Лужский рубеж под ударом
Лужский рубеж под ударом
Промедление с возобновлением наступления вызывало все большее беспокойство в рядах германских командиров и командующих. 30 июля генерал Рейнгардт раздраженно писал в дневнике: «Вновь проволочки. Это просто ужасно. Шанс, который мы получили, уже упущен, а положение день ото дня становится все более и более сложным»[305].
Каким бы долгим ни было ожидание, оно не могло продолжаться бесконечно. Подтягивание пехотных соединений позволило, наконец, осуществить перегруппировку для нового наступления. В группе армий «Север» были созданы три оперативные группы для грядущего броска на Ленинград:
группа «Шимск»: I армейский корпус (11-я, 22-я пехотные дивизии и часть 126-й пехотной дивизии) и XXVIII армейский корпус (121-я, 122-я пехотные дивизии, моторизованная дивизия СС «Тотенкопф» и 96-я пехотная дивизия в резерве);
группа «Луга»: LVI моторизованный корпус (3-я моторизованная дивизия, 269-я пехотная дивизия и пехотная дивизия СС «Полицай»);
группа «Север»: XXXXI моторизованный корпус (1, 6 и 8-я танковые дивизии, 36-я моторизованная дивизия, 1-я пехотная дивизия), XXXVIII армейский корпус (58-я пехотная дивизия).
Соответственно группа «Шимск» (она же иногда проходит под наименованием «Юг») должна была наступать в направлении Новгород — Чудово, окружить Ленинград с востока и перерезать все линии коммуникаций между городом и остальной страной. Группа «Луга» должна была захватить Лугу, а затем наступать на Ленинград с юга. Наконец, группа «Север» должна была наступать на Ленинград со стороны Копорья, т. е. с запада.
Принципиального усиления подвижных соединений 4-й танковой группы к августу 1941 г. не произошло.
Подтягивание пехоты позволило снять с подвижных соединений задачу обороны фланга и тыла ударной группировки. Это позволило развернуть фронтом на восток все дивизии XXXXI корпуса. Также корпусу была подчинена 1-я пехотная дивизия. Ни о каком «вскрытии» плацдармов пехотой с последующим вводом в прорыв танковых соединений не было и речи. Ударные возможности корпуса Рейнгардта лишь несколько усиливались за счет одной пехотной дивизии. Учитывая, что при вскрытии плацдармов нужно было преодолевать труднодоступную лесисто-болотистую местность, это решение немецкого командования нельзя назвать удачным или оптимальным. Оно было явным компромиссом, принятым лишь под воздействием обстоятельств. Долгая пауза лишь позволила восстановить поврежденные танки: с 22 июля по 3 августа число боеготовых танков в 1-й танковой дивизии возросло со 79 до 109 единиц[306].
От плацдармов в районе Ивановского и Сабска до Ленинграда оставалось всего около 100 км. Поэтому ожидание вражеского наступления было для войск на Лужском рубеже не менее, а то и более тревожным, чем для их оппонентов по другую сторону фронта.
Длительное пребывание подвижных соединений противника в одном и том же районе благоприятствовало советской разведке во вскрытии состава группировки немецких войск на кингисеппском направлении. Так или иначе, захватывались пленные из присутствовавших в данном районе дивизий, а также их оперативные документы. В начале августа штаб Северного фронта получил из Генерального штаба ориентировку следующего содержания:
«Сообщаю для сведения: в течение нескольких дней (1–3.8.41) поступают сведения, как от разведывательных отделов фронтов, так и авиации и радиоразведки о сосредоточении противником в районе оз. Самро, Осьмино, Сабины, Ляды крупной группировки в указанном районе: предположительно сосредоточились следующие части: 4-я танковая группа генерала Мотнера [так в документе — А. И.] в составе 1,6 танковой дивизии, одной моторизованной дивизии. За последние дни в этот район отмечалась переброска танковых частей со старорусского направления, предположительно 8 тд»[307].
В справке, подготовленной 6 августа 1941 г., разведотдел Северного фронта довольно точно перечислил противостоящие войскам фронта на Лужском рубеже соединения противника. Ошибочно была указана лишь 20-я моторизованная дивизия. Также утверждалось, что:
«Наличие 8 тд на нашем направлении к 3.8.41 не отмечено. Но все же наиболее вероятно, что она будет действовать на старорусском направлении, т. к. другие танковые части там не отмечены»[308].
Это утверждение, как мы сегодня знаем, не соответствовало действительности. 8-ю танковую дивизию предполагалось использовать именно на кингисеппском направлении. В этом разведчики Генштаба КА были, безусловно, правы. Тем не менее, как свидетельствует командующий ВВС Северного фронта А. А. Новиков, исчезновение из поля зрения 8-й танковой дивизии противника вызывало у штаба М. М. Попова серьезное беспокойство.
Боевые порядки обороны советских войск на Лужском рубеже по-прежнему были сильно растянуты. 191-я стрелковая дивизия двумя полками занимала фронт шириной 32 км, 2-я ДНО — 33 км, 90-я стрелковая дивизия — 22 км. Не лучшей была ситуация под Лугой. 10-й полк 3-й ДНО был растянут на фронте 27 км, 111-я стрелковая дивизия — 34 км, 177-я стрелковая дивизия — 32 км, 235-я стрелковая дивизия — 24 км. В резерве на Кингисеппском участке обороны была 4-я ДНО (без одного стрелкового полка), 14-я противотанковая бригада и танковый батальон полка ЛКБТКУКС.
Ополченческие дивизии в силу специфики формирования не пополнялись традиционным способом. 2-я ДНО на 5 августа насчитывала всего 6773 человека. Напротив, 90-я стрелковая дивизия была практически полностью восстановлена после боев начала июля и на 5 августа насчитывала аж 10 578 человек. Это был не рекорд: 191-я стрелковая дивизия насчитывала 14 142 человека. Еще одним исключением стало училище им. Кирова. Оно также не пополнялось ввиду специфики формирования и на 5 августа насчитывало 1255 человек. Надо сказать, что курсантский полк был своеобразной частью. У будущих офицеров, брошенных в бой как солдаты, к началу августовских боев была 471 обычная винтовка и 988 самозарядных. По сути своей это был отряд, два из трех бойцов которого имели самозарядку.
