Глава третья РУССКОЕ ЗОЛОТО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вести из древности

В нашей национальной сокровищнице, Ленинградском Государственном Эрмитаже, хранятся золотые изделия, найденные в конце прошлого века в погребении на Северном Кавказе, в Майкопе, — золотые фигурки быков, сосуды, различные украшения (бусы, бляшки, пронизки). Исследование находок показало, что они относятся к III тысячелетию до н. э.

В Эрмитаже собраны также изделия из золота, обнаруженные в скифских курганах — в Ставрополье, на Кубани, в Крыму, в Приднепровье. Здесь и прекрасной чеканки золотые пластины с изображениями оленей и пантер, и обкладки мечей, и браслеты, и серьги, и шейные обручи и т. п.

В южных районах Западной Сибири сотни древних курганов высятся и в наши дни. Многочисленные раскопки, которые велись в этих местах на протяжении XVII и XVIII вв., дали обильный «золотой урожай». При этом большая часть украшений из драгоценного металла, найденных в сибирских курганах-гробницах, попала в руки известного русского промышленника Демидова. Он преподнес часть курганного золота в дар императорскому двору. Так возникла знаменитая Сибирская коллекция Петра I, состоящая из 250 золотых предметов.

Совсем недавно советский археолог проф. С. Руденко, исследуя сибирскую коллекцию, установил, что входящие в нее предметы принадлежали главным образом скифам и отчасти сарматским племенам иранского происхождения, населявшим Западную Сибирь в период с VI в. до н. э. по III в. н. э. Ученый определил возраст некоторых золотых украшений из Сибирской коллекции Петра I — более двух с половиной тысяч лет.

Немало золотых изделий найдено советскими археологами за последние годы в Грузии и других районах Закавказья, а также неподалеку от Воронежа, у Мелитополя, на Енисее.

Среди этих предметов, в большинстве своем относящихся к I тысячелетию до н. э., — массивных кубок из червонного золота, чаша с изображениями львов, кувшины, тарелки.

Находки, сделанные в разное время в самых различных районах Советского Союза, показывают, что народы нашей страны уже с III тысячелетия до н. э. располагали большим количеством золота и владели высоким мастерством изготовления из него различных предметов.

Исследованиями неопровержимо установлено, что большинство найденных при раскопках золотых изделий изготовлены на территории нашей страны, из золота, добытого в ее недрах. Доказано, в частности, что золото добывалось в бассейне рек Белой и Лабы еще в IV в. до н. э., а вероятно, и значительно раньше. Примерно с середины I тысячелетия до н. э. золото разрабатывалось и в Северной Осетии.

Явные следы древних разработок золота обнаружены во многих районах Казахстана, Урала, Сибири, Средней Азии.

В последние годы выявлены многие забытые разработки драгоценного металла в районе Кокчетава (Восточный Казахстан), где добыча золота велась как на россыпных, так и на коренных (рудных) месторождениях. Россыпи разрабатывались так называемыми «разносами», а рудное золото — неглубокими подземными выработками.

Выявление районов, в которых в отдаленные времена наши предки добывали золото, имеет не только познавательное значение. Отвалы переработанного (промытого) древними «старателями» золотоносного песка и руды содержат во многих случаях значительное количество драгоценного металла. Помимо этого, места древних разработок могут быть использованы и сейчас, на глубинах, недоступных рудознатцам минувших веков. Идя по следам первых золотоискателей, советские геологи открыли немало месторождений драгоценного металла. Так были в 1959 г. обнаружены золотоносные месторождения в Самаркандской области Узбекской ССР.

Множество упоминаний о золоте и золотых изделиях содержится в русских летописях, в «Русской правде» и других древних исторических источниках. Русские надписи стоят на изделиях из золота, сохранившихся со времен Киевской Руси, в частности на монетах киевского князя Владимира Святославовича. До нас дошли замечательные изделия из золота мастеров древнего Киева — диадемы, подвески, цепи, детали переплетов для книг и т. п., украшенные, как правило, эмалью.

Об изумительном мастерстве русских златокузнецов свидетельствует золотой «змеевик», найденный при раскопках курганного погребения вблизи г. Чернигова в 1821 г. Свое назначение это великолепное похожее на медаль украшение, принадлежавшее, как полагают ученые, Владимиру Мономаху, получило потому, что на одной из его сторон изображена женская голова, окруженная змеями.

Русские мастера достигли совершенства в покрытии золотом кровель соборов и отделке княжеских «теремов златоверхих». О соборе Андрея Боголюбского в Боголюбове в одной из летописей сказано: «Вся церковь бяще золота… Из дну церкви от верха и до полу, и по стенам и по столпам ковано золотом… и двери же, и ободверье церкви златом же ковано»[4].

Одним из несомненных шедевров древнерусских золотых дел мастеров является хранящаяся в Московском Государственном историческом музее золотая оправа, сделанная в Старой Рязани. На этом восхитительном творении русских ювелиров размещено 12 оправленных в золото лиловых самоцветов. На спиральных стебельках из золотой проволоки колышутся искусно выделанные золотые цветы. Эти миниатюрные цветы — а их по сорок на каждый квадратный сантиметр — заполняют все пространство между камнями-самоцветами.

Золотые изделия, дошедшие до нас, это лишь малая доля сокровищ, созданных поистине золотыми руками древнерусских умельцев.

Художественно выполненные изделия из золота «таяли» по многим причинам, и едва ли не основная из них — нашествия иноземцев, которым на протяжении веков не однажды подвергалась русская земля. Первой «страстью» завоевателей, вторгавшихся в нашу страну, было золото, они грабили и уносили с собой русские золотые сокровища.

Масса золотых украшений, «преданных земле» в местах древних захоронений, была затем разграблена «копателями» разных времен — от грабителей могил, современников и участников погребений, до «бугорщиков» XVIII и XIX вв., т. е. тех, кто раскапывал «бугры» (курганы).

Хищение золота на протяжении всей истории собственнического мира сопровождались, как правило, убийствами и насилием. Стремясь замести следы кровавых преступлений, новые владельцы золотых изделий переделывали их, переправляли в слитки, что приводило к безвозвратной гибели замечательных произведений ювелирного искусства.

Древние известия о золоте дошли до наших дней в преданиях и сказах. Горнозаводские тайные сказы, на протяжении многих поколений передававшиеся из уст в уста, показывают, что русские люди еще в давние времена многое знали о золоте и его месторождениях. Однако народ скрывал свои открытия, не желая, чтобы золото попало в алчные руки бар и купцов. Это хорошо видно из сказа П. П. Бажова «Дорогое имячко».

История русской золотопромышленности знает случаи, когда царские власти на протяжении целых десятилетий тщетно пытались найти золото на месторождениях, давно открытых простыми русскими людьми.

Три века поисков

Промышленная добыча золота в России началась только с середины XVIII в., хотя до этого цари и бояре в течение нескольких веков делали попытки найти золото и вырвать его из недр земли.

Наиболее ранние из дошедших до нас летописных известий, свидетельствующих о стремлении властей наладить разработку золота, относятся к периоду завершения процесса объединения русских земель вокруг Москвы.

В 1488 г. царь Иван III обратился к венгерскому королю со следующей просьбой, записанной в поручении послу: «Князь Великий велел тебе говорити, чтобы… нам дружбу свою учинил: прислал бы к нам мастеров… которой руду знает золотую и серебреную, да которой бы руду умел и разделити с землею, занеже в моей земле руда золотая и серебреная есть, да не умеют ее разделити с землею»[5].

Будучи убежденным в наличии золотой и серебряной руды в стране, Иван III в 1491 г. направил в Северное Приуралье первую в истории России правительственную экспедицию для розыска месторождений драгоценных металлов. Однако начинания Ивана III в этой области не получили развития.

