Война закончилась — разведка воюет

Глава нашего государства Н.С. Хрущев, столь одиозный в тупиковых начинаниях, все же сформулировал и стал интенсивно внедрять в индустриальную жизнь страны три фундаментальных направления развития: решение проблемы получения атомной энергии, развертывание новой отрасли на основе электронно-вычислительной техники и решительные шаги по укреплению обороноспособности. Эта «триада» судьбоносных решений и ее реализация позволили Союзу стать передовой державой в вопросах создания ракетно-ядерного щита и выхода в космос.

И тем не менее, во второй половине шестидесятых годов предсовмина Алексей Косыгин, который прекрасно разбирался в вопросах экономики и ее производственной составляющей, констатировал в ЦК партии, Совмине и Верховном Совете о сложившемся и неоправданном разрыве между отечественными теоретическими исследованиями и конструкторскими разработками. Это, по его компетентному мнению, вело к серьезному отставанию страны в мировом научно-техническом прогрессе с его компьютерной составляющей.

Казалось бы, а где была в эти годы разведка? В чем состояла ее помощь в продвижении научно-технического прогресса в стране? Проблемы, над которыми работала возглавляемая Леонидом Квасниковым НТР, были заложены в качестве основных направлений развития науки и техники в Союзе на период пятидесятых и шестидесятых годов. Ими стали: зарубежные НИОКР, высокие передовые технологии и стратегия модернизации производственных процессов.

Однако сложилась парадоксальная ситуация, когда добываемая разведкой информация по жизненно важным для страны вопросам, фактически, бесследно исчезала в «частных» НИИ и, в силу секретности работы с ней, оставалась в архивах даже после использования ее в узкокорпоративных интересах. Причина? В стране не было центра по ознакомлению заинтересованных организаций — НИИ, конструкторских бюро и производственных предприятий — с новинками из-за рубежа, часто добываемыми с огромным трудом и риском. Причем — за «общие народные» деньги.

К середине шестидесятых годов идеолог НТР Леонид Квасников, в условиях грядущей и несправедливой его отставки от выстраданного им дела, поставил вопрос о доступности к «разведывательному богатству» тех научных и технических организаций, которые нуждались в добываемой информации. Таким образом удалось взломать неоправданную «монополию» конкретных заказчиков, «хозяев» информации, скрытой от заинтересованных НИИ и производственников. И тогда регулярно, несколько раз в год, всесильная ВПК вынуждена была отчитываться, в том числе и перед разведкой госбезопасности, о внедрении информации, полученной по агентурным каналам. Естественно, со всеми мерами предосторожности.

Справка. Одним из конкретных примеров такой «гласности» стало получение авиационным НИИ комплектной документальной информации по передовой системе кондиционирования воздуха для авиалайнеров. Эта информация была затребована в момент конструирования и выхода на международные линии отечественного Ил-62: лайнер не мог пройти сертификацию из-за низкого качества этой системы в его конструкции. Информация пришла в НИИ в шестьдесят шестом году, и этот новейший авиалайнер стал регулярно пересекать Атлантику, выходя на авиалинии в Канаду и транзитом в США, и тысячи пассажиров из Союза и Европы оказались на ЭКСПО-67 в Монреале в год пятидесятилетия Советского Союза.

Но что радовало и идеолога НТР, и разведчика, добывшего этот материал, так это факт «разведывательной полезности» — актуальная информация оказалось востребованной и для НИИ по созданию атомных подводных лодок и орбитальных космических станций.

К моменту завершения работы Леонида Квасникова в качестве главы НТР (1938–1963), им была подготовлена развернутая структура в интересах совершенствования работы этого направления разведки. Его соратник и заместитель Владимир Барковский принял эстафету преобразований: НТР стала в системе разведки госбезопасности вначале Управлением, а затем — Управлением «Т».

Любопытная положительная оценка НТР на «ниве разведки» пришла, как ни странно, из-за рубежа. Там отмечали, что Советский Союз стал занимать «лидирующее положение по количеству похищенных на Западе и успешно внедряемых иностранных технологий». И все потому, что «Россия имела самую совершенную систему государственного промышленного шпионажа» (следует повториться: шпионаж — это когда выгода для делового мира, а разведка — это выгода для интересов страны — научно-техническая и финансовая!).

