ГЕРОИ ДНЕПРА

ГЕРОИ ДНЕПРА

Бондарев глянул на часы: ровно девять.

— Давно мы не собирались вместе, — сказал командир корпуса, открывая совещание, И спросил в шутку:

— Что там, Никита Степанович, в тылу слышно о положении на фронте?

Все засмеялись. Я тоже ответил шуткой:

— В тылу говорят, что немец теперь больше спиной к пам воюет...

Весь зтот разговор был вызван тем, что мне более двух недель пришлось пролежать в госпиталях. Вернулся как раз в дни подготовки к новому наступлению. Андрей Леонтьевич собрал командиров дивизий и полков, начальников политорганов, чтобы обсудить стоящие перед корпусом задачи.

На стене просторной землянки висела большая карта. Только вчера вечером чертежник на ней обозначил линию фронта от Баренцева до Черного моря. Но уже сегодня утром радио принесло новое сообщение: в районе Духовщины и Ельни наши войска перешли в наступление.

Командир корпуса коротко обрисовал общую картину па фронтах. Приятно было слышать об успехах летнего наступления советских войск. В победах под Курском, на Левобережной Украине был и наш труд. Но то, что сделано, что пройдено, — «это у нас в кармане», как говорил Бондарев. Впереди — новые большие сложные задачи. Перед нами Днепр, его притоки. Это серьезные преграды. Оборону по Днепру гитлеровская пропаганда объявила «неприступным восточным валом». Немецко-фашистская армия перешла к стратегической обороне. Сейчас у гитлеровцев главная цель: стабилизировать фронт. От нас потребуются высокие темпы наступления. Надо серьезно готовиться к ожесточенным боям, говорил командир корпуса.

Основная часть выступления была посвящена задачам подготовки командиров, политработников, солдат к будущим сражениям, роли партийных и комсомольских организаций в этом важном деле.

Затем Андрей Леонтьевич развернул крупномасштабную карту.

— Задача корпусу поставлена следующая, — продолжал он. — Будем наступать в направлении городов Конотоп, Бахмач, Нежин и далее южнее Чернигова. Нам предстоит форсировать с ходу Сейм, Десну и Днепр.

Командир на минуту замолчал, как бы давая всем возможность обдумать сложность операции, и закончил:

— Впервые, товарищи, без оперативной паузы мы приступаем к решению такой задачи. Мы способны ее выполнить. Для этого у нас есть все возможности.

Потом генерал повернулся к карте. Жирными синими линиями на ней были подняты три реки: Сейм, Десна, Днепр. Показал их Андрей Леонтьевич и заметил:

— На Днепре экзамен на звание фронтовых академиков.

Все мы понимали, что это сказано не для красного словца.

Выслушав решение командира корпуса, я пригласил начальников политотделов. Разговор был очень важный: надо готовить людей к форсированию крупных водных преград с ходу. В этих условиях возрастала роль мелких подразделений, умение их действовать самостоятельно, в отрыве от полка, батальона. Встало много сложных вопросов. Как готовить солдат, не умеющих плавать, к преодолению водных рубежей? Много ли таких воинов? Кто имеет опыт форсирования рек? Можно ли в ходе наступления научить бойцов переправляться через водные преграды на подручных средствах? Целый ряд проблем...

Вечером Андрей Леонтьевич пригласил меня к себе в землянку:

— Зайди, посидим, подумаем...

Я знал, что сейчас беспокоит командира: в стремительном продвижении вперед начали отставать артиллерия, тылы. Но разговор начался не с этого. Бондарев, обыкновенно не склонный к «сантиментам», неожиданно для меня сказал:

— Знаешь, узнал, что бомбили госпиталь в Глухове,— сердце екнуло. Ну, думаю, пропал мой Демин.

— Да, бомбили зверски. В нашей палате взрывом вышибло раму, двери, разбросало тумбочки. Я да еще один офицер случайно уцелели. Подушками закрылся и лежу... А врачи вели себя геройски. Многие погибли.

— Ну ладно. Больше в госпиталь не попадай... Подумаем о будущем. Видишь, где наши тылы и артиллерия,— показал Андрей Леонтьевич на карте. — Изрядно отстали... А к рекам, особо к Днепру, надо выходить всей массой, на широком фронте, чтобы все было под рукой.

Бондарев отложил карту, провел по ней ладонью и закончил:

— Народ у тебя в политотделе боевой, прошу — возьми под контроль тылы и артиллерию.

Через час работники политотдела корпуса Семен Федорович Воронович и Степан Дмитриевич Никитин уже выехали для выполнения задания. Все остальные политотдельцы сосредоточили внимание на работе в передовых частях корпуса.

А война, как любил говорить Бондарев, шла своим порядком. Корпус, сбивая заслоны, гнал врага на запад. Противник прикрывал лишь отдельные, наиболее важные направления вдоль шоссейных дорог, цеплялся за реки, крупные населенные пункты. Это создавало нам возможности для широкого маневра, обхода узлов сопротивления.

Вскоре завязались бои за город Шостка — один из последних узлов сопротивления на Левобережной Украине. Сюда противник стянул резервы из-за Десны, укрепил разбитые отходящие части.

Попытка взять город с ходу не удалась. Тогда командир корпуса приказал 322-й дивизии обойти Шостку и перерезать шоссейную дорогу. Этот маневр в сочетании с ударами с фронта принес успех. Противник, боясь окружения, отошел. Нашим частям удалось захватить много пленных, богатые трофеи.

В политический отдел попали интересные записи гитлеровцев, в которых авторы невольно давали оценку положению на нашем фронте. Вот что писал в дневнике ефрейтор Шейке:

«28.8.43 г. Русских удержать невозможно. У нас все идет кувырком, и отступление беспорядочное. Сегодня мы должны пройти 30—35 километров до какого-то города.

...Мы прибыли в город Шостка. Но два часа спустя в городе началась тревога. Все взлетело в воздух...»