В резерве фронта была 1-я танковая дивизия В. К. Баранова. По состоянию на вечер 7 августа 1941 г. она насчитывала 24 КВ, 20 Т-28 (из них 6 в ремонте), 10 Т-50 (1 в ремонте), 61 БТ-7 (7 в ремонте), 4 Т-26 и 9 огнеметных танков[309]. Однако в дивизии вовсе отсутствовал мотострелковый полк. В связи с этим ее было сложно назвать полноценным подвижным соединением. Фактически это была масса танков непосредственной поддержки пехоты с развитой системой обеспечения и обслуживания, в частности понтонно-мостовым батальоном, ремонтными средствами, зенитками и разведбатом. Она могла быть использована для «армирования» обороны. Как средство для нанесения контрудара дивизия Баранова имела околонулевую ценность.
Если ранее полк ЛКБТКУКС концентрировался у Ивановского, то в начале августа он был растащен по всему Кингисеппскому участку обороны. К 3 августа танки полка расположены следующим образом:
3 танка КВ переданы 191-й стрелковой дивизии — Кингисепп;
10 танков Т-26 переданы 4-й ДНО — Кингисепп;
2 КВ и 2 Т-26 были приданы 2-й ДНО в районе Ивановского;
9 танков БТ, 3 танка Т-50, 6 танков Т-26 и 4 БА-10 были приданы 90-й стрелковой дивизии на сабском направлении. Тем самым силы танкового полка курсов были размазаны на широком фронте, и на направлении готовящегося немецкого наступления осталось только 2 КВ и группа легких танков.
Всего же на 1 августа 1941 г. в составе Северного фронта насчитывалось боеготовыми (включая войска, действующие против Финляндии): 39 КВ, 20 Т-34, 47 Т-28, 126 БТ-7, 172 БТ-2–5, 15 Т-50, 38 огнеметных танков, 100 Т-26, 124 Т-37–38[310].
Оперативная пауза дала время на совершенствование оборонительных сооружений Лужского рубежа. Однако нельзя сказать, что он превратился в шедевр фортификации. В Директиве Военного совета Северо-Западного направления № 013/ОП от 29.07.41 давалась следующая характеристика состояния Лужской оборонительной позиции:
«Из поступавших донесений и докладов отдельных командиров и политработников с мест видно, что на переднем крае Лужской укрепленной полосы войска до сих пор не оборудовали своих позиций настоящими окопами, блиндажами и ходами сообщении. Окопы, которыми пользуются войска на переднем крае, представляют собой, как правило, плохо выкопанные ямки, в которых с трудом укрывается боец, и, разумеется, никакой продуманной системы, увязывающей передний край с инженерными сооружениями в глубине позиций, не имеется»[311].
Также отмечались плохой выбор и маскировка артиллерийских, минометных и пулеметных позиций, слабое использование колючей проволоки и хаотичность минирования. Основным же недостатком Лужского рубежа являлось то, что на всем его протяжении, за исключением отдельных небольших участков, сооружения были вытянуты в одну линию, без глубины. Это означало, что после взлома этой первой линии шансы удержать противника в глубине были уже призрачными.
«Вскрытие» плацдармов у Ивановского и Сабска. Первоначально переход в наступление трех немецких оперативных групп был запланирован на 7 августа. Однако незадолго до назначенной даты погода резко ухудшилась. Германское командование было поставлено перед выбором: или начинать наступление без поддержки авиации, или вновь отложить его на неопределенный срок. Гёпнер предпочел атаковать без поддержки с воздуха. В 10.00 (9.00 берлинского времени) 8 августа 1941 г. под проливным дождем с грозой корпус Рейнгардта начал «вскрытие» плацдармов в низовьях Луги. Под удар четырех дивизий XXXXI моторизованного корпуса попали 2-я ДНО и 90-я стрелковая дивизия Кингисеппского участка обороны. Сразу же выяснилось, что оборона 2-й ДНО немцам не по зубам. Даже переданная в распоряжение Рейнгардта 1-я пехотная дивизия незначительно продвинулась вперед. В ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «Оборону противника здесь поддерживает мощный и маневренный артиллерийский огонь и, несмотря на плохую погоду, многочисленные удары авиации с разных высот. […] Люфтваффе, имея достаточно сил, из-за плохой погоды действуют лишь одиночными самолетами»[312]. Насчет «многочисленных» ударов авиации немцы, пожалуй, несколько преувеличивают. Из-за плохой погоды ВВС Северного фронта вели боевую работу ограниченно.
6-я танковая дивизия, продвинувшись на 1000–1500 метров, попросту остановилась. В ЖБД 4-го моторизованного полка указывалось: «Стрелки осторожно вышли из своих укрытий и, кое-где не обстреливаемые противником, добрались до передовой линии укреплений противника. Однако там их встретил настолько сильный огонь, что о продвижении вперед поначалу не приходилось и думать». В своих воспоминаниях Раус с явным неудовольствием констатировал: «Пехота 4-го моторизованного полка занялась безуспешным поиском слабых точек, чтобы все-таки попытаться прорваться. Отброшенные по всей линии смертоносным огнем невидимого врага, наши войска остановились по колено в болотной жиже, уткнувшись в путаницу проволочных заграждений, за которыми находились так и не выявленные советские позиции»[313].
Наступающих встретил не только огонь стрелкового оружия ополченцев, но и огонь артиллерии с закрытых позиций. Возможности подавлять советскую артиллерию у немцев были в тот момент ограниченны, особенно в полосе 6-й дивизии, где было почти невозможно выдвинуть на плацдарм собственную артиллерию. Нельзя не отметить, что это было прямым следствием упорных атак на плацдарм в июле. Тогда постоянный нажим на плацдарм воспрепятствовал его расширению, теперь оборона заслуженно пожинала плоды тогдашней активности.
