ГЛАВА 1. Материалы дела Скоблина из архива ФСБ РФ

ГЛАВА 1.

Материалы дела Скоблина из архива ФСБ РФ

Казалось бы, странный вопрос. После всего, что сказано в предыдущих частях, как можно сомневаться? Не спешите. Помните, я много раз просил вам запоминать те или иные подробности? Вот и настало время о них поговорить.

Справедливости ради стоит сказать, что до недавнего времени я, как и все, был убежден — последний командир легендарного Корниловского ударного полка был самым успешным агентом НКВД, организовавшим похищение председателя Русского общевоинского союза генерала Миллера. На многочисленные нестыковки в том деле привычно не обращал внимания, пока один из участников моего же собственного блога в Интернете с символичным названием «Белое Дело» не задал простого вопроса: «А почему вы верите, что согласие работать на советскую разведку написано собственноручно Скоблиным?» Это было подобно некоей вспышке — момент истины.

Версия о великом агенте Лубянки Николае Владимировиче Скоблине покоится на двух мощных китах: на его личном деле из архива ФСБ РФ и десятках разных свидетельств из серии «Одна гражданка болтала…», озвученных на суде в Париже.

Начнем с самого главного. Я покажу вам эти пресловутые донесения генерал-майора Николая Владимировича Скоблина на Лубянку. Стоило огромного труда собрать и упорядочить многочисленные рапорты и отчеты, разбросанные по десяткам монографий и сотням статей. Целиком дело никогда не публиковалось. Что и не удивительно. Если по отдельности и в сокращенном виде они могут служить доказательством «предательства» корниловца, то собранные воедино — ничего, кроме ироничной усмешки, вызвать не могут.

Впервые о Скоблине заговорили на Лубянке сразу после похищения генерала Кутепова, увенчавшего конец второй фазы операции «Трест». Советские контрразведчики решили начать этап борьбы с русской военной эмиграцией. Был придуман хитроумный план: завербовать кого-нибудь из начальников РОВС. Но кого? И кто сможет это сделать? По всем управлениям ОГПУ СССР была разослана ориентировка, суть которой сводилась к тому, что нужен надежный человек, в прошлом белогвардеец, который знаком с лидерами Русского обшевоинского союза лично и смог бы уговорить их работать на советскую разведку.

Вскоре пришел ответ, подписанный начальниками контрразведывательного и иностранного отделов ОГПУ Украины: «Вы обратились к нам с просьбой подыскать сотрудника, который мог бы выполнять работу в Югославии. Мы решили рекомендовать вам для этой цели нашего секретного сотрудника “Сильвестрова“. Последний является проверенным человеком, весьма толковым, решительным и настойчивым. О вашем решении просим срочно нас известить, так как, если вы не найдете возможным использовать “Сильвестрова“ по Югославии, мы отправим его на другую работу».

Кто же такой этот самый «Селивестров»? Бывший штабс-капитан Корниловского ударного полка Петр Георгиевич Ковальский. В Белом движении он был с первого дня. В бою под Таганрогом был тяжело ранен, и после выздоровления, решил, что хватит с него пролитой крови. Он решил вернуться к родителям и поступить в университет. Но его мобилизовали в армию гетмана Скоропадского, служить которому он не собирался. Ковальский тут же предложил свои услуги Петлюре, который отчаянно нуждался в офицерах. Его немедленно произвели в полковники, а через неделю он стал генерал-квартирмейстером. Но счастье было недолгим. Скоро ему в руки попала телеграмма с требованием немедленно задержать дезертира Ковальского. Арестовывать сам себя он не захотел, предпочтя сбежать в Одессу, где рассказал о своем легендарном боевом прошлом в рядах Корниловского ударного полка. Учтя, что его отец был железнодорожником, его назначили комендантом станции «Новороссийск».

После этого был Бредовский поход, закончившийся в Польше, где армию интернировали. Большинство офицеров мечтало о продолжении борьбы за Россию, о новом Кубанском походе. А вот Ковальский все для себя решил. Он решил остаться в Польше. Три года он жил, буквально побираясь. Ночами он мечтал только об одном — наесться вдоволь. И однажды не выдержал. Пришел с повинной в консульство СССР. Нельзя сказать, что там ему были сильно рады. Все же он был корниловцем, а чекисты понимали — это самые лютые враги советской власти. Но вернуться на Родину ему разрешили. Его тут же призвали в Красную Армию, потом перевели в ГПУ. Поселился он в Харькове, официально работал бухгалтером…

Его немедленно затребовали в Москву и заставили написать, кого из лидеров Белого движения он знает лично:

«1. Генерал Кутепов. Мы познакомились в общежитии Красного Креста в Новочеркасске в 1917 году, где собиралось первое ядро Добровольческой армии. Встречались часто. Во время обороны Ростова Кутепов был в опале у Корнилова (Корнилов не любил бывших гвардейцев) и был младшим офицером в офицерской роте, от командования был отстранен за оставление Таганрога. Встречались, повторяю, часто, но были довольно далеки.

2. Генерал Скоблин. Мы познакомились в 1917 году при формировании Отдельного ударного отряда 8-й армии. Скоблин был штабс-капитаном. Мы были большими приятелями. Почти год служили в одном полку — Отдельный ударный отряд, Корниловский ударный полк, Славянский ударный полк. После ранения один раз гостил у него в Дебальцево, другой и последний раз кутили в Харькове в «Астраханке» в 1919 году.

