1.2. Защита Троице-Сергиева монастыря

Потерпев неудачу с первым самозванцем, польские магнаты организовали новый поход на Москву во главе с Лжедмитрием II — выходцем из города Шклова, известного под именем Богданки. По свидетельству современников, он был человеком незначительным и к тому же трусливым. После ухода из Могилева в Пропойск оказался в тюрьме как русский лазутчик, но затем был освобожден и отправлен на московскую границу. Польская шляхта обратила на него внимание и стала всячески поощрять его стремление выдать себя за спасшегося Лжедмитрия. Новоявленный «царь» получил материальную помощь со стороны польской шляхты, что помогло ему набрать наемное войско и привлечь на свою сторону уцелевших казаков-болотниковцев.

Осенью 1607 г. из Стародуба к Туле двинулось войско нового самозванца. Лжедмитрий II решил воспользоваться народным движением против боярского правительства и завладеть московским троном. Очередной ставленник польских феодалов снова вел на Русь отряды завоевателей. Они являлись ядром его войска. Такие отряды польско-литовских магнатов, как, например, Р. Ружинского, Я. Сапеги, насчитывали по 7 тыс. человек каждый. В северских и украинских городах к ним присоединились отряды И. Заруцкого и Д. Трубецкого, состоявшие из донских и запорожских казаков. Всего же, по некоторым сведениям, в войске самозванца насчитывалось около 40 тыс. человек. Самозванец двигался к Туле якобы с целью помочь Болотникову, но, узнав о сдаче города, он вернулся в Орел. К нему со всех сторон стекались польские авантюристы. Весной войско самозванца двинулось к Болохову и нанесло поражение царским войскам. Путь на Москву был открыт. В июне самозванец обосновался неподалеку от Москвы — в Тушине, за что впоследствии был прозван «тушинским вором». Польские магнаты не распыляли свои силы. При самозванце постоянно находился Ружинский, не только осуществлявший общее руководство войсками захватчиков, но и влиявший на самозванца в интересах польской шляхты. В Тушино был устроен хорошо укрепленный лагерь.

Интервенты стремились блокировать Москву. Сильный отряд пана Лисовского, шедший от Волхова в направлении Михайлов — Зарайск — Коломна, потерпел поражение на полпути к Москве, у Коломны, на Медвежьем броде через Москву-реку. Его остатки бежали в Тушинский лагерь.

Тушинцами была предпринята попытка захватить Москву, где сосредоточилось войско Шуйского — около 30–40 тыс. человек. Главные силы царя выдвинулись на позицию к западу от Москвы. 25 июля 1608 г. внезапное движение интервентов на Москву было сорвано русским войском. Противники вернулись на исходные позиции.

Семейство Мнишек по пути в Польшу было перехвачено тушинцами и прибыло в Тушинский лагерь. Состоялось «признание» М. Мнишек своего вторично «спасшегося» супруга, и в стан Лжедмитрия II снова потекла польская шляхта, нарушая условия перемирия.

Власть самозванца была призрачной. В Тушинском лагере образовалось «правительство», где все должности заняла польская шляхта. Сюда переметнулись и многие русские бояре, которые образовали Боярскую думу. Но «тушинские переметы» не обладали реальной властью. Польская шляхта явилась главной силой в лагере самозванца. Она действовала при прямом попустительстве короля Сигизмунда III.

Защитники Троицы. Художник В. Верещагин.

Отряды «тушинского вора» рассыпались по всей стране. В сентябре 1608 г. Я. Сапега и А. Лисовский двинулись к Троице-Сергиеву монастырю, чтобы отрезать Москву от северных районов, имея в своих рядах свыше 20 тыс. воинов при 63 орудиях.

23 сентября 1608 г. со стороны московской дороги появилось войско интервентов. Вскоре они достигли предместья монастыря, которое сожгли сами защитники крепости. Они предали огню слободы и строения, чтобы противнику негде было укрыться.

Стены монастыря достигали высоты от 8 до 15 м. Но в целом, имея по периметру длину стен до 1250 м, крепость выглядела внушительно. Она была усилена 13 башнями: на углу западной и северной сторон находилась Плотничья, на севере и северо-востоке — Конюшенная с воротами, Житничья, Наугольная; на стыке восточной и южной сторон — Пятницкая; на юге — Луковая и Водяная с воротами; на западе — Погребная. Стены монастыря, выложенные из твердого камня, в полной мере отвечали требованиям обороны того времени. Они имели толщину более 6 м, разделялись по высоте на ярусы с отверстиями для ведения огня. В башнях было устроено три вида боев (бойниц): подошвенный, средний и верхний. Последний находился уже наверху башен и стен на одном уровне с зубцами, поверх которых шла крыша.

С восточной стороны монастырь окаймлял лесной массив, а с юга и запада непосредственно за стеной находились монастырские пруды, которые служили также дополнительной защитой. Кроме того, на западной стороне против Погребной башни и на северной против Конюшенной находились каменные монастырские постройки — пивной и конюшенные дворы, которые также выполняли роль передовых укреплений. Всего ратных людей в монастыре насчитывалось 609 человек под командой воевод Григория Долгорукова и Андрея Голохвастова. Кроме них в монастырь пришли крестьяне окрестных деревень, посадские люди с женами и детьми. И все мужчины, способные владеть оружием, встали на защиту монастыря. Их насчитывалось 2400 человек. В монастыре стало очень тесно. Кроме семей крестьяне пригнали под защиту его стен и весь домашний скот. Так что многолюдство имело и свои отрицательные стороны при осаде. Скученность предвещала болезни, а продолжительная осада — голод. Но русские люди, пришедшие в крепость, думали не о трудностях, а о надежной защите обители от незваных пришельцев.

