ПРИЛОЖЕНИЕ 16 На пути к регулярной армии

Исходя из вышеизложенного, можно сделать следующий вывод: войско или армия — это постоянные вооруженные формирования, содержимые государством прежде всего в целях защиты общества и страны от посягательств извне. Прообраз такого войска был создан в середине XVI в. в годы правления Ивана IV (правил в 1533–1584 гг.). Великий князь всея Руси с 1533 г., он в 1547 г. принял титул царя. Если великий князь был старшим среди князей, то царь становился главным над всеми князьями, что привело к зарождению института самодержавия и знаменовало переход к новому этапу в развитии Российского государства.

С целью дальнейшего усиления военной мощи государства Иван IV провел крупные по тому времени военные реформы, основным содержанием которых стало упорядочение службы дворян — поместного войска, появившегося в годы правления его предшественника Ивана III (правил с 1462 по 1505 г.). Но важнейшим документом, по сути впервые в отечественной истории страны заложившим основы постоянного войска (российской армии) в централизованном Русском государстве, стал изданный царем 1 октября 1550 г. приговор «Об испомещении в Московском и в окружающих уездах избранной тысячи служилых людей». Их набралось 1078 человек из провинциальных дворян — из Тулы, Можайска, Суздаля, Мурома и других городов. Они подчинялись только верховной власти в лице царя и не зависели от местной аристократии — бояр, возглавлявших поместное войско. В этом списке поименно приводились служилые люди (стрелецкие головы), которые составили командное ядро первого русского постоянного войска. Они приступили к исполнению своих обязанностей, когда «того же лета» (1550) в октябре последовал указ о создании шести стрелецких полков по 500 человек в каждом, входивших в Стрелецкий приказ. Таким образом, в 1550 г. из посадских людей был создан пеший отряд в 3 тыс. «стрельцов из пищалей», вооруженных огнестрельным оружием. Начался долгий процесс создания русской регулярной армии.

В составе русской армии к тому времени находились люди, вооруженные пищалями. Однако толчком к образованию постоянного «огнестрельного войска» послужил случай, происшедший с Иваном IV во время подготовки похода на Казань. Летом 1546 г., когда великий князь собирал войска в Коломне, он выехал со свитой дворян на прогулку «на прохлад потешиться». За городом его встретила толпа пищальников из Новгорода числом в 50 человек. Они начали государю «бить челом», жалуясь на тяготы военной службы.

Действительно, пищальники, набираемые из ремесленников города и села, надолго отрывались от хозяйства. Они, выходя на войну, обязаны были идти на службу со своими лошадьми, оружием, порохом, свинцом и припасами. Для населения, да еще обложенного налогом, такие тяготы оказывались зачастую не по силам.

Иван IV не стал вникать в суть жалоб и приказал отогнать челобитчиков. Пищальники оказались людьми не робкого десятка. Они «все стали на бой и начали биться в ослопы (дубинами) и из пищалей стреляли, а дворяне из луков и саблями, и бысть бой велик» с убитыми и ранеными с обеих сторон.

И будущий царь всея Руси со свитой должен был пробираться в Коломну другой дорогой. Урок не прошел даром. Стала очевидной необходимость создания огнестрельной пехоты на совершенно иных началах. И она была сформирована.

Стрелецкое войско имело многие элементы регулярного устройства: пребывание на службе как в мирное, так и в военное время, постоянное государственное содержание, периодическое проведение боевой подготовки (учения и смотры), единая по форме одежда (в XVII в. каждый полк имел свой цвет кафтана и знамя) и близкое по типу вооружение (пищаль, бердыш и сабля). Постоянная «огнестрельная пехота» становилась одной из важнейших частей государственной системы. Она, в отличие от феодальных дружин и ополчений, распускаемых «по домам» в мирное время, выражала и защищала общегосударственные интересы, постоянно находясь в готовности. Высшая верховная власть в лице царя и Думы могла распоряжаться таким войском независимо от воли крупных феодалов — удельных князей и боярской аристократии.

В XVI в. стрельцы, вооруженные огнестрельным оружием, обладали достаточно хорошей выучкой и представляли собой наиболее мощную боевую силу государства. К концу века в стрелецком войске насчитывалось свыше 20 тыс. человек.

Основным предназначением «огнестрельной пехоты» было несение службы по защите южных и восточных рубежей страны и участие в походах, целью которых являлось, главным образом, возвращение в состав государства русских земель, ранее захваченных агрессивными соседями. Ее роль и место в вооруженных силах государства постепенно возрастали. Если в Казанском походе (1552) Иван IV, имея в Москве около 10 тыс. стрельцов (из них 2 тыс. «стремянных», находившихся при царе — при его «стремени»), послал под Казань всего четыре приказа — около 2 тыс. человек, и то только для проверки их боевых качеств, то в Полоцком походе 1563 года во время Ливонской войны 1558–1583 годов участвовало уже 12 тыс. стрельцов. Но по-прежнему основной задачей стрелецкого войска была охрана юго-восточных рубежей государства. Известно, что иногда татарские наездники, узнав, что им противостоят стрелецкие отряды, возвращались в Крым.