В сущности, бои на ивановском плацдарме для немцев в первый день наступления ходили по замкнутому кругу. Продвижению вперед танков мешали обширные минные поля. Разминировать их немецким саперам мешал огонь винтовок и пулеметов ополченцев, а также огонь артиллерии. Подавить тот и другой было невозможно до перегруппировки своей артиллерии, что в свою очередь требовало расширения плацдарма. Корректировка огня тяжелой артиллерии с воздуха из-за плохой погоды также была невозможна. В ЖБД 4-го моторизованного полка прямо признавалось: «Наша артиллерия почти не может быть использована для борьбы с артиллерией противника, поскольку из-за плохой погоды в течение всего дня самолеты-корректировщики не летают»[314].
Артиллерийский огонь обороны Кингисеппского сектора показал себя как весьма эффективный. Мосты через Лугу у Поречья были повреждены, северный мост даже оказался не пригоден для движения транспорта.
Несколько более результативным было наступление 8 августа правофланговых соединений XXXXI корпуса. 1-я танковая и 36-я моторизованная дивизии наступали относительно быстро, пробиваясь через леса по обе стороны от дороги Сабск — Молосковицы (населенного пункта на дороге Нарва — Ленинград). Контратака танков ЛКБТКУКС была безуспешной. Их встретил шквальный огонь, которым были подбиты 6 БТ и все 3 Т-50.
Однако успешным наступление от Сабска можно было назвать только в сравнении с откровенной неудачей соседа. В ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «Наступление обеих дивизий проходит по лесистой местности, которая сильно заминирована. Противник ожесточенно обороняется в многочисленных полевых укреплениях, поэтому бои исключительно тяжелые и приносят нам потери»[315]. Более того, прорвавшийся вперед батальон 36-й моторизованной дивизии попал в окружение.
Однако в полдень 8 августа генералом Крюгером принимается решение о смене оборонявшегося на фланге I батальона (на БТРах) 113-го полка 1-й танковой дивизии разведбатом. Это позволяет бросить в наступление мотопехоту на БТРах. Напомню, что 1-я танковая дивизия имела самый многочисленный парк БТРов среди подвижных соединений Вермахта. С их помощью во второй половине дня немцы успешно развивают наступление по проселочной дороге, параллельной шоссе Сабск — Молосковицы. Возможно, свою роль сыграло то, что эта проселочная дорога была на стыке позиций училища и 90-й стрелковой дивизии. В 22.00 захватывается деревня Ганьково на повороте проселка к шоссе. Выбора «поворачивать или не поворачивать», по существу, нет: впереди лежит болото Большой Мох. Потери 1-й танковой дивизии за 8 августа 1941 г. составили 146 человек, в том числе 33 человека убитыми[316]. В скобках замечу, что потери эти были ниже, чем потери соединения под ударом танков 1-го мехкорпуса 5 июля 1941 г. на подступах к Острову.
Немецкие БТРы, разбитые в ходе боев 8 августа 1941 г.
В подведении итогов дня 8 августа в ЖБД XXXXI корпуса прозвучали достаточно резкие слова: «Итог дня совершенно неудовлетворительный. Поставленные цели достигнуты лишь частично, а достигнутое, несмотря на принесенные большие жертвы, приходится отдавать обратно. И все только потому, что корпус вынужден был дать противнику почти четырехнедельную паузу, которая была использована врагом для того, чтобы поставить перед корпусом преграду, превосходящую его возможности. К этому добавляется то обстоятельство, что постоянные указания высшего руководства о том, что корпус не может атаковать в одиночку, не были воплощены на практике. Корпус вынужден в одиночку наступать с захваченных ранее и удерживавшихся ценой тяжелых потерь плацдармов, с той только разницей, что в свое время прорыв через лесной район и выход к благоприятным для действий корпуса высотам удался бы ценой лишь части тех потерь, которые были понесены за последние четыре недели для удержания плацдармов»[317].
Ввиду очевидной неудачи первого дня наступления, Рейнгардт запросил командование о передаче корпусу 8-й танковой дивизии. Этот запрос отклоняется с комментарием, что ввод в бой этого соединения предусмотрен лишь тогда, когда наступление корпуса достигнет успеха.
Командующий 4-й танковой группой Гёпнер был вынужден отдать приказ, в котором говорилось:
«XXXXI моторизованный корпус останавливается на достигнутых позициях и производит необходимые мероприятия для перехода к обороне».
Однако даже этот приказ было проще отдать, чем выполнить. Из 1-й танковой дивизии поступает донесение, что для выполнения приказа ее части должны отойти на исходные позиции. Удержание достигнутых рубежей с имеющимися силами из-за наличия фланговой угрозы невозможно. Более того, Ia (начальник оперативного отдела) дивизии указал на то, что возобновление наступления с плацдармов будет возможно не ранее чем через три дня. Несмотря на все эти доводы, приказ о переходе к обороне остается в силе. В итоге его просто не выполняют. Вместо того чтобы отходить, части немецкой элитной дивизии продолжают наступление ночью. С проселка удается выйти на шоссе. В течение ночи был взят Извоз — населенный пункт на дороге Сабск — Молосковицы. Мост через Вруду захватывается неповрежденным.
До Ленинграда — 75 километров. Мотоциклисты 1-й танковой дивизии у дорожного указателя на подступах к Ленинграду
Относительно захвата Извоза в ЖБД 1-й танковой дивизии отмечается: «Тем самым захвачена ключевая точка вражеской обороны. Приказ на отвод частей не был своевременно отправлен полкам. В новой ситуации дивизия перегруппировывает свои части и начинает зачистку захваченного района»[318]. Действительно, фактически был реализован сценарий, на который обычно надеялись, бросая в бой все новые батальоны в позиционных сражениях. Казалось, что последний батальон изменит ход боевых действий. Наступление 1-й танковой дивизии на Лужском рубеже, пожалуй, один из немногих примеров, когда этот ввод батальона действительно оказался решающим. Причем исключительно ввиду стечения обстоятельств — нарушения приказа. Августовской ночью немецкие БТРы прорвались на шоссе позади советских позиций.
