ФРОНТ ТРЕБУЕТ

ФРОНТ ТРЕБУЕТ

В то воскресенье наша семья собиралась за город, в лес. День выдался солнечный: к нам в Уссурийск пришло наконец настоящее лето. Мы уже выходили из квартиры, когда раздался телефонный звонок. Я снял трубку. По голосу узнал дивизионного комиссара Лукашина, начальника политуправления нашей Первой отдельной Краснознаменной армии.

— Никита Степанович, срочно в политуправление. Быстро переоделся в военную форму, объяснил жене: — Вызывают. Думаю, ненадолго. Вернусь — поедем за город.

В политическом управлении я застал почти всех работников. Никто еще не знал, почему нас вызвали.

Через несколько минут пришел Петр Тимофеевич Лукашин и сразу же пригласил всех к себе. Пока мы рассаживались, нервно стучал пальцем по краю стола. Волновался. Это было непохоже на него. Разговор начал без предисловий:

— Я от командующего армией. Сообщили, что утром, в 4 часа по московскому времени, войска Германии нарушили границу, бомбили Киев, Одессу...

Оп минуту помолчал и закончил:

— Такие дела, товарищи... Война...

Мы все как по команде повернули лица к большой карте, к западной границе нашей страны. Что-то происходит там?..

Войска Приморского военного округа были приведены в боевую готовность. Во всех частях нашей армии прошли митинги, на которых бойцы и командиры клялись отдать все силы делу победы над врагом.

Отдел пропаганды и агитации политуправления организовал широкое разъяснение решений партии и правительства, требований присяги и законов военного времени.

Через несколько дней после начала войны в политуправлении получили телеграмму. В ней сообщалось, что я назначен начальником отдела пропаганды и агитации политического управления Сибирского военного округа. Сразу же пошел к члену Военного совета армии корпусному комиссару Владимиру Николаевичу Богаткину.

— Я просился на фронт, а меня в Сибирь направляют. Японцы войска подтягивают, того и гляди ударят. Прошу вас уж лучше оставить меня здесь.

Владимир Николаевич спокойно выслушал мои «жалобы» и ответил:

— Все хотят на фронт. Я понимаю, сам просился... Война, Никита Степанович, развертывается нешуточная. Всем придется вдоволь навоеваться. А тебе сейчас оказывают большое доверие. Внутренние округа будут готовить людей для фронта. Выезжай скорее.

Транссибирская магистраль была явно перегружена. Эшелоны с войсками, с оружием, техникой, боеприпасами непрерывным потоком двигались на запад.

Наш курьерский поезд «Владивосток — Москва» то и дело останавливался, пропуская воинские составы.

Все рвались на запад, туда, где развернулись бои. Из эшелонов, что проходили мимо, слышались песни, переборы гармоники. На привокзальных площадях, до отказа забитых призывниками, гремели оркестры.

А радио приносило плохие вести. Войска западных фронтов отходили. Сводки сообщали названия оставленных городов. Даже не верилось, что так может быть в действительности, трудно было представить, что враг топчет советскую землю. Мне думалось, что мы просто не успели подтянуть войска к границе. Верил, что сейчас они на подходе, сейчас они развертываются. День-два — и попятится немец к границе.

Такой же мысли придерживались почти все мои попутчики. Только и было разговору: ударим, скоро ударим...

В Новосибирск прибыли лишь на пятнадцатые сутки, ранним утром. На привокзальной площади толпа женщин с детьми, узлы, чемоданы. Я остановил железнодорожника, спросил, что происходит.

— Эвакуированные прибыли. Первый эшелон.

Сибиряки трогательно встречали беженцев. Через полчаса, пока мы были на вокзале, площадь опустела. Всех развезли по квартирам, ребятишек, прибывших без родителей, определили в детские сады. На площади осталась лишь небольшая группа из горкома партии. Она готовилась к приему новых эшелонов с запада.

