Расправа в Кюстендиле

В отличие от укрывшихся в Маньчжурии и Синьцзяне Дутова, Унгерна и других казачьих атаманов, лидеры Белого движения, бежавшие в Европу, не могли немедленно начать активные действия против Советской России. Их стремлению незамедлительно взять реванш за поражение в Гражданской войне прежде всего мешали бывшие союзники.

Так, эвакуированные из Крыма войска Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР) были размещены в лагерях Чаталджи, Галлиполи и Лемноса, а флот отведен в Бизерту (Северная Африка), где впоследствии был конфискован. В компенсацию за снабжение русской армии продовольствием французы реквизировали все вывезенное из Крыма имущество. Н. Савич, ближайший сотрудник генерала Врангеля, отвечавший за финансы, вспоминал по этому поводу:

«Сперва они наложили руку на три больших парохода с углем, а потом им это понравилось и они распространили эту меру на все, что находилось на судах. Особенно тяжело было для нас потерять грузы, находившиеся на „Рионе“, это был наш единственный запас обмундирования и материалов для шитья теплой одежды, а между тем войска очень страдали от холода и плохого обмундирования, пришедшего в полную негодность во время последних боев и эвакуации»[59].

В числе реквизированных грузов было 45 000 винтовок, 350 пулеметов, 12 млн. патронов, сотни тысяч гранат и снарядов, 300 000 пудов зерна, 20 000 пудов сахара, 50 000 пудов другого продовольствия, 200 000 комплектов обмундирования, 58 000 пар обуви и т. п. Кроме того, французы под предлогом того, что «России больше нет», конфисковали остатки денег врангелевского правительства в парижских банках. Но еще дальше пошли англичане, которые в лице своего премьер-министра Ллойд-Джорджа потребовали немедленной репатриации русских эмигрантов в Советскую Россию, зная при этом, что в тот момент в Крыму свирепствовал красный террор под руководством Белы Куна и Землячки, унесший жизни десятков тысяч человек.

И все же подразделения Белых армий, пусть разоруженные и частично распущенные, несомненно представляли опасность для Москвы. Не стоит забывать, что к началу 1921 года в европейских странах находились остатки Северной армии генерала Миллера, Северо-Западной армии генерала Юденича, а также эвакуированные из Крыма части ВСЮР под командованием генерала Врангеля. Кроме того, именно в Европу бежало большинство эмигрантов, из которых многие хотя и не принимали участие в боевых действиях во время Гражданской войны, но не захотели остаться в большевистской России. Так, уже накануне Второй мировой войны во Франции проживало 400 тыс. эмигрантов, в Германии — 150 тыс., в Польше — 100 тыс., в Югославии — 40 тыс., в Болгарии, Чехословакии и Латвии — по 30 тыс. человек в каждой, в Румынии — 10 тыс. человек.

Поэтому неудивительно, что оказавшиеся за границей части Белой армии, сумевшие сохранить свою организацию и руководство, находились под пристальным вниманием советских спецслужб. Прежде всего это касалось подразделений ВСЮР, с ноября 1920 года находившихся в Галлиполи и острове Лемнос в Турции, а с конца 1921 года — в Болгарии и Югославии. Сотрудники и агентура ОГПУ и Разведупра РККА прилагали огромные усилия для разложения частей ВСЮР, используя для этого любые возможности. При этом главным объектом их внимания был командующий ВСЮР генерал-лейтенант П. Врангель. В Москве прекрасно понимали, что с устранением Врангеля, пользовавшегося непререкаемым авторитетом в войсках и значительным влиянием среди руководителей европейских государств, находящиеся в Турции ВСЮР потеряют всякое военное значение и через некоторое время просто разбегутся. Поэтому в 1921 году на Лубянке было решено ликвидировать генерала, представив убийство как морскую катастрофу.

