Глава седьмая. Перелом

Глава седьмая. Перелом

Летом 1944 г. Красная Армия одержала выдающуюся победу в Белоруссии. Наступление советских войск привело к решительному разгрому вражеской группы армий «Центр». Это создавало благоприятные возможности для перехода в наступление войск на других участках советско-германского фронта, в том числе на 2-м Прибалтийском.

Теперь задача осуществить наступательную операцию на идрицком направлении вновь была выдвинута на первый план.

Прорвать оборону противника на идрицком направлении и разгромить идрицко-себежскую группировку противника — такое решение приняло командование фронтом 2 июля в соответствии с указанием Ставки.

Командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко и член Военного совета генерал-лейтенант В. Н. Богаткин утвердили разработанный штабом воздушной армии план авиационной поддержки наступающих войск.

Авиация в первые дни наступления должна была помочь 10-й гвардейской армии овладеть Опочкой, 3-й ударной — Идрицей и Себежем, 22-й армии Освеей и Зайцево.

Эшелонированными ударами штурмовиков, бомбардировщиков и истребителей предусматривалось разрушать опорные пункты обороны противника, подавлять и уничтожать его артиллерийские и минометные батареи, создавая таким образом нашим войскам благоприятные условия для прорыва и выхода на оперативный простор; задерживать отходящие части врага в узкостях и на переправах, уничтожать их остатки ударами с воздуха; громить вражеские резервы, парализовать движение эшелонов по железной дороге; надежно прикрывать свои войска и тылы; вести непрерывную разведку перед 2-м Прибалтийским фронтом. На протяжении всей операции летчики должны были удерживать завоеванное господство в воздухе[59].

Над пунктами Опочка, Пушкинские горы, Шанино, Красногородское, Кудеверь, Касьяны, Красное предстояло совершать боевые вылеты частям 11-го смешанного авиакорпуса, 225-и штурмовой и 315-й истребительной дивизий, 284-й и 313-й ночных бомбардировочных дивизий, экипажам разведывательных авиаполков.

Для выполнения этих задач штаб планировал использовать 546 самолетов, в том числе 160 штурмовиков и 190 истребителей. В составе воздушной армии не было другой бомбардировочной авиации, кроме ночной, вооруженной самолетами По-2.

Окончилась пауза, которая с апреля установилась на дальних подступах к Прибалтике. Войска 2-го Прибалтийского фронта готовы были перейти в наступление там, где весной уже происходили тяжелые бои.

Район Идрицы считался твердым орешком. Враг использовал там каждую складку местности, каждый населенный пункт, насытил оборону огневыми точками, инженерными сооружениями, создал перед траншеями полного профиля проволочные и минные заграждения. Оборонительный рубеж получил у гитлеровского командования наименование «Пантера».

Разведчики 99-го гвардейского авиаполка, чья деятельность по мере приближения операции все усиливалась, засекали цели в районе предстоящих боев. Они обнаружили в складках местности, озерных дефиле, в рощах и на холмах огневые позиции и точки, фиксировали малейшие изменения, происходившие на линии обороны противника и в ее глубине.

Превосходной оказалась фотосъемка, выполненная экипажем командира звена гвардии старшего лейтенанта Виктора Богуцкого. Его работу командир оценил так: «При подготовке войск 2-го Прибалтийского фронта к летнему наступлению экипажем Богуцкого вскрыта вся система и мощь обороны противника на площади 1117 кв. км».

После дешифрирования снимков, сделанных штурманом другого экипажа Павлом Хрусталевым, как на ладони оказался весь передний край обороны противника — дзоты, пушки, пулеметные гнезда, противотанковые рвы, проволочные заграждения. Съемки производились в районе Касьяны, Жидейка, Тоскуново.

На разведку вылетал и самолет Пе-2, в котором кроме опытного летчика Василия Воропаева и недавнего выпускника училища штурмана Георгия Шоршановича находилась воздушный стрелок сержант Надежда Журкина. Около года миновало с того дня, как она вошла в дружную семью разведчиков. За это время Надя достигла многого. Ее называли надежным щитом экипажа, доверие к ней стало неограниченным, а уважение всеобщим.

Вылетали на задания и экипажи 50-го истребительного авиаполка. Количество разведывательных полетов, осуществляемых особенно интенсивно в первую половину июля, перевалило за четвертую сотню. Среди других, уже зарекомендовавших себя летчиков, выделялся командир звена Иван Александрович Ширяев. Несколько его вылетов в район Красногородское, Опочка, Кудеверь пополнили разведывательный отдел штаба армии цепными сведениями о противнике.

