А. А. Лазаревский Три года работы с Феликсом Дзержинским

А. А. Лазаревский

Три года работы с Феликсом Дзержинским

Лазаревский Александр Александрович – инженер-железнодорожник. В 20-е годы на ответственных постах в Наркомате путей сообщения.

Трудно теперь даже мысленно перекинуться в обстановку 1921 года и вспомнить, что собой представляли тогда наши железные дороги.

В то время я руководил отделом пути ЦУЖЕЛ93 и поэтому наиболее отчетливо помню свое, близкое мне путевое хозяйство. На сети было тогда четыре с половиной тысячи разрушенных мостов с общим их протяжением в 45 километров. Шпальное хозяйство было до крайности запущено. Менять, по существу, нужно было каждую шпалу. Помню, например, что на Средне-Азиатской дороге на всем протяжении от Красноводска до Ташкента шпалы были в таком состоянии, что пассажирские поезда ходили там со скоростью 20–25 километров в час. Точно сказать, что делается на каждой дороге, было очень трудно, так как в течение трех-четырех лет люди менялись, хозяйство разрушалось, и никто при этом не вел никакой отчетности.

Партия послала Ф. Э. Дзержинского в 1921 году восстановить разрушенный в период гражданской войны и интервенции транспорт. Феликс Эдмундович с первых же дней своей работы поразил нас необычайной проницательностью, настойчивостью, желанием и умением входить обязательно в самую суть вещей. В мельчайшие детали отдельных планов, предложений, вопросов он вникал непременно сам и утверждал то или иное предложение только тогда, когда сам знал вопрос от истоков до конечных выводов.

В Наркомпути, например, было два варианта плана восстановления шпального хозяйства. Вариант, предложенный моим отделом, предусматривал ежегодную смену 25 миллионов шпал, чтобы в самый короткий срок можно было ликвидировать первую категорию запущенности. Другой вариант, исходящий от ряда товарищей, намечал лишь нормальную смену, оттягивая тем самым восстановление шпального хозяйства на несколько лет.

Дзержинский занялся этим вопросом. Я получил однажды от Феликса Эдмундовича лично им написанную обширную записку, в которой он поставил передо мной 15 конкретных вопросов по шпальному хозяйству. Вопросы были такие, что, если бы я не знал автора записки, я был бы уверен, что она исходит от старого путевика, по крайней мере полжизни посвятившего путевому хозяйству. Записка Дзержинского предрешила дело: коллегия приняла такой вариант, который давал транспорту возможность быстрого восстановления.

Феликс Эдмундович с присущей ему неиссякаемой энергией, страстностью в работе принялся восстанавливать разрушенные мосты. Время было трудное. Промышленность сама только оправлялась от последствий гражданской войны. О таких заказах, которые мы делаем сейчас «Стальмосту», не могло быть и речи. Приходилось идти на всякие ухищрения, делая, например, из двух старых мостовых ферм одну для нового моста. И тем не менее, воодушевленные железным руководством Ф. Э. Дзержинского, мы сумели в эти исключительно тяжелые три года восстановить все основные, наиболее крупные мосты.

1923 год. Правительство поручает Особому комитету под руководством Дзержинского достроить линию Аулиэ-Пишпек – головной участок будущего Турксиба. Я был привлечен в качестве технического руководителя этого строительства. Феликс Эдмундович сам разрешал все возникавшие в процессе строительства вопросы. В течение года линия протяжением 252 километра была построена – темпы небывалые по тому времени.

Дзержинского крайне заботило, что наркомат, по существу, не знал как следует сети своих железных дорог, их состояние. В 1923 году Феликс Эдмундович решил обследовать дороги с помощью ответственных товарищей, которых он назвал генеральными докладчиками. Генеральные докладчики разъехались по местам и вскоре один за другим стали докладывать на коллегии НКПС свои впечатления. Мне тоже посчастливилось принять участие в этой работе. Я был генеральным докладчиком по Средне-Азиатской дороге. Хорошо помню, как много интересных, самых неожиданных вопросов задавал мне Феликс Эдмундович, когда я делал свой доклад.

Вспоминая о Дзержинском как о наркоме транспорта, нельзя не помнить о нем как о человеке. Феликс Эдмундович производил буквально чарующее впечатление на всех, кто соприкасался с ним по работе. Человек, символизировавший стальной меч революции, был всегда чутким, удивительно внимательным, даже ласковым по отношению к своим работникам.

Когда приходилось говорить с Дзержинским по делу, он буквально забрасывал вопросами. Вопросы были непростые. Феликс Эдмундович хотел получить ответ, предусматривавший чуть ли не все случаи, все возможности. Даже я, старый железнодорожник, под градом таких вопросов подчас начинал чувствовать себя в затруднительном положении. Феликс Эдмундович моментально замечал усталость или замешательство собеседника. Он тут же переводил разговор на другую тему, начинал шутить и смеяться.

Вспоминаю один мелкий, но характерный факт. Группа железнодорожников, в том числе и я, жила в одном доме по Басманному переулку. Кто-то нас задумал выселять. Что делать? Пришла дерзкая мысль – направить председателя нашего жилищного товарищества к Дзержинскому. Феликс Эдмундович его принял, внимательно выслушал и пообещал «помочь, чем может». В тот же день выселение, понятно, было приостановлено.

Оглядываясь сейчас назад на свой пройденный жизненный путь, я с чувством особой гордости вспоминаю три года работы с таким изумительным наркомом, как Дзержинский. Феликс Эдмундович на транспорте, как и потом в промышленности, как в обороне страны от внешней и внутренней контрреволюции, был всегда верным носителем и проводником великих идей человечества, идей Ленина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.