1.3. Первое народное ополчение под руководством П. Ляпунова у стен Москвы

Тем временем польский король Сигизмунд III, усмотрев закат «тушинского вора», решил взять инициативу в свои руки. Под предлогом, что Русское государство заключило мир с враждебной Польше Швецией, он предпринял открытую интервенцию. В сентябре 1609 г. 12-тысячное коронное войско направилось к Смоленску. Воевода М. Шеин имел только 4 тыс. ратников, но в обороне города-крепости приняли участие и жители. Польский король, подтянувший к Смоленску еще 30 тыс. воинов, застрял здесь надолго.

М.В. Скопин-Шуйский, очищая районы Подмосковья от интервентов, усиленно готовился прийти на помощь Смоленску. В апреле 1610 г. под Москвой были проведены военные учения. По плану, намеченному Скопиным-Шуйским, русские войска должны были двигаться к осажденному городу по двум направлениям — одна часть из-под Можайска, другая — из-под Ржева. Этим самым русский военачальник выигрывал время движения, а главное — ставил противника в тупик, поскольку тому было трудно определить направление главного удара.

Принадлежавший к роду нижегородско-суздальских удельных князей, восходивших к полулегендарному Рюрику, видный военный деятель и дипломат князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский родился, по некоторым данным, в ноябре 1586 г. Михаил находился в родстве с Василием Ивановичем Шуйским — он был его племянником. Скопин рано прослыл человеком необыкновенных способностей. Успехи М.В. Скопина ошеломили его дядю — царя Василия.

В условиях назревавшей русско-польской войны, вызванной договором со шведским королем, заклятым врагом Сигизмунда III, князю Михаилу приходилось торопиться. В это время Скопин неожиданно получает царский приказ немедленно прибыть в Москву для оказания ему заслуженных почестей как победителю, освободившему страну от грозившей ей смертельной опасности. Скопина и близких ему людей приказ привел в смущение. Приехавшая в слободу мать князя, которая хорошо знала о подлинном отношении царской семьи к сыну, уговаривала его не ездить на чествование. Не менее горячим противником поездки был и Делагарди, также осведомленный о настроениях царской семьи. Но Скопин считал для себя невозможным невыполнение царского приказа, тем более что отказ от поездки расценили бы как выражение недоверия царю и открытое выступление против его власти, то есть как бунт. А этого князь не хотел.

12 марта его полки торжественно вступили в столицу. Василий приготовил М.В. Скопину-Шуйскому торжественную встречу по тщательно разработанному сценарию, рассчитанному на изоляцию того от народа. Предполагалось, что у въезда в город князя встретят бояре и уведут с собой в Кремль. Рядом со Скопиным должен был идти и Делагарди, чем как бы подчеркивались их равные права на славу. Но народ спутал все карты Василия и его братьев: людская масса в порыве благодарности высыпала за ворота, оттеснив боярскую делегацию. Люди падали перед Скопиным ниц, называли отцом и спасителем Отечества.

Подобный прием совершенно ошеломил царскую семью. Дмитрий Шуйский, который наблюдал встречу, закричал в истерике: «Вот идет мой соперник!». Этот крик услышали все окружающие, и многие задумались о возможных трагических последствиях такой реакции. Василий же плакал от радости и умиления, но все прекрасно знали цену его слезам: известны были и артистические способности царя, который мог по заказу придавать своему лицу любое выражение, а также менять в зависимости от обстоятельств настроение и лить слезы в любом количестве. Затем Василий раздал победителям богатые подарки; угощая их за царским столом, он одаривал всех офицеров золотой и серебряной посудой и выплатил наемному войску жалованье золотом, серебром и соболями.

Царь Василий, потрясенный встречей, устроенной народом его племяннику, попросил последнего перед отъездом домой зайти с ним в хоромы, где, поблагодарив Скопина за все его дела на благо страны, попрекнул князя за то, что он имеет в мыслях против нынешнего царствования. Но Скопин, отвергнув этот упрек как несправедливый, в то же время, в пылу неожиданного разговора, якобы посоветовал дяде все же отречься от престола, так как счастье не благоприятствует его правлению. В Москве между тем широко ходили слухи среди русской аристократии и иностранцев о возможности скорой замены на троне Василия Шуйского Скопиным.

Сам же Скопин занимался подготовкой к походу. Спешка с отъездом ускорила реализацию замысла врагов Скопина, среди которых самыми ярыми были дядя Дмитрий Шуйский и его жена Екатерина, дочь Малюты Скуратова, главного опричника Ивана Грозного. На пир по случаю крестин сына князя И.М. Воротынского М.В. Скопина-Шуйского пригласили в качестве крестного отца, а Екатерину Шуйскую — крестной матери. И вот во время выполнения обряда крещения кума поднесла куму чашу вина, а тот, выпив ее, почувствовал себя очень плохо. Скопина едва успели довезти до ближайшего монастыря, где у него началось сильное кровотечение носом и ртом. Дома ему стало еще хуже. Мать сразу же поняла, что ее сына отравили. Автор поэтического «Жизнеописания князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского» пишет, что княгиня горько заплакала и запричитала, что давно подозревала козни со стороны «лихих зверей лютых, дышащих ядом змеиным» и не советовала Михаилу ехать в столицу.

