Глава 43. Легкая мишень
Глава 43. Легкая мишень
21 августа 1997 года агент ФБР Дэн Коулман вышел из посольства США в Найроби, Кения, начав охоту на «Аль-Каиду».
Часовые — морские пехотинцы охраняли двери неприглядного коричневого здания в трех шагах от тротуара, кишащего уличными проповедниками и бездомными детьми. Следуя за кенийскими полицейскими по серым улицам, Коулман и двое агентов ЦРУ ехали через центр крупнейшего города Восточной Африки.
Они подъехали к убогому дому Вахида эль-Хаджа, принятого в гражданство США и урожденного католика из Ливана, который много лет прожил в Техасе. В тот день его не было дома. Он находился в Афганистане с Усамой бен Ладеном.
Коулман следовал надежной наводке: аль-Фадль опознал в эль-Хадже начальника хозяйственного снабжения «Аль-Каиды». Оказавшись в доме, пока кенийские полицейские вели с женой-американкой эль-Хаджа уклончивый разговор, Коул схватил дневники, рабочие записи и ноутбук. Техник из ЦРУ скопировал содержимое жесткого диска, на котором хранились сообщения руководителям «Аль-Каиды» в Найроби и от них. «Члены ячейки в Восточной Африке находятся в большой опасности, — гласило одно сообщение. — Они должны знать, что сейчас они стали главной мишенью Америки»[627].
Кенийские полицейские сказали эль-Хаджу по его возвращении в Найроби, что его жене грозит опасность. Он и члены его семьи вылетели назад в Соединенные Штаты. Через несколько дней его уже допрашивали представители ФБР и большая коллегия присяжных в Нью-Йорке. 23 сентября 1997 г. его спросили, когда в последний раз он видел бен Ладена и что он знает о планах «Аль-Каиды» нанести удары по американским военным и дипломатическим представительствам. Ему задавали вопросы о состоянии готовности «Аль-Каиды» в Соединенных Штатах и семнадцати других государствах, включая Кению, Саудовскую Аравию, Египет и Афганистан. Его с пристрастием допрашивали о людях, имена которых значились в его записных книжках.
Одним из них был человек, известный Федеральному бюро расследований уже почти пять лет, — Али Мохаммед.
«Меня приняли в «Аль-Каиду»
Али Мохаммед добровольно предложил свои услуги ФБР вскоре после первого взрыва во Всемирном торговом центре в 1993 году. На первый взгляд он, должно быть, показался просто находкой.
Мохаммед был здоровым, светлокожим, аккуратным мужчиной в возрасте 40 лет, семнадцать лет прослужившим в армии Египта; себя он предложил и ЦРУ и армии США. В армии сказали «да». Он прошел четырехмесячный курс обучения для иностранных офицеров в Форт-Брэгге, Калифорния, и вступил в армию в 1986 году. Он был всего лишь сержантом-снабженцем, но читал лекции по исламскому терроризму «зеленым беретам» Командования особых операций в Форт-Брэгге, и начальство рекомендовало его для этой работы.
Он подал заявление на работу в ФБР в 1990 году и еще раз в 1991 году, ища работу специалиста, знающего арабский язык, который мог проводить беседы, слушать записи телефонных разговоров и переводить документы. В то время Бюро не принимало на работу людей, говорящих на арабском языке, но в отделении ФБР в Сан-Франциско ухватились за его кандидатуру, когда Мохаммед представил хорошо состряпанные рассказы, предполагающие криминальную связь между мексиканскими контрабандистами и палестинскими террористами. И хотя его заявление о приеме на работу переводчиком на полный рабочий день еще ожидало решения, к 1992 году он значился осведомителем ФБР.
В апреле 1993 года Мохаммед поехал в Ванкувер, чтобы встретить в аэропорту друга. Но его коллега — египтянин, бывший военнослужащий египетской армии, присоединившийся к джихаду, был задержан после того, как обнаружилось, что у него имеются два поддельных паспорта Саудовской Аравии. Канадские полицейские допросили и Мохаммеда. Он объяснил, что работает на ФБР, и дал телефонный номер человека из Бюро, с которым он поддерживал связь в Сан-Франциско. Канадцы освободили Мохаммеда после того, как за него поручился агент ФБР.
Когда Мохаммед вернулся в Калифорнию, он рассказал в ФБР удивительную историю. Сотрудники Бюро не поняли его.
Мохаммед рассказал, что он тайно вступил в египетскую организацию «Исламский джихад» после того, как прошел первый курс обучения в Форт-Брэгге. «Меня приняли в «Аль-Каиду» — «Аль-Каида» — это организация, которую возглавляет Усама бен Ладен — благодаря тому, что я был членом египетского «Исламского джихада», — сказал позже Мохаммед федеральному судье, рассказывая о том, что он сообщил ФБР. Он проводил «в Афганистане для «Аль-Каиды» военную подготовку и учил обращению со взрывчатыми веществами», а также «обучал ведению разведки… как создавать ячейки, которые можно использовать для проведения операций»[628].
Это был первый раз, когда в ФБР услышали об «Аль-Каиде» и бен Ладене.
Агенты ФБР в Сан-Франциско не доложили о его откровениях ни в Вашингтон, ни в Нью-Йорк. Тем временем он вернулся к работе на «Аль-Каиду» — помогал создавать ячейку в Найроби. По приказу бен Ладена он ездил в Найроби для ведения наблюдения за потенциальными объектами для взрывов. Он взял фотографии посольства США и отвез их бен Ладену в Хартум, столицу Судана. Бен Ладен посмотрел на снимки и указал на лестницу, ведущую в подземный гараж. Он сказал, что это самое лучшее место для того, чтобы загнать грузовик, груженный взрывчаткой.
