Глава 12 «Клатт — Макс»

Глава 12

«Клатт — Макс»

В 1940–1945 годах Абвер через «бюро Клатта» в Софии осуществлял одну из наиболее загадочных разведывательных операций против СССР и его союзников по антигитлеровской коалиции. Несмотря на то что Клатт в конце войны перешел к американцам, он не сообщил им, судя по рассекреченным документам ЦРУ, каких-либо сведений об источниках своей разведывательной сети в Советском Союзе и на Ближнем Востоке. А именно в этом и кроется главная загадка «дела Клатта», разгадать которую западным историкам до сих пор не удавалось. Обращение к архивам советской разведки впервые предоставляет такую возможность.

Как следует из архивных документов 1-го Управления НКВД, английская радиоразведка первой перехватила и дешифровала радиообмен между «бюро Клатта» в Софии и подразделением Абвера в Вене. Сведения об этом поступили в Москву из лондонской резидентуры в апреле 1942 года в виде доклада, озаглавленного «Люфтмельдекопф, София». Поскольку в деле «Клатт» хранится обезличенный текст этого сообщения на русском языке с пометками лишь о том, что это «документальный материал от 24.04.42» и «перевод с английского», установить его происхождение с непогрешимой точностью сложно. Документ мог быть подготовлен как самой радиоразведкой, так и на основе ее данных в СИС или МИ-5. Поскольку во всех этих спецслужбах у советской разведки имелись источники, то передать его могли как Джон Кернкросс (ЛИСТ), так и Ким Филби (СТЕНЛИ) или Энтони Блант (ТОНИ). В любом случае именно они являлись основными источниками информации по делу «Клатт» на протяжении всего времени его разработки англичанами.

«Роль Люфтмельдекопф, в дальнейшем «Шверт» («Меч»), в собирании и передаче разведывательных сведений представляет значительную важность и интерес» — этими словами начинался, вышеупомянутый доклад с немедленной оговоркой, что «организация и методы его работы неясны». Последнее замечание в значительной мере оставалось в силе до недавнего времени. И хотя в докладе допущена некоторая путаница в вопросе организации работы «Шверта» в результате смещения сфер деятельности различных подразделений Абвера, она никоим образом не умаляет значения его основного содержания. А оно заключалось в следующем.

«Щверт» передает «Вагнеру» (майор фон Валь) в Вену для последующей пересылки в отдел Абвера 1-Люфт в Берлине весьма значительное количество разведывательных сообщений, охватывающих территорию России и Ближнего Востока. Собственно передачей информации в Софии занимается некто Клатт. Донесения с пометкой «МАКС» поступали «из мест, лежащих за русским фронтом, по линии от Ленинграда и вниз — к Ростову и Керчи», «от Новороссийска до Батуми», «из Грузии, Азербайджана, Армении» и «из Ирана, Ирака, Тегерана, из районов около Мосула, Багдада и Басры, а также Куйбышева, Астрахани и с запада Каспийского побережья». Другая группа донесений с пометкой «МОРИЦ» охватывала Египет, Ливию, Палестину, Сирию, Кипр, Ирак и Иран. И, наконец, появилось одно донесение ИБИСА из Турции. К докладу прилагалась географическая карта с указанием пунктов и частоты получения информации, озаглавленная «Источники информации МАКСА и МОРИЦА» и датированная 12 апреля 1942 года. Получалась весьма впечатляющая картина охвата немецкой разведкой колоссальной по размерам территории, причем черноморские порты Советского Союза оказывались наиболее эффективными поставщиками разведсведений.

«Постепенно, все увеличиваясь, поступал обильный поток донесений МАКСА, — говорилось в докладе, — а также, хотя и не ртоль обильный, поток донесений МОРИЦА. За четыре месяца, с декабря [1941] по март 1942 г., поступило 260–300 подобных донесений, а всего, вероятно, было на 30–50 % больше».

В аналитической части доклада английская разведка отмечала скорость, с которой поступала информация. «Некоторые донесения из Новороссийска, Ростова, Севастополя, Керчи, из Московского региона, Тбилиси и Батуми поступали в «Шверт» в тот же день», — писали авторы доклада. Другие передавались «Швертом» дальше (в Вену) в течение одного, двух или трех дней. В качестве примера оперативности «Шверта» упоминался случай, когда о пожаре на заводе в Майкопе сообщение поступило «не только в день пожара, но еще до того, как он был потушен».

Относительно точности разведданных МАКСА и МОРИЦА в докладе говорится, что его составители располагают только косвенными свидетельствами, но «они вполне убедительны». Убедительность, по мнению авторов доклада, заключалась в том, что воздушная разведка немцев могла бы легко проверить достоверность сообщений путем систематического наблюдения, однако «известен только один случай, когда донесение было подвергнуто сомнению». Расширение же районов сбора разведывательной информации, по мнению составителей доклада, свидетельствовало о том, что «сведения, поставляемые «Швертом», считаются ценными».

Анализируя содержание разведывательных донесений с пометкой «МАКС», авторы доклада обратили внимание на то, что в них практически не указывались источники информации и не затрагивались организационные вопросы агентурной работы. Отмечалось также, что все материалы «являются свидетельством очевидцев, а не заимствованы из штабных донесений, разведывательных обзоров, газет, радиопередач или слухов». «Они не добываются также и путем перехвата русских радиопередач», — утверждается в докладе.