3. Генерал Скало. Бывший «императорский стрелок», познакомились с ним в Кременчуге, когда он был назначен начальником обороны района. Были большими друзьями, часто пьянствовали, вместе отступали в Польшу, где сидели в Щелковском лагере. Жили в одном бараке, часто пьянствовали и там. Последний раз виделись в 1920 году.

4. Генерал Шатилов. Познакомились на Царицынском фронте, часто встречался с ним в штабе Врангеля, близко знаком не был».

Из этого списка больше всего интересовал, безусловно, Шатилов. Но сомнительно, чтобы он вспомнил какого-то Ковальского. На втором месте шел Скоблин. Что о нем знали в Москве? В иностранном отделе ОГПУ на него была составлена такая справка-характеристика: «Скоблин Николай Владимирович. 1893 года рождения, из дворян Черниговской губернии. Убежденный белогвардеец, одним из первых прибыл на Дон по приказу Корнилова. Генерал-майор, командир Корниловского Ударного Полка. Галлиполиец. Личностные качества: храбрость, хладнокровие, выдержка, умение расположить к себе окружающих, общительность. Вместе с тем циничен, склонен к интриганству и карьеризму. Существует на доходы от концертной деятельности жены. Может быть взят в разработку в качестве агента».

Вообще, достоверной информации о лидерах Русского общевоинского союза у иностранного отдела ГПУ не было, несмотря на успешно проведенную операцию «Трест». Долгие годы они были вынуждены ориентироваться на показания Слашева, который лично знал всех лидеров Белого движения на Юге России. Но легче от этого не было, ведь генерал-предатель всячески превозносил себя, давая вчерашним соратникам уничижительные характеристики. Вот лишь несколько из них: «Кутепов — строевой офицер, не бравший с момента производства книги в руки, так что мог недурно командовать ротой, но не больше. Это типичный представитель “строевого офицера “в скверном смысле этого слова, великолепно замечавший, если где-нибудь не застегнута пуговица или перевернулся ремень, умевший равнять и муштровать часть и производить сомкнутое учение, но решительно ничего не понимавший в области командования войсками, их стратегического и тактического использования и сохранения войск в бою. Все это дополнялось крайним честолюбием, эгоизмом, бессмысленной жестокостью и способностью к интригам.

Начальник Дроздовской дивизии — генерал Витковский, был сколок с Кутепова и так же мало, как и он, смыслил в военном деле; я их обоих называл хорошими фельдфебелями. Командир конного корпуса Барбович — человек очень симпатичный, но мало знающий. Лично храбрый и хорошо бы командовал эскадроном и даже полком, но дальше никуда не годился…»

В результате долгих размышлений было принято решение попытаться завербовать Скоблина, для чего Ковальский был тут же отправлен в Европу. И сразу же начинают появляться неприятные вопросы. Почему на Лубянке поверили, что Ковальский действительно был на короткой ноге со Скоблиным, а не вписал его фамилию, чтобы добавить себе значимости?

Почему в иностранном отделе ОГПУ решили, что генерал будет счастлив увидеть вновь своего бывшего однополчанина? Неужели не знали, что добровольцы с презрением относились к тем, кто уклонялся от службы? Почему были уверены, что Скоблин вообще начнет о чем-то говорить с Ковальским, а не пристрелит его на месте или не сдаст в полицию? Почему не боялись, что агента в Париже встретит кто-нибудь из бывших сослуживцев и разоблачит?

* * *

Вместо Парижа, где жил Скоблин, Ковальского отправили в Вену. Резидент ГПУ, встретив гостя из Москвы, не скрывал удивления: как он собирается вербовать Скоблина в Австрии? А почему бы ему не попробовать сделать это, к примеру, в Конго? Ковальский молчал. Он и сам не понимал, что происходит. Тут же была послана гневная шифровка на Лубянку: «Прибыл “Сильвестров“. Сообщение о его прибытии от вас получил на пять дней позже. Из разговора с ним выясняется, что никаких определенных связей у него нет, а старых знакомых он растерял. С нашим аппаратом выяснить их местопребывание невозможно. Вообще по белым он специально не работал. Работал в Варшаве по военной линии, ездил в Румынию по легенде, которую держали в руках не мы, а румыны. В прошлом он белый, но этого мало.

Я удивлен, что заранее не было все приготовлено, не проверены адреса, не написаны письма и т.д. Он сейчас здесь будет сидеть без дела и ждать, пока вы пришлете рекомендательные письма, наведете справка и за это время может провалиться со своим персидским паспортом.

Так как генерал Скоблин, по газетным данным, находится во Франции и почти все знакомые “Сильвестрова “находятся там же, то, очевидно, придется его туда послать для вербовки. Следует обсудить, не целесообразнее ли передать его другому загранаппарату, который работает на Францию. Случай с “Сильвестровы“ говорит, что такого рода посылки необходимо тщательнейшим образом готовить, заранее точно проверять адреса, по которым источник может начать работу, разработать легенду, по которой он идет, посылать людей не со связями вообще, а с совершенно определенными связями. Словом, посылать, зная наперед, с чего начнется работа и где ее можно начать. Без такой подготовки всякая посылка людей закончится плачевно, и будет только стоить много денег».

Вас ничего в этом не удивляет? Блестяще проведенные этапы операции «Трест» внушили всему миру, что советская разведка — очень серьезная организация. А тут все с точностью наоборот. Ковальского никто нормально не проверял и к операции не готовил. Его «легенда» не могла сойти даже для Вены, куда он прибыл с персидским паспортом, не говоря уже про Париж. Или на Лубянке считали, что в Русском общевоинском союзе собраны исключительно романтичные гимназистки? Каким образом человек, оказавшийся после Бредовского похода в Польше, получил паспорт азиатской страны? Почему советская разведка ориентировалась не на донесения своих резидентов в Париже, а на газеты?