В следующий раз, когда ФБР связалось с Мохаммедом, между ними произошел зловещий разговор. Адвокат, готовившийся к суду по обвинению Слепого Шейха в подстрекательстве к бунту, уведомил государственного прокурора Эндрю Маккарти о том, что хочет, чтобы Мохаммед дал показания на суде. По распоряжению Маккарти один из немногих особых агентов Бюро, говоривший по-арабски, Харлан Белл нашел Мохаммеда по телефону в Найроби и сказал ему, что им нужно поговорить. Мохаммед полетел назад в Калифорнию, чтобы вступить в напряженную конфронтацию с Беллом и Маккарти в конференц-зале в Санте-Барбаре 9 декабря 1994 года.
«Мне его расхваливали как дружески настроенного к нам человека его кураторы — агенты ФБР в Северной Калифорнии, с которыми он предположительно сотрудничал, — вспоминал Маккарти. — Быстро стало ясно, кто к кому залез в карман»[629]. Маккарти вышел после разговора с внутренним ощущением, что террорист водит Бюро за нос. Он подумал: «ФБР следовало бы изучить его, а не позволять ему внедряться». Но у Маккарти не было нужной информации, чтобы подтвердить свою интуицию, потому что Бюро утаило то, что было известно об этом осведомителе: «Только гораздо позже я узнал, что Мохаммед сказал агентам ФБР в Калифорнии, что бен Ладен руководит организацией под названием «Аль-Каида».
Сотрудники нового отдела ФБР по борьбе с радикальными фундаменталистами в то время ничего не знали об Али Мохаммеде и «Аль-Каиде». Обычно они понятия не имели о том, какие расследования ведут их коллеги. Их руководители также не знали, что происходит в этой области. В ФБР были отдельные эксперты, но не было знаний в масштабе всего ведомства. Пятьдесят шесть местных отделений ФБР работали в изоляции. Агенты редко разговаривали с аналитиками. Оперативные подразделения по борьбе с терроризмом редко общались со штаб-квартирой. А директор ФБР по-прежнему не разговаривал с Белым домом.
«Убивать американцев»
В сентябре 1997 года, через две недели после отъезда из Найроби, Дэн Коулман столкнулся с Али Мохаммедом за обедом в ресторане Сакраменто. Египтянин работал охранником у военного подрядчика в Калифорнии. Пока двое мужчин разговаривали, агенты ФБР обыскали дом Мохаммеда и осуществили зеркальную обработку его компьютера.
Их беседа была односторонней. Записи Коулмана об этой беседе — это шквал язвительных замечаний: «Мохаммед утверждал… что он любит бен Ладена и верит в него. Мохаммед признался, что обучал людей в «районах военных действий», и добавил, что районы военных действий могут быть в любом месте. Мохаммед упомянул, что знает много людей, пользуется большим доверием и может сводить людей с теми, кто им нужен»[630]
Более серьезное предупреждение пришло 23 февраля 1998 года. Бен Ладен и его новый союзник Айман аль-Завахири — руководитель египетской группы «Исламский джихад» — прислали из Афганистана воззвание. Эти два человека объединили свои силы, создав первую всемирную террористическую группу, и их слова были растиражированы по всему миру.
«Мы адресуем следующую фетву (решение муфтия. — Пер.) всем мусульманам, — говорилось в воззвании. — Убивать американцев и их союзников — гражданских и военных — долг каждого мусульманина, который может исполнить его в любой стране, в которой это возможно».
Пользуясь плодами расследования Дэна Коулмана в Найроби, государственный обвинитель Патрик Фитцджеральд, ответственный за большую коллегию присяжных в Нью-Йорке, готовил официальное обвинение бен Ладену. Министр юстиции Жанет Рено дала санкцию на прослушивание сотовых и спутниковых телефонов членов «Аль-Каиды» на территории Соединенных Штатов и за ее пределами. Но когда наблюдение начало улавливать знаки и сигналы намечающегося нападения, расследование стало пробуксовывать и стопориться.
ФБР продолжало охотиться на «Аль-Каиду» в Африке. ЦРУ готовилось захватить или убить бен Ладена в Афганистане. И у тех и у других имелись доказательства его следующей атаки: благодаря файлам эль-Хаджа и прослушиванию четырех телефонов в Найроби выявились личности по крайней мере четырех человек, связанных с готовящимся «Аль-Каидой» взрывом. Но главные по контртерроризму в Америке были слишком заняты ведением войны друг с другом, чтобы выполнять свои планы.
Начальник отдела ФБР по национальной безопасности Джон О’Нейл отказался поделиться файлами эль-Хаджа с ЦРУ. После того как ЦРУ захватило во время облавы в Азербайджане документы «Аль-Каиды», начальник подразделения ЦРУ, занимавшегося бен Ладеном, Майкл Шоер отказался поделиться ими с ФБР. Эти два человека возвели стены, скрепленные взаимной ненавистью. Когда О’Нейл погиб во время второго нападения на Всемирный торговый центр, Шоер сказал, что его смерть была «единственным хорошим событием»[631], которое произошло в тот день. «О’Нейл отравил отношения между ФБР и ЦРУ, — сказал Шоер. — Он утаивал информацию от партнеров ФБР по ведению разведки, вводил в заблуждение комитеты конгресса по разведке и срывал операции против «Аль-Каиды» за границей»[632].