Непосредственно перед началом наступления воздушная армия пополнилась еще одной штурмовой авиадивизией — 214-й Керченской. Она прибыла с южного фланга советско-германского фронта, где в успешных воздушных боях завоевала свое почетное наименование.

Заместитель командующего воздушной армией по политчасти генерал-майор авиации Михаил Николаевич Сухачев приехал принимать дивизию, только что приземлившуюся на аэродроме. Доклад начальника политотдела полковника Павла Кузьмина Мамаева был коротким и содержал характеристики летчиков, которых он отлично знал по боям в Крыму.

Зато показ дивизии в воздухе затянулся. Перед взором Сухачева одна за другой пролетали группы «илов» трех полков. Он сперва хмурился, потому что строй походил на парадный, и не без иронии спрашивал своего бывшего однокашника по академии:

— Ваша дивизия в бой тоже ходит таким строем?

— Бывает, — сдержанно и уклончиво отвечал начальник политотдела. Летчикам нашей дивизии не занимать слетанности.

Эти слова Мамаева нашли наглядное подтверждение в маневре штурмовиков над целью, стремительности и точности атак с «круга», сборе групп после выполнения задания.

Куда только девалась строгость Сухачева.

— Хорошо, Павел Кузьмич, — с чувством сказал он. — Недаром добрый слух прошел о керченцах.

Хорошее впечатление от дивизии еще больше укрепилось в нем, когда вдвоем с начальником политотдела они направились к самолетам с отличительной белой полосой на руле поворота. Работа на стоянках спорилась, хотя механиков было маловато. Правда, наравне с механиками у машин трудились и летчики.

Мамаев рассказал, как перебазировался первый эшелон: на многих «илах» летели инженеры и механики. Воздушные стрелки уступили им свои места, а сами по двое втиснулись в кабины.

Дивизия смогла приступить к боевой работе, не ожидая прибытия второго эшелона, потому что в подготовке вылетов участвовали все — вплоть до работников политотдела.

Для ознакомления с районом боевых действий, изобилующим лесами, реками и озерами, оставалось мало времени. Выручал большой боевой опыт летчиков, командиров эскадрилий и командиров полков — подлинных мастеров штурмовых ударов. Командир дивизии генерал-майор авиации Степан Ульянович Рубанов характеризовал их с самой лучшей стороны, и прежде всего командиров полков: 190-го — подполковника Ивана Павловича Бахтина, 502-го — подполковника Сергея Александровича Смирнова, 622-го Севастопольского — подполковника Ивана Алексеевича Емельянова.

Генерал был высокого мнения о штурмане дивизии, называя Героя Советскою Союза майора Виктора Федоровича Воронова ведущим среди ведущих. По сравнению с многими однополчанами майор считался человеком зрелым и по возрасту, и по опыту боевой работы. Он родился в тот год, когда началась первая мировая война, повел в бой группу штурмовиков в тот день, когда немецко-фа-шистские захватчики напали на Советский Союз.

Способности пилота высокого класса и незаурядного штурмана Виктор Воронов проявил с первых дней войны. Точным был его удар по остерской переправе в момент нахождения там танков и бронемашин противника, успешными разведывательные полеты у Чернигова, бомбардировка орловского аэродрома, в результате которой ведомая им группа «илов» вывела из строя четыре десятка «юнкер-сов». Потом боевые вылеты над Сталинградом, под Ростовом, на Кубани, Северном Кавказе, в Крыму.

Что он умел лучше всего? Летать? Штурмовать? Разведывать? Приводить группы точно на цели или метко поражать их — особенно танки? Охотиться в паре или увлекать за собой в атаку не только ведомых, но и пехоту, залегшую под огнем противника? Сбивать «юнкерсы» и аэростаты-корректировщики или уничтожать самолеты на вражеских аэродромах?

Все он умел в равной степени, всюду поспевал в нужный момент. Труд, старание отличали его в каждом деле. Редко кто из однополчан не считал Виктора Федоровича своим наставником и учителем.

