Весна в Карпатах

Весна в Карпатах

В конце января 1915 года австрийцы и германцы в Карпатах, желая предупредить маневр русских, сами перешли в наступление. Одновременно перешли в наступление и русские войска. Обоюдное наступление противоборствующих сторон тут же вылилось в ряд встречных боев.

Встречные бои войск 8-й армии зачастую имели характер трудных лобовых атак, которые происходили на горных перевалах в зимнюю стужу. В результате этого темпы наступления русских войск были крайне низкими. Только в первых числах февраля правое крыло 8-й армии овладело участком Карпат, выйдя на линию Конечна-Свидник-Мезо-Лаборч-Балигрод. Но войскам, наступавшим юго-восточнее, против которых находилось от 13 до 15 австро-германских дивизий, приходилось перейти к обороне. Особенно сильными были атаки германских войск на мункачском направлении, в районе горы Козювки. В Буковине русские войска были вынуждены отходить на реки Серет и далее на Днестр и Прут.

Молебен перед наступлением.

Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов, видя нежелательное развитие операции, обратился в Ставку с просьбой о подкреплении фронта свежими силами. Но ему было отказано вследствие неустойчивого в то время положения на Северо-Западном фронте. Тогда ему пришлось прибегнуть к перегруппировке войск своего фронта, растянутого от реки Пилицы до Румынии. С левого берега реки Вислы было переброшено на левый фланг Юго-Западного фронта несколько корпусов, образовавших новую 9-ю армию генерала Лечицкого (8,5 пехотной и 5 кавалерийских дивизий). Эта армия развернулась в полосе от Бочехова до румынской границы, имея своей задачей нанести контрудар по противнику, наступавшему от Мармарош-Сигета на Надворную. Переброска соединений 9-й армии закончилась к концу февраля.

Всю зиму войска 8-й армии простояли в Карпатах, время от времени ведя с противником бои местного значения. 26 января он пишет жене: «Мне, военному, всю мою жизнь усердно изучавшему военное искусство, хотелось принять участие в этой великой народной войне и этим завершить военное и земное поприще… Но из этого не следует, чтобы мне не было часто страшно тяжело»[25].

2 марта 1915 года в Ставку приехал командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов, который долго о чем-то совещался с Верховным главнокомандующим и его начальником штаба. Он сообщил о том, что с конца декабря 1914 года Главное командование Юго-Западного фронта самостоятельно ведет подготовку операции прорыва через Карпаты для вторжения в Венгрию. Николай Николаевич с готовностью схватился за эту идею, и уже 19 марта Янушкевич письмом уведомил обоих главнокомандующих фронтами о том, что «отныне Верховный главнокомандующий имеет своей основной целью перейти всем Северо-Западным фронтом к чисто оборонительного характера действиям, а Юго-Западному фронту предназначает главнейшую задачу будущей части кампании. Общая идея при этом та, чтобы действовать активно, нажимая с левого фланга Юго-Западного фронта, продвигаясь в направлении примерно на Будапешт и далее в обход всей линии Краков-Познань-Торн». Таким образом, наступательная операция Юго-Западного фронта была выдвинута на главное место в стратегических планах русского командования на весну 1915 года.

По замыслу штаба Юго-Западного фронта главный удар должна была наносить 8-я армия генерала А. А. Брусилова. Для этого четыре ее корпуса были сосредоточены на участке от Дуклинского прохода до Балигрода с задачей наступать на Гуменное в Венгерскую равнину. Одновременно через Турку на Унгвар должен был наступать еще один корпус с кавалерийской дивизией для отвлечения на себя части австрийских сил. Левый фланг 8-й армии планировалось обеспечить частями соседней 3-й армии генерала Радко-Дмитриева.

В это время основное внимание командования Юго-Западного фронта было приковано к крепости Перемышль, осада которой продолжалась. 9 марта эта крепость наконец капитулировала, и, как пишет Брусилов, «наше положение на фронте в Карпатах стало легче».