Ефрейтор Берндт сообщал брату: «Мы были в Шостке. Не успели выбраться, как русские ворвались в город. Шоссе, по которому мы должны были отходить, перерезали русские».

Противник предпринимал все возможное, чтобы задержать наши части, сбить темп наступления. Активно действовала авиация противника. К сожалению, на участке корпуса наши истребители появлялись редко. Советские войска на широком фронте подходили к Днепру, наша авиация была рассредоточена.

Как-то утром генерал-майор артиллерии Григорий Васильевич Годин, командир 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва, проходя мимо НП корпуса, крикнул мне:

— Поехали на передовую. Посмотришь, как артиллеристы работают.

— На передовую только пешком хожу, — отшутился я.

Генерал засмеялся, сел в машину и уехал. А мы с ординарцем Василием отправились в ближайший полк пешком. Не отошли и с полкилометра, как заметили девятку «мессеров». Три из них вырвались из строя, спикировали раз, потом второй, третий... Что-то задымило на дороге. «Наверняка, — думаю, — подожгли машину Година».

И точно. Когда подбежали, то увидели, что шофер убит, генерал и адъютант ранены. Мы перенесли всех от дороги в сторону, к стогу сена. Раненых перевязали. А вскоре и мне пришлось попасть в такой же переплет. В тот день я спешил в деревню Волчок. Дорога проходила в пойме реки. Перед тем как свернуть к Волчку, услышали команду:

— Воздух!

Но мы уже выбрались на открытое место. И тут же над нашими головами с ревом на небольшой высоте пронесся немецкий истребитель, строча из пулемета. Отчетливо был виден летчик. Со второго захода он выпустил еще одну длинную очередь. Пули взметнули пыль чуть правее нас. Наш оппель отчаянно запетлял между копен сена. Опытный шофер, Гриша Микляев бросал машину из стороны в сторону. Третий заход также не принес фашистскому летчику успеха. А нам от этой «игры», признаться, было не по себе. Вдруг Гриша крикнул «Держитесь!» и с ходу врезался в высокую копну сена. Сухая трава завалила машину. Несколько минут сидели не шелохнувшись, пока не замолк гул истребителя.

Въехали в село Волчок. Оно было совершенно целым. Сюда не упали ни один снаряд, ни одна бомба. На улицу вышли жители, с радостью встречая свою родную Красную Армию. Нас несколько раз останавливали, радушно приглашали в хаты. Но нам надо было скорее попасть к переправе.

Только выехали за деревню, услышали ноющий гул моторов. На горизонте показались «юнкерсы». Насчитал их более пятидесяти. «Летят к переправе», — подумал я. Но самолеты сбросили бомбовый груз на деревню Волчок. На наших глазах за несколько минут это украинское село было снесено с лица земли.

Утром четвертого сентября я заехал на НП 322-й дивизии, которая только на днях вошла в состав корпуса. Бондарев поставил соединению задачу выйти к Сейму и форсировать его в районе Новые Млины.

Но вчера ночью к нам в штаб корпуса прибыла группа партизан во главе с Андреем Сидоровичем Гузием — командиром отряда. Первый вонрос, который был им задан после теплых приветствий:

— Где лучше всего форсировать Сейм?

— У Фабричной Слободы, — в один голос заявили партизаны.

— А как в районе Новых Млин?

— Так это там, у Слободы, рядом, — отозвался Гузий. — Начинайте. Жители помогут.

...Обо всем этом я и рассказал командиру 322-й дивизии полковнику П. Н. Лащенко.

— Добре, — удовлетворенно потер он руки. — Сейчас нацелим туда 1085-й полк, он готовится к форсированию. Там, в полку, начальник политотдела Оханкин уже вовсю работает!

Тут же отправился в эту часть. Полковника Николая Ивановича Охапкина, загорелого здоровяка, нашел в одном из батальонов. Он беседовал с солдатами. Мы познакомились. Я поинтересовался, сколько солдат в батальоне не умеют плавать. Их оказалось около двадцати. Зато большая половина бойцов уже имела опыт форсирования водных преград. Один сержант, отвечая на мой вопрос, заметил:

— Я, товарищ полковник, Днепр на бревне переплывал, а Дон — на бочке. Только плыл тогда на восточный берег. Теперь-то, в обратном направлении, на чем угодно переберусь.

В дивизии обстоятельно готовились к переправе. Во всех передовых батальонах и в разведывательных подразделениях еще накануне провели практические занятия по форсированию водных преград, на них учили бойцов, как использовать для преодоления рек подручные средства.

В ночь на 5 сентября 322-я дивизия вышла к Сейму и заняла Фабричную Слободу. И сразу же все население вышло помогать бойцам. Вязали плоты, чинили лодки, наводили паром. Большая группа стариков, женщин и подростков под руководством партизан расчищала подступы к реке.

Передовые же роты не задержались в Фабричной Слободе. Разведвзвод на трех лодках, с проводником, сразу же поплыл к западному берегу с задачей высадиться в густых камышовых плавнях.

Вскоре лодки вернулись. Сержант Стогов сообщил, что вблизи немецких войск нет.

Хорошие сведения! Командир полка решил активизировать переправу. Две роты на бревнах, досках, вплавь направились на западный берег.

К рассвету на плацдарме закрепились два батальона.

Утром разведчики доложили, что гитлеровцы окопались у деревни Новые Млины. Два батальона 1085-го полка атаковали противника и выбили его из этого населенного пункта.

Всю ночь в Фабричной Слободе мы готовили паромную переправу. С рассветом, когда еще кипел бой за Новые Млины, она начала действовать. Минометчики, пулеметные расчеты, второй эшелон 1085-го полка переправились на западный берег.

Здесь, у Новых Млин, вновь разгорелся ожесточенный бой. Гитлеровцы, подтянув до полка пехоты с танками, перешли в контратаку. В десятом часу 1085-й полк отбил натиск противника.

