ГЛАВА 2. Следствие по делу похищения генерала Миллера. НТС и Туркул против РОВС. «Внут. линия» защищается. Расследование журналистов. Генерал Абрамов и следственная комиссия РОВС. Допросы Плевицко

ГЛАВА 2.

Следствие по делу похищения генерала Миллера. НТС и Туркул против РОВС. «Внут. линия» защищается. Расследование журналистов. Генерал Абрамов и следственная комиссия РОВС. Допросы Плевицко

В 5 часов 15 минут утра 23 сентября два полицейских инспектора произвели первый допрос Надежды Васильевны Плевицкой. Французским языком она не владела, поэтому в качестве переводчика был приглашен полковник Мацылев. Удалось буквально по минутам воспроизвести, что делала певица накануне и чем был занят в это время ее муж.

Согласно ее показаниям, в тот момент, когда неизвестные похищали председателя Русского общевоинского союза, они завтракали в русском ресторане. После этого Скоблин отвез Плевицкую в магазин модной одежды «Каролина», где она заказала новые платья. Пока шла примерка, Николай Владимирович сидел в машине, ведь он терпеть не мог магазинов. Закончив с покупками, они отправились на вокзал провожать в Брюссель приезжавшую на юбилей полка дочь генерала Корнилова.

Полицейских ее показания вроде бы удовлетворили, однако они решили на всякий случай отвезти ее к следователю, которому и было поручено расследование таинственного исчезновения лидера русской военной эмиграции. На новом допросе Плевицкая с еще большей тщательностью описала весь предыдущий день. Таким образом, вдело генерала Миллера был вложен первый документ, который гласил: Плевицкая и Скоблин вышли из отеля ровно в 12 часов. Через 20 минут он пришел в гараж и взял свой автомобиль. В 12 часов 25 минут они приехали в ресторан, вышли из него в 12 часов 50 минут. В магазине «Каролина» они были в 12 часов 55 минут. Провели в нем 40 минут и уже в 14.00 приехали на вокзал.

Следователь немедленно взялся проверять показания Плевицкой. И сразу же стали выявляться нестыковки с версией певицы. Хозяин гостиницы показал, что Скоблин с супругой вышли из номера в 11 часов. Служащий гаража уверял, что машину забирали в 11.20. Официант, посудомойка и лакей ресторана, не сговариваясь, заявили, что генерал с певицей появились в 11 часов 25 минут. Запомнили они это лишь потому, что обычно Скоблин и Плевицкая занимали свой любимый столик. А в тот день почему-то присели к бару и заказали два бутерброда с икрой. Объясняя столь необычное для них поведение, генерал сказал, что они очень торопятся.

Владелец магазина модной одежды «Каролина» Эпштейн показал, что Плевицкая пришла к нему одна в 11 часов 55 минут. Примеряя платья, она говорила, что муж ждет ее на улице в машине. Эпштейн предложил ей пригласить Скоблина, но Плевицкая ответила, что это не нужно, зашла она всего на несколько минут. Однако несколько минут превратились в 1 час 35 минут, проведенные ею в магазине. Оформив заказ на платье за 2700 франков, она оставила задаток, пообещав уже в ближайшие дни приехать и расплатиться полностью. Пять минут спустя после ее ухода из магазина в «Каролину» вошел Скоблин.

Следователь тут же пришел к выводу, что коли так, значит, и на вокзал Скоблин и Плевицкая приехали отдельно друг от друга. До сих пор непонятно, на основании чего был сделан вывод, что Плевицкая приехала туда на такси ровно на пять минут раньше Скоблина.

В результате у него получилось, что в промежутке между 11 часами 55 минутами и 13 часами 35 минутами генерала никто не видел и создать ему алиби не может. А это означает, что он вполне мог бы участвовать в похищении председателя Русского общевоинского союза Евгения Карловича Миллера. В ту же минуту следователь решил, что Скоблин явно передал своего «пленника» в руки немецкой разведки.

Тщательно сравнив показания Плевицкой и свидетелей, полиция окончательно убедилась: ей было что скрывать. Судя по всему, она заранее подготовилась и именно поэтому так четко отвечала на вопросы и не путалась во времени и деталях. Это вывод позволил следователю утверждать, что Скоблин специально уговорил дочь генерала Корнилова возвратиться в Брюссель именно 22 сентября, поездом, который отходил в 14 часов 15 минут. Его присутствие на вокзале должно было бы лучше доказать: в момент похищения председателя Русского общевоинского союза Евгения Карловича Миллера Николай Владимирович Скоблин был совершенно в другом месте.

После допроса Плевицкая отправилась в Общество галлипо- лийцев. Ей надо было поговорить обо всем с адъютантом Скоблина капитаном Григулем. Подробности их беседы неизвестны, но, по всей видимости, ничего особенно значимого сказано не было. Судить об этом позволяют показания корниловца в суде, где он честно и откровенно рассказал обо всем, что знал. Тем более он и так оказал следствию неоценимую помощь.

Дело в том, что именно Григуль был тем человеком, который сопровождал Плевицкую на допрос. Это его дочери певица передала в полиции на хранение некоторые вещи, в числе которых оказалась и записная книжка Скоблина. Девочка совсем забыла об этом и лишь через три дня рассказала отцу. Разумеется, Григуль узнал много раз виденный им блокнот генерала. Он решил немедленно сдать его в полицию.

Следствие было счастливо получить в свои руки такую весомую улику. Тем более что на одном из листов обнаружили весьма подозрительную надпись: «Особо секретным денежным письмом. Шифр: пользоваться Евангелием от Иоанна, глава XI. Числитель означает стих, знаменатель — букву. При химическом способе: двухпроцентный раствор серной кислоты. Писать между строк белым пером. Проявлять утюгом. Письмо зашифровывается: милостивый государь без многоуважаемый».