На что рассчитывали в ОГПУ, отправляя Ковальского вместо Франции в Австрию? На то, что он будет готовить «легенду»? Но в Москве этим заниматься безопаснее, да и инструкторы помогут. Или на то, чтобы Ковальский как следует отдохнул перед трудной работой? Он так и сделал. Почти четыре месяца бывший штабс-капитан трепал нервы сотрудникам разведки своим демонстративным бездельем. Проклиная на чем свет стоит Москву, приславшую такого агента, они спали и видели, как бы избавиться от него.

Вместо того чтобы готовиться к вербовке Скоблина, Ковальский писал письма своей жене. Вот одно из них. Уже по нему можно судить, как ответственно он подходил к своей работе: «Жив, здоров, поправился на три с половиной килограмма, все свободное время болтаюсь в горах (живу в отрогах Альп). Какая это прелесть — сочетание дикой природы с культурой! Что Европа, конечно, далеко впереди нас, это всем известно, но, видя эти достижения культуры и техники, хочется скорее сесть на “Наш паровоз“ (время покажет, “кто кого “) и обогнать гнилую Европу.

Дорогой Раек! Да наша последняя проститутка гораздо полнее (по своему внутреннему содержанию), честнее и порядочнее любой из здешних женщин. Ты себе представить не можешь, как мне хочется поболтать с нашими бабами из райсовета в платочках и посмеяться с ними над чопорными, беспринципными, продажными европейками.

Следи за тем, чтобы тебе аккуратно выдавали содержание. Ваш Петя».

Но это еще не все. В каждом письме он указывал, чтобы жена и дочка учили быстрее немецкий. Не иначе, надеялся, что они скоро вместе с ним будут любоваться альпийскими красотами. А то одному — и скучно, и грустно, и некому руку подать.

Ничего более нелепого представить себе нельзя. Агент, которому предстоит опасное задание, не отрабатывает свою легенду, не ищет подходы к Скоблину, не продумывает, как именно будет происходить вербовка, не готовит возможные сценарии развития беседы, а изучает духовный мир венских проституток. Тут два варианта: или такого просто не могло быть, и эта чепуха написана задним числом для простаков уже в 1990-х годах, или в ОГПУ были исключительно умственно неполноценные люди. Поверить в это я не могу.

А вот и еще одно письмо: «Понимаю, что всех заинтересовало мое внезапное исчезновение и долгое невозвращение. Следи за тем, чтобы тебе аккуратно выдавали содержание. События здесь развиваются, и я могу задержаться на более продолжительный срок, чем мы предполагали, и ты, пожалуйста, не нервничай и больше растирайся холодной водой.

Ты меня успокаиваешь и просишь не тосковать и не нервничать. Дорогая моя, не тосковать по своей стране и вам я не могу. Не нервничать по своей натуре не могу. Терять же бодрость духа в нашей работе я не имею права — ведь не для забавы и развлечения я сюда приехал!»

Читаешь и не знаешь: плакать или смеяться. Секретный агент советской разведки отправляется за границу. Проводить опаснейшую операцию: вербовку лютого врага рабоче-крестьянской власти, командира самой стойкой белогвардейской части. И при этом он открытым текстом сообщает жене подробности!

Что должен был сделать его куратор, узнав об этом? Правильно, немедленно отреагировать. Пригрозить зарвавшемуся Ковальскому всеми возможными карами, если он не одумается. Вы думаете, так и произошло? Глубоко заблуждаетесь!

Никто бывшему штабс-капитану ничего не сказал. И он продолжил в том же духе: «О заграничной дешевизне — все это ложь. То, что дешево, — дрянь, а если хочешь достать приличную вещь, надо заплатить приличные деньги. Разница только та, что у нас и при наличии денег нельзя ничего купить. Здесь же при наличии денег можно достать все, а также можно и всех купить, думаю, вплоть до верхушек. У меня есть веские данные, позволяющие так говорить».

Если кто-то не понял, то это называется явная антисоветчина. За такие разговоры агента должны были немедленно отозвать назад (тем более что он ничего еще для блага социалистического отечества не сделал) и отдать под самый гуманный суд. Который, по реалиям 1930-х годов, от души бы наградил товарища Ковальского путевкой в один из лагерей. Для «перевоспитания», как сказали бы тогда.

Однако этого не произошло. На невинные шалости агента Москва почему-то смотрела сквозь пальцы…

* * *

В Париже Ковальский оказался в сентябре. Быстро выяснив адрес Плевицкой, он немедленно отправился домой к Скоблину. И буквально тут же, за чашкой чая, без всякой подготовки, прямое присутствии Плевицкой, начал его вербовать. А Скоблин, казалось, последние 10 лет только этого и ждал и не скрывал своего восторга от этой идеи. И просил за это сущие пустяки: 250 долларов в месяц и 5 тысяч франков единовременной выплаты. Больше того, тут же предложил завербовать еще и командира дроздовской дивизии генерала Туркула до кучи. Дескать, он тоже с радостью согласится. И платить ему надо будет меньше, чем мне…

Вы верите, что такое было возможно?

Тут же было составлено письмо в Москву:

«ЦИК СССР. От Николая Владимировича Скоблина. Заявление.

12лет нахождения в активной борьбе против советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений. Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав гражданства СССР.

Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и обо всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам. 10 сентября 1930 года».