У Фабричной Слободы тоже было жарко. Вода кипела от взрывов снарядов. Гитлеровцы, нащупав переправу, яростно бомбили и обстреливали ее минометным и артиллерийским огнем, держали под непрерывным огневым воздействием подступы к ней. А потом на той стороне запылал камыш. Не имея возможности оборонять берег, враг поставил огневую завесу. Все заволокло дымом и гарью. Но сдержать наши части противник не смог: войска переправлялись через реку.

Форсирование Сейма было для корпуса серьезной проверкой. Везде оно проходило под непрерывным огнем противника, при упорном его сопротивлении. Но дивизии, захватив плацдармы, расширили их и пошли вперед.

Корпус в ходе наступления снова влился в 13-ю армию. Бои не ослабевали ни на час. Особенно мне запомнилось взятие деревни Веркиевка. Гитлеровцы создали здесь мощный опорный пункт. Они понимали, что, взяв деревню, мы выходим им во фланг, на линию железной дороги Нежин — Чернигов.

70-я гвардейская стрелковая дивизия дважды пыталась прорвать немецкие позиции — и оба раза безуспешно. Сказывалось отставание артиллерии, отсутствие танков. Тогда комдив генерал-майор Иван Андреевич Гусев решил провести ночной бой. Командир корпуса одобрил его замысел. В сумерках произвели перегруппировку, подтянули резервы. Каждое подразделение четко знало свою задачу, комдив хорошо организовал взаимодействие частей и средств поддержки.

В два часа ночи начался штурм опорного пункта. Вначале поднялись подразделения, атакующие с фронта. Когда же разгорелся бой и гитлеровцы сосредоточили все внимание на «лобовых демонстрациях», командир дал сигнал левофланговому полку майора В. О. Коноваленко, и тот, совершив обходный маневр, легко взял деревню, причем с очень малыми потерями.

Утром Иван Андреевич Гусев не без гордости доложил:

— В ходе боя уничтожено несколько сот гитлеровцев. Подбито и сожжено пять самоходных орудий и семь танков, захвачено пятнадцать пушек.

В деревне действительно везде валялись трупы фашистов, дымили остовы бронированных машин, автомобилей.

Соседом у 70-й гвардейской стрелковой дивизии была 6-я гвардейская стрелковая дивизия. Когда я прибыл в ее расположение, начальник политотдела полковник Василий Владимирович Петров рассказал много интересного о комсомольском вожаке 10-го гвардейского стрелкового полка Юрии Должанском. В последнем бою Должанский вместе с передовой ротой ворвался на немецкие позиции и в рукопашной схватке уничтожил несколько фашистов.

— Понятно. Ну, а как насчет награды комсоргу?

— Представили его к ордену Отечественной войны, — ответил Василий Владимирович и добавил со вздохом: — Беречь надо парня. Горяч. Лезет в самое пекло.

Позже я не раз слышал много хороших отзывов о Юрии Моисеевиче Должанском. Этот молодой политработник, украинец по национальности, был любимцем солдат и командиров. Среднего роста, стройный, с густыми черными волосами, он заражал окружающих каким-то особым жизнелюбием. Мне не раз приходилось встречаться с ним.

Как-то я увидел его в группе молодых солдат. Лейтенант рассказывал им о боевом пути полка, о его героях, командирах, о нашем оружии. Неожиданно возник спор. Кто-то из новичков заметил, что немецкий автомат и пулемет бьет лучше нашего.

— Ну это вы зря, — сразу же отозвался Юрий. — Сегодня вечером проверим на практике. Если вы в запасном полку не убедились в надежности нашего оружия, то докажем здесь. А заодно и из трофейного пулемета й автомата стрелять поучимся. Это не лишне. Я думаю, командир нам разрешит...

Вскоре 322-я стрелковая дивизия перерезала железную дорогу Нежин — Чернигов. 217-я немецкая пехотная дивизия, которая противостояла нам, отходила. Фашисты взрывали мосты, минировали дороги. Корпус все ближе подходил к Десне. Было ясно, что гитлеровцы попытаются сделать все, чтобы удержать этот важный рубеж.

Вечером 16 сентября корпус получил приказ командарма с ходу форсировать Десну. Чернигов оставался южнее, вне нашей полосы. Генерал Бондарев решил: 70-й гвардейской стрелковой дивизии переправиться в районе хутора Барсукова, 322-й стрелковой дивизии форсировать Десну у Смолина.

Мы учли опыт форсирования Сейма. Если тогда обращали больше внимания на передовые стрелковые части, их готовили в первую очередь, то теперь были сформированы сильные передовые отряды с танками, артиллерийскими и минометными батареями.

Части действовали исключительно организованно. Нам удалось в тот же день захватить плацдармы на западном берегу Десны. Мне довелось переправляться с одним из передовых отрядов 322-й стрелковой дивизии. Подойдя к Десне, роты сразу же начали переправляться на противоположный берег. Все переправочные средства были заготовлены заранее в деревне и в лесу. Подразделения, ступив на тот берег, немедленно атаковали гитлеровцев, засевших в населенном пункте Гнилуша, и выбили из него противника. Не теряя времени, бойцы закрепились на плацдарме. Вскоре они вступили в ожесточенный бой с подошедшими резервами врага, отбили все контратаки и расширили плацдарм.

С наступлением темноты началась переправа всех стрелковых частей и основной массы боевой техники. Саперы навели переправу.

Этой же ночью я заехал в нашу левофланговую 70-ю дивизию узнать, как идут дела у деревни Соколово. Здесь, на берегу реки, в лозняке шла напряженная работа, посвистывали пилы, стучали топоры — наводился подводный мост. (Все надводные мосты вражеская авиация сносила немедленно.) Невдалеке саперы заканчивали строить причал для парома.

— К утру, думаю, начнем переправу техники, — пояснил командир саперного батальона.

— Почему к утру? Разбомбят же немцы. Надо сейчас. Лащенко уже перебрасывает людей.

— Подтягиваются части. Дороги тяжелые...

