Отдельного Кавказского корпуса генерал Алексей Петрович Ермолов. Портрет кисти Дж. Доу. 1825 г. Фрагмент. (ГИМ).

Пока отряды персов и мятежников хозяйничали в Талышинском, Ширванском, Кубинском и Бакинском ханствах, на главном театре военных действий в Грузии генерал-лейтенант И.Ф. Паскевич разгромил 13 сентября 1826 г. при Елисаветполе армию принца Аббас-мирзы, бежавшего за Араке, после чего русские войска вступили в Шекинское ханство. Эти сведения заставили персов и мятежников быстро оставить занятые ими восточные провинции Кавказа и отступать за Куру. В ночь на 24 сентября персидский принц Ших-Али- мирза, осаждавший Кубу с шеститысячным отрядом, «бежал самым поспешным образом, — как писал в своем донесении Ермолов, — и догнать его было невозможно». «Стремительно» бежал в Шемаху Мустафа-хан Ширванский, занимавший с конницей другую часть Кубинской провинции. Осаждавший Баку Хуссейн-Кули-хан также поспешил снять осаду и, разграбив крепостной форштадт, ушел в Талышинские степи.

В преследование за отступающим неприятелем из Кубы по бакинской дороге был послан отряд под командованием командира Апшеронского полка полковника П.Г. Мищенко — 6 рот Апшеронского и 2 роты Куринского пехотных полков при 4 орудиях. Навстречу ему из Баку к Арбату выступил майор А.Х. Карцов с двумя ротами Каспийского морского батальона — 5 обер-офицеров, 26 унтер-офицеров, 7 музыкантов, 247 рядовых, 1 нестроевой. 5 октября роты пришли в Арбат, сопровождая 200 четвертей сухарей и муки. Оставив в Арбате все тяжести и 1 орудие, Мищенко поручил Карцову охранять их и, дождавшись остальные две роты батальона, спешно идти к Шемахе. Но в связи со стремительным бегством врага Мищенко занял Шемаху уже 7 октября и приказал Карцову следовать к нему, не дожидаясь Ильинского. В то же время, собрав верных шекинских беков, он поручил командование над ними капитану Каспийского морского батальона Л.К. Перкину и послал их для разъездов вдоль Куры. Но, несмотря на все усилия Перкина, беки боялись идти дальше 15 верст, а один нечаянный выстрел обратил всю конницу в бегство. Не рассчитывая на помощь беков, отряд Мищенко двинулся 11 октября из Шемахи к месту слияния Аракса и Куры у Джевата. В Шемахе были оставлены две роты Каспийского морского батальона с 2 орудиями. «Оставить их здесь счел я необходимым, — доносил Мищенко, — как для соблюдения коммуникации между Курою и отрядом моим, равно и для содержания города и провинции в должном повиновении». Кроме того, ротам поручили заготовить провиант для отряда.

12 октября Перкин с шекинской конницей присоединился к отряду Мищенко, который 14 октября настиг войска Мустафы-хана возле Джевата. Неожиданное появление русских вызвало панику среди персов и мятежников, бросившихся по канатному мосту через реку. Перейдя за Куру, они обрезали канаты и попытались устроить батарею из 4 орудий. Но метким огнем русской артиллерии 2 вражеские пушки были подбиты, после чего конница хана бежала в Муганскую степь, бросая на ходу снаряды, амуницию и оружие. В этом сражении погиб один из ветеранов героического штурма Ленкорани — Лука Кондратьевич Перкин. «С нашей стороны тяжело ранен и в ночь помер командующий ширванской конницей Каспийского морского батальона храбрый капитан Перкин, — доносил полковник Мищенко, — он принял команду над стрелками Апшеронского пехотного полка и занял пункт против моста и отличною храбростью своей заслужил особенное внимание».

Отрезанный персами канатный мост через Куру быстро восстановили. Правда, переправить по нему артиллерию не представлялось возможным. Тем не менее, Мищенко послал в степь пехоту и донских казаков, активно преследовавших бегущего противника. Дорога на Ленкорань была открыта. Но Ермолов решил пока не занимать Талышинское ханство, «ибо малого числа войск послать туда я не решаюсь, большого же нет средств продовольствовать». Отряд Мищенко расположился от Джевата вниз по Куре с целью пресекать попытки мятежников переправиться через реку для зимнего кочевья.