При приближении передовых разъездов интервентов храбрые защитники монастыря в пешем и конном строю ударили по ним. Стремительная и неожиданная вылазка увенчалась успехом. Противник в панике отхлынул к основным силам, потеряв в рукопашной схватке многих своих людей, а осажденные без потерь вернулись в крепость и закрыли все ворота.

Сапега и Лисовский со свитой шляхтичей объехали вокруг монастыря. Осмотр сопровождался музыкой, стрельбой и похвалой, обращенной к защитникам крепости. Затем Сапега стал на западной стороне, а Лисовский со своим воинством занял юго-западную.

Разделившись, интервенты начали строить себе лагеря, поставили частоколы, создали временные укрепления и перерезали пути к обители так, чтобы никому нельзя было миновать их заставы.

А защитники крепости в ночь на 25 сентября дружно приступили к постройке жилищ, так как много людей оказалось без крова. Заготавливали деревья и камни, делились, чем могли.

По древнему обычаю, как всегда бывало перед трудными и жестокими испытаниями, на военном совете решили: всем целовать крест и сидеть в осаде без измены. Первыми приняли присягу воеводы Г. Долгорукий и А. Голохвастов, за ними — дворяне, дети боярские, слуги монастырские, стрельцы. Как писал современник событий монах Авраам Палицын, «с тех пор в городе было великое братолюбие, и все с усердием, без измены, бились с врагом».

Головами (начальниками сотен) назначили старцев (старших монахов) и опытных в военном деле дворян, разделили между ними участки городских стен, башни и ворота, поставили орудия по башням и по бойницам ярусов, чтобы каждый из них знал и охранял свою сторону и место, устраивал все, что было необходимо для боя, и бился бы со стены с осаждавшими. Воеводы повелели, чтобы никто из защитников без позволения не смел выступать на вылазку.

29 сентября польские и литовские воеводы со своими первыми советниками и русскими изменниками — выходцами из Тушинского лагеря долго размышляли и спорили о том, каким образом взять монастырь или, пользуясь хитростью, овладеть им. Одни предлагали взять крепость приступом, поскольку-де стены ее низки. Другие предпочитали уговором склонить защитников к сдаче монастыря. А если, мол, «не убедим их, то подведем подкоп под городскую стену и без крови сможем овладеть крепостью».

Сапега и Лисовский утвердили второе предложение и 29 сентября послали в крепость парламентера с листом: «Пишем к вам, жалуючи (жалея) вас, покоритесь царю Дмитрию Ивановичу, сдайте город, будете зело пожалованы от царя Дмитрия Ивановича, как ни один из вас великих ваших не пожалован от Шуйского; а если не сдадите, то мы на то пришли, чтобы, не взяв его, не уходить отсюда; сами ведаете, сколько городов мы взяли: и Москва, и царь ваш в осаде. Мы в том ручаемся, что не только будете наместниками в Троицком городе, но и царь даст вам многие города и села в вотчину; а не сдадите города, и мы возьмем его силой, тогда уж ни один из вас в городе не увидит от нас милости».

В письме, адресованном архимандриту Иосифу, упоминалось, что Иван IV был очень милостив к монастырю и к его монахам, а они, неблагодарные, не желают добра его сыну Дмитрию. Заканчивалось письмо следующими словами: «Пишем тебе словом рыцарским, святче архимандрите: прикажи попам и монахам, чтобы они не учили войско противиться царю Дмитрию Ивановичу, и молили бы Бога за него и за царицу Марию Юрьевну, а нам город отворили без всякой крови; а не покоритесь, так мы зараз возьмем замок ваш и вас, беззаконников, порубаем всех!»

Военный совет защитников монастыря и представители ополчения недолго раздумывали над ответом. Они общими усилиями составили следующее послание: «Темное державство, гордые военачальники, Сапега и Лисовский, и прочая дружина ваша! Десятилетняя отроча (десятилетний ребенок. — Прим. авт.) в Троице-Сергиевом монастыре посмеется вашему безумному совету. Мы приняли писание ваше и оплевали его. Что польза человеку возлюбить тому паче света, променять честь на бесчестье, ложь на истину, свободу на рабство, истинную веру греческого православного закона оставить и покориться новым еретическим законам, отпадшим от христовой веры, проклятым от четырех вселенских патриархов? Что нам за приобретение и почесть — оставить своего православного государя и покориться ложному врагу и вам, иноверной латине, и быть хуже иуд, которые, не познавши, распяли своего Господа, а мы знаем своего православного государя. Как же нам, родившимся в винограде истинного пастыря Христа, оставить повелеваете христианского царя и хотите нас прельстить ложной ласкою, тщетною лестью и суетным богатством! Богатства всего мира не возьмем за свое крестное целование».

Осада Троице-Сергиева монастыря. Погоня за тремя старцами. Литография. XIX в.

30 сентября Сапега и Лисовский получили лист с отказом и, придя в ярость от полных сарказма строк, приказали войску готовиться к штурму крепости со всех сторон. Защитники монастыря также предпринимали все необходимое для отпора.

В ночь на 1 сентября интервенты прикатили много больших осадных башен и поставили артиллерийский наряд: первые башни — за прудом на горе Волкуша с южной стороны; вторые — за прудом подле Московской дороги; третьи — за прудом в роще на юго-восточной стороне; четвертые — на Крутой горе против мельницы; пятые, все с юго-западной стороны, — на Красной горе против Водяной башни; шестые — на Красной горе против погребов и пивного двора; седьмые — на Красной горе против палат келарских и казенных на западной стороне; восьмые — в роще на Красной горе около оврага и против Плотницкой башни с северо-запада; девятые — на Красной горе около оврага и против башни Конюшенных ворот на северной стороне. Между батареями по всей их линии вырыли глубокий ров, а из выкопанной земли насыпали высокий вал, по которому передвигались конные и пешие воины.

