1. ВОЕННОПЛЕННЫЕ АВСТРИЙСКОЙ, ГЕРМАНСКОЙ И ТУРЕЦКОЙ АРМИЙ НА РУССКОМ ФРОНТЕ В КОНТЕКСТЕ БОЕВЫХ ПОТЕРЬ АРМИЙ ГЕРМАНСКОГО БЛОКА

1. ВОЕННОПЛЕННЫЕ АВСТРИЙСКОЙ, ГЕРМАНСКОЙ И ТУРЕЦКОЙ АРМИЙ НА РУССКОМ ФРОНТЕ В КОНТЕКСТЕ БОЕВЫХ ПОТЕРЬ АРМИЙ ГЕРМАНСКОГО БЛОКА

Пленные солдаты и офицеры противника — показатель успеха, а большое их количество — и дезорганизации частей и соединений войск врага.

Особенно важно и показательно определение масштабов плена в контексте военно-оперативных потерь армий Германии, Австро-Венгрии и Турции на Русском фронте Первой мировой войны.

Под военно-оперативными потерями понимается количество военнослужащих, выбывших из строя применительно к соответствующему боевому событию. Помимо прочего, это позволяет лучше уяснить боевой вес операции и Русского фронта на общем фоне мировой войны. В данном контексте выявление количества военнопленных позволяет также сопоставить кровавые[1] и иные потери противника.

В исторической науке встречаются достаточно противоречивые сведения относительно потерь армий государств германского блока на Русском фронте Первой мировой войны.

Так, согласно отчету турецкого Главного штаба, к февралю 1915 г. турецкая армия потеряла убитыми, ранеными и пленными 190 тыс. человек (из них 1708 офицеров), в то время как по сведениям из Греции за первые 4 месяца боевых действий турки потеряли 386 тыс. человек (105 тыс. убитыми, 194 тыс. ранеными и 87 тыс. пленными){1}. Очевидно, что официальные турецкие данные гораздо более достоверны.

Американские газеты к 31 мая 1915 г. определяли германские потери в 4 млн. человек (в т. ч. 1,6 млн. убитыми), австрийские потери в 4 млн. 385 тыс. человек (в т. ч. 1,6 млн. убитых), турецкие потери в 349 тыс. человек (в т. ч. 110 тыс. убитыми){2}. Очевидно, что не только завышены общие цифры, но и количество убитых непропорционально велико относительно общих цифр потерь. Или — для сравнения — газета Morning Post к 1 августа 1915 г. определяла австрийские потери в 3 млн. 179 тыс. человек (в т. ч. 501 тыс. убитыми){3}. Хотя в последнем случае общая цифра значительно завышена, но цифра потерь убитыми в общей структуре потерь более сбалансирована. И перечень можно продолжать.

В то же время (как иллюстрация достоверности русских официальных материалов) общие потери германцев на всех фронтах, по данным русской Ставки, к 1 августа 1915 г. составляли 2,4 млн. человек (ежемесячные потери — 300 тыс. человек){4}, причем эта цифра перекликается с материалами французского Генерального штаба — 2 млн. 750 тыс. на конец 1915 г.{5}.

В этой связи необходимо коснуться проблематики достоверности русских официальных данных как основы сведений о захваченных трофеях. Русское командование использовало традиционные и весьма эффективные методы подсчетов, его данные весьма достоверны. Существовала и своеобразная методика подсчета захваченных пленных. Очевидец свидетельствует: «Когда пленных мало, подсчитать их недолго. Иначе дело обстоит, если пленных тысячи и больше. Недавно, во время произведенного нашими войсками прорыва австро-германских сил на реке Стыри (здесь и далее в цитате — 1915-й год. — А.О.), было взято в плен 5552 человека. Сообщение с упоминанием этой цифры было послано в Штаб Верховного Главнокомандующего в день боя. А между тем подсчитать такую цифру пленных, конечно, не легко. Мне несколько раз приходилось присутствовать при этой процедуре. Нет никаких особо выработанных на этот счет и утвержденных правил. Главную роль играет сноровка.

Если пленных всего несколько сот человек, или даже того меньше, их выстраивают в несколько шеренг и попросту подсчитывают или считают, выпуская из помещения, где пленным дан был временный приют… Гораздо сложнее дело, повторяю, когда пленных тысячи.

Помню, в конце апреля я приехал в Шавли. На рассвете в этот день верстах в восьми — десяти от города разыгрался бой, чрезвычайно удачный для нас. Мы разбили два батальона германцев и забрали у них пушки, пулеметы.