Оформились линейные боевые порядки русской пехоты — стрельцов, которые взаимодействовали с артиллерией и конницей. Они, как правило, выстраивались в «длинный ряд» под прикрытием обоза и артиллерии (иногда естественных преград — ручей, речка). Стрельцы отличались универсальностью в бою. Помимо применения огнестрельного оружия они могли вести бой и холодным оружием. Рейнгольд Гейденштейн — секретарь полководца Стефана Батория, сообщал, что во время рукопашной схватки под Заволочьем (крепость на дороге к Пскову) в 1580 г. русские стрельцы «вооруженные бердышами, сражались с венгерскими пикинерами… и так они обратили венгерцев в бегство». Но «огневой бой» в сражении приобретал первостепенное значение. Известно, что летом 1584 г. в день коронования Федора Иоанновича, 20 тыс. стрельцов, поставленные в 8 рядов на трехкилометровой линии, выстрелили дважды в «полном порядке». Стреляли первые четыре шеренги путем вздваивания рядов. Остальные четыре находились в резерве для действия холодным оружием. В этом построении заключалась своеобразная тактика стрелецкого войска, которое умело сочетало огневой бой с ударом холодным оружием. В отличие от западноевропейских мушкетеров, ограждавших себя пикинерами, стрельцы после выстрелов решительно вступали в рукопашную схватку, прибегая к бердышу и сабле. Эти факты имеют большое значение для определения возникновения и становления линейного строя и тактики ведения боя в России.

Военные реформы Ивана IV доказали свою жизненность в «смутные годы» начала XVII в., когда на их основе было начато восстановление военной организации Русского государства: в военном управлении — приказы; в армии воссоздавались стрелецкие полки, отряды поместной конницы и «наряд» — артиллерия.

В 30-40-х гг. XVII в. русское правительство провело ряд реформ, цель которых состояла в увеличении численности, улучшении организации и повышении качества подготовки «служилых людей». Формировались полки «нового строя»: солдатские (пехота), рейтарские и драгунские (конница).

Важно подчеркнуть, что переход к набору солдатских полков во второй половине XVII в. проходил по принципу комплектования стрелецких: в основном из охочих и вольных людей. И только острая необходимость в пополнении вынуждала правительство привлекать к воинской службе даточных людей — крестьян и посадского населения. Был сделан первый шаг к всесословному призыву населения в войска. Солдатские полки «нового строя» приписывались к Стрелецкому приказу, за исключением иностранных солдат, пришедших на российскую службу, — они поступали в ведение Иноземского (иноземного) приказа.

В военное время все ратники полков «нового строя» получали жалованье, одежду и вооружение. Они оставались на содержании государства и после окончания военных действий, если не распускались по домам. Вместе с тем финансово-экономические трудности государства еще не позволяли содержать многочисленное войско в мирное время. И все же в 1642 г. из лучших отобранных (выборных) стрельцов в Москве сформировали два солдатских полка: Бутырский и Московский. Они были расквартированы в солдатских слободах, но в отличие от стрельцов, проходили ежедневное военное обучение и находились на казарменном положении и полном государственном обеспечении. Однако принцип их комплектования был прежний — из вольных и охочих людей. Эти два полка и стрелецкие полки оставались наиболее боеспособной частью войска до конца XVII в., о чем свидетельствовал сподвижник Петра I генерал Патрик Гордон.

Во второй половине XVII в. был сделан следующий шаг по направлению к строительству регулярной армии. Появились, хотя и в малом количестве, солдатские полки, отвечавшие многим требованиям регулярства. Закончился второй этап строительства регулярной армии.

Несмотря на крупные изменения в организации вооруженных сил, происходившие в XVII в., русское войско не сложилось в качестве армии, обладавшей всеми признаками регулярности. Самым большим изъяном оказалось то, что, не имея возможности финансировать содержание постоянных войсковых контингентов, состоящих из полков «нового строя», их приходилось после окончания боевых действий распускать по домам. Когда же в случае необходимости полки «нового строя» вновь набирались, в них приходили даточные люди, не знакомые с военным делом. Такой способ комплектования не позволял создавать обученные резервы, без которых не могло существовать регулярное и боеспособное войско. Вооруженные силы России в XVII в. в своем развитии прошли длинный и трудный путь, но нового и резкого качественного скачка не произошло. Тем не менее поступательное движение реформ предыдущих столетий — от постоянного стрелецкого войска в XVI в. к созданию полков «нового строя» в XVII столетии — значительно облегчило работу Петру I по реорганизации армии. Своего же полного развития и становления регулярные войска достигли в период утверждения абсолютной монархии — в эпоху Петра Великого.

Российская армия при Петре не сразу получила законченную организацию. Петр I на протяжении всей своей деятельности внимательно изучал военное дело. Бывая за границей, он использовал каждый случай, чтобы углубить и расширить познания в военном деле. Ознакомление с состоянием западноевропейских армий, их стратегией и тактикой, системой обучения и воспитания, организационными основами помогло царю критически осмыслить опыт в строительстве зарубежных армий. При его сравнении Петр I увидел, что не все применяемое в старомосковских войсках нуждается в коренной ломке. Великой заслугой Петра I было то, что он не стал на путь слепого подражания. Он использовал многовековой военный опыт, накопленный в строительстве отечественных вооруженных сил.