3 октября противник приступил к интенсивному обстрелу монастыря, который не прекращался ни днем, ни ночью. Применялись раскаленные железные ядра. Но они не могли зажечь монастыря. Огненные ядра падали на пустые места и в пруды. Защитники без вреда вынимали их из деревянных построек, а каменные стены не поддавались ударам ядер.

Ратники, стоявшие до этого на стенах города, сошли вниз. Некоторые из них укрылись во рвах и ямах. Наверху остались лишь дозорные, обязанные вовремя сообщить о начале приступа. Опаснее всего было пушкарям, которые находились у орудий на башнях монастыря. От стрельбы стены ограды тряслись, осколки камней рикошетом били по орудийной прислуге.

Башни и стены устояли, несмотря на то что враги стреляли с утра до вечера. Сказалась, видимо, небольшая мощность осадных орудий, да и поставили их без точного расчета, далеко от стен. Ядра, долетавшие до цели, теряли ударную силу и не приносили ощутимого вреда крепостным стенам. Ядра лишь высекали искры, но не разрушали монастырской ограды.

И тогда 6 октября противник начал рыть траншеи с восточной стороны по направлению к Красным воротам. Траншеи закрывались сверху досками и присыпались землей. 12 октября осаждавшие подвели подкопы и под угольную Пятницкую (Круглую) башню.

13 октября Сапега устроил большой пир для всего своего войска. Весь день раздавалась разудалая, веселая музыка и стрельба.

Когда стало вечереть, толпы всадников повалили из лагеря с развернутыми знаменами: поляки, литовцы, татары, казаки и русские изменники. Артиллерия, окружавшая монастырь, возобновила интенсивный огонь по его защитникам. Пехотинцы противника на катках и колесах двигали к стенам тарасы, за которыми они укрывались от выстрелов пищальников с крепостных стен, несли штурмовые лестницы для приступа. Хмельные атакующие толпы шли в сопровождении музыки — психическая атака XVII века.

Авраамий Палицын записал: «В эту ночь, в первом часу много пеших и конных литовских и русских изменников со всех сторон устремились к монастырю с лестницами, осадными орудиями и тарасами и с музыкой стали подступать к городу.

Горожане бились с ними с городских стен, также из множества пушек и пищалей и, сколько могли, много побили литовцев и русских изменников, не дали им подойти близко к городу и причинить ему какой-нибудь вред.

Враги, из-за пьянства погубив много своих людей, отошли от города, побросали подкатные срубы, орудия и лестницы. Утром осажденные вышли из города, унесли все это и сожгли. Литовцы и русские изменники опять таким же образом приходили и пугали горожан, нападали на город семь дней без отдыха: иногда подъезжали к городу с великими угрозами, иногда с лестью, требуя сдачи, показывая на множество воинов, чтобы напугать защитников монастыря: чем более враги ругали их, тем сильнее укреплялось мужество русских людей, сидевших в осаде. Таким-то образом проклятые литовцы и русские изменники напрасно трудились и ни в чем не успевали, но много своих людей погубили».

Но противник не унимался. Некоторые наиболее рьяные наездники приближались к стенам монастыря и кричали защитникам: «Видите ли наше множество? Вы губите себя напрасно, сдавайтесь!» В ответ осажденные сами делали вылазки. 19 октября осаждавшие пришли в огород брать капусту. Увидев, что их мало, защитники крепости быстро спустились с городских стен по канатам и побили любителей капусты, а других поранили. Воеводы, увидев эту стычку, решили помочь храбрецам и устроили вылазку из монастыря против захватчиков двумя полками конных и пеших воинов. Первый полк пошел на капустный огород по плотине верхнего пруда, второй полк — в поле, за конюшенный двор. Конница действовала на северной стороне. Пеший полк ринулся за овраг, к осадным башням, находившимся на западной стороне. Слуги «тушинского вора» увидали, что троицкое войско вышло из крепости и толпами устремились против него. Разгорелась жестокая схватка, и «многие тогда с обеих сторон выпили смертную чашу». У осадных башен, у литовских орудий многих ранили в голову, а троицкого слугу Василия Брехова еще живого внесли в монастырь вместе с другими монастырскими людьми, убитыми и ранеными.

Оборона Троице-Сергиевой лавры в 1609 году. Художник С.Д. Милорадович.

А 21 октября в третьем часу ночи, когда осажденные не ожидали штурма, загремело множество пушек и многочисленное войско противника с громким криком бросилось со всех сторон к городским стенам. Готовясь к атаке, они собрали много бревен, дров и хвороста, соломы, смолы с березовой коры и подожгли острог защитников у пивного двора. Под прикрытием дыма и пламени ринулись на штурм все вражеские полки.

Но ратники Троице-Сергиева монастыря не позволили застать себя врасплох. Они «из пушек и пищалей много побили литовцев, погасили их огонь и не дали разрушить острог; также и с других стен крепости опрокидывали козы с взваром (котлы с кипятком) и побили много литовских людей, потому что те близко пошли к городу». Воеводы князь Григорий Долгорукий и Андрей Голохвастов со всем войском произвели вылазку за стены монастыря — на заставы ротмистра Ивана Брушевского. Заставу перебили, а пана Брушевского взяли в плен. Целую роту противника смяли и гнали вплоть до оврагов, окружавших монастырь.

Враг спешно выслал подкрепление, и защитники монастыря без паники отступили и вошли в город «все здоровы и совершенно невредимы».

Брушевский на допросе сообщил, что под городскую стену и башни ведутся подкопы, но под какие места они идут, он не знает. «Наши гетманы, — сказал Брушевский, — на том стоят, что возьмут они крепость Троицкого монастыря, сожгут ее огнем, церкви разрушат до основания, а монахов будут мучить пытками и всех людей побьют. И не взявши монастыря, в другое место уходить не будут; стоять год и два, и три, лишь бы взять монастырь и разорить его».