Предельно развитое чувство долга, исключительная простота и цельность характера были присущи Воронову. На Воронова во многом походили командиры эскадрилий. Он выделял старшего лейтенанта Давида Тавадзе, с которым разделял взгляды на боевое использование штурмовой авиации. Майору пришелся по сердцу этот беспокойный, ищущий летчик, неутомимый исследователь тактических приемов штурмовиков, умеющий глубоко проникнуть в существо многих практических вопросов.

Горячими последователями всех начинаний Воронова были командиры эскадрилий и их заместители Александр Колбеев, Федор Палехин, Владимир Опалев, Вениамин Кошучов, Иван Гринько, Борис Золотухин, Александр Дубенко, Алексей Климов. Эти люди, преимущественно очень молодые, успели вывести в боях формулы побед, сделать непреложным для своих ведомых девиз «против шаблона, за маневр».

* * *

Началось наступление, и группы штурмовиков согласно плану взаимодействия с наземными войсками направились в район Идрицы. Повели их опытные командиры, закаленные во многих боевых вылетах. По вражеской колонне на дороге Духново — Медведево нанесла удар группа из 14 «илов», ведомая майором Бахтиным в сопровождении 12 «яков» 431-го истребительного авиаполка.

Старший лейтенант Владимир Опалев со своей пятеркой хозяйничал на линии железной дороги Идрица — Зилупе, где разведка обнаружила усиленное движение эшелонов. Эта группа побывала дважды над станциями Осетки и Дьяковщина. Ее целями были воинские составы. Удары наносились с малых высот.

Боевая работа продолжалась до позднего вечера. На второй день на перегонах от Идрицы до Зилупе и над станцией Лудза работала пятерка капитана С. А. Барсукова из 622-го штурмового авиаполка.

Гвардии капитан Алексей Поющев повел шестерку Ил-2 в район Опочки. Год назад летчик в такой же группе шел ведомым на цели, расположенные вблизи Орла. Теперь он со своей эскадрильей летел впереди в боевом строю 118-го штурмового авиаполка следом за 810-м. Оба полка наносили удары по участку обороны противника вблизи населенного пункта Красногородское. Командир 225-й штурмовой авиадивизии полковник В. А. Корпусов, заменивший полковника А. Ф. Обухова, поставил им задачу подавлять артиллерию противника, в течение получаса непрерывно атаковать огневые точки гитлеровцев.

— Задание выполнено, — докладывали капитан Поющев и ведущий другой группы старший лейтенант А. И. Полунин командиру полка подполковнику В. Н. Верещинскому.

Эскадрильи штурмовиков вылетали сюда не раз, вплоть до того дня, когда части подвижной группы 10-й гвардейской армии ворвались в Опочку.

Редкий вылет штурмовики не попадали под жестокий огонь зенитных средств противника. Если не так уж часто они встречали на своем пути вражеских истребителей, то зенитными батареями плотно прикрывался каждый оборонительный рубеж. Их огонь подстерегал советские самолеты над железнодорожными станциями, шоссейными дорогами, возле переправ.

Ранним утром 12 июля семерка «илов» 225-й штурмовой авиадивизии, ведомая лейтенантом И. Н. Лапшиным вдоль дороги Красногородское — Опочка, была внезапно встречена плотным зенитным огнем. Черный дым повалил из мотора одного атакующего самолета, на нем показались языки пламени. Экипажи видели, как штурмовик устремился вниз…

Очевидцы события, жители окраин Опочки, после освобождения города рассказали: «Примерно в 7.30 с северной стороны города на небольшой высоте показался самолет, весь охваченный пламенем. В это время к городу подходила колонна автомашин с грузами и немецкими солдатами. Вдруг самолет развернулся и со снижением на большой скорости врезался в нее»[60].

В полку знали, что летчиком огненного «ила» был младший лейтенант Александр Тимофеевич Романенко, а воздушным стрелком сержант Сергей Гаврилович Царьков. Они повторили подвиг экипажа капитана Гастелло.

Штурмовые дивизии справедливо называли основной ударной силой воздушной армии в боях за Идрицу и Опочку.

Так было в действительности и, конечно, не только на этих участках советско-германского фронта. Штурмовая авиация, вооруженная непревзойденными самолетами Ил-2, играла важнейшую роль в осуществлении взаимодействия с наземными войсками, непосредственно поддерживая их на поле боя.

В войсках надеялись на летчиков-штурмовиков, они пользовались необычайной популярностью. Солдаты восторженно приветствовали их появление над передним краем, обращались после боя к боевым друзьям со словами горячей благодарности.