Слух о болезни всеми горячо любимого полководца-освободителя быстро разнесся по Москве. Пришел Яков Делагарди и привел с собой шведских докторов, из царского дворца прислали лекарей. Но все было напрасным.

У дома умирающего стали собираться толпы людей. Соратников пускали к Михаилу, и те, припадая к его ложу, говорили со слезами: «Ты не только был нам господином, ты был государем нам возлюбленным. Кто у нас полки урядит? Кому нам служить? За кем идти в бой? Ныне мы как скоты бессловесные, как овцы без пастыря».

Промучившись около двух недель, в ночь с 23 на 24 апреля 1610 г. князь Михаил скончался. Его тело установили в церкви и разрешили всем желающим проститься. Толпы москвичей запрудили все окрестные улицы. Горе поистине было всенародным. Приехал и Я. Делагарди со своими офицерами. Как иноверца, его не хотели пускать в православный храм. Но он грубо всех растолкал и с гневом заявил: «Как вы можете не разрешить мне увидеть господина моего, государя и кормильца, в последний раз?!»

По родовому обычаю Михаила должны были похоронить в усыпальнице князей суздальских. Но толпа вознегодовала — такого мужа-воина необходимо похоронить в царской усыпальнице Архангельского собора. Василий Шуйский согласился воздать царские почести племяннику, поскольку тот уже не представлял для него угрозы. Ни он, ни его брат Дмитрий не понимали, что, расправившись со всенародно любимым полководцем, они подписали и себе смертный приговор.

На 24 году жизни М.В. Скопин, находившийся в расцвете сил, пользовался большой любовью и авторитетом у служилых людей. Конечно, с ним не шел ни в какое сравнение Василий Шуйский — невзрачный подслеповатый 57-летний царь, отличавшийся не столько умом, сколько изощренной хитростью. Василий Иванович был большим охотником до наушников, действовал всегда исподтишка, отличался двойственностью как в обещаниях, так и в решениях. А черная зависть, двуличие и неблагодарность — не лучшие черты характера любого человека и уж тем более царя.

Русское войско возглавил Д.И. Шуйский. В Можайске рать численностью до 30 тыс. человек соединилась с вновь набранным отрядом Я. Делагарди — 8 тыс. человек. Передовой отряд из 6–8 тыс. человек под командованием Г. Валуева подошел к Цареву-Займищу, где укрепился.

Князь Михаил Скопин-Шуйский встречает шведского воеводу Делагарди близ Новгорода. Рисунок Н. Штейна.

Шведские наемники не захотели служить под началом царского брата и отправились к Новгороду. 24 июня (4 июля) 1610 г. Д.И. Шуйский у деревни Клушино потерпел тяжелое поражение от войск польского гетмана С. Жолкевского. Узнав о поражении царской армии, к Москве подошел Лжедмитрий II и вознамерился ее захватить. Защищать царя Василия оказалось некому. 17 (27) июля 1610 г. толпа москвичей во главе с рязанским дворянином З. Ляпуновым ворвалась в царские покои и вытолкала из них упирающегося Василия. Затем с женой он был пострижен в монахи. По соглашению с Жолкевским бывшего царя с братьями отправили в польский плен, где Василий с Дмитрием умерли. Таким бесславным оказался конец коварного и неблагодарного В.И. Шуйского. Подвиг же М. Скопина-Шуйского остался навсегда в народной памяти, сделав его национальным героем.

Польские войска гетмана С. Жолкевского, посланные из-под Смоленска навстречу русским, столкнулись с отрядом Валуева и были задержаны под Царевым-Займищем. Жолкевский, выделив до 1500 человек для блокировки отряда Валуева, с 8,5 тыс. войска двинулся навстречу основным силам русских. 24 июня 1610 г. у деревни Клушино поляки внезапно напали на лагерь русских и наемных войск Д.И. Шуйского. Московская рать успела поставить плетень и выстроить боевой порядок. Наемники укрылись за обозом. Поляки несколько раз атаковали боевые порядки русской рати, но стрельцы удержали позиции. Наемники Я. Делагарди вступили с поляками в переговоры и вышли из боя. Измена наемников решила исход боя в пользу поляков. Д.И. Шуйский и бояре, бросив войско, помчались в Москву.

Поляки одержали победу под Клушином, однако она не свидетельствовала о преимуществе их военного искусства над русским. Как и прежде, все надежды поляки возлагали на конницу, разделенную на три части: центр, правое и левое крыло. Пехота оставлялась в резерве[8]. У русских войск, наоборот, вся тяжесть боя возлагалась на пехоту, и она показала свою способность противостояния конной атаке.

Продвигаясь к Москве, поляки в середине июля заняли Можайск. К концу месяца они подошли к самой столице и расположились на Хорошевских лугах. Одновременно Сапега и самозванец, бежавший из Тушино в Калугу, начали движение на Москву и в июле заняли Коломну.