После неудачи уязвленный неприятель пришел в сильную ярость. Интервенты стали досаждать защитникам. Устраивая засады, не давали горожанам черпать воды для себя и для скота. Сильно беспокоила угроза подкопов под стены. Воеводы после совета с ратниками решили копать «слухи» — траншеи для обнаружения вражеских взрывных галерей. За это взялся троицкий слуга (работник) Влас Корсаков, весьма искусный в своем деле знаток.

Когда осаждавшие увидели, что из крепости копают контрминный ров, к нему устремилось множество пехотинцев противника. Они направили рабочих, но из крепости на этот объект было нацелено много пушек. Их выстрелы крепко побили нападавших. К месту схватки спешили ратники из крепости, которые «много врагов побили, многих живыми взяли и привели в город». Уцелевшие захватчики обратились в бегство.

Воеводы приказали допросить пленников. Те подтвердили показания Брушевского и сказали, что действительно их военоначальники надеются овладеть городом при помощи подкопов и частых штурмов; подкопы уже подведены под башни и под городскую стену, а взрывы назначены на 12 ноября, но в какое место ведут, они не знают… Всего войска у Сапеги и Лисовского — до 30 тыс., не считая прочего народа, пришедшего под стены монастыря из лагеря «тушинского вора». Несмотря на явное преувеличение пленными численности войска интервентов, сил в нем было много, а основное ядро составляли поляки.

1 ноября из монастыря устроили конную и пешую вылазку. В жестокой сече пало множество воинов с той и другой стороны. Защитники потеряли в этот день 190 человек, но все же в подкопном рву они захватили пленников, что и являлось главной целью вылазки. Осажденные решили во что бы то ни стало добыть сведения о подкопах, поскольку «во всем городе стояло тогда большое уныние: до всех дошел слух, что литовские люди ведут подкопы, но никак не могли узнать о том, под какую стену или башню их ведут: таким образом, все видели перед своими глазами смерть». Но ни эта, ни другая схватки не дали результата. Русские воины брали пленников и приводили их в город, но никак не могли дознаться у них, где ведется подкоп.

4 ноября, невзирая на опасность, осаждавшие снова начали заниматься своим делом, чтобы подвести подкопы под стены монастыря. И снова вышли из города пехотинцы и, отогнав противника, прорвались к подкопному рву. Разгорелся сильный бой. Было убито и поранено много монахов и стрельцов. Но не зря рисковали осажденные. Они захватили в плен раненого казака, и тот на допросе показал, что действительно подкопы почти готовы, а на Михайлов день (8 ноября) собираются поставить зелье под стены и башни. Воеводы водили его по городской стене — он указывал места, под какую башню и стену ведут подкоп. Изнемогая от множества ран, казак попросил привести священника и после причастия скончался.

В ночь на 5 ноября в Троицкий монастырь перебежал из лагеря противника казак Иван Рязанец. Он подтвердил показания умершего и указал на Пятницкую башню, под которую велся подкоп.

Воеводы приказали защитникам срочно возводить вал и строить деревянные срубы против башни и вокруг нее. Если бы врагу удалось взорвать башню, то ратникам, укрываясь за укреплениями, надлежало отбить атаку противника. Кроме этого осажденные расчистили старый потайной выход из крепости на восточной стороне у Сушильной башни.

Приближался роковой Михайлов день. По-прежнему продолжался обстрел крепости, но 8 ноября взрыва не последовало. Однако напряжение у защитников не спадало. В этот день ядра противника залетели в церковь и народ заволновался. Но архимандрит утешил молящихся, сообщив им, что ему было видение — архистратиг Михаил явился к нему во время молитвы и произнес: «О враги-лютеры! Ваша дерзость, беззаконники, дошла до моего образа. Всесильный Бог воздаст вам отмщение скоро!»

На другой день архимандрит и монахи сообщили горожанам и ратникам еще об одном чудесном явлении — сам святой Сергий объявил им, что Богородица с ангельскими силами молится о сохранении обители. Эти известия ободрили защитников, и воеводы объявили всем быть готовым к вылазке.

Они отобрали наиболее крепких крестьян, монахов и воинов для смелого дела. Разделили их на отряды, указали объекты нападения, и вылазное войско в полном порядке двинулось к тайному выходу. Ратникам было приказано выходить небольшими группами и накапливаться во рву под стенами крепости. И вот ударили три раза колокола — то был сигнал к атаке.

Дружно двинулись защитники монастыря на противника. В этот день не нашли подкопа, но троицкая рать, отогнав врага, взяла в качестве трофеев несколько орудий. Интервенты, не ожидавшие такой смелой вылазки, были обескуражены.

На следующий день, 11 ноября, вылазка повторилась. Осажденные твердо решили избавить Троице-Сергиев монастырь от грозящей опасности. И все повторилось.

«Когда ударили в осадные колокола, — сообщает А. Палицын, — Иван Ходырев со товарищи, с громким криком, с силой и мужеством напали на литовских людей. Те пришли в смятение и побежали.

В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков со товарищи и со всеми людьми пошел против подкопов на литовских людей, сбил литву и казаков под гору на Нижний монастырь и за мельницу. Иван Есипов со своим товарищем бились с литвой по Московской дороге, по плотине Красного пруда и до горы Волкуши.

Таким образом, все осмелели и крепко бились… Тогда нашли отверстие подкопа, вскочили в глубину подкопа клементовские крестьяне Никон по фамилии Шилов и Слота; зажгли в подкопе порох с грязью и смолу, заложили отверстие подкопа и взорвали его. Герои сгорели в подкопе, пожертвовав своею жизнью. Люди из города сильно наступали на гору Волкушу к пушкам литовским, а те стреляли из-за туров.

Тогда же ранили Ивана Есипова и троицких людей прогнали к Нижнему монастырю. Голова Иван Внуков вернулся со своими людьми от Нижнего монастыря по плотине к пруду и прогнал литву и казаков в Терентьевскую рощу и до горы Волкуша, без пощады избивая их.