После завершения кампании командир Каспийского морского батальона неожиданно узнал о своем предании военному суду. Правда, теперь сторону опального майора принял даже сам А.П. Ермолов, который 26 января 1827 г. направил начальнику Главного Штаба барону И.И. Дибичу рапорт: «Ныне по изгнании из пределов наших персиян я требовал от майора Ильинского объяснение насчет действий его с начала возникшего мятежа в Талышинском ханстве и, рассматривая оное со вниманием с присоединением разных полущенных о том особо сведений, нахожу действия майора Ильинского не только не заслуживающими какого-либо взыскания, но напротив того даже одобрения, ибо нельзя обвинить майора Ильинского за несоединение постов, потому что он не мог никак предвидеть, чтобы персияне столь нагло нарушили мир. <…> За всем тем распоряжения, делаемые майором Ильинским, были довольно благоразумны». Ввиду этого Ермолов просил барона Дибича ходатайствовать перед императором об отмене суда. Казалось, что теперь ничего не помешает благополучному исходу дела. Но судьба Ильинского снова сделала неожиданный поворот.

В начале 1827 г. Николай I, недовольный действиями Ермолова на Кавказе, готовился заменить его генералом И.Ф. Паскевичем. Повторный рапорт Ермолова император принял с явным неудовольствием как лишнее подтверждение его неспособности, о чем и поставил на вид Дибичу. Раздосадованный барон 22 марта 1827 г. сообщил Ермолову, что если «майор Ильинский точно исполнил все, что долг и честь от него требовали, то для него самым лучшим оправданием будет, когда военный суд, который объяснения его рассмотрит, найдет его невинным». Итак, судебное разбирательство началось.

Весной 1827 г. новый командир Отдельного Кавказского корпуса генерал И.Ф. Паскевич, блокировав Эривань и готовя наступление к Нахичевани, велел устроить коммуникационную линию для снабжения армии провиантом — из Астрахани через Баку и далее через Сальяны на плавучих транспортах по рекам Куре и Араксу. Одновременно требовалось организовать их охрану в Ширвани и Карабахе от набегов персов и мятежников. В связи с этим Каспийский морской батальон, собравшийся и зимовавший в Шемахе, был двинут в Карабах и 23 марта вступил в Шушу. Затем две его роты перешли к Сальянам и 28 июня 1827 г. расположились в рыбном промысловом пункте Божий Промысел. Здесь, в 14 верстах от морского побережья, была организована главная промежуточная база, где провиант нагружали на киржимы. Понимая стратегическую важность этого пункта, персы предприняли набег и 7 июля атаковали Сальяны и Божий Промысел. Но две роты Каспийцев при поддержке вооруженного катера на Куре отразили противника огнем. Из кулей с провиантом морские солдаты построили защитные стенки и три дня вели перестрелку с окружившими их персами. 10 июля подошедший из Сальян сильный отряд деблокировал Божий Промысел. За храбрую оборону трех нижних чинов Каспийского батальона наградили Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Вскоре поражения на главном театре войны склонили Персию к миру. 10 февраля 1828 г. был заключен Туркманчайский договор, по которому шах обязывался «вывести свои войска в двухмесячный срок, начиная с даты подписания настоящего договора, и передать российским комиссарам, направленным с этой целью на места, всю ту часть Талышинского ханства, которая по праву принадлежит Российской империи». 23 апреля Паскевич направил российских представителей для приема ханства от персов, и 30 мая 1828 г. Каспийский морской батальон возвратился в Ленкорань. Всех его солдат и офицеров наградили памятными серебряными медалями.

Серебряная медаль «За Персидскую войну». (Из частной коллекции). Такой медалью на соединенной Георгиевской и Владимирской ленте были награждены офицеры и солдаты Каспийского морского батальона, участвовавшие в русско-персидской войне 1826–1828 гг.