«Илы» сеяли панику в стане врага. Их экипажи метко поражали подвижные и неподвижные точечные цели, которые мешали безостановочному продвижению наземных войск. Штурмовики поддерживали наступление на всю глубину вражеской обороны. Они вели непрерывную разведку на поле боя, немедленно докладывая с борта самолета на КП о всех происходивших изменениях. Они находились рядом с войсками во время преследования противника, преграждали путь к полю боя его резервам, громили эшелоны на станциях и перегонах, уничтожали отходящие вражеские колонны.

Внезапность появления над целью и сосредоточенный удар — вот испытанные приемы штурмовиков. Взаимопомощь экипажей в бою, надежное прикрытие друзей истребителей, которые нередко атаковали врага вместе с «илами», удваивали силу.

Немаловажное значение имели и действия обеих ночных бомбардировочных авиадивизий. С 10 июля боевая деятельность 284-й авиадивизии усилилась и проводилась в интересах 3-й ударной армии. В ночь на 12 июля удары наносились по железной дороге Себеж — Зилупе и шоссе Себеж — Освея, где наблюдалось интенсивное движение отступающих войск противника. В последующую ночь напряжение боевой работы еще более возросло. Экипажи сосредоточили свое внимание на ближайших переправах, а 14 июля углубились к юго-западу от Зилупе, действуя над узлом шоссейных дорог Дагда.

Над вражескими объектами на другом направлении каждую ночь появлялись самолеты По-2 313-й Бежицкой бомбардировочной авиадивизии. Число вылетов дивизии измерялось сотнями.

Особенно успешно ночники выполнили задание штаба армии: в ночь на 11 июля бомбардировочными ударами разрушить переправу через реку Синяя, парализовать автоперевозки врага.

Прошла неделя, и районный центр Псковской области Красногородское, расположенный к северо-западу от Опочки, был освобожден. Тогда стало известно, как ночники выполнили боевую задачу. Они сожгли или вывели из строя десятки вражеских автомашин, взорвали ряд военных объектов.

В июльском небе не затихал гул самолетов 315-й истребительной авиадивизии, направлявшихся к окраинам Идрицы, Опочки, чтобы не допустить «юнкерсов» к полю боя. По нескольку раз в день взлетали и садились «яки» 832-го и 431-го истребительных авиаполков, а также лобастые Ла-5 171-го истребительного.

На пункте наведения командир дивизии полковник Литвинов слышал голоса командиров эскадрилий Соболева, Вишнякова, Ивлева, нового командира полка майора Александра Ивановича Халутина, принявшего полк у подполковника Орляхина.

Рядом с умудренными опытом летчиками Алексеем Нестеренко, Павлом Сузиком, Виктором Зориным, Николаем Ишановым сражались не менее опытные истребители, прибывшие на пополнение из высшей офицерской школы воздушного боя, и необстрелянные еще питомцы учебных тренировочных полков.

* * *

Большая нагрузка легла на плечи личного состава тыловых частей воздушной армии.

«Внимание аэродромам! Это первостепенная задача», — требовал в своем приказе заместитель командующего армией по тылу генерал-майор авиации П. Г. Казаков. К утру 10 июля надлежало подтянуть к переднему краю боеспособные резервные БАО со средствами материально-технического обслуживания, боеприпасами, горючим, продовольствием — всем необходимым для ведения боя.

Инженерные батальоны сосредоточивались: 55-й — в районе Новоржева, 81-й и 29-й — в районе Пустошки и были в готовности к быстрому продвижению вперед. В инжбатах создавались группы минеров (учитывалось, что противник минирует летные поля, взлетно-посадочные полосы, аэродромные сооружения).

Замысел был прост — сразу начать подготовку и восстановление аэродромов, которые займут войска. Более того, в район предстоящих боевых действий в тыл противника, к партизанам Себежского и соседних районов направлялись на легких самолетах офицеры тыла с целью найти аэродромы, организовать их подготовку для взлета и посадки самолетов.

Строительство аэродромов в условиях быстрого наступления наших войск производилось силами партизан и местного населения под руководством переброшенных за линию фронта изыскателей. Их деятельность возглавлял старший инженер отдела по изысканиям аэродромов инженер-капитан Василий Степанович Гарбузов. У него были надежные помощники из районов авиабазирования: инженеры по изысканиям Евгений Круковский и Павел Бабушкин, боевые командиры инжбата Сергей Крылов, минно-саперной роты Анатолий Кирюхин.