Троицкий слуга Данило Селевин, которого поносили из-за измены его брата Оски Селевина (Осип Селевин перебежал в стан врага во время одной из вылазок), не желая носить имя изменника, сказал перед всеми людьми: „Хочу за измену брата переменить свою жизнь на смерть“. Он пешком пришел со своей сотней к Сергиеву колодцу — против изменника атамана Чики с его казаками. Данило был очень силен и искусен владеть мечом и поразил много людей литовских, в том числе убил трех вооруженных людей на конях. Но один из воинов противника ударил Данилу копьем в грудь. Несмотря на ранение, Данило бросился на того воина и поразил его мечом, однако сам стал сильно изнемогать от раны. Взяли его, отвели в монастырь, и он умер.

Головы Иван Ходырев, Борис Зубов со своими сотнями прогнали литву и казаков за мельницу на луг. Иван Внуков остался в Нижнем монастыре. Атаман Чика убил Ивана Внукова из самопала. И отнесли того в монастырь. Троицкие люди очень печалились об убитых дворянах и слугах, потому что те были храбры и искусны в воинском деле.

Троицкое войско, снова выстроившись, убило 2 полковников, королевских дворян: Юрия Мазовецкого и Степана Угорского, 4 жолнерских ротмистров и других панов; много всяких людей побили и ранили, а захваченных живьем пленников увели в город».

Воеводы велели подать сигнал к отбою. Ратники повернули обратно и стали возвращаться в монастырь. Но, оказывается, не все прекратили сражение. В то время когда защитники бились в стане противника, некоторых монахов осенила смелая мысль. Они пришли на пивной двор к старшему монаху Нифонту Змиеву, говоря: «Враги наши одолевают нас, но мы, несчастные, получим большую помощь, если сможем отнять еще вдобавок туры у литовских людей и подадим помощь и нашему войску». И тогда Нифонт с 200 ратниками и 30 монахами пошли на вылазку. Они перешли ручей и атаковали укрепления противника, которые охранялись слабыми силами — враги повсюду отбивались от наседавших защитников крепости. Смельчаки напали на охрану, но враги пришли уже в себя и бросились отбивать осадные башни. Ратники отступили, но не ушли в город, а по оврагам вышли в тыл осадных сооружений, овладели орудиями и зажгли на деревянных башнях и тарасах. Обеими сторонами подошла помощь, и снова разгорелась ожесточенная схватка. Защитники монастыря потеснили врага и, захватив пленников, знамена, литавры и пушки, возвратились в крепость.

В тот жаркий день у противника взяли 8 пищалей, много самопалов (ружей), мечей и копий. Защитники потеряли в бою 174 человека убитыми, 166 человек были ранены. Геройски погибли Шилов и Слота, добровольно спустившиеся в подкоп и взорвавшие его. Потери врага превысили 1500 человек убитыми и 500 ранеными.

После этого «славного» дела Сапега и Лисовский больше не осмеливались идти на приступ монастыря. Они решили взять его блокадой. Но воеводы противника, стремясь охватить плотным кольцом все пространство вокруг монастыря, растянули войска и тем самым не сумели надежным образом отрезать крепость от внешнего мира.

Наступила зима 1609 года. Интервенты жили в наскоро сколоченных хижинах и вырытых землянках. Продовольствие добывали грабежом окрестных сел и деревень. Храбрые защитники и в этом сильно мешали полякам. Они часто выходили за стены монастыря, врасплох нападали на вражеских фуражиров и отбивали провиант. Поляки свидетельствовали, что не проходило и трех дней, чтобы из монастыря не было вылазок, а нередко их совершалось по две в один день — утром и вечером. И во время этих стычек многие из защитников прославили себя как славные воины. Об этом свидетельствует красочный, написанный ярким, образным языком рассказ современного писателя тех событий Авраама Птицына: «Гетман Сапега и Лисовский снова учинили лукавый умысел относительно троицкого войска. Ночью они привели множество конных рот, скрыли их среди рыбных садков и оврагов, чтобы отвлечь от города троицкое войско. Подъезжая к палисадам, они стали выманивать людей из города. Городские люди, стража, увидев с церкви вражеских людей, укрывшихся в оврагах, стали бить в осадный колокол. Русские воины вернулись к городским стенам. Хитрые враги увидали, что не получат желаемого, выскочили из лесов и оврагов. Словно лютые львы из пещер и дубрав, устремились они на русских воинов и притиснули их к городским стенам. Городские люди тогда побили много литовских людей и живыми захватили четырех жолнеров…»

Однажды на рассвете воскресенья, среди густой зимней мглы, воеводы снова сделали вылазку на литовские заставы, в Благовещенский овраг, на Нагорную заставу, к Благовещенскому лесу, а других людей послали к пруду на горе за садами, на заставы русских изменников. Конные люди вышли и побили заставу в Мишутинском овраге, потом поспешили к Нагорной заставе и тут теснили врага вдоль по Красной горе до Клементовского пруда и многих побили.

Пришло много рот из лагеря Сапеги, и грянул большой бой. Из города вышло на помощь много людей, конных и пеших, и снова противника прогнали до Клементовского пруда.

«Лисовский засвистал, словно змей, со своими аспидами, желая проглотить русское войско, бросился с пешими и конными людьми из Терентьевской рощи на троицких людей, сделавших вылазку.

Троицкое войско крепко билось с ним, но не смогло одолеть и отошло от неприятеля в городские рвы, а со стен городских много побили литовских людей.

Воеводы произвели из города в помощь конную вылазку, а головами над ними отпустили монахов Ферапонта Стогова, Малахию Левитина и других монахов 20 человек.

Они вышли и с мужеством бросились на литовских людей. К троицким людям подоспели с Красной горы воины, бившиеся там с литовцами и поляками, а остальные укрылись на Красной горе, в Глиняном овраге.