В XVII в. Россия вступила в новый период своего развития, характеризовавшийся «усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок»[6]. Углублялся процесс разделения общественного труда, росло товарное производство. В составе государственного бюджета неуклонно снижалась доля натуральных платежей и все более увеличивалась денежная часть. Все это настоятельно требовало золота для изготовления монет.

Отсутствие необходимого для чеканки денег драгоценного металла ощущалось по мере роста денежного обращения все более резко. В 1633 г. в Пермь на поиски золотых руд была направлена «великая партия» во главе с Василием Стрешневым.

Золота Стрешневу найти не удалось. Зато были открыты богатые месторождения медных руд по Каме. Именно на месте этих открытий вырос первенец русской медеплавильной промышленности Пыскорский завод.

Документы, относящиеся ко второй половине XVII в., содержат массу сведений о попытках розыска золотоносных месторождений. В 70-х годах XVII в. в России возникли первые компании для розыска драгоценных металлов. Эти компании, состоявшие каждая из нескольких рудознатцев, получали право на поиски золота и серебра «по всем… великого государя Московского государства уездам… на чьей земле ни получится».

Поиски золота, проведенные многочисленными рудознатцами в допетровское время, не пропали даром. Они подготовили почву для замечательных открытий середины XVIII столетия. Между тем в связи с ростом всероссийского рынка и расширением международной торговли потребность в золоте для чеканки монеты возрастала все больше. На протяжении XVII в. металлические деньги в России изготовлялись преимущественно из серебра, ввозимого из-за границы, в том числе и из иностранной серебряной монеты, которая подвергалась перечеканке.

Золотые деньги выпускались в крайне ограниченном количестве. Лишь при Петре I количество золота, находившегося в денежном обращении, несколько увеличилось. В петровское время было отчеканено около тридцати видов золотых монет различного достоинства.

Строительство городов и заводов, создание флота, проведение важнейших государственных реформ привели к резкому росту бюджета страны.

В этих условиях поиски отечественных месторождений золота становились делом первостепенной государственной важности. Начиная с последних лет XVII в. в правительственных указах все чаще слышится призыв к розыскам золотосодержащих месторождений. За успешный розыск обещались «его, великого государя, жалованья». Тем же, кто скрывал сведения о золотых рудах, грозило тяжкое наказание. В указе Петра I от 2 ноября 1700 г. говорилось: «А буде кто золотые и серебряные и иные какие руды ведает или впредь сведает, а о том не известит, для чего-нибудь, а после про то сыщется: и тем людям по розыску учинено будет наказание на Москве из Приказу рудных дел»[7].

В 1719 г. Петр I издал указ, носивший название «Горная привилегия». В 1-м пункте этого указа было записано: «Соизволяется всем и каждому… каково б чина и достоинства ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях — искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы…»[8].

В «Горной привилегии» еще резче, чем в указе 1700 года, ставился вопрос о тех людях, которые хранят в тайне свои открытия.

«Мы уповаем, что каждый наш верноподданный сими прибыточными привилегиями или жалованными грамотами к собственному своему всенародному российскому обогащению подвижен будет оные подземные богатства приискивать и заводы заводить. Против же того, тем которые изобретенные руды утаят и доносить об них не будут или другим в сыскании, устроении и разширении тем заводам запрещать будут, объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание и смертная казнь и лишения всех имений, яко непокорливому и презирателю нашей воли и врагу общенародной пользы…»[9].

Правительственные учреждения Петра I внимательно следили за всеми известиями о золоте. Власти заинтересовались донесениями о находках золотых изделий в погребальном кургане в Башкирии и предписали произвести расследование с целью выяснить, «откуды те татары в прежние лета такое золото и серебро получали или из которого государства оное к ним привожено было». В ответ на этот правительственный запрос монах Долматовского монастыря старец Лот сообщал, что золото из погребального кургана местного происхождения: «Лежит-де та руда в горе по вершине Уфы да Чадены и Яику реке… в прежние-де времена старинные сибирские татары и калмыки из тех гор золотую и серебряную руду добывали и плавили, — что-де и ныне же признаки плавильных печей и копаных ям видны»[10].

Большой интерес Петра I вызвало сообщение о «песошном золоте», обнаруженном в Средней Азии, в районе города Эркета. Прочитав это донесение, Петр I дал приказ «о завладении городом Эркетом и о искании золотого песку по реке Дарьи». Так начались иртышские походы Петра I, имевшие огромное значение для расширения и укрепления русского государства, для освоения горных богатств Алтая, но не давшие, однако, доступа к далеким месторождениям среднеазиатского золота.

Многочисленные экспедиции, предпринятые в петровское время, сыграли чрезвычайно большую роль в создании новых горнозаводских районов на Урале, Алтае и в Забайкалье. В частности, организация горных заводов на Урале привела к быстрому освоению и развитию этого сказочно богатого полезными ископаемыми края и позволила в дальнейшем создать здесь новую отрасль русской промышленности — золотодобывающую.

«Злато домашнее»

При Петре I была организована, правда, в незначительных размерах, добыча «золотистого серебра» на Нерчинском руднике в Забайкалье. Нерчинский рудник был первым отечественным горнодобывающим предприятием, поставлявшим стране золото. Именно из «злата домашнего» и «серебра домашнего», добытых на Нерчинском руднике, были отчеканены в 1721 г. медали в честь блестящей победы русского оружия над шведами. Однако в Нерчинском золотистом серебре золото было лишь спутником серебра (примерно 0,5 % по весу). Если к тому же учесть, что в петровское время Нерчинский рудник давал в год всего лишь 3–5 пудов золотистого серебра, то можно представить, сколь скромен был ежегодный «урожай» «домашнего злата».

В Забайкалье на протяжении всего XVIII столетия добывалось исключительно золотистое серебро.

Золотистое серебро, а не золото, поставлял в то время и Алтай (знаменитые Колывано-Воскресенские заводы), хотя недра этого края таили в себе немалые золотые сокровища.

Первые попытки организовать добычу именно золота были сделаны на северо-западе нашей страны, на территории нынешней Карельской АССР. Именно здесь, в Олонецком уезде, примерно в 30 км от Петрозаводска, на Воицком медном руднике в конце 1744 г. было обнаружено золото.

Образцы воицкой золотой руды были представлены императрице Елизавете. Последовал именной указ, предписывавший Берг-Коллегии выяснить возможности добычи золота на Воицком руднике. В соответствии с указом на рудник был послан бергмейстер Шамшев, который подтвердил наличие золота «между медною рудою в кварце» и представил императрице новые образцы золотой руды. В апреле 1745 г. последовал новый именной указ, на этот раз обязывавший Берг-Коллегию приступить к добыче золота на Воицком руднике.

Так началась история олонецкого золота.

Условия добычных работ на Воицком руднике были очень трудными, в первую очередь вследствие большой обводненности — рудник то и дело затапливало. Содержание золота в руде было незначительным, драгоценный металл обходился чрезвычайно дорого.

В 1759 г. Нерчинская горная экспедиция, ведавшая в то время добычей драгоценных металлов, предложила Сенату прекратить работы на Воицком руднике ввиду непомерно больших издержек. Сенат отверг предложение экспедиции. Работы на Воицком руднике продолжались. Потребовалось еще более десяти лет, для того чтобы Сенат пришел к выводу об экономической нецелесообразности эксплуатации рудника.

Однако уже в 1772 г. Берг-Коллегия дала распоряжение о возобновлении работ на Воицком руднике.

Ведавший тогда Олонецкими заводами крупный организатор, а впоследствии и выдающийся историк русского горнозаводского дела Аникита Сергеевич Ярцов (1737–1819) поручил управление рудником горному офицеру Глаткову.