А «эта система» следовала принципам, заложенным в делах разведки еще в 1925 году. Они вполне оправдали себя и в предвоенное время, в годы войны и после ее окончания при восстановлении порушенного войной народного хозяйства с одновременным укреплением оборонной мощи страны.

При этом в указанных вопросах использовались возможности всего «разведывательного сообщества» соцлагеря. По оценке ЦРУ, ряды «охотников» за западными технологиями якобы насчитывали примерно 20 тысяч граждан из Восточной Европы. Задел в области НТР идеолога Квасникова был столь значительным, что, согласно данным той же спецслужбы, в восьмидесятые годы «на нужды промышленного шпионажа Восточного блока ежегодно выделялось более 2,5 млрд долларов». Причем речь шла о приобретении секретной документальной информации и оборудования только из западных конструкторских бюро.

Всю эту обширную работу — и у нас, и у коллег из соцлагеря — координировала и проводила научно-техническая разведка нашей госбезопасности на хорошо спланированном уровне. То есть — ее руководителями, их коллегами и последователями, справедливо названными «гвардейцами Квасникова». Правда, это почетное звание стало фигурировать в среде ветеранов разведки лишь в конце прошлого столетия, в частности, в среде бывших сотрудников НТР Клуба «Титан»» в Ассоциации ветеранов внешней разведки.

Какой уровень компетентности должны были иметь руководители НТР, чтобы многоаспектно работать с «гвардейцами»? Обширность и глубина их знаний позволяла ориентировать разведчиков в работе с источниками на «разведывательном поле», когда каждое задание носило индивидуальный характер не только по своей сути, но и по способу его выполнения.

Леониду Романовичу и когорте его заместителей и помощников удалось создать уникальную гвардию энтээровцев, когда каждый из них в работе с источниками становился «многостаночником», ибо работал и по вопросам атома, и по электронике, и по космосу, и по химии, и т. д.

Справка. По данным западных спецслужб, НТР якобы имела отношение к оборонной промышленности, которая насчитывала около 10 тысяч предприятий и организаций — более семи миллионов рабочих и служащих, из которых около 900 тысяч имели доступ к 20 миллионам секретных документов. И потому якобы чужие технологии НТР «искала» в компаниях США (61 %), ФРГ (10 %), Франция (8 %), Британия (7 %) и Япония (3 %).

Вероятно, были на Западе специалисты-профессионалы, которые сами оказались замешаны в промышленном шпионаже. Их мнение весьма значительно для оценки работы отечественной НТР. Так, один из руководителей французской контрразведки признавал: «Советский Союз… овладел целым рядом ключевых или потенциально ключевых элементов обороны свободного мира… Невозможно однозначно и точно оценить результаты, полученные Советским Союзом в области сбора научной, технической и технологической информации…»

А это — до 400 тысяч секретных документов! И потому, несомненно, значительный успех научно-технической разведки мог быть осуществлен при активной поддержке ее работы со стороны правительственных органов и руководящих сотрудников разведки и госбезопасности в целом.

Таким руководителем стал в послевоенные годы замечательный организатор с опытом контрразведывательной работы в осажденном Ленинграде и за рубежом Александр Михайлович Сахаровский. И все, кто работали «во времена Сахаровского», тепло отзывались о его способности руководить сложным коллективом разведчиков.

Не будет преувеличением говорить о Сахаровском и Квасникове как о высокого уровня государственных деятелях во «время великих свершений разведки». Ибо это было время участия разведки в делах с атомом, и с кибернетикой, и с космосом…

САХАРОВСКИЙ Александр Михайлович (1909–1988). Родом из Костромской губернии. Окончил вечерний комвуз при Военно-политической академии. В органах ГБ (1939–1975): в годы войны руководил контрразведывательной работой в блокадном Ленинграде — было подготовлено 40 разведывательно-диверсионных групп для заброски в тыл врага. В разведке госбезопасности (1956–1975): активизировал работу внешней контрразведки, научно-технического направления и нелегальной разведки. Организовал работу по агентурному проникновению в высшие эшелоны НАТО, информационное обеспечение правительства в кризисных ситуациях — на Ближнем Востоке (1956, 1967), Карибском (1962), чехословацком кризисе (1968). Награжден восемью орденами, почетный сотрудник госбезопасности.