Обратите внимание на странное обстоятельство. В тексте указывается — «12 лет активной борьбы». Неужели Николай Владимирович запамятовал, когда он начал сражаться с.большевиками? Сильно сомневаюсь. А вот, что подлинные авторы этой «цедули» этого не знали — убежден. Поэтому и повели отчет с 1918 года, руководствуясь заявлениями Ленина о начале Гражданской войны.

Но и это еще не все. Что это за определение «проступки против трудящихся СССР»? Во-первых, Скоблин с оружием в руках боролся с советской властью, что рассматривалось в несколько иной статье Уголовного кодекса РСФСР. Во-вторых, против трудящихся первого в мире государства рабочих и крестьян Николай Владимирович не мог бороться по определению, ибо создано это самое государство было в тот момент, когда Русская армия находилась уже в Болгарии, Сербии, Турции и Тунисе. В-третьих, разведка, на которую якобы согласился работать Скоблин, правительственным органом не являлась тогда, равно как не является и теперь.

Заявление Скоблина сопровождал отчет Ковальского: «Генерал пошел на все и даже написал на имя ЦИК просьбу о персональной амнистии. По моему мнению, он будет хорошо работать. Жена генерала согласилась работать на нас.

Подписка Скоблина написана симпатическими чернилами «пургеном» и проявляется аммоняком (летучая щелочь). Беда в том, что когда аммоняк улетучивается, то снова письмо теряется. Пусть у нас его проявят какой-либо другой щелочью после первого чтения. Визитная карточка служит паролем. Генерал будет разговаривать с любым посланным от нас человеком, который предъявит такую визитную карточку».

Москва немедленно ответила: «Вербовку генерала считаем ценным достижением в нашей работе. В дальнейшем будем называть его “Фермер“, жену — “Фермерша“. На выдачу денег в сумме 200 американских долларов согласны. Однако деньги ему надо выдавать не вперед, за следующий месяц, а за истекший, так сказать, по результатам работы. Пять тысяч франков выделены.

Однако, прежде чем мы свяжем “Фермера“ с кем-либо из наших людей, нужно получить от него полный обзор его связей и возможностей в работе. Пусть даст детальные указания о людях, коих он считает возможным вербовать и составит о них подробную ориентировку. Возьмите у него обзор о положении в РОВС в настоящее время и поставьте перед ним задачу проникновения в верхушку РОВС и принятия активного участия в его работе. Наиболее ценным было бы, конечно, его проникновение в разведывательный отдел организации.

В докладе “Сильвестрова” упоминается о том, что она (Плевицкая. — А. Г.) также дала согласие. Однако мы считаем, что она может дать нам гораздо больше, чем одно “согласие“. Она может работать самостоятельно. Запросите, каковы ее связи и знакомства, где она вращается, кого и что может освещать. Результаты сообщите. В зависимости от них будет решен вопрос о способах ее дальнейшего использования».

Обратите внимание на странность. Скоблину тут же сокращают жалованье. И это ценнейшему агенту, пусть он пока ничего не сделал! А если он огорчится и откажется? Чем его шантажировать? Письмом, которое само исчезает?

Налицо откровеннейший дилетантизм. Даже школьница, начитавшаяся детективных романов про шпионов, знает, что о них надобно заботиться. И обижать их в первый же день работы не следует. Или кто-нибудь считает, что авторы легендарного «Треста» впали в маразм и решили действовать в этот раз от противного? Дескать, в эмиграции полные дураки собрались, которых семь лет водили за нос, а они этому радовались. А сейчас мы глупости будет делать, а они и это проглотят. Потому что дураки!

Что значит «полный обзор связей»? В Москве хоть понимали, кто такой Скоблин? Да корниловского генерала в эмиграции каждая собака знала! Николаю Владимировичу легче было бы отправить на Лубянку «Очерки Русской смуты» и тома, изданные фон Лампе в серии «Белое Дело» с дарственной надписью: все фамилии, которые вы найдете на этих страницах, — мои связи. Изучайте, товарищи. То же самое относится и к Плевицкой. Ей что — надо было составить поименный список тех, кто обожал «Занесло тебя снегом, Россия»?

Прекрасный момент — «проникновение в верхушку РОВС»? Авторы этой «липы» могли бы и полюбопытствовать, что есть такое Корниловский ударный полк. Его командир — сам по себе уже составная часть руководства Русского обшевоинского союза. Человек, пользующийся уважением и доверием всей эмиграции.

Вы верите, что такой документ мог быть составлен в то время?

* * *

Дальше — больше! Скоблин, демонстративно наплевав на все неписаные законы конспирации, простейшим шифром составлял письма Ковальскому, который пересылал их в Москву. Вот одно из них: «Главную роль во всем РОВС играет генерал Шатилов, который, пользуясь своим влиянием на генерала Миллера, держит все и всех в своих руках. Практически РОВС — это он. Миллер лишь представительствует. Среди эмигрантских организаций Шатилов не пользуется симпатией. Опирается на нас — корниловцев…»

В этой книге я рассказывал, что французская полиция изъяла дома у Скоблина массу документов. Почти все они были зашифрованы. Больше того, сложнейшим шифром. Настолько мудреным, что некоторые документы так и не смогли расшифровать. Может быть, кто-нибудь возьмется объяснить, почему это Скоблин, который использовал сложный шифр в переписке с соратниками по «Внутренней линии», свои рапорты в Москву отправлял чуть ли, не открытым текстом?

