Глава 19 Интервью с генералом Леонидом Гульевым

Глава 19

Интервью с генералом Леонидом Гульевым

Не бедность невыносима, а презрение.

Вольтер

Работая над темой о предательстве Полякова, автор натолкнулся в Интернете на одно из последних, очевидно, интервью генерал-лейтенанта Леонида Александровича Гульева — одного из руководителей ГРУ Генштаба, специалиста по США. В беседе с корреспондентом Владимиром Галайко он подробно остановился на вопросах, касающихся его прихода в военную разведку, работы в США и участия в некоторых аналитических разработках по разоблачению предателя Полякова.

Дело в том, что автору этих строк в ходе оперативного обслуживания ГРУ и работы по ДОР на «Дипломата» — Полякова приходилось не раз встречаться с генералом Гульевым, о котором сложились самые теплые воспоминания. Это был смелый, решительный и думающий оперативник, прекрасно владеющий обстановкой по США.

В интервью «В единоборстве с «кротом» Владимир Галайко в предисловии к интервью с генералом писал:

«Один из руководителей ГРУ генерал Гульев навсегда поселил в своем сердце любовь к США и России. Немногие люди в России могут похвастаться, скажем, знакомством с голливудскими звездами Кэри Грантом, Грегори Пеком, Уолтом Диснеем, певцом Полем Робсоном, известным политиком Нельсоном Рокфеллером, издателем Норманом Казинсом, интернационалистом Уильямом Рисом, первым американским лауреатом Ленинской премии Сайрусом Итоном и многими другими знаменитыми жителями Соединенных Штатов.

И уже совсем вряд ли кто из наших соотечественников удостоен титула почетного гражданина Сан-Франциско, имеет именной бронзовый ключ города, а также право бесплатно жить в любом из его отелей. Все это было в жизни генерал-лейтенанта Леонида Гульева, который уже закончил службу в качестве руководителя управления, отвечающего за ведение военной разведки на американском континенте.

Последние годы, находясь в отставке, он много сделал для того, чтобы вывести из безызвестности, рассказать россиянам о разведчиках, павших на невидимых фронтах холодной войны».

Для полноты и субъективности материала о двух генералах: одном — герое, а втором — антигерое автор решил полностью привести это интервью.

— Леонид Александрович, как вы пришли в разведку?

— В моем выборе есть определенная закономерность. Мой отец, рабочий из Донбасса, был активным участником революционных событий, штурмовал Зимний дворец. Потом он участвовал в укреплении пограничной охраны республики, занимал самые разные должности — «партия бросала на прорыв», — являлся одно время начальником разведки «зеленых фуражек».

Я закончил суворовское училище, которое в годы войны находилось в Ташкенте, Московское пограничное училище и стал офицером-пограничником, служил на заставе с Румынией. Потом мне предложили поступить в специальное военное учебное заведение…

— Это происходило в послевоенные годы, когда активно действовал ныне широко известный генерал Судопла-тов. Вам не приходилось с ним тогда встречаться?

— Когда я заканчивал учебу, меня, как и многих других, Судоплатов вызывал на собеседование. Он подбирал себе людей. Его привлекло то, что я был тогда отличным лыжником и стрелял метко, думаю, что все я это делал на норматив «Мастер спорта».

Ему мои данные понравились, но к тому времени я уже был женат, и мы с Нелей, моей молодой супругой, ждали ребенка. Покрутив раздосадованно головой, Судоплатов отпустил меня. Кто знает, как бы сложилась моя судьба, окажись я в его управлении.

— А где же вы оказались?

— В Америке, в окрестностях Сан-Франциско, в университете города Беркли. Поехали мы туда с женой по обмену. К нам пожаловали американские студенты, наши — к ним. Кстати, приблизительно в то же время в Колумбийском университете проходили учебу небезызвестные Олег Калугин и Александр Яковлев…

По тем временам приезд молодых людей из-за «железного занавеса» можно было сравнить с прилетом марсиан. Нам тамошные газеты посвящали целые полосы. В прицеле оказались и мы как единственная супружеская пара. Исследовался, если можно так выразиться, каждый наш шаг: как питаемся, как одеваемся, как мы ухитрялись на совсем крохотную стипендию аспирантов вполне сносно устроить свою жизнь.