Весной приступили к откачке воды из затопленного рудника. В течение всего лета 60 крестьян ручными насосами отливали воду. Когда осушительные работы были окончены, началась разработка воицкой золотосодержащей руды. Изыскивая средства снижения затрат на добычу олонецкого золота, которые и после возобновления работ были очень высоки, А. С. Ярцов распорядился заменить ручные насосы конной водоотливной машиной. Он прислал на Воицкий рудник чертежи и модель такой машины. Конная водоотливная машина, приводимая в действие шестью лошадьми, была построена в 1774 г. Она заменила труд шестидесяти крестьян.

Если за четверть века (1744–1768 гг.) на Воицком руднике было добыто всего 1 пуд 22 фунта золота и 4233 пуда меди, то за шесть лет (1772–1777 гг.) добыча составила: золота — 2 пуда 2 фунта, меди — 8588 пудов.

В дальнейшем, однако, дела пошли хуже. С 1778 г. рудная жила «начала в доброте своей изменяться», и добыча золота резко упала. В 1783 г. работы на Воицком руднике были приостановлены вторично. В последующие годы предпринимались новые попытки возобновить добычу олонецкого золота.

В 1791 г. на Воицком руднике стала действовать «огневая» (паровая) машина, построенная на Александровском пушечном заводе. Это была первая паровая машина, установленная на русском руднике. Однако и с пуском «огненной» машины воицкое золото не стало дешевле. Расходы на его добыче по-прежнему были чрезмерно велики.

В 1794 г. работы на Воицком руднике были прекращены окончательно, «яко бесполезные и в явный убыток казне обращающиеся».

Пионер золотого промысла

Работы на Воицком руднике были лишь попыткой наладить производство «домашнего злата». Золотопромышленность как самостоятельная отрасль хозяйства родилась не на северо-западе России, а на Урале — в краю, обильном подземными сокровищами.

Именно на Урале майским днем 1745 г. произошло событие поистине исторического значения. Героем этого события был не дворянин и не купец, а простой крестьянин деревни Шарташ Екатеринбургской губернии раскольник Ерофей Марков.

Разыскивая горный хрусталь, Марков подобрал между Становской и Пышминской деревнями кусок кварца с блестевшими в нем прожилками и крапинками. Не имея понятия о золоте и не желая «напрасно объявлять, не зная в том силы», Марков решил показать свою находку сведующим людям и обратился в Екатеринбург к ссыльному себеряннику Семену Дмитриеву «для пробы, какой металл явится». Дмитриев произвел опробование — «на угле сделал ямку, показанные крупинки в той ямке трубкою в огне продул и явилось золото с четверть золотника…»[11].

О находке Ерофея Маркова стало известно, и вскоре он был вызван в Канцелярию главного заводов правления — так называлось в то время управление горнозаводского Урала, находившееся в Екатеринбурге.

Сохранилась архивная запись «сказки» (показания) шарташского крестьянина: «1745 года мая 21 дня в здешней Канцелярии главного заводов правления помянутый раскольник Марков объявил и сказал сего же года до Николина и (ли) после Николина дня, а подлинно в которой не упомнит, едучи он в проезд от той Шарташской к Становской деревне, отъехав версты с три, усмотрел между Становской и Пышминской деревнях дорог наверху земли светлые камешки, подобные хрусталю, и для вынятия их в том месте землю копал глубиною в человека, сыскивая лучшей доброты камней. Только хороших не нашел и между оными нашел плиточку, как кремешек, на которой знак с одной стороны в ноздре как золото и тут же между камешками нашел таких же особливо похожих на золото крупинки три или четыре, а подлинно не упомнит»[12].

На место, указанное Марковым, отправилась группа членов Канцелярии. Они заложили несколько шурфов и «хотя… не мало трудились, но ничего обыскать не могли».

Члены Канцелярии главного заводов правления подозревали, что Марков знает, но не хочет показать именно те места, где есть золото. Маркову приказали «подлинно объявить о тех местах, а буде этого не учинит, то с ним поступлено будет другим образом, по силе указа». Угрозы, естественно, не могли возыметь никакого действия на Маркова, и он упорно указывал на то же самое место. Он клялся, что «других мест, кроме оных, как золотых, так и серебряных… он не знает» и «…правду объявил, а ежели ложно, а после в том кем изобличен будет, то б учинена была ему за то смертная казнь».

Относясь «не без сумления» к показаниям крестьянина, члены Канцелярии не решались, однако, поступить с Марковым круто: «Строго или с крепким пристрастием поступить опасно, чтоб другим через то ко объявлению руд не воспрепятствовать». Было решено «отдать Маркова впредь до указа на поруки и при этом объявить ему, чтобы для совершенного оправдания приискивал руды».

Между тем бергауер Маке, производивший вслед за членами Канцелярии поиски золота в местах, указанных Марковым, рапортовал о том, что «ненадежно, чтоб в тех или около оных мест, где могли какие рудные признаки сыскаться». Это писалось о богатейшем Березовском месторождении…

Ни Канцелярия главного заводов правления, ни привлеченные к поискам иноземные специалисты так и не смогли обнаружить золото в крупном золотоносном районе, открытом Ерофеем Марковым.

Дело Маркова успешно завершил простой мастер Ермолай Рюмин. В июне 1747 г. Рюмин обнаружил золото именно в местах, показанных ранее Марковым. Опробование дало блестящие результаты.

На месте замечательной находки Ерофея Маркова возник рудник, названный Первоначальным, — первой рудник первого в России центра золотопромышленности — Березовских промыслов. За десятилетие — с 1745 по 1755 г. на Березовском месторождении было добыто 350 тыс. пудов руды, из которой выплавили около 29 фунтов драгоценного металла. А за восемьдесят лет, с 1745 по 1925 г., Березовские рудники дали около 26 т золота.

Русская золотопромышленность заявила о своем существовании как самостоятельной отрасли производства. Было положено начало добыче рудного золота.

Слово о золотом шлихе

Не было, пожалуй, в XVIII в. такой отрасли науки и творчества, в какой не блеснул бы светлый гений отца русской науки и просвещения Михаила Васильевича Ломоносова. Неоценимый вклад внес М. В. Ломоносов и в развитие отечественного горного дела.

Со свойственной ему патриотической страстностью обращаясь к русским людям, он призывал их искать, находить и разрабатывать полезные ископаемые.

«Пойдем ныне по своему отечеству; станем осматривать положения мест и разделим к произведению руд способные от неспособных; потом на способных местах поглядим примет надежных, показывающих самые места рудные.

Станем искать металлов, золота, серебра и протчих, станем добираться отменных камней, мраморов, аспидов и даже до изумрудов, яхонтов и алмазов.

Дорога будет не скучна, в которой хотя и не везде сокровища нас встречать станут, однако, везде увидим минералы, в обществе потребные, которых промыслы могут принести не последнюю прибыль»[13].

Великий ученый живо интересовался начавшейся в 40-х годах XVIII столетия добычей золота на Воицком руднике, на Алтае и на Урале. Особое значение придавал Ломоносов разработке золотых сокровищ Рифейских гор — Урала. При этом он прозорливо указывал на необходимость поисков драгоценного металла не только на восточном, но и на западном склоне Уральских гор, в Прикамье.

В своем выдающемся труде «Первые основания металлургии или рудных дел» (1763 г.) М. В. Ломоносов писал: «Первый высокий металл есть золото, которое чрез свой изрядный желтый цвет и блещущуюся светлость от протчих металлов отлично. Непреодолимое сильным огнем постоянство подает ему между всеми другими металлами первенство…»[14].

Отмечая, что золото «из песчаных плоскостей иногда… вымывают», Ломоносов указывал, что это золото принесено в низины течением горных ручьев и там оказывается в наносах, следовательно, искать россыпное золото нужно в низинах, в наносах.

Ломоносов впервые ввел в литературу термин «золотой шлих». Это определение, соответствовавшее понятию «золотая руда, через перемывание вынятая», прочно бытует у специалистов и в наши дни.