Конечно, успех «первой величины» в делах НТР принадлежит «атомной разведке». Однако речь может идти только о тех операциях, которые в силу разных обстоятельств упомянуты в воспоминаниях разведчиков или попали в руки журналистов, и не всегда факт их существования подтверждается службой. Эти операции своими корнями уходят в предвоенное, военное и послевоенное время, когда НТР руководил Леонид Квасников, а затем — его единомышленники. И тем не менее…

Атомное направление. О работе на этом поприще разведки сказано, казалось бы, уже достаточно, но «тема» все время влечет к себе уникальностью ее «обслуживания» разведкой.

Первая информация «об атоме» прошла через руки будущего историографа НТР Владимира Барковского, в Лондоне в годы войны. И все же в «атомном шпионаже» есть еще один «феномен». Историограф встретился с удивительным явлением в разведке: во-первых, разведчица работала с советской разведкой сорок лет и… не «засыпалась»; во-вторых, работала по атомной проблематике в «святая святых» британского ядерного центра; в-третьих, сама призналась в контактах с Советами и… не была преследуема в своей стране!

Речь идет о Мелите Норвуд. В 1967 году она привлекла к работе с разведкой гражданского служащего, который в течение четырнадцати лет передавал в Москву информацию научно-технического характера, причем по технологиям, на которые было наложено эмбарго для Советов. И не только по атомной проблематике.

Начинала она работу с военными разведчиками в 1937 году, а с 1946 года — с разведкой госбезопасности. И все время занимала «щедрые для разведки» должности в Британской ассоциации по исследованию цветных металлов. Вот и все, но… Дело в том, что в рамках атомного проекта эта ассоциация проводила все исследования по свойствам урана и для своих нужд, и для американо-английского проекта «Манхэттен»; и еще — множество исследований для нужд авиации — скоростной и высотной, а затем для ракетостроения и космоса.

Авиакосмическое направление. Без всякого сомнения можно сказать, что удивление западных специалистов о стремительном выходе советской авиапромышленности в передовые при использовании «крылатого металла» — алюминия вполне обосновано. Победа в этом отношении ковалась, в том числе, усилиями разведчиков и их друзей-интернационалистов за рубежом — в Штатах и Британии. И если следовать логике оценки британских специалистов вклада «бабушки-агентессы» Норвуд в атомные и авиационные дела Красной России, то она по праву может быть названа не просто агентом, а разведчицей.

За годы работы Леонида Квасникова проблематика ракетной техники обогатилась еще двумя составляющими и стала в развернутом виде выглядеть как авиа-ракетно-космическая триада. И потому суть заданий по этой «триаде» отвечает усилиям разведки во «времена Квасникова» и в последующие годы.

Три десятилетия агент «Эмиль» — инженер М. Рёч в ФРГ — сотрудничал с советской разведкой. В узком кругу сотрудников штаб-квартиры его называли «асом отечественной научно-технической разведки». От него шли чертежи и документальные сведения о западных технологиях, позволявшие соцстранам экономить миллиарды на исследованиях и активно двигать вперед собственные авиакосмические программы. От него получали сведения о работе западногерманских авиаконцернов «Хейнкель», «Юнкере», «Мессершмитт-Белков-Блюм», а затем и по исследовательским спутникам и солнечному зонду «Гелиос». Среди его информации — сведения о боевых самолетах будущего, рассчитанных на ввод в строй в 90-е годы. И все — об оснащении всех видов авиатехники, стоящей на вооружении ВВС НАТО.

Может возникнуть вопрос: но ведь Германия в космос ничего не запускала? Зато мощная индустрия ФРГ имела и мощную разведку — «промышленный шпионаж». Как, собственно, все развитые страны: Франция, Италия, Израиль, Япония… И потому союзники Америки по КОКОМ жили друг с другом по понятию: «на войне — как на войне». Тому примеры — судебные тяжбы корпораций с «союзниками по запретным санкциям» против Восточного блока. Эта особенность отношений «союзников» к своему «суверену по санкциям» явилась средой для привлечения «союзных» стран к работе с советской разведкой.

Когда разведка держит руку на пульсе разведывательных заданий, то иногда достигаются трудно оценимые результаты ее полезности. Разведчик НТР интуитивно должен чувствовать новизну или пути решения конкретной разведзадачи.

Справка. Нацеленный источник вышел на компанию, обладающую технологией производства… матрасов из пористого полимера с заранее заданными размерами. А наши авиаторы-вертолетчики страдали от возгорания бензобаков при обстреле. И заполнение бензобаков пористой «резиной» из полиуретана с определенного размера ячейками сводило на нет поражение баков пулями и осколками.