Предпринимая попытку разобраться, как же функционирует такая огромная разведывательная организация, авторы в качестве исходного пункта берут скорость поступления информации. «Этот факт ясно показывает, что донесения поступают по радио на всем или на большей части пути от источника до Софии, — утверждают они и продолжают: — Из этого можно сделать естественный вывод, что несколько десятков агентов, вооруженных радиостанциями, находятся в указанных на карте, пунктах. — Но тут же авторы доклада оговариваются: — Трудно представить себе, каким образом такая масса агентов могла быть заброшена во все районы, где русская армия, флот и авиация ведут боевые операции. И как в таких условиях могут агенты действовать?»

Другой вопрос, который также ставил авторов доклада в тупик, заключался в том, почему сообщения из таких городов, как, например, Москва, Курск, Батуми, поступают в Софию, тогда как с помощью портативной радиостанции легче связаться с немецкой радиостанцией, расположенной непосредственно за линией фронта. Пытаясь найти ответ на этот вопрос, аналитики выстраивают гипотезу, согласно которой у немецкой разведки имеется мощная «контрольная» станция, вероятнее всего в Новороссийске, которая рассылает задания агентам на советской территории и ретранслирует получаемые от них сообщения в Софию.

К моменту завершения подготовки этого аналитического доклада англичане дешифровали обмен посланиями между Клаттом и Берлином о конкретных источниках немецкой агентурной сети, в частности о нек» коем капитане Самойлове, находившемся сначала в Сталинграде, а затем, после ампутации ноги, — в радиошколе в Куйбышеве, и связанном с неким Лангом.

Таким образом, речь шла о колоссальной по охвату разведывательной операции стратегического значения. Английская радиоразведка продолжала контролировать линию связи Абвера София — Вена, а затем, когда Клатт перебрался в Будапешт, также и линию София — Будапешт — Вена. Дешифрованные англичанами сообщения немецкой военной разведки поступали через ТОНИ и ЛИСТА в Москву.

Советской разведке было также известно, что в Англии создан Объединенный комитет по радиоразведке, в задачу которого входили анализ и оценка перехваченных сообщений немецкой разведки и координация их использования в оперативных целях. Он состоял из представителей отдела V СИС (контрразведка за границей) — майор Каугилл и майор Фергусон, МИ-5 (контрразведка) — капитан Гай Лидделл, Д. Уайт и Г. Харт, Королевской сигнальной школы RSS (часть отдела СИС) — подполковник Молтби и майор Мортон Эванс и Правительственной школы кодирования и шифрования (GC&CS) — Деннис Пейдж и Пальмер. Постоянным секретарем комитета являлся капитан Тревор-Роупер.

Протоколы заседаний комитета, собиравшегося раз в неделю, свидетельствуют о том большом значении, которое английская разведка придавала работе «бюро Клатта». Так, 22 октября 1942 года на 35-м заседании комитета обсуждался вопрос «о сравнительном значении и интересе линий связи немецкой разведки». Майор Эванс сообщил присутствующим (кроме вышеперечисленных лиц в заседании участвовал также майор Фрост), что полное обслуживание перехватом может быть организовано только для наиболее важных линий связи, значащихся в «приоритетном списке». К числу таковых была отнесена и линия 723 (София — Вена). В этой связи Лидделл задал вопрос: «Смогли ли русские организовать перехват и расшифровку линий радиообмена германской разведки по этому направлению?» В ответ на это Фергусон, Пейдж и Эванс заявили, что «никакой технической радиотелеграфной или криптографической информации русским не передавалось». Представители RSS и GC&CS высказались в том смысле, что передача русским необходимых технических сведений для того, чтобы они смогли организовать перехват, не помешает англичанам читать другие линии немецкой разведки. В ответ на это майор Фергусон заявил дословно: «Первоначальная политика СИС состояла в том, чтобы осуществить это в форме сделки, надеясь в обмен получить от русских разведывательный материал и вынудить их давать информацию». Фергусон был раскритикован другими членами комитета, который в своем решении высказал мнение о возможности передачи русским линии связи 723 (София — Вена).

Вскоре СИС, мнение которой выразил Фергусон, представилась возможность прощупать русских на предмет того, что они знают о деятельности «бюро Клатта». В декабре 1942 года в Лиссабоне появился югославский еврей с немецким паспортом на имя Михаэля Рата, он же Имре Рот и он же Мирко Рот — последнее имя настоящее. Через поверенного в делах Югославии английскому послу стало известно, что Рот направлен в Лиссабон как немецкий агент, но желает рабртать на английскую разведку. На встрече с первым секретарем английского посольства Рот рассказал свою историю, которая вкратце сводилась к тому, что после резни сербов в Нови-Сад в январе 1942 года он с женой и ребенком бежал в Будапешт, где вступил в контакт с немецкой военной разведкой с единственной целью выбраться из Европы. В середине октября 1942 года он был направлен в Софию, где находился без всякого дела, но встречался с сотрудниками местной организации Абвера и узнал кое-что об их работе и агентуре. В начале декабря его отправили в Лиссабон с заданием весьма общего характера и рецептом тайнописи.