«Превратилась в сталь в ожидании падения»
Посол США в Кении Пруденс Бушнелл помнила все, что случилось, когда 7 августа 1998 года в Найроби взорвалась бомба.
«Я подумала, что здание обрушится и я упаду вниз со всех этих этажей, и каждая клеточка моего тела превратилась в сталь в ожидании падения»[633], — сказала она.
Она была вся в крови, но была ли это ее кровь или кровь других людей, она не могла сказать. «Я увидела обугленные останки того, что когда-то было человеческим существом, — вспоминала она. — Я увидела, что задняя часть здания полностью уничтожена, и поняла, что никто обо мне не позаботится».
Двое мужчин в небольшом грузовом автомобиле, нагруженном тонной взрывчатки, подъехали ко входу в посольскую подземную парковку, как учил бен Ладен Али Мохаммеда четыре года назад. Взрыв разрушил здание посольства от фасада до задней стены и снес коммерческое офисное здание по соседству. Погибли 12 американцев и 212 кенийцев. Почти 5 тысяч человек получили ранения, многие ослепли и были покалечены разлетевшимся стеклом.
Посол знала, что в Найроби существует ячейка «Аль-Каиды», и она сильно подозревала, что бен Ладен хочет напасть на ее посольство. «В Вашингтоне мне сказали, что мы хотим прекратить его деятельность, что мне показалось вполне разумным»[634], — сказала она. Затем в посольство вошел египтянин и сообщил офицеру ЦРУ, что здание будет взорвано. «Меня уверили, что этот человек делал так уже несколько раз в других посольствах стран Африки, — сказала посол. — Его считали придурком». Но это было не так. Этот человек был одним из тех, кто устроил взрыв в посольстве США в Дар-эс-Саламе — столице Танзании, произошедший через несколько минут после взрыва в Найроби; в этом случае погибли одиннадцать человек и были ранены восемьдесят пять.
Первая волна агентов ФБР — боле 250 человек — начала прибывать в Найроби ночью. В конечном счете Бюро ввело в действие около 900 человек, которые работали по взрывам в посольствах США в Восточной Африке. Это было самое крупное зарубежное расследование в его истории.
Посол Бушнелл не хотела, чтобы они появились как оккупационная армия. Она провела «жесткие переговоры относительно того, прибудут они с оружием или без», и убедила особого агента, ответственного за прибывающих людей, Шейлу У. Хоран — одну из первых женщин, получивших власть в ФБР, — заставить агентов носить повседневную одежду, не носить личное оружие напоказ и работать вместе с кенийской полицией. «Именно кенийцы стучали в двери, но никого это не одурачило, — сказала посол. — Меньше всего я хотела разбираться с ложью о том, как с людьми обращаются полиция и ФБР».
Первым, кто признался, был Мохаммед Одех — палестинец, рожденный в Саудовской Аравии, выросший в Иордании и получивший образование на Филиппинах. Он был арестован иммиграционной полицией в международном аэропорту Карачи, Пакистан; при нем был грубо подделанный паспорт, а на теле — следы взрывчатых веществ. Потребовалась неделя, чтобы он был возвращен в Кению и допрошен сотрудниками ФБР. К тому времени полиция уже обыскала его жилье в Найроби, где были найдены наброски местности вокруг посольства США, а также бухгалтерские книги на оружие и военное обучение.
15 августа Одех сидел в полицейском управлении в Найроби вместе с агентом ФБР Джоном Антисевом — тем же самым агентом, который занимался тайным расследованием первого взрыва во Всемирном торговом центре. Подозреваемый рассказал историю своей жизни. Он дал клятву верности бен Ладену и «Аль-Каиде» пять лет назад в Пешаваре, Пакистан. Несколько месяцев он занимался организацией взрыва в Найроби.
«Он утверждал, что причина, по которой он разговаривает с нами сейчас, состоит в том, что люди, с которыми он был заодно, все время оказывали на него давление, и теперь их нет, а он здесь, и перед ним стоят серьезные проблемы», — рассказывал Антисев. Одех думал, что этот взрыв был «большой ошибкой. Ему не понравилось, что было убито так много гражданских лиц и кенийцев. Он сказал, что взрыв башен Кобар был в сто раз лучше и что человек, который сидел за рулем грузовика со взрывчаткой, должен был бы врезаться на нем в здание или погибнуть при такой попытке»[635].
Вскоре стало ясно, что Одех осуждает своего сообщника — второго человека, который признался.
Мохаммед аль-Аухали ехал в грузовике, который уничтожил посольство. Он запаниковал в последний момент. Когда кенийский охранник отказался поднять деревянный шлагбаум у въезда на автостоянку, аль-Аухали выпрыгнул из грузовика, бросил свето-шумовую гранату и убежал. Получив серьезное ранение при взрыве, он остановился в отеле, а затем отправился в больницу. Служащий отеля сообщил об этом кенийской полиции. Полицейские нашли его в больнице, обыскали, нашли в его брюках подробную копию плана взрыва и арестовали его.
«Он хотел все рассказать о себе с начала до конца»[636], — сказал агент ФБР Стив Годен, который начал слушать признание подозреваемого в заполненном людьми полицейском участке Найроби, и это продолжалось в течение следующей недели. Годен был в отпуске на побережье Нью-Джерси, когда его вызвали в Найроби. До этого он никогда еще не работал по делу о международном терроризме. На протяжении следующих пяти лет он не будет работать ни по каким другим делам.