На первом пароме мне вскоре удалось переправиться на плацдарм. Мы прошли на НП полка. Командир полка Коноваленко доложил, где закрепились батальоны. К утру он ожидал сильной контратаки: разведка обнаружила немецкие танки.

Я поздравил командиров с успешным форсированием, попросил В. А. Коноваленко, чтобы наиболее отличившихся воинов представили к наградам. Вместе с гвардии майором Коноваленко мы побывали в батальонах этого полка, поговорили с бойцами и офицерами. Настроение у всех было боевое. Полк хорошо закрепился. Уже во многих ротах вырыли окопы, пулеметные ячейки...

Вернувшись на -левый берег, позвонил на НП корпуса, рассказал Андрею Леонтьевичу об обстановке, настроении людей. Внимательно выслушав, Бондарев сказал:

— Ты прав. Нельзя затягивать переправу техники. Ведь договорились же обо всем.

Андрей Леонтьевич потребовал от И. А. Гусева ускорить переправу через реку танков и артиллерии.

С рассветом на переправу обрушились немецкие бомбардировщики. Одна группа сменяла другую. Дивизия несла потери. Командир корпуса нервничал: люди гибнут, паромы разбиты, а части все подходят и подходят к реке. Надо было во что бы то ни стало ускорить форсирование.

— Ты там рядом, посмотри, как дела у Лащенко? — по телефону сказал мне Бондарев.

Я снова подъехал к месту, где форсировала Десну 322-я стрелковая дивизия, в тот момент, когда очередная партия «фокке-вульфов» висела в воздухе. Первое, что бросилось в глаза, — это исключительная деловитость и какая-то спокойная уверенность людей. Группа саперов ремонтировала подводный мост: его только что разбило бомбой. Солдаты не прекращали работать даже под бомбежкой!

Через реку шел паром. Взрывом бомбы перебило канат, и сразу же с парома человек шесть солдат бросились в воду, достали концы каната, связали их. Паром двинулся дальше.

Налеты фашистских стервятников следовали один за другим. А паромы с боевой техникой настойчиво шли к правому берегу. Люди совершали чудеса. Особенно саперы. Один из сержантов, поцарапанный осколками, синий от холода, охрипший от крика, со своим отделением за утро шесть раз восстанавливал под огнем переправу. Почти все его солдаты тоже были ранены, но со своего боевого поста не ушли!

Определенно, наши командиры и политработники приобретали хороший опыт организации такого рода сложных операций. Умелая расстановка саперных подразделений, планирование переправы частей и многие другие вопросы стали предметом их особой заботы. В итоге корпус за два дня (19 и 20 сентября) перебросил на Правобережье основную массу личного состава. Были построены три переправы для артиллерии и тяжелой техники. Это дало возможность быстро переправить огневые средства на плацдарм.

Утром 20 сентября в штаб корпуса поступила очередная разведсводка: с воздуха обнаружено скопление танковых, артиллерийских и пехотных колонн противника в районе деревни Окунево и по шоссейным дорогам, ведущим к мосту через Днепр. Стало ясно, что противник пытается оторваться от наших наступающих полков, уйти за реку.

А в это время наши соседи справа штурмовали город Чернигов. Как-то вечером мы увидели зарево над этим чудесным украинским городом, вписавшим немало страниц в славную историю древней Руси. Глядя на далекое зарево, Бондарев заметил:

— Горит город. Значит, немцы уходить собираются. Надо Лащенко усил :ь темпы...

Корпус наш стр мительно продвигался к Днепру.

В сосновом бору, недалеко от деревни Сорокошичи, Бондарев собрал командиров дивизий, коротко проанализировал сложившуюся обстановку. На северном и южном флангах, там, где были мосты, противник сосредоточил большие силы, возвел оборонительные сооружения на правом берегу. Особенно много частей гитлеровцы вывели к Окуневке. Там была их понтонная переправа. Дорога Остер — Горностайполь перекрывалась сильными подвижными отрядами.

По всему было видно, что именно на этих двух участках немецкое командование ожидало наших активных действий. Днепр с разливами достигал здесь ширины около двух километров, имел низкий заболоченный левый берег и сухой обрывистый правый. Если учесть большую скорость реки — до двух метров в секунду, глубину ее — до двенадцати метров, то легко представить все трудности, которые встали на пути корпуса.

Особенно трудный участок достался нам в центре, там, где Припять впадала в Днепр. В междуречье — непроходимые плавни, болота, заросли камыша и кустарника. А на возвышенностях — сыпучий песок, дюны. Здесь, конечно, нас ожидали меньше всего.

Изучив обстановку, командование корпуса пришло к единодушному мнению: именно здесь, в самом трудном месте, и надо форсировать одновременно две реки — Днепр и Припять. Мы были уверены в выполнении этой необычно трудной задачи. Ее успех подготовлен всем ходом предыдущих сражений на Сейме и Десне. Кроме того, только здесь можно достичь внезапности, а это половина победы.

Три основных пункта наметил командир корпуса для форсирования Днепра. Один — южнее впадения Припяти, возле Домантово, и два других — в междуречье; у Теремцов и Сорокошичей. Генерал Бондарев рассчитывал, переправив через Днепр стрелковые части в междуречье, преодолев с ходу Припять, фланговым ударом с севера выйти в район Домантово (ниже впадения Припяти) и в дальнейшем сделать эту переправу основной. Только здесь можно было переправлять на правый берег танки и артиллерию. В междуречье их протащить по плавням и пескам невозможно.

Рано утром на наш НП прибыли представители от партизанского отряда. Три украинца с автоматами, алыми лентами на шапках вошли ко мне в землянку.

— Мы из отряда Бовкуна. Получили приказ связаться с передовыми частями Красной Армии и помочь им переправиться через Днепр, — доложил один из них.

Я внимательно выслушал партизан, поинтересовался их боевыми делами, попросил рассказать, как протекал бой под Теремцами, в котором этот отряд показал образцы стойкости и упорства.