Лисовскому показалось, что из монастыря вышло многочисленное войско: его охватил страх, и он побежал со всем своим войском под гору, за мельницу, на луг и в Терентьевскую рощу. Троицкое войско мужественно било их. Тогда захватили живыми много панов с оружием и привели в город. Лисовский остановился в долине за горой Волкушей; скоро к нему пришли и конные роты Сапеги.

Сапега выступил против троицких людей на Красную гору по всему Клементовскому полю со всеми своими полками. Лисовский обрадовался приходу Сапеги, велел в своем полку играть в трубы и дудки, бить в барабаны и литавры. Лисовский скоро вместе с Сапегой снова устремился на Красную гору на троицких людей, желая в один час истребить всех их, и загнал всех пеших троицких воинов под гору, к пивному двору. Один из даточных людей, крестьянин села Молокова по имени Суета, громадного роста и очень сильный, над которым всегда смеялись за неуменье биться, сказал: „Умру сегодня или получу от всех славу“, в руках у него был бердыш. Бог укрепил этого Суету, дал ему бесстрашие и храбрость: он остановил бегство русских, говоря: „Не побоимся, братья, врагов, но крепко будем биться против них“. Он стал бить своим бердышом врагов на обе стороны и удерживал полк Лисовского; никто не мог ему противостоять. Он бросался, словно рысь, и ранил тогда много вооруженных врагов в бронях. Много сильных воинов выступало против него, мстя за бесчестие, жестоко нападало на него. Суета бил в обе стороны; пешие люди, бежавшие от врага, останавливались и, не выдавая его, укрепились за палисадом.

Беззаконный Лисовский метался в разные стороны, желая причинить зло. Он, окаянный, бросился к Косому и Глиняному оврагам против троицких людей, вышедших из города; эти люди вместе со слугой Пименом Теневым крепко стояли на пригорке у рва и бились с литвой и казаками.

Злонравный Лисовский увидал, что троицкое войско невелико, и с яростью бросился на него: смешались оба войска, литовское и троицкое, и произошел сильный бой поблизости от Глиняного оврага.

Враги боялись засады, стали отбегать; троицкое войско понемногу отходило от литовских людей и укрывалось в Косом и Глиняном оврагах. Лисовский хотел захватить живым слугу Пимена Тенева. Пимен бросился на Лисовского и выстрелил из лука ему в лицо, в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Литовские воины подхватили его и увезли в полк Сапеги.

Троицкое войско ударило на них со множеством оружия и побило тут много литвы и казаков. Литва после этого быстро обратилась в бегство в разные стороны по Клементовскому полю.

У врагов сердце закипело кровью за Лисовского, многие решили мстить за него; словно лютые волки, литовские воеводы, князь Юрий Горский, Иван Тышкевич и ротмистр Сума со множеством гусаров и жолнеров напали на сотника Силу Марина, на троицких слуг Михаила и Федора Павловых и на все троицкое войско.

Закипел сильный, лютый бой. Ломалось оружие, бились врукопашную, резались ножами. Это был отчаянный бой: в троицком войске было мало людей конных и закованных в броню, но они побивали многих вооруженных поляков и литовцев. Слуга Михайло Павлов увидел князя Юрия Горского, перестал биться против других воинов, поймал самого воеводу, убил Юрия Горского и мертвого на его коне примчал к городу. Много поляков, которые желали отомстить за его смерть, погибло, но не могли они вырвать убитого из рук Михайловых. Поляки после такого несчастья — они лишились и князя Юрия, и многих других своих, которые легли побитыми, — побежали от троицкого войска.

Так разошлись все полки Сапеги и Лисовского. Троицкое войско вернулось в монастырь с великой победой».

Враги пытались применять и другие формы борьбы с осажденными. В середине ноября в лагерь Сапеги и Лисовского перебежали два «боярчонка» — Петрушка Ошуков и Степан Лешуков. Они обратились к воеводам с предложением, но не без корысти: «Что мы получим, если скажем вам, как можно поскорее взять монастырь без крови?» Вражеские воеводы обещали присвоить им дворянство, «сделать их первыми в чинах». Тогда предатели сказали: «Раскопайте, паны, берег верхнего пруда и переймите от пруда воду: скоро люди будут изнемогать от жажды и поневоле покорятся вашей храбрости».

Обрадованные поляки усердно стали выполнять замысел изменников. Но и защитники насторожились. Атаки на монастырь прекратились, а захватчики безвылазно засели в своих укреплениях и не подходили к стенам крепости. И тогда из города незаметно вышли разведчики и выкрали из сторожевого поста воина противника. От него узнали о злом умысле. Защитники монастыря дружно взялись за дело. Они выкопали несколько прудов в монастыре и пробили в трубах верхнего водоема, находящегося на северной стороне за монастырем, несколько канав. По ним весь пруд перелился в монастырь. А чтобы поляки не мешали этому, троицкие воины для острастки провели очередную атаку на противника, который вынужден был уйти от водоема под защиту своих острожков.

Но ближе к зиме блокада стала сказываться. Осажденным приходилось переносить большие лишения. Приближались морозы, а топлива в монастыре не хватало. Трудно стало добывать дрова. «На одну пядь не дают воры нашим выехать», — свидетельствовал монах, очевидец событий. Однажды 17 ноября несколько добытчиков удалились от монастыря в лес за дровами. Враги начали преследовать их — и чуть было не ворвались в монастырь. Крестьяне стали выходить за хворостом с оружием в руках, ибо в каждую поездку приходилось сражаться с врагами. Обычным явлением стали раненые и убитые. Бывало и так, отец пойдет за дровами и не вернется. Дети, разведя огонь, говорили: «Вот мы отца своего кровь пьем». Да и в других семьях с горечью сокрушались: «Сегодня мы потом и кровию братий наших напитались, а завтра другие нами наедятся и напьются».