Следователь немедленно решил, что все это явно неспроста. В своем рапорте он, в частности, написал: «Если бы часы, указанные мадам Скоблиной, были проверены не сразу же на следующий день, а спустя несколько недель после похищения, то свидетели не смогли бы показать столь точно. Не будь письма, оставленного генералом Миллером, представленное алиби оказалось бы неоспоримым, и в отношении Скоблиных нельзя было бы высказать какое бы то ни было подозрение».

В результате было принято решение арестовать певицу. Своим адвокатом она решила взять Филоненко, чем, мягко говоря, шокировала всю русскую эмиграцию. Дело в том, что сей служитель Фемиды прославился в 1917 году, когда принйл участие в Корниловском мятеже. Выступая потом в суде, он заявил: «Я очень уважаю Лавра Георгиевича, но его нужно расстрелять. И я буду первым, кто отнесет цветы на его могилу». Надо ли говорить, что все чины легендарного ударного полка питали после этого к Филоненко «особо трепетные чувства». И Скоблин не был исключением…

* * *

В день похищения председателя Русского общевоинского союза, Скоблин буквально вихрем носился по всему Парижу. В 16.00 в сопровождение полковника Трошина и капитана Григуля он приехал к генералу Деникину и сказал ему:

«— Ваше превосходительство, позвольте мне от имени всех корниловцев покорнейше поблагодарить Вас за то, что вы приняли наше приглашение и приехали на юбилей. Все мы были рады, а ваши слова

о беспримерной доблести полка растрогали всех корниловцев до глубины души.

— Встречи со славными корниловцами я всегда рад!

— Ваше превосходительство, покорнейше прошу Вас принять участие и в праздновании юбилея чинов полка в Брюсселе. Присутствие генерала-первопоходника будет приятно всем корниловцам».

Однако Антон Иванович от предложения отказался. Мотивировал он это тем, что у него сейчас есть срочные дела, а Скоблин мог бы и заранее об этом предупредить. Все уговоры генерала успехом не увенчались. Деникина не зря называли непреклонным…

(Через 60 лет после этих событий дочь генерала так опишет эти события: «Скоблин приехал в своем автомобиле. Наши окна выходили во двор. И папа видел, что там два человека вокруг автомобиля гуляют. А Скоблин стал благодарить папу за то, что он приехал на Корниловские празднества, а потом начал его уговаривать поехать с ним в Брюссель, где будут новые торжества. Папа отказывался. А когда тот стал его упрашивать поехать на автомобиле, папа совсем рассердился. И вдруг открылась дверь в соседнюю комнату, а там натирал пол наш друг — казак, он услышал, что папа сердится, и вошел. Скоблин, увидев казака огромного роста, явно испугался, тут же простился и ушел. На следующее утро все газеты написали о похищении генерала Миллера и о том, что генерала Деникина тоже едва не похитили».

Странно, что Антон Иванович не узнал Григуля и Трошина. Еще более странно, что Марина Деникина-Грей, автор книги о похищении Кутепова и Миллера, так и не узнала, кто же были эти два человека, которые прогуливались около автомобиля. Хотя они стояли навытяжку перед генералом в тот момент, когда Скоблин уговаривал его ехать в Брюссель. Хотя они оба проходили свидетелями по этому делу и выступали в суде…)

Спустя час трое корниловцев вошли в квартиру Евгения Карловича Миллера. Узнав о том, что председателя РОВС нет дома, они крайне огорчились. Выразив жене сердечную благодарность от лица всех чинов полка за те добрые слова, которые генерал высказал им на юбилее, Скоблин, Трошин и Григуль откланялись. Лишь Николай Владимирович на секунду задержался в дверях, смотря на кресло, в котором любил сидеть вечерами хозяин дома.

* * *

1 октября 1937 года в парижском дворце правосудия Надежду Плевицкую подвергли первому, по-настоящему серьезному допросу. Следователь, выражаясь фигурально, решил сразу зайти с козырных карт: пригласил присутствовать при этом жену и сына похищенного генерала Миллера. Их встреча с Плевицкой была весьма драматичной, о чем можно судить даже по беспристрастной стенограмме:

«Миллер: Вы же знаете, что случилось. Вы обязаны помочь найти наших мужей.

Плевицкая: Но я ничего не знаю, я ни в чем не виновата.

Миллер: Умоляю Вас, скажите всю правду, все, что вы знаете.

Плевицкая: Но я, в самом деле, ничего не знаю! Как Вы могли поверить этим подлым слухам?

Следователь: Скажите, а почему Вы не пришли к мадам Миллер, узнав о постигшем ее горе? Ведь эта семья была Вам не чужой.

Плевицкая: Не знаю. Об этом совсем не думала».

В этот момент следователь вытащил из ящика стола записную книжку Скоблина. Это был сильнейший психологический удар. Плевицкая немигающим взором смотрела на нее несколько показавшихся ей целой вечностью секунд. Она с тревогой ждала вопроса. И он последовал, но вовсе не тот, к которому она моральна успела приготовиться: «Скажите, что означает эта запись в блокноте вашего мужа: «Передать Е.К. о свидании в 12 ч. 30 м. 3 П 67 гри?»

Даже Плевицкая, будучи совершенно не подкованной в юриспруденции, сразу поняла: оправдаться будет почти невозможно. Но и молчать было нельзя. Молчание могло быть расценено как признание вины. А этого допускать нельзя. Поэтому, едва отдышавшись, певица смогла выговорить лишь: «Ничего не знаю, ничего не понимаю».

Следователь, казалось, только этого и ждал. Пристально глядя в глаза Плевицкой, он чеканил слова, как шаг на параде: «Все ясно. Ваш муж заманил генерала Миллера на свидание. Он главный виновник похищения. А Вы — его сообщница».