— Мы узнали, что части нашей армии форсировали Десну и стремительно идут к Днепру. Тогда наш отряд захватил Теремцы, закрепился там. Три дня немцы атаковали. У нас боеприпасы кончились. Думали, что не выдержим, — рассказывали партизаны. — А тут слышим — стрельба. Бой завязался впереди. Так встретились с передовым отрядом 203-го гвардейского полка.

— Знаете, кто командует полком? Майор Коноваленко. Запомните. Это очень храбрый командир, — сообщил я партизанам и пригласил их к генералу Бондареву.

Андрей Леонтьевич, выслушав партизан, сразу же спросил:

— Сколько всего лодок и баркасов на участке от Домантово до Теремцы?

— Десятка два-три.

— Маловато. Ну и на том спасибо. Я знаю, что вы помогли нам. Надо, Никита Степанович, — обернулся ко мне Бондарев, — по заслугам отметить помощь партизан нашим передовым батальонам.

Потом мы коротко обсудили вопрос о том, как партизаны будут действовать в дальнейшем.

Через пару дней была направлена телеграмма в Украинский штаб партизанского движения. Командование корпуса благодарило партизан за помощь и представляло отличившихся к правительственным наградам.

Между тем на всем фронте корпуса наши части подходили к Днепру. Передовые отряды, сбив прикрытие, сразу же приступили к разведке подходов к реке, возможных мест форсирования.

Севернее Сорокашичей, в сосновом бору, готовился к переправе один из наших полков. До этого он был во втором эшелоне. А теперь ему предстояло первым форсировать Днепр. В эту часть приехали начальник политуправления Воронежского фронта генерал-майор Сергей Савельевич Шатилов и начальник политотдела 13-й армии полковник Николай Федорович Воронов, представители других полков. Решили провести короткий митинг. Его открыл начальник политотдела гвардии полковник Охапкин. Он предоставил слово генералу Шатилову. Начальник политуправления зачитал Обращение Военного совета фронта, призвал солдат образцово выполнить боевой приказ.

Один за другим выступали бойцы. Митинг уже заканчивался, когда вперед вышел пожилой солдат. В руках он держал каску.

— Это днепровская вода, товарищи, — с волнением говорил воин. — Мы еще на Волге, под Курском и Орлом мечтали о Днепре. Крови своей не пожалеем за родную Правобережную Украину, за освобождение нашей Родины. Клянусь беспощадно бить захватчиков до полного их уничтожения!

Сразу же после митинга воины начали готовить лодки, плоты, приспосабливать для переправы доски, бревна, бочки, двери, ворота. Проводив генерала Шатилова, мы с Николаем Федоровичем Вороновым заехали на КП корпуса. Хотелось узнать, как обстоят дела в других частях. Нас ждала приятная новость: 2-й стрелковый батальон из полка Коноваленко первым форсировал Днепр в районе Теремцы. Партизаны помогли переправиться сразу же, как только это подразделение подошло к реке.

Ночью с Н. Ф. Вороновым вернулись к переправе. Здесь шли последние приготовления к отплытию. Налетал ветерок. Глухо шумел камыш. Небо закрыли тучи. Изредка доносился далекий гул канонады. Стучали топоры — это саперы сбивали плоты.

В третьем часу ночи 22 сентября начался штурм Днепра. Солдаты молча спускали на воду плоты, лодки. Все делалось в полной тишине. Первыми готовились отправиться четыре большие Ьодки с автоматчиками, проводником с ними шел партизан из отряда Бовкуна. К сожалению, память не сохранила фамилии этого отважного человека. Автоматчики должны были высадиться в густой камышовой заросли и уж оттуда выйти к месту основной переправы.

А рядом с ними готовил к переправе свою роту гвардии старший лейтенант Илья Степанович Андрейко — совсем молодой еще офицер. Накануне он подал заявление в партию: «Хочу освобождать родную Украину коммунистом». Было слышно, как старший лейтенант давал последние указания. На носу первой лодки расположился пулеметчик гвардии старший сержант Козырев. Рядом с ним парторг роты Петрук, лучший снайпер полка, награжденный орденом Ленина.

— Первая готова? — послышался голос Андрейко.

— Порядок, — сразу же отозвался Петрук.

— Вторая?.. Третья?..

— Готовы!

Старший лейтенант доложил командиру батальона о готовности роты к форсированию Днепра. Мы все пожали ему руку. Андрейко перешагнул борт лодки и, опираясь на плечи солдат, прошел вперед.

— Удачи вам, боевого успеха! — напутствовал командир батальона солдат.

Отплыла первая рота. Мы напряженно всматривались в темноту. Но Днепр хранил молчание. Слышны только слабые всплески воды. Где-то слева, ниже нас по течению, все время вспыхивали ракеты: немцы освещали реку. Но нашу переправу они пока не нащупали.

...Второй батальон готовился к отплытию. Спустили большой плот, поставили на него крупнокалиберные пулеметы и пушку. Вдруг на правом берегу вспыхнула стрельба. Заговорил пулемет, затрещали автоматы. Солдаты с лодок ответили огнем. В небо взлетели ракеты. Потом начался минометный обстрел.

Однако ни одна лодка не повернула назад. Стреляя на плаву, воины достигли правого берега и залегли на узкой кромке песка. Тяжелые и ответственные минуты! Позади Днепр, впереди крутой обрыв, на нем гитлеровцы. Фашисты забрасывали наших солдат гранатами. Но ни один воин не дрогнул. Рота закрепилась на крохотном плацдарме.

В это время ударила наша артиллерия. Наводчики били по вспышкам. Огневой налет накрыл позиции врага, заставил замолчать их пулеметы. Решительным броском рота ворвалась в траншеи на обрывистом берегу и очистила их от гитлеровцев. Так был занят небольшой плацдарм на правом берегу. За этот подвиг все воины получили боевые награды, а их командир Илья Андрейко был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Форсирование Днепра продолжалось. Солдаты плыли на лодках, плотах, а некоторые на досках и бревнах. Вода в реке буквально кипела от разрывов снарядов. Тяжелые волны гуляли по могучей реке...