Дело трудное, рискованное, но необходимое. Правда, не всегда его венчал успех: у партизан не хватало шанцевого инструмента, приходилось обезвреживать множество мин и бомб, а все же ряд взлетных площадок удалось использовать. Важно было приблизить аэродромы к району боевых действий. Это требование командующего армией генерала Науменко всегда, а особенно теперь, настойчиво и последовательно осуществляли штаб воздушной армии, офицеры тыла.

Предусмотрительное решение начальника тыла положительно сказалось в дальнейшем на боевой работе авиации. Она не испытывала недостатка в аэродромах, вылеты производились без задержки.

Воины подразделений тыла работали самоотверженно, считая своим кровным делом помощь летчикам. Как радовались они, читая такие вот газетные сообщения о себе: «На днях представитель командования вручил медаль „За боевые заслуги“ группе сержантского и рядового состава, отличившейся в обслуживании летных частей.

Среди награжденных трактористы Кудрик М. И. И Синица И. Ф., которые работают на тракторе с первых дней войны.

Правительственная награда вручена одному из лучших шоферов подразделения капитана Мельниченко — красноармейцу Мотила А. Ф.».

Трудной была жизнь солдата аэродромной службы на фронте. Зимой врагом номер один был снег, весной — непролазная грязь на полях, летом — пыль на полосах, осенью — вода в каждой рытвине.

Скромные труженики — поседевшие ефрейторы, отцы семейств, и безусые сержанты — укатывали дорогу в грозовое небо летчикам, ковали вместе с ними победу.

В подразделениях БАО справедливо считали, что большая честь выпала на их долю: кормить-поить, обеспечивать фронтовиков. По-детски радовались они благодарным улыбкам пилотов, поднося им в столовой ягоды, собранные на лесных полянах, необыкновенный шницель и ледяной в июльскую жару квас. Работники столовых — от добровольных стряпух Лизы Марковой и Маруси Полулях до дипломированных поваров ефрейтора Апащикова, младшего сержанта Роганина, кулинара первой руки Авдеева — не раз принимали благодарность летчиков.

Люди на войне запоминают не только тяжелые переживания, они помнят и доброе, светлое. Кто из фронтовиков мог забыть момент, когда гости из далекого Казахстана оделяли бойцов подарками — сладкими яблоками, пахучим мылом, кисетами с самосадом.

Запомнился «бытовой комбинат» майора Кондратьева, забота парторга Бурьянского, приглашающего на несколько минут, пока заправят самолет, в прохладную палатку у опушки леса послушать новые пластинки. Память сохранила облик местного брадобрея, сапожников и портных, готовых в любое время проявить свое искусство, если что-либо требовалось летчикам.

* * *

Настал вечер 12 июля 1944 г. На поля медленно опускались сумерки. Будто нехотя отъезжали со стоянок бензозаправщики и полуторки со стартерами, смывали с рук масло и копоть механики. Переваливаясь с боку на бок, заруливал в капонир последний «ил».

Только не стихала работа на командных пунктах. Здесь царила гнетущая тишина, табачный дым стоял стеной. В тягостном ожидании все смотрели на связиста, ждали — вдруг осветится его лицо улыбкой и раздастся радостный возглас: «Летит!»

Значит, кто-то не вернулся…

В 148-м истребительном авиаполку ждали Геннадия Серебренникова, чей сотый боевой вылет, двадцать пятый воздушный бой, десятый сбитый фашистский самолет и первую победу его ведомого Валентина Лысенко готовились праздновать в эскадрилье. Надежда еще теплится у командира полка, хотя час назад сюда, в землянку, приходил младший лейтенант Павел Новожилов, который летал в паре с Серебренниковым, и вручил рапорт: «Разрешите на фюзеляже моего самолета написать имя Геннадия, буду мстить за него беспощадно».

У штурмовиков генерал Рубанов чернее тучи. Все вокруг говорят шепотом и избегают произносить имя штурмана дивизии. Только сокрушенно покачивает головой начштаба: «Не уберегли».

Низко опустил голову Тавадзе. Неимоверных усилий стоило ему доложить комдиву о том, что произошло час назад в районе Зилупе.