Аль-Аухали был богатым саудовцем в возрасте 21 года; он родился в Ливерпуле, Англия, изучил не только Коран и религиозные законы шариата, но и историю, и политическую науку. Два года назад он ушел из семьи и присоединился к джихаду в Афганистане. «Он несколько раз встречался с господином бен Ладеном и проявлял свой интерес к заданиям, которые он хотел бы выполнить, — сказал агент ФБР. — Бен Ладен сказал ему: «Не спеши. Со временем будет тебе задание».
Допрашивающий углубился в планы и цели «Аль-Каиды». «Аль-Аухали объяснил мне, что Усама бен Ладен стоит на самой верхушке «Аль-Каиды», но непосредственно в его подчинении есть несколько старших военных чинов, что бен Ладен ставит политические цели перед этими военными, — сказал Годен. — А эти люди дают указания своим подчиненным». Тем летом аль-Аухали узнал, что его задача — стать подрывником-смертником.
«Было несколько причин, почему было выбрано посольство в Найроби, — рассказал аль-Аухали Годену. — Во-первых, в посольстве США в Найроби было много американцев; посол была женщиной, и если бы в результате взрыва она погибла, это способствовало бы распространению информации о взрыве. В посольстве также находились несколько христианских миссионеров. И наконец, это была легкая мишень».
Аль-Аухали закончил свое признание, раскрыв самые грандиозные честолюбивые замыслы бен Ладена: «В Соединенных Штатах есть цели, которые мы могли бы поразить, но для этого еще не все готово, — сказал он Годену. — Мы должны совершать много терактов за пределами Соединенных Штатов, и это ослабит их и даст нам возможность наносить удары в самих Соединенных Штатах».
ФБР передало его признания из Найроби в Вашингтон. Впервые Соединенные Штаты получили твердые доказательства того, что они находятся под прицелом «Аль-Каиды».
20 августа 1998 года президент Клинтон ответил шквалом крылатых ракет. Мишенями были тренировочные лагеря у города Хост в Афганистане и фармацевтическая фабрика под Хартумом в Судане. В ЦРУ полагали, что бен Ладен находится в этом тренировочном лагере — эти разведданные были уже устаревшими. ЦРУ также сообщило, что фармацевтическая фабрика является производством химического оружия; эти данные оказались очень сомнительными. Эта контратака была воспринята в мире как фиаско в сочетании с публичным признанием президента, что ФБР поймало его на лжи относительно его сексуальной жизни. Его унижение было почти полным, а его импичмент — почти гарантированным.
Луис Фрих прибыл в Найроби за несколько часов до того, как крылатые ракеты начали вращаться в своих пусковых шахтах. «Мы с ним должны были встретиться на следующее утро, — вспоминала посол Бушнелл. — Но в ту ночь я приняла срочный телефонный звонок с сообщением, что прилетает директор ФБР, чтобы немедленно увидеться со мной»[637]. Она вылезла из постели и накинула какую-то одежду. «Когда приехал Фрих, он был вне себя, — сказала посол. — Он только что узнал, что США собираются запустить крылатые ракеты и никто его не предупредил об этом заранее. Он хотел знать, что мне известно — а это было даже меньше того, что знал он, — и какой у меня план».
Фрих, очевидно, боялся, что удары крылатых ракет вызовут восстание исламистов в Кении, где менее чем один человек из десяти был мусульманином. Он сказал послу: «Я полагаю, что вы будете эвакуироваться. Я отзываю личный состав ФБР. У меня в самолете есть пять свободных мест, и я отдам их вам. Вы можете решить, кого вы хотите отправить из страны». После этого он стремительно ушел.
Бушнелл была поражена. Она вызвала к себе домой офицеров службы безопасности. «Мы посмотрели друг на друга, потрясенные и смущенные, — рассказывала она. — Склонные поддаваться гневу кенийцы сочувствовали «Аль-Каиде», а также небольшому числу мусульман в Найроби; почти самое худшее, что мы могли бы пережить, — это ярость людей, возвращавшихся после пятничной молитвы в мечети, находившейся на некотором расстоянии. Мы решили закрыть посольство в полдень, посоветовать людям оставаться дома и посмотреть, что будет, — сказала она. — Ничего. Тем временем сотрудники ФБР в костюмах со всеми своими длинными и короткими «стволами» стали «делать ноги».
Из Африки Фрих увез не всех своих агентов. 27 и 28 августа, через неделю после пуска крылатых ракет, агенты ФБР Джон Антисев и Стив Годен порознь привезли Одеха и аль-Аухали в Нью-Йорк согласно официальной процедуре выдачи уголовных преступников. Без намека на принуждение или угрозу ФБР получило их полные признания наряду с важной информацией о всемирном размахе деятельности «Аль-Каиды». Среди всего прочего аль-Аухали дал телефонный номер в Йемене, который служил для бен Ладена международным коммутатором.
4 ноября 1998 года обвинительный акт, распечатанный в суде Южного округа Нью-Йорка, объявил бен Ладена и двадцать других членов «Аль-Каиды» виновными в осуществлении взрывов посольств США. Десять обвиняемых получили пожизненное заключение. Эль-Хадж, Одех и аль-Аухали были осуждены на основании улик, представленных ФБР.
Государственный обвинитель Патрик Фитцджеральд пытался усилить обвинения, вынудив говорить лживого Али Мохаммеда — главного тайного агента «Аль-Каиды» в Америке. Как позже признавался Мохаммед: «После взрыва в 1998 году я планировал отправиться в Египет, а потом в Афганистан, чтобы встретиться с бен Ладеном. Прежде чем я смог уехать, я был вызван в суд для дачи показаний перед большой коллегией присяжных в Южном округе Нью-Йорка. Я дал показания, немного соврал»[638]. Под присягой он отрицал, что обучал бен Ладена и его людей приемам террористической деятельности, ведению разведки и контрразведки.