Оставшиеся вопросы, самым главным из которых был финансовый, сути уже не меняли. Плевицкая вдруг отчетливо поняла, что выбраться из этого капкана будет очень сложно, если вообще возможно. Ни одному ее слову следователь не верил. Вдова Миллера всем своим видом показывала, что считает именно Скоблина главным виновником похищения председателя РОВС. Друзья мужа заняли странную выжидательную позицию. Она осталась одна против всех. Русская эмиграция словно мстила ей за годы триумфа. Она еще не знала, что главный удар по ней наносится как раз в эту минуту…

* * *

Несмотря на всю закрытость «Внутренней линии», избежать утечки информации не удалось. Некоторые документы попали в руки членов Народно-трудового союза нового поколения, что и позволяет их сегодня привести в этой книге. Каким же образом смогли так проколоться опытные контрразведчики? Дело в том, что согласно приказу генерала Врангеля чинам Русского общевоинского союза воспрещалось вступать в политические партии. То есть политикой они могли интересоваться и заниматься, но исключительно на общественных началах. Сделано это было для того, чтобы сохранить армию единой в момент особо активных нападок со стороны Высшего Монархического Совета.

Годы шли. Уже умер при загадочных обстоятельствах Врангель, похищен в центре Парижа Кутепов. А приказ все еще действовал. Поскольку ожидать отмены его от Миллера было верхом наивности, Шатилову пришла в голову простая идея. Коли нельзя вступать в политические партии, надо получить контроль над какой-нибудь организацией, наводнить ее «линейцами», которые и будут диктовать условия. Самым подходящим объектом для этого и представлялся НТС.

Во-первых, там действовал строгий возрастной ценз, а поскольку основу Белого движения составляли молодые поручики и штабс-капитаны, то проблем не возникало. Во-вторых, «нацмальчики» входили в жестокую конфронтацию со всякими младороссами, национал-социалистами, монархистами из плеяды Маркова-второго, что находило горячий отклик в сердцах руководителей РОВС. В-третьих, сами лидеры Народно-трудового союза всегда подчеркнуто уважительно относились к Русскому общевоинскому союзу, всячески превознося их заслуги в борьбе с большевизмом.

Разумеется, пройти мимо такого лакомого кусочка Шатилов не мог. Он отдал немедленный приказ по «Внутренней линии» приступать к действиям. Результаты не заставили себя ждать. Буквально в одночасье отделения НТС появились во всех городах Франции, где были чины РОВС. Разумеется, в большинстве случаев заправляли всеми делами «линейцы». Больше того, они тут же начали вербовку неофитов. Отказать им было невозможно. Всем было еще памятно похищение Кутепова, и национально ориентированная молодежь жаждала сделать все, чтобы эта трагедия никогда не повторилась.

Все шло по накатанной, пока Закржевский не завербовал капитана Дроздовского Артиллерийского дивизиона Ростислава Рончевского. Галлиполиец, а это служило лучшей рекомендацией, немедленно согласился на предложение стать чином тайной контрразведки Русского общевоинского союза. Однако через несколько месяцев он почувствовал неладное. Ему очень не нравились интриги вокруг генерала Миллера да и вообще, по его мнению «Внутренняя линия» делала что-то не так. Получив инструкцию и идеологию членов организации, он, вопреки строжайшему запрету, не вернул их. Более того, тщательно берег до поры до времени.

Сразу после Рончевского был завербован член НТС Борис Прянишников. Повторилась та же история, с той лишь разницей, что он не был чином РОВС и сразу решил, что «Внутренняя линия» ведет деструктивную для русской эмиграции работу. После этого он начал собирать и анализировать известные ему шаги контрразведки, встречался с Миллером, пытаясь доказать ему вредность организации. Именно он и был тем самым человеком, который устроил встречу одного из лидеров НТС, Владимира По- ремского, с председателем РОВС, на которой ему пытались доказать предательство Скоблина. Миллер не поверил. Известны его слова: «Вы еще очень молоды. А Николай Владимирович боевой, заслуженный генерал!»

Постепенно отношения между двумя организациями обострились до предела. Начало было положено на втором съезде национальных группировок, который прошел с 31 марта по 3 апреля 1934 года в просторном зале Общества галлиполийцев на рю де ля Фезандери. В нем приняли участие представители 84 организаций из Болгарии, Югославии, Чехословакии, Бельгии и Франции. Всего — 49 делегатов, среди которых было немало чинов «Внутренней линии». Они и правили бал на съезде. Достаточно сказать, что председателем был избран капитан Браунер, генеральным секретарем — ротмистр Кемеровский (начальник «Внутренней линии» в Югославии), а председателем организационной комиссии — журналист Левитский.

Первым приветствовал съезд генерал Миллер, призывавший «преодолеть разлады и изжить сомнения в наших силах». Но не председатель Русского общевоинского союза был в центре внимания в те дни. Съезд был детищем Шатилова. Ближайший помощник Врангеля готовился насладиться триумфом.

Речи выступавших были необычайно торжественны. Ораторы один за другим патетически призывали к бескомпромиссной борьбе с коммунизмом, ради которой вся эмиграция должна объединиться. Но главное было скрыто не в пламенных речах. Чины «Внутренней линии» призывали всех создать руководящий центр всех национальных организаций под фактическим управлением Шатилова.

Членам НТС это все не нравилось. Поэтому они приняли решение не допустить создание такого центра. Воспользовавшись докладом капитана Ларионова на тему «Боевая антикоммунистическая платформа», члены НТСНП выдвинули его кандидатуру в лидеры. Подавляющим большинством съезд избрал Ларионова. Левитский был вне себя. Хотя Ларионов и был одним из старейших чинов «Внутренней линии», Шатилова такой расклад не устраивал.