Версия, что он был вне подозрений и потому так себя вел, — не проходит. «Внутренняя линия» в те годы тоже была вне подозрений, однако все свои письма там шифровали. Неужели в Москве были настолько уверены, что ничего Скоблину не грозит и позволяли ему так беспечно себя вести? Сильно сомневаюсь в этом, зная, как в ГПУ во время операции «Трест» относились к легкомыслию своих агентов. За это критиковали и наказывали. Отсюда вывод: если был все-таки сложный шифр, а нам рассказывают, что простой, то возникает вопрос — а почему нужно скрывать такую незначительную подробность? Маленькая ложь всегда рождает большое недоверие. А если шифр все же был простой — то это халатное отношение к своим обязанностям, если не сказать — вредительство! И значит, товарищ Сталин был совершенно прав, когда пустил под нож весь цвет Иностранного отдела ОГПУ в 1937 году.

Но и это еще не все: а в чем ценность такого донесения агента? Что в нем содержится такого, что Москва не знала? Или на Лубянке не читали газету «Правда», которая частенько перепечатывала новости из жизни эмиграции? Читали, и очень внимательно. И получив такое сообщение, должны были бы «вломить» Скоблину по первое число! Ты один из лидеров крупнейшей белогвардейской организации! Ты нам точные давай сведения, кто и когда готовится к засылке в СССР, кого будут убивать или что планируют взорвать, какие другие козни затеваются… А кто и на кого имеет влияние, мы и в ваших парижских газетенках прочтем, благо они только об этом и пишут.

Однако этого почему-то не произошло. Только через шесть месяцев получения подобных донесений Москва возмутилась! Но, что характерно, начала обвинять не Скоблина, а себя. В экстренной шифровке Ковальскому указывалось: «Возможно, все дело в том, что он не получил от нас точного наставления относительно его работы?»

То есть, завербовав командира Корниловского ударного полка, одного из лидеров РОВС ему даже не удосужились объяснить, что от него требуется!!! Ты, Николай Владимирович, нам пиши хоть что-нибудь, почаще пиши, не забывай нас, сиротинушек, каждой весточке от тебя мы счастливы…

Вы верите, что такое было возможно?

Вместо того чтобы наконец-то донести до сведения своего ценного агента, что же от него ждут на Лубянке, Скоблина попросили подписать два ценнейших документа, которые были немедленно подшиты к делу:

1. «Постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданства мне объявлено. Настоящим обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете».

2. «Настоящим обязуюсь перед Рабоче-крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР».

Вас ничего не удивляет? Кому мог бы сказать в Париже Скоблин, что ему необычайно повезло и он заслужил персональную амнистию от власти рабочих и крестьян? Что ему ответили бы на это соратники по Русскому общевоинскому союзу? Молодец, Николай Владимирович, не останавливайся на достигнутом?

Скоблин, о чем убедиться можно на протяжении всей этой книги, не был наивной курсисткой и прекрасно должен был понимать: те распоряжения, которые ему предстояло выполнять согласно этому документу, никакого отношения к разведке Красной Армии не имеют по определению. Или оттого, что Шатилов расценивается всей эмиграцией как лидер РОВС, повысится боевая мощь Мендюкинской кавалерийской дивизии? Или советско-иранская граница станет теперь охраняться двойным нарядом?

Что это за военные законы СССР такие? Таковых не было вовсе. И быть не могло. Военного закона не существует. Есть законы военного времени и вводятся они, когда страна ведет войну. В 1931 году Советский Союз ни с кем не воевал. Больше того, на тот момент в ближайшей перспективе и не собирался. Вот в июне 1941 года, когда Гитлер напал, первое в мире государство рабочих и крестьян и перешло на эти самые законы военного времени. А за десять лет до этого такая светлая мысль никого не посещала. Больше того, если бы посетила, его бы назвали гнусным паникером, троцкистом и врагом партии, со всеми вытекающими из этого последствиями. Так объясните мне, как могут действовать такие законы в мирной стране? И почему о существовании оных не сохранилось никаких документов, свидетельств, воспоминаний?

В 1930 году был принят «Закон об обязательной военной службе», в котором содержались два важнейших постулата: оборона СССР с оружием в руках осуществляется только трудящимися, а «нетрудовые элементы» отправлялись на окопные, строительные и другие работы. Это по нему, что ли, Скоблин должен был отвечать за невыполнение приказов ГПУ? То есть единственное применение, которое могли бы найти генерал-майору, участнику двух войн, — это равномерные взмахи лопатой, под гул танковых армад подлых фашистов?

Простите, но поверить в подлинность двух этих документов я отказываюсь. Поверить — значит признать Скоблина и все руководство советской разведки умственно неполноценными.

* * *

Еще один прекрасный документ из архива ФСБ РФ. Читаешь и думаешь: товарищи дорогие, составившие эту «липу»! Вы бы хотя бы врали складно. И прежде чем эту чепуху городить, суть вопроса бы изучили. Посудите сами:

«Завербованный полтора года назад “Фермер“ и его жена стали основными источниками информации. Человек материально независимый, отошедший одно время от основного ядра РОВС, он, будучи завербован, не вошёл и не может войти в аппарат руководства РОВС, но занимает как командир одного из полков заметное положение среди генералитета. Пользуясь уважением и достаточным авторитетом, стал активно влиять как на общую политику, так и на проведение боевой работы.

Основные результаты работы “Фермера“ сводятся к тому, что он: ликвидировал боевые дружины, создаваемые Шатиловым и генералом Фоком; свел на нет зарождавшуюся у Туркула и Шатилова мысль об организации особого террористического ядра; сообщил об организации, готовившей убийство наркоминдела товарища Литвинова во время визита в Швейцарию…»

Как хотите, но я отказываюсь понимать содержание этого «документа». Как говорит один известный историк, это всенарастающий пласт чепухи. Объясните, пожалуйста:

1. Что значит отошел от «основного ядра РОВС»? Повторяю еще раз: с 1928 года, как только Кутепов восстановил Скоблина на посту начальника Корниловского ударного полка, Николай Владимирович расценивался всеми как один из лидеров Русского общевоинского союза. Больше того, генерал расценивался многими как следующий председатель РОВС. Об этом много и охотно писали эмигрантские газеты.