Вследствие нехватки продуктов и хорошей питьевой воды, поскольку в прудах она застаивалась, люди начали болеть. Авраамий Палицын писал: «Эта болезнь известна в трудных осадах: ее врачи называют цингой. Она случается от тесноты и недостатков, больше всего от скверной воды, от неядения горячих трав и корений, люди распухали с ног до головы, выскакивали зубы… Люди не могли передвинуться с места на место…»

Сидевшие в засаде послали в Москву гонца с сообщением о своем тяжелейшем положении. Но столица отбивалась от «тушинцев» и была не в состоянии оказать серьезную помощь.

Келарь (управляющий хозяйством и казной монастыря) Авраамий Палицын, находившийся при патриархе Гермогене, умолял братьев царя о помощи монастырю. Беспокоил патриарха и всю думу царскую, показывая им послание от обители. Он говорил, что через месяц монастырю придет конец от тягостных бедствий: «Если, царь, будет захвачен монастырь, то погибнут все земли русские до моря-океана; крайнее утеснение и Москве будет».

Царь с трудом согласился с просьбами монаха и послал в помощь крепости атамана Сухана Останкова с отрядом казаков в 60 человек. Они везли 320 кг пороха и небольшое количество провианта. С ними пустились в путь 20 монахов. Небольшому отряду удалось пробраться в монастырь. Только четырех казаков схватили. Лисовский велел казнить их на виду защитников города. Воеводы решили в отместку за тех четырех казаков вывести 40 пленников и предать их смерти на горе перед станом Сапеги, а 19 человек — против лагеря Лисовского. Польско-литовское воинство, рассерженное необдуманным поступком Лисовского, хотело убить его. Но Сапега заступился за него и спас от смерти.

Конечно, приход немногочисленного отряда имел больше моральное значение, но ненамного изменил тяжелое положение защитников крепости. От болезней, беспрестанных стычек с противником за время осады в монастыре погибло 2125 человек. К весне в рядах защитников насчитывалось не более 500 человек, способных держать оружие. Да и голод оказывал свое страшное воздействие на боеспособность и стойкость осажденных. Между монахами и ратниками наметились разногласия. Ратные люди упрекали монахов, что те отдельно питались в своих кельях.

В конце марта 1609 г. дочь Бориса Годунова, монахиня Ольга, бывшая в том монастыре, писала своей тетке: «Я в своих бедах чуть жива и, конечно, больна со всеми старцами, и вперед не чаем себе живота (жизни), с часу на час ожидаем смерти, потому что у нас в осаде шатость и измена великая. Да у нас же за грехи наши моровое поветрие; великие смертные скорби объяли всех людей; на всякий день хоронят мертвых человек по двадцать, по тридцать и побольше, а те, которые еще собою не владеют: все обезножили».

С наступлением весны защитники несколько приободрились — стали выводить ослабевших на свежий воздух, искали коренья трав для лечения больных. Но противник, зная о тяжелом состоянии троицкого гарнизона, начал деятельную подготовку к первому в 1609 г. общему штурму. Дозорные с башен заметили необычное оживление в стане врага. Там восстанавливали батареи, ремонтировали осадные подкатные башни. Воеводы приказали осажденным повысить бдительность и приготовиться к отражению штурма.

27 мая целый день в станах осаждавших стоял большой шум, звучала музыка. Снова скакали всадники вокруг монастыря, грозя мечами ратникам. Но к вечеру все стихло. Толпы всадников скрылись за лагерными укреплениями. Но это была обманчивая тишина.

Когда стемнело, вражеское войско молча двинулось к городским стенам: «Ползли они молча, словно змеи по земле: везли орудия для приступа: щиты рубленые, лестницы, туры и стенобитные машины. Все городские люди, мужчины и женщины, вышли на городские стены и также скрытно ждали приступа. С Красной горы сверху загремели выстрелы из пушек, закричало все множество литовских людей и русских изменников и устремилось со всех сторон к городу с лестницами, щитами, тарасами на колесах и разными стенобитными орудиями».

После выстрелов по монастырю в стане противника взыграла музыка, и он дружно с двух сторон ринулся на приступ. Но осажденные встретили польско-литовских захватчиков во всеоружии: «Христолюбивое же воинство и все люди городские не давали им щитов и Тарасов подвинуть, и лестницу прислонить, били из подошвенного боя из многих пушек и пищалей, а в бойницы кололи, и камни метали, и кипяток лили; и серу и смолу зажигали и метали, и известью засыпали скверные их очеса, и так бились всю ночь».

На рассвете 28 мая штурм был отражен повсеместно, и противник начал отступать. Но защитники не дали ему опомниться.

Они быстро открыли ворота и напали на интервентов. Те в панике побросали штурмовые приспособления, попытались скрыться во рву. 30 человек из нападавших были взяты в плен. Пленных вояк приставили к ручным жерновам молоть муку, как говорили защитники, «поиграть на жерновах», намекая на то, что поляки шли на приступ с музыкой. И таким образом они «играли» до окончательного ухода противника от стен монастыря.

В конце июня 1609 г. Троице-Сергиев монастырь отразил и второй в том году штурм. Интервенты не успокаивались, до их военачальников стали доходить вести, что к Москве с сильным войском идет М.С. Скопин-Шуйский. На помощь Сапеге и Лисовскому из Тушина пришел пан А. Зборовский. Он предложил защитникам сдать крепость, уверяя их, что Скопин-Шуйский потерпел поражение. Но со стен отвечали: «Красно лжете, но никто вам не верит, на что пришли, то и делайте; мы готовы биться с вами». И городские ратники не обращали внимания на демонстративные действия полков противника, с помпой проходивших вдоль городских стен. Многочисленность врага не поколебала их решимости.

