Последний рубеж

Последний рубеж

Прошло немногим более суток, и японцы закрепились на острове и глубоко вклинились в «крепость Сингапур». Теперь они продолжали высаживать войска на всем западном берегу острова, а также в районе между Крапджи и взорванной дамбой. Гордон Беннет, командующий западной зоной обороны, с непрерывными боями постепенно отступал на рубеж, проходивший примерно от устья реки Джуронг на север до восточного отрога бухты Кранджи. Здесь концентрировались его главные силы. Они должны были как можно дольше удерживать японцев, чтобы ще не вышли на шоссе — крупную транспортную артерию, ведшую с севера на юг — от южной оконечности взорванной дамбы, через Букит-Тимах прямо к городу Сингапур. Стоило японцам достигнуть этого широкого, укрепленного шоссе, и их моторизированные части за несколько часов оказались бы в Сингапуре. К тому же Букит-Тимах был крупнейшим на острове арсеналом оружия и складом боеприпасов.

Катастрофа наметилась уже утром 10 февраля, когда стало известно, что австралийские части, оборонявшиеся между Кранджи и Вудлэндсом, начали отступать. Японцы стали высаживать свои войска непосредственно на конце взорванной дамбы.

В это самое время генерал Уэйвелл, прибывший с Явы, посетил Персиваля в Сингапуре в его Главной квартире форт Каннинг, Уэйвелл немедленно отправился с Персивалем в Букит-Тимах, чтобы обсудить обстановку с Беннетом. По дороге взорам их предстала картина полного хаоса. Сингапур горел во многих местах, в нем больше не было ни питьевой воды, ни продовольствия для гражданского населения. Раненые лежали повсюду, хотя почти все кинотеатры, рестораны и крупные дома были превращены в госпитали. Над городом непрерывно кружили бомбардировщики, била артиллерия.

Уэйвелл понял, что, если японцы предпримут серьезную атаку, Беннет сможет удерживать «линию Джаронга» всего несколько часов. Он тут же выразил желание увидеть генерала Хита, командовавшего северной зоной обороны. Но прежде чем Уэйвелл успел протянуть Беннету на прощание руку, над штабом Беннета вдруг появились три японских бомбардировщика и, сбросив несколько десятков мелких бомб, разрушили помещение штаба. Покрытые известкой, белые, как мел, генералы выбрались из-под обломков рухнувшей степы. Уэйвелл уехал на северный участок обороны. Беннет остался. Через несколько часов ему стало ясно, что этот воздушный налет входил в план подготовки штурма «линии Джуронга». Ко второй половине дня он увидел из поступавших боевых донесений, что японцы прорвали ее.

В то же самое время Уэйвелл, все еще находившийся у Персиваля в Сингапуре, получил срочную телеграмму от Черчилля. Премьер-министр писал: «Вы должны понять, как мы здесь оцениваем ситуацию в Сингапуре. Кабинету было доложено, что у Персиваля сейчас свыше ста тысяч человек, из них тридцать три тысячи англичан и семнадцать тысяч австралийцев. Сомнительно,, чтобы японцы имели столько солдат на всем полуострове Малакка… При таких условиях у обороняющихся имеется значительное численное превосходство над врагом и они должны были бы в ходе хорошо подготовленного сражения разбить нападающих. При нынешнем положении нельзя и помышлять о перемещении наших войск и гражданского населения. Сражение должно быть любой ценой доведено до горького конца… Командующие и высшие офицеры должны гибнуть на поле боя вместе со своими войсками. На карту поставлена честь британской империи и британской армии… Я полагаюсь на вас в том, что не будет допущено никакой пощады, никакой слабости в любой форме…».

Эти строки мало обрадовали Уэйвелла, ибо были очень далеки от действительности. Телеграмма требовала от него держаться до последнего, но возможно ли было это здесь, в Сингапуре?

На следующее утро Уэйвелл продиктовал своему адъютанту доклад о положении в Сингапуре: «Битва за Сингапур развивается неблагоприятно. Японцы, применяя уже известную тактику, продвигаются на западе острова быстрее, чем предполагалось. Я приказал Персивалю использовать любую возможность для контратак. Часть его войск находится в плохом моральном состоянии; у других частей оно тоже далеко не такое, каким я хотел бы его видеть. Делается все возможное для того, чтобы повысить волю к сопротивлению и усилить оптимизм. Но я не могу утверждать, что до сих пор эти усилия имели успех. Я отдал строгий приказ не допускать мысли о капитуляции и ввести в бой все войска до последнего…».