Первая информация о Мирко Роте и полученной от него на допросах информации была передана советской разведке в марте 1943 года Кимом Филби, но значительно более подробные сведения содержатся в досье на Рота, собранном МИ-5.

Согласно этому досье, составляющему в переводе на русский язык почти полные 114 страниц текста, британская контрразведка заинтересовалась немецким агентом, и 22 февраля 1943 года ему был разрешен въезд в Англию. 28 февраля после нескольких дней относительно комфортной жизни и мягких допросов в лондонском отеле «Принц Уэльский» на Вардо-Гарденс чета Рот была арестована. Во время ареста присутствовали Харт и Скардон, что свидетельствовало о важности, которую усматривала контрразведка в самом этом факте. И она не была разочарована. На допросах Рот назвал трех агентов Абвера, один из которых был задержан англичанами в Египте. Впервые была получена подробная информация о Клатте и его бюро. Рот сообщил, что настоящая фамилия Клатта — Каудер, дал описание его внешности и назвал его любовниц в Софии и Будапеште. Он сообщил также, что сначала, в 1941 году, «бюро Клатта» создавалось как получастное предприятие (вполне в духе немецкой разведки; «бюро Лизера — Рау», «бюро Янке» в довоенные годы. — О.Ц.) с одобрения Верховного командования и работало самостоятельно, пока Клатт не доложил, что организация бюро закончена, и тогда оно было признано официально. По мнению Рота, значение работы Клатта столь велико, что Абверштелле-Вена[10] держится целиком за ее счет, и поэтому союзники должны ликвидировать его организацию.

Весьма важной была информация Рота о порядке работы и источниках «бюро Клатта». В разделе досье МИ-5 под заголовком «Основные функции Абверштелле» говорится:

«Основной функцией Абверштелле было получение информации из России и с Ближнего Востока. А именно:

Ежедневно в 8.00 и 15.00 радиостанция принимала сообщения непосредственно из России. Информация, содержавшаяся в этих сообщениях, имела большое оперативное значение и передавалась, что называется, по горячим следам. В последние месяцы информация касалась почти исключительно операций под Сталинградом и имела чрезвычайную ценность для авиации…

Друзья Рота уверяли его в том, что эти радиосообщения привели к огромным потерям русских. Другим источником информации из России был агент, белоэмигрант, работающий в настоящее время в русском посольстве в Софии, у которого есть брат или близкий родственник в русском Генеральном штабе. Этот источник в Софии передает Абверштелле через Иру (Ира Лонгин Федорович. — О.Ц.) русские официальные сообщения и другие документы, приходящие в посольство, а также информацию, ведущую к аресту коминтерновских агентов в Болгарии и Румынии.

По словам Рота, сеть радиоагентов была организована источником в посольстве, который зимой 1941 года или в начале 1942 года ездил в Россию и завербовал своего брата или близкого родственника из Генерального штаба для работы в пользу Абвера. Этот родственник, в свою очередь, организовал сеть радиоагентов, передающих свою информацию описанным выше способом».

Рот также рассказал о деятельности и людях Абвера на Ближнем Востоке и в Турции.

Сведения, полученные в ходе допросов Рота, МИ-5 попыталась перепроверить через имевшиеся у нее каналы. 10 марта Харт направил Мшгьмо из сектора BIB письмо следующего содержания:

«Посылаю вам экземпляр Моего доклада, в котором опущена ссылка на совершенно секретные источники, содержащаяся в параграфе 15.

Я предлагаю послать данный экземпляр доклада V35 (которому я уже изложил устно суть дела), с тем чтобы он показал его АРЛЕКИНУ (HARLEQUIN). Последний должен будет либо изложить свое мнение по поводу содержания доклада в письменном виде, либо, если ему это будет угодно, обсудить его со мной или V35. Наверное, мы можем сообщить, что приложения А и В расцениваются нами как чрезвычайно важные и что ХАГГАР, как выяснилось после [его] ареста, был немецким агентом (в Египте. — О.Ц.). Весьма желательно, чтобы АРЛЕКИН высказал свое мнение об истории, рассказанной самим Ротом об Абвере, и полученных им заданиях».

АРЛЕКИН был бывшим сотрудником Абвера на службе у англичан. В показаниях Рота он поставил под сомнение рецепт тайнописи (вийшевый ликер и капли лимонного сока) и задание (ведение венгерской легитимистской пропаганды), данные ему Абвером. Дж. К. Мастерман из сектора BIA, проанализировав дело Рота, выделил те же сомнительные моменты его показаний и отметил, что «его ценность для нас основывается почти полностью на информации о софийской Абверштелле и работниках Абвера».

Будучи уверены, что Рот продолжает что-то скрывать и не до конца искренен с ними в том, что касается его собственного сотрудничества с Абвером, англичане испытывали большие сомнения в целесообразности использования его в качестве агента-двойника по линии Комитета XX.[11] Мастерман писал:

«Я не вижу, что мы можем выиграть, сделав его XX агентом. Мне кажется, что это будет еще один довольно затруднительный канал, который мы должны будем наполнять, не будучи в состоянии рассчитывать на полезные результаты».