При исследовании военных преобразований Петра I отечественные историки отмечали, что военное дело в Петровскую эпоху продолжало развиваться на самобытной национальной почве. Еще задолго до Петра I вооруженные силы России начали видоизменяться в своем составе. Петр I опирался на опыт прошлого. Уже организация стрелецкого войска давала возможность дальнейшего совершенствования структуры и состава армии. «В этом случае, — писал А.З. Мышлаевский, — многое кажущееся позаимствованным с Запада является в действительности старорусской иноземческой номенклатурою». Стрелецкие полки в конце XVI и в XVII в. были тысячного состава, также как и полки «нового строя», и, в свою очередь, подразделялись на сотни — роты (100–150 человек) и десятки — капральства (10–15 человек). В полках «нового строя» уже в XVII в. вводились новые чины — полковник, капитан (в кавалерии — ротмистр) и другие, а для высшего командования генеральские чины. Таким образом, создавалась вертикаль строгого соподчинения в войсках.

Следует отметить и боевые качества стрелецкого войска. Еще в начале XVII в. стрельцы, в отличие от дворянской конницы, проявили стойкость в борьбе с интервентами в сражении под Добрыничами в 1605 г. и при обороне Москвы в 1608–1610 гг. Интервенты, обманом вошедшие в столицу в 1610 г., выслали из нее 18 тыс. стрельцов, как они признались, «для собственной безопасности».

Стрелецкие полки оставались наиболее боеспособной частью войска до конца XVII в. По условиям службы их, как постоянное войско, можно с большим правом назвать регулярными частями, нежели полки солдат, распускаемые после окончания военных действий по домам. К тому же стрельцы не стояли в стороне от новых веяний в военном деле и не предназначались только для «внутренней охраны государства».

Боеспособность стрельцов высоко оценивалась современниками, которые считали, что главная сила русской армии заключается в пехоте. Действительно, стрелецкая пехота широко использовалась правительством в многочисленных войнах второй половины XVII в. и проявила высокие боевые качества как в дальних походах, так и при обороне пограничных крепостей. Стрелецкие формирования с другими разрядами русского войска сражались против турок и татар. После взятия Азова в 1696 г. Петр I по старинному обычаю наградил городовых стрельцов памятными золочеными монетами.

Восстание московских стрельцов в 1698 г. явилось следствием ухудшения их быта, а не продолжением борьбы за «свои старые привилегии», как это иногда объясняется в отечественной историографии. Практиковались поборы с рядовых стрельцов, к 1698 г. уменьшилось жалованье, которое зачастую не выплачивалось. Боярская знать, в том числе и высшее командование стрелецким войском в лице князя И. А. Хованского, использовала недовольство стрельцов в своих интересах, которые, однако, не совпадали с жизненными запросами основной части стрелецкого войска. По этой причине Петр I, хотя и жестоко подавил стрелецкое восстание, но распустил лишь московских стрельцов. Однако спустя некоторое время он издал указы об их наборе в стрелецкие войска — с одним условием: набирать не старослужащих, а молодых московских стрельцов, не причастных к бунту[142].

Царь Петр, несмотря на свою неприязнь к стрельцам, наиболее подготовленных из них включил в состав регулярной армии.

В целом стрелецкие полки просуществовали до конца первой четверти XVIII в. (до 1727–1728 гг.) в основном в качестве гарнизонных войск — то есть городовых стрельцов. Но время стрелецкого войска уже прошло, как, впрочем, и полков «нового строя».

Петр I многое воспринял из военного дела XVII в. Он продолжил путь строительства армии, определенный царями Михаилом Федоровичем (дедом) и Алексеем Михайловичем (отцом). Батюшку он даже отметил в Воинском уставе 1716 года, который ему «путь указал». Петр, так же как и его предки, уже в юном возрасте задумал создать «потешные войска» — солдатские полки Преображенский и Семеновский, которые образовал из своих сверстников.

По древнему обычаю, существовавшему еще при княжеских дворах, будущие правители обучались воинскому делу в окружении детей бояр — приближенных князя. Так и при царе Федоре Алексеевиче в 1679 г. в Кремле был устроен потешный двор — площадка с шатром, рогатками с установленными за ними деревянными пушками. На этой площадке и предавался воинским играм малолетний Петр в окружении 20–30 однолеток. В детских забавах проявился ранний интерес будущего царя к военному делу, что было замечено придворными чинами.

После кончины царя Федора Алексеевича в десятилетнем возрасте Петр Алексеевич 27 апреля 1682 г. взошел на престол.

Но бурные события последующих дней изменили порядок престолонаследия.

Сторонники царевны Софьи и верхушка стрелецкого войска — князь И. А. Хованский и другие, потребовали возвести на престол обоих братьев — Ивана и Петра. 23 мая 1682 г. на совете бояр, патриарха и выборных от московских слобод было решено признать «старшим» царем Ивана Алексеевича, а младшим — Петра. Мотивировка такого решения была весьма примечательна: два единокровных брата будут более полезны для управления государством, ибо в случае нападения неприятеля на Российское государство «всюду готовая будет оборона», поскольку один царь пойдет на противника, а другой останется управлять государством[143]. 25 мая к дворцу вновь прибыли выборные от стрелецких и солдатских полков и снова потребовали, чтобы Иван был первым царем, а Петр — вторым. Ему передавались права предводителя всего русского войска[144].

Царевна Софья, ставшая регентшей при малолетних братьях, сама того не ведая, в будущем лишалась надежды стать царицей. Конечно, Ивану отводилась роль номинального правителя, но Петр с его природной склонностью к воинским делам приобретал свободу в осуществлении своих желаний создать сильную армию. И как показали дальнейшие события, энергичный царь полностью использовал предоставленные ему возможности.