Фитцджеральд и агенты ФБР, которые с ним работали в Нью-Йорке, знали, что Али Мохаммед работает на «Аль-Каиду». Они решили арестовать его там и тогда. Два года спустя на открытом суде он признал себя виновным в том, что был первым агентом бен Ладена, глубоко внедрившимся в Америке, и главным в осуществлении взрывов посольств. Потом он исчез; нет никаких записей о его тюремном заключении. Он был помехой для ФБР.
«Арестуйте императора»
После всех судебных процессов «США против бен Ладена» одиннадцать из нападавших были по-прежнему на свободе, включая главного обвиняемого[639].
Опытный государственный обвинитель Элеонор Хилл, которая работала руководителем персонала двух комитетов конгресса по разведке, спросила агента ФБР в Нью-Йорке о стратегии в отношении «Аль-Каиды». «Это все равно что сказать ФБР после Пёрл-Харбора: «Отправляйтесь в Токио и арестуйте императора, — сказал он. — В Южном округе нет крылатых ракет»[640].
Фитцджеральд не хотел ракет. Он хотел бульдозер, чтобы снести Стену.
Министерство юстиции возвело Стену, чтобы исполнить Закон о надзоре за иностранной разведкой (FISA) от 1978 года. На протяжении шестидесяти лет до этого закона ФБР прослушивало телефонные разговоры по приказам министра юстиции или распоряжению Дж. Эдгара Гувера. Двадцать лет после принятия этого закона тайно собиравшиеся федеральные судьи — суд FISA — следили за тем, как ФБР ведет наблюдение за людьми, подозреваемыми в шпионаже и терроризме. Они узаконили применение жучков и прослушивание телефонных разговоров без ордера, которые когда-то применял Гувер по своему усмотрению.
ФБР было предоставлено решать, когда делиться разведывательной информацией с государственными обвинителями. Но оно не раз плохо с этим справлялось. В 1995 году новые инструкции обязывали агентов получить предварительно санкцию из министерства юстиции. Эти правила были плохо написаны и повсеместно толковались неправильно. Руководители ФБР регулировали и усиливали их неправильную интерпретацию. На периферии и в штаб-квартире агенты ФБР, занимавшиеся делами, связанными с разведкой, полагали, что не могут общаться с посторонними, включая других агентов, работавших по уголовным делам.
«Таковы были основные правила, — сказал Фитцджеральд. — Мы могли общаться с агентами ФБР, работавшими по уголовным делам; с полицейским управлением города Нью-Йорка; с другими федеральными правительственными ведомствами, включая разведывательные; с гражданами, иностранными полицейскими и иностранными разведчиками, включая шпионов. Мы делали это. Мы отправлялись за границу, чтобы пообщаться с людьми. Мы могли общаться даже с членами «Аль-Каиды»[641]… Но была группа людей, с которыми нам не было разрешено общаться. Ими были агенты ФБР, сидящие от нас через улицу на Манхэттене и занимающиеся параллельным расследованием. С ними мы общаться не могли».
Стена была лабиринтом непонимания, созданная во многом благодаря сбою связи в ФБР при Фрихе. Агенты ощущали стены там, где их не было. Их неправильные представления имели катастрофические последствия для борьбы с подозреваемыми террористами.
В начале 1999 года Луис Фрих доложил конгрессу о том, что он реорганизовал ФБР. Борьба с терроризмом и контрразведка были новыми главными приоритетами. Но его слова были не более чем пустышка и выдача желаемого за действительное.
«Был ли у нас план войны? — риторически вопрошал начальник антитеррористического управления Дейл Уотсон. — Абсолютно никакого»[642]. Он пытался выпихнуть Бюро вперед. Это было все равно что упираться в огромный монолит, построенный Гувером, и пытаться сдвинуть его с фундамента. Он назвал это «самым трудным из всего, что мы когда-либо пытались сделать»[643].
Уотсон полагал, что работа Бюро в Найроби была настоящим прорывом. Разведывательные данные, которые собрали агенты, выявили две сотни улик против «Аль-Каиды». Он хотел сосредоточить усилия ФБР на этой задаче.
4 декабря 1998 года заголовок ежедневной президентской сводки — самого секретного документа в правительстве Соединенных Штатов — гласил: «Бен Ладен готовится угнать американский самолет и совершить другие теракты». Это был доклад, полученный ЦРУ из вторых рук от разведывательной службы Египта, но никто никогда не видел ничего подобного. «Бен Ладен может осуществить план угона американского самолета до начала Рамадана 20 сентября, — гласило предупреждение. — Два члена оперативной группы, избежавшие проверок на безопасность во время недавнего судебного процесса, сделали своей целью один из нью-йоркских аэропортов». Мотив — освобождение заключенных в тюрьму исполнителей взрыва Всемирного торгового центра и американских посольств в Африке.
Главный специалист по терроризму при Клинтоне Ричард Кларк видел в Уотсоне своего самого лучшего союзника в ФБР. Будучи начальником антитеррористической группы в Совете национальной безопасности, он попросил Уотсона предупредить полицию города Нью-Йорка и Федеральное управление гражданской авиации об этом докладе, содержащем угрозу. Аэропорты Нью-Йорка приняли максимальные меры безопасности.