Трудно переоценить значение той мысли, которую ученый высказал в 1761 году: «…уповательно, что в толиком множестве рек, протекающих в различных местах по России, сыщется песчаная золотая руда, которая будет служить признаком, что вверху той реки надлежит действительно быть золотой руде в жилах»[15].

М. В. Ломоносов не только показал, что золото можно добывать из песков, но и дал обоснованную теорию образования россыпного золота из коренных его месторождений. В «Слове о рождении металлов от трясения земли» он писал: «Итак, никто не почтет сего невозможным, что золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны. Сему присовокупляют силу и важность отломки камня кварца, сросшиеся с золотыми зернами, в песке находящиеся, явно уверяя, что песковое золото в жилах родилось. Ибо жилы, чистое золото содержащие, почти всегда состоят из кварца»[16].

Предельно ясный, убедительный взгляд на происхождение золотоносных россыпей, залегающих в речных долинах, из коренных месторождений золота, расположенных в верховьях рек, долгое время не получал признания. Прошли десятки лет после смерти величайшего ученого, а горная наука все еще была наводнена путаными теориями о «металлопроизводительных процессах природы», из которых следовало, что образование россыпного золота связано с вулканическими явлениями.

М. В. Ломоносов предложил оригинальный способ обработки золотоносных песков, обеспечивавший извлечение самых мельчайших частиц драгоценного металла. В работе «О слоях земных» Ломоносов писал: «Пески пробовать должно промывкою в воде таким образом. Сперва взять узкий высокий деревянный сосуд, или нарочно сделать вышиною в 10 или 12, шириною в 3 или 4 вершка, чтобы вошло около пуда песку. Наполнив его до половины, прочее долить водою, чтобы она до дна проступила, песок мешать лопаткою с 1/4 часа так, чтобы он с водою обращался горизонтально, а кверху и книзу ходил бы чем меньше, тем лучше. Между тем давать несколько раз устояться…»[17]. После этого, как указывал М. В. Ломоносов, следовало удалить верхнюю часть песка (4/5 по высоте), а нижнюю взять из сосуда и положить особо. Затем снова наполовину наполнить сосуд песком, «прочее долить водою» и т. д. Повторяя многократно эти операции, собрать достаточное количество придонного песка и начать его промывку теми же приемами, чтобы золото могло «стесняться гуще» в песке. «Промытый в последний раз песок, — писал Ломоносов, — можно пробовать на капеле, либо ртутью, или крепкою водкою, пережегши его сперва в умеренном огне».

Способ обработки золотоносных песков, описанный ученым, представлял собой не что иное, как мокрое обогащение по гравитационному принципу.

Нельзя не восхищаться гениальной прозорливостью отца русской науки и техники. Предложенное им мокрое гравитационное обогащение явилось именно тем способом, который за несколько десятилетий, прошедших с начала разработки россыпных месторождений (1814 г.), дал России многие тысячи пудов золота. Мокрое обогащение на основе гравитационного принципа оставалось основным способом получения русского россыпного золота вплоть до начала XX века.

Разработав принципиальную схему опробования, М. В. Ломоносов предложил и промышленный способ добычи золота из россыпей. Он писал: «Где такие места с песком, золото содержащим, обыщутся, должно сделать мельницы, и поставить бадьи вышиною около сажени, шириною в аршин, в коих бы ворочались стоячие шесты с поперечными сквозь них проходящими спицами, песок мутили и горизонтально обращали Дно до пятой доли приделать отъемное, чтобы нижнюю тяжелую долю песку отняв, протчей вон выпустить, и оное порозжее подставив снова, песку надлежащее количество всыпать»[18].

Ломоносов неоднократно призывал наряду с коренным разрабатывать в первую очередь россыпное золото, отмечая, что его можно добывать во многих районах страны. Этому призыву ученого суждено было быть услышанным только спустя полстолетия, когда сын уральского мастерового Л. И. Брусницын положил начало разработке золотосодержащих россыпей.

Открытие уральского штейгера

До 1814 г., когда Лев Брусницын нашел способ извлечения золота из песков россыпных месторождений, добыча его в России оставалась крайне ограниченной.

Поставщиками русского золота на всем протяжении XVIII столетия были лишь казенные предприятия. Не существовало ни одного частного золотодобывающего промысла. В многочисленных правительственных указах снова и снова провозглашалась «горная свобода», сулились награды и привилегии рудознатцам и рудокопателям. Так, в указе 1727 г. говорилось: «Кто бы, какого чина и достоинства ни был и сыщет за Тобольским и в Иркутской и Енисейской провинциях, в городах и уездах, в своих собственных или свободных землях, руды золотые и серебрянные, медные, оловянные, свинцовые, железные или минеральные краски, тем — самому или с кем компаниею согласится — заводы строить, какие кто похочет, и оные руды и минералы плавить и делать, свободно и без возбранно, а воспрещения и помешательства в том никакого не чинить»[19].

Этим же указом разрешалось добытое золото «продавать свободно», освобождалась от платежа «прибыль десятой доли», обещались различные льготы. Наряду с подобными указами издавались законы, направленные на исключение всякой возможности вывоза золота за границу и, наоборот, обеспечивавшие благоприятные условия для ввоза драгоценного металла из-за рубежа.

Однако ни указы, ни приказы не давали желаемых результатов. Золотодобывающая промышленность развивалась крайне слабо. Господствовавшим в стране помещикам-крепостникам ни в коей мере не была свойственна забота о промышленном развитии России. Помещичья монополия на земные недра оказывала чрезвычайно отрицательное влияние на рост горнозаводского дела и золотого промысла в частности.

Серьезным тормозом и без того медленного роста золотопромышленности явился указ 1782 г., которым Екатерина II установила «горную свободу» только для помещиков. Если в предшествовавших указах, начиная с петровской «Горной привилегии», правительство обращалось к людям всех сословий с призывом искать и добывать металлы и минералы, то по указу 1782 г. право разработки месторождений полезных ископаемых стало достоянием исключительно дворян-крепостников. Вместо того чтобы всеми возможными средствами поощрять народную инициативу, крепостническое самодержавие сковывало ее. И тем не менее простые люди — пытливые, смелые рудознатцы — делали свое большое дело. Их упорными, многотрудными поисками было открыто в недрах российской земли немало золотых кладов.

В начале XVIII в. «домашнее злато» добывалось только из нерчинского золотистого серебра, к концу же этого столетия стало известно алтайское, олонецкое, березовское, шилово-исетское, миасское золото. Были открыты и другие золотоносные месторождения, в частности на севере и юге Урала. Однако практически было освоено только Березовское месторождение. Березовские промыслы были единственным центром русской золотодобывающей промышленности. На Алтае золото по-прежнему добывалось лишь как спутник серебра. Попытки наладить добычу олонецкого, шилово-исетского и чрезвычайно богатого миасского золота в XVIII в. успехом не увенчались. Поисков россыпного золота вообще не вели. На щедрые золотом пески речных долин не обращали никакого внимания…

В то же время год от года росла потребность в драгоценном металле для изготовления «всемирных денег», значение которых все более и более возрастало по мере расширения внутреннего рынка и усиления экономических связей с иностранными государствами. После Отечественной войны 1812 г. рушилась крепостническая система, нарастали новые, буржуазные отношения. Переход к капитализму властно требовал резкого увеличения добычи золота.

Открытие Брусницына явилось подлинно революционным поворотом в развитии русской золотопромышленности. Достаточно сказать, что добыча золота в России выросла с 1814 по 1855 г. в сто раз! Россия стала самым крупным в мире производителем драгоценного металла.

Определенную роль в активизации поисков золотосодержащих месторождений сыграл сенатский указ от 28 мая 1812 г. «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». Это было возрождением петровской «горной свободы», отмененной Екатериной 11 в 1782 г.