«Потешные» Петра постепенно приобретали воинский опыт, совершенствовалась их организационная структура. В 1686 г. потешный полк состоял из сотен пешего и конного строя 14-летних отроков при 11 медных пушках и знамени. Пехотная сотня имела на вооружении фузеи, а конная — карабины и сабли. «Потешные» были одеты в темно-синие кафтаны — цветовая гамма будущего Семеновского полка. К 1689 г. численность полка возросла до 250 человек.

Квартировались «потешные» в селах Преображенском и Семеновском. Они, разделенные речушкой Хапиловкой, тем не менее составляли единую боевую единицу. Официальное разделение на Преображенский и Семеновский полки произошло в 1692 г. К этому времени «потешные» Петра уже прошли солидное военное обучение под личным руководством царя и генерала Патрика Гордона. Они представляли собой серьезную боевую единицу, сыгравшую решающую роль в отстранении регентши Софьи от управления государством в 1689 г. Семнадцатилетний Петр поручил своей матушке — царице Наталье Кирилловне вести государственные дела, а сам энергично занялся дальнейшим устройством и обучением своего войска.

Особенную популярность приобрели двухсторонние маневры во время проведения учебных походов с участием всех родов войск. Схватки сторон были максимально приближены к боевым условиям. С травмами не считались. В период столкновений не обходилось и без несчастных случаев — были раненые и даже убитые. Так, в июне 1691 г. во время первого семеновского похода Петр получил серьезную травму от разрыва глиняного горшка, начиненного горючим веществом. Бывшие при нем П. Гордон и другие отделались легкими ранениями.

Самым крупным среди «потешных походов» был Кожуховский. Он был организован и проведен Петром Алексеевичем 27 сентября — 17 октября 1694 г. К нему привлекались пехота, конница и артиллерия.

Цель маневров заключалась в том, чтобы обучить войска действиям при осаде и штурме крепостей, форсировании водных преград, а также проверить их полевую выучку. Численность войск, принявших участие в маневрах, достигала 40 тыс. человек. Все войска были разделены на две армии. В одну из них входили Преображенский и Семеновский полки, Бутырский и Лефортовский (Московский) солдатские и некоторые другие. Армию условного противника составляли исключительно стрелецкие полки. В ходе маневров войска штурмовали специально для этого построенную крепость — «фортецию», по понтонному («живому») мосту форсировали Москву-реку. На завершающем этапе «баталия была дана в поле». Обе стороны использовали холостые заряды и «фальшивые бомбы». Действия войск во время «штурма» были настолько ожесточенными, что «с обеих сторон убито с 24 персоны пыжами» и «ранены с пятьдесят». Кожуховские маневры вновь подтвердили высокие боевые качества новых полков по сравнению со старомосковским войском. С другой стороны, маневры сыграли важную роль в деле подготовки к военным действиям против Турции под Азовом, с которой Россия тогда находилась в состоянии войны. Надо сказать, что сама идея крупных маневров, сочетавших не только строевую, но и полевую выучку войск, принадлежала лично Петру. «Едва который монарх в Европе может учинить лутче того»[145], — отмечал по этому поводу современник, князь Ф.А. Куракин.

Действительно, в истории военного искусства это было совершенно новым явлением. В Западной Европе первые двусторонние маневры были проведены во французской армии в 1778 г. В то же время Кожуховские маневры были одним из шагов на пути к военной реформе. В «потешных» походах была впервые предпринята попытка обучить войска навыкам новой линейной тактики. Пока еще это обучение совершалось под руководством иноземных офицеров, долгое время находившихся на службе в России, которые «все установляли и рассказывали, как оные экзерциции отправлять для того, что из русских никого знающих не было». Правда, их боевой навык был ограничен опытом тридцатилетней войны и они могли передать русским лишь то, что было введено в военное искусство Густавом-Адольфом в то время, как в лучших армиях Западной Европы под влиянием внедрения в войска кремневых ружей и штыка складывались новые строевые и тактические приемы.

В двух Азовских походах 1695 и 1696 годов окончательно выяснилось преимущество подготовленных к боевым действиям новоприбранных петровских и солдатских полков, созданных в 1642 г. Но самый главный вывод из походов сделал Петр I — России необходим военно-морской флот. Одной из причин неудачи Азовского похода 1695 г. явилось его отсутствие. Азовский гарнизон получал все необходимое с акватории Черного моря, а русские не могли заблокировать крепость с моря.

Второй поход 1696 года проходил при помощи построенных в Воронеже морских кораблей, и он увенчался успехом — совместными усилиями армии и флота 19 июля турецкая крепость была взята. Петр I, учтя этот факт, поставил перед Боярской думой задачу — строить военно-морской флот. Дума 20 октября 1696 г. приняла историческое решение и приговорила: «Морским судам быть…»

Впоследствии при разработке Морского устава в 1720 г. Петр I четко сформулировал в предисловии необходимость военно-морского флота: «И понеже сие дело (мореплавание) необходимое нужное есть государству (по оной пословице: всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет. А который флот имеет, обе руки имеет…)»[146]

В начале Северной войны 1700–1721 годов в походе на Нарву осенью 1700 г. в составе русского войска шли Преображенский и Семеновские полки, получившие наименование гвардейских. 22 августа 1700 г. впервые в «Журнале… Петра Великого» они были упомянуты как гвардейские[147] и оправдали это почетное звание в Нарвском сражении.