Было решено отправить Рота в лагерь 020 для дополнительной и тщательной проверки. Однако, отказавшись от практических шагов по использованию его Комитетом XX, СИС не отказалась от того, чтобы реализовать саму идею Рота-двойника в игре с советской разведкой.

Как и у всякой секретной службы, у СИС не могло не возникнуть версии о том, что вся агентурная сеть Клатта есть не что иное, как дьявольская задумка русских в целях дезинформации германского командования. В пользу этой версии говорили широта охвата, беспрепятственность и быстрота поступления информации, против — их достоверность. Если бы сведения были подлинными, а не дезинформацией, то по ним, как полагали англичане, можно было бы прогнозировать не только действия русских, но и реакцию немцев на Восточном фронте. От ответа на этот вопрос зависело также и отношение к информации по Ближнему Востоку, непосредственно затрагивавшей интересы Великобритании.

«Существует намерение, — говорится в одном из документов досье МИ-5, — добиться от русских данных относительно организации МАКСА и, в частности, о том, находится ли эта организация под контролем русских или нет. План заключается в том, чтобы заявить русским, что мы собираемся использовать Рота в качестве агента-двойника, но что, вполне вероятно, он может выдать нас и рассказать немцам о том, какая информация была передана им нашей разведке… Мы опасаемся, что в случае сообщения немцам о нашей осведомленности относительно организации Макса это может подорвать доверие к ней со стороны немцев.

В связи с этим мы предлагаем воздержаться от действий до тех пор, пока русские не раскроют нам карты.

Конечно, для того чтобы продвинуть эту идею, мы не должны посвящать русских в фантастическую историю, которую Рот рассказал нам о своих связях с Абвером, в противном случае русские никогда не поверят, что мы всерьез намереваемся использовать Рота в качестве агента-двойника.

На вопрос, правильно ли мы поступим, если сначала передадим русским информацию ИСОС (данные дешифровки. — О.Ц.), уже потом — досье на Рота и посвятим их в его историю с получением визы (в Англию. — О.Ц.), я отвечаю утвердительно, так как это усилит доверие к нам русских, поскольку они увидят товар лицом».

Адресат и подпись в русском переводе этого документа не указаны. Но в другом документе — письме в адрес П[атрика] Рейли из СИС от 15 марта 1943 года, правда также без подписи, — говорится, что вопрос о том, чтобы разыграть карту Рота в отношениях с русскими, обсуждался на межведомственной конференции и что досье было подготовлено представителем МИ-5 на этой конференции Хартом. Можно предположить, что под конференцией подразумевается очередное заседание Объединенного комитета по радиоразведке. Еще в одном документе, подписанном уже самим П. Рейли и в копии направленном подполковнику Каугиллу, высказывается предложение о передаче русским той части информации Рота, которая касается их непосредственно, «если К.С.С. не склонен использовать информацию Рота с целью попытаться получить от русских данные о МАКСЕ и МОРИЦЕ».

Как бы то ни было, ни в том, ни в другом виде информация от Рота советской разведке передана не была. В аналитической справке НКГБ СССР по делу Клатта говорится, в частности, что «показания Рота официально не стали достоянием советской разведки». То Же подтверждает и справка отдела радиоразведки НКГБ, в которой отмечается, что «материалы, нереданные представителем английской военной миссии в Москве Сесилем Барклеем, содержат лишь самые общие сведения» и что «от 1-го Управления НКГБ СССР получены материалы, добытые агентурным путем, показывающие, что англичане располагают несравнимо более подробными сведениями об организации и работе немецкой радиоразведки и радиоконтрразведки, чем те, которые сообщил Сесиль Барклей».

О своем недовольстве переданной СИС информацией советская разведка заявила официально. В сентябре 1943 года Ким Филби через лондонского резидента ИГОРЯ информировал Москву о содержании беседы с Начальником отделения VE СИС О’Брайеном. Последний сказал, что его представитель в Москве 95 500 — Сесиль Барклей сообщил, что два материала о деятельности немецкой разведки в Болгарии и Румынии, составленные отделением VE СИС и переданные русским, были ими раскритикованы. По заявлению русских, сказал О’Брайен, в этих материалах мало нового и отсутствует информация о деятельности немецкой разведки против СССР. Об организации Клатта, по словам русских, англичанам должно быть известно гораздо больше, чем они сообщили. О’Брайен признал, что критика русских справедлива, так как материалы, переданные им СИС, двухлетней давности, и о Клатте действительно известно гораздо больше.

Можно предположить, что решение не передавать информацию Рота советской разведке было принято по одной из двух причин или по обеим вместе. Одна — это соображения конспирации. Согласно данным советской разведки, когда англичане в 1943 году овладели машинным шифром Абвера, они не информировали даже американцев об этом в полном объеме, а лишь ознакомили их с частью расшифрованных материалов, касающихся Европы. Другая причина, видимо, заключается в том, что к лету 1943 года английские секретные службы пришли к выводу, что операции Клатта не являются советским дезинформационным мероприятием и прощупывать их на этот счет нет смысла. Основанием для такой убежденности послужила новая, дополнительная, информация о «бюро Клатта», на которую 1943 год был для англичан особенно щедр.