Прошли годы и даже десятилетия. И автору, кроме официальной оценки, было весьма приятно, когда выступающий по телевидению генеральный конструктор наших военных вертолетов поблагодарил разведку за «пористый полимер». Он говорил: «благодаря ему были спасены в Афганской войне сотни жизней летчиков и тысячи солдат…» (2000-е годы).

А всего-то цена этой технологии обошлась разведке в 25 тысяч долларов.

(Прим, авт.: но этот же источник, выступая именно как «деловой человек» и не обладающий собственной информацией, доставил в Союз квадратный метр специального покрытия корпусов подводных лодок НАТО. Его применение нашими ВМС затруднило обнаружение кораблей подводного флота противолодочными локаторами противника.)

Справка. История с «воспоминанием о будущем». Известен случай, когда далекий от разведываемой проблемы источник инициативно обратил внимание на испытание оружия будущего. Речь идет о ценном агенте в гестапо «Брайтенбахе» — Вилли Лемане (1929–1942).

В конце 1935 года Леман присутствовал на проводимых инженером-конструктором фон Брауном испытаниях ракетной техники. Разведчик Зарубин переправил подробный отчет агента в Центр. Информация поступила на высший уровень — к Сталину, Ворошилову, Тухачевскому и в РУ ГШ РККА. Перед агентом были поставлены вопросы, требующие уточнения, и на ряд из них он сумел найти ответы. Ведь должность агента в гестапо была весьма «всепроникающей»: ответственный по всей стране за контрразведывательное обеспечение оборонной промышленности нацистской Германии.

Авиакосмическая тематика в работе НТР занимала особое место как наиболее интересующая советскую сторону и наиболее секретная область науки и техники на Западе. НТР могла проводить масштабные скрытые акции по вовлечению ряда специализированных зарубежных компаний в создание уникального оборудования. Не менее важны были операции с доставкой в Союз каких-то граммов необходимого вещества или образцов менее одного килограмма, но без которых космическая аппаратура могла превратиться в кусок обычного металла… Речь идет о конкретной помощи разведки в решении разведзадач в рамках космической программы. Это — аппаратура для военных целей, жизнеобеспечения космонавтов, имитация условий космоса на Земле. Причем география работы по странам была довольной обширной и распределялась следующим образом: Австрия, Англия, Канада, США, ФРГ, Швеция, Швейцария, Япония…

Естественно, на многих документах, связанных с выполнением таких заданий, стояли резолюции Леонида Квасникова и его главного единомышленника Владимира Барковского — более «скромные» руководителя НТР и более развернутые из-под пера его заместителя.

Через годы ветераны НТР, встречаясь в стенах Ассоциации, с удовлетворением воспринимают сравнение работы родного направления разведки с «троянским конем», который смог на многие годы подключиться к «трубе промышленного шпионажа» в ведущих в индустриальном развитии капстран. В те годы речь шла о Японии, Франции, ФРГ, Израиле…

Удовлетворены были «гвардейцы Квасникова» ставшей известной оценкой успехов советской НТР в устах шефа французской разведки Мариона: «в промышленно-индустриальном шпионаже у КГБ равных нет».

Когда речь идет о двух Героях России, то их труд на «ниве НТР» особенно уникально и ярко проявляется в 50-60-е годы, причем как «союз Квасников-Барковский». Всего семь лет в 60-е годы после идеолога НТР одним из эффективных ее руководителей (не де-юре, а де-факто!) был Владимир Барковский. Он стал достойным преемником Леонида Квасникова в использовании и совершенствовании уникальной «системы НТР», в выстраивании и внедрении в практику опыта поколения разведчиков. Того самого поколения, которое создало предпосылки к активному формированию деяний НТР в 70-80-е годы на разведывательном поле холодной войны.

В стенах краснознаменного института — «кузнице кадров разведки» — появился факультет НТР. Это было завещание идеолога НТР — уникальный факультет под началом «гвардейца Квасникова» Анатолия Якова. Этот действенный «инструмент» разведки готовил кадры для работы на тайном фронте холодной войны, в первую очередь в интересах укрепления обороноспособности Отечества. Его появление, связанное с серьезными материальными затратами, и переориентирование части специальных учебных дисциплин в интересах НТР следует рассматривать как факт признания ее заслуг — разведчиков, агентов, операций в укреплении обороноспособности и народного хозяйства страны.