Дело в том, что в находясь в Стамбуле, Врангель устроил свою штаб-квартиру на морской яхте «Лукулл». Надо отметить, что в этом был глубокий смысл, так как в любой момент яхта могла сняться с якоря и уйти в какой-нибудь другой порт, увозя с собой Врангеля, его штаб и охрану. Вечером 15 октября 1921 года Врангель покинул яхту для деловой встречи, хотя обычно в это время находился на ее борту. Именно это обстоятельство и спасло ему жизнь — спустя несколько часов, как только стемнело, яхту, стоявшую на рейде около Галаты, протаранил итальянский пароход «Адрия». Удар пришелся точно в то место, где находились кабинет и спальня генерала. Яхта (со всеми ценностями генерала и его архивом) моментально затонула, при этом погиб один из офицеров штаба Врангеля мичман Сапунов. Через три дня Врангель издал по поводу случившегося следующий приказ:

«Приказ Главнокомандующего Русской Армией.

№ 350.

г. Константинополь, Русское Посольство.

18 октября 1921 года.

15-го октября, протараненная пришедшим из Батума итальянским пароходом, погибла на рейде Босфора военная яхта „Лукулл“.

Не стало последнего русского корабля, над коим развевался у Царьграда родной Андреевский флаг…

Геройская смерть дежурного офицера мичмана Сапунова, который, не пожелав оставить родного корабля, пошел с ним ко дну, и беззаветная доблесть, проявленная в минуту гибели всеми чинами судовой команды, показывают, что дух и заветы Русского Флота остались живы в сердцах русских моряков.

Да укрепит подвиг мичмана Сапунова сердца колеблющихся, да вселит он в них веру, что, пройдя через все испытания, воскреснет Русский Флот под сенью Андреевского флага и с ним воскреснет Россия.

Генерал Врангель»[60].

Следствие и суд над капитаном «Адрии» не доказали его злого, умысла. Но ряд наблюдателей все же отметили странные детали произошедшего. Во-первых, «Адрия» регулярно курсировала между Батуми и Стамбулом, что означало постоянный контракт с советскими торговыми организациями, которые не поддерживали отношения с кем придется. Во-вторых, после того, как «Адрия» потопила яхту, она не только не села на мель около берега, но и моментально остановилась. Для большого парохода это означает только одно — что таран был точно рассчитан. В-третьих, после гибели «Лукулла» пароходная компания, которой принадлежала «Адрия», не только не уволила капитана, но и взяла его под свою защиту, согласившись выплачивать пожизненную пенсию вдове мичмана Сапунова, погибшего на яхте.

Так или иначе, но Врангель остался жив и продолжал руководить армией. К концу 1921 года его хлопоты об устройстве частей русской армии в Сербии и Болгарии увенчались успехом, и полки ВСЮР ушли из Турции. Причем в Болгарии они помогли правительству справиться с болгарскими коммунистами, пытавшимися в 1919–1922 годах организовать в стране революционные выступления. После этого разместившиеся в Болгарии подразделения ВСЮР стали объектом повышенного внимания со стороны Разведупра РККА и ИНО ВЧК-ГПУ.

Уже в июле 1921 года в Болгарию прибыла миссия Российского общества Красного Креста в составе четырех человек во главе с И. Корешковым. Однако на самом деле деятельностью миссии руководил его заместитель, резидент военной разведки Борис Иванов (он же В. Краснославский). Два других члена миссии — Федор Карин (А. Корецкий) и Герман Клесмет (Р. Озол) — были сотрудниками ИНО ВЧК-ГПУ Сразу по прибытии в Болгарию миссия развернула активную работу по разложению белой эмиграции.

Вскоре к сотрудничеству с советской разведкой были привлечены бывшие врангелевские генералы Гравицкий, Секретев, Семенцов, Николаев, Клочков и Зеленин. Но основной упор миссия делала на работу среди эмигрантов при помощи просоветских организаций «Союз возвращения на Родину» («Совнарод») и «Общеказацкий земледельческий союз» (ОКЗС), руководящую роль в которых играли бывший адъютант командующего Донской армией подполковник Александр Агеев и редактор «Донского вестника» граф Эдмонд дю Шайла. Еще до приезда миссии Красного Креста эти организации издавали свои газеты: «На Родину» и «Вестник земледельца», а в конце октября 1922 года они были объединены в единую газету «Новая Россия» под редакцией Агеева и прибывшего из Берлина сотрудника военной разведки, будущего строителя Беломоро-Балтийского канала Семена Фирина.