Указ 1812 г., составленный выдающимся русским горнозаводским деятелем А. Ф. Дерибиным (1770–1820), преследовал цель поощрить частную инициативу предпринимателей любого сословия в золотодобывающей промышленности.

Указ, начинался словами: «Объявляется всенародно». Далее говорилось: «Предоставить всем российским подданным обыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну с добытого золота и серебра подати натурою в количестве, равном взимаемому натурою же с выплавленной меди и с соблюдением разделения заводчиков, на имеющих пособие и не имеющих оного»[20].

В указе недвусмысленно сказано о том, что правительство не претендует на места находок драгоценных металлов, а сохраняет за собой лишь преимущественное право на получение добытого предпринимателями золота и серебра. Это право состояло в том, что казна, после уплаты предпринимателем установленной подати натурой, могла потребовать от него обмена остального золота или серебра соответственно на золотую или серебряную монету: «Заплатя с них узаконенную подать, все остальное количество, ежели казна будет требовать и ему не дозволит употребить по его собственному распоряжению, обязывается поставлять на Санкт-Петербургский монетный двор, получая за каждый золотник чистого по пробам золотя и серебра предельную цену золотою и серебряною монетою, за исключением передельных расходов[21]».

Сразу же после опубликования указа многие предприниматели организовали частные золотодобывающие промыслы. Однако эти попытки, неоднократно повторявшиеся в 1812–1813 гг., не имели успеха. Им было суждено перерасти в большие дела лишь после открытия россыпного золота — знаменательнейшего события в истории отечественного горного дела.

Россыпное золото было известно в России задолго до открытия Брусницына, но его не умели добывать. Специалистов русской золотопромышленности занимала лишь добыча рудного золота. Что же касается золота россыпного, то они считали, что все попытки его добычи из песков обречены на провал. Это ложное убеждение настолько укоренилось, что с 1806 г. вообще были прекращены всякие работы по извлечению золота из песков россыпей.

Но Брусницын, одиннадцати лет начавший нелегкую службу на Березовском руднике и прошедший путь от мальчика-промывальщика до главного штейгера, поставленного «при Березовском заводе за присмотром по всему золотому производству», опроверг эту консервативную «теорию».

Непосредственным поводом к началу работ Л. Брусницына послужила находка одного из мастеровых Березовского завода. Этот мастеровой, «вырывая в лугу яму на козуль, нашел в земле кусочек золота». Золото не в горе, не в камне, а в долине… Это вызывало недоумение. Брусницин всерьез заинтересовался находкой мастерового и убедил управителя завода снарядить партию для розысков золота в той долине, где был найден самородок. Брусницын вслед за М. В. Ломоносовым считал, что «золото по тяжести своей должно скатываться в долины».

Поиски, однако, не дали результатов — начальник партии, будучи убежден, что золото можно найти только в горах и в скалах, закладывал шурфы очень высоко, у самых подножий гор, где, естественно, не могло быть россыпного золота. Брусницын подвергся насмешкам, а поиски россыпного золота были запрещены официально.

Но березовский штейгер и не помышлял сдаваться. Убежденный в правильности своих предположений, он решил продолжать поиски своими силами. Используя каждый свободный час, он уходил в долину и промывал песок. Серия неудач не остановила Брусницына: «…поиски делать я продолжал, только они были безуспешными: встречал пески, все мало содержащие в себе золота; это по крайней мере уверяло меня, что действительно в песках есть золото»[22].

В 1814 г., извлекая оставшееся золото из «откидных песков прежней рудной протолчки», он обратил внимание на две светлые крупинки золота в виде округленных зерен. Золото же, получаемое после «протолчки» руды, более темного цвета и расплющенное.

Брусницын исследовал откидные пески и установил, что здесь «встарину была проходима для осушения работ штольня и что землю из нея выносили… на это место… здесь тогда было болото, по которому оканчивалась речка Березовка…». Брусницын пришел к выводу, что земля из штольни «переносилась через речку Березовку» и при переносе часть ее попадала в речку. А раз золото есть в земле, то «тем более должна обогатиться стремлением воды земля в речке»…

Вот что пишет об этом сам Брусницын, начавший промывку речного песка: «Я беру из речки на пробу песку — и что же, какое счастие: во время накладки еще песку нахожу сам кусок золота в 8 1/2 золотников; промыв же взятый песок, одну тачку в 3 пуда, получаю золота 2 золотника. Вот была радостная для меня находка; это было все равно, что блуждающему в море и терявшему уже надежду вдруг попасть на берег. Тогда я, кажется, горы срыл бы земель и пустился отыскивать пески золотые. Эта находка решила все; с ней все сомнения вон»[23].

Не задерживаясь на опытах, Брусницын перешел к промывочной добыче россыпного золота. К 1 января 1815 г. он промыл 13 тыс. пудов золотоносного песка, получив 3 фунта 2 золотника драгоценного металла. Один золотник обошелся Брусницыну немногим дороже 2 рублей, в то время как золотник металла, добытого из коренных золотых руд, стоил 10 рублей.

Трудно переоценить значение того вклада, который сделал в отечественную золотодобывающую промышленность Лев Иванович Брусницын. Он практически доказал, что самые доступные для разработки золотоносные месторождения — это россыпи и что золото следует искать не только и не столько в горах, сколько в речных долинах и наносах.

«Семьдесят лет почти добывалось на Урале жильное золото и все были закрыты песчаные россыпи, — писал Л. Брусницын. — За 40 лет до открытия доводилось проходить штольну местами, по самой свите россыпей, раскрытой мною, и встречать самый богатый пласт песков, но преследование песков оставалось почти без внимания до 1804 года. В 1804 году, за десять лет до открытия в Березовских промыслах, было предпринято исследование песчаных россыпей, но к несчастию и тогда они не были встречены.

Вот как было и вот что произошло от двух крупинок золота»[24].

«От двух крупинок»

Две крупинки золота, найденные Брусницыным сентябрьским днем 1814 г., дали невиданно обильный урожай. В 1815 г. было промыто 400 тыс. пудов песка и получено 1,5 пуда золота. В следующем году на Березовских промыслах было намыто более 5 пудов россыпного золота.

Открытие Л. И. Брусницына вдохнуло жизнь в указ 1812 г. Частный капитал рекой полился на золотоносные россыпи. В 1819 г. начались работы на первом в России частновладельческом прииске — Нейвинском, на р. Нейве. А через пять лет Нейвинские россыпи разрабатывались уже 45-ю приисками…

В 1823 г. началась добыча золота на 12-ти приисках в даче Нижне-Тагильских заводов, принадлежавших крупнейшему русскому заводчику Демидову. Если за первый год работы на приисках Демидова было добыто немногим более 4 пудов россыпного золота, то в следующем, 1824 г., добыча увеличилась больше чем в 10 раз. За 1823–1841 гг. Демидов получил 580 пудов драгоценного металла!

В 1844 г. было положено начало добычи золота в Баргузинской тайге. В 1856 г. здесь было только пять приисков, а в 1862 г. уже 25. До начала первой мировой войны вся Баргузинская тайга дала около 48 т золота. Наибольшее количество металла было добыто в 1901 г.- 1544 кг. По количеству добытого золота первое место в России занимал Урал.

С 1744 по 1916 г. в России было добыто 2752 т золота.

Следует, однако, иметь в виду, что от официальной царской статистики ускользало немалое количество золота. Частью оно скупалось заграничными агентами, частью пряталось «в бородах и сапогах» старателей и попадало прямо в руки частных торговцев и ювелиров. Удельный вес старательской золотодобычи в 1913 г. составил 59 %, в том числе на Урале 50 %, в Западной Сибири 33 % и в Восточной Сибири 63 %.

До середины XIX в. Россия давала треть мировой добычи золота.

В 1843 г. было открыто богатейшее россыпное месторождение золота на Лене, в районе ее притоков — Олекмы и Витима.