Зборовский издевался над неудачливыми воеводами Сапегой и Лисовским: «Что у вас за бездельное стояние перед лукошком? Почему бы не взять лукошка и не передавить ворон. Вы бьетесь с небрежением и хотите взять крепость с помощью черни, которую бьют». Интервенты стали готовиться к приступу, отослали от монастыря в Тушино сборные отряды, кроме казаков Лисовского. На совете было решено напасть на сонных ночью.

31 июля 1609 г. грянул третий приступ. В монастыре здоровых воинов оставалось не более 200 человек. Троицкие ратники, мужчины и женщины, бились с врагами всю ночь, не переставая, как и во время прежних приступов. Нападающие были вынуждены отойти.

На городской стене убили одну только женщину и никого не ранили, а Зборовский погубил много отборных бойцов. Теперь Сапега и Лисовский насмехались над ним: «Почему ты не одолел лукошка? Раз ты такой смелый, попробуй еще раз, не осрами нас, разори это лукошко — доставишь вечную славу королевству польскому!»

Враги больше не ходили на штурм, но блокада продолжалась. А славные защитники окрепли не только духом, но и физически — сказывалась летняя погода, облегчившая их страдания от голода и цинги. 15 августа они совершили дерзкую вылазку и отбили у незадачливых врагов большое стадо скота. Продуктовый запас осажденных значительно пополнился.

Между тем в стране разгорелось национально-освободительное движение. Отряды польской шляхты и тушинцев проникали в отдаленные уголки страны в целях грабежа. Насилия интервентов, пришедших с Лжедмитрием II, воочию убедили русское население, что несет им новоявленный «царь». С конца 1608 г. в стране возникло партизанское движение. Создавались крестьянские отряды самообороны. «Не спешите крест целовать новому царю», предупреждали устюжане сольвычегодцев. Владимирцы сооружали засеки на путях продвижения захватчиков. Сапега жаловался, что его войскам даже «взять языка у них невозможно». Ряд городов восстал и не признал власти польского ставленника. Ярославль, Кострома, Галич, Коломна, Торжок освободились от интервентов. Территория северо-запада страны была очищена от захватчиков. Польские интервенты получали повсеместный отпор.

28 февраля 1609 г. Василий Шуйский подписал со Швецией Выборгский договор, по которому шведы обязались оказать помощь. За это Шуйский уступал шведам город Корелу и Корельский уезд. В мае 1609 г. 15-тысячный корпус Я. Делагарди (граф Яков Понтус де ля Гарди) согласно договору со шведским королем Карлом IX направился к Новгороду и, соединившись с ратью М.В. Скопина-Шуйского, начал продвижение к Москве.

Как бы упреждая подход помощи, тушинское воинство предприняло попытку овладеть столицей. Москва стойко отбивалась. 15 июня 1609 г. на речке Ходинка русская рать сразилась с интервентами. Под прикрытием обоза выстроились московские стрельцы. Между возов была поставлена артиллерия. Левый и правый фланги прикрывала конница. Сторожевой полк, охранявший наряд, оставили в резерве. Поляки и тушинцы, несмотря на ружейный и артиллерийский огонь, вклинились в обоз. Разгорелась рукопашная схватка. Стрельцы сдержали натиск противника. С флангов ударила по интервентам русская конница. Поляки оказались в клещах и с большими потерями откатились в Тушинский лагерь.

Тем временем рать М.В. Скопина-Шуйского двигалась к Москве. Однако наемники (шведы, немцы, французы, англичане и другие) не оправдали надежд русского правительства. Они стремились к обогащению за счет освобожденных русских городов. М.В. Скопину-Шуйскому с трудом удавалось управлять наемниками. Большая их часть взбунтовалась и покинула русское войско. Ландскнехты с грабежами отходили к границе Руси и Швеции. Освободительную борьбу, по сути дела, вела только русская рать, которая насчитывала в своих рядах 20 тыс. человек. В августе 1609 г. войско достигло города Калязин. Стрельцы, оградившись рогатками, организованным, метким ружейным огнем расстроили ряды интервентов. Наемные войска Делагарди числом от 3 до 4 тыс. человек в этой битве практически не участвовали.

М.В. Скопин-Шуйский, нанеся полякам еще одно поражение под Александровской слободой, в октябре 1609 г. послал под командой Д. Жеребцова 900 человек на помощь Троице-Сергиеву монастырю, и они прорвались в крепость, а 4 января 1610 г. Валуев, приблизившись к осажденному монастырю, с 500 ратными людьми вступил в бой с польскими интервентами. Одновременно из города ударили ратники Д. Жеребцова. Польское воинство в панике разбежалось по лагерю. Русские крушили их палатки и временные укрепления. Не остановила порыв наступающих и помощь Сапеге со стороны Лисовского. Воеводы, захватив пленных, после боя вошли в город и провели там весь день. На военном совете они поставили осажденных в известность, что скоро русская рать подойдет к стенам крепости и им предстоит в это время совершить вылазку. Исполнив все, что ему было поручено, Григорий Валуев беспрепятственно вышел из монастыря и, пройдя через стан растерянного противника, вернулся в войско Михаила Васильевича Скопина-Шуйского.

Русское командование намеревалось нанести интервентам удар с поля и из крепости, как это делали болотниковцы. Опыт крестьянско-казацкой войны не прошел даром.

Под угрозой наступления русских 12 января 1610 г. П. Сапега спешно снял осаду монастыря и начал отходить по Дмитровской дороге к Смоленску. Русская рать, догнав его отряд, нанесла ему поражение. 16 месяцев противник бесполезно штурмовал стены героически оборонявшейся крепости и не добился успеха. Активная, упорная защита монастыря имела большое моральное значение в деле развертывания народной войны против иноземцев.

Узнав о неудаче польских войск, Лжедмитрий II, М. Мнишек и казачий атаман И. Заруцкий с небольшим отрядом тайно покинули Тушинский лагерь и помчались в Калугу.