Вскоре произошло объединение аппарата миссии Красного Креста и руководства просоветских эмигрантских организаций, после чего уже в ноябре 1922 года в составе миссии действовали следующие отделы: военный, торговый, политической пропаганды и контрольно-справочный, которые возглавляли соответственно Агеев, Фирин, Сергеевский и Сергей Чайкин (бывший мичман, эмигрант), а также благотворительный. Деятельность миссии была весьма эффективной, о чем свидетельствует, например, следующий приказ командующего ВСЮР генерала Врангеля от 8 ноября 1922 года:

«Приказ Главнокомандующего Русской Армией.

№ 313.

Суд чести, избранный Советом Объединенных Офицерских обществ в Королевстве С.Х.С. (сербов, хорватов и словенцев — одно из названий тогдашней Югославии авт.), рассмотрев в заседании своем 8 ноября с. г. дело об именующих себя: бывшим Командиром Донского конного корпуса Генерал-Лейтенанте Секретеве Александре, бывшим Командиром 2-й бригады 1-й Донской казачьей дивизии Генерал-Майоре Клочкове Иване, бывшим помощником начальника Алексеевской пехотной дивизии Генерал-Майоре Зеленине Евгении, бывшим Командиром Самарского пехотного полка Полковнике Житкевиче Дмитрии, причисленным к Генеральному Штабу Полковнике Оржановском Вячеславе, бывшим Командиром Сунзенско-Владикавказского пластунского батальона Полковнике Климовиче Николае и бывшим Командиром бронепоезда „Единая Россия“ Полковнике Лялине Михаиле, признал их виновными „в том, что 29 сентября 1922 года в газете „Новая Россия“ за № 1 они опубликовали за своими подписями обращенное к русским воинским чинам воззвание, в котором они призывали последовать их примеру, перейти на службу к советской власти и возвращаться в Россию, объявив при этом о своем переходе на службу в красную армию и о признании ими советской власти“. Посему и на основании § 1 приказа Главнокомандующего Русской Армией 1921 года № 325, суд чести постановил: всех вышепоименованных лиц исключить со службы с лишением чинов и с последствиями, указанными в ст/ст. 38, 39, и 40 XXII кн. С.В.П. (Свод воинских преступлений — авт.) 1869 г. изд. 4.

Настоящий приговор мною утвержден.

Генерал Врангель»[61].

Однако агитация за возвращение на родину и вербовка агентуры в рядах ВСЮР не были единственными способами разложения находящихся в Болгарии частей белой армии. Резидентура Иванова проводила в отношении наиболее активных лидеров эмиграции и спецоперации, примером которых может служить ликвидация генерала В. Покровского.

В «Биографическом справочнике высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России», составленном Н. Рутыч-Рутченко, о генерале Покровском сказано следующее:

«Покровский Виктор Леонидович (1889–1922) — генерал-лейтенант. Окончил Павловское военное училище и Севастопольскую авиационную школу (также учился в классе авиации Санкт-Петербургского политехнического института — авт.). Участник первой мировой войны, военный летчик. Георгиевский кавалер. В 1917 г. — штабс-капитан и командир 12-го армейского авиационного отряда в Риге.

После Октябрьского переворота сформировал на Кубани 2-й Добровольческий отряд. После первоначальных успехов был вынужден оставить Екатеринодар 1 марта 1918 г. Назначен Кубанской радой командующим войсками Кубанской области и произведен в полковники, а затем в генерал-майоры. Командовал Кубанской армией, ушедшей в Ледовый поход, до ее соединения с Добровольческой армией в ауле Шенджей. В Добровольческой армии — командир конной бригады и дивизии. В ВСЮР — командир 1-го Кубанского казачьего корпуса в составе Кавказской армии генерала Врангеля. За взятие Камышина генералом Деникиным был произведен в генерал-лейтенанты. С ноября 1919 по февраль 1920 гг. — командующий Кавказской армией (после генерала Врангеля). В Русской армии генерала Врангеля не получил назначения на командную должность и эмигрировал в апреле 1920 г.»[62].

