Перескочить Днепровский рубеж

Перескочить Днепровский рубеж

У советского командования была четкая цель: воспрепятствовать укреплению немцами южного участка фронта от Киева до Черного моря за широкой естественной преградой – Днепром. Сталин, Ставка и Генштаб были согласны в том, что не дать противнику перехватить инициативу значит атаковать его первыми. Но как? Вот здесь Жуков и разделявший его точку зрения Антонов разошлись со Сталиным. У вождя сложилось твердое убеждение: Красная армия еще недостаточно зрела, чтобы осуществлять сложные операции на большую глубину. Он отстаивал идею серии наступлений на широком фронте. Для того чтобы использовать свое численное превосходство, Красная армия должна была атаковать одновременно на фронте длиной 1400 км, от Смоленска до Азовского моря. Немецкие войска должны были испытывать давление на всех участках, чтобы не иметь возможности маневрировать резервами. В обороне немцев неизбежно выявится слабое место, где удар будет усилен, что повлечет отступление либо уничтожение противника. Способ размеренный, медленный и будет стоить много жизней, зато надежно гарантирует результат. Сталин больше не верит в окружения, которые ему предлагают его военные советники. Когда в ходе операции «Кутузов» в начале августа Жуков предложил ему устроить немцам один котел южнее Орла, Сталин ответил: «Наша задача скорее изгнать немцев с нашей территории, а окружать их мы будем, когда они станут послабее…» Вот как Жуков комментирует данную ситуацию в своих «Воспоминаниях»: «Мы не настояли на своем предложении, а зря! Надо было тверже отстаивать свою точку зрения. Тогда наши войска уже могли проводить операции на окружение и уничтожение»[617].

В середине августа 1943 года тот же спор повторился. Жуков снова высказал свое несогласие с планами Сталина вести наступление «широким фронтом».

«Из доклада А.И. Антонова [от 15 августа 1943 года], – пишет он,  – я понял, что Верховный настоятельно требует немедленно развивать наступление, чтобы не дать противнику организовать оборону на подступах к Днепру. Я разделял эту установку, но не был согласен с формой наших наступательных операций, при которых фронты от Великих Лук и до Черного моря развертывали фронтально-лобовые удары.

Была ведь возможность (после некоторых перегруппировок) провести операции на отсечение и окружение значительных группировок противника, чем облегчалось бы дальнейшее ведение войны. В частности, я имел в виду южную группировку противника в Донбассе, которую можно было бы отсечь мощным ударом из района Харьков – Изюм в общем направлении на Днепропетровск и Запорожье.

А.И. Антонов сказал, что лично он разделяет это мнение, но Верховный требует скорее отбросить противника фронтальными ударами. […] Через несколько дней мне позвонил И.В. Сталин и… заметил, что не разделяет точку зрения об ударе войск Юго-Западного фронта из района Изюма на Запорожье, поскольку на это потребуется значительное время.

Я не стал спорить, так как знал, что Верховный пока вообще по ряду обстоятельств не очень уверен в целесообразности более решительного применения операции на окружение противника.

В заключение Верховный потребовал, чтобы войска фронтов скорее вышли на Днепр»[618].

Сталин быстро прекратил дискуссию о форме операций. Битва за Днепр на первом этапе станет детищем «сталинской стратегии широкого фронта». Никаких оперативных хитростей, никакого четко выделенного направления главного удара: войска продвигаются вперед подобно боксеру-тяжеловесу, которому тяжело достается, но он своими ударами все-таки отправляет соперника в нокаут. В оправдание Сталина следует сказать, что советские танковые войска на тот момент были очень сильно потрепаны. Потери в летний период, с июня по августа, в четыре-пять раз превосходили потери в танках немцев. Не хватало не только боевых машин, но и экипажей. В результате первые месяцы битвы на Днепре Жукову пришлось вести, имея в своем распоряжении относительно небольшое количество танков, что, конечно, не увеличивало темпы продвижения советских войск вперед.

Наступление советских войск в направлении Днепра (осень 1943 г.)