С утра 9 августа БТРы атакуют вдоль шоссе в тыл советских позиций под Сабском. Образуется локальный «котел» в лесистой местности между шоссе и проселочной дорогой. Для его зачистки задействуется батальон танков и второй батальон на БТРах. Для вооруженных преимущественно стрелковым оружием окруженцев это был серьезный противник. В ЖБД 1-й танковой дивизии отмечается: «значительное число солдат противника сдается в плен». Из системы обороны Кингисеппского участка обороны оказывается вырван небольшой, но важный кусок. При этом остальные участки обороны еще сохраняли боеспособность. На фоне радикальных изменений на правом крыле XXXXI корпуса остальные его соединения успехами не блистали. 6-я танковая дивизия вообще остановилась, продвижение 1-й пехотной дивизии было незначительным.
Тем временем советское командование спешно выдвигает на атакованный участок резервы. Уже 9 августа последовал приказ на погрузку в эшелоны 1-й гвардейской дивизии народного ополчения. Она была сформирована в Ленинграде и дислоцировалась в Красном Селе. Также по приказу Ворошилова на Кингисеппский участок обороны передавался отряд моряков Кронштадтской военно-морской базы и четыре дивизиона реактивных минометов. Первые два дивизиона «катюш» должны были прибыть уже 9 августа, а еще два — 10 августа. Это были первые «катюши» под Ленинградом. Первыми их получила в качестве средства усиления 2-я ДНО.
Утром 10 августа М. Попов отдал приказ на контрудар по флангам вклинившегося в оборону Кингисеппского участка противника. Он преследовал самые решительные цели: «Окружить и уничтожить ворвавшегося пр-ка, восстановить прежнее положение, выйти и закрепиться на северный берег р. Луга»[319]. Вклинение немецкой 1-й танковой дивизии предполагалось окружить и уничтожить фланговыми контрударами 90-й стрелковой дивизии и прибывшей 4-й ДНО. Контрнаступление должны были поддерживать не только имевшиеся артполки, но и дивизионы железнодорожной артиллерии и только что прибывшие «катюши». Войска должны были подготовиться к контрудару к утру 11 августа.
Однако развитие событий 10 августа и в ночь на 11 августа привело к резкому ухудшению ситуации, и фактически контрудар был сорван. Поначалу ничего не предвещало стремительного развала обороны. Погодные условия 10 августа улучшились, однако в небе появились не только немецкие, но и советские самолеты. В ЖБД XXXXI корпуса указывалось: «Работа корректировщиков для борьбы с вражеской артиллерией в настоящее время возможна только под прикрытием истребителей из-за сильной ПВО противника»[320]. Ситуация усугублялась тем, что свободных истребителей для прикрытия корректировщиков не нашлось. В предыдущий день один разведчик-корректировщик ФВ-189 был сбит истребителем. Высунувшая нос 10 августа еще одна «рама» сразу же оказалась атакована, но отделалась боевыми повреждениями.
Разбитые немецкие БТРы: возможно, именно они стали жертвой Колобанова
Немецкое командование попыталось провести штурм деревни Юрки (той самой, потерянной под атакой ополченцев при поддержке танков ЛКТБКУКС) силами 6-й танковой дивизии при поддержке авиации. Самолеты 1-го воздушного флота ждали на аэродромах приказа на вылет, но атака так и не состоялась. БТРы и танки 1-й танковой дивизии также особого успеха поначалу не достигли. Возобновив наступление после зачистки мини-«котла» у Язвшце, они столкнулись с взорванным мостом у деревни Устье. При подведении итогов дня в ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «В целом день не принес существенных успехов, что объясняется большими усилиями, плохой погодой и тяжелыми боями предыдущего дня. Ничего большего ожидать и не следовало»[321].
Самые главные события вновь произошли ночью. Несмотря на взорванный мост, бронегруппа из танков и БТРы 1-й танковой дивизии стали продвигаться дальше по шоссе. Ранним утром они сосредотачиваются для атаки, которая началась в 5.00, и уже через сорок минут танки и БТРы выходят на высоты севернее Яблониц. Как утверждается в советском описании событий, часть 90-й стрелковой дивизии, «не использовав своей ПТО и огня артиллерии, покинула свои позиции и отошла назад». Не помогло и выдвижение на направление удара противника 45-мм и 76-мм пушек 14-й противотанковой бригады. Здесь, впрочем, не обошлось без тактических промахов. Как позднее указывалось в докладе офицеров Генштаба КА, находившихся в тот момент под Кингисеппом, «противотанковые орудия были выдвинуты на открытые позиции, в результате сразу же были выведены из строя артиллерией противника»[322].
Немцы со своей стороны невысоко оценили сопротивление своих противников, в ЖБД корпуса Рейнгардта указывается: «1-я тд в течение ночи, отбросив слабого противника, вышла к северной окраине Яблоницы». В итоге 1-я танковая дивизия прорвалась довольно далеко по дороге от Сабска до Молосковиц. Дальнейшее продвижение бронегруппы немцев вдоль шоссе было приостановлено вводом в бой 1-го танкового полка советской 1-й танковой дивизии. Немцы заявили об уничтожении в бою с ним 64 советских танков. Потери советской 1-й танковой дивизии 11 августа были чувствительными, но существенно ниже заявленных немцами — 5 КВ, 7 Т-28, 3 БТ-7 и 2 БА-10[323]. Советской стороной отмечались действия со стороны противника «тяжелых танков». Скорее всего, в качестве таковых выступали танки Pz.III и Pz.IV свежих серий выпуска, практически неуязвимые в лоб для 45-мм пушек. Либо «тяжелыми» танки Pz.III и Pz.IV выглядели на фоне многочисленных БТРов немецкой 1-й танковой дивизии.