Воронов прилетел на аэродром во второй половине дня и сразу направился в эскадрилью Тавадзе. Их связывала большая дружба, зародившаяся под Сталинградом, хотя штурман был значительно старше да и рангом повыше.

Поэтому оба обрадовались встрече после возвращения штурмана из длительной поездки на авиазавод, где выпускались штурмовики Ил-10.

Но командир эскадрильи изменился в лице, когда Воронов сказал:

— Пойду с вами на задание.

Он не раз совершал боевые вылеты в составе группы Тавадзе, и это всегда радовало. Только не сегодня.

— Ни в коем случае, Виктор Федорович. После такого перерыва в незнакомый район лететь опасно, да и вид у тебя просто-таки плохой. Придется отложить.

— Обязательно полечу, считай вопрос решенным.

— В таком случае разрешите, товарищ штурман дивизии, официально доложить: я не могу вас включить в свою группу. Вы не подготовлены и не в форме, — отрубил Тавадзе.

Тавадзе трудно было говорить в таком тоне, но он чувствовал, что надо обязательно отсоветовать другу лететь сегодня на задание. Не раз, бывало, капитан замечал в каком-нибудь летчике, включенном в группу, что-то неладное и отстранял его от полетов. И это было правильно: нельзя было зря рисковать.

— В таком случае полечу контролирующим, — ответил Воронов.

Их разговор прервал посыльный из штаба: майора вызывали к телефону из дивизии.

«Вот и решение вопроса, — вздохнул с облегчением командир эскадрильи. — За это время успеем взлететь».

Действительно, вскоре позвали в воздух ракеты, и группа парами поднялась с аэродрома, взяв курс в район Зилупе, где ей предстояло бомбоштурмовыми ударами предотвратить контратаку танков противника, сосредоточенных на исходных позициях.

«Здорово получилось», — подумал Тавадзе и даже замурлыкал песенку, но не допел ее, потому что, оглянувшись, увидел сзади «ил», догоняющий группу. «Конечно, Воронов». Тавадзе не ошибся. Самолет приблизился и пошел чуть выше группы (так обычно летает контролирующий командир). Тотчас в наушниках ведущего послышался знакомый голос:

— Привет, Давид!

Буркнув что-то неопределенное, Тавадзе нажал на кнопку передатчика и приказал летчику Седых пристроиться ведомым к Воронову.

Теперь уже на цель шла семерка «ильюшиных». Она удачно атаковала танки, хотя огонь зенитных батарей был плотным. Тавадзе следил за самолетом Воронова. Седых неотступно следовал за ним.

Группа совершала четвертый заход в сплошных разрывах зенитных снарядов. Ужо заканчивалось время пребывания над целью, и ведущий готов был произнести команду «Домой!», но вместо нее Тавадзе разразился проклятием. Он увидел объятый пламенем «ил» Воронова, несущийся к батарее, и, сжав до боли в суставах ручку управления, бросил вниз свой штурмовик. Пальцы словно приросли к гашеткам.

Появившиеся вражеские истребители заставили взять себя в руки, быстро перестроить боевой порядок группы и принять шестеркой бой. Только после того, как воздушные стрелки сбили два «мессершмитта», отогнав остальных, группа развернулась в сторону своего аэродрома[61].

Вечером затихли аэродромы, скрылись под маскировочными сетями и ветками самолеты, встали на посты часовые. Летчикам отдыхать бы. Но где там! Сперва шепотом, а потом громче и громче пошло от одного к другому: «Скоро будут передавать приказ. О нас он!»

Никто не помышлял о сне. Наконец пришел долгожданный приказ о первых результатах боев, об особенно отличившихся соединениях. Звучали знакомые имена генералов из гвардейской и ударной армий: Казаков, Юшкевич, Коротков… Из воздушной армии: Науменко, Данилов, Рубанов, Литвинов, Воеводин, Трушкин, Корпусов.

И вот самое волнующее: «Сегодня, 12 июля, в 23 часа столица нашей Родины салютует доблестыым войскам 2-го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим городом Идрица, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий».

Сравнительно мала по размерам Идрица, но велико было ее значение в планах командования, и долго не уходила она из памяти тех, кто сражался за нее. Как было не вспомнить им, что три года назад ранним утром 10 июля 1941 г., в широкой полосе от Идрицы до Псковского озера повели наступление против советских войск немецкая 4-я танковая группа и 16-я армия — та самая, которая отступала теперь под напором соединений 2-го Прибалтийского фронта.