Тем временем фронт Гордона Беннета был прорван японцами. Они вклинились в боевые порядки отступающих австралийцев и вечером 11 февраля захватили Букит-Тимах. Этим была создана важная предпосылка для их окончательного успеха.

По распоряжению главного штаба на Яве Персиваль приказал эвакуировать туда еще остававшихся в Сингапуре летчиков и офицеров ВВС высокого ранга. Одновременно он дал указание всему женскому медицинскому персоналу покинуть Сингапур на «Эмпайр стар». 14 февраля больше двух тысяч медицинских сестер, врачей и других женщин-служащих прибыли на этом корабле в Батавию.

Между тем хаос распространялся все шире. Много говорили о страшной жестокости японцев. Захватив небольшой походный госпиталь в Раджи Бич, они перебили раненых, перекололи штыками офицеров, а потом загнали медсестер по колено в воду и расстреляли из пулеметов. Госпиталь «Тайерсолл», до предела переполненный ранеными индийскими солдатами, был подожжен авиационными бомбами. Пламя охватило его так быстро, что удалось спастись только нескольким десяткам из сотен.

Рано утром 12 февраля японские танки устремились по дороге от Букит-Тимаха на Сингапур. Английской противотанковой обороне еще раз удалось сдержать удар, но за танками шла японская пехота, и сломить сопротивление англичан было только делом времени. Ведь от того места, где были подбиты японские танки, до окраины Сингапура оставалось всего каких-нибудь семь километров по отличному, совершенно неповрежденному шоссе.

В это утро Персиваль решил отвести войска на новую линию обороны, проходившую полукругом в нескольких километрах севернее Сингапура и, так сказать, опоясывавшую город, аэродром Каланг и последнее водохранилище. Ни в одном своем пункте она не отстояла от него больше чем на восемь километров. Общая протяженность фронта составляла всего сорок пять километров. Радиостанция Сингапура была взорвана, денежные запасы банков сожжены, вода выдавалась лишь небольшими порциями. Вспыхивали крупные пожары, но никто и не пытался их тушить.

На рассвете 13 февраля было осуществлено отступление на последний рубеж. Защитники города окапывались, а японцы готовились к следующему удару.

Тем временем генерал Ямасита перевел свой командный пункт к Букит-Тимаху — на высоты, захваченные японцами. Отсюда он мог уже видеть весь город. Здесь же располагались и артиллерийские наблюдатели.

* * *

Ямасита решил предложить англичанам капитуляцию. Им руководили в значительной мере пропагандистские соображения. Великодушный жест победителя по отношению к побежденному дал бы выгодный пропагандистский эффект. И Ямасита составил послание, в котором предлагал генералу Персивалю незамедлительно капитулировать. Угрожающий тон должен был побудить английского генерала принять предложение. Ямасита требовал, чтобы парламентер с белым или британским флагом в руках вышел навстречу японским войскам на шоссе Сингапур — Букит.

Самолет-разведчик сбросил послание Ямаситы над набережной Сингапура. Послание было вложено в хорошо заметный контейнер, за которым тянулись две яркие ленты. Оно немедленно было доставлено Персивалю. Но тот медлил. Военные корабли все еще пытались вывезти из осажденной крепости специалистов и технический персонал для использования на других театрах войны. В последние часы были уничтожены тысячи литров спиртного. Пьяных японских победителей Персиваль боялся еще больше, чем трезвых.

Персиваль неоднократно обсуждал с Гордоном Беннетом и Хитом возможность контрудара по наступающим японцам. Но оба генерала были против: войска настолько исчерпали свои силы, что контрнаступление будет иметь катастрофические последствия. Они рекомендовали Персивалю немедленно принять предложение о капитуляции.