Начиная с того дня Уотсон пытался подчеркнуть крайнюю необходимость антитеррористической кампании Кларка в ФБР. Он приказал каждому из пятидесяти шести региональных отделений Бюро осознать эту угрозу. Но многие, если не большинство, оставались не в курсе. Он вызвал агентов изо всех уголков страны, чтобы они встретились с Кларком. Они получили по полной: папка Кларка была набита предвестниками нападений. Его обычное информационное совещание охватило вопросы ведения бактериальной, вирусной и компьютерной войны помимо более традиционных терактов.
Это совещание вошло в анналы ФБР как семинар «Терроризм для болванов».
«Существует проблема убедить людей в том, что угроза есть, — сказал Кларк. — Имеет место недоверие и сопротивление. Большинство людей не понимают. Исполнительные директора крупных корпораций даже не знают, о чем я говорю. Они полагают, что я говорю о длящемся четырнадцать лет хакерстве на их вебсайтах. А я говорю о людях, которые отключают в городе электричество, системы 911, телефонные и транспортные сети. Вы лишаете город света — люди умирают. Лишаете света много городов — умирает много людей»[644]. Теперь он рисовал в своем воображении смерти сотен или тысяч американцев от рук исламских террористов.
Кларк потерял надежду на способность ФБР защитить страну. Тем не менее он доверял Дейлу Уотсону — единственной постоянной связи между ФБР и ближайшими помощниками президента. Они делились сообщениями о каждой возможной правдоподобной террористической угрозе.
Предупреждения превратились в сигнал тревоги, который в 1999 году звучал днем и ночью. В одном случае говорилось, что «Аль-Каида» имеет тайные ячейки на территории Соединенных Штатов, в другом, что террористы собираются убить государственного секретаря, министра обороны и директора Центрального разведывательного управления, в третьем, что бен Ладен пытается заполучить ядерное оружие. Предупреждения шли обжигающим и нескончаемым потоком. Никто не знал, какое из них может оказаться правдой.
В апреле 1999 года Фрих решил, что правильнее всего будет внести Усаму бен Ладена в список ФБР «Десять самых разыскиваемых лиц». Бюро предложило награду 5 миллионов долларов за информацию, ведущую к его аресту.
На протяжении этого года руководители антитеррористических организаций работали вместе со своими союзниками из числа разведслужб стран всего мира по выдаче людей, подозреваемых в членстве в «Аль-Каиде» и египетской организации «Исламский джихад». Тщательно разработанным планам похищения бен Ладена в Афганистане помешал военный переворот в Пакистане. Восемьдесят семь обвиняемых террористов были тайно задержаны в Албании, Болгарии, Азербайджане и Объединенных Арабских Эмиратах. Все они были отправлены в тюрьму в Каире. В конце ноября разведывательная служба Иордании арестовала шестнадцать человек и предъявила им обвинение в том, что они, являясь членами «Аль-Каиды», входят в заговор с целью нанесения ударов по американцам. Среди подозреваемых они нашли двух граждан США — факт, который привлек к себе внимание ФБР и ЦРУ. Оба мужчины были родом из Калифорнии. Один был компьютерным инженером в Лос-Анджелесе и работал в благотворительной организации, которая уже начала походить на передовой край «Аль-Каиды».
Затем 14 декабря 1999 года бдительный служащий американской таможни в Порт-Анджелесе, Вашингтон, остановил нервничающего двадцатитрехлетнего алжирца по имени Ахмед Рессам, который в тот вечер приехал из Канады на последнем пароме. В его чемодане находилась взрывчатка и планы по осуществлению взрывов в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Этот случай побудил правительство объявить состояние полной боевой готовности. Уотсон и антитеррористическая группа Белого дома заседали круглосуточно. Они добивались прослушивания телефонных разговоров необычно большого числа телефонов согласно FISA; Жанет Рено своей властью дала санкцию по крайней мере на один обыск без ордера.
Кларк созвал два чрезвычайных заседания кабинета министров. На втором из них, 22 декабря, появился Луис Фрих, который был редким гостем в Белом доме. Среди собравшихся в подземном оперативном штабе были министр обороны, госсекретарь и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Протокол зафиксировал, что Фрих говорил о прослушивании телефонных разговоров и расследованиях.
ФБР искало в Бруклине людей, которые могли бы знать Ахмеда Рессама. Бюро работало в сотрудничестве с канадской полицией по выявлению подозреваемых в Монреале. Оно проверяло неподтвержденное сообщение от одной разведывательной службы об угрозе терактов в семи американских городах. Его бессвязная презентация была высшей точкой его сотрудничества с Белым домом в 1990-х годах.
В канун Нового года руководители контртеррористических организаций США заполнили Оперативный центр стратегической информации ФБР ценой 20 миллионов долларов и площадью 40 тысяч квадратных футов, состоявший из тридцати пяти помещений. Это был командный пункт в штаб-квартире ФБР, который служил ему собственным оперативным штабом. Фрих и Уотсон не смыкали глаз всю ночь. На Восточном побережье было три часа ночи, когда в Калифорнии пробило полночь и начался Новый год. Руководители антитеррористических организаций выдохнули и выпили.
Но в оставшиеся Фриху дни на посту директора ФБР Бюро получило ряд ран, многие из которых были нанесены им самому себе; эти раны останутся шрамами на Соединенных Штатах и американской разведке на годы. «У нас не было ни желания, ни ресурсов поддерживать состояние боевой готовности, — написал Фрих. — Это действительно волновало меня: не 31 декабря 1999 года, а 1 января 2000 года и потом»[645].