— Как-то все так просто и буднично вы рассказываете. Неужели никто не догадывался, что дело нечистое, что вы не аспирант МГУ. Ведь есть еще такой объективный показатель, как уровень знаний зарубежной литературы, который у вас, офицера разведки, вряд ли мог быть достаточным.

— Не забывайте, подготовка длилась не один месяц. За это время я экстерном сумел закончить университет, сдать все необходимые экзамены. А окончательное решение об уровне нашей, если можно так выразиться, литературной подготовки давал Институт мировой литературы, сотрудники которого, ничего не подозревая, провели с нами собеседование и остались довольны.

Поэтому знаменитый профессор Самарин с чистой совестью написал мне рекомендательное письмо, которое адресовалось его американскому коллеге профессору Смидту.

Сразу скажу, что в ходе нашей работы в университете Беркли мы с женой сделали небольшие литературные открытия, связанные с пребыванием Марка Твена в России. Путешествуя по Крыму, писатель попросил аудиенции у отдыхавшего в Ливадии императора Александра Второго. 26 августа 1867 года царь принял американского путешественника, который вручил самодержцу приветственный адрес. Кстати, писатель был очарован приемом и тем, что правитель России выразил высокое уважение американскому народу.

Царь напомнил, что, когда Соединенные Штаты боролись за независимость, Россия их поддержала — направила свою эскадру к американским берегам. Так вот, долгие годы считалось, что этот приветственный адрес утерян, но мы с супругой обнаружили его в хранилищах университета и опубликовали в журнале «Советский Союз», который издавался на английском языке.

— И уже там вы выполняли какое-то разведзадание?

— Нет, конечно. Мне предстояло вжиться в американскую жизнь, больше о ней узнать. Впрочем, так получилось, что мне пришлось поучаствовать в одной из очень любопытных операций. Здесь, в окрестностях Сан-Франциско, в то время жил Александр Керенский. Тот самый, который возглавлял Временное правительство. Он, услышав, что в местном университете появились «советские — русские», захотел с нами встретиться. Когда я связался с руководством, то мне разрешили побеседовать с ним и в ходе разговора предложить Керенскому возвратиться в СССР на любых условиях. Ему предлагалось жить в любом городе, предоставлялись хорошая квартира, загородный дом и так далее…

— А что требовали взамен?

— «Успокоиться» наконец-то в политическом плане и вернуть свои архивы — там, предполагалось, могли быть документы о связях Ленина с немецким генеральным штабом, который якобы дал вождю большевиков деньги на революцию.

— И какова была реакция Керенского?

— Он сказал, что первое, что он сделает, когда вернется в Россию, поедет к рабочим Путиловского завода, пролетариям огромных городов, вступит с ними в открытый диалог, разъяснит им свою позицию в 1917 году, разъяснит, как они ошибались, отдав власть большевикам…

Кстати, ему очень понравилась молодая супружеская пара из Москвы, и он неожиданно задал вопрос: а вы ребята, члены партии или нет? Надо сказать, за границей нам строжайше запрещалось сообщать о своем членстве в КПСС. Мы прошли через сотни различного рода инструктажей, и везде лейтмотивом звучало — только члены профсоюза. Такая была страшная тайна. Хотя из двадцати одного человека нашей группы беспартийной была только моя жена.

Услышав вопрос Керенского, мы дружно замотали головами — нет. И сразу объяснили, дескать, еще не заслужили подобной чести. Керенский был разочарован — по его мнению, нам следовало быть активными, заниматься политикой.