Боярская верхушка (Семибоярщина — семь московских бояр) в этот тяжелый для России час вместо организации всех сил на борьбу с врагом пошла на прямую измену русскому народу. Она низложила Василия Шуйского, заключила договор с поляками и признала царем польского королевича Владислава. Эта измена дала возможность всего лишь 3,5 тыс. поляков и 800 немецким наемникам беспрепятственно войти в Москву в ночь на 21 сентября 1610 г. Самозванец теперь стал не нужен, и он снова бежал в Калугу. Польские войска выступили против него. Верным самозванцу остался И. Заруцкий, который организовал отпор польскому воинству. Но дни Лжедмитрия II были сочтены. В декабре во время послеобеденной загородной прогулки «царя» охрана из касимовских татар убила его и отвезла в Калугу. А вскоре после смерти Богданки-Лжедмитрия М. Мнишек родила сына. Заруцкий и казаки нарекли его царевичем Иваном Дмитриевичем, а народ прозвал его «воренком». Авантюристы из Тушинского лагеря присоединились к королевским войскам.

Польские феодалы считали себя хозяевами Москвы и рассчитывали на полное покорение России. Они выслали из столицы в различные отдаленные города почти 18 тыс. стрельцов, чтобы обезопасить себя. Но русский народ не склонил голову перед захватчиками и решительно поднимался на борьбу. Грабежи, насилие и притеснения со стороны поляков вызывали все большее негодование народа и ускорили создание единого фронта. В центральных областях было сформировано первое народное ополчение под руководством рязанского воеводы П.П. Ляпунова, состоявшее из казаков и крестьян, отошедших от самозванца, и отдельных дворянских отрядов, которые вместе пошли против поляков.

Точная дата рождения П.П. Ляпунова неизвестна. Можно только предположить, что он родился в 60-е гг. XVI в., поскольку в период Смуты был уже достаточно зрелым человеком. Обладал деятельным, но вспыльчивым характером. Тем не менее его уважали за открытость в отношениях с людьми. Отец его, Петр Ляпунов, был современником Ивана Грозного и принадлежал к старинному рязанскому роду, члены которого редко появлялись при царском дворе. Но среди местного дворянства он и его дети — Григорий, Прокопий, Захар, Александр и Степан, занимали одно из первых мест и имели право возглавлять городовую дружину. Рязань была главной житницей столицы, поэтому Прокопий и его братья имели тесные связи с московским купечеством и дворянством, часто посещали столицу и поэтому имели некоторое представление, как разворачивалась борьба за царский трон после смерти Ивана Грозного.

В 1604 г. во главе рязанских отрядов Прокопий был отправлен для борьбы с войском Лжедмитрия I. После внезапной смерти царя Бориса в апреле 1605 г. вместе с другими воеводами он не захотел служить Федору Годунову и перешел на сторону самозванца. Вполне вероятно, что он поверил в его истинность и решил, что должен служить законному отпрыску царского рода, а не узурпаторам Годуновым.

В близкое окружение Лжедмитрия Ляпуновы не вошли и вернулись в Переяславль-Рязанский. Однако быстро меняющиеся в Москве события вновь заставили Прокопия взяться за оружие. В мае 1606 г. стало известно, что «царь Дмитрий» свергнут с престола. Новым царем «без воли всей земли» провозгласил себя боярин Василий Шуйский. Эта перемена на троне показалась Ляпунову незаконной. Поэтому узнав, что «Дмитрий» якобы спасся и послал войско во главе с И. Болотниковым против своего врага Шуйского, рязанский воевода вместе с рязанской дружиной решил к нему присоединиться. Поддерживая Болотникова, Ляпунов со своими единомышленниками поднял оружие против политической олигархии бояр. По указанию И. Болотникова он овладел Коломной и открыл повстанцам путь к Москве.

5 октября началась совместная осада столицы. Вместе с другими провинциальными дворянами Прокопий вошел в руководство войска болотниковцев. Лазутчики царя Василия стали настойчиво убеждать дворян покинуть восставшую чернь, которая по собственной воле затеяла кровавое междоусобие, прикрываясь именем убитого самозванца.

Агитация подействовала на умы рязанцев. 15 ноября 1606 г. под покровом ночи 500 человек во главе с П. Ляпуновым и Г. Сумбуловым покинули стан Болотникова в Коломенском и отъехали в Москву. Это существенно поколебало ряды восставших.

Отъезд Ляпунова, а с ним и «многие рязанцы дворяне и дети боярские», стал одной из причин разгрома движения Болотникова. Царь Василий это прекрасно понял и по достоинству оценил поступок рязанца, присвоив ему чин думного дворянина. С этого момента Прокопий стал заседать в Боярской думе.

Но борьба с авантюрой самозванцев не закончилась. Весной 1608 г. стало известно, что к столице движется армия Лжедмитрия II. У Пронска вместе с воеводой И. А. Хованским П.П. Ляпунов попробовал остановить «воров». Но сражение было проиграно. Прокопий был ранен в ногу и отступил к Переславлю-Рязанскому. Здесь ему пришлось срочно заняться обороной города. Враги наступали со всех сторон.