Поражение под Нарвой еще раз со всей очевидностью показало, что армию необходимо реформировать: перевооружить, обучить и коренным образом изменить способ комплектования.

Накануне начала военных действий Петр I в указе от 8 ноября 1699 г. призывал вольных и охочих людей в армию. Их набралось всего 246 человек. Пришлось обратиться к старому способу комплектования. Декабрьскими указами 1699 годов предписывалось явиться на службу даточным людям, как это практиковалось в XVII столетии. Их набралось 32 тысячи. Из них сформировали три дивизии из девяти полков каждая. Вновь набранных спешно обучали, и, естественно, опытными бойцами они не успели стать. Это подтвердилось в проигранном русскими сражении под Нарвой. Как отметил сам Петр: «Словом сказать, все то дело, яко младенческое играние было, а искусства ниже вида». И царь решительно, энергично приступил к реформированию армии.

При Петре I коренной реформе подверглась система комплектования. Он удачно разрешил вопрос о воинской повинности «на столь широких и верных началах, как ни в одном из западных государств», — писал А. К. Пузыревский.

Таким образом, в первой четверти XVIII в. завершился этап строительства регулярной армии. Но армия, как государственный орган, и в дальнейшем продолжала развиваться и совершенствоваться.

Воинская служба при Петре I для дворянства становится повинностью, а не службой за землю, как это было раньше. Состав рядовых формировался из «рекрутов» (так стали называть призываемых на службы с 20 февраля 1705 г.). Российская армия комплектовалась по принципу общеобязательной воинской повинности, широкое применение которого на Западе имело место лишь в конце XVIII столетия. Петр I отказался от наемничества и создал большую по численности армию, принципиально отличную от наемных западных армий.

Петр высоко поднял звание солдата: «Солдат есть имя общее, знаменитое, солдатом называется первейший генерал и последний мушкетер (рядовой)». Солдат стал «государственным» человеком, исполняющим свой долг перед Отечеством.

Таким образом, учреждение 1 октября 1550 г. командного корпуса и формирование стрелецкого войска положили начало строительству постоянного войска, и современные вооруженные силы России являются законными правопреемниками славного прошлого войска Московского государства, армии Российской империи, Вооруженных сил Советского Союза и Вооруженных сил Российской Федерации.

Русская разведка в допетровское время (IX–XVII вв.)

Повествуя о ратных делах многих поколений русских людей, необходимо выделить и такой важный аспект в деятельности русских полководцев и военачальников, как организация войсковой и агентурной разведки. Вся история военного противоборства с древнейших времен была тесно связана с этим важнейшим видом обеспечения боевых действий войск. Формы и методы ее работы постоянно видоизменялись и совершенствовались. Однако цели оставались прежними — добыть достоверную и полную информацию о военной силе противника, его планах, своевременно предупредить свою сторону о возможности внезапного нападения.

В походах русские военачальники и полководцы считали грубейшей ошибкой вести рать без предварительного обследования дорог и водных преград, без выдвижения дозорных разъездов впереди войска. Так, небрежно проведенная разведка при походе Игоря Святославича в 1185 г. в половецкие степи привела к печальным результатам, а ее отсутствие при походе в 1377 г. на реку Пьяна против монголо-татар закончилось разгромом русской рати. Однако к чести русских военачальников, такие случаи являлись не правилом, а исключением. Обычно русская войсковая разведка блестяще выполняла возложенные на нее задачи.

Известно, что при походе Владимира Мономаха в 1103 г. во владения половцев русский разведывательный полк сумел окружить и ликвидировать передовой половецкий отряд, лишив тем самым противника необходимых сведений о русской рати.

Этот успех русской разведки по тому времени был недоступен для западноевропейских войск, которые оказались неспособными вести успешную борьбу с кочевниками, обладавшими феноменальной подвижностью. И в дальнейшем, в XIV–XVII вв., в русском войске наличие разведывательного отряда (сторожа, ертоул) являлось обязательным. Кроме этого выделялись еще и разведчики путей следования. В военном «Уставе ратных, пушечных и других дел…» XVII в. указывалось: «А коли доведется с стану подыматся и ему (окольничему — ответственному за походный порядок) на перед посылати по дороге добрых конных вестовщиков дозираши всех местов и стежек, которые в той земле ведущи (проложены) были…»

Одной из форм военной разведки была разведка боем, требовавшая от ратников в ее проведении мужества и стойкости. С высокой степенью мастерства использовал разведку боем Александр Невский перед Ледовым побоищем 5 апреля 1242 г. Накануне сражения русская «сторожа» смело вступила в бой с превосходящими силами немецких рыцарей, сумела определить направление движения их основного войска. И столетия спустя в январе 1558 г. русская рать также дерзко провела глубокий разведывательный рейд в порубежье Ливонии, выяснив состояние военного потенциала немецкого ордена. Но не только разведка боем служила проявлением особого мужества. Еще большая готовность к самопожертвованию требовалась от разведчика, изъявившего добровольное пожелание оказаться в стане противника с целью его дезинформации.