Вскоре вернулась лодка с правого берега. Продырявленная осколками и пулями, она едва держалась на плаву. Связист выскочил из нее прямо в воду, неся над собой катушку с проводом. Установили связь. Старший лейтенант Андрейко доложил, что рота отбила контратаку и заняла вторую траншею.

Через час стрельба на правом берегу затихла. Немцы готовились к решительному удару, подтягивали резервы. Но на правый берег уже переправлялся весь полк.

— Здесь зацепились крепко, — с удовлетворением сказал мне Николай Федорович Воронов. — Свяжись с Бондаревым, доложи обстановку, узнай, как идут дела в других дивизиях.

Выяснилось, что обстановка складывалась в корпусе благоприятно. Севернее нас противник не ожидал удара, и передовые подразделения, сбив небольшое прикрытие на правом берегу, заняли плацдармы, быстро расширили их, закрепились.

Особенно энергично действовала 322-я дивизия. Петр Николаевич Лащенко и начальник политотдела полковник Николай Иванович Охапкин с первым же эшелоном переправились на правый берег. 70-я дивизия тоже справилась с задачей.

Мне рассказывали потом, что в этой дивизии на правом берегу, как только наступило затишье, партийная комиссия начала разбор заявлений о приеме в партию. Заседание проходило в прибрежном лозняке. Один за другим подходили солдаты. На оклик часового «Кто идет?» отвечали: «Идем на заседание партийной комиссии». Это было как пароль.

Только в одной этой дивизии в дни форсирования Днепра и в последующих боях (с сентября 1943 по апрель 1944 года) принято кандидатами в члены партии 1137 человек и в члены партии — 467 человек.

Эти цифры говорят о верности наших людей великим идеям Ленина, об авторитете нашей партии, о безграничной вере в ее дела, в нашу победу.

Не могу хотя бы вкратце не рассказать о тех, кто помогал корпусу закрепиться на правом берегу Днепра. В те дни на нашем правом фланге действовала 150-я танковая бригада полковника Степана Ивановича Угрюмова. Перед моим мысленным взором и сейчас отчетливо возникают образы отважных танкистов, показавших в боях на Днепре беспредельное мужество и отвагу. Вот механик-водитель старшина Петр Афанасьевич Трайнин. У него крупное, открытое лицо, с твердо очерченным подбородком, крутые плечи... Характер у этого человека — кремень, хватка — гвардейская.

К Днепру бригада, в которой служил старшина Трайнин, подошла перед рассветом. Саперы подвезли понтоны...

В ту ночь Днепр был необычен. Волны с силой обрушивались на понтоны. Ночной мрак прорезали огненные трассы, вокруг рвались снаряды и мины. Трайнин довел свою машину до берега. Завязался бой на плацдарме. Танк Трайнина получил несколько пробоин, но продолжал огнем и гусеницами истреблять фашистов. Гвардейский экипаж в тот день подбил восемь вражеских боевых машин. Но вскоре и его танк вспыхнул...

Трайнин помог раненым товарищам вылезти из люка и оттащил их в укрытие. Вдруг он заметил, что неподалеку встала еще одна тридцатьчетверка. Забравшись в машину, Трайнин увидел, что весь экипаж погиб. Петр вынес убитых, а сам повел машину в бой. Танкисты бригады отбили все контратаки противника и прочно закрепились на плацдарме. За этот подвиг гвардии старшине Трайнину Петру Афанасьевичу было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Через 20 лет после войны, будучи членом Военного совета Туркестанского военного округа, я встретил Трайнина под Самаркандом в кругу молодых воинов-туркестанцев. Он о чем-то оживленно беседовал с ними. На груди Петра Афанасьевича я увидел две Золотые Звезды. Одна — Героя Советского Союза, другая — Героя Социалистического Труда.

— А эту награду за что же получили?

— За сбор высоких урожаев пшеницы.

После войны Петр Трайнин вернулся в свой родной Узбекистан, в совхоз «Галля-Арал» Самаркандской области, и боевую славу приумножил на трудовом фронте.

Вернемся, однако, к боям на Правобережье Днепра. Под вечер мы с полковником Вороновым приехали к месту переправы 6-й гвардейской стрелковой дивизии в район Теремцов. Командир дивизии генерал Дмитрий Платонович Онуприенко и начальник политотдела полковник Василий Владимирович Петров были уже на другой стороне. Комендант переправы, бойко распоряжавшийся движением частей, людьми, доложил, что один из батальонов уже форсировал Припять.

Через час мы переплывали на большом плоту Днепр. Вода глухо шумела под бревнами, била волной, захлестывала ноги. То и дело шлепались снаряды, поднимая столбы брызг. На западе небо расцвечено ракетами, слышна автоматная и пулеметная стрельба. С нами провожатый — сержант. Он должен довести до командного пункта полка.

На плоту стояли молча, с нетерпением ожидая приближения берега. Ох и томительны же были эти минуты. Все инстинктивно держались за стальной трос. Он связывал нас с берегом. Первые минуты мы стояли «безработными», а потом начали вместе с солдатами тянуть за трос. И все же время двигалось страшно медленно. Неважно чувствуешь себя, когда под ногами хлюпает холодная, темная вода, когда негде укрыться от осколков и пуль, когда нет под тобой земли-матушки. Но мы-то переправлялись, как говорится, на всем готовеньком. А каково было первым! Сколько безмерного мужества, воли к победе, бесстрашия проявили советские воины, идя на штурм великой реки!

...Вот и молчаливый темный берег. Проводник быстро пошел по тропе. Кустарник бил в лицо, мы едва поспевали за сержантом. Вскоре нас окликнул часовой. И уже через минуту на командном пункте 10-го полка его командир подполковник Петр Никитович Васильев коротко ознакомил нас с обстановкой. На карте у него было нанесено положение всех полков дивизии.