В довершение всего длившиеся несколько часов переговоры о названии центра утомили его участников. И когда Прянишников предложил назвать центр «Постоянным Совещанием национальных организаций и групп», все неожиданно согласились.

Это была пиррова победа «Внутренней линии». Ни одна из целей, ради которых и устраивался съезд, достигнута не была. Во- первых, «Постоянное Совещание» было изначально мертворожденным. Нет ничего удивительного, что о нем забыли сразу же и навсегда. А во-вторых, капитан Ларионов был явно не той фигурой, которая могла бы стать организующим стержнем. Да, прекрасный оратор. Да, смелый человек. Но тут требовалось не умение взорвать партклуб и написать об этом воспоминания.

После этого ни о каких нормальных взаимоотношениях между Русским общевоинским союзом и Народно-Трудовым союзом речь уже не шла. НТС во всех провалах заброски своей агентуры в СССР винило РОВС. Досталось даже генералу Харжевскому, который возглавлял в свое время Пражское отделение Боевой организации Кутепова. Главная претензия сводилась к постоянному желанию «Внутренней линии» подчинить своему влиянию Народно-трудовой союз. «Линейцев» исключали из его рядов, постоянно печатались статьи в газетах с разоблачениями их преступной для эмиграции деятельности, но ничего не помогало. Тайная контрразведка не сдавалась, стоически выслушивая многочисленные обвинения в том, что они отравили одного из лидеров НТС Георгиевского, который только чудом выжил. Однако было понятно, что рано или поздно мина замедленного действия должна будет взорваться. Это и случилось после того, как «нацмальчики» узнали про похищение Миллера.

Члены Народно-трудового союза понимали, что с устранением Миллера их надежды на избавление от диктата. «Внутренней линии» сводились к нулю. Было очевидно, что Эрдели или Витковский ничего не смогут противопоставить Шатилову и Абрамову. В этой ситуации надо было сделать решительный шаг — обвинить в похищении контрразведку РОВС. Это и было сделано.

9 октября 1937 года был обнародован доклад парижского отделения Народно-трудового союза. В зале Социального музея яблоку негде было упасть. В гробовой тишине люди слушали ужасающие подробности:

«Вся русская эмиграция взволнована сейчас исчезновением генерала Миллера. Наш Союз в лице Председателя РОВСа потерял доброго друга, лично относившегося к нам с неизменной и глубокой симпатией. Этот удар, нанесенный большевиками РОВСу, фактически нанесен всей национальной эмиграции, ибо основным мотивом преступления несомненно являлось желание большевиков провести на руководящие посты РОВСа людей, тесно связанных с конспиративной организацией, именуемой «Внутренняя линия». На пути осуществления этого плана стоял генерал Миллер, которого надо было заменить своим человеком.

Цель же «Внутренней линии» заключалась:

1) в насыщении своими агентами всех национальных русских организаций в эмиграции.

2) в объединении этих организаций под единым руководством и контролем «Внутренней линии», которая к этому времени должна была занять все командные посты в РОВСе и использовать его доблестный флаг.

3) в полной изоляции и дискредитировании НТС как организации, ускользнувшей от ее контроля и ведущей самостоятельную непримиримую и решительную борьбу с поработителями России.

До сего времени мы не вскрывали публично эту организацию, считая, что такое вскрытие может быть принято как интрига и клевета против самого РОВСа. Но о существовании и подрывной и подозрительной работе «Внутренней линии» мы своевременно сообщали ответственным руководителям РОВСа и других организаций. Предавая гласности часть имеющихся у нас данных, мы настойчиво подчеркиваем, что большинство рядовых сотрудников в этой «Внутренней линии» — честные и порядочные люди, поверившие своим руководителям — людям с именами и боевыми заслугами в прошлом…»

Когда же один из докладчиков напрямую обвинил во всем генерала Шатилова, по залу пробежало заметное волнение. Тут же вскочили сидевшие в зале «линейцы». Однако их крики «Ложь!» не нашли отклика в аудитории. Пришедшие на это собрание ждали сенсации. И получили ее, услышав: «Внутреннюю линию» надо выжигать каленым железом!»

В своих воспоминаниях «Новопоколенцы» Борис Прянишников приводит финальную часть своего выступления:

«Для нас нет никакого сомнения в том, что похищение генерала Миллера организовано большевиками.

В расчеты большевиков не входила записка генерала Миллера.

Допустим на несколько минут, что генерал Миллер записки не оставил. Посмотрим, какие положительные результаты получили бы большевики:

1. Факт второго похищения Председателя РОВС должен был показать всем, что именно Русский Обще-Воинский Союз почитается большевиками врагом №1.

2. По всем данным, нужный «свой человек», Н. Скоблин, становится в легальном порядке начальником I Отдела РОВС. Такое положение, как одного из руководителей организации «враг № 1», придает ему исключительный авторитет.

3. Этот искусственный, раздутый авторитет безусловно обеспечивал ему решающее влияние в проектируемом и весьма вероятно инспирированном «Внутренней линией» центре объединенных организаций.

4. Наконец, устранялся с пути неудобный для «Внутренней линии» генерал Миллер, знавший много о ее деятельности.

Национально-Трудовой Союз Нового Поколения принужден был бы выбирать между вступлением под контроль «Руководящего Центра» или травлей со стороны линейца Скоблина и руководимых им через агентуру «Внутренней линии» эмигрантских организаций, входящих в этот центр, за срыв «святого» дела объединения.

Таким образом, через «Внутреннюю линию» большевистский агент направлял бы деятельность объединенной русской эмиграции, а НТСНП, как не поддавшийся на провокацию, стал бы изолированным в эмигрантской среде, травимый и гонимый своими же.