Эту краткую справку необходимо расширить характеристикой, которую дал Покровскому генерал Врангель:

«Генерала Покровского, произведенного в этот чин постановлением кубанского правительства, я знал по работе его в Петербурге, в офицерской организации, возглавляемой графом Паленом. В то время он состоял на службе в авиационных войсках в чине штабс-капитана. Незаурядного ума, выдающейся энергии, огромной силы воли и большого честолюбия, он в то же время был малоразборчив в средствах, склонен к авантюре»[63].

Кроме склонности к авантюре Покровский, по словам Врангеля, поощрял мародерство, что также не характеризует его с лучшей стороны:

«В станице Курганной я застал грабивших лавки и отбиравших у иногороднего населения лошадей казаков дивизии генерала Покровского. К моему негодованию, во главе грабителей оказалось несколько офицеров. Я приказал их привести к себе и предупредил, что ежели через час они окажутся еще в расположении моей дивизии, то я предам их тут же военно-полевому суду и расстреляю их как мародеров. Через полчаса ни одного казака в станице уже не оказалось. Я телеграфировал генералу Покровскому о действиях его людей.

К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы»[64]. Именно по приказу Покровского в Екатеринодаре в 1919 году был повешен лидер кубанских «самостийников» Калабухов.

Выехав из Крыма в апреле 1920 года, Покровский первое время жил в Париже, Берлине и Вене. Но, оказавшись в эмиграции, он не отказался от мысли продолжить борьбу с советской властью и с присущей ему энергией приступил к созданию нелегальной террористической организации в Варне, где обосновался с 1921 года. Членами организации Покровского были полковник Ф.Н. Буряк (начальник штаба), полковник И.Д. Золотаревский (отвечал за личный состав), генерал-майор М.Д. Гетманов (связь и расквартирование), генерал-майор В.В. Муравьев (военно-морская разведка), полковник Н.В. Бабкин (политическая разведка) и капитан В.И. Драгневич (офицер для поручений). Представителем организации в Сербии был генерал-лейтенант А.А. Боровский, а в Константинополе — полковник Кучук-Улагай. В начале 1922 года Покровский вступил в шифрованную переписку со штабом ВСЮР и при посредничестве генерала Боровского обратился к генералам Кутепову и Витковскому с просьбой передать ему спрятанное в Свищеве и Ловиче оружие, а также предлагал направить офицеров из Белграда в Германию, Италию и Америку для сбора средств на антисоветскую деятельность.

Тогда же Покровский установил контакты с рядом эмигрантских антисоветских организаций, находящихся в Болгарии. Эти организации возглавляли: в Великом Тырнове — полковник Белый, в Сливене — полковник Охлопков, в Плевене — полковник Яхонтов, в Габрово — полковник Супротивный, в Бургосе — бывший русский вице-консул Бранд, в Семеновграде — полковник Дементьев, в Севлиево — капитан Колосовский, в Новой Загоре — полковник Порфеменко, в Старой Загоре — генерал Калитин и барон Тейра, в Варне — генерал Смердов. Особенно тесно контактировал Покровский с генералом Смердовым, который являлся прекрасным организатором. Достаточно сказать, что он объединил вокруг так называемого «Русского дома» представителей белоэмигрантского «Красного креста», местного отделения «Русского общественного объединенного комитета», «Военно-террористического союза» и «Группы взаимопомощи русских офицеров», а также установил тесные связи с представителями болгарских правых партий в Варне.