«Необходимые действия: никаких действий»
15 января двадцатичетырехлетний саудовец Халид аль-Михдхар сел на рейс «Юнайтед эрлайнз» из Бангкока в Лос-Анджелес. ЦРУ выслеживало аль-Михдхара десять дней до его вылета; оно опознало в нем члена «Аль-Каиды», отследив телефонный номер в Йемене, который ФБР получило из Найроби, — телефон, который служил всемирным коммутатором для воинов джихада.
Он уехал из Йемена и заселился в гостиницу в Дубае, где офицер разведки сделал копию его саудовского паспорта и многократной въездной визы в Соединенные Штаты. Он летал в Малайзию и встречался с химиком, известным Центральному разведывательному управлению[646]. Удивительно, что у ЦРУ были фотографии этой встречи — тайного совещания террористов, действовавших на территории от Средиземноморья до Тихого океана.
Но ЦРУ не поставило ФБР в известность о том, что у аль-Михдхара есть билет до Лос-Анджелеса, и не доложило, что его спутник в поездке — известный террорист по имени Наваф аль-Хазми. На телеграмме для внутреннего пользования в ЦРУ в отношении этих двоих стоял штемпель: «Необходимые действия: никаких действий».
Их след был потерян прежде, чем они прошли иммиграционный контроль в аэропорту. Эти двое поселились в Сан-Диего. Их истинные имена стояли в договоре аренды, их водительских правах и рядом с их телефонными номерами в общественных телефонных справочниках. Они проводили много часов в компании общительного соотечественника, который был давним осведомителем ФБР. Вскоре они начали брать уроки пилотирования. Осведомитель не сообщил об этом ФБР.
На протяжении января и февраля Ричард Кларк работал с Дейлом Уотсоном и его коллегами над двадцатью девятью предложениями расширить возможности Соединенных Штатов по борьбе с терроризмом. Белый дом одобрил их все и запросил у конгресса 9 миллиардов долларов для их обеспечения. Важными для ФБР были формирование объединенной оперативной группы по борьбе с терроризмом в каждом из пятидесяти шести региональных отделений ФБР, увеличение числа сотрудников, говорящих на арабском языке, и сообщение о прослушанных телефонных разговорах в реальном времени, вместо того чтобы оставлять тысячи часов непрослушанных разговоров.
Уотсон подхватил эти честолюбивые замыслы и расширил их до крупной инициативы, которую он назвал MAXCAP 2005. ФБР собиралось стать разведывательной службой. Каждое его местное отделение должно было быть укомплектовано, обучено и экипировано, «чтобы предотвращать и эффективно реагировать на террористические акты»[647]. Бюро должно было собирать, анализировать и докладывать стратегическую, оперативную и тактическую разведывательную информацию. В конечном счете оно выйдет в Интернет и создаст компьютерную систему с целью соединить своих агентов друг с другом и миром. Вооруженное таким образом, ФБР установило стабильные отношения с американскими разведывательными ведомствами, иностранными шпионскими службами, государственными и местными сотрудниками правоохранительных органов, военными подрядчиками, министерством юстиции и Белым домом для ведения войны с терроризмом.
Уотсон запросил у конгресса 381 миллион долларов для найма и обучения около 1900 новых агентов для борьбы с терроризмом, аналитиков и лингвистов. Он получил средства, достаточные для найма 76 человек. Он представил свою стратегию всем специальным агентам ФБР — руководителям местных отделений. Почти все из них считали, что это «воздушные замки». Он отправился в Учебное управление, где три дня из шестнадцатинедельного курса для новобранцев были посвящены национальной безопасности, противодействию терроризму и контрразведке. Потребуется время, чтобы изменить традиционный учебный план, как сказали ему инструкторы.
В марте и апреле, когда начал истекать последний год администрации Клинтона, министр юстиции Рено приказала Фриху выполнить свои обещания в отношении борьбы с терроризмом и контрразведки в ближайшие месяцы. «Реализуйте механизм обеспечения взаимосвязи и совместного использования разведывательной информации, — распорядилась она. — Используйте ее внутри своего ведомства, а затем поделитесь ею с другими ведомствами»[648]. Она просила его «использовать разведывательную информацию, собираемую в настоящее время и хранящуюся в файлах ФБР», и пользоваться этими знаниями «с целью выявления и защиты от возникающих угроз нашей национальной безопасности». Рено сказала, что настаивает на этом, потому что «я продолжала находить доказательства, о существовании которых у нас мы не знали. Я разговаривала с кем-то, и эти люди говорили: «Ну, подождите, пока нам тут все не автоматизируют». Как минимум она хотела каких-то гарантий того, что ФБР будет знать, что содержится в его собственных файлах.
Директор наступил на свою гордость и нанял сетевого администратора Ай-би-эм Боба Дайса установить компьютеры в ФБР. Специалист долго изучал состояние технического вооружения Бюро. У среднего американского подростка мощность компьютера была больше, чем у большинства агентов ФБР. Региональные отделения Бюро работали с цифровыми инфраструктурами 1970-х годов. Они не могли осуществлять поиск в Google или отсылать письма по электронной почте за пределы своих кабинетов. «У вас, ребята, нет жизнеобеспечения, — сказал Дайс Луису Фриху. — Вы мертвы»[649].
Системы информационной технологии Бюро нужно было перестраивать. Фрих и Дайс убедили конгресс разрешить ФБР истратить 380 миллионов долларов за последующие три года с целью создания «Триады» — новых компьютеров, серверов и программного обеспечения, чтобы агенты могли читать документы, анализировать улики и связываться друг с другом и внешним миром. За пять лет сменились десять директоров проекта и пятнадцать IT-администраторов; программу «Триада» нужно было переделывать, модернизировать и перестраивать, а программное обеспечение можно было отправлять на свалку. Приблизительно половина денег была потрачена.