«Хотите — сразу предложил — напишу вам рекомендацию. Прямо на имя Хрущева, что вы ребята хорошие, достойные быть членами партии». На секунду я представил возможную реакцию своего руководства на подобный документ, и мы с женой еще энергичнее завертели головами.

Сейчас, честно говоря, жалею, что отказался. Стал бы владельцем исторического раритета. Любопытно, что после завершения командировки меня вызвали в международный отдел ЦК и попросили рассказать о беседе с Керенским. Собралось много сотрудников. И вот когда мое выступление дошло до эпизода с рекомендацией в партию, из зала реплика — сглупил, надо было брать. Я подумал — хорошо вам тут говорить, а взял бы, потом не расплевался.

— Известно, что вы причастны к одной из самых загадочных страниц противоборства американских и отечественных спецслужб. Речь идет об обезвреживании генерал-майора Дмитрия Полякова, ответственного работника ГРУ, завербованного спецслужбами США. В течение четверти века этот человек снабжал Вашингтон ценнейшей информацией о политических, экономических и военных планах Кремля. Неслучайно директор ЦРУ Джеймс Вулси отмечал, что «из всех секретных агентов США, завербованных в ходе холодной войны, генерал Поляков был драгоценным камнем в короне».

Особенно сильный удар Поляков нанес по военной разведке. Он предал около двух десятков наших разведчиков, работавших в США, свыше сотни агентов, завербованных в Америке. Можно констатировать, что предатель парализовал одно из важнейших направлений работы ГРУ — нелегальную разведку на американском направлении. При каких обстоятельствах вы познакомились с Поляковым?

— Произошло это в 1961 году, когда я оказался в специальной командировке в США. Полковник Дмитрий Поляков тогда представлял СССР в комитете начальников штабов при ООН, являясь одновременно заместителем резидента по нелегальной разведке. Я поступил в его распоряжение…

Поляков стал готовить меня к «первому заданию». Оно заключалось в том, что я должен подготовить и отправить нашему агенту письмо, наклеив на конверт марку с обусловленным рисунком. Как это часто бывает в подобных случаях, выполняя «первое задание», я переволновался и отправил конверт. без марки. Она осталась у меня — до сих пор помню изображенный на ней рисунок.

Конечно, можно было промолчать, но я доложил Полякову о своей ошибке. Что тут началось: крик, ругань, оскорбления.

«Твое счастье, что письмо это не «боевое», а «учебное», — кричал мне Поляков, — а то я отправил бы тебя в Москву завтра же».

Как помню, самым «теплым» выражением в его тирадах было слово «коновал».

Наши отношения столь обострились, что руководство решило перевести меня в легальную разведку. Я попал под командование другого офицера.

— Когда его завербовали?

— В ноябре 1961 года Поляков стал агентом ФБР. Впоследствии бюро передало его в ЦРУ, где он числился до 1987 года.

— Как же Поляков сумел продержаться четверть века?

— ФБР и ЦРУ дали ему много кличек — «Бурбон», «Топ-Хэт», «Дональд», «Спектр», но ни одна из них не отражает качеств этого человека. Наиболее подходящей кличкой для него была бы «Хитрый лис».

Он предавал своих товарищей так ловко, что никогда не попадал под подозрение. К свойствам его характера — уму и хитрости — следует добавить профессиональную память. Он практически фотографировал в голове все, что видел и читал. Имел крепкие нервы. Никогда, даже на снимках, сделанных в момент ареста, на его лице нельзя было прочитать волнения. И еще одно качество — звериная, другое слово тут неуместно, осторожность. Поляков поставил американцам условие: тайники в Москве будет назначать он сам. Считал, что иностранные шпионы в Москве действуют по шаблону и могут стать легкой добычей контрразведчиков.

И все же последующий анализ показал, что он трижды считал себя разоблаченным и уничтожал все улики. Так было в 1962 году, когда Поляков впервые передал информацию с помощью контейнера. Тогда он, используя служебный фотоаппарат, прямо в своем кабинете переснял секретный справочник Генерального штаба. Микропленку заделал в контейнер и в соответствии с графиком тайниковых операций отправился в Центральный парк культуры и отдыха имени Горького.