2. Что значит «не вошел и не может войти в руководство РОВС»? На тот момент он считался одним из самых доверенных людей Миллера. По его заданию ездил по всей Европе, выступая перед чинами РОВС, о чем подробно рассказывается в этой книге.

3. На какую боевую работу мог влиять Скоблин, если Миллер лично ее всю свел к нулю? Если под этим громким определением понимать призывы — то да, Скоблин на нее влиял. Больше того, направлял. Но от призыва до действия — бездна. Или автор этого письма — профессор Городецкий из Израиля, который ошарашил весь мир фразой, что в русском языке слово «наступление» означает «оборона»?

4. Что это за боевые дружины Шатилова — Фока? Что за «террористическое ядро» Туркула и Шатилова? Что за история с убийством Литвинова? Русский обшевоинский союз, если кто не понял из названия — организация военная. Входили в нее люди, прошедшие от одной до трех войн. Соответственно в РОВС всегда руководствовались армейскими принципами. Что это значит? Разберем на примере «террористического ядра Шатилова — Туркула».

Председатель Русского общевоинского союза генерал Миллер должен был отдать приказ о создании такого ядра, с возложением контроля на генерала Шатилова. Документ этот должен был быть доведен до сведения всех начальников отделов РОВС и храниться в архиве. Генерал Шатилов должен был связаться с руководителем III отдела РОВС генералом Абрамовым, с тем чтобы ему на подмогу определили генерала Туркула. Документ должен храниться в архиве. Генералы Шатилов и Туркул должны были представить председателю Русского общевоинского союза генералу Миллеру рапорт, в котором должны были указать, как именно будет функционировать их «террористическое ядро», сколько человек в него будет входить, когда оно будет готово к активным действиям. И этот документ также должен храниться в архиве РОВС. Думаю, достаточно. А теперь объясните, почему об этих самых приказах и рапортах ничего не было известно в самом Русском общевоинском союзе? Почему на этот счет нет никаких документов и воспоминаний чинов РОВС?

Или это из серии памятного донесения одного из агентов советской разведки в Москву от 21 мая 1923 года: «Виновники убийства Воровского генералы Туркул и Кутепов. Капитан Конради — дроздовец, был в Галлиполи, у Туркула он был командиром конвоя. Перед убийством за 2 дня Туркул от Конради получил письмо. Об этом Конради с Туркулом давно переписывались и готовились убить Чичерина, на что Конради потребовал от Туркула 1000 швейцарских франков. В это дело был посвящен Кутепов, каковые деньги и были отпущены Туркулом для Конради».

Откуда у генерала такая крупная сумма денег? Почему Туркул, хвастовство которого был притчей во языцех в русской эмиграции, никогда и никому об этом не говорил? Почему в материалах суда над Конради и Полуниным фамилия Туркула не фигурирует как заказчика убийства? Почему генерал Кутепов, возглавлявший боевую организацию, никогда не приводил меткий выстрел Мориса Конради в качестве примера, как надо карать лидеров большевиков? Почему капитан Ларионов, рупор активной борьбы с большевиками, составив своеобразный «синодик», не включил в него дроздовского штабс-капитана?

5. Интересно получается. Источники информации есть. А информации в деле нет. Может быть, ее нет потому, что Скоблин в это время был при смерти? Несколько месяцев он лечился от малокровия. Врачи впрыскивали ему какую-то новую патентованную сыворотку, но после восемнадцатого укола он внезапно почувствовал себя очень плохо. Его состояние ухудшалось с каждым днем. Его срочно повезли в операционную, и врачи потом сказали Миллеру и Плевицкой: опоздай они хотя бы еще на час — и на Галлиполийском участке Сент-Женевьев-де-Буа стало бы одной могилой больше.

Или информация все-таки есть? Тогда почему ее не публикуют? Уж не потому ли, что там очередные слухи и сплетни, ничего общего с Русским общевоинским союзом не имеющие?

* * *

Еще один прекрасный документ, повествующий о подробностях «бунта маршалов»: «22 февраля с.г. без предупреждения к генералу Миллеру явилась группа командиров отдельных воинских объединений РОВС во Франции: генерал Витковский — командир 1-го корпуса, генерал Скоблин — командир Корниловского полка, генерал Туркул — командир Дроздовского полка, генерал Пешня — командир Марковского полка, Орехов — командир жел. дор. роты, редактор журнала «Часовой» и др. Всю эту группу возглавлял генерал Витковский.

Командиры частей вручили генералу Миллеру меморандум, суть которого сводится к следующему: у главного командования авторитета нет, и борьба не ведется. РОВС не имеет никакой политической линии и поэтому уже давно потерял среди эмигрантов всякий престиж. Особый комитет по розыску генерала Кутепова истратил массу денег, но ничем не помог французам найти следы преступления. В меморандуме предлагается провести реорганизацию РОВС. В противном случае лица, подписавшие этот документ, выйдут из организации».

Очередной куплет из песни «Слышу звон, не знаю где он». Понятно, что публика, для которой и фальсифицировался этот документ, о Русском общевоинском союзе никогда ничего не слышала и фальшивку не распознает. Но ведь есть и те, кто знает о РОВС не только по передовицам газеты «Правда». Что же они нас так уж не уважают?