В середине марта, в связи с болезнью генерала Н. В. Рузского, командующим Северо-Западным фронтом был назначен генерал М. В. Алексеев. Начальником штаба Юго-Западного фронта, по просьбе Иванова, стал генерал В. М. Драгомиров. Командиром 12-го армейского корпуса был назначен генерал А. М. Каледин.

Покончив с Перемышлем, русское командование наконец-то решилось начать наступление и в полосе 8-й армии. Брусилов не возражал против этого. 18 марта он отдал приказ войскам, в котором говорилось: «Массовая сдача в плен противника указывает, что дух его подорван, и необходимо напрячь все силы, чтобы добить врага. Я отлично понимаю, что в настоящее время года, при полнейшей распутице, при бездорожье, движение представляет громадные трудности и требует сверхчеловеческих усилий. Но противнику еще более тяжело, потому и надо напрячь все силы, чтобы безостановочно теснить противника и окончательно его разгромить».

Но русское командование, толкнув войска Брусилова в это наступление, явно переоценило свои силы. Подтянув резервы, используя условия местности, противник на каждом выгодном рубеже встречал русских подготовленной обороной. К тому же Брусилов, ведя наступление на противника исключительно с фронта, в то время практически никак не использовал возможности своей кавалерии для флангового маневра. В результате этого перед каждым новым оборонительным рубежом противника русским войскам приходилось останавливаться для подготовки новой атаки, а лобовые атаки, как известно, чреваты большими потерями. Поэтому уже 27 марта Брусилов, ссылаясь на большую утомленность и потери войск, предупредил командование Юго-Западного фронта, что без пополнения 8-й армии резервами «наступление может приостановиться». Но резервов на то время у фронта не было, и в ответной телеграмме от 28 марта генерал Иванов отдал приказ 8-й армии о переходе к обороне на занимаемых рубежах.

Позиции зимой в Карпатах.

Тем временем германское командование, обеспокоенное неудачами австро-венгерских войск в Карпатах, вновь решило помочь своему союзнику. К середине апреля, перебросив значительные силы с Западного фронта, противник создал мощную группировку войск в полосе 3-й армии Юго-Западного фронта. Она превосходила противостоявшие ей русские войска по живой силе в 2 раза, по легкой артиллерии и пулеметам – в 3 раза, по тяжелой артиллерии – в 40 раз. Различными были и возможности сторон по боеприпасам. Русская артиллерия могла отвечать одним выстрелом на сорок выстрелов противника. Все это делало угрозу сильного вражеского наступления весьма реальной.

В начале апреля Брусилову стало известно, что 8-ю армию намерен посетить Николай II. Безусловно, для командующего армией приезд царя в сопровождении Верховного главнокомандующего и командующего фронтом было событием чрезвычайной важности. До этого времени с начала войны с Николаем II Брусилову встречаться не приходилось. Царь изредка посещал Ставку, но до войск опускался крайне редко и в оперативные вопросы практически не вникал. И вот царь с Верховным главнокомандующим по пути из Львова приехал в расположенный у подножья Карпат город Самбор, где в то время находился штаб 8-й армии. Брусилова также заранее предупредили, что царь со своей свитой будет в Самборе обедать, после этого поедет в Старое Место, где произведет смотр 3-му Кавказскому армейскому корпусу, а к ночи направится в Перемышль для осмотра этой крепости.

С утра 10 апреля на железнодорожной станции был выставлен почетный караул. Около 11 часов утра на станцию прибыл первый поезд с царской свитой. В 12 часов прибыл царский поезд. Брусилов коротко доложил царю о состоянии вверенной ему армии. При этом он успел отметить особые заслуги «Железной» дивизии А. И. Деникина, ее 16-го стрелкового полка, также его 1-й роты, шефом которой числился государь и которая находится в почетном карауле. Царь тут же вручил всем солдатам этой роты Георгиевские кресты.