Летом 1591 г. полчища крымского хана Казы-Гирея приближались к пределам Руси. Воевода Борис Федорович Годунов, командовавший при царе Федоре Ивановиче русским войском, стянул все находившиеся на Оке отряды к Москве. Передовые укрепления находились в окрестностях села Коломенское, а основной лагерь войска — близ Свято-Данилова монастыря. 3 июля передовые отряды татар вступили в соприкосновение с русским. Происходили быстротечные стычки всадников, и «случайно» несколько русских конников «оказались» в плену. На следующий день основные силы татар атаковали русские укрепления, но были отбиты с большим уроном. Борис Годунов повелел своему войску остаться в лагере, а с наступлением ночи в русском стане слышалась оглушительная стрельба и запылали костры. Обеспокоенный хан приказал привести к нему пленников и спросил их о причинах ночной пальбы. Русские, несмотря на угрозы пытками, все дружно стали утверждать, что этой ночью в Москву пришла ожидаемая помощь в большом числе воинов из Новгорода и Пскова. И татары поверили. Они, опасаясь нападения превосходящих сил, спешно сняли осаду и к утру 5 июля ушли из-под стен Москвы. Конные отряды русских преследовали противника до Тулы. Свыше тысячи татарских наездников с мурзами были взяты в плен. Хан в панике домчался в Бахчисарай на простой телеге. Можно только сожалеть о том, что летописи не зафиксировали имена тех героев, которые, не боясь смерти, внесли весомый вклад в победу русского войска.

Наиболее трудной задачей являлось ведение агентурной разведки. Для русских княжеств, окруженных почти со всех сторон агрессивными соседями, она была не просто атрибутом ратного дела, а одним из важнейших факторов национального самосохранения и выживания. И это объяснялось не только тем, что внезапное нападение противника сопровождалось разорением и угоном в плен русских людей, но и необходимостью защиты элементарных прав внешней торговли, которая является важным стимулом развития экономики страны. А для проведения политики отстаивания национальных интересов требовалось точное знание намерений правителей сопредельных государств, их экономики и состояния вооруженных сил.

Именно в ответ на нарушение торговых договоров со стороны Византии проводились стремительные походы русских воинов на Константинополь. В 860 и 907 гг. столица империи подвергалась внезапным нападениям. И выбор момента осады каждый раз был удачным. Константинополь оказывался беззащитным, поскольку в это время главные силы Византии были заняты ведением военных действий вдали от стен города — в пределах Малой Азии. Все это свидетельствовало о хорошо продуманном и тщательно подготовленном через агентурную разведку военном предприятии. Как правило, русские военачальники и воеводы получали сведения от торговых купцов, бывавших в разных странах. Но наиболее ценные сведения князья имели от переводчиков и проводников, как их называли в то время — «толковинов». Они-то и были самыми осведомленными информаторами, а в походах — проводниками.

Образцовым использованием сведений агентурной и войсковой разведки может служить Куликовская битва 1380 года.

После того как обострились отношения Московского княжества с Золотой Ордой, обе стороны стали готовиться к решающему столкновению. В этих приготовлениях разведка сыграла весьма важную роль. С целью получения нужных сведений о противнике князь Дмитрий Иванович послал в ставку Мамая с дипломатической миссией боярина Захария Тютчева. Посол оказался не только дипломатом, но и толковым разведчиком. По пути он узнал о переговорах Мамая с правителями Литвы и Рязани. Кроме того, он выведал, что владетель Золотой Орды начал собирать войска в порубежных степях с Московским княжеством. Тютчев срочно отослал «скоровестника» с этими сведениями в Москву. Дмитрий Иванович, не мешкая, отправил «крепкую сторожу» в районы сосредоточения войск противника. Вслед за первой сторожей была послана еще одна. Вскоре обе сторожи встретились, причем первая разведка везла с собой пленного из татарского войска, который, по доставке его к князю, подтвердил сведения Захария Тютчева.

С этого момента Дмитрий Иванович полностью контролировал ситуацию. Проведя быстрый сбор войска, русский полководец двинулся навстречу основному врагу. Впереди русской рати постоянно действовали отряды разведки. Они не только следили за продвижением полчищ Мамая, но и лишили сведений его союзника литовского князя Ягайло. Имея полную осведомленность о местонахождении противников, московский князь сделал правильный выбор и нанес сокрушительное поражение золотоордынцам до подхода войск Ягайло. Таким образом, широкое использование агентурной и войсковой разведки сыграло немаловажную роль в решении стратегических и тактических задач русского полководца.

В дальнейшем, по мере укрепления Русского централизованного государства, все шире и активнее развертывалась разведывательная деятельность московского правительства. С этой целью широко использовались посольские миссии. К послам предъявлялись высокие требования. В 1493 г. Иван III, разрешая новгородскому наместнику отправить посла в Литву для переговоров о мире, предупреждал: «А послал бы еси человека такова, который бы умел тамошнее дело видети, а здесь приехав, сказати».

С образованием Разрядного (1535) и Посольского (1549) приказов сбор информации упорядочился. Каждому отправляемому за границу дипломатическому или торговому посольству стали даваться конкретные разведывательные задания. Послу предписывалось: «все слушати, а самому не спрашивати, чтобы не было, что ты лазучишь. Спроси маленько у человека, который с тобой говорит правдиво, а прямо — не пытай, да больше у него слушай» и «отвечать только на то, что не тайно, а на расспросы тайные отвечать, что не ведаешь».

Разрядный и Посольский приказы, ведавшие приемом иностранных представителей и направлением русских послов за рубеж, а также назначением воевод и распределением военной силы, использовались в интересах и «тайных дел». Так, в конце лета 1645 г. по случаю вступления на престол царя Алексея Михайловича было решено направить гонца в Англию — дворянина Г.С. Дохтурова. В «Наказной памяти», в частности, говорилось: «А будучи Герасиму в Аглицкой земле проведывать всяких вестей».