Персиваль сообщил Уэйвеллу, что его войска едва ли продержатся дольше одного или двух дней. В ответ Уэйвелл телеграфировал: «Вы обязаны продолжать наносить противнику наивозможный ущерб, если необходимо, даже в уличных боях. Ваши действия, сковывающие силы врага и наносящие ему потери, могут оказать решающее влияние на операции на других театрах войны. Полностью понимаю ваше положение, но считаю совершенно необходимым продолжать сопротивление»,

В самом Сингапуре каждый теперь чувствовал, как преступно то, что не было предпринято никаких приготовлений к осадному положению. Отсутствовали бомбоубежища, даже щелей — и тех было мало. Гражданское население несло резко возраставшие потери от воздушных налетов. Транспорт был полностью парализован. Повсюду высились горы развалин. Бушевали пожары, и никто их не тушил: воды не хватало даже для раненых. Кое-где раздавали продовольствие, спешно вывезенное со складов, перед тем как их сдали врагу. Люди дрались за горсть риса, за банку консервов из мяса мулов. В районе доков, где жила беднота, стали быстро распространяться инфекционные болезни. Но никакой организованной медицинской службы больше не было… Медицинский персонал почти весь был эвакуирован.

Стало ясно, что оборона крепости или города до последнего человека, как того требовал Черчилль, несовместима с разрушением жизненно важных сооружений, с параличом коммунальных служб из-за усиленной эвакуации. Ни Черчилль, ни Уэйвелл не могли решить, что лучше: оборона до последнего человека или сдача крепости со спасением ценных кадров. Их нерешительность, из-за которой они одновременно осуществляли обе линии, неизбежно должна была привести к катастрофе.

Четырнадцатого февраля, после одного дня передышки, японцы перешли в наступление по всему фронту.

Около полудня, в результате попадания артиллерийского снаряда, неожиданно взлетел на воздух последний крупный склад боеприпасов. Недалеко от него находился госпиталь «Александра», где лежали сотни раненых. Когда японцы появились поблизости, английская артиллерия, боясь поразить госпиталь, ослабила огонь, а редкая стрелковая цепь английской пехоты была уже оттянута назад. Первые японские солдаты стали стрелять в открытые окна госпиталя, а поскольку никто им огнем не ответил, двинулись дальше. Затем подъехала группа японцев на велосипедах, они ворвались в госпиталь и бросились по коридорам. Вышедшего навстречу главного врача, пожилого англичанина, который попытался указать им на знак красного креста, они тут же поставили лицом к стенке и убили выстрелами в затылок. Всех ходячих раненых, не успевших бежать, постигла та же участь. Лежачие больные и раненые были заколоты штыками. Японцы не остановились даже тогда, когда на пути их оказалась операционная, где как раз оперировали тяжелораненого. Его закололи штыком, а персонал перестреляли. Все, кто мог передвигаться, в панике бежали куда глаза глядят. Зверская стрельба продолжалась еще некоторое время, а затем к зданию подъехала новая группа на велосипедах, и офицер приказал ворвавшимся удалиться. Но прежде японские солдаты прочесали территорию госпиталя и согнали в бараки весь медицинский персонал и ходячих раненых, больше двухсот человек. На следующее утро всех их расстреляли в парке госпиталя.

Один из присутствовавших японских офицеров мог только сказать в оправдание расправы, будто из окна госпиталя произвели выстрел по проходящим японским солдатам. Это, разумеется, была ложь. Кровавая расправа в госпитале «Александра», как выяснилось потом, была заранее запланирована. Это лишь один из многих случаев, когда японские войска демонстративно совершали жестокости, дабы показать врагу, что никакой пощады не будет и что наступающий солдат Страны Восходящего Солнца безжалостен, тверд и непобедим. Массовые убийства должны были подорвать боевой дух противника.

* * *

На окраине маленького населенного пункта Вудли, на северо-восточном участке последней линии обороны, продолжала работать насосная станция, которая при помощи дизеля пыталась обеспечить Сингапур хоть малым количеством воды. В нескольких сотнях метров от насосной станции проходила линия стрелковых окопов, в которых залегли остатки 11-й индийской дивизии. Робин Кларк тоже дошел до этого рубежа. Теперь он, как и каждый солдат его подразделения, знал: больше отступать некуда… Конец близок.