Затем с железнодорожной станции царь и его свита поехали в дом, занимаемый штабом 8-й армии, где для них уже был приготовлен обед. В столовой государь, обращаясь к Брусилову, сказал, что в память того, что он обедает у него в армии, он жалует ее командующего своим генерал-адъютантом. Брусилов был больше обижен, чем обрадован этой наградой. Объясняя это, он писал: «Я этого отличия не ожидал, так как царь относился ко мне всегда, как мне казалось, с некоторой недоброжелательностью, которую я объяснял тем обстоятельством, что, не будучи человеком придворным и не стремясь к сему, я ни в ком не заискивал и неизменно говорил царю то, что думал, не прикрашивая своих мыслей. Заметно было, что это раздражало царя. Как бы то ни было, это пожалование меня несколько обидело, потому что из высочайших уст было сказано, что я жалуюсь в звание генерал-адъютанта не за боевые действия, а за высочайшее посещение и обед в штабе вверенной мне армии».

В завершение смотра войска прошли перед царем торжественным маршем. После этого Николай II и сопровождавшие его лица снова сели в поезд и поехали в Перемышль. Брусилов же вернулся в Самбор, в штаб своей армии.

Позже, уже после Октябрьской революции, Брусилов в своих воспоминаниях в отношении личности Николая II напишет: «Я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил своей руки. У меня было как бы предчувствие, что эта поездка предвещает нам тяжелую катастрофу». И несколько ниже: «Царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними. Он и тут, как всегда, был в некоторой нерешительности и не находил тех слов, которые могли привлечь к нему души человеческие и поднять дух. Он был снисходителен, старался выполнять свои обязанности верховного вождя армии, но должен признать, что это удавалось ему плохо, несмотря на то что в то время слово «царь» имело еще магическое влияние на солдат»[26].

Сам император этому визиту не придавал особого значения. В дневнике Николая II сохранилась скупая запись: «В 10 часов отправился с Николашей и другими по жел. дор. в Самбор. Приехал туда около часа и был встречен Брусиловым и моей чудной ротой 16-го стрелкового императора Александра III полка – под командой ее фельдфебеля. Проехал в штаб-квартиру Брусилова, где назначил его генерал-адъютантом. Он нас накормил завтраком, после чего вернулись в поезд и продолжили путь на юг. Первая гряда Карпат была хорошо видна. Погода стояла дивная. Около 4 час. прибыл в Жиров, где был собран весь 3-й Кавказский корпус ген. Ирманова. Обошел все части пешком, а затем объехал их на моторе и благодарил за боевую службу. Вид полков великолепный…»[27].

19 апреля 1915 года австро-германские войска переходят в наступление в Галиции и прорывают фронт 3-й армии генерала Радко-Дмитриева. Позже это наступление получило название «Горлицкий прорыв». Оно началось на узком участке фронта в условиях значительного превосходства противника в силах и средствах. Против шести русских дивизий, имевших всего 50 легких полевых орудий с ограниченным боекомплектом снарядов, германское и австро-венгерское командование бросило 13 хорошо укомплектованных дивизий, наступление которых поддерживало 200 орудий, из которых 50 были тяжелыми, при практически неограниченном запасе снарядов. В результате русская артиллерия отвечала одним выстрелом на 150–200 выстрелов противника, снаряды которого буквально перепахивали русские окопы. Это позволило германскому командованию прорвать русскую оборону и начать развитие наступления в глубину. Соединения 3-й армии начали отход со своих позиций в полном беспорядке.

Провал очередного наступления.

Брусилов, наблюдавший за боями в районе Горлицы несколько со стороны, позже позволил себе подвергнуть острой критике как действия командующего фронтом, так и командующего армией. Он считал, что «вина прорыва 3-й армии ни в какой мере не может лечь на Радко-Дмитриева, а должна быть всецело возложена на Иванова».

В то же время он находил, что Радко-Дмитриев, который знал о готовящемся наступлении противника, со своей стороны не сделал все необходимое для его отражения. Брусилов считал, что в таких условиях командующий 3-й армией «должен был своевременно распорядиться о сборе всех возможных резервов своей армии к угрожаемому пункту и вместе с тем отдать точные приказания всем своим войскам, в каком порядке и направлении, в случае необходимости, отходить, на каких линиях останавливаться и вновь задерживаться, дабы по возможности уменьшить быстроту наступления противника и провести отступление своих войск планомерно и в полном порядке. Для сего необходимо было заблаговременно, без суеты убрать все армейские тыловые учреждения и также заблаговременно распорядиться устройством укреплений на намеченных рубежах». Судя по этой записи, можно сделать вывод о том, что к весне 1915 года Брусилов, хорошо изучив особенности обороны противника в Карпатах, предлагал наиболее передовой ее опыт внедрить в практику русских войск. Так появлялась передовая для того времени теория «маневренной обороны», которая в последующем была принята на вооружение многими армиями мира.