Однако и без выхода к шоссе и железной дороге Кингисепп — Ленинград прорыв дивизии Крюгера привел к резкому ухудшению положения советских войск. Во-первых, теперь у немцев появилась возможность атаковать в тыл ополченцев 2-й ДНО у Юрков. Во-вторых, недавно переброшенная и введенная в бой 4-я ДНО оказалась в полуокружении. Оставался всего один шаг до того, чтобы части двух ополченческих дивизий попали в «котел» в лесисто-болотистой местности.
Таким образом, к исходу 11 августа на Кингисеппском участке Лужского рубежа создалась критическая обстановка. Остроту возникшего кризиса усугублял неблагоприятный для Северного фронта ход боевых действий на финском участке. Это совершенно исключало изъятие резервов с Карельского перешейка. Наоборот, в связи с окружением там 168, 198 и 142-й стрелковых дивизий, а также угрозой окружения левого крыла 23-й армии туда были брошены все свободные резервы.
Начальник штаба фронта генерал-майор Никишев докладывал в Генеральный штаб Б. М. Шапошникову: «Трудность в создавшейся обстановке состоит в том, что ни командиры дивизий, ни командармы, ни ком. фронтом не имеют совершенно резервов. Всякий самый маленький прорыв затыкается наспех импровизированным подразделением или частью»[324].
Командующий фронтом генерал-лейтенант Попов в тот момент находился в штабе Кингисеппского участка обороны. На 12 августа он поставил войскам КУО следующие задачи:
2-й ДНО — упорно оборонять занимаемый рубеж;
4-й ДНО — выйти из полуокружения;
90-й стрелковой дивизии и пехотному училищу — нанести удар по флангу противника. Для этого предполагалось развернуть наступление, выйти на рубеж р. Бруда, захватить Вязок, Извоз, Ганьково и перерезать дорогу из Сабска в районе Устье.
1-й танковой дивизии, 1-й гвардейской дивизии ДНО и артиллерии — не допустить распространения противника в захваченном районе. Для этой цели артиллерии за ночь оцепить полукольцом занятый противником район. К исходу дня 11 августа 1-я гвардейская ДНО уже начала выгрузку и один ее полк занял оборонительные позиции.
В свою очередь, танкам, вкопавшись за линией артиллерии, предписывалось образовать второе полукольцо. Пехота должна была занять позиции за линией танков. Следует понимать, что приказ перечислял линии в том порядке, в котором они следовали из глубины обороны. Таким образом, план Попова предусматривал комбинацию активных и пассивных действий.
Собственно, пассивные действия, упорная оборона 2-й ДНО заставили немцев отказаться от дальнейшего продвижения вперед, на Ленинград, и направить 1-ю танковую дивизию в тыл советским войскам на подступах к Ивановскому. В итоге образовался еще один тактический «котел» в районе деревни Муликово, в который попали главные силы 90-й стрелковой дивизии, курсанты училища им. Кирова, 4-я ДНО и ряд артиллерийских частей. В течение 12 августа окруженные части пытались прорваться в различных направлениях.
12 августа в очередной раз отличились ВВС Северного фронта. В ЖБД XXXXI корпуса с досадой отмечалось: «В ходе многократных бомбовых ударов противника по дороге Сабск — Яблоница разрушен мост у Извоза. В связи с этим части 8-й тд, которые должны сменить охранение 1-й тд у Ляцы и Сирковицы, не смогут прибыть туда до вечера. Из-за этого 1-я тд по причине нехватки сил не может начать наступление на высоты по обе стороны Котино, поскольку противник при поддержке танков атакует левое крыло дивизии»[325]. Скорее всего, этот успех был достигнут экипажами бомбардировщиков СБ 41-й авиадивизии. На бомбежку вылетали 13 СБ под плотным прикрытием из 20 истребителей 39-й авиадивизии. Однако даже такая небольшая группа смогла ощутимо повлиять на обстановку на земле.
В этот момент настал час свежесформированных соединений. 12 августа М. Попов приказал перевезти 281-ю стрелковую дивизию по железной дороге со станций Сиверская и Гатчина и к 14 августа сосредоточиться в тылу Кингисеппского участка обороны. Однако, изучая оценку обстановки командованием фронта, приходится сделать вывод, что развитие событий под Кингисеппом заставило немцев сделать неверные выводы о ближайших планах противника. Энергичное наступление немецкой 1-й танковой дивизии в северном направлении (а прорыв в направлении на Яблоницы шел едва ли не строго на север) заставило предположить, что это направление наступления сохранится и в дальнейшем. Очередной приказ М. Попова открывался следующей оценкой планов противника: «Противник с запада и юго-запада в направлении Нарва и ударом из р-нов Ивановское, Сабск на Молосковицы стремится окружить восточную группу 8-й армии и Кингисеппско-Нарвскую группу войск»[326]. На самом же деле главным направлением для немцев оставалось ленинградское. То есть по достижении шоссе Кингисепп — Ленинград они предполагали двинуться не на север, к побережью Финского залива, а на восток, к Красногвардейску и Гатчине. Точнее, прорыв к побережью тоже входил в число ближайших задач, но не для 4-й танковой группы. С началом наступления задача вскрытия планов противника не решается, а в какой-то мере даже усложняется. Разраставшаяся от плацдармов в районе Ивановского и Сабска «опухоль» могла вскрыться практически в любом направлении.