— На левом фланге обозначился успех. 4-й полк подошел к Припяти, начал готовиться к переправе на правый берег, — сказал Васильев. — На том берегу уже действуют небольшие группы разведчиков.

Положение дивизии осложнялось тем, что она была зажата в треугольнике между двумя большими реками. Плавни, камыш, бездорожье затрудняли маневр. Требовалось расширить плацдарм, выйти на простор.

С командиром полка поднялись на песчаную высотку. Надо было уточнить, где же проходит передний край. Вдали, справа, все время вспыхивали ракеты.

— Где ракеты, там и немец, — коротко определил Васильев.

Мы с Вороновым прошли в правофланговый батальон, побеседовали с солдатами.

— Задачу свою знаете? — спросил полковник Воронов у высокого пулеметчика.

— Известная задача, — отозвался солдат, — немца вышибать будем.

Ночь провели в отбитом у немцев дзоте. Еще до рассвета Воронов уехал, а я задержался: скоро должны были наладить связь с командиром дивизии.

Наконец телефонист доложил, что связь с КП дивизии налажена, на проводе генерал Онуприенко.

— Ну как, Дмитрий Платонович, дела? — спросил я комдива.

Онуприенко доложил, что части выполняют боевую задачу. Но вот 4-й полк вызывает беспокойство. Нет связи. Там картина не ясна. Гитлеровцы, заняв подготовленный заранее рубеж, отразили первый натиск наших подразделений. Усилился артобстрел, был слышен далекий рев танковых двигателей. По-видимому, надо готовиться к отражению контратаки.

Мне вскоре удалось добраться до 4-го полка. Выяснил, что два его батальона преодолели разливы поймы и готовились к последнему броску через основное русло реки.

Едва занялся рассвет, появилась фашистская авиация.

Трайнину Петру Афанасьевичу было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Через 20 лет после войны, будучи членом Военного совета Туркестанского военного округа, я встретил Трайнина под Самаркандом в кругу молодых воинов-туркестанцев. Он о чем-то оживленно беседовал с ними. На груди Петра Афанасьевича я увидел две Золотые Звезды. Одна — Героя Советского Союза, другая — Героя Социалистического Труда.

— А эту награду за что же получили?

— За сбор высоких урожаев пшеницы.

После войны Петр Трайнин вернулся в свой родной Узбекистан, в совхоз «Галля-Арал» Самаркандской области, и боевую славу приумножил на трудовом фронте.

Вернемся, однако, к боям на Правобережье Днепра. Под вечер мы с полковником Вороновым приехали к месту переправы 6-й гвардейской стрелковой дивизии в район Теремцов. Командир дивизии генерал Дмитрий Платонович Онуприенко и начальник политотдела полковник Василий Владимирович Петров были уже на другой стороне. Комендант переправы, бойко распоряжавшийся движением частей, людьми, доложил, что один из батальонов уже форсировал Припять.

Через час мы переплывали на большом плоту Днепр. Вода глухо шумела под бревнами, била волной, захлестывала ноги. То и дело шлепались снаряды, поднимая столбы брызг. На западе небо расцвечено ракетами, слышна автоматная и пулеметная стрельба. С нами провожатый — сержант. Он должен довести до командного пункта полка.

На плоту стояли молча, с нетерпением ожидая приближения берега. Ох и томительны же были эти минуты. Все инстинктивно держались за стальной трос. Он связывал нас с берегом. Первые минуты мы стояли «безработными», а потом начали вместе с солдатами тянуть за трос. И все же время двигалось страшно медленно. Неважно чувствуешь себя, когда под ногами хлюпает холодная, темная вода, когда негде укрыться от осколков и пуль, когда нет под тобой земли-матушки. Но мы-то переправлялись, как говорится, на всем готовеньком. А каково было первым! Сколько безмерного мужества, воли к победе, бесстрашия проявили советские воины, идя на штурм великой реки!

...Вот и молчаливый темный берег. Проводник быстро пошел по тропе. Куйтарник бил в лицо, мы едва поспевали за сержантом. Вскоре нас окликнул часовой. И уже через минуту на командном пункте 10-го полка его командир подполковник Петр Никитович Васильев коротко ознакомил нас с обстановкой. На карте у него было нанесено положение всех полков дивизии.

— На левом фланге обозначился успех. 4-й полк подошел к Припяти, начал готовиться к переправе на правый берег, — сказал Васильев. — На том берегу уже действуют небольшие группы разведчиков.

Положение дивизии осложнялось тем, что она была зажата в треугольнике между двумя большими реками. Плавни, камыш, бездорожье затрудняли маневр. Требовалось расширить плацдарм, выйти на простор.

С командиром полка поднялись на песчаную высотку. Надо было уточнить, где же проходит передний край. Вдали, справа, все время вспыхивали ракеты.

— Где ракеты, там и немец, — коротко определил Васильев.

Мы с Вороновым прошли в правофланговый батальон, побеседовали с солдатами.

— Задачу свою знаете? — спросил полковник Воронов у высокого пулеметчика.

— Известная задача, — отозвался солдат, — немца вышибать будем.

Ночь провели в отбитом у немцев дзоте. Еще до рассвета Воронов уехал, а я задержался: скоро должны были наладить связь с командиром дивизии.

Наконец телефонист доложил, что связь с КП дивизии налажена, на проводе генерал Онуприенко.

— Ну как, Дмитрий Платонович, дела? — спросил я комдива.

Онуприенко доложил, что части выполняют боевую задачу. Но вот 4-й полк вызывает беспокойство. Нет связи. Там картина не ясна. Гитлеровцы, заняв подготовленный заранее рубеж, отразили первый натиск наших подразделений. Усилился артобстрел, был слышен далекий рев танковых двигателей. По-видимому, надо готовиться к отражению контратаки.

Мне вскоре удалось добраться до 4-го полка. Выяснил, что два его батальона преодолели разливы поймы и готовились к последнему броску через основное русло реки.

Едва занялся рассвет, появилась фашистская авиация.