Такое положение могло быть желательно только большевикам. Весь этот план сорван запиской генерала Миллера».

Доклады произвели впечатление разорвавшийся бомбы, эффект которой усилила газета Туркула, перепечатавшая их почти целиком. Многие потом гадали: что заставило так поступить главного дроздовца. Склонен считать, что борцом за правду он не был. В основе его поступка элементарное сведение счетов с лидерами «Внутренней линии». Нанеся им удар из-за угла, Туркул навсегда отрезал себе возможность возвращения в Русский общевоинский союз. Больше того, от него отвернулись даже многие его офицеры. С того дня неофициальным лидером «малиновых» стал генерал Харжевский, на которого Туркул затаил смертельную обиду. В своей книге «Дроздовцы в огне» он всего два раза назвал фамилию одной из легенд дивизии. Поступок, который прекрасно говорит о человеческих качествах Антона Васильевича. Да, он был легендой Белого движения. Да, был человеком отчаянной храбрости. Да, несгибаемый боец. Но подлость иной раз перевешивает все возможные достоинства.

Все, кто читал воспоминания Туркула «Дроздовцы в огне», много раз издававшиеся в современной России, знают, что в них странным образом не упоминается вовсе начальник дивизии генерал-майор Кельнер. Ну забыли о нем и что с того? Признаюсь честно, я и сам не обращал внимания на такой незначительный нюанс. Но уже в процессе работы над этой книгой получил письмо из США от внука Кельнера. Отрывок из него и привожу: «Почему Туркул не упоминал о дедушке в своей книге? У них были очень серьезные разногласия во время Гражданской войны. И из-за этого Антон Васильевич и решил фактически вычеркнуть генерала Кельнера из славных Дроздовских частей. На мой взгляд, это своего рода фальсификация истории, сродни большевистской практике стирания некоторых партийных лидеров на фотографиях. Справедливости ради надо сказать, что Туркул не утверждал, что его книга — история борьбы «малиновых» частей. Но это подло игнорировать человека, кто сыграл важнейшую роль при формировании Дроздовских частей и был непосредственным начальником самого Туркула…»

* * *

Не стоит думать, что Русский общевоинский союз молча стерпел такую пощечину. Все-таки имена Шатилова, Абрамова, Скоблина не были пустым звуком для русской военной эмиграции. Проблема была в другом. Своих газет или журналов у РОВС никогда не было. Ни «Часовой», ни «Вестник Галлиполийцев» таковыми считать нельзя. Да, они выходили под эгидой Союза и при поддержке его чинов, но трибуной не являлись. Даже не так: трибуной являлись. Но не РОВС, а «Внутренней линии». А это, согласитесь, не одно и то же.

Начало ответного удара в информационной войне положил «Вестник галлиполийцев» в статье о похищение генерала Миллера, написавший «Роль Скоблина в этом деле не ясна». Дальше в ход пошла «тяжелая артиллерия» в лице Ивана Лукьяновича Солоневича. Обстоятельно побеседовав с генералом Абрамовым, он вынес твердое убеждение, что Скоблин предателем быть не может, потому что этого не может быть никогда. В своей газете «Голос России» он опубликовал огромную статью в поддержку главного корниловца.

Следующий номер «Вестника галлиполийцев» содержал уже две статьи на заданную тему. Тон задал капитан Ларионов: «Я не хочу разбирать всю нагроможденную чепуху, всё хрупкое, подтасованное здание фантастических преувеличении больного воображения и просто клеветы». Еще дальше пошел капитан Полянский: «РОВС пережил еще один удар, и этот удар только закалил в борьбе, научил и сплотил то основное ядро, которое составляет его силу».

Но это была только прелюдия. Все ждали, что же скажет Шатилов. И он не мог долго стоять в стороне, наблюдая, как втаптывают в грязь его имя. 16 октября в парижской газете «Последние новости» вышло интервью с генералом, где он постарался расставить все точки над «i» в истории «Внутренней линии».

«Организация возникла в 1926–27 годах по личной инициативе генерала Кутепова, который подобрал несколько надежных офицеров и поручил им наблюдать за тем, чтобы в нашу среду не проникали большевистские агенты. На этих офицерах лежала задача укреплять авторитет начальников, сохранять связь с Софией и одновременно обслуживать Кутепова, привлеченного Великим князем Николаем Николаевичем для специальной деятельности.

Цели «Внут.линии» имели исключительно местное — зарубежное значение и такими оставались всё время. Свою работу генерал Кутепов вел по другим каналам.

Месяца два спустя после моего ухода я узнал от генерала Миллера, что он приказал деятельность «Внутренней линии» прекратить. А спустя примерно год я узнал от некоторых начальников 1-го армейского корпуса, с которыми встречался, что организация возобновила работу и что во главе ее поставлен генерал Скоблин.

Миллер, как и я, никогда во главе «линии» не стоял и ею не управлял. Он имел к ней отношение только как начальник РОВС. «Внутренняя линия», по моему убеждению, давно умерла. Но я не хочу отмежеваться от тех, кто бескорыстно и с полным сознанием долга принимал участие в этой работе.

Я членом организации не состоял, но по внутренней переписке организации, руководство которой в значительной части было возложено на меня (я принимал доклады, давал задания и указания), мое имя также обозначалось псевдонимом. Поскольку существовал какой-то, я его не соблюдал и обещания не приносил. Однако и устава никакого не было».

Не успела русская эмиграция вдуматься в содержание этого интервью, как заговорил «великий немой» капитан Закржевский: «Мы оберегали РОВС и помогали его возглавлению. И обратите внимание: за указанный период, с осени 1930 по осень 1935, у нас не было ни крупных потрясений, ни похищений. Значит, мы свою роль выполняли честно и в достаточной мере бдительно. Генерал Миллер не только знал о работе «Внутренней линии», но знал всех ее чинов, доверял ей и неоднократно пользовался ее услугами».