Вот и штаб округа. Думал, что меня примет начальство, введет в обстановку. Но все произошло иначе...

Я пришел в опустевшее здание. В политуправлении оказались лишь два политработника, возвратившиеся из длительной командировки. Они рассказали, что войска, преобразованные в 24-ю Сибирскую армию, убыли на фронт.

На первых порах с горсткой людей управляться пришлось за все политуправление. Работы свалилось уйма. В первую очередь надо было укомплектовать штаб и политуправление.

Все кадры в основном подбирались на месте. Так, пропагандисты обкома влились в наш отдел пропаганды и агитации, а работники орготдела — в орготдел Пуокра. Местные журналисты составили костяк редакции окружной газеты.

Все люди были зрелыми партийными работниками, хорошо знали местные условия. А это очень много значило, так как надо было формировать новые соединения для фронта.

Прибыл командующий войсками округа генерал Н. В. Медведев. Мы все ждали члена Военного совета. Однажды утром в кабинет начальника политуправления (я как раз там временно работал) вошел военный. Переобмундирован он был, как видно, наспех, одет в солдатскую шинель. Я успел глянуть на знаки различия: ромб в петлицах. Быстро поднялся, пошел навстречу. Но он опередил меня:

— Бригадный комиссар Кузьмин. Прибыл на должность члена Военного совета округа.

Я представился Кузьмину как начальник отдела пропаганды политуправления, коротко доложил, что округу приказано сформировать первоочередные пятнадцать дивизий и десять лыжных бригад, сообщил, что делает политуправление, и повел его в кабинет члена Военного совета.

Петр Васильевич Кузьмин (он до войны работал заместителем Наркома путей сообщения) был деятельным, оперативным партийным работником, хорошим организатором. Исключительно быстро вошел в курс дел, сразу взялся за выполнение неотложных задач, которые стояли перед округом.

Вскоре П. В. Кузьмин собрал руководящий состав политуправления, пригласил работников штаба и тыла округа.

— Вчера побывал в военных городках, в казармах, на складах, — без всякого вступления начал Кузьмин. — Надо срочно навести порядок, подготовить военные городки к приему людей.

Тут же были утверждены графики, распределены обязанности.

Обеспечение новых формирований вооружением и боевой техникой оказалось сложнейшей проблемой. Централизованное снабжение было затруднено в связи с огромным размахом мобилизационного развертывания армии и из-за больших потерь в ходе боевых действий. Оружия не хватало.

Командование и Военный совет округа приняли решительные меры по выполнению мобилизационного плана, но налаживанию военного снабжения. Мобилизовали все резервы, добились точного выполнения нарядов по передаче техники из народного хозяйства. Наши политработники вместе с представителями окружных управлений строго следили, чтобы в части отправлялись лучшие, вполне исправные машины.

Мобилизационные мероприятия проводились в условиях массовой эвакуации. Из западных районов шли эшелоны с оборудованием предприятий, с рабочими и их семьями. Надо было срочно найти помещения для новых цехов, для жилья эвакуированных рабочих, обеспечить быстрый ввод в строй новых предприятий, прибывших с запада. Этому важному общегосударственному делу вместе с партийными и советскими органами большое и повседневное внимание уделяли Военный совет и политуправление округа.

В это трудное время партийные организации сибирских областей прилагали неимоверные усилия по перестройке народного хозяйства на военный лад. Несмотря на сильные осенние морозы, рабочие сутками не уходили со строительных объектов, от станков.

Командование округа по мере возможности помогало в размещении предприятий, хотя нам самим было туго. В Томск перебазировалось два ленинградских артиллерийских училища, в Омск — общевойсковое и интендантское, в Новосибирск, Ачинск и Бердск — авиационные училища. Их надо было обеспечить всем необходимым, помочь людям освоиться на новом месте и продолжать ковать для фронта офицерские кадры.