Тайник размещался на одном из столбов ограды и назывался «Арт». Предатель заложил контейнер и поставил соответствующий сигнал — провел черту на столбе. Его путь из дома на работу пролегал мимо этого места.

Утром следующего дня Поляков надеялся увидеть ответный сигнал об изъятии донесения. Однако его не было. Наверняка менее опытный разведчик попытался бы проверить тайник. Но Поляков не сделал этого, понимая, какими неприятностями это чревато. Почти месяц он жил в страшном напряжении, просчитывал каждый свой шаг и поступок. Перевел дух лишь в сентябре, когда в «Нью-Йорк таймс» прочитал послание о получении посылки от «Арта».

Не прошло для него бесследно и разоблачение Пеньковского. Он резко сократил количество конспиративных встреч, уничтожил привезенную из Америки шпионскую экипировку. Истинное потрясение он испытал в июне 1972 года. В один из дней он, работник центрального аппарата, получил два приглашения. Первое, нелегальное, — о встрече с прибывшим в Москву работником ЦРУ. Второе, официальное, — приглашение военного атташе США на прием в посольство. Получив их, Поляков посчитал, что его вычислили. Он заметался, попытался уйти от приглашения в посольство, хотя руководство ГРУ разрешало ему посетить американское посольство.

В конце концов пришлось идти. Вел себя очень настороженно, хотя со стороны коллег не замечал повышенного внимания. При прощальном рукопожатии его прямо-таки обожгло — один из американцев передал послание ЦРУ. Поляков уничтожил его прямо при выходе из посольства. И надолго приостановил свои отношения, как он считал, с беспечными янки. Этот его поступок, к слову говоря, надолго продлил его работу на американские спецслужбы.

— Да, Поляков оказался достойным противником. Как его сумели обезвредить? Говорят, это заслуга Эймса, завербованного нашей разведкой высокопоставленного работника ЦРУ…

— Нет, Эймс здесь ни при чем. Когда его завербовали, судьба Полякова уже была предрешена. Не буду вас посвящать во все детали, но скажу, что впервые по-настоящему тревожный звонок для Полякова прозвучал при следующих обстоятельствах.

Один из американских журналов — «Ридерз дайджест» — напечатал главу из готовящейся к выходу в свет книги Джона Барона «КГБ». Такая, знаете, рекламная публикация. Дескать, скоро увидите бестселлер. Глава была посвящена аресту агентами ФБР нашего сотрудника, финна по национальности, Туоми. Я ее внимательно прочел и обнаружил несколько удивительных вещей. В главе свыше тридцати раз упоминается имя советского полковника Дмитрия Полякова. В ней рассказывалось, как он руководил подготовкой Туоми, как провожал его в спецкомандировку. Он, как живописал Барон, внимательно обследовал вещи разведчика, дабы тот, упаси бог, ничего советского, компрометирующего не прихватил с собой в Америку.

Тут же были приведены другие подробности учебного процесса Туоми, о которых разведчик якобы сообщил сам после ареста. Но опять вопрос. О своих наставниках, а они ему были известны по псевдонимам (это обычная практика спецслужб), он рассказывал такие подробности, приводил такие обстоятельства из их жизни, которые произошли уже после отъезда финна за океан. И которые, естественно, не мог знать. Но самое удивительное: опубликованная в журнале фотография Туоми при более детальном изучении оказалась копией снимка, который обычно хранится в… личном деле офицера.

Анализ главы из книги Барона породил много вопросов, но их появилось еще больше, когда уже в вышедшем томе я не обнаружил даже упоминаний о Полякове!