25 июня 1943 года в СИС поступила шифртелеграмма от отправителя 18 700 для получателя 89 700 о том, что 18 701 получил от венгра Андрэ Дьорди в Стамбуле сведения о деятельности Абвера в Софии. Поводом для встречи с 18 701 послужило якобы заявление Дьорди о готовности работать на англичан и просьба предоставить ему для этой цели две радиостанции, которые ему потребуются в Софии. 18 700 и 18 701 посчитали, что Дьорди «почти наверняка является агентом-провокатором», хотя сведения, которые он сообщил, «возможно правильные». В части, касающейся Клатта, эти сведения сводились к тому, что он поименно назвал его сотрудников и охарактеризовал их функции, указал линии радио- и телефонной связи и подтвердил наличие у Клатта агента в русском Генштабе. Примечательно также и то, что он назвал Хаггара в качестве немецкого агента в Египте и сказал, что еще два месяца назад он успешно работал там. (Вопрос: если это так, то не перевербовали ли англичане Хаггара после ареста в марте 1943 года на основании показаний Рота?)

Насколько серьезно СИС отнеслась к показаниям Дьорди, можно судить лишь на основании того, что на его информацию как достоверную, в частности о переезде Клатта в Будапешт, имеется ссылка, в документе РИС 23 301 143. В этом документе о деятельности «Люфтмельдекопф, София» за 1943 год, основывающемся, главным образом, на сообщении 25 265 «Служба», говорится, что перевод Клатта из Софии был осуществлен по решению совещания руководящих сотрудников Абвера во главе с Канарисом, состоявшегося в Софии 21 июля 1943 года. В связи с этим произошло перераспределение функций сотрудников, оставшихся в Софии, причем Дьорди ранее правильно указал их имена и кодовые обозначения. Вся поступающая от Клатта информация стала именоваться просто «Булли».

Десятистраничный (в русском переводе) документ содержит такое количество сведений о состоянии дел Абвера в Софии, что с полным основанием можно было предположить, что у англичан появились там новые источники информации. Особый интерес представляет раздел 12, где говорится, что «в конце июля здесь (в Софии. — О.Ц.) была большая тревога из-за опасений, что белоэмигрант генерал Туркул попал в дурные руки в Италии и этим скомпрометировал секрет донесений МАКСА. Клатт, Ланг и начальник Абвера 1-Люфт подполковник Клейнштубер поспешили в Вену и Рим, чтобы вывезти Туркула из Италии в Будапешт, что ими и было успешно проделано. Далее в документе следовало примечание о том, что генерал Туркул «имеет большие рекорды шпионской деятельности» и «работает с особенным усердием против СССР», и делался вывод:

«Мы должны предположить, что разведывательная система МАКСА была построена или друзьями Туркула, или, по меньшей мере, с его ведома и совета».

Таким образом, по мере накопления англичанами оперативной информации о Клатте, его сотрудниках и источниках его «мистическая», как они ее называли, организация принимала все более конкретные очертания, что заставляло верить в реальность и подлинность ее существования, а следовательно, ставило под сомнение гипотезу о дезинформации. Летом 1943 года к таким же выводам, но с аналитических позиций, пришел майор Мелленд, посвятивший этому вопросу свое выступление на заседании Объединенного комитета по радиоразведке. Оно было напечатано в приложении к протоколу 55-го заседания комитета, состоявшегося 31 июля 1943 года.

«Цель этого сообщения, — говорил майор Мелленд на заседании, — состоит в том, чтобы выяснить, продолжает ли оставаться ценным материал МАКСА и может ли гипотеза дезинформации быть отброшена как объяснение, хотя бы частичное объяснение деятельности разведки МАКСА». Ссылаясь на последнее обсуждение этого вопроса 8 апреля, Мелленд напомнил, что тогдашнее предупреждение. МАКСА об угрозе русского наступления под Новороссийском и на Таманском полуострове подтвердилось. Проанализировав сейчас действия советских И немецких войск в районе Курск — Орел и сопоставив их с информацией, перехваченной на линии связи 7/23, Мелленд приходил к выводу, что «последние сообщения МАКСА полностью подтверждают более раннее заключение, сделанное на основании исследования сообщений МАКСА за период с 1 ноября 1942 года до 15 марта 1943 года». Остановившись на паре явно не соответствовавших действительности сообщений МАКСА: об отправке ударных советских войск в Египет и о нерешительности советского военного командования, вызванной сведениями о том, что немцы не намеревались предпринять наступление, — докладчик предложил не принимать их во внимание. Выводы, к которым пришел Мелленд в конце своего сообщения, заключались в следующем:

«1. Совершенно очевидно, что германская разведка и оперативные отделы высоко оценивают сообщения МАКСА. Весьма возможно, что эти сообщения представляют наиболее эффективный вид полевой разведки, получаемой противником.

2. Таким образом, тщательное изучение этих сообщений может обеспечить прогноз возможных операций немцев в России (помимо того, что эти сведения имеют важное значение для определения стратегии русских).

3. Рассмотренные нами за четыре последних месяца сообщения МАКСА в действительности ничем не подтверждают более ранней гипотезы о сознательной дезинформации, поэтому сейчас было бы разумно эту гипотезу отбросить».