Вскоре Покровский и Смердов предприняли конкретные шаги по осуществлению своих планов. С помощью военного представителя Врангеля в Бессарабии генерала Николаева и секретаря югославского консульства в Варне, русского летчика подполковника И. Сусалина они создали нелегальный канал в Добрудже, по которому направляли в Советскую Россию террористов с югославскими паспортами. Кроме того, ими готовился большой десант в составе 60 казачьих офицеров, задачей которого было поднять восстание против советской власти на Кубани и Северном Кавказе. С этой целью Покровский купил в Варне по бросовой цене парусно-моторную шхуну, рассчитанную на 45 человек, и 4 пулемета. А деньги на финансирование операции он получил от банкиров Гайдукова и Трусковского, директора и управляющего делами «Русско-сербского дружества». Стремясь установить единоличный диктат и спаять членов организации кровью, Покровский приказал убить атамана Варненской станицы генерала Муравьева, которого заподозрил в недостаточном соблюдении конспирации, что и было выполнено.

Работавшие под прикрытием миссии Красного Креста чекисты почти сразу же по прибытии в Болгарию обратили на деятельность Покровского и его соратников самое пристальное внимание. А его планы по высадке десанта на Кубань немедленно вызвали их ответную реакцию. С помощью варненского градоначальника Г. Стоянова была разработана операция по нейтрализации террористов. При ее планировании большую роль сыграли сведения, полученные варненской нелегальной резидентурой советской военной разведки, которую возглавлял Григор Чочев, в том числе информация от агентов в морской полиции Варны. Операцией по ликвидации десанта руководил лично Борис Иванов, которому помогали Сергей Чайкин и Герман Клесмет (Роберт Озол). В начале октября 1922 года с их помощью болгарская полиция арестовала на железнодорожном вокзале в Софии адъютанта Покровского Моисея Власова, у которого было обнаружено письмо Покровского к генералу Боровскому, из которого стало известно о готовящемся десанте. В результате готовые отплыть на Кубань офицеры были арестованы, а на софийской фабрике «Струг» обнаружен тайный склад ручных гранат, которые люди Покровского не успели переправить в Варну. Однако самому Покровскому удалось скрыться в маленьком городке Кюстендиле на границе с Сербией, где в квартале Градец он снял две комнаты.

Неудача с десантом не остановила Покровского. И вскоре он приступил к осуществлению террористических акций против советской миссии Красного Креста и организации «Совнарод» с целью сорвать наметившееся советско-болгарское сближение. 3 ноября 1922 года член его организации Николай Бочаров тяжело ранил руководителя «Совнарода» и главного редактора «Новой России» Александра Агеева, который в результате этого ранения 9 ноября скончался. А в ночь с 5 на 6 ноября было совершено покушение на курьера миссии, одновременно являвшегося корреспондентом издававшейся в Берлине сменовеховской газеты «Накануне» Сергея Чехотина. Кроме того, произошла серия покушений на руководителей групп «Совнарода» на местах. Так, в Плачковицах подверглись нападению председатель и секретарь местного отделения Лишин и Косян, а в Хасково — тяжело ранен руководитель «Совнарода» и секретарь советской миссии А. Шерьга.

Болгарские власти, обеспокоенные возможным ухудшением отношений с СССР, сразу же отреагировали на эти теракты. В Софии начались аресты членов организации Покровского. Совместно с болгарской жандармерией и сотрудниками «Общественной безопасности» в них участвовали и советские представители: Б. Иванов, С. Фирин, Г. Клесмет и С. Чайкин. В результате были арестованы члены руководства организации Покровского — полковник Буряк и капитан Драгниевич. От них были получены сведения о том, что генерал Покровский скрывается в расположенном недалеко от югославской границе городе Кюстендиле, намереваясь в ближайшее время бежать в Сербию. Получив эти данные, чекисты немедленно выехали в Кюстендил.

7 ноября совместно с агентами «Общественной безопасности» Гонгаловым и Кюмиджиевым и жандармами советские чекисты и военные разведчики блокировали дом, в котором укрывались Покровский, его ординарец Кручевский, полковник Кучук-Улагай и убийца Агеева Бочаров. Первым жандармов заметил находившийся во дворе Кучук-Улагай, который криком предупредил своих об опасности, а сам, отстреливаясь, бросился к находящемуся неподалеку лесу, где и скрылся. Позднее он перебрался через границу и поступил на службу в албанскую армию. Выбежавший во двор Покровский ранил преградившего ему Дорогу Кюмиджиева, бросился к лесу, но наткнулся в темноте на засаду и во время схватки был тяжело ранен ударом штыка в грудь. Его доставили в городскую больницу, где он не приходя в сознание скончался 9 ноября (видный деятель РОВС генерал А. фон Лампе в своем дневнике охарактеризовал покойного как «человека нравственности средней, но энергии и характера кипучего»[65]. Что же касается Бочарова и Кручевского, то они были схвачены жандармами.