Кларк смотрел в будущее со смешанным чувством. Он сам видел, как поступают японские солдаты с пленными. Избегнут ли те, кто сложит оружие в конце борьбы за Сингапур, той же участи, которая постигла их товарищей у Парит-Сулонга? А если плен, то сколько продлится? И выдержит ли он? Здесь уже надеяться не на что, битва проиграна, говорил себе Кларк. Японцы атаковали слабое место Британской империи, и расчеты их сбылись. И все-таки надежда еще есть. Беккер был прав: Сингапур — это не конец войны… Исход ее решится не здесь. Державам «оси» противостоит большинство человечества. Англия сможет продержаться, если выстоит Советский Союз. А в этом Кларк не сомневался. Фашисты потерпят там решающее поражение. И тогда дело японцев будет проиграно.

В последние дни боев Кларк часто вспоминал об А Пине. Где он теперь? Позади, на насосной станции, работало несколько военнообязанных малайцев.

То один, то другой малаец с насосной станции подходил к солдатам и просил винтовку. Но передавать им оружие было строго запрещено. И все-таки Кларк пошел на это. Оружие убитых складывали в кучу — по приказу его следовало привести в негодность, Кларк спрятал несколько винтовок под стволы бамбука, лежавшие на дороге к Сингапуру. Он сделал это на виду у малайцев. На следующее утро винтовки исчезли. Тогда Кларк положил под бамбук ручные гранаты и патроны. Малайцы забрали и их. Надо хоть что-нибудь сделать для будущего, думал Кларк.

В полдень 14 февраля японцы атаковали танками позиции у насосной станции. Но 11-я индийская дивизия еще имела несколько противотанковых орудий, и ей удалось удержать рубеж обороны. Кларк лежал за ручным пулеметом и вел огонь по пехоте, шедшей за танками. Он испытывал голод и жажду, но сейчас не чувствовал ни того, ни другого. Лицо его было черно от копоти, мундир пропах дымом. Перед окопами 11-й индийской дивизии дымили три подбитых танка. Итак, японцев еще раз удалось отбить. Надолго ли?

Кларк перевалился на бок. Солдат-индиец рядом с ним уронил голову на руки и сразу уснул. Кларк немного прополз, потом поднялся и, пригнувшись, сделал перебежку к насосной станции. Один из малайцев дал ему воды, и он жадно напился. Даже позволил себе роскошь умыться. Но от холодной воды лицо его чище не стало. Малаец, помолчав, тихо произнес:

— Сэр…

Кларк бросил на него быстрый взгляд:

— Я вовсе не сэр. Меня зовут Кларк.

— Мистер… солдат… — снова заговорил малаец. Кларк усмехнулся. Это придало малайцу уверенности: — У вас такой отличный пулемет…

Кларк отхлебнул еще глоток воды. Он догадывался, что будет дальше.

— Ну и что? — спросил он.

Малаец без обиняков ответил вопросом на вопрос:

— Зачем он вам, когда все кончится? — Хочешь забрать его себе? Малаец улыбался:

— Раз вы его все равно бросите, мистер солдат… 

— Гм, — произнес Кларк. — Только я думаю, это случится не раньше, чем японцы окажутся здесь. А они не будут в восторге от того, что ты утащишь эту штуку прямо у них на глазах.

— Мистер солдат, если вы правда хотите отдать его мне, когда кончите борьбу, то насчет японцев можете не беспокоиться.

— Слушай, — сказал Кларк, — ты сможешь забрать эту штуковину. Скажи только мне, как ты собираешься это сделать, прежде чем самураи перережут тебе горло.

Малаец посмотрел на штабель бамбука, перевел взгляд на пулемет, рядом с которым спал солдат-индиец, достал из кармана моток тонкой лески и сунул конец ее в руку Кларку.

— Привяжите шнур к сошке пулемета. Понимаете?

— Еще бы, — рассмеялся Кларк. — Парень, у тебя много чему могла бы поучиться британская армия!

Кларк наполнил флягу водой и вернулся со шнуром к пулемету. По дороге обернулся и крикнул:

— Только тяни получше!

Малаец, улыбаясь, кивнул в ответ и отправился чинить поврежденную водопроводную трубу. Мысли его были заняты одним: каким образом, при развале фронта обороны, унести из склада боеприпасов, расположенного неподалеку от командного пункта 11-й индийской дивизии, побольше пулеметных лент. Он надеялся на темноту, которая наступит через несколько часов: тогда он попробует заговорить с часовым у склада. Хорошо бы он оказался таким же сговорчивым, как этот сержант!