В то время на Лене жили только кочевые якуты и эвенки. Иркутские купцы торговали с кочевниками, устраивали в летнее время ярмарки. На одной из таких ярмарок иркутский купец Трапезников увидел в руках эвенка золотой самородок. Эвенк, так же как в свое время Ерофей Марков, не знал, что это золото и какова его цена. Трапезникову удалось установить место, где был найден самородок. Посланные купцом доверенные лица в 1846 г. открыли золото на р. Хомолхо.

Вначале золото на Лене добывалось мелкими промышленниками, но постепенно они были вытеснены организациями иркутских купцов и петербургских банкиров. В 1861 г., сразу же после открытия богатейших глубоких россыпей по р. Ныгри и россыпи в Бодайбо, были организованы «Ленское товарищество» и «Компания промышленности». С 1908 г. на Лену проникли английские банкиры, образовавшие компанию «Лена-Голдфилдс». Вскоре «Ленское товарищество» было реорганизовано в «Ленское золотопромышленное товарищество», и с 1910 г. все прииски Лены уже принадлежали этому «товариществу» капиталистических хищников.

Ленские россыпи оказались исключительно богаты. За период с 1890 по 1895 г. на прииске Предтеченском (россыпь Сухой Лог) было добыто более 8 т золота.

В 1896 г. на Лене появилась электростанция. Здесь же впервые была использована на добыче золота гидравлическая энергия. Тем не менее господство ручного труда оставалось практически безраздельным. Только в 1917 г. для Ленских приисков была заказана в Англии первая драга. Однако и она стала действовать лишь после Великой Октябрьской революции.

Ленские прииски пользовались в России репутацией передовых с точки зрения технической оснащенности, но вот что писал американский инженер Пюрингтон, побывавший на Лене в 1913 г.:

«Я могу с полной уверенностью утверждать, что на Ленских приисках, равно как и на других близлежащих приисках, в методы промывки практически не было внесено никаких усовершенствований с 1867 года. За всю мою жизнь я не видел такой безрассудной затраты пространства и воды при промывке золота. Работающие в настоящее время фабрики годятся только на слом».

В связи с началом войны в 1914 г. поступление оборудования из-за границы, в частности из Германии и Англии, полностью прекратилось. Многие приисковые рабочие были мобилизованы и отправлены на фронт.

Золотодобыча резко упала. В 1917 г. было добыто всего только 26 т золота.

В годы гражданской войны хозяйничанье интервентов и белогвардейцев в Сибири и на Дальнем Востоке привело к полному разрушению золотого промысла в этих основных золотодобывающих районах. Шахты были затоплены, оборудование сломано и растащено, геологоразведочные материалы утеряны.

В 1921 г. бездействовало 60 % всех золотодобывающих предприятий, а остальные работали с нагрузкой не более 20 %; на всех действовавших предприятиях было занято менее 10 тыс. рабочих.

Советское правительство приняло «Положение о золотой и платиновой промышленности» (1921 г.), в котором предусматривались конкретные мероприятия по восстановлению золотой промышленности в условиях новой экономической политики. Несколько позднее разрозненные прииски и рудники были объединены в тресты — «Уралзолото», «Сибзолото», «Енисейзолото», «Алданзолото», «Лензолото» и др.

В 1927 г. все предприятия золотой промышленности объединились в «Союззолото» — Всесоюзное государственное акционерное общество. Резко возрос удельный вес государственной золотодобычи. Основными районами золотого промысла в этот период были Лена, Алдан и Забайкалье.

В 1930 г. в Иркутске начал свою работу горнометаллургический институт, готовивший инженеров для золотой промышленности. Много специалистов выпускали Московский институт цветных металлов и золота, Московский горный институт, Свердловский индустриальный и Казахский горный институты. Были также созданы техникумы: в Томске, Чите, Бодайбо, Незаметном и др.

Исключительное значение имело принятое Советским правительством в 1933 г. постановление о дальнейшем развитии золото-платиновой промышленности. В нем указывалось на необходимость освоения новых месторождений, в частности россыпных, с применением новой техники и механизации процессов производства.

Наряду с ростом добычи россыпного золота, в годы довоенных пятилеток увеличилась в несколько раз и рудная золотодобыча, главным образом за счет создания новых мощных рудников, таких, как Балей, Дарасун (Дальний Восток), Степняк, Майкаин (Казахстан), Ольховка (Западная Сибирь) и др.

Социалистическая золотодобывающая промышленность росла и совершенствовалась.

На золотой каторге

Известные русские писатели — Мамин-Сибиряк, Шишков и другие посвятили немало ярких страниц «бешеному золоту» тех времен, когда капризы судьбы мгновенно превращали в богачей одних и в прах разоряли других, когда, охваченные неодолимой тягой к «золотым горам», люди шли на дикие преступления, опускались в трясину непробудного пьянства, обрекали себя на немыслимые лишения.

Вот как описывает многотрудную жизнь старателей сибирских поисковых партий геолог Л. А. Ячевский:

«Зимой по тайге, покрытой саженным, а то и двухсаженным снежным покровом, по наледям, в которых лошади и олени сплошь да рядом проваливались, прорубая себе среди густого леса и валежника тропу, летом утопая в болотах и изнемогая от стай комаров и мошек, идут искатели счастья, руководимые тунгусом или орочоном; идут они в совершенно неведомый край, по которому нога белого человека еще не ступала…

Но вот богатое золото найдено. Нужно приступить к его разработке. Потянулись в тайгу через крутые горы, через реки, усеянные водопадами и порогами, целые обозы с инструментами и припасами, с тем чтобы в течение короткого сибирского лета вырвать из недр земли по возможности больше драгоценного металла. Кучка людей, собравшихся на прииске, дружно принялась за работу. Застучали топоры, вековые лиственницы и кедры пали под напором железа, бурный горный ручей, перехваченный канавами, стал отдавать свою силу водяным колесам, а вечно мерзлая почва, выброшенная на промывальные устройства, распавшись на мелкие составные части, стала выделять из себя зерна и блестки желтого металла.

По мере разработки прииска в глухой, сплошь и рядом чрезвычайно трудно доступной тайге вырастал приисковый поселок, а если богатство и размеры россыпи тому благоприятствовали, то в скором времени образовывался целый приисковый центр. К этому центру начинали проводить дороги, по дорогам этим строить зимовья, то есть своеобразные, весьма примитивного устройства почтовые станции, и первоначально совершенно обособленный приисковый центр связывался с населенными местами, а угрюмая дикая тайга переставала быть недоступною; человек шел в нее смелее и все больше и больше подчинял ее себе. По разным направлениям от главного Сибирского тракта, от могучих водяных артерий Сибири, как щупальца, внедрялись в тайгу приисковые дороги. По этим дорогам двинулись в тайгу десятки тысяч людей, пошли обозы со всяким добром, а из тайги потекла струя золота, весьма быстро преобразившая облик Сибири…»[25].

Каторжно тяжелым был труд русских людей на золотых приисках. История российской золотопромышленности — это история жестокого угнетения горных рабочих, история неимоверных лишений, нищеты, голода, болезней, притеснений и надувательства.

Неслучайно еще со времен Петра I местом ссылки на каторжные работы, как правило, были золотые рудники, в частности забайкальские, где добывалось золотистое серебро. Закованные в кандалы «секретные колодники», работали по 12–14 часов в сутки, жили впроголодь, в условиях дикого произвола горных чиновников, имевших право безо всякого суда назначать по 200 ударов розгами и по 25 ударов кнутом.