Летом 1608 г. после образования Тушинского лагеря рязанская земля вместе со столицей оказалась в блокадном кольце. Мощные городовые дружины отбивали все атаки тушинцев и не позволяли грабить свои города и села. Сбор продовольствия и фуража все еще оставался в руках рязанского воеводы. Это позволило ему неоднократно посылать продукты голодающей Москве.

Весной 1609 г. в Рязань пришло известие, что М.В. Скопин-Шуйский с большой армией двинулся из Великого Новгорода к столице, нанося поражение за поражением войскам самозванца. П.П. Ляпунов радостно приветствовал все победы молодого полководца. В его ставку в Александровскую слободу он прислал грамоту, в которой всячески превозносил боевые заслуги воеводы-освободителя и прямо называл его новым государем и царем всея Руси. Царя Василия же он всячески поносил и ругал за трусость, бездеятельность и полную никчемность.

Хотя для Скопина, имевшего сильное войско и народную любовь и уважение, путь к престолу был открыт, он возмутился грамотой Ляпунова и даже хотел наказать его гонцов. Благородный полководец был верен своей клятве, данной царю Василию.

Но в Москве стало известно о содержании грамоты рязанского воеводы. Мнительный и подозрительный В. Шуйский вместе со своим братом Дмитрием, метившим в наследники престарелого царя, затаили злобу на своего освободителя и стали ждать удобного момента для расправы. 23 апреля 1610 г. Скопин-Шуйский скоропостижно скончался после тяжелой болезни.

Но смерть Скопина сыграла злую шутку и с самим царем. Известие о внезапной и весьма подозрительной кончине молодого князя всколыхнуло всю рязанскую землю. Братья Ляпуновы сделали один вывод — полководец был отравлен по приказу злобного и мстительного царя. Всеобщая волна ненависти к Шуйскому достигла предела. Задумав свергнуть Василия, Прокопий стал договариваться с другими боярами и дворянами. Его планы нашли поддержку у князя В. В. Голицына, также метившего на престол. Сам же Ляпунов первоначально предполагал посадить на престол Лжедмитрия II и даже отправил к нему гонцов и стал ссылаться с другими городами, чтобы уговорить их присоединиться к нему. Но вскоре выяснилось, что мало кто хотел видеть на троне самозванца. Поэтому было решено выбрать нового царя общим советом.

После разгрома царских войск под Клушином 24 июня 1610 г. создалась исключительно благоприятная обстановка для свержения ненавистного В. Шуйского. К Коломенскому подошли войска Лжедмитрия II, у Можайска расположились полки польского гетмана С. Жолкевского. Защищать Москву было некому. Прокопий понял, что следует действовать решительно. Он отправил в Москву к своему брату Захарию гонца, который должен был сообщить, что настало время «ссадить с престола царя Василия».

По призыву Захария заговорщики объединились, выехали на Лобное место и стали призывать народ выступить против ненавистного «шубника». Вскоре собралась большая толпа и во главе с 3. Ляпуновым и Ф. Хомутовым направилась в Кремль. Только патриарх Гермоген пробовал защитить царя, но его насильно отвели за реку. К заговорщикам присоединились и некоторые бояре. И.М. Воротынский вошел в царский дворец и арестовал В. Шуйского с женой. Сначала их поместили на старом боярском дворе, потом его постригли в Чудовом монастыре в монахи, а впоследствии отправили в Польшу, где он и скончался.

На совете бояр — правительстве временщиков — было решено провозгласить новым царем польского королевича Владислава. Для обсуждения с королем Сигизмундом III всех условий воцарения его сына под Смоленск было отправлено посольство. В его состав был включен и брат Прокопия Захарий.

П. Ляпунов поначалу горячо поддержал этот проект и даже стал присылать продовольствие в Москву для польского гарнизона. Однако вскоре от брата он узнал о коварных планах короля насильно присоединить Русское государство к своей короне. Прокопий решил готовиться встать на защиту независимости государства, не задумываясь о том, кто сядет впоследствии на царский трон. Положение Прокопия Ляпунова в Рязанской земле давало ему необходимую силу и влияние. Во-первых, он был облечен властью воеводы, одновременно принадлежа к составу местного дворянства. Поэтому он мог найти необходимые рычаги, а главное — убедительные слова, чтобы поднять против врага местный люд. Во-вторых, он действовал в крае, который имел для Москвы первостепенное значение, обеспечивая поставки хлеба. Владея, по словам Жолкевского, большим расположением народа, сознавая свою силу и влияние, Ляпунов считал за собой право и обязанность вмешиваться в общегосударственные дела и поднимать свой голос перед членами Боярской думы, к числу которых он и сам принадлежал по чину думного дворянина.