Разумеется, оба послания не остались без внимания членов НТС. Они разобрали интервью Шатилова буквально по предложениям, указав минимум пятнадцать пунктов, в которых ближайший помощник Врангеля обманывал русскую эмиграцию. Еще больше досталось Закржевскому, который, дав интервью, снова принял «обет молчания». А отвечать все же надо было, слишком серьезные были пункты обвинения. Вот лишь некоторые из них: Похищение генерала Кутепова не было предотвращено. Генерал Миллер был похищен видным деятелем «Внутренней линии» Скоблиным. Именно «линейцы» и провоцировали конфликты между РОВС и НТС.

И все же Шатилов больше не проронил ни слова. Дескать, я все сказал, а там — думайте, что хотите. Вместо него выступил капитан Ларионов. «Целью выступления НТС было не разоблачение, а сведение личных счетов. Не очистка рядов от провокаторов, а внесение розни в ряды национальных организаций. Не служение идее Национальной Революции, а самореклама. Не борьба с большевиками, а борьба с РОВС. Полагая, что союз тяжело болен, решили «придушить дядюшку», чтобы воспользоваться на правах родственника кое-каким добришком. Но Русский Обще-Воинский Союз еще не развалился и найдет внутренние силы, чтобы перенести очередной большевистский удар». В довершение он обвинил Прянишникова во лжи и пригрозил подать в суд. «Борец за правду» немедленно успокоился и продолжил свои разоблачения лишь спустя 20 лет.

* * *

Похищение Миллера и таинственное исчезновение Скоблина дало журналистам всего мира прекрасный шанс проявить себя. Каждый уважающий себя автор считал своим долгом выдвинуть версию, обставив ее умопомрачительными деталями, каждая из которых словно выходила из-под пера минимум Эдгара По. Начало было положено французскими газетами. Организатором похищения председателя Русского общевоинского союза четко называли НКВД, пусть даже авторы и не могли расшифровать эту странную аббревиатуру. Прокоммунистические издания, напротив, уверяли всех, что это дело рук гестапо. Эмигрантская печать ежедневно выдавала одно разоблачение за другим, благо многочисленные выступления членов НТС и примкнувшего к ним Туркула давали прекрасную пищу для размышлений.

Не остались в стороне и советские журналисты. К примеру, газета «Известия» в своей передовице писала: «Фашистские газеты объявили: «генерал Миллер похищен представителем Советского Союза Скоблиным. Его погрузили на советский пароход и повезли в Ленинград». Действительно, как могут обойтись жители Ленинграда без генерала Миллера? Второе, удешевленное, издание дела Кутепова состряпано».

Корреспондент «ТАСС» передавал из Парижа: «Всё отчетливее выясняются связи Скоблина с гитлеровским гестапо и звериная злоба и ненависть, которую питал Скоблин к Советскому Союзу. Ряд газет приводит заявление директора одного из парижских банков, который сообщил, что Скоблин располагал крупными средствами и часто менял в банке иностранную валюту. Из заявления банкира вытекает, что источником средств Скоблина являлась гитлеровская Германия».

Вести следствие в такой ситуации сложно. Каждый твой шаг будет рассматриваться сотнями глаз, каждый из которых мнит себя гением сыска и норовит лезть с советами. Но работа есть работа. В первые же дни после похищения председателя Русского общевоинского союза полиция потрудилась на славу. Были произведены обыски в квартире Миллера, управлении РОВС, Обществе галлиполийцев, в помещении Русского национального союза участников войны и Русского исторического союза. С особой тщательностью изымались документы из квартир Трошина, Савина, Григуля. И разумеется, Скоблина. В результате в деле скопилась груда бумаг на непонятном для французов языке. Пришлось нанять целую группу переводчиков, которая с утра до вечера несколько месяцев подряд только и делала, что готовила материалы для следствия. А поскольку никто не мог сказать точно, что именно надо искать, пришлось переводить все.

Пока переводчики трудились; не покладая рук, полиция начала внимательно изучать показания свидетелей и уже готовые документы на французском. Их разочарованию не было предела. Достаточно быстро выяснилось, что толку от этого никакого нет. Единственным достижением можно было считать то, что в похищение Миллера не обвинили весь Русский общевоинский союз. Эта версия была выдвинута с самого начала, но в процессе следователи пришли к мнению, что подобный маккиавелизм несчастным эмигрантам не под силу. Что называется, спасибо хоть на этом.

Следом за ней была отброшена в сторону теория, что Миллера похитили фашисты. Сначала долго выясняли, какие именно: португальские, испанские, германские или итальянские. Потом пришли к выводу, что единственная ниточка, которая связывала это дело с какой-либо фашистской партией, это Туркул, запятнавший себя постоянными поездками в Берлин. И сидеть бы главному дроздовцу на скамье подсудимых, если бы вдело не вмешалась газета «Правда». Ее передовица убедила следствие, что они пошли по ложному следу:

«Исчезновение генерала Миллера было проведено с целью поставить во главе белой эмиграции более подходящего для Гитлера человека, что, несомненно, в интересах той части белой эмиграции, которая связана с фашистской Германией. Попюлер передает далее небезынтересные сведения о положении внутри Российского общевоинского союза. Миллер, по словам газеты, не проявлял того рвения и горячности в отношении службы Гитлеру и генералу Франко, которых хотели бы от него некоторые из главарей РОВС. Миллер будто бы отказался обратиться с воззванием к чинам РОВС, вступить в войска испанских мятежников. Некий генерал, которого газета обозначает буквой «Г», недавно тайно отправился в Германию. В Германии «Г» тесно связан с белогвардейским генералом Глазенапом. По возвращении из Германии «Т» имел встречу с Миллером. После этой встречи Миллер говорил некоторым из своих друзей, что он испытывает тревогу за свою дальнейшую судьбу».