В Москву продолжали поступать материалы английского радиоперехвата, однако каких-либо указаний на то, что англичане изменили свое мнение о достоверности сообщений МАКСА (он же ЭДЕЛЬВЕЙС, ОЛАФ и 5029), после 1943 года получено не было.

С помощью членов Кембриджской агентурной сети Кима Филби, Энтони Бланта и Джона Кернкросса советским спецслужбам было известно все то, что знали и думали об организации Клатта СИС, МИ-5 и подразделения английской радиоразведки, то есть все то, что изложено выше и что осталось за пределами изложения. Безусловно, важность этих сведений в военное время трудно переоценить. Однако было бы неправильно считать, что они были решающими. 2-й спецотдел НКВД с осени 1941 года начал фиксировать работу радиостанции Клатта на линии связи София — Вена. В июле 1942 года советской дешифровальной службой был вскрыт шифр, которым пользовался Клатт. Это был «буквенный шифр сравнительно несложной системы». Было бы разумно предположить, что регулярное поступление уже дешифрованных англичанами сообщений Клатта способствовало раскрытию его шифра советскими дешифровальщиками. То же, вероятно, произошло, когда Клатт перешел на машинную систему шифрования. Но в любом случае советские спецслужбы были способны независимо от английской информации контролировать канал связи София — Вена и София — Будапешт.

Хотя советская разведка и контрразведка собирала информацию об организации Клатта через свои каналы в СССР, на Балканах и в Турции, тем не менее английские документальные сведения о персонале софийской Абверштелле не были лишними при установлении лиц, связанных с Клаттом. И все же наиболее достоверные и подробные оперативные данные о деятельности Клатта были получены военной контрразведкой СМЕРШ после вступления советских войск в Болгарию, Венгрию, Чехословакию, Австрию и Германию и ареста большого числа сотрудников Абвера. Объем полученной от них информации был столь велик, что ее обработка, проверка и анализ заняли более двух лет, прежде чем МГБ СССР смогла доложить Сталину разгадку «мистической» организации «Клатт — МАКС».

Первым и совершенно логичным шагом, который был предпринят НКВД по получении дешифрованных английских и своих собственных перехватов сообщений МАКСА, была их немедленная перепроверка. Ее результаты были неожиданными: лишь незначительное количество сведений, передаваемых МАКСОМ, соответствовало действительности. В разные периоды количество достоверной информации менялось, но даже первая проверка серии сообщений должна была снять напряжение, возникшее у советского командования в связи с угрозой нанесения ущерба военным операциям. Окончательный же анализ результатов радиоконтроля линий связи Клатта, который продолжался с середины 1942-го до января 1945 года, показал, что только 8 процентов переданных по ним сообщений об СССР были полностью или частично подтверждены проверкой.

Вторым шагом был контроль эфира. За весь период войны радиоконтрразведка не зафиксировала работы неизвестных ей станций или вообще каких-либо попыток выхода по радио как на Софию, так и на Болгарию в целом с территории Советского Союза. Ошибки здесь быть не могло, так как эффективность советской радиоконтрразведки в годы войны была подтверждена путем сверки ее данных о немецких агентурных радиостанциях и линиях связи с данными, полученными оперативным путем.

Эти два установленные факта позволяли сделать вывод о том, что «Клатт не мог получать свою информацию непосредственно из Советского Союза».

Оставалось, однако, еще несколько вопросов, в частности откуда все же поступала информация к Клатту, особенно те 8 процентов, которые оказались достоверными сообщениями, и кто был МАКС, если он вообще был? Ответу на эти вопросы посвящен 61-страничный «Меморандум по делу «КЛАТТ — МАКС», который фактически представляет собой подробный анализ показаний арестованных сотрудников Абвера и «бюро Клатта». На основе этого документа в июле 1947 года было подготовлено спецсообщение И.В. Сталину.

Авторы меморандума попытались прежде всего установить личность Клатта, чтобы понять, с кем им приходится иметь дело. Поскольку Клатт находился после войны под защитой американцев, все данные о нем основывались на показаниях его сотрудников, а также его второй (с 1928 г.) жены Герды Филиц. Было установлено, что настоящее имя Клатта — Рихард Каудер. Он родился в Вене в 1900 году в еврейской семье, но был крещен по католическому обряду и считал себя католиком. В 1928–1932 годах был агентом общества страхования жизни, затем управляющим имениями барона Тавоната. В 1938 году, после аншлюсса, опасаясь репрессий против евреев, эмигрировал из Австрии в Венгрию. В Венгрии его основными занятиями были мелкая спекуляция и торговля визами для евреев — эмигрантов из Австрии. В 1939 году был посажен в тюрьму «Шубхаус» в Будапеште за дачу взяток венгерским чиновникам.