Это был первый звонок! Еще раз самому тщательному рассмотрению были подвергнуты служба и жизнь арестованных американцами разведчиков и агентов. Это был тяжелый и ответственный, не приемлющий никаких ошибок и просчетов анализ. В конце концов стало ясно, что только один человек, тогдашний военный атташе СССР в Индии генерал-майор Поляков, мог знать и мог предать их.

— Существует мнение, что столь длительная работа Полякова объясняется тем, что действовал он не в одиночку. Что, у него были помощники?

— Все это досужий вымысел.

Предательство в рядах ГРУ — редчайший случай. А случай с генералом Поляковым — из ряда вон выходящий, подобных в истории отечественных служб, я думаю, не было. Показательно следующее. Известно, что у каждой спецслужбы своя задача: разведка разведывает, контрразведка обороняет.

Существует твердое корпоративное правило — каждый занят своим делом. Но в случае с Поляковым спецслужбы пошли на то, чтобы объединить свои усилия и действовать сообща. Поляков действовал в одиночку. Хотя я не исключаю, что он сыграл свою отрицательную роль в вербовке Николая Чернова. Это наш оперативный техник, работал в Нью-Йорке, потом в аппарате ГРУ, а потом в ЦК.

Он был завербован, предполагаю, не без помощи Полякова, американцами на почве небольших денежных махинаций, а потом поставлял им документы даже из Центрального Комитета. Он был арестован, в годы перестройки попал под амнистию, года три назад умер от рака.

— Известно, что поиск «кротов», поиск предателей в своих рядах очень болезненно сказывается на деятельности спецслужб. В ЦРУ этот процесс парализовал деятельность многих отделов, развил гиперподозрительность, привел к увольнению многих сотрудников. Как же отнеслось руководство военной разведки к результатам анализа?

— Да уж, конечно, не обрадовалось. Некоторым сама мысль о том, что генерал ГРУ, уважаемый, авторитетный разведчик, человек, которого они знали, чуть ли не с «младых ногтей», является предателем, казалась кощунственной. Впрочем, для кое-кого из них основанием для сомнений служили многочисленные сувениры, подарки, которыми Поляков щедро одаривал некоторых руководящих товарищей. Вот они-то особенно рьяно сомневались. Тем не менее тогдашний начальник ГРУ генерал армии Петр Иванович Ивашутин серьезно отнесся к «изысканиям». Они были доложены руководству Министерства обороны, и начальник Генерального штаба маршал Николай Огарков дал добро на разработку Полякова. Его под каким-то предлогом вызвали из Индии в Москву.

— И арестовали?

— Для ареста, кроме подозрений, нужны доказательства. Сначала сделали все, чтобы не отпустить его обратно за границу. Медицинская комиссия неожиданно находит, что Полякову противопоказаны новые выезды в жаркие страны. Но Поляков не был бы Поляковым, так просто поверив выводам эскулапов. Он мгновенно проходит такую же медкомиссию в другой поликлинике, и ее врачи, естественно, дали разрешение на южную поездку. Впрочем, согласовав усилия, мы сумели оставить его в Москве.

— Он, видимо, что-то почувствовал и по своему обычаю затаился?

— Конечно, почувствовал. Уезжая по неожиданному вызову в Москву, в беседе с американским напарником мрачно пошутил, что его ждет «братская могила».

Да, Поляков был блестящим разведчиком, сильным противником. О его качествах мы уже вели речь. Но должен сказать, что контрразведчики, а именно они проводили операцию по обезвреживанию «крота», тоже оказались не лыком шиты, настоящие волкодавы.

По крупицам стали собирать данные на оборотня. У того снова сработал звериный инстинкт, затаился. Прервал связь с американцами. Наступило время — уволился из Вооруженных сил и перешел в разряд уважаемых ветеранов ГРУ. Но его песенка уже была спета. Чекисты сумели так повернуть ситуацию, так учли особенности его психики, что Поляков решил: опять пронесло, и вышел на связь с ЦРУ.