1. Генерал Витковский не принимал в этом никакого участия. Больше того, он был категорическим противником всяческих смут и расколов, что можно легко проследить на страницах этой книги. Ноте, кто составлял этот «рапорт», таких подробностей не знали. Они где-то услышали фамилию Витковский и вписали в «документ», даже не удосужившись узнать, кто это такой. Или вы всерьез верите, что Скоблин не знал, кто участвует в заговоре, который он лично организовывал?

2. Русский общевоинский союз не мог иметь в то время политическую линию только потому, что не имел ее никогда. Знаменитый приказ Врангеля «Армия вне политики» как раз и был направлен на запрещение подобного явления. Чтобы не было кривотолков и домыслов, я специально привожу его в конце книги.

3. Потерять среди эмигрантов всякий престиж РОВС в 1930-е годы не мог просто по определению. Всем сомневающимся в этом настоятельно советую изучить газеты русского Парижа. Цитировать их не буду из принципа.

4. Особый комитет по розыску генерала Кутепова включал в себя не только чинов Русского Обще-Воинского Союза, ной, как говорит Геннадий Зюганов, самые широкие слои населения. Соответственно, деньги потраченные были деньгами общими, а не только, и даже не столько РОВС. Советую также не забывать, что на эти самые средства был издан сборник «Памяти генерала Кутепова» под редакцией Критского и оказана материальная помощь семье Александра Павловича.

5. В меморандуме предлагалось не реорганизовывать Русский общевоинский союз, структура которого всех устраивала, а активизировать боевую работу против СССР. Согласитесь, это явно не одно и то же.

Вот и ответьте сами себе на простой вопрос: мог участник «бунта маршалов» не знать эти подробности?

* * *

И, наконец, главное украшение этого дела. «Собственноручное» письмо Скоблина своим кураторам, когда после похищения генерала Миллера он якобы отдыхал от трудов праведных на даче под Москвой:

«Дорогой товарищ Стах! Пользуясь случаем, посылаю Вам письмо и прошу принять, хотя и запоздалое, но самое сердечное поздравление с юбилейным праздником 20-летия нашего Советского Союза.

Сердце мое сейчас наполнено особенной гордостью, ибо в настоящий момент я весь, в целом, принадлежу Советскому Союзу, и нет у меня той раздвоенности, которая была до 22 сентября искусственно создана. Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем Великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе.

Недавно мне здесь пришлось пересматривать старые журналы и познакомиться с № 1 журнала Большевик этого года. С большим интересом прочитал его весь, а статья Большевики на Северном полюсе произвела на меня большое впечатление. В конце этой статьи приводятся слова Героя Советского Союза Водопьянова, когда ему перед полетом на полюс задали вопрос: Как ты полетишь на полюс, и как ты там будешь садиться? А вдруг сломаешь — пешком-то далеко идти? Если поломаю, — сказал Водопьянов, — пешком не пойду, потому что у меня за спиной сила, мощь: Товарищ Сталин не бросит человека!

Эта спокойно сказанная фраза, но с непреклонной верой, подействовала и на меня. Сейчас я тверд, силен и спокоен и тоже верю, что Товарищ Сталин не бросит человека. Одно только меня опечалило, это 7 ноября, когда вся наша многомиллионная страна праздновала этот день, а я не мог дать почувствовать Васеньке о великом празднике.

Не успел оглянуться, как снова прошло 2 недели со дня Вашего отъезда. Ничего нового в моей личной жизни не произошло. От безделья и скуки изучаю испанский язык, но полная неосведомленность о моем Васеньке не дает мне целиком отдаться этому делу. Как Вы полагаете, не следует ли Георгию Николаевичу теперь повидаться со мной и проработать некоторые меры, касающиеся непосредственно Васеньки? Я бы мог дать ряд советов чисто психологического характера, которые имели бы огромное моральное значение, учитывая почти 2-месячное пребывание в заключении и необходимость ободрить, а главное, успокоить. Крепко жму Вашу руку».

Великолепный документ. Вся гнусная натура Скоблина на ладони. Но, прежде чем кричать «Подлец и негодяй!», — обратите внимания налетали:

1. В 1937 году торжественно отмечалось 20-летие Октябрьской революции, а не 20-летие СССР, который был создан 30 декабря 1922 года. Никому в голову не могло прийти спутать две эти даты. Если бы в тот момент кто-нибудь посмел бы это сделать, то в кратчайшие сроки оказался бы в уютном и гостеприимном местечке — одном из объектов ГУЛАГ с вердиктом: злостный троцкист. Подобное совмещение дат могло произойти только много лет спустя, когда эти события нивелировались у потомков в одно!

2. На письме стоит дата 11 ноября. Плевицкую арестовали 25 сентября. То есть прошло ровно полтора месяца, а не почти два. Скоблин не мог не знать точной даты ареста, ведь об этом писали советские газеты. В частности «Известия», посвятившие этому «подвал» второй полосы в номере от 30 сентября.

Арестована его жена, самый дорогой человек для Скоблина. Каждая минута, проведенная Плевицкой за решеткой, должна была добавлять седых волос генералу. В этой ситуации он должен был четко следить за днями, а не округлять, как при плановом хозяйстве. Да и армейское прошлое диктовало привычки. Или кто-нибудь может доказать, что Николай Владимирович докладывал Кутепову, употребляя исключительно слова «приблизительно», «примерно», «вроде того» и «около»?

3. Что значит «полная неосведомленность о “Васеньке”»? Скоблин знает, что она была арестована. В газетах постоянно появлялись подробности следствия. Советская пресса даже ехидничала: «Пока следствие бьется с Плевицкой и перстнем, пожалованным ей батюшкой-царем, французы в каждом бородатом человеке видят Миллера. Новый вид спорта — охота на бородачей».