— А пленных много? — спросил я офицера, который рассказал мне об этом.

— Да, немало! Пожалуй, до двух тысяч. Сейчас их будут подсчитывать. Хотите, пойдем, посмотрим?

— С удовольствием! — ответил я.

Всю массу пленных направили в улицу, где находилась мужская гимназия. Перед гимназией был небольшой двор, тянувшийся вдоль фасада здания. Со двора на улицу вело двое ворот. Из кольев и бревен построили посреди улицы перегородку так, что она находилась между воротами. Таким образом, чтобы пройти всю улицу, нужно было войти через одни ворота в гимназический двор, пройти его и выйти через другие ворота. В воротах производился подсчет. Когда пленные прошли, сверили подсчет в обоих воротах — оказалась одна и та же цифра.

Через полторы недели после этого я присутствовал при подсчете пленных под Опатовом. Было их взято свыше тысячи человек. Всех их разбили на три группы. Каждую группу выстроили в одну шеренгу. Потом шеренги повернули направо и повели мимо трех офицеров, которые со своими помощниками унтер-офицерами производили подсчет. Когда группы прошли, их повернули обратно, но так, что каждая группа попала к иному офицеру. Затем провели в третий раз. Таким образом, каждая группа была сосчитана трижды.

Когда одна из славнейших дивизий нашей армии, под начальством генерала Некрасова (21-я пехотная дивизия 3-го Кавказского армейского корпуса. — А.О.), разбила наголову австрийцев под Седовой и взяла массу пленных, хотелось установить точно их цифру. Но в то же время тратить много времени на подсчет нельзя было, потому что штаб дивизии находился вблизи линии боя, и пленных нужно было поскорее отправлять в тыл.

За деревней нашли три стоящих в ряд гумна. Между гумнами поставили цепь солдат, чтобы ни один из пленных не мог пройти между постройками. В гумнах, как известно, по двое ворот. Раскрыли ворота и стали пропускать пленных через гумна, а внутри их подсчитывали. Вышло 7436 человек. Весь подсчет продолжался не более трех четвертей часа… унтер-офицеры, которые помогали офицерам считать, вылезли из гумен красные, потные. Но когда я подошел к одному из них и спросил:

— Что, трудно было считать?

Он широко улыбнулся и ответил:

— Ничего! Хоть бы целый день готов таким же манером подсчитывать. Лишь бы было что!»{6}.

Мы специально привели такую обширную цитату как ответ тем, кто считает, что невозможно установить точные цифры при фронтовых подсчетах, а данные с фронтов (и, соответственно, данные Ставки) — недостоверны.

Хотя, конечно, в условиях войны достоверность докладов с передовой часто зависела от добросовестности командира и условий боевой обстановки. Иллюстрацией являются, например, впечатления участника боев в Восточной Пруссии в конце 1914 г.: «Из-за проволоки — частый ружейный огонь. Наше “ура”, короткая штыковая стычка после того, как мы разрубили проволоку, и группа пленных… Трупы: наших перед проволокой, немцев — за заграждением и в переулке деревни. Я приказываю отвести пленных, не пересчитывая и не посылая записки-донесения»{7}. Но соответствующие сведения в любом случае аккумулировались и проверялись на уровне вышестоящего штаба.

Соответственно, абсолютно обоснованной представляется следующая характеристика официальных сведений русской Ставки, данная в сборнике соответствующих документов: «Сообщения такого рода отличаются краткостью и сдержанностью своих выражений… в этом отношении характер сообщений всех воюющих государств одинаков и они различаются не столько по степени своей подробности, сколько по степени своей правдивости. Наши официальные сообщения кратки и неполны, но они правдивы, и их неполнота не может быть названа тенденциозной. В них можно указать умолчания о некоторых наших неудачах, но столь же легко можно было бы привести многочисленные примеры умолчания о наших крупных успехах. Наши официальные донесения не регистрируют наших потерь, но они не регистрируют полностью и наших трофеев. Если в сообщениях штаба Верховного Главнокомандующего нельзя найти указаний, например, на наши потери в делах при Сольдау, где понесла поражение армия генерала Самсонова, то в этих же сообщениях мы не найдем и подсчета наших громадных трофеев в великой галицийской битве… Этот подсчет был дан не сообщениями штаба Верховного Главнокомандующего, а приведен… в одном из обзоров “Армейского Вестника”. Таким образом, наши официальные сообщения являются правдивыми документами в условиях необходимости сохранения военной тайны»{8}.