От верных людей он узнал о том, что только патриарх Гермоген пытался сопротивляться польскому засилью. Бояре же пошли на поводу у короля, получая щедрые пожалования и чины. Поэтому Прокопий решил опереться на городовых воевод — сначала соседних, а потом и более отдаленных городов. Повсюду он стал рассылать грамоты, в которых сообщал о самоуправстве поляков, о гонениях на патриарха, о его призыве бороться за Веру и Отечество. От имени Гермогена он запрещал русским людям целовать крест Владиславу.

Боярское правительство расценило действия рязанского воеводы как открытую крамолу и направило в Переславль-Рязанский отряд казаков для наказания ослушника. В октябре 1610 г. те даже заняли Пронск и осадили главный город рязанской земли. Но Ляпунов не испугался. Он повел в бой свою дружину и попросил помощи у соседей. Д. Пожарский, воеводствовавший в Зарайске, выступил со своим войском и помог отогнать непрошеных гостей.

Инициатива Ляпунова имела широкий резонанс по всей стране. Многие воеводы изъявили желание присоединиться к его борьбе. Патриарх Гермоген благословил патриотов и попросил поскорее освободить столицу от польского плена.

Поляки видели это и принимали меры по предотвращению восстания настолько строгие, что русским запрещалось носить ножи, топоры, продавать дрова, ибо под ними в телегах могло перевозиться оружие, и появляться вечером на улице. На стенах Кремля и Китай-города были установлены пушки. Но несмотря на строгости, ополченцы пробрались в город для поддержки москвичей на случай восстания. В числе этих ратников был и князь Дмитрий Михайлович Пожарский.

Дмитрий Михайлович Пожарский происходил из древнего рода князей Стародубских, потомков великого князя владимирского Всеволода III Большое Гнездо. Во время монголо-татарского нашествия их наследственный город Стародуб подвергся разорению и сожжению. После восстановления его стали называть Клязминским, а соседнее с ним поселение — Погар или Пожар, а князей — Пожарскими. Князья Стародубские, от коих пошли ветви Пожарских, Ковровых и других знатных фамилий, отличились в Куликовской битве 1380 года, при штурме Казани в 1552 г., в Ливонской войне 1558–1583 годов, но во время опричнины попали в опалу. Род Пожарских превратился в мелких землевладельцев, и хотя его представители жили в Москве, но среди московской знати утратили свое положение.

В 12 км от села Коврово (ныне г. Ковров) в деревне Сергово (близ бывшего Погара), где находился родовой терем, в семье Михаила Федоровича и Марии (Ефросиньи) Берсеневой-Беклемишевой 1 ноября 1578 г. родился сын Дмитрий. Детство и юность провел в Москве, где Пожарские имели дом на Сретенке напротив церкви Введения (на углу Фуркасовского переулка с пересечением улицы Большая Лубянка — Сретенка в XVII в.). Молодой Дмитрий Пожарский в 1593 г. поступил на службу. Отличался честностью, прямотой в суждениях, за что впал в немилость у придворной знати. В смутные годы проявил храбрость и ратное умение в борьбе с разбойными шайками интервентов. В 1608 г. получил чин боярина, с 1610 г. воеводствовал в Зарайске.

Согласно замыслу, предстояло нанести удар по захватчикам с поля и в самой столице.

Приспешник интервентов боярин М. Салтыков советовал полякам спровоцировать выступление москвичей в целях упреждения восстания до прихода ополчения. 19 марта 1611 г. произошла схватка между немецкими наемниками из польской армии и народом, намеренно спровоцированная интервентами. Когда поляки и наемники-немцы устанавливали пушки у Водяных ворот Китай-города, один из ротмистров решил привлечь возчиков, смотревших издали за работой солдат. Но возчики понимали, против кого будет применяться артиллерия, и отказались. Наемники решили силой заставить русских помогать им. Москвичи воспротивились и оглоблями стали отбиваться от захватчиков. Воспользовавшись этим, поляки и немцы бросились избивать безоружных. Произошла настоящая резня, в которой погибло не менее 7 тыс. человек. Русские ударили в набат, собрали свои силы, построили в Белом городе баррикады и оказали упорное сопротивление. Литовец С. Маскевич свидетельствовал: «Мы (интервенты) кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим… — они преследуют нас, неся в руках столы и лавки…» На Сретенке отряд под командованием Д.М. Пожарского ударил по полякам. Ему помогали московские стрельцы и пушкари, которые пищальным огнем и легкой артиллерией буквально загнали немецких наемников и польских солдат пана А. Гонсевского в Китай-город. Другие отряды нажимали от Замоскворечья и Яузских ворот.