На Военном совете решался вопрос, как и где разместить один из крупнейших московских заводов. Это было первое предприятие, эвакуированное из столицы нашей Родины. На заседании присутствовали первый секретарь Новосибирского обкома партии товарищ М. В. Кулагин и другие местные партийные работники.

После короткого обсуждения было решено потесниться и найти для московского завода место в одном из военных городков. Группе работников политуправления и штаба округа поручалось помочь дирекции завода.

Жизнь в округе постепенно налаживалась. В октябре части уже были в основном обеспечены оружием. Успешно шла учеба, сколачивались батальоны, бригады. Работники политуправления ежедневно бывали в частях, выступали с докладами, лекциями, разъясняли положение па фронте.

Как-то вечером я приехал в один из полков, чтобы выступить с докладом о текущем моменте. Перед началом зашел в штаб, поинтересовался политической учебой, настроением людей. Командир полка взял со стола папку, подал ее мне.

— Посмотрите. Это я получил за последнюю педелю.

Открыл папку. В ней лежали рапорты, заявления, просьбы и даже жалобы, а характер у всех один: Родина в опасности, прошу срочно отправить па фронт, буду сражаться, не щадя жизни.

— Я сегодня утром пришел на построение с этой папкой,— продолжал командир полка, — показал ее, говорю: «Здесь ваши рапорты. Имейте в виду: поодиночке в действующую армию никто не поедет, тем более что многие из вас еще слабо знают военное дело. На фронте нужны бойцы, а не мишени, война требует грамотного, подготовленного воина, там нужны сколоченные части».

Люди рвались в бой. И чем тяжелее было положение на фронтах, тем больше поступало таких заявлений от красноармейцев и командиров. Мы даже стали употреблять выражение «сдерживающая агитация», разъясняли необходимость всесторонней подготовки к будущим боям, говорили о том, что солдат и командир должны знать тактику, оружие, воевать умело. Этому учатся здесь, в глубоком тылу.

Вот и теперь, рассказывая о сражении под Москвой, я видел вокруг суровые, сосредоточенные лица. В клубе было тихо. На первых рядах сидели командиры подразделений, и, когда я закончил говорить, кто-то из них громко повторил последние слова доклада:

— В Москве фашистам не бывать!

Наш отдел пропаганды проявлял особую заботу о раненых. Их в сибирские города поступало много. Школы, институты, административные здания были отданы под госпитали. Женщины и девушки старались во всем помочь медикам: организовали донорские пункты, шли медсестрами, нянями и просто сиделками.

Интересная встреча произошла однажды с выздоравливающими одного из госпиталей, расположенного в Новосибирске. Я должен был там выступить с докладом о положении на фронте. Перед поездкой мне позвонил член Военного совета округа.

— Ты собираешься в госпиталь? — спросил Кузьмин. И тут же порекомендовал: — У меня сейчас товарищ Некрасов. Надо организовать ему встречу с ранеными. Некрасов прибыл в Новосибирск по ранению, он командовал дивизией под Москвой.

Когда с полковником Некрасовым мы приехали в госпиталь, выздоравливающие уже собрались. Свой доклад я начал с самых тяжелых сообщений: рассказал о боях на подступах к столице.

— А сейчас перед вами выступит командир прославленной, ныне гвардейской, стрелковой дивизии. Слово имеет гвардии полковник Некрасов.

Командир дивизии вышел к трибуне, невысокий, плотный, в гимнастерке, туго перетянутой ремнем, раненая рука на черной повязке.

— Наш командир, — вдруг раздался возглас в зале. — Это командир нашей дивизии, мы с ним воевали под Смоленском.

Несколько минут продолжалась овация.

Некрасов рассказал, как под Ельней был нанесен удар по врагу, о подвигах бойцов. Это была волнующая беседа фронтовика-командира с ранеными. Закончилась она поздно вечером.

Недолго мне пришлось служить в Сибирском военном округе: вскоре я был назначен на новую должность.