В XVII в. агентурная разведка получила свое дальнейшее развитие. Посол получал два выработанных в Посольском приказе вопросника: первый из них ставил задачу освещения политического положения страны; второй — состояния ее экономики и вооруженных сил. Весь собираемый посольством материал заносился в статейный список, который по возвращении на родину немедленно сдавался в Посольский приказ для изучения. С 30-х гг. XVII в. с целью получения информации стали прочитывать и переводить иностранные газеты и журналы. Конечно, подобные сведения были еще весьма отрывочны и несовершенны, а иногда черпались из случайных и недостоверных источников. Посольский приказ еще не располагал специальными денежными средствами для ведения зарубежной разведки. Посылка за границу тайных агентов практиковалась в редких случаях, что затрудняло получение более точных и перепроверку уже имевшихся сведений. В то же время военно-политическая разведка европейских государств против Москвы носила весьма активный характер.

В первую очередь иностранной разведкой собиралась и уточнялась информация о крепостях, состоянии стратегических дорог и пограничных районов. В XV и XVI столетиях особая активность проявлялась со стороны Тевтонского ордена и германских княжеств, а позднее к ним подключились Швеция, Франция и Англия. Однако, в свою очередь, Россия предпринимала энергичные меры по защите государственных интересов. Редко кому из тех, кто переходил в том или ином месте рубеж Русского государства, удавалось избежать опроса местными пограничными воеводами. Так, понимая, какой огромный ущерб наносит иноземная разведка обороноспособности страны, русское правительство ввело строгий режим пребывания иностранных посольств в Москве. И не напрасно. В их составе, как правило, находились опытные разведчики. Поэтому один из иностранцев, живших в Москве в 1670–1673 гг., Яков Рейтенфельс не без оснований писал, что «большинство из побывавших в России привозят с собою поверхностные сведения и общераспространенные басни об этом государстве, так как в тайны московские им не удается проникнуть…» В целом русское правительство сумело наладить довольно эффективную контрразведывательную работу. Многие иностранцы, посетившие Россию, в своих записках отмечали, что московиты с недоверием относились ко всем иноземцам. И в этом нет ничего удивительного, поскольку гостеприимство — это общеизвестная черта характера русского народа, а обезвреживание враждебных действий иностранной разведки и сохранение государственной тайны служилыми людьми являлось совершенно иной задачей.

Известно, что в 1428 г. под личиной шута при дворе князя Василия Темного скрывался агент литовского князя Витовта по имени Курка. В качестве секретного агента английского правительства действовал авантюрист Бомелий. Под видом специалиста медицины и астрологии он сумел проникнуть в близкое окружение царя Ивана IV. Поэтому русские правители уделяли значительное внимание проявлению бдительности. При Иване IV был установлен порядок, по которому по прибытии на подворье (местонахождение в столице иностранных представителей) послов одних не оставляли, к ним приставляли приставов. И этот принцип строго соблюдался служилыми людьми, которые принимали иностранные посольства. В Посольском приказе издавали инструкции (наказы) о порядке общения с иностранными дипломатами. В них говорилось: «к послам приезжати по вся дни и быти им к послам ласковым и приветливым и береженье к ним держать великое, чтоб им, послам, и их посольским людям от русских людей и ни от кого бесчестья никакого не было и во всем бы им было честно». Но в то же время приставы обязаны были: «и того беречи накрепко, чтоб к послам и к их посольским людям иноземцы и русские люди никто не приходили, и ни о чем с ними не разговаривали, и вестей никаких им не рассказывали и письма никакого к ним не подносили».

Подобные предосторожности были нелишними, поскольку иностранные державы стремились не только поставить под свой контроль экономическое состояние России, но даже пытались прибрать к своим рукам целые регионы государства. Так, в трудный 1612 год английское правительство получило записку от резидента в России Джона Мерика, составленную капитаном Чемберленом. В ней предлагалось установить протекторат Англии над русским Севером и даже Поволжьем. Автор полагал, что при его осуществлении «Великобритания может стать складом восточных товаров, откуда они могут быть рассеяны по Франции, Германии, Нидерландам, Дании к великому использованию нашего флота и к значительному увеличению количества как привозных, так и вывозных пошлин»[148].

Разведку иностранных государств интересовали сведения не только о русском Севере, но и Сибири. Зарубежные разведчики стремились добыть информацию о сибирских землях и карты этого региона, поскольку она давала возможность судить об экономической мощи и военном потенциале государства. Их интересовал северный морской путь.

Еще в годы правления Ивана IV, в 1553 г., в устье Северной Двины через Белое море прошло судно англичанина Р. Чеслера. Завязались торговые отношения с Англией, и была организована Московская торговая компания англичан, получившая льготы (беспошлинная торговля) от русского правительства. Лондонские купцы основали пристань на острове Агры в устье Двины. Затем в Колу прибыли и голландские суда. Голландцы проявили особый интерес не только к поискам морского пути, но и к экономическому состоянию Сибири. Желание получить такую информацию проявил голландец О. Брюнель, который в 1554 г. в Холмогорах был арестован как шпион. Выйдя из тюрьмы, голландец втерся в доверие к купцам Строгановым и участвовал в поездках по Сибири. Побывав на Оби, он вернулся в Голландию, а в 1584 г. возглавил экспедицию, которая, однако, смогла дойти лишь до Югорского Шара (пролив между островом Вайгач и Югорским полуостровом). Настойчивый голландец узнал морской путь, но ему не хватило высокого искусства русского полярного кораблестроения[149]. Но русские мореходы не давали сведений и свели на нет все его попытки узнать Северный морской путь к сибирским рекам.

