8
8
19 июля 1942 г. в берлинской газете «Новое слово» была напечатана статья под броским названием «Как был взят в плен генерал Власов».
«Среди пленных, взятых германскими войсками при окружении большевиков в районе реки Волхов, находится и сам командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Власов, — пишет её автор. — Отдельные разрозненные группы этой армии блуждали в лесах и по болотам и, в поисках пропитания, нападали на мирных жителей окрестных деревень.
Из донесений стало известно, что и сам командующий скрывался в волховских лесах. Германским солдатам были сообщены приметы генерала Власова. После одной из стычек с бродячей большевистской бандой разнёсся слух, что Власов был убит. Но слух этот не подтвердился. Германский офицер, выяснивший, что советский командующий жив, на обратном пути проезжал деревню, бургомистр которой сообщил ему, что в одном из домов скрывается большевистский командир и с ним какя-то женщина.
Офицер арестовал неизвестного. Последний был одет в длинную блузу, которую обычно носят чины советского командного состава. Германский офицер сразу узнал Власова по роговым очкам, но тот, не дожидаясь вопроса, на ломанном немецком языке сказал:
— Не стреляйте! Я — генерал Власов.
Предъявленными им документами, а также очной ставкой с другими пленными командирами личность Власова была точно установлена.
Генерал-лейтенант Власов, Андрей Андреевич, в чине генерал-майора в декабре 1940 г. командовал 99-й стрелковой дивизией, считавшейся лучшей дивизией Киевского Особого военного округа.
Готовясь к войне с Германией, советское командование заранее подобрало командный состав для Красной Армии. Генерал Власов, в начале войны командовавший дивизией, зимой получил в командование 2-ю ударную советскую армию, и на него было возложено выполнение важной операции. Он должен был прорвать линию германского фронта на Волхове, а затем разорвать кольцо, сжимающее Петербург. Задания этого Власову выполнить не удалось — армия его была уничтожена и сам он очутился в плену»{173}.
Не обращая внимания на пропагандистские трюки немцев, где явная ложь смешана с правдой, отметим: в статье Власов подчёркнуто назван командиром лучшей в Красной Армии 99-й стрелковой дивизии!
Однако по каким именно причинам 99-я стала лучшей, можно только догадываться. Но ведь она никогда не была и худшей. С 1938 г. по 1939 г. этой дивизией командовал комбриг (затем комдив) Сергей Михайлович Честохвалов. После окончания Военной академии имени Фрунзе в 1934 г. он был назначен сначала помощником командира 51-й Перекопской стрелковой дивизии, затем военным комиссаром Генштаба РККА (1937–1938 гг.). Под его командованием 99-я стрелковая дивизия участвовала в походе 1939 г. в составе Каменецкой армейской группы Украинского фронта под командованием командарма С.К. Тимошенко. В 1940 г. Честохвалов будет выдвинут на должность командира 25-го стрелкового корпуса и станет генерал-майором. Но в отличие от Власова ему не повезёт. Сергей Михайлович пропадёт без вести 16 июля 1941 г. в районе деревни Рибшево Смоленской области{174}. И всё же «командир лучшей дивизии» Власов возник со страниц немецкой пропаганды, как некая визитная карточка сдающихся в плен. В Красной Армии почему-то меньше немцев знали такого генерала и такую дивизию. Зато сейчас многие исследователи козыряют этим фактом биографии предателя, совершенно не осознавая, откуда он вылез…
14 июля 1942 г. Власова доставили на станцию Сиверская в штаб 18-й армии, где он и был допрошен. Согласно Женевской конвенции Андрей Андреевич был обязан сообщить только своё имя, воинское звание и наименование воинской части, которой командовал. Все остальные сведения сообщать он не был обязан. Однако про какие-либо конвенции малообразованный генерал ничего не знал, а потому рассказал немцам абсолютно всё, что знал. При этом старался зарекомендовать себя как можно более сговорчивым, угодливым и полезным. Что и подтверждает протокол его допроса{175}.
Потом был Винницкий лагерь, где Власов скрашивал своё пребывание в этом лагере «преферансом, приёмами высоких гостей, задушевными беседами и водкой»{176}.