Представляют интерес и взгляды Брусилова на вопросы управления войсками. Он пишет, что «во время этого несчастного отступления на всем обширном фронте армии Радко-Дмитриев потерял бразды управления, чего не было бы, если бы он заблаговременно, по намеченным рубежам, надлежащим образом распорядился устроить техническую службу связи». Вместо этого командующий 3-й армией «стал сам катать в автомобиле от одной части к другой и рассылал для связи своих адъютантов, которые, как рассказывали очевидцы, отдавали от его имени приказания начальникам частей, минуя их прямых начальников; приказания же эти были часто противоречивые».

Подводя итоги неудачных действий 3-й армии в районе Горлица, Брусилов писал: «Понятно, что от такого управления войсками сумбур только увеличивался, и беспорядок при отступлении принял грандиозные размеры не столько от поражения, сколько от растерянности начальников всех степеней, не управляемых более одной волей, не знавших, что им делать, и не знавших, что делают их соседи. Результат совокупности всех перечисленных условий отступления и не мог быть иным»[28].

В связи с продвижением противника в глубину угроза нависла над правым флангом 8-й армии, где оборонялись 24-й корпус генерала А. А. Цурикова и 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова. Разгромив главные силы 3-й русской армии, противник вышел во фланг и тыл 24-го корпуса. Вскоре после этого дивизия Корнилова была разгромлена, а сам он попал в плен.

События развивались следующим образом.

Угроза, нависшая над его правым флангом, вынудила генерала Цурикова отдать приказ на отступление. В первой половине суток 23 апреля 48-я дивизия, оставив 20-километровый укрепленный рубеж, отошла на 25–30 км. Поздно вечером Лавр Георгиевич получил новый приказ об отходе дивизии еще на 15–20 км. После этого командир корпуса уехал в тыл, предоставив организацию отхода соединений командиру дивизии.

Объективно говоря, 48-я дивизия вполне могла избежать окружения. Но Корнилов, не имея информации от соседей, неправильно оценил обстановку. Вместо того чтобы быстрее выполнить полученный приказ, он готовился начать наступление во фланг группировки противника, теснившей части соседней дивизии. В это время бригада 2-го германского корпуса, используя отход соседней дивизии, уже заняла господствующие высоты на путях отхода частей 48-й пехотной дивизии.

Безусловно, наступление 48-й дивизии не удалось. Наступающие, понеся тяжелые потери, залегли и окопались. Утром 24 апреля Корнилов послал командиру корпуса донесение с просьбой о помощи. Но генерал Цуриков получил это донесение лишь вечером этого дня и никаких мер предпринять не успел.

В полдень Корнилов попытался прорываться собственными силами. Но во время развертывания для атаки один из полков попал под мощный огонь пулеметов со стороны Мшаны. Солдаты в панике бросились в лес. Часть была разгромлена, и через несколько часов австрийцы пленили около трех тысяч человек.

К 18 часам немецкие войска заняли Дукл, а передовые части австрийцев – Тржициану. Кольцо окружения сомкнулось. Капитуляция в таких условиях была бы вполне естественной. Но Корнилов в наступивших сумерках снова повел дивизию на прорыв. Удача улыбнулась немногим. Прикрывавший отход батальон 192-го Рымникского полка полег почти полностью.

С рассветом огонь противника обрушился на оставшиеся в окружении подразделения со всех сторон. Русские отчаянно отбивались. На предложение немецкого парламентера сдаться генерал Корнилов ответил, что он не может этого сделать без разрешения на то старшего командира. После этого он, предварительно в приказе по соединению сложив с себя командование дивизией, с группой офицеров штаба скрылся в лесах.