В старой России приговоры о смертной казни в виде «высочайшего помилования» заменяли пожизненными каторжными работами на золотых рудниках. Это было почти одно и то же…

Жизнь заводских мастеровых и приписных крестьян, людей ни в чем не повинных и никакими судами не осужденных, мало чем отличалась от участи каторжан. Работные люди систематически подвергались избиениям «как палкою, так и батоги». Вентиляции на рудниках не было, в результате чего, как сообщается в одном из документов XVIII в., «рудокопы, не получая надлежащей пищи для дыхания, преждевременно чувствовали утомление и ослабление сил». Рабочий день мастеровых и приписных крестьян длился, как и у ссыльных, 12 часов. Трудясь в тяжелейших условиях, они не получали ни доброкачественной пищи, ни необходимой одежды, ни элементарного медицинского обслуживания.

Детский труд на золотых рудниках был обычным явлением. Так, на Березовских промыслах работали дети в возрасте от 9 лет. Получая по полторы копейки в день, они выполняли самую ответственную операцию — окончательную промывку золотого шлиха на вашгердах.

Закрепощенные люди отвечали на нещадное угнетение героической борьбой с поработителями.

Немало уральских горнозаводских мастеровых и крестьян участвовали в Великой крестьянской войне под руководством Емельяна Пугачева. Так, одним из выдающихся руководителей пугачевских отрядов был мастеровой Уктусского золотопромывального завода Григорий Филинков, произведенный крестьянским вождем в чин полковника. После разгрома движения Филинков был осужден на каторжные работы, бежал, был схвачен, нещадно избит и снова сослан на вечную «золотую» каторгу.

Одним из наиболее значительных выступлений горнозаводских людей против угнетателей было Березовское волнение 1820 г., охватившее все Березовские золотые промыслы.

Мастеровые и приписные крестьяне Березовских промыслов подвергались жесточайшей эксплуатации. Достаточно сказать, что владельцы заводов и промыслов присваивали почти 95 % труда приписных крестьян. Техника, применявшаяся на горных работах, была крайне отсталой. Ее «вершиной» в первых десятилетиях XIX в. продолжал оставаться примитивный конный рудоподъемник.

Увеличение объема горных работ намного превышало рост числа занятых на промыслах рабочих. Об этом говорят цифры. Если в 1802 г. количество руды, добытой одним мастеровым, составило 412 пудов, то в 1806 г. на одного мастерового приходилось уже 573 пуда руды.

За десятилетие, с 1796 по 1806 г., производительность труда на Березовских промыслах выросла почти в два раза. Такое значительное повышение производительности труда было достигнуто без внедрения каких бы то ни было технических новшеств, исключительно за счет усиления эксплуатации горных рабочих, с которых заводчики выжимали все соки.

Непосредственным поводом к выступлению березовских рабочих людей послужил приказ управителей промыслов, предписавший мастеровым выйти на работу в праздник пасхи. Мастеровые ответили отказом. Угрозы прибывшего из Екатеринбурга горного начальника ни к чему не привели. Не помогли и увещевания священников, призывавших рабочих к покорности.

Вскоре на промыслы прибыл пермский берг-инспектор, а вслед за ним карательная воинская часть из 500 солдат. Около 800 мастеровых согнали к березовскому пруду и потребовали от них подписку о повиновении. Рабочие отказались. Тогда по приказу берг-инспектора солдаты окружили мастеровых, начали хватать наиболее активных и сечь их палками. Собравшиеся по другую сторону пруда березовские рабочие пытались прорваться на помощь своим товарищам. Это им не удалось. Отбив нападение, власти учинили жестокую расправу над мастеровыми. Людей избивали кнутами, палками и розгами. Лишь после этого окруженные мастеровые стали давать подписку о повиновении. «Екзекуция над мастеровыми» продолжалась несколько дней. 28 рабочих были прогнаны сквозь строй, сотни иссечены палками и розгами. Зачинщиков волнения предали военному суду.

Выступление березовских мастеровых не имело успеха, потому что они наивно верили, будто притесняет их только местное начальство, а стоит узнать об этом начальству высокому, а еще лучше царю — и справедливость тотчас же восторжествует. Эта наивная вера и определила мирный характер наступления, его плохую организованность и пассивность.

По мере роста русской золотопромышленности все более жестокой становилась эксплуатация рабочих рудников и приисков. Злейший враг трудового народа — царское самодержавие превратило золотой промысел в место каторжной политической ссылки. Во всероссийском централе — на Нерчинских рудниках добывали золото осужденные Николаем I на каторгу Якубович, Волконский, Артамон Муравьев, братья Борисовы, Давыдов и другие декабристы. Это им посвятил великий русский поэт А. С. Пушкин стихотворение, начинавшееся словами «Во глубине сибирских руд…», это об их скорбном труде писал в «Русских женщинах» Н. А. Некрасов.

Николай I и его сатрапы ревностно пеклись о том, чтобы закабаленным на золотой каторге людям не давалось никаких «послаблений». На многих промыслах работы начинались в 3 часа ночи и заканчивались в 8 часов вечера. Пески промывали при свете лучины…

Условия труда были одинаково тяжелыми и на рудниках, в сырых, душных и мрачных подземельях, и на приисках, под открытым небом, в стужу, в дождь и в снег.

В конце лета 1825 г. вспыхнули волнения на золотом прииске Шайтанского завода, принадлежавшего крупному золотопромышленнику Ярцеву. Несколько сот вятских крестьян были пригнаны на этот прииск «по договору». Однако заводоуправление Ярцева не выполняло условий даже этого кабального контракта. Крестьян обсчитывали, что называется, по всем статьям.

Когда обманутые люди отказались выйти на работу, требуя от ярцевских чиновников выполнения договора, на прииск в срочном порядке была вызвана карательная команда. Солдаты жестоко расправились с «непокорными». Зачинщики волнения были схвачены и «примерно наказаны». Крестьян силой заставили продолжать работы.

К 1831 г. относится выступление приписных крестьян, работавших на россыпях алтайских Колывано-Воскресенских заводов. Для подавления волнения на заводы прибыли казачья воинская часть и конный отряд жандармов. Более двухсот крестьян было посажено под арест. Однако приписные продолжали борьбу. Волнение было подавлено лишь после того, как карателям удалось схватить руководителей крестьянского выступления.

С каждым годом движение рабочих рудников и приисков принимало все больший размах, охватывая все новые и новые золотопромышленные районы.

В 1837 г. произошли волнения мастеровых и крестьян в енисейской тайге, в 1837–1840 гг. неоднократно выступали рабочие на золотых промыслах уральского заводчика Всеволожского.

Во время волнений на Троицких золотых промыслах, вспыхнувших в 1849 г., рабочие освободили группу своих товарищей, которых ожидало суровое наказание за то, что они не справились с дневным «уроком». Казаки и жандармы пытались схватить зачинщиков выступления, но рабочие взяли под защиту своих руководителей и отогнали полицейских. На прииск была вызвана большая воинская команда. Более пятидесяти рабочих были избиты, около двадцати взяты под арест.

Когда министр финансов сообщил царю Николаю I о выступлении рабочих Троицких золотых промыслов, царь написал на докладе своего министра: «Подобные попытки крайне вредны и надо, чтобы строгое наказание примером остановило подражание».

Охваченные ненасытной жаждой наживы, русские купцы и промышленники жестоко эксплуатировали не только ссыльных, но и «вольных» рабочих. Об этом ярко повествует «разгильдеевщина» — одна из самых страшных страниц в истории русской золотопромышленности.

В 1849 г. горному офицеру Ивану Разгильдееву было поручено развернуть работы на золотоносном месторождении на реке Каре в Забайкалье. Разгильдеев дал генерал-губернатору Восточной Сибири Муравьеву обязательство — добыть на Карийских промыслах за лето 1850 г. 100 пудов золота при условии, если управление Нерчинских заводов выделит ему 4500 рабочих.