Тем временем успешное продвижение вперед дивизий XXXXI корпуса позволило германскому командованию принять решение о вводе в бой эшелона развития успеха в лице 8-й танковой дивизии. До этого она находилась в резерве. Ввод в бой нового соединения прошел не совсем гладко. В ЖБД XXXXI корпуса 13 августа отмечалось: «Вражеская атака во фланг корпуса у Ганково приходится как раз на смену стоящего там охранения, и благодаря этому противник продвигается почти до главной дороги 1-й и 8-й тд у Извоза»[327]. Потери немецкой 1-й танковой дивизии 13 августа составили 273 человека[328], что было своеобразным рекордом за время штурма Лужского рубежа.
Раус вспоминал, что именно в это время солдаты и офицеры подразделений его боевой группы познакомились с действием «катюш». Он писал: «В тот же день войска 6-й танковой дивизии, к своему удивлению, впервые столкнулись с русскими реактивными минометами „Катюша“, которые позднее солдаты стали называть „Сталинским орг?ном“. Сначала мы подумали, что это немецкие „Небельверферы“, захваченные русскими после отхода LVI корпуса от Сольцов»[329]. Скорее всего, это произошло все же несколькими днями ранее. Первые установки РС получила 2-я ДНО, оборонявшаяся как раз там, где наступала группа Рауса.
Танк КВ-1, ославленный на подступах к Гатчине
13 августа 1941 г. Военный совет фронта докладывал в Генеральный штаб: «Расчеты на оказание противодействия противнику только что сформированными и плохо сколоченными частями Народного ополчения и восстановленными частями, принятыми от Сев. — Зап. фронта, после их выхода из Литвы и Латвии совершенно не оправдались. Части, в силу плохой технической оснащенности и слабой подготовки, оказались мало устойчивыми в бою»[330]. С этим утверждением можно поспорить, поскольку 2-я ДНО продемонстрировала, без преувеличения, чудеса стойкости.
Вместе с тем нельзя сказать, что в стане противника царили эйфория и головокружение от успехов. При подведении итогов дня 13 августа в ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «В дальнейшем придется считаться с ожесточенным сопротивлением врага, несмотря на сильное перемешивание его соединений и большие потери в людях и технике. В лесах в тылу корпуса будут появляться разрозненные части противника»[331]. Надежду на ускорение продвижения вперед давал запланированный ввод резервов. По замыслу Гёпнера, LVI корпус Манштейна высвобождался после взятия Луги и должен был наступать следом за XXXXI корпусом. Это означало, что оба корпуса 4-й танковой группы теперь задействовались на кингисеппском направлении. Учитывая, что части 4-й ДНО, 90-й стрелковой дивизии и ЛПУ им. Кирова только еще пробивались через леса и болота из окружения, в обороне Лужского рубежа зияла ничем не прикрытая брешь.
Ситуация усугублялась отсутствием в руках командования фронта полноценного механизированного соединения для контрудара с решительными целями. В утреннем донесении штаба фронта за 14 августа прямо указывалось: «1 тд использовалась как неподвижные огневые точки, вкопанные в землю между боевыми порядками 1 гвард. дивизии»[332]. Такой принцип использования, впрочем, не удивляет, если учесть практически полное отсутствие в танковой дивизии мотопехоты.
После упорного боя немцам удалось прорвать фронт 1-й гвардейской ДНО и к 15.00 14 августа занять станцию Молосковицы и перерезать ж.д. Ленинград — Кингисепп. Однако правофланговые части немецкой 1-й танковой дивизии все еще вели тяжелые бои южнее железной дороги.
Тем временем пришел час для ввода в бой детища «перманентной мобилизации» — одной из формировавшихся с июля 1941 г. стрелковых дивизий. Сосредоточение 281-й стрелковой дивизии происходило в ночь на 15 августа. На 13 августа она насчитывала 11 055 человек и была неплохо вооружена для свежесформированной дивизии: помимо обычных винтовок в ней имелось шесть сотен самозарядок СВТ. Исходя из сегодняшних знаний об обстановке, можно было бы предположить, что свежее соединение направят седлать шоссе Кингисепп — Ленинград. Однако 281-я дивизия заняла позиции к северу от него, фронтом на юго-запад. Ее линия обороны протянулась вдоль дороги от Котлов на Вруду (станцию на ж.д. Кингисепп — Ленинград). Седлать шоссе осталась 1-я гвардейская ДНО. Это в целом соответствовало стратегии штаба фронта — прочно перекрыть противнику путь к Копорскому заливу. Менее подготовленные ополченцы получили, как тогда казалось, менее опасный участок на шоссе. Но именно этот участок оказался в действительности направлением главного удара. На ополченцев обрушились сразу две танковые дивизии немцев — 1-я и 8-я.
Однако информация об этом дошла до штаба фронта с запозданием. По итогам боев 15–16 августа оценка планов противника штабом М. Попова изменений не претерпела. В боевом приказе штаба фронта, отданном вечером 16 августа, указывалось: «Противник продолжает развивать удар на Нарву и вост. Кингисепп на север, стремясь, по-видимому, выйти к Финскому заливу»[333].
Продвижение на север действительно удавалось сдерживать. Тревожные нотки прозвучали в оперсводке штаба фронта от 20.00 16 августа. Относительно Кингисеппского участка в ней было сказано: «Есть предположение, что противник прорвал в этом направлении оборону, т. к. в 13.10 авиация обнаружила движение колонны танков, артиллерии и мотопехоты — голова у Рабитицы, хвост у Коложицы»[334]. После получения этой сводки от Кингисеппского участка обороны связь с ним прервалась до утра 17 августа. Скорее всего, летчики увидели на шоссе колонну 8-й танковой дивизии. От нее несколько отставала 1-я танковая дивизия, продвигавшаяся севернее шоссе и вступившая в бой с левофланговыми частями 281-й стрелковой дивизии. Колонна под Рабитицами означала глубокий прорыв противника на восток, почти до станции Волосово.