Ополченцы И.М. Бутурлина организовали отпор захватчикам на Кулишках и не пропустили их к Яузским воротам. Отряд И. Колтовского выбил интервентов из Замоскворечья, воздвиг баррикады возле наплавного моста через Москву-реку и обстрелял Водяные ворота Китай-города. На помощь ополченцам, проникшим в Москву, вышли тысячи москвичей. Решительность восставших в схватке с наемниками заставила последних закрыться в Китай-городе и Кремле. Положение интервентов становилось критическим. И тогда «переметчик» М. Салтыков посоветовал Гонсевскому поджечь деревянные строения Москвы. Он исходил из собственного опыта — перед бегством за стены Китай-города М. Салтыков поджег свое подворье и пожар вынудил ополченцев-москвичей отступить. Вооруженные факельщики оккупантов принялись поджигать срубы деревянных строений. Столицу объял огненный вал, чему способствовал усилившийся ветер. По словам очевидца — литовца С. Маскевича — Москва «уподобилась аду». Наемники под прикрытием пожара, по пепелищам продвигались вслед уходящим москвичам и ополченцам. Но Д.М. Пожарский в острожке у церкви Введения в храм Пресвятой Богородицы продолжал обороняться. И тогда обеспокоенный Гонсевский направил основной удар по укреплению. 20 марта последние защитники Введенского острожка сумели вывезти израненного князя в Троице-Сергиев монастырь, а затем переправить его в село Мугреево — вотчинное имение в 120 км от Нижнего Новгорода.

25 марта основные силы первого ополчения вступили в предместье столицы и остановились в окрестностях Николо-Угрешского монастыря. Их численность, по некоторым явно преувеличенным данным, достигала 100 тыс. человек. Но фактически объединенное войско насчитывало не более 20–40 тыс. ратников.

Казачьи таборы (отряды) И. Заруцкого и Д. Трубецкого да и других атаманов не отличались не только надежностью в деле постоять за Москву, но и в количественном отношении. Сам П. Ляпунов полагался исключительно на рязанцев и ополченцев-москвичей, которых он насчитывал около 6 тыс. воинов[9]. Ляпунов, надеясь на приход в ополчение новых сил из городов Замосковья (Ярославль, Кострома, Углич и др.) и Поволжья (Н. Новгород, Казань, Балахна и др.), готовился к штурму покинутой жителями столицы. Рязанский воевода также знал, что в Кремль, воспользовавшись суматохой во время пожара, прошел полк Н. Струся, вызванный на помощь интервентам из Можайска. Несмотря на то что московские ополченцы пополняли ряды войска П.П. Ляпунова, воеводе необходимо было провести более тщательную подготовку штурма мощных систем укреплений Китай-города и Кремля.

Попытка Н. Струся остановить прибывавшие отряды ополченцев была пресечена московскими стрельцами, которые окружили интервентов «гуляй-городом» — деревянными щитами с бойницами, установленными на огромных санях. При каждых санях было по 10 стрельцов, которые вели пищальный огонь по польским конникам, как «из-за каменной стены». Поляки с большим трудом, теряя воинов, вырвались из окружения.

27 марта польский гарнизон и наемники попытались разгромить ополченцев в районе Симонова монастыря, но потерпели поражение. Последняя проба сил произошла 6 апреля. Русские обрушились на врагов с такой яростью, что захватчикам пришлось, по выражению С. Маскевича, бежать «очень исправно» под прикрытием пушек, установленных на стенах Китай-города.

Карта Москвы XVII века в пределах Земляного вала.

Первое ополчение под руководством П.П. Ляпунова подтягивалось к центру столицы. Отряды рязанцев заняли Яузские ворота. Противник пытался их отбить, стремясь помешать укрепиться ополченцам на близком расстоянии от Китай-города и Кремля. Беспрерывный огонь артиллерии со стен Китай-города обрушился на рязанцев, которые устанавливали батареи. Московские ополченцы помогали ратникам рыть траншеи и устанавливали туры (плетеные корзины диаметром в 2 м и высотой около 3 м, засыпанные землей), между которыми ставились орудия. Ополченцы открыли огонь, но ядра отскакивали от могучих стен Китай-города. Тем не менее осадная артиллерия наносила урон врагу, вызывала пожары в Китай-городе и даже в Кремле. Позиция у Яузских ворот стала ключевой при осаде. Она прикрывала дороги, ведущие в Рязанский край.

Таборы Заруцкого и Трубецкого облегли Белый город в районе Покровских ворот и до Трубы на Неглинной. Ополчения владимирцев, ярославцев, костромичей и угличан заняли северную часть Белого города, контролирующую дороги, шедшие к Ростову и Ярославлю. Но западное направление — Большая Смоленская или Литовская дорога на Можайск — Смоленск, начинающаяся от Новодевичьего монастыря, который еще был в руках интервентов, оставалось открытым, и в мае 1611 г. отряд Яна Сапеги попытался воспользоваться этой возможностью и прорваться в Кремль. Однако сапежинцы получили отпор в Лужниках и около Тверских ворот. Я. Сапега отошел к Переславлю-Залесскому. К июлю 1611 г. ополченцам удалось завершить блокаду — был взят Новодевичий монастырь. Блокада оккупантов в Москве была последним и крупным успехом Первого ополчения. Но в его рядах наметилась тенденция раскола.