Если Жуков в данной обстановке отстаивал более сложные и изящные варианты действий, происходило это потому, что он осознал существование двух новых реальностей. Первая: проблема пополнения армии. После страшных потерь 1941 и 1942 годов Красная армия столкнулась с проблемой ограниченности людских ресурсов. Следовательно, надо было уменьшать потери, компенсировать относительную нехватку пехоты большей мощностью огня и мобильностью. Все это требовало отказа от лобовых атак, от стратегии изматывания врага. Вторая реальность: огромные изменения в структуре Красной армии, начавшиеся с июля 1941 года и продолжавшиеся через победы и поражения. Количество офицеров с профессиональным образованием возросло в четыре раза и наконец-то позволило удовлетворительно укомплектовать ими войска. Огневая мощь связки артиллерия – реактивные установки увеличилась настолько, что стало возможным создание артиллерийских корпусов прорыва, способных прорвать любую оборону. Тяжеловесные и неповоротливые пехотные армии превратились в стандартные объединения различных родов войск, организованных в корпуса и приобретших новую мобильность благодаря поступлению американских джипов и грузовиков. Танковые армии – средство развития прорыва – полностью моторизованные, наконец, обрели свою окончательную структуру: два танковых корпуса, механизированный корпус, самоходная артиллерия, эффективно работающая тыловая служба. Наконец, авиация, реформированная Новиковым, стала способна обеспечить себе господство в воздухе над полем боя. Новая Красная армия, этот мощный и современный инструмент войны, не может больше терпеть поражений, в этом Жуков уверен. Риск тактических неудач сохраняется, но он не должен заслонять тот факт, что орудие оперативного искусства наконец-то создано. Сталин не разделял уверенности своего маршала. В не подвергнутой цензуре версии его «Воспоминаний» есть такая фраза: «Основных законов оперативно-стратегического искусства И.В. Сталин не придерживался. Он был подобен темпераментному кулачному бойцу, часто горячился и торопился вступить в сражение. И.В. Сталин не всегда правильно учитывал время, необходимое для всесторонней подготовки операции. […] Приходилось серьезно спорить и выслушивать от И.В. Сталина неприятные и незаслуженные слова. Но тогда мы мало обращали на это внимания»[619].

Битва за Днепр стала сложной серией советских наступлений и яростных немецких контратак. Она продолжалась с сентября 1943 по февраль 1944 года, в ней участвовала большая часть Красной армии (5 фронтов общей численностью 2,6 миллиона человек из 5,5 миллиона, служивших в тот момент в ее рядах) и лучшая часть немецких войск Восточного фронта (1,26 миллиона человек из 2,8 миллиона), в том числе 70 % их бронетанковых войск и две трети люфтваффе. Жукову предстояло заниматься координацией действий двух основных фронтов: Воронежского (Ватутин) и Степного (Конев), которые 20 октября сменят названия и станут, соответственно, 1-м и 2-м Украинскими фронтами. Действия миллиона человек, которые насчитывали два действовавших южнее фронта – Юго-Западный (Малиновский), который скоро станет 3-м Украинским, и Южный (Толбухин), в скором будущем 4-й Украинский,  – координировал Василевский. Противниками Жукова были Манштейн, командующий группой армий «Юг» (I и IV танковые, VIII и VI армии), и Клюге, командующий группой армий «Центр», к которой относилась II армия. Основная часть сил Клюге была занята отражением атак Калининского и Западного фронтов (общая численность 1 250 000 человек)  – это была операция «Суворов», к которой Жуков не имел никакого отношения – случай исключительный, поскольку с 1941 года он всегда предпочитал действовать на центральном направлении. И все-таки он заехал на Центральный фронт на двое суток – 30 и 31 июля, чтобы проверить, все ли готово к наступлению.

Более крупные – хотя и не намного – силы советская сторона сосредоточила в северной и центральной части Украины, где Центральный, Воронежский и Степной фронты (общая численность 1 581 300 человек) должны были наступать к Днепру, до которого было всего 200 км: это была Черниговско-Полтавская операция, задуманная Жуковым и им же координировавшаяся. В этих городах, расположенных соответственно в 40 и 100 км от Днепра, находились немецкие склады. Если бы немцы их потеряли, то оказались бы перед дилеммой: уйти за реку, преследуемые советскими войсками, или погибнуть на восточном берегу. Выйдя на линию Чернигов – Полтава, каждый фронт должен был самостоятельно наступать в направлении Днепра, чтобы захватить собственные плацдармы на его западном берегу. Ставка рассчитывала, что эту гонку к Днепру выиграют Ватутин и Конев: но они оказались отстающими. Рокоссовский, командующий Центральным фронтом, переименованным в 1-й Белорусский, играл в операции роль оберегателя фланга. У него было меньше всего сил, и действовал он независимо от Жукова, подчиняясь непосредственно Сталину. Такая странность объясняется уверенностью в том, что исход дела решат Ватутин и Конев, а у Жукова было достаточно забот по контролю за их двумя фронтами.