Реакцией на плохие новости стал приказ на приведение в полную боевую готовность Западного и Юго-Западного фасов Красногвардейского УР. Все сооружения предписывалось занять боевыми расчетами, организовав круглосуточную готовность боевых сооружений. Приказывалось проверить «исправность оружия, наличие в точках боеприпасов, особенно бронебойных снарядов». Строившиеся на ближних подступах к Ленинграду укрепления готовились дать бой. Однако заполненный только пулеметными батальонами УР обеспечивал оборону весьма условной прочности и устойчивости.
В распоряжение коменданта Красногвардейского УР приказом командующего Северным фронтом за № 0045 от 17.8.41 были переданы сформированные в Ленинграде 2-я и 3-я гвардейские рабочие дивизии (ДНО). Однако отрицательный опыт участия в боевых действиях 1-й гвардейской ДНО не внушал уверенности в их боеспособности. Никаких других резервов под рукой у командования Северного фронта не было. Из окружения на Лужском рубеже вышли остатки 4-й ДНО, двух полков 90-й стрелковой дивизии и ЛПУ им. Кирова. Боевая ценность этих частей после тяжелых боев и блужданий по лесам и болотам была достаточно условной. Однако они тоже получили задачу на контрудар во фланг наступающему противнику.
В связи с полным отсутствием резервов штаб Попова решил использовать для обороны подступов к Красному Селу и Красногвардейску Военно-политическое училище НКВД и курсы младших политруков ЛВО. Курсантов усилили полубатареей 37-мм и батареей 76-мм пушек.
Утром 17 августа перед фронтом левофланговых соединений XXXXI корпуса фактически зияла пустота. Из 8-й танковой дивизии поступило донесение, что на глубину до 15 км восточнее «передовых линий противника не обнаружено». Аналогичное донесение приходит от 1-й танковой дивизии. При подведении итогов дня 17 августа в ЖБД XXXXI корпуса указывалось: «Перед 8-й и 1-й тд противник отходит, не принимая серьезного боя. Севернее дороги Церенковицы — Илези — Пружицы [к северу от Молосковиц. — А. И.] он оказывает упорное сопротивление с использованием артиллерии и сверхтяжелых танков. По всей видимости, противник перебросил новые части с другого фронта, чтобы не допустить продвижения корпуса к Ленинграду. Контрударами по северному флангу корпуса он пытается обеспечить отход частей из дефиле Нарвы к Ленинграду»[335].
Оборона 1-й гвардейской ДНО, единственного соединения, стоявшего на пути немецких танковых дивизий к Красногвардейску, фактически уже не существовала. Согласно донесению о потерях с 10 по 25 августа 1941 г., 1-я гвардейская ДНО потеряла 6179 человек, в том числе всего 41 человека убитым — и аж 5436 пропавшими без вести[336]. По состоянию на 20–21 августа она насчитывала 3788 человек. Дольше сражавшаяся 281-я стрелковая дивизия доносила о потере с 16 по 25 августа 12 человек убитыми и 4127 человек пропавшими без вести[337]. Совершенно другую картину дает статистика потерь 2-й ДНО с начала боевых действий по 25 августа: 4001 человек, в том числе 462 человека убитыми и сравнительно немного пропавших без вести — 1065 человек[338]. При этом 2-я ДНО стабильно демонстрировала высокую стойкость и боеспособность.
Если бы немецкому командованию удалось на этом этапе ввести в бой главные силы LVI корпуса, это могло обернуться для Северного фронта самой настоящей катастрофой. Причем LVI корпус мог выполнить даже пассивную задачу обороны северного фланга 4-й танковой группы. Штабы Ворошилова и Попова сосредоточили усилия на обороне на Копорском плато фронтом на юг, недооценивая возможностей противника по прорыву прямо на Ленинград. Однако от планов по вводу в бой LVI корпуса под Кингисеппом германскому командованию пришлось отказаться ввиду кризиса, возникшего под Старой Руссой.
Несмотря на отсутствие даже туманных перспектив усиления ударной группировки, у Гёпнера и Рейнгардта были все основания торжествовать. Наступление 8-й й 1-й танковых дивизий, а частично также 6-й танковой дивизии развивалось настолько успешно, что «принимается решение продолжать его с более отдаленными целями». При этом потери были минимальными: за 18 августа 1-я танковая дивизия потеряла всего 6 человек убитыми и 2 ранеными.
При подведении итогов дня 18 августа в ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «Складывается впечатление, что на ленинградском направлении противник не в силах противопоставить корпусу какие-либо боеспособные части, в то время как на севере он пытается задержать наше движение к берегу, возможно, чтобы прикрыть погрузку на корабли отходящих из Эстонии частей»[339].
Утром 19 августа в штаб Северного фронта пришла первая хорошая новость — по железной дороге полностью прибыла и завершила сосредоточение 291-я стрелковая дивизия. Она формировалась в Московском военном округе и, ввиду критического положения под Ленинградом, прибыла под Красногвардейск (Гатчину). Она насчитывала 10 694 человека, 54 орудия, 78 минометов, 108 станковых и 317 ручных пулеметов[340]. Помимо нее, для обороны Красногвардейского УРа в распоряжении командования Северного фронта была 2-я гвардейская ДНО. Она насчитывала 10 840 человек, 58 орудий, 108 минометов, 152 станковых и 223 ручных[341]. Кроме того, Красногвардейский УР имел достаточно многочисленные уровские части, на 20–21 августа они насчитывали около 22 тыс. человек. С такими силами уже можно было надеяться на удержание Красногвардейска.
Считается, что именно здесь, на подступах к Гатчине (Красногвардейску), экипаж под командованием старшего лейтенанта З. Г. Колобанова 19 августа 1941 г. уничтожил в одном бою 22 немецких танка, а всего ротой Колобанова было уничтожено 43 танка противника. На данный момент можно совершенно точно утверждать, что бой Колобанова не был придуман задним числом журналистами или политруками. Во-первых, заявка на подбитые танки присутствует в представлении Колобанова к званию Героя Советского Союза. Именно в нем названы цифры 22 и 43, впоследствии ставшие каноническими. В качестве даты, когда состоялся знаменитый бой, указывается 20 августа. Во-вторых, описание боя присутствует в докладе командира 1-го танкового полка Героя Советского Союза полковника Погодина, написанном по горячим следам событий 2 сентября 1941 г.