Первая волна бомбардировщиков обрушила свой груз на наши передовые части, на переправы через Днепр. Начался жесточайший артиллерийский и минометный обстрел. В воздухе ревели моторами немецкие самолеты, беспрерывно рвались бомбы и снаряды. Тяжелое облако гари, пыли поднялось над землей. Трудно было различить отдельные взрывы — так плотен огонь.

Я с трудом добрался до НП командира дивизии. Сплошная стена взрывов встала над районами, где закрепилось соединение. Особенно трудно пришлось на правом фланге. Из Парищева в восьмом часу последовала первая контратака. Поддержанные танками, гитлеровцы бросились на передовые батальоны, стремясь сбить их с занятых позиций и загнать в плавни.

— Тридцать танков и несколько сот солдат идут в контратаку на правофланговый батальон, — доложил подполковник Васильев командиру дивизии. Онуприенко сразу же перебросил свой резерв к правому флангу.

Тяжелое это было утро. Воины устали, а главное — не было еще достаточного количества артиллерии, не успели оборудовать позиции в инженерном отношении. Нас выручила природная смекалка солдат, их опыт. Воины уже прошли школу сталинградских и курских боев, научились отражать тапковые атаки. Заняв позиции по гребням высот, на песчаных холмах, они хладнокровно подпустили гитлеровцев, прижали пехоту пулеметным огнем к земле, а танки забросали гранатами.

Четыре раза из района Парищева атаковали фашисты. Четыре раза меняли они направление удара. Но передовые батальоны стояли твердо, стойко удерживали занятые рубежи.

Уже позже стало известно, что успехи наших соединений вызвали большую тревогу у гитлеровского командования. Генеральный штаб Сухопутных войск Германии опасался, что в районе междуречья Днепр — Припять Центральный фронт, еще располагающий большими резервами, значительно расширит брешь между группами армий «Юг» и «Центр» и создаст оперативный плацдарм западнее речной системы. А это представляло серьезную опасность для всей обороны Днепра. Поэтому немецкое командование и бросило сюда свежие силы — танковый корпус. Он получил задачу сбросить наши полки в Днепр.

Яростные бои с -противником в районе Парищева, на подступах к Чернобылю, продолжались весь день. На нашем левом фланге 70-я гвардейская стрелковая дивизия, отражая контратаки, продвигалась вперед. Но, пожалуй, наибольший успех выпал на долю 322-й стрелковой дивизии. Здесь, на правом фланге, сложилась своеобразная обстановка. У гитлеровцев в Чернобыле было мало войск, и дивизия, форсировав Припять, взяла этот город.

Итак, обстановка на плацдарме прояснилась. Во второй половине дня я приехал в политотдел корпуса. Ощепков, Рокотов и работники отделения кадров заканчивали составление наградных списков. Около ста человек представлялись к званию Героя Советского Союза. Я просматривал списки — и передо мной вставали образы мужественных воинов, простых, близких мне людей. Вот один из героев — гвардии младший сержант Василий Терентьевич Рябов. Перед форсированием Днепра его приняли в партию.

— В боях буду действовать как коммунист, — заявил он на партийной комиссии. И сержант оправдал высокое звание члена ленинской партии.

Рота, в которой он служил, получила приказ приготовиться к переправе. Один из местных рыбаков сообщил, что немцы угнали на правый берег несколько лодок. Стоят они в протоке, километрах в шести выше по течению.

— Разрешите мне сплавать за ними, — обратился Рябов к командиру, — я ведь волгарь.

Вечером, как только наступили сумерки, солдат поплыл на правый берег. А время-то было — конец сентября. Вода, как писал Твардовский, «даже рыбам холодна». Вскоре на той стороне послышались пулеметные очереди. «Конец нашему Василию», — решили в роте. А он приплыл на рыбацком баркасе да еще две лодки привел на привязи. Потом Рябов двое суток без отдыха, без сна, под артиллерийским и минометным обстрелом перевозил солдат. Девятнадцать рейсов сделал он через Днепр в те горячие часы!

Вскоре девяносто шести воинам корпуса Указом Президиума Верховного Совета СССР за форсирование Днепра севернее Киева было присвоено звание Героя Советского Союза. Этого звания удостоились командир корпуса генерал А. Л. Бондарев, командир 70-й гвардейской стрелковой дивизии генерал И. А. Гусев, командир 203-го гвардейского полка этой же дивизии В. А. Коноваленко, комсорг 10-го гвардейского полка 6-й гвардейской стрелковой дивизии Ю. М. Должанский и многие другие. Радостное событие!

На наш НП, который располагался на берегу Припяти, прибыл фотокорреспондент и попросил меня помочь ему сделать снимок героев Днепра для газеты «Красная звезда». Собрались наши лучшие люди. Они стояли на берегу между Днепром и Припятью. Щелкнул фотоаппарат. Теперь эта фотография хранится в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Когда бываю в музее, подолгу простаиваю около этой до деталей знакомой мне фотографии. Со снимка смотрят люди самые разные; и по возрасту, и по воинскому званию. Здесь генералы и солдаты, артиллеристы и саперы. Некоторых из них уже нет среди нас, но большинство живет и здравствует. Со многими я веду переписку. Недавно у меня произошла, например, интересная встреча с майором Виктором Павловичем Пономаревым. На снимке он крайний справа. Припоминаю, как этого застенчивого, но мужественного солдата я пытался поставить поближе к центру. Но он так и остался стоять с краю.

Пономарев служил связистом в 205-м гвардейском полку. Командовал полком подполковник Федор Иосифович Печенюк. Эта часть одной из первых форсировала Днепр, многие воины здесь стали героями. Вот что писала о подвиге красноармейца Пономарева фронтовая газета «Патриот Родины»:

«...На правом берегу Днепра Пономарев под обстрелом навел связь, обеспечивая командиру управление боем. По десять контратак в день предпринимали немцы, пытаясь столкнуть наших гвардейцев с плацдарма. Участвуя в отражении вражеских контратак, Пономарев за три дня истребил сорок пять фашистов.