Однако события пошли не так, как рассчитывали Сталин, Жуков и Ставка. 25-го Ватутин и Конев бросили вперед свои четырнадцать армий. Движение войск вперед предваряла мощная артподготовка. Эта разрушительная работа окончательно доконала немецкую пехоту, чьи запасы физических и психических сил уже были на исходе. Ватутин и Конев придерживали свои немногочисленные танковые соединения, поэтому танковые дивизии немцев, не видя перед собой интересной добычи, отступали перед движущейся стеной огня. Но продвижение советских войск вперед не превысило 20 км за восемь суток. Ситуацию для двух своих коллег разблокировал Рокоссовский. Входившая в его фронт 65-я армия под командованием Батова 26 августа начала штурм старой крепости Севск. Бои были ожесточенными. Германская II армия запросила на помощь танки, которые направил ей командующий IX армией Модель, сосед слева. Своими действиями Рокоссовский создал узел борьбы, приковавший к себе значительные силы противника, чем он воспользовался на южном участке действия своего фронта, где 60-я армия генерала Черняховского перешла в наступление 28 августа. Противник отступал. Войска Черняховского продвигались вперед на 20 км в день. Два корпуса II армии оказались отрезанными от основных своих сил, им грозило полное уничтожение. Клюге с трудом добился от Гитлера разрешения отступить. Но ему никак не удавалось остановить советское наступление. Рокоссовский развил успех, осуществив рокадную переброску своей 13-й армии, которая, преодолев за сорок восемь часов пешим порядком 100 км, усилила войска Черняховского. Отступление германской II армии ускорилось. 6 сентября Черняховской освободил Конотоп, продвинувшись за восемь дней на 110 км вперед. К 15-му он прошел еще 90 км, достигнув Прилуки, в 60 км от Днепра.

Для Манштейна разгром II армии означал катастрофу, не оставлявшую ему иного пути, кроме как оставить всю Восточную Украину и спешно отвести войска за Днепр. В Москве были удивлены: события развивались не по намеченному сценарию. Район Черкассы – Кременчуг, где должно было происходить форсирование Днепра, перестал быть центром внимания. Более перспективным казался теперь участок Чернигов – Киев – Канев, место стыка двух германских групп армий. 6 сентября, в согласии с Жуковым, Сталин перенаправил Воронежский фронт Ватутина на Киев, чтобы он форсировал Днепр на Букринском полуострове. Но Рокоссовский с этим не согласился. Он предложил свой вариант плана Сталина – Жукова. «Между войсками двух фронтов [Воронежского и Центрального] образовался огромный разрыв. […] Дело, конечно, неприятное. Но с другой стороны, такое глубокое продвижение 60-й и 13-й армий на черниговском и киевском направлениях открывало перед нами заманчивые перспективы: мы могли нанести удар во фланг вражеской группировке, которая вела бои против войск правого крыла Воронежского фронта и сдерживала их продвижение. Тем самым мы не дали бы врагу отводить войска за Днепр, способствовали бы продвижению соседа, возможно, совместными усилиями нам удалось бы овладеть Киевом. Мое предложение обсуждалось, но не было принято»[620].

Под давлением Жукова, Ватутина и члена Военного совета 1-го Украинского фронта Хрущева Рокоссовскому было запрещено брать Киев с севера, что он вполне мог осуществить. Эти трое, поддержанные Сталиным, решили придерживаться первоначального плана – взятие Киева с юга – даже ценой отказа от окружения многих немецких дивизий. Также можно предположить, что эти трое хотели сами получить почетное имя «освободителей Киева, матери городов русских». Относительно Хрущева в этом нет никаких сомнений; оно особо не скрывал, что желает первым войти в свою столицу, ведь с 1939 по 1941 год он возглавлял Компартию Украины. Не в первый и не в последний раз в Красной армии забота о личном престиже взяла верх над соображениями военной целесообразности.

15 сентября Гитлер дал Манштейну разрешение отступить за Днепр. Фельдмаршал недвусмысленно заявил: «Кризис, наступивший на северном фланге группы армий, таит в себе смертельную угрозу не только ей, но в дальнейшем и Восточному фронту в целом»[621]. Началась фантастическая гонка: 700 000 немецких солдат – миллион с тыловыми службами 37 дивизий – отходили к шести мостам через Днепр, тогда как советские войска пытались параллельными путями выйти к реке между этими шестью мостами и с ходу преодолеть водную преграду. Но это была лишь половина задачи. Уйдя на противоположный берег, немецкие войска должны были со всей возможной быстротой развернуться там на фронте протяженностью 700 км прежде, чем русские создадут там значительный плацдарм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.