В Москве высоко оценили ликвидацию генерала Покровского и его организации. Так, С. Фирин после возвращения в 1925 году в СССР был награжден орденом Красного Знамени. Что же касается Б. Иванова, то начальник Разведупра Берзин в его характеристике, датируемой 1928 годом, отмечал: «За время нахождения на закордонной работе тов. Ивановым были удачно, а иногда и блестяще, исполнены ряд весьма важных и опасных заданий»[66].

Столь высокая оценка деятельности болгарской резидентуры, похоже, имеет более глубокий смысл, нежели просто ликвидацию генерала Покровского. Дело в том, что существует версия о том, что А. Агеев, кстати, являвшийся родным братом товарища председателя Донского казачьего круга, вступил в «Совнарод» по заданию тайной правоэсеровской организации, а свою поездку в СССР летом 1922 года использовал для установления контактов с антисоветским подпольем внутри страны. Этой версии придерживался, например, знаменитый «охотник за провокаторами», бывший народоволец и непримиримый враг большевиков Владимир Бурцев, чьи бумаги ныне хранятся в ГАРФ и РГАСПИ[67].

В пользу своей версии Бурцев приводит следующий довольно странный факт. Похороны Агеева болгарские коммунисты превратили в своеобразную демонстрацию, во время которой торжественно выступили их лидеры Васил Коларов и Георгий Димитров. Однако после торжественного митинга гроб с телом Агеева был брошен, и ни болгарские коммунисты, ни представители советской миссии и «Совнарода» никакого интереса к нему не проявили. Версию Бурцева разделял и известный лидер эсеров, руководитель их группы в Болгарии В. Лебедев.

При правительстве Стамболийского Лебедев играл в Болгарии весьма значительную роль, выступая посредником между болгарским правительством и Советской Россией. Кроме того, он непосредственно находился в больнице у постели Агеева, причем некоторое время — наедине с ним.

Наводит на размышления и запись беседы генерального консула СССР в Константинополе В.П. Потемкина с первым секретарем миссии Болгарии в Константинополе И. Алтыновым, состоявшейся 26 мая 1924 года. Вот выдержка из нее:

«Потемкин: Разрешите мне напомнить Вам хотя бы случай с сотрудником миссии Красного Креста в Болгарии Агеевым, который был убит, причем болгарское правительство не приняло мер к должному наказанию виновников этого политического убийства.

Алтынов: Мои сведения по этому делу несколько расходятся с Вашими. Убийцы Агеева предстали перед болгарским судом. Однако на суде выяснилось, что убийство Агеева было совершено его собственными друзьями, которые заподозрили, будто он состоит на службе у врангелевцев. Дело всесторонне разбиралось перед трибуналом, весь процесс шел в точном соответствии с нашими законами»[68].

Еще одним подтверждением данной версии может служить арест в 1932 году в Уральске бывшего полковника Николая Альбина, который в 1921–1924 годах был товарищем (заместителем) председателя «Совнарода» Агеева. В 1924 году он при помощи Ф. Карина вернулся в СССР, отсидел 2 года в лагере, после чего вышел на свободу и обосновался на Урале.

Как утверждает расследовавший дело Альбина чекист А. Абузаров, уже в 1927 году с Альбиным установили связь тайно прибывшие в СССР представители РОВС[69]. Контакты Альбина с зарубежными белоэмигрантскими эмиссарами продолжались вплоть до ареста, что позволяет говорить о том, что и он был внедрен в «Совнарод», но не эсерами, а контрразведкой Врангеля.