К осени 1849 г. по генерал-губернаторскому приказу на Кару были согнаны тысячи мастеровых из каторжан. Вскоре на Каре уже добывалось ежедневно 250 тыс. пудов золотоносного песка. Работы велись в вечной мерзлоте. Зимой Разгильдеев бросил всех рабочих на «вскрытие турфов», т. е. на удаление слоя, покрывающего золотоносный песок. Непосильный труд был взвален на плечи голодных раздетых людей.

Каждым восьми рабочим полагалось снять за день 1 куб. сажень скованного морозом грунта. Когда же в один из холодных февральских дней 1850 г. 30 каторжан одного из приисков не осилили свой «урок», приисковый смотритель приказал наказать розгами неповинных рабочих. Однако карийские мастеровые недолго молча наблюдали, как истязают их товарищей. Вооружившись молотками, они бросились на палачей и прекратили экзекуцию. Мастеровых ожидало жестокое наказание. Об этом «позаботилась» прибывшая на прииск воинская команда.

Рабочих секли розгами и палками, обирали штрафами. Свирепствовали тиф и цынга. В общих «палатах», на голых нарах, кишащих паразитами, находились мужчины и женщины. Умерших закапывали в мерзлую землю, без гробов.

Всю вину за эпидемии тяжелых болезней, уносивших тысячи человеческих жизней, Разгильдеев сваливал на… климат.

Этот крепостник, ханжа и демагог в одном из своих приказов, обращаясь к порабощенным людям, имел наглость писать: «Страдаю от того, что в рядах ваших многих вовсе не увижу, других нахожу в больницах или слабых от болезни. На три дня я вас увольняю от работы. В эти дни поблагодарим бога, дарующего нам силы, помолимся о благоденствии царя, дарующего нам великие милости, и за здоровье начальника края, столь отечески пекущегося о судьбе вашей. Отслужим панихиды об усопших товарищах ваших, насыплем большие курганы над могилами умерших в отвращение заразы и обойдем с иконами наши жилища и работы — отдохнем, возвеселимся духом и затем с новыми силами и бодростью примемся за работы».

Разгильдеевское лицемерие не знало границ. Разливая елей притворной «скорби» о бедственном положении мастеровых, жестокий поработитель тем же приказом (март 1851 г.) распорядился перейти от разделения рабочих на три смены к разделению их на две. А это значило, что работу, которую раньше выполняли трое, теперь должны были делать двое рабочих.

Дорогой ценой пота и крови рабочих выполнял Разгильдеев свои «обязательства» перед сибирским начальством и петербургскими властями. В течение ряда лет на Карийских золотых промыслах добывалось более ста пудов драгоценного металла ежегодно. Высшего предела добыча золота на Каре достигла в 1855 г. — 172 пуда. В последующие годы, однако, ввиду хищнического ведения горных работ, добыча резко упала (до 60–50 пудов в год). Тем не менее работы на Каре продолжались.

В 1873 г. политический ссыльный А. К. Кузнецов, работавший на Карийских промыслах, писал: «Вдоль этой речушки на разрезах копошатся с раннего утра до поздней ночи массы полунагих людей, окруженных частоколом штыков… Из боязни кнута, с проклятиями, эти полунагие люди ломом и кайлой разбивают землю, носят пески на золотопромывательную машину для того, чтобы после адского труда над двумястами пятьюдесятью пудами песку казна получила один золотник, или чаще всего несколько долей чистого золота… Только здесь, на Каре, видишь борьбу за кусок хлеба, не прикрытую даже фиговыми листьями цивилизации… На Каре дешевы только жизнь и совесть, все остальное дорого».

То, что происходило на Каре, в большей или меньшей степени было характерно для всех золотых приисков и рудников России.

Не отставали от Разгильдеева и другие золотопромышленники Забайкалья. Установленные ими дикие порядки испытали на себе и польские повстанцы, и петрашевцы, осужденные на каторжные работы. В 1864 г. после гнусного фарса «гражданской казни» в Забайкалье на Кадаинский рудник отправили на каторгу мыслителя-революционера Николая Гаврилович на Чернышевского. В том же году на Нерчинский рудник привезли более двух тысяч польских повстанцев — участников борьбы за свободу своей родины.

В 1867 г. на Александровский завод пригнали закованных в кандалы каракозовцев — Ермолова, Загибалова, Николаева, Шагинова и других «государственных преступников».

На протяжении всего XIX столетия то здесь, то там вспыхивали волнения рабочих золотых промыслов. Жестоко подавляя «бунты» работных людей, царское самодержавие не смогло, однако, сломить их волю к борьбе за лучшую жизнь. Эта борьба стала подлинно боевой, революционной в конце XIX — начале XX в., когда на политическую арену вышел русский пролетариат.

4 апреля 1912 г. на Ленских приисках произошли события, сыгравшие историческую роль не только в борьбе рабочих русской золотопромышленности, но и во всем революционном движении в России.

К началу XX в. «Ленское золотопромышленное товарищество» превратилось в полновластного хозяина огромного района, равного по площади доброму десятку европейских государств. Ему принадлежала вся добыча золота на Лене, торговля, железная дорога, пароходство. Огромными капиталами ворочала на Ленских приисках английская компания «Лена-Голдфилдс».

В карманы русских и английских капиталистов потоком текло золото, добытое кровью и потом рабочих. Условия труда на Ленских приисках были поистине чудовищными. Рабочий день в темном и душном забое, по пояс в воде, продолжался зимой 11 1/2 часов, а летом 13 часов. Выходных дней не было. Свой нищенский заработок рабочие на руки не получали — им выдавали талоны в лавку золотопромышленного товарищества, «ассортимент» которой состоял из порченых продуктов. Рабочие жили в грязных, холодных бараках, служащие издевались над ними.

Хуже каторжных,

бесправней пленных,

в морозе,

зубастей волков

и лютей, — жили

у жил

драгоценный Лены

тысячи

рабочих людей, —

писал В. В. Маяковский.

На приисках работали большевики, участники революционных боев 1905 г. Они и возглавили стихийно начавшуюся стачку. Центральное бюро стачки, руководимое большевиками П. Баташевым, Г. Черепахиным, М, Лебедевым и др., предъявило администрации требования рабочих: восьмичасовой рабочий день, прибавка зарплаты, улучшение качества продуктов, жилищных условий, медицинского обслуживания, запрещение принудительного труда жен и детей рабочих.

Администрация всячески старалась спровоцировать рабочих на бунт: исчезла охрана у складов динамита, из Петербурга пришел приказ остановить водоотлив и затопить шахты, семейным рабочим прекратили отпуск продуктов… Из ближайшего города была доставлена рота солдат, с ней прибыли жандармский ротмистр Трещенков, усмиритель восстания сормовских рабочих в 1905 г., и прокурор. Последний отказался от переговоров с членами стачечного комитета, назвав их «подстрекателями», и занялся поисками «агитаторов». В ночь на 4(17) апреля часть членов стачечного комитета была арестована, остальных укрыли рабочие. Возмущенные арестом своих депутатов, три с половиной тысячи рабочих двинулись к прокурору на Надеждинский прииск с заявлениями о том, что их никто к стачке не «подстрекал».

Каждый нес в руках белый листок — заявление прокурору с жалобой на произвол администрации, на невыносимые условия жизни и труда.

Вблизи Надеждинского рудника, где жил прокурор, дорога круто поворачивала и суживалась, проходя между штабелями дров и обрывистым берегом реки, на другом берегу которой выстроились солдаты и стражники. Протрубил горн. Некоторые рабочие заволновались, другие их успокаивали: «Чего вы испугались? Это играют сбор». Вдруг вечернюю тишину разорвал залп, другой, потом началась беспорядочная стрельба. Крики, стоны… Солдаты стреляли по бегущим в панике людям, по лежащим раненым.

Было убито 270 и ранено 250 рабочих…

В историю русского революционного движения этот день вошел под именем Ленского расстрела. О нем Владимир Ильич Ленин писал тогда: «Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс»[26].