Еще в апреле 1611 г. по инициативе П. Ляпунова ополченцы приняли присягу: стоять против поляков и короля Сигизмунда и его сына Владислава; освободить страну от польских и литовских людей; не подчиняться Семибоярщине, а служить царю, который будет избран «всей землей». П. Ляпунов мыслил создать «Совет всей земли», в котором, однако, были представлены лишь дворяне — в нем не упоминались посадские люди. Казачьи отряды Заруцкого и Трубецкого вообще жили по своим неписаным уставам. Представителя от казаков и даже крестьян-ополченцев не упоминались в «Совете…». Тем не менее были воссозданы Разрядный, Поместный и некоторые другие приказы. В целях объединения усилий Ляпунов составил приговор от 30 июня 1611 г. Его первыми подписали Ляпунов, Заруцкий и Трубецкой (за неграмотного Заруцкого подписался Ляпунов)[10].

Приговор имел положительные и отрицательные стороны. В нем указывалось, что у бояр, получивших новые поместья (и денежное жалование) от польского короля и королевича, они должны быть изъяты и отданы разоренным, беспоместным дворянам, а нерадивых бояр, избранных в «Совет всей земли», можно было «переменить» и выбрать иных, которые будут верно исполнять свой долг. В приговоре отмечался и тот факт, что крестьяне, которых в Смутное время вывезли в свои поместья «свои же братья» (то есть дворяне и дети боярские), возвращались к прежним хозяевам; продолжались сыски крестьян, убежавших от владельцев.

Дмитрий Трубецкой, ведший свой род от Гедиминовичей (от внука Гедимина[11] Дмитрия (Корибута) Ольгердовича князя Брянского и Трубчевского — участника и героя Куликовской битвы 1380 года), боярский чин получил от «тушинского вора», считался самым родовитым из воевод ополчения. И. Заруцкий, происходивший из мещан и записавшийся в казаки, не имел родословной, но обладал боевым опытом и потому получил чин боярина от «Совета…», созданного Первым ополчением. П. Ляпунов избрал в помощники Трубецкого и Заруцкого, чем закрепил равноправие казацких таборов с остальными участниками ополчения и дворянами, входившими в него. Но триумвират руководителей был непрочен. В приговоре от 30 июня 1611 г. содержались требования, которые не пришлись по душе руководителям казачьих отрядов: не разорять города, крестьянские подворья, не чинить грабеж и душегубство, не замышлять заговоры, что каралось смертной казнью ослушников.

Заруцкий, используя слабохарактерность Трубецкого, подчинил последнего своему влиянию и начал исподтишка противодействовать столь строгим мерам наказания своевольным казакам, ушедшим из войск «тушинского вора». Но главной ошибкой П. Ляпунова было то, что он, надеясь на помощь шведского короля Карла IX против притязаний Сигизмунда III, прочил на московский престол одного из шведских принцев — Густава-Адольфа или Карла-Филиппа.

Честолюбивый И. Заруцкий настраивал казаков в пользу избрания на трон «царевича» Ивана Дмитриевича — сына М. Мнишек и Лжедмитрия I. Сам же Заруцкий сблизился с М. Мнишек и, вероятно, мнил себя ближайшим советником при «новом царе», поскольку многие родовитые бояре из русских сидели еще в Кремле вместе с осажденным польским гарнизоном. Строгости Ляпунова по наведению порядка и дисциплины в казачьих таборах, а главное — задумка возвести иностранца на московский престол вызвали негативное отношение к руководителю ополчения.

А. Гонсевский воспользовался недовольством казаков. Верный его соратник некий атаман Сидора Заварзин подкинул казакам подметную грамоту, в которой якобы Ляпунов объявлял казаков смутьянами и врагами Московского государства и приказывал их бить повсюду.

Разъяренные казаки вызвали воеводу на круг и вручили ему подметную грамоту за подписью Ляпунова. Воевода прочитал ее и промолвил: «Похоже на мою руку, но я ее не писал». Но казаки не стали слушать Ляпунова и разнесли его на саблях. Предводитель Первого ополчения был умерщвлен, ополченцы остались без вождя. Дворянин Иван Ржевский, который хотя и не симпатизировал Ляпунову за его вспыльчивый характер, но был против самосуда, также был убит вместе с воеводой. Их тела перевезли в Троице-Сергиев монастырь, предали земле. На надгробном камне высекли краткую надпись: «Прокопий Ляпунов да Иван Ржевский убиты 119 г. (1611) июля в 22 день»[12].

После гибели П.П. Ляпунова дворянская часть ополчения разошлась по домам. Под Москвой осталось около 10 тыс. воинов Д. Трубецкого, И. Заруцкого и московские ополченцы, которые не теряли надежды на возвращение в родной город. Они продолжали борьбу с интервентами.

Первое ополчение не выполнило своей задачи, но опыт его создания был использован при формировании Второго ополчения.

В это время польский король Сигизмунд продолжал осаду Смоленска.

Осажденные тревожили частыми вылазками неприятельский лагерь и даже, переправившись через Днепр, смогли захватить вражеский штандарт. Свыше 20 месяцев продолжалась борьба смолян. К концу осады в Смоленске из 40 тыс. жителей осталась лишь пятая часть, а гарнизон насчитывал 200 ратников. Каждому из них приходилось наблюдать и оборонять 3-километровый участок крепостной стены. Несмотря на огромные потери, Смоленск продержался до 4 июня 1611 г. и был занят коронным войском только в результате измены.