4. А уже в следующем абзаце своего письма Скоблин предлагает «проработать некоторые меры». Позвольте, но как можно прорабатывать то, чего ты не знаешь?

5. Если генерал читал газеты, то должен был знать, что говорил его великий вождь товарищ Сталин 7 ноября 1937 года: «И мы будем уничтожать каждого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь род, его семью каждого, кто своими действиями и мыслями покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать». Как человек неглупый, он должен был понимать, что это значит. Все же про «красный террор» знал не понаслышке. Полковник-корниловец Левитов в своих воспоминаниях писал: «Истоки этого озверения имеют свое начало с пресловутой “февральской бескровной революции“, прославившей себя зверствами матросов Балтийского флота, а потом и Черноморского, перешедших потом и на весь фронт Великой войны. С момента прихода к власти Ленина эта каинова мясорубка приняла грандиозные размеры, особенно со стороны опять-таки матросов, наемных палачей латышских и эстонских дивизий, знаменитого по своей жестокости организатора ленинской Чека — польского дворянина Дзержинского и персональных виртуозов по жестокости — китайцев, снимавших перчатки с кистей рук после опускания их в кипяток, венгров, под водительством известного палача Белы Куна, Саенко — украинского чекиста и других, имя же им легион».

Товарищ Сталин не зря называл себя лучшим учеником Ленина. Поэтому, когда я слышу, что великий кормчий, организовав террор 1930-х годов, извратил учение создателя первого в мире государства рабочих и крестьян, не могу сдержать ироничной улыбки. Товарищи дорогие! Ну почему вы так упорно не хотите читать того самого Ленина? Вот лишь несколько коротких выдержек, взятых из Полного собрания сочинений вождя:

«РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА -ВЛАСТЬ, ЗАВОЕВАННАЯ И ПОДДЕРЖИВАЕМАЯ НАСИЛИЕМ ПРОЛЕТАРИАТА НАД БУРЖУАЗИЕЙ, ВЛАСТЬ, НЕ СВЯЗАННАЯ НИКАКИМИ ЗАКОНАМИ» (т. 37, стр. 245).

«В НИЖНЕМ ЯВНО ГОТОВИТСЯ БЕЛОГВАРДЕЙСКОЕ ВОССТАНИЕ. НАДО НАПРЯЧЬ ВСЕ СИЛЫ, СОСТАВИТЬ ТРОЙКУ ДИКТАТОРОВ, НАВЕСТИ ТОТЧАС МАССОВЫЙ ТЕРРОР, РАССТРЕЛЯТЬ И ВЫВЕСТИ СОТНИ ПРОСТИТУТОК, СПАИВАЮЩИХ СОЛДАТ, БЫВШИХ ОФИЦЕРОВ и т.п. НИ МИНУТЫ ПРОМЕДЛЕНИЯ. НАДО ДЕЙСТВОВАТЬ ВОВСЮ: МАССОВЫЕ ОБЫСКИ, РАССТРЕЛЫ ЗА ХРАНЕНИЕ ОРУЖИЯ. МАССОВЫЙ ВЫВОЗ МЕНЬШЕВИКОВ И НЕНАДЕЖНЫХ» (т. 50,стр. 142).

«РАССТРЕЛИВАТЬ ЗАГОВОРЩИКОВ И КОЛЕБЛЮЩИХСЯ, НИКОГО НЕ СПРАШИВАЯ И НЕ ДОПУСКАЯ ИДИОТСКОЙ ВОЛОКИТЫ» (т. 50, стр. 165).

«ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ СИЛЫ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН РАСТУТ И КРЕПНУТ В БОРЬБЕ ЗА СВЕРЖЕНИЕ БУРЖУАЗИИ И ЕЕ ПОСОБНИКОВ, ИНТЕЛЛИГЕНТИКОВ, ЛАКЕЕВ-КАПИТАЛА, МНЯЩИХ СЕБЯ МОЗГОМ НАЦИИ. НАДЕЛЕ ЭТО НЕ МОЗГ, А Г…НО» (т. 51 стр. 47).

«ДОБАВИТЬ: РАССТРЕЛ ЗА НЕРАЗРЕШЕННОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ. НАДО РАСШИРИТЬ ПРИМЕНЕНИЕ РАССТРЕЛА КО ВСЕМ ВИДАМ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕНЬШЕВИКОВ, СОЦИАЛ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ и т.п.» (т. 45, стр. 189).

6. Как мог человек, находившийся в Советском Союзе всего лишь полтора месяца, заговорить языком Макара Нагульного? Откуда он успел набрался всех этих оборотов? Или он в эмиграции упражнялся каждый вечер? Этот момент я исключаю, иначе бы об этом кто-нибудь сообщил на суде. Представляете, какая сенсация была бы: белогвардейский генерал позволяет себе большевистские словечки. Но этого не случилось.

Значит, нам пытаются доказать, что Скоблин так проникся достижениями Страны Советов, что в кратчайшие сроки освоил все постулаты фикции, внесенной большевиками в русский язык. Это было невозможно в принципе. Сбежавший в свое время к красным, генерал Слащев не смог к этому привыкнуть за восемь лет, чем постоянно изводил своих коллег по академии. Больно речь у него была не пролетарская. Или вы считаете, что Скоблин был гением филологии?

7. И, пожалуй, главное. В этой книге я привожу немало писем Скоблина. Сравните их сами с этим «документом». Вам не кажется, что это писали разные люди?