Следует подчеркнуть, что в этот период танковый полк Погодина оказался оторван от своей дивизии. Ее главные силы действовали на северном фланге немецкого наступления. В оперативных документах соединения в качестве потерь противника с 16 по 31 августа указывается всего 16 уничтоженных немецких танков[342]. 1-й тп вел бои под Красногвардейском самостоятельно. На 19 августа он насчитывал 20 КВ, 2 Т-28, 32 Т-26, 10 БТ. Рота КВ в составе 5 машин была выделена в распоряжение командира полка 1-й гвардейской ДНО. Два танка встали в засаду у Бол. Борницы, 2 танка — у свх. Войсковицы и 1 танк — у Бол. Черницы. В докладе Погодина указывается: «До 40 танков противника колонной в движении на Бол. Борницы встречены нашей засадой танками КВ. В результате боя танком КВ командира роты 1 ТБ старшего лейтенанта Колобанова подбито 22 танка противника»[343]. События датируются 20 августа, также указывается, что, израсходовав боекомплект, КВ Колобанова отошел в Гатчино. Под Бол. Борницами остался танк КВ лейтенанта Сергеева, который уничтожил еще 8 немецких танков, но был подбит «крупным снарядом» и оставлен на поле боя.
Наиболее раннее сообщение о результативном бое обнаруживается в документах политуправления фронта. В телеграмме начальника Политуправления Северного фронта дивизионного комиссара Пожидаева от 22 августа 1941 г., адресованной «Москва, ЦК ВКП(б) тов. Александрову», сказано:
«На одном из участков Северного фронта танковая часть, где командиром Герой Советского Союза полковник Погодин, за 6 дней боев уничтожила 100 немецких танков и 11 орудий ПТО.
В одном только бою 5 танков КВ данной части в районе деревень С., Б. и Ч. уничтожили 38 средних и легких танков противника. В процессе боя подбит 1 танк КВ, который эвакуируется, будет восстановлен и вновь вступит в строй.
Отважно и дерзко действовали наши танкисты в этом бою.
Старший лейтенант Колобанов уничтожил 22 танка противника, лейтенант Сергеев 8, лейтенант Евдокимов — 4, командир танка лейтенант Ласточкин 2, а две других вражеских машины водитель этого танка — старшина Иовлев разбил тараном»[344].
«Разбил тараном» оставим на совести товарища Пожидаева. «Танковая часть, где командиром Герой Советского Союза полковник Погодин», — это, очевидно, 1-й танковый полк 1-й танковой дивизии, которым командовал полковник Д. Д. Погодин. По неочевидным причинам названия населенных пунктов обозначены только буквами. Однако буквы «В», т. е. «Войсковицы» — населенный пункт, к району которого обычно приписывают данный бой, — в перечне нет. Однако населенный пункт на букву «Ч» в этом районе есть — Черново.
Первое обращение к данным противника приводит к предсказуемому результату. Согласно известному исследованию Томаса Йенца, количество боеготовых танков в 1-й танковой дивизии со 2 августа по 23 августа упало со 109 до 72 машин[345]. Даже если предположить, что прорыв с плацдарма у Сабска стоил минимальных потерь (что, очевидно, не так), 43 танка, а тем более 100 танков из этих данных никак не вырисовываются.
Опять же, не следует считать немцев непроходимыми тупицами и самонадеянными идиотами. Они уже приобрели опыт противодействия новым советским танкам, в первую очередь КВ. Выше уже показывалось, как осторожно двигалась 8-я танковая дивизия от Сольцов на Шимск, прикрываясь зенитками. Сомнительно, чтобы тактика принципиально изменилась.
Все это заставляет сделать вывод, что бой Колобанова если и имел место, то не 19 августа и не на подступах к Красногвардейску. Возможно, бой состоялся несколько ранее, т. е. 16–17 августа, и к западу от Красногвардейска. Причем противником танкистов 1-й танковой дивизии были 35(t) из 6-й танковой дивизии. Во всяком случае, достаточно убедительно выглядят расчеты исследователя О. Скворцова[346], показывающие достаточную для подтверждения серьезных потерь лакуну в численности танков этого соединения. Так или иначе, точку в расследовании данного эпизода ставить пока рано.
На тот момент командование германских подвижных соединений больше беспокоили советские войска, нависавшие над флангом 4-й танковой группы. В ЖБД XXXXI корпуса вечером 20 августа отмечается: «Протяженность флангов корпуса достигла крайней степени возможного. Учитывая снизившуюся численность боевых частей, это означает угрозу намечающемуся успеху. Больше нет сил, способных длительное время противостоять ожидаемому напору противника с севера и с юга по обе стороны дороги Красногвардейск — Луга»[347].
Приказом штаба Северного фронта в ночь на 22 августа 1941 г. в систему обороны Красногвардейского УРа включалась только что прибывшая 291-я стрелковая дивизия. Казалось, что остается несколько дней или даже часов до начала сражения за сам Ленинград. 4-я танковая группа, точнее XXXXI корпус, продвинулась к тому моменту уже достаточно далеко, чтобы подтягивать за ним пехотные дивизии 18-й армии, занимать местность и высвобождать подвижные части. Однако советские войска под Нарвой еще продолжали сражаться. Поэтому фон Лееб еще 17 августа дал войскам 18-й армии двойное задание. Армии предстояло уничтожить на Балтийском побережье советскую 8-ю армию, затем продвинуться из Эстонии через Нарву — иными словами, ликвидировать угрозу танковым дивизиям Рейнгардта у Красногвардейска. Одновременно генералу Кюхлеру предписывалось очистить побережье Финского залива, где еще оставались отброшенные прорывом танков части и соединения Кингисеппского участка обороны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.