Информация о бегстве командира быстро распространилась среди остатков 48-й пехотной дивизии. Вскоре почти три с половиной тысячи солдат и офицеров, оставшихся в живых, сдались немцам. Сам Корнилов, раненный в руку и ногу, 28 апреля был взят в плен австрийцами.

Как ни странно, но действия 48-й дивизии, несмотря на печальный исход боя, были высоко оценены командующим войсками Юго-Западного фронта генералом Н. И. Ивановым, который обратился в вышестоящие инстанции с ходатайством о награждении доблестно сражавшихся частей дивизии и особенно ее командира. Его ходатайство было удовлетворено: всем нижним чинам были жалованы Георгиевские кресты, а отличившимся в боях офицерам – ордена Святого Георгия 4-й степени. Корнилов был представлен к ордену Святого Георгия 3-й степени.

Правда, непосредственный начальник Корнилова командир корпуса генерал А. А. Цуриков считал Лавра Георгиевича ответственным за гибель 48-й дивизии и требовал суда над ним. Но его голос был не услышан из-за дифирамбов, которые пел Корнилову генерал Иванов, а Брусилов также не стал «выносить сор из избы». Неприятности не нужны были никому.

Между тем события в районе Горлицы набирали нежелательные для русских войск обороты. В этих условиях командование Юго-Западного фронта, начавшее переброску войск в полосу 3-й армии, освободило эту армию от обороны ранее захваченной у противника крепости Перемышль, перепоручив ее 8-й армии. Но на то время эта крепость уже не представляла собой сильной боевой единицы: большинство ее фортов было разрушено, артиллерийское вооружение крепости снято. Правда, вместе с крепостью к Брусилову из состава 3-й армии отходили и два армейских корпуса. Но на поверку оказалось, что эти корпуса представляют собой лишь «жалкие остатки» мощных армейских соединений.

Армия Брусилова не смогла удержать Перемышль, который 3 июля был снова захвачен противником. После поспешного отхода ее соединений к Хырову австро-венгерские войска охватили с фланга 11-ю армию, заставив ее отступать за Днестр. Оправдывая свой отход, в своих воспоминаниях Брусилов пишет много. Но, внимательно прочитав его записи, я пришел к выводу, что на этапе выхода из боя и отхода сопротивление противнику оказывалось минимальное. Промежуточные рубежи не занимались, на занятых рубежах войска не окапывались. Доходило до того, что ни командир корпуса, ни командир дивизии, ни командир полка не могли показать командующему на местности начертание оборонительной линии, при том, что на карте она была четко обозначена.

Анализируя операцию 8-й армии в районе Перемышля, справедливости ради нужно отметить следующее. Оборонявшиеся в районе Перемышля 12-й и 21-й армейские корпуса на момент передачи их в оперативное подчинение 8-й армии (4 мая) имели в своем составе пять пехотных дивизий, а некомплект в них составлял всего 8 тысяч человек (около 12 % от штатного состава). При таком некомплекте войска считались еще вполне боеспособными. Кроме того, у Брусилова было достаточно войск для переброски части сил в угрожаемый район. Именно поэтому Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич писал Брусилову: «Привыкший и уверенный всегда в Ваших энергичных действиях, я убежден, что Вы в соответствии с директивой генерал-адъютанта Иванова не только удержите Перемышль… но и упорной обороной на фронте Ваших правофланговых корпусов и активными действиями на всем остальном Вашем фронте упрочите общее положение дел».

Во-вторых, история о разоружении Перемышля выглядела не совсем правдоподобно. Известно, что в самой крепости были захвачены практически все орудия, доставшиеся русским при ее сдаче, а также большое количество снарядов к ним. При отходе от Перемышля южнее этой крепости русскими войсками было оставлено до 30 орудий. Планомерно организованным такой отход назвать трудно.

Но, как видно, Брусилову легче было критиковать Радко-Дмитриева за неумелую оборону в районе Горлицы и советовать, как нужно было ее вести, чем реализовать эти советы на практике.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.