Неоднократно пытались воспользоваться Северным морским путем известные мореплаватели Г. Гудзон (1608), В. Гордон (1611), Ян ванн Горн (1612) и др.

В конце XVI в. англичане просили разрешения русского правительства торговать в бассейнах северных рек, в том числе и на Енисее. Они намеревались использовать известный морской путь из Архангельска в «златокипящую» Мангазею на реке Таз, впадающую в Обь, которая в 1600–1601 гг. была превращена в крепость. Но русская агентурная разведка раскрыла истинные намерения иностранцев. Русское правительство, основываясь на донесениях разведки, справедливо опасаясь, что «есть возможность… немцам (иностранцам) пройти в Мангазею из своих земель, минуя Архангельский город… которые многим людям сибирских городов могут учинить разбой», запретило в 1620 г. всем подданным пользоваться «морской дорогой»[150]. Освоение Сибири шло из центра России сухопутными и речными путями, которые были подконтрольны местным воеводам. Помимо всего русское правительство ужесточило правила торговли с зарубежными государствами в пользу русских купцов, что, естественно, вызвало новую волну недовольства со стороны таких государств, как Англия.

Но не только Англия, но и Швеция стремились подорвать экономическое и военное могущество возрождающейся Рос-сии после разрушительных событий Смутного времени. Особенную активность проявляли шведские резиденты в Москве Карл Поммеренинг и его преемник Иоган де Родес. Они постоянно информировали шведское правительство о состоянии вооруженных сил России (1646–1647), о готовящейся помощи с ее стороны национально-освободительному движению на Украине (1648–1654). Вместе с тем шведские резиденты упорно стремились найти союзников, которые были бы заинтересованы в подрыве экономики Русского государства. Но русское правительство, защищая самостоятельность и независимость своей страны, упорядочило правила торговли для иностранных государств, предоставив им равные права, но возложило на них на всех без исключения уплату торговых пошлин.

Англичане были весьма недовольны потерянными привилегиями и, естественно, шли на сделку со Швецией, чтобы вернуть их. Об этом сообщал Поммеренинг в своем письме от 1650 г. королеве Христине: «С тех пор как они (английские купцы) потеряли здесь (в Москве) свои привилегии и двор, они ни разу еще не давали понять более заметно, чем теперь, что они желают жить или иметь гавань в земле вашего королевского высочества (в Эстлянции — порт Ревель), если у Вашего королевского высочества могут пользоваться такими же льготами, какие имели здесь, в России и других странах света, где есть их складочные депо. Им кажется очень долгим ждать, пока они опять в состоянии будут пользоваться здесь в России своими прежними привилегиями, хотя они, конечно, и думают, что Россия долго без них обходиться не может»[151].

Англичане намеревались перенести торговлю из Архангельска в Ревель, что совпадало с желаниями шведского правительства, так как этот шаг сильно подрывал торговые операции русских купцов. В протоколе шведского риксдага в декабре 1654 г. была зафиксирована речь президента Коммерц-коллегии К. Бонде, в которой он указывал, что русский царь (Алексей Михайлович) «всегда стремился стать ногою на Балтике. Если он этого достигнет, ему не нужно будет поддерживать невыгодную торговлю через Архангельск, которая если и развивается, то лишь с великими трудностями и только для того, чтобы повредить нам и причинить убытки нашим портам (балтийским)»[152]. Из этого выступления видно, что шведское правительство изъявляло большое желание взять под контроль торговлю России с Европой. В 1655 г. оно даже склоняло англичан к разрушению Архангельского порта. Но Московская компания английских купцов не пожелала рисковать и не пошла на этот авантюрный план. Русские, в свою очередь, зная о намерениях шведов, еще в 1654 г. дополнительно укрепили Архангельск.

Но шведская разведка не успокаивалась. Ее агентам даже удалось в 1663 г. завербовать подьячего (делопроизводителя) Посольского приказа Григория Котошихина, который имел доступ ко многим дипломатическим документам. Этот отщепенец за деньги готов был служить любым врагам своего отечества. Котошихин продался сначала Швеции, но, боясь своего разоблачения, в 1664 г. бежал в Польшу, изъявив желание прислуживать новым хозяевам. В 1666 г. он окончательно перебрался в Стокгольм. Однако предательство не принесло Котошихину ни богатства, ни счастья. В пьяной ссоре он убил хозяина дома, и его казнили.

Измена своему отечеству всегда расценивалась россиянами как тягчайшее преступление. И документы свидетельствовали, что число таких предателей, как Григорий Котошихин, было ничтожно малым. В отличие от подобных торговцев честью, русский народ испокон веков отличался преданностью своей Родине. Ратники, в том числе и военные разведчики, не раз демонстрировали свою смелость и самоотверженность. И успехи русского оружия в те давние времена в немалой степени определялись заслугами русских разведчиков.

Совокупность средств и способов разведки, анализ данных и их успешное решение во многом способствовали не только действиям войск, но и защищали государственные интересы. Более того, очень часто разведка помогала избежать конфликтных ситуаций в межгосударственных отношениях.