Один из боярских детей перебежал на сторону поляков и показал им самое слабое место в стене, где кирпич был сложен наспех и потому непрочно. 2 июня поляки направили сюда огонь своей артиллерии, сделав подкоп, взорвали его, разрушили стену и ворвались в город. Воевода Шеин был взят в плен, а жители, не желая сдаваться врагу, заперлись в Успенском соборе. Смолянин Андрей Беляницын взял свечу и поджег хранившийся в его подвалах порох. Собор взлетел на воздух вместе с защитниками и нападавшими. Так 3 июня 1611 г. закончилась героическая 20-месячная оборона Смоленска.

Великий Новгород также подвергся осаде войском Я. Делагарди. Шведский король торопил его захватить город-крепость, а новгородскую землю оторвать от Руси и превратить ее в зависимое от Швеции вассальное «государство». 8 июля 1611 г. новгородцы отбили первый штурм шведов. Воеводы В.И. Бутурлин и И. Одоевский, посланные на помощь Новгороду, не смогли между собой договориться. Бутурлин занялся подготовкой города к обороне, а Одоевский еще не терял надежды на мирный исход — договориться со шведами, которые должны были уйти из новгородских земель. Но Делагарди деятельно готовился к очередному штурму.

16 июля 1611 г. шведский предводитель приказал провести ложную атаку города с юго-восточной стороны. Новгородцы отбили ее, усилив оборону городских стен на этом участке. Делагарди же сосредоточил войско на противоположной стороне и предпринял атаку в районе Чудинцев ворот. Изменник Иван Шваль[13] по колее прополз под воротами и открыл их.

Шведская конница ворвалась в город. Началась безудержная резня защитников и жителей города. Василий Бутурлин увел свой отряд по мосту через Волхов на Торговую сторону и, отбиваясь от противника, двинулся московской дорогой на Бронницы. Но засевшие в Кремле казаки и стрельцы оказали ожесточенное сопротивление врагу. В городе также сражались до последней возможности отдельные группы казаков и стрельцов. Они отказались сдаться врагу. В неравной схватке погиб известный казачий атаман Тимофей Шаров, участник восстания Болотникова (болотниковцы не принимали в свои ряды отряды польской шляхты и по этой причине, не задумываясь, переходили на сторону патриотически настроенных ополченцев, в том числе в отряды М. Скопина-Шуйского, П. Ляпунова, Д. Пожарского и К. Минина)[14]. Упорно сражался священник Софийского собора Аммос с горожанами, затворившись в своем дворе. Он с новгородцами был сожжен шведами, которые так и не смогли их осилить. Но в итоге новгородский Кремль был все же сдан воеводой И. Одоевским. Новгородчина была на грани отторжения ее от России.

Несмотря на уход из-под Москвы основной массы Первого ополчения, вокруг столицы стояли еще ополченцы-москвичи, отряды Д. Трубецкого и И. Заруцкого. Однако ослабленное ополчение не могло осуществить плотной блокады гарнизона интервентов. Но тем не менее оно нашло силы дать бой отряду Я. Сапеги, возвратившемуся с продовольствием из подмосковных поселений. Сапежинцам удалось обойти укрепление ополченцев у Новодевичьего монастыря и соединиться с польским гарнизоном, вышедшим им на помощь. Но этот прорыв не решил проблемы со снабжением интервентов фуражом и продовольствием. Пан Гонсевский даже послал делегацию к польскому королю с предупреждением, что он будет вынужден уйти из Москвы в начале января 1612 г., если ему не окажут помощи.

В конце сентября 1611 г. на выручку гарнизону подошел к Москве гетман Я. К. Ходкевич. 25 сентября он перешел Москву-реку с юга в районе впадения в нее Яузы. Но ожесточенные схватки не дали перевеса ни одной из сторон. Несмотря на то что Ходкевичу удалось осуществить связь с польским гарнизоном в Кремле, ситуация не изменилась — ни войску гетмана, ни гарнизону облегчения это не принесло.

Собранное Ходкевичем продовольствие в районе Можайска было отбито партизанами. В войске интервентов замаячил призрак голода. И тогда Ходкевич, не смогший разбить даже ослабленные отряды ополченцев, вынужден был в июне 1612 г. отводить войско к границам Польши. Вместе с ним ушел из Кремля и пан Гонсевский. Гарнизон захватчиков, оставшийся в Китай-городе и Кремле, возглавил полковник Николай Струсь. Бесславно закончился первый приход гетмана Яна Кароля Ходкевича к Москве.

Частичный успех ополченцев под Москвой не изменил общего тяжелейшего положения Российского государства. Смоленск оставался в руках польских войск, шведы захватили Великий Новгород, в Москве сидели интервенты, ряды Первого ополчения распались. И в этот критический для государства момент с новой силой возникло народное сопротивление оккупантам. Россияне потеряли терпение, видя, как разрушаются устои государственности и экономическое состояние страны, попирается национальное достоинство, растаскивается государственная казна не только захватчиками, но и боярами-изменниками.