«Об этом его периоде жизни рассказал на следствии бежавший из гитлеровского плена батальонный комиссар Иосиф Яковлевич Кернес — постоянный партнёр генерала по преферансу, — пишет Павел Александрович Пальчиков. — В течение месяца они были вместе и почти каждый день расписывали «пульку».
Судя по материалам уголовного дела Кернеса, Власов не хотел признавать себя побеждённым. Утверждал, что 2-я ударная армия высшим советским командованием была отдана на растерзание фашистам…
По словам Кернеса, в лагере Власов держался с достоинством, к немцам обращался без подобострастия: знал себе цену. Любил беседовать в обществе из пяти-восьми человек о своей службе в Красной Армии, о командировке в Китай, которая якобы спасла его от репрессий 1937–1939 гг. Отмечал, что не обижен в смысле своей карьеры, ибо очень быстро из командира дивизии и корпуса стал командующим армией и заместителем командующего фронтом, что путь от рядового бойца до командира соединения прошёл последовательно, не перепрыгивая через ступень.
В своих беседах Власов пытался найти хоть какие-либо оправдательные мотивы предательства. Всё чаще заговаривал о том, что за многие годы службы в армии сумел накопить лишь несколько штанов да мундиров, приобрести самую посредственную домашнюю обстановку, в то время как соответствующие его рангу германские генералы имеют собственные виллы и крупные вклады в банках.
Однажды кто-то ему возразил, что «виллы» и старость себе и потомкам обеспечили многие из высшего генералитета — Ворошилов, Будённый, Кулик, Берия… В очень неплохих условиях до репрессий жили Тухачевский, Егоров, Дыбенко, Корк, Якир…
«О какой обеспеченной старости наших командиров можно говорить, — возмутился Власов, — если их могут в любой момент по одному подозрению, навету арестовать, а затем и расстрелять. И их настоящие заслуги перед Отечеством никто учитывать не будет. Другое дело — офицер германской армии, уважаемый, самостоятельный в своих действиях и обеспеченный круглой суммой накоплений и солидной пенсией при отставке!»
По предложению Кернеса Власов, возможно, и не согласился бы возглавить РОА, если бы не один случай. Однажды во время традиционной игры в карты вошёл кто-то из новых партнёров и сообщил о приказе Сталина, объявлявшем Власова изменником Родины. Последний страшно возмутился: «Нет, вы только подумайте, как ценят людей в советской стране. Ни за грош заслуги! Десятки лет непорочной службы, а после пленения, в котором я совершенно невиновен и об обстоятельствах которого я готов отчитаться, меня поторопились произвести в изменники. У нас всё возможно, а уж врагом народа объявить могут и деревянный столб»{177}. А «3 августа 1942 г. Власов обратился к немецким властям с письмом, в котором предлагал приступить к созданию русской армии из советских военнопленных и белогвардейских формирований, находящихся на территории Германии…»{178}. Терять ему уже, видимо, было теперь нечего!
В отличие от Власова, другие советские генералы рассуждали иначе. Например, генерал Понеделин прекрасно знал, что объявлен Сталиным вне закона в приказе. В частности, он говорил подполковнику Новобранцу, «что там, в Москве, по-видимому, очень плохо знали, что происходило на фронте. Вернёмся на Родину и во всё разберёмся». В. Новобранец вспоминал: «Он рассказал мне, что немцы пытались склонять его на переход к ним на службу. Понеделин ответил так, как должен был ответить мужественный и честный советский гражданин и воин:
— То, что я объявлен вне закона, — это наше семейное дело. По окончании войны народ разберётся, кто изменник. Я был верным сыном Родины и буду верен ей до конца.
Фашисты грозили:
— Так и этак вы всё равно погибнете: на Родине вас расстреляют, в плену вы тоже погибнете. Так не лучше ли служить нам?
— Нет, — отвечает генерал, — лучше смерть, чем измена!
Понеделин выдержал плен, был примером стойкости и мужества для всех пленных. Когда же вернулся на Родину, его арестовали. Вышел он из тюрьмы после XX съезда партии, но вскоре от многих испытаний заболел и умер»{179}.