До конца неясным для авторов меморандума остался вопрос о начале сотрудничества Клатта с немецкой разведкой. Начальник Абвер-Люфт генерал-лейтенант Пиккенброк показал, что летом 1941 года Клатт явился к руководителю Абверштелле-София и сказал, что имеет возможность поставлять разведывательную информацию, представляющую ценность для Германии, и в подтверждение своих слов показал несколько сообщений о ВВС Советской Армии. В то же время начальник отдела Абвер-3 генерал-лейтенант Бентивеньи утверждал, что Клатт был завербован в 1939 году в Будапеште референтом службы 3-Ф (контрразведка) Абверштелле-Вена Шмальшлегером и работал по выявлению курьерских связей польской разведки. В 1941 году переехал в Софию, где был передан На связь «КО-София».[12] Показания других свидетелей говорили о том, что Клатт был завербован в 1940 году в Вене подполковником Валь-Вельскирхом, который вызволил его из венской тюрьмы, где он отбывал наказание за валютные операции.

Временем прибытия Клатта в Софию можно считать приблизительно осень 1940 года. Это предположение основывается на том, что согласно официальной справке болгарской полиции ближайший сотрудник Клатта — Ланг прибыл в Софию 10 октября 1940 года. В Софии Каудер основал так называемое «бюро Клатта», которое его бывшие сотрудники именовали органом немецкой разведки, подчинявшимся непосредственно Абверштелле-Вена. «Существование «бюро Клатта» в Софии с точки зрения организации и структуры органов Абвера, — пишут авторы меморандума, — совершенно непонятно, почему и нельзя определить, являлось ли оно вообще органом германской разведки». Официальным органом Абвера в Софии была сначала «КО-София», преобразованная затем в Абверштелле-София, во главе с подполковником Отто Вагнером (псевдоним — доктор Делиус). «Клатт не только не подчинялся Делиусу и никак не был связан с ним по работе, но даже конспирировал ее от Делиуса, — говорится в меморандуме. — Они враждовали между собой и конкурировали. Делиус не оказывал Клатту никакой поддержки, не имел с ним ничего общего, старался скомпрометировать его и выжить из Софии. Клатт, в свою очередь, предупреждал своих сотрудников, чтобы они не общались с немцами, так как Делиус ведет наблюдение за ними».

Осенью 1943 года «бюро Клатта» было переведено в Будапешт, скорее всего не без усилий доктора Делиуса. В Софии осталась небольшая радиорезидентура, которой Клатт руководил, периодически приезжая из Венгрии. В бытность свою в Будапеште «бюро Клатта» являлось уже официальным органом Абвера и именовалось «Люфтмельдекопф, Зюйд-ост». Какой-либо оперативной работы Клатт не вел. Основой его разведывательной деятельности служили радиостанции, которые принимали и передавали радиограммы, причем донесения поступали по радио только из Стамбула. По показаниям сотрудников «бюро Клатта», им, по существу, было нечего делать. Получив разведывательные данные, Клатт лично их обрабатывал, затем передавал шифровальщикам для зашифровки, откуда они поступали к радистам для передачи на радиостанцию Абвера «Вера» в Вене.

В этом и заключалась вся работа разведоргана Клатта. Клатт же, желая создать видимость бурной деятельности своего бюро, набрал большой штат, имел много автомашин, устанавливал радиостанции, которые не функционировали, и делал много других, по существу ненужных, вещей. Все это было ему необходимо для сокрытия фактического обмана Абвера.

Откуда же, из каких источников получал Клатт готовые разведданные? Ответ на этот вопрос проясняет ситуацию, и становится понятно, почему только 8 процентов переданной им информации об СССР соответствовали действительности, а 92 процента ничего общего с ней не имели. «По показаниям самого Клатта, — сообщил сотрудник Абвера Клаузнитцер, допрашивавший его в начале 1945 года, — разведывательные сведения он получал в основном их трех источников: от «Виго», он же доктор Вилли ГЕТЦ, из Стамбула; от его радиста ДАЛИСМЕ Арнольда из Анкары; от Ира, он же ЛАНГ».

Главным и, пожалуй, единственным источником сведений о Советской Армии был Ланг Илья Федорович, он же Ира Лонгин Федорович, офицер царской армии, эмигрировавший из России в 1920 году. Он был тесно связан с другим видным белоэмигрантом — генералом Туркулом, который, по данным ОГПУ и НКВД, сотрудничал с немецкой и японской разведками еще с 30-х годов. Известные НКВД попытки Туркула еще в 1937 году вывести в Советскую Россию агентов закончились неудачей.

Оставалось проверить полученные агентурным путем английские данные о наличии у Ланга контакта в советском посольстве в Софии и через него — агента чуть ли не в Генштабе Советской Армии. Проверка показала, что такого контакта, по тому, как он был описан, у Ланга не могло быть, а следовательно, не могло быть и агента в СССР. Была осуществлена также проверка английской версии о том, что таким агентом мог быть начальник связи одного из прифронтовых штабов. Эта проверка в силу ее крайней деликдтности была проведена лично министром обороны Булганиным и заместителем министра госбезопасности Сел ивановским. Она также дала отрицательный результат. В английских документах радиоперехвата упоминался также некий капитан Самойлов. Человека, соответствующего описанию Клатта, вовсе не оказалось.

Показания допрошенных по делу Клатта проливают свет на источники Ланга, а значит, и самого Клатта, в России. Жена Клатта Герда Филиц рассказала, что однажды после поездки в Вену Клатт вернулся в плохом настроении и поведал ей, что «его ругали за то, что Ланг передает ему неверные сведения о Советской Армии и занимается обманом». Сотрудник бюро Штурм — Шнайдер сообщил о другом эпизоде, когда Ланг диктовал сотруднице Клатта — Еве Хамерник разведывательные сведения по газетным вырезкам. По данным агента СД «Кауфмана», он же Гетц, Ланг еще до войны передавал Милану из «Антикоминтерна» различные сведения об СССР, которые он получал якобы от разведывательной организации белоэмигрантов.