Когда весной и летом 2000 года задумывалась «Триада», целый сектор Бюро начал разваливаться. Фрих создал новый отдел Службы расследований, когда-то известный как Управление разведки, который должен был работать наряду с отделом по борьбе с терроризмом ФБР. Считалось, что он должен заниматься стратегическим анализом. Внутренняя проверка вскоре показала, что две трети его служащих не имеют необходимой квалификации. Нового отдела чуждались, его избегали; он работал в изоляции и тишине. Он просуществовал два года, прежде чем его расформировали по почти единогласному требованию заместителей директора ФБР.
Власть и авторитет директора ФБР меркли в глазах Вашингтона и всего мира. Он гордился тем, что побывал в шестидесяти восьми странах и встретился от имени ФБР, по его подсчетам, более чем с 2 тысячами зарубежных руководителей. Но он видел, что теряет лицо среди руководителей служб безопасности и тайной полиции во всем мире, что, по его разумению, было следствием осмеяния международным сообществом сексуальных похождений президента.
Вечером 6 апреля 2000 года Фрих вылетел в Пакистан, чтобы встретиться с его военным диктатором генералом Первезом Мушаррафом. В то утро в ньюаркскую контору ФБР вошел человек, который предупредил о плане «Аль-Каиды» угнать «Боинг-747». Он сказал, что должен встретиться с полудюжиной людей, участвующих в этом заговоре, разработанном в Пакистане, и что в этой группе угонщиков есть обученный пилот. И хотя он прошел тест на детекторе лжи, ФБР так и не было уверено в то, что он говорит правду. На следующий день в военном городке в Лахоре, построенном для британских офицеров в период английского господства, Фрих выдвинул генералу Мушаррафу ультиматум. У него был ордер на арест Усамы бен Ладена, и он хотел, чтобы генерал немедленно осуществил его.
«Мушарраф засмеялся»[650], — доложил Фрих. Он отказался помогать.
На той же неделе приблизительно в 500 милях к западу, в Афганистане, лидеры «Аль-Каиды» снимали на видео заявление с угрозами нападения на Соединенные Штаты. Бен Ладен снова поклялся отомстить за тюремное заключение Слепого Шейха и людей, осуществивших подрывы посольств США. На его поясе был йеменский кинжал. Эта деталь оставалась незаметной, пока эта пленка не была показана по телевидению пять месяцев спустя, когда его планы созрели.
В те месяцы молчания самого разыскиваемого террориста в мире некоторые руководители Бюро полагали, что опасность уменьшается. «Расследование и анализ, проведенные ФБР, указывают на то, что террористическая угроза в Соединенных Штатах низкая»[651], — засвидетельствовал заместитель помощника директора ФБР по борьбе с терроризмом Терри Терчи в Комиссии палаты представителей по национальной безопасности 26 июля. Он говорил об арестах членов групп на периферии, которые занимались вредительством на мясоперерабатывающих заводах во имя защиты прав животных, боевиков «правого» толка, которые создавали запасы оружия, и членов банды, занимавшейся контрабандой сигарет и посылавшей деньги шиитской организации хесболлах в Ливане. Бен Ладен упомянут не был.
ФБР открыло около двух сотен дел по терроризму с того момента, когда два года назад произошли нападения на посольства США в Восточной Африке. Большинство из них были связаны с людьми, подозреваемыми в членстве в «Аль-Каиде», и их союзниками. Десятки из них сошли на нет после того, как министерство юстиции увидело в них ошибки и искажения. По меньшей мере сто просьб о прослушивании телефонных разговоров во имя национальной безопасности, поданных ФБР в суд, были юридически несостоятельными. Причиной этого, как позже определил главный проверяющий ФБР, была продолжавшаяся неспособность Бюро усвоить юридические правила, которые управляли американской разведкой. Судьи выпустили новые законы для того, чтобы уголовные дела против террористов не прекращались из-за халатности правительства.
Мэри Джо Уайт делала все, что было в ее власти, чтобы по таким делам шла работа. Она была прокурором на Манхэттене и уже двадцать лет работала с ФБР в области тайных расследований. Уайт надзирала за всеми главными судебными делами о террористической деятельности в стране на протяжении семи лет, начиная от дела Слепого Шейха и заканчивая судебным процессом по делу о взрывах американских посольств. Во взрыве в Найроби она видела предвестника других взрывов.
Она высказала свои соображения в публичной речи 27 сентября 2000 года, отметив торжественное празднование накануне вечером двадцатой годовщины Объединенной антитеррористической оперативной группы ФБР в ресторане Всемирного торгового центра: «Празднование проходило, что очень уместно, во Всемирном торговом центре»[652].
Она сказала, что ФБР и министерство юстиции должны обязательно соблюдать закон при ведении расследований, предъявлении обвинений в суде террористам. «Даже самый ничтожный из этих обвиняемых — в смысле его роли в деле и доказательств вины — может выйти из зала суда и совершить новые теракты, — сказала она. — И они, вероятно, сделают так с усиленным рвением и безжалостностью и повысят свой статус в мире терроризма за то, что одержали победу над американской системой правосудия».
Соединенным Штатам придется положиться на работу ФБР, сказала она. Но она опасалась, что ничто не сможет остановить следующий удар по Америке. Она предупредила, что «мы должны ожидать и ожидаем подобные нападения в будущем».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.