Разумеется, аббревиатуру «Т» все расшифровали правильно — Туркул. Но это была сущая чепуха. Во-первых, после их предыдущего свидания, закончившегося выходом Антона Васильевича из РОВС, никаких предпосылок для новых радостных встреч не было. Во-вторых, если Миллер кому и высказывал свою тревогу, так это Кусонскому. Было это всего один раз, в тот роковой день. И фамилия Туркул нигде не фигурировала. В-третьих, широкую известность получила одна из статей генерала в партийной газете «Сигнал»: «Мы приветствуем добровольцев, борющихся в армии Франко, но ни один член Союза не имеет права выезжать туда без моего ведома и разрешения». Поэтому следствие, еще раз внимательно изучив все имеющиеся в деле данные, пришло к выводу, что главного дроздовца им подставляют. Таким образом, он навсегда был вычеркнут из списка подозреваемых.

Но еще до оглашения этого решения Туркул сам взялся энергично обустраивать собственную защиту. Начал он с того, что рассказал заинтересованной публике совершенно фантастическую историю. Дескать, однажды за чашкой кофе Скоблин предложил Туркулу и его жене съездить летом 1937 года в его автомобиле в Финляндию, чтобы посетить Валаамский монастырь. Однако близость советских пограничников отбила у Антона Васильевича тягу к любованию архитектурным ансамблем, поэтому он вежливо отказался.

Закончив взывать к общественности, Туркул взялся объясняться с лидерами Русского общевоинского союза. Вот что он писал генералу Абрамову: «Уменя нет больше сомнений в том, что Скоблин сыграл роль провокатора в моем выходе из РОВСа, восстанавливая Миллера против меня рассказами о моих высказываниях по его адресу. Цель его состояла в подготовке к занятию высокого поста в РОВСе для того, чтобы руководить деятельностью РОВСа в направлении, указанном ему большевиками».

В результате следствие окончательно остановилось на той единственно верной версии, о которой с самого начала говорило большинство чинов РОВС: Евгений Карлович Миллер похищен агентами Лубянки. В дело был подшит первый существенный документ: «Действительно, большевики всегда недобрым оком взирали на белые русские организации, представлявшие собой антикоммунистические ядра, которые, в особом случае, могли бы образовать отряды для сотрудничества с националистами всех стран, где могли бы вспыхнуть революционные волнения, вызванные коммунистической пропагандой. Также они всегда пытались разваливать или уничтожать такие группировки, в частности РОВС, как наиболее мощную, к тому же по своей структуре военизированную.

Не подлежит отрицанию то, что около генерала Миллера должны были находиться крупные агенты ГПУ. Действительно, ничто не доказывает того, что Скоблин был единственным и даже самым важным. Генерал Миллер находился в сети, расставленной большевиками. Очевидно, что его похищение бесспорно является делом рук ГПУ, которое благодаря количеству своих агентов, введенных в Русский Обще-Воинский Союз и в ближайшее окружение его председателя, не имело особых трудностей для завлечения его в ловушку».

* * *

Получив все возможные сведения о жизни русской эмиграции в целом и Николае Владимировиче Скоблине в частности, следствие неожиданно обнаружило, что совершенно не располагает данными о финансовой сфере потенциального виновника похищения председателя РОВС. Поэтому было принято решение провести еще один обыск в доме генерала. Он принес богатейший улов. Судите сами: список соединений Красной Армии, донесения о деятельности русских эмигрантских организаций и политических деятелей, списки чинов РОВС с адресами по округам Парижа, записка о гарнизоне Варшавы и вооружении польской армии, отчет о работе большевистских агентов в среде эмиграции во Франции за июнь-сентябрь 1934 года, графики агентурной сети, донесения о деятельности уп- равительных органов РОВС, список начальников групп 1-го армейского корпуса в районе Парижа, переписка с генералом Добровольским, смета расходов по отправке в СССР белого эмиссара…

Венчал это «зеркало мира» совершенно уникальный документ: секретный доклад о намерениях Германии после освобождения от пут Версальского договора, на котором рукой Скоблина было написано: «Старцу Миллеру не показывать». И это не говоря уже о том, что в архиве обнаружилось совершенно секретное письмо Евгения Карловича. В нем он просил главного корниловца назвать имена трех генералов, способных, в случае нужды, принять на себя обязанности председателя РОВС.

Некоторые документы писались условным языком, действующие лица проходили под псевдонимами. Часть бумаг была за шифрованной. Скоблин пользовался тремя шифрами: цифровым, буквенным и смешанным. Из того, что удалось в конечном итоге расшифровать, особый интерес вызывает переписка генерала с Абрамовым и Фоссом.

О лучшем следствие и мечтать не могло. Даже переписка с генералом Добровольским не вызвала у них столь бурного восторга, а ведь в ней содержались весьма важные детали. В который уже раз на страницах этой книги прошу вас обратить на них внимание: «Нельзя переделать людей, особенно тогда, когда они достигли почтенного возраста. Обо всем мы переговорим при встрече. Мой бывший начальник должен понять, что я буду вынужден бросить его дела. Кстати, мне кажется, что он ограничивается лишь приветами, не желая оказать мне малейшую помощь».

И все же полиции крупно не повезло. Нет, данные о финансах семьи Скоблина они получили полные. Но они не знали, что буквально накануне из дома Скоблина был увезен весь архив «Внутренней линии». Дело вот в чем: уезжая в 1935 году из Парижа в Софию, Закржевский взял с собой лишь малую толику своего огромного архива. Оставшиеся документы были тщательно упакованы в чемоданы и доставлены домой к Скоблицу.