Авторы меморандума высказывают предположение, что та часть информации, которая подтвердилась полностью или частично, поступала к Лангу, а затем к Клатту от белоэмигрантов, специально выезжавших по заданию немцев в лагеря военнопленных. Другим способом получения таких сведений могли быть их контакты с иностранными посольствами, в частности, как удалось установить англичанам, со шведским посольством в Софии, имевшим, в свою очередь, информацию из Москвы по дипломатическим каналам. И, наконец, третьим каналом поступления достоверной информации были сами немцы. Белоэмигрант Васильев продемонстрировал на допросе технику таких операций: в 1943 году он за 7000 левов купил у немецкого разведчика Браунера сведения о дислокации советской авиации, а затем корректировал их на основе газетных сообщений. Кроме того, Васильев на основе своих знаний о десантных операциях Первой мировой войны и текущего времени с добавлением собственной фантазии составил доклад о подготовке командованием Красной Армии крупных десантных операций в Крыму. По его утверждению, немцы были завалены информационными материалами, как правдивыми, так и вымышленными, и обман их был более или менее безопасным.

Васильев работал не на Ланга или Клатта, а на другое разведывательное подразделение немцев. Однако сопоставление изготовленных им сведений с тем, что передавал Клатт, показало поразительную схожесть некоторых сообщений. Очевидно, накопленный белоэмигрантами, которые в большинстве своем имели военную подготовку, опыт фальсификации разведывательной военной и политической информации еще в 20–30-е годы (см. главу «Письмо Зиновьева) продолжал кормить их в годы войны.

Источник Клатта в Турции Вилли Гетц также показал на допросе в английской контрразведке, что получал сведения от белоэмигрантов, случайных Источников и частично в дипломатических кругах.

В отношении личности МАКСА авторы меморандума пришли в общем-то к тому же выводу, который напрашивался при ознакомлении с английскими документами, а именно, что этим именем обозначалась информация, якобы поступавшая с территории СССР, и что оно не являлось псевдонимом агента.

Как немецкая разведка относилась к информации, поставляемой Клаттом?

Генерал-лейтенант Пиккенброк заявил на допросе, что Клатт был на подозрении у некоторых руководящих сотрудников разведки, считавших, что он занимается фабрикацией разведывательных сведений о Советской Армии. Но так как штаб военно-воздушных сил Германии, по словам Пиккенброка, удовлетворялся данными Клатта — МАКСА, то Абвер направлял им эти сведения без проверки. Однако долго фальсифицированные данные не могли сходить за достоверные. Подозрения в отношении Клатта нарастали, и в конце концов он был арестован в Абверштелле-Вена и подвергнут допросу в феврале — марте 1945 года. С этой же целью были задержаны и некоторые его сотрудники. Сотрудница «бюро Клатта» Валентина Дойч на допросе в МГБ сделала следующее заявление: «Когда после моего ареста в феврале 1945 года меня допрашивали в гестапо, то требовали показаний о разведывательной деятельности Клатта и говорили, что Клатг авантюрист и обманщик, стоивший Германии огромных денег».

В последних двух словах — «огромные деньги», видимо, и заключается секрет всего предприятия Клатта.

Никогда не питавший симпатий к нацистам, он вряд ли мог работать на них по Идейным соображениям. В сотрудничестве с ними он, как представитель преследуемого национального меньшинства, видел для себя возможность спасения, а потом и обогащения. Сотрудники его бюро в один голос утверждали, что Клатт жил на широкую ногу. Чего нельзя было сказать о Ланге, жившем не бедно, но внешне весьма скромно. Труднее определить мотивы, которые двигали Лангом, Туркулом и другими белоэмигрантами. Давали ли они дезинформацию сознательно или всего лишь легкомысленно полагались на своих подысточников? Делали они это из патриотических побуждений, стремясь ввести германское командование в заблуждение, или цинично паразитировали на потребностях воюющих сторон, как это делал Клатг? Или свято верили, что вносят вклад в дело борьбы с большевиками? Можно предположить, что имело место и то, и другое, и третье, и в каждом конкретном случае сотрудничества белоэмигранта с немцами были свои побудительные мотивы.

Все дело Клатта — МАКСА оказалось мистификацией огромного масштаба, доставлявшей головную боль как англичанам, так и русским, а в конце войны и прозревшим немцам. Единственное преимущество советских спецслужб состояло в том, что они практически с самого начала знали, что по каналу 723 идет в основном дезинформация, а следовательно, ущерб был невелик. Ни у англичан, ни у немцев не было и таких возможностей, Какими располагали НКВД и Советская Армия для проверки достоверности информации Клатта.

Объективно Клатт сыграл на руку союзникам. Следует задуматься над тем, смогли бы русские или англичане создать и целенаправленно подпитывать ложными сведениями такую организацию, как «бюро Клатта», для дезинформации немцев?