Кстати, вы упоминали об Эймсе. Допускаю, что в какой-то период с его помощью могли перепроверить данные на Полякова, архив которого в ЦРУ насчитывал 25 томов различных сообщений. Когда доказательства предательской деятельности были собраны, встал вопрос о его аресте. Исполнить эту операцию нужно было так, чтобы, во-первых, взять Полякова неожиданно, врасплох, тепленьким, а во-вторых, чтобы скрыть арест от заокеанских хозяев, которые старались постоянно держать ценного агента под присмотром. Возникшую проблему, на мой взгляд, решили блестяще.

Полякова в числе других пригласили на встречу ветеранов разведки. Он, естественно, ничего не заподозрив, видимо, готовился сказать проникновенную речь о необходимости крепить славные боевые традиции. Как и планировалось, его взяли там, где никто не мог ничего ни услышать, ни увидеть…

— Как же повел себя Поляков после ареста?

— Судя по тому, что мне известно, он согласился сотрудничать со следствием. Видимо, надеялся, что жизнь ему сохранят, может быть, с его помощью попробуют затеять какую-нибудь игру с ЦРУ. Те, кто видел его в момент вынесения приговора, говорят, что, услышав об исключительной мере, он сник, сломался, будто воздух из него вон вышел. Значит, на что-то надеялся.

— Хотелось бы узнать о той «братской могиле», по поводу которой мрачно шутил Поляков. Бежавший на Запад бывший военный разведчик Резун, больше известный у нас как Суворов, пишет в своей книге «Аквариум» о некоей традиции ГРУ. Якобы каждому новичку в этой организации показывают фильм о сожжении живьем предателя. Существует легенда, что якобы этим предателем и является Поляков…

— Небылиц много насочиняли. Можно подумать, что у ГРУ есть свой ведомственный крематорий. Нет, Поляков был расстрелян 15 марта 1988 года. Существуют правила захоронения предателей. Видимо, согласно им, предали земле и его.

— Какой, на ваш взгляд, была реакция Полякова, если бы он узнал, что первый гвоздь в его гроб вколотил тот самый неопытный практикант, которого он называл «коновалом»?

— Наверное, удивился бы, дескать, неужели этот ты, Гульев, смог меня откопать?

— Коль речь зашла о предателях и предательстве, выскажите свое мнение о генерале Олеге Калугине, которого обвиняют в том, что он долгие годы работал на американцев.

— Хотя мы трудились в соседних фирмах, встречаться приходилось. Он производил впечатление активного работника и неглупого человека. Но то, что произошло с ним позже, его переселение в Америку, выпуск книги, полной излишних подробностей, — на мой взгляд, позволяет вполне обоснованно подозревать его в измене.

— Вы так долго работали против США, видели в этой стране вероятного противника, какое сегодня у вас отношение к Америке и американцам?

— И во времена холодной войны, и сейчас я испытываю самые теплые чувства к американцам, их трудолюбию, жизнерадостности, оптимизму. Это великий народ. Годы, проведенные на земле Америки, это незабываемые годы…

Но я всегда старался сделать все, дабы защитить интересы своей великой страны, своего трудолюбивого и талантливого народа. Чтобы, не дай бог, не вспыхнула ядерная война. Вот какая диалектика военного разведчика.

— Чем занимаются разведчики на пенсии?

— Как-то в своем интервью бывший начальник ГРУ Федор Ладынин на похожий вопрос ответил, что те, кто пришел в военную разведку, — остаются в ней навсегда.

Сразу должен оговориться, что служебные встречи автора настоящей книги с начальником американского стратегического управления генерал-лейтенантом Леонидом Александровичем Гульевым показали, что это был человек-магнит. Он притягивал к себе своими добротой и искренностью, умением увлечь собеседника, но и знал границы, за которые переходить нельзя. Таких людей считают в любом коллективе «штучным» товаром из-за высокого профессионализма и широкого общекультурного кругозора. Его лепта в разоблачении предателя Полякова была очевидной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.