Генерал почему-то не нашел им лучшего места, чем забросить в самый дальний угол чердака. Потом выяснилось, что это была только часть архива «линейцев». Несколько ящиков оказались у Савина. Лишь прочитав в газете о таинственном исчезновении Миллера, он понял, насколько сейчас важны эти документы. Тем более что за ними уже приходили посланцы Шатилова. Сославшись на то, что они были изъяты у него во время обыска, он отправил визитеров восвояси. А сам немедленно поехал домой к Скоблину и забрал те самые пресловутые чемоданы.

Через несколько лет он откроет их и начнет тщательно знакомиться с историей «Внутренней линии». Выбрав самые интересные, на его взгляд, документы, он составит легендарную книгу «Гибель генерала Миллера». Почему легендарную? Дело в том, что тираж ее был всего 100 экземпляров, и она стала библиографической редкостью еще до того, как вышла из типографии. Даже у самых знаменитых коллекционеров изданий русской эмиграции нет этой книги. На сегодня известна судьба лишь одного экземпляра. Его автор послал генералу Шатилову. Ведь именно его он обвинял в похищении председателя Русского общевоинского союза. Больше того: он считал Скоблина невиновным и писал, что и тут проявились интриги Шатилова.

Где сейчас находятся эти самые документы «Внутренней линии» никто не знает. Нив одном из архивов их нет, в частных коллекциях даже отдельных бумаг пока не замечалось. Савин чуть ли не в буквальном смысле унес с собой на тот свет важнейшие данные о контрразведке РОВС.

* * *

24 сентября 1937 года генерал Абрамов издал приказ №1 о вступлении в должность председателя Русского общевоинского союза, с сохранением за собой должности начальника III отдела и переносе центра из Парижа в Софию. Адмирал Кедров назначался начальником отдела во Франции.

Первое, что он сделал на этой должности, — назначил следственную комиссию РОВС по делу Скоблина. Во главе ее он поставил генерала Эрдели, известного своей нелюбовью к главному корниловцу. 20 октября комиссия начала работу.

Возможности ее были невелики. Все основные документы находились в руках французской полиции. Поэтому было принято решение ограничиться лишь допросами чинов Русского общевоинского союза и изучением тех немногочисленных документов, которые были под рукой. Нетрудно догадаться, что среди них почетное место занимали «Инструкция» и «Идеология чинов “Внутренней линии”».

Все с удивительным единодушием проклинали Скоблина и Плевицкую. Но вот ведь интересный момент. Тон всеобщим выступлениям задал Шатилов. Именно его допрашивали первым. Суть показаний генерала свелась к тому, что Николай Владимирович — коварный интриган, стравливал генералов друг с другом. А все потому, что его активно науськивала Плевицкая. А «Внут. линия» тут вовсе ни при чем.

Эту позицию активнее всех отстаивал главный редактор журнала «Часовой» Орехов, еще недавно считавшийся самым горячим апологетом главного корниловца: «К Скоблину я лично никогда не питал ни малейшего доверия. Он всегда подчеркивал хорошие отношения с генералом Шатиловым. Но за глаза его всегда ругал».

И это было еще только началом. В ближайшем же номере «Часового» появилась статья Орехова о предателе, который чуть было не уничтожил весь Русский общевоинский союз:

«В военной среде есть много достоинств, но и, надо признать, есть недостатки. Один из них — неправильное понимание слова «товарищество». Из-за нежелания подорвать «товарищеские» отношения делаются непоправимые ошибки.

Блестящее прошлое генерал-майора Скоблина в Добровольческой, а потом Русской армии несомненно и достаточно известно. В период Галлиполи генерал Скоблин реорганизовал Корниловский ударный полк и во главе его прибыл в Болгарию.

В 1923 году генерал Врангель отрешил генерала Скоблина от командования полком без объяснения причин. Ходили, однако, слухи, что история отрешения была крайне неблагоприятна для генерала Скоблина.

В 1929 году генерал Кутепов восстановил генерала Скоблина в должности командира Корниловского ударного полка. Последний период командования полком генерала Скоблина был ознаменован, с одной стороны, исключительно ценной консолидацией сил полка и налаживанием связи между его чинами, а с другой стороны, не понятным никому разгоном старшего офицерского состава полка. Целый ряд штаб-офицеров, из которых многие (как, например, полковник Левитов) создавали боевую славу полка, вынуждены были оставить полк из-за разногласий с его командиром.

Последние два-два с половиной года генерал Скоблин не внушал к себе ни доверия, ни симпатии со стороны старшего командного состава 1-го армейского корпуса. Генерала Скоблина обвиняли в двоедушии и подпольной деятельности.

Особенно были поражены его странным поведением начальники частей и групп 1-го корпуса, собиравшиеся в 1935 году для представления генералу Миллеру доклада о необходимости реформ в РОВСе. Генерал Скоблин играл тогда двойную игру. С одной стороны, он умышленно разжигал недовольство генералом Миллером и всячески против него интриговал, с другой — оставался с генералом Миллером в самых лучших отношениях и, как потом выяснилось, неправильно, «с черного хода» доносил генералу Миллеру о заседаниях командиров частей, облыжно оговаривая совершенно неповинных людей.

Располагая средствами, генерал Скоблин хитро привлекал на свою сторону молодежь, всегда противопоставляя себя генералу Миллеру, и в то же время старался войти в доверие к последнему. Правда, о двойной роли генерала Скоблина некоторые начальники предупреждали генерала Миллера, но недостаточно единодушно и энергично. Пусть жуткое предательство Скоблина послужит нам всем предостережением.

Нельзя из-за неправильно понимаемого чувства «товарищества» не обнаруживать истинной физиономии людей, пусть находящихся в самых высоких чинах.