42. Почему белогвардейцы проиграли

42. Почему белогвардейцы проиграли

Уже в период гражданской войны начали всплывать сведения и документы о том, кто же на самом деле стоял за крушением России. Так, видный американский политик Генри Стид в марте 1919 г. имел доказательства тайного антироссийского сговора американских банкиров. Был очень взволнован, получив такие документы. Но наивно передал их не кому иному… как полковнику Хаусу. Подборка материалов на данную тему содержится и в десятичном файле (861.00/5339) госдепартамента США. Центральный документ данной подборки — доклад «Большевизм и иудаизм», датированный 13 ноября 1918 г. В нем указано, что «революция в России была задумана в феврале 1916 г.». «Было установлено, что нижепоименованные лица и предприятия принимали участие в этом разрушительном деле». Перечисляются Яков Шифф, другие руководители фирмы «Кун и Лоеб» — Феликс Варбург, Отто Кан, Мортимер Шифф, Джером Ханауэр, а также Гугенгейм, Макс Брейтунг, Исаак Зелигман.

Этот же доклад на русском языке был опубликован 23 сентября 1919 г. в газете «В Москву!», издававшейся в Ростове. Представлен он был как «документ, составленный высшим комиссаром французского правительства и послом при Федеральном правительстве в Вашингтоне», указан номер документа «618–6 № 912 — разведывательный отдел 2». Среди составителей упомянут и «русский, работавший в министерстве военной торговли США». В ростовской публикации кроме лиц и организаций, перечисленных в американском варианте, назывались также Американский еврейский комитет, парижская фирма «Братья Лазар», российский банк Гинзбурга, сионистская организация «Поалей» [139].

В архивах США сохранились и следы переписки между госдепартаментом и американским посольством в Великобритании. Телеграмма из Лондона от 16 октября 1919 г. сообщала: «Секретно. Для Уинслоу от Райта. Финансовая помощь большевизму и большевистской революции в России от видных американских евреев: Якова Шиффа, Феликса Варбурга, Отто Кана, Менделя Шиффа, Джерома Ханауэра, Макса Брейтунга и одного из Гугунгеймов. Соответствующие документы в распоряжении полиции от французских источников. Запрашиваются любые факты касательно этого…» Ответ гласил: «Нет доказательств касательно этого, но ведем расследование…», а главное: «Прошу настоять перед британскими властями о приостановке публикации». Следующая телеграмма в Лондон по данному поводу датирована 28 ноября. «Для Райта. Документ касательно финансовой помощи большевикам видными американскими евреями. Отчеты идентифицированы как французский перевод заявления, первоначально подготовленного по-английски русским гражданином в Америке и т. д. Кажется очень неразумным предавать гласности». После чего кто-то наложил резолюцию: «Я думаю, мы похороним все дело» [139]

Разоблачения «хоронили», тщательно прятали концы в воду. А Белую гвардию предавали. Нет, не все представители Антанты были замешаны в такой политике. Среди них было много честных людей, искренне желавших помочь нашей стране. На Севере плечом к плечу с русскими героически сражались английские и австралийские добровольцы. На Юге прекрасно дрались британские добровольцы-летчики, в Сибири — польские и сербские части. Английские и французские моряки на Черном море не раз из личных симпатий, без ведома своих правительств, помогали белогвардейцам артогнем, выручали при эвакуациях. Генерал Хольман стал не просто представителем Британии, а другом и соратником Деникина, а американский адмирал Мак-Келли лично рисковал жизнью, спасая в шторм одесских беженцев…

Такой была персональная позиция многих иностранцев. Но скрытые пружины закулисной политики действовали в противоположную сторону. Поставки оружия, боеприпасов, снаряжения для белогвардейцев были мизерными. Хотя для держав Антанты это имущество не представляло ни малейшей ценности. По окончании войны остались такие огромные военные запасы, что они все равно подлежали уничтожению, — затраты на хранение были бы слишком значительными. Но нет, присылая белым правительствам два-три парохода с военными грузами, требовали оплаты российским сырьем, сельскохозяйственной продукцией, обещаниями тех или иных уступок. Начисляли себе оплату с дореволюционных русских счетов в западных банках, записывали поставки в государственный долг России. Колчаку западные правительства предоставили заем, 40 % взяли британские банки, 60 % американские. Однако заем должен был обеспечиваться золотом, которое было отправлено в Сан-Франциско в августе-сентябре 1919 г. То есть вооружение и снабжение продавали за золото. И при этом еще надували. Так, вместо заказанных пулеметов Кольта американцы прислали пулеметы Сен-Этьена — рухлядь времен Мексиканской войны, неуклюжие колымаги на треногах, совершенно не пригодные в полевом бою. Часть оплаченных заказов и вовсе не выполнили.

Кстати, союзники за время гражданской войны вывезли из России гораздо больше богатств, чем затратили средств. На Севере, например, разграбили скопившиеся на здешних складах запасы пушнины, ценного сырья, леса. Потом американцы утверждали, что англичане нахапали больше, а англичане — что американцы. Спорили и боролись за добычу. Американский посол Френсис доносил, что «британские солдаты долгое время были колонизаторами», поэтому не проявляют уважения к чувствам русских. Подчеркивал: «Поведение британских военных и гражданских властей в Архангельске и Мурманске указывает на желание закрепить за собой исключительные привилегии в этих портах»; «англичане спешат заключить с русскими соглашения исключительного характера, обеспечивающие им преимущества», — и предлагал противодействовать этому. А с другой стороны, Ллойд Джордж и Бальфур приходили к выводу: «Американцы заинтересованы в слабом правительстве в России, нуждающемся в зарубежной помощи». И ставили задачу «не допустить гегемонии США» [168].

Ну а когда, по мнению политиков Антанты, угроза распространения большевистской революции на Европу миновала, Версальские требования к побежденным были продиктованы и подписаны, был взят тайный курс на ликвидацию мешающего и путающегося под ногами Белого движения. Несмотря на желание многих британских деятелей удержать за собой русский Север, их пересилили другие круги, считавшие более выгодными для себя иные способы эксплуатации России. И в конце лета 1919 г. в Архангельске и Мурманске была объявлена эвакуация иностранных войск. На складах здесь по-прежнему оставалось огромное количество военных грузов, завезенных еще при царе, при Временном правительстве (и оплаченных русским золотом!) Но англичане вместо того, чтобы передать их белой армии Миллера, принялись все уничтожать. Сжигали склады, топили запасы в море — позже белогвардейцам пришлось добывать снаряды для своей артиллерии с помощью водолазов. Впрочем, американцы оказались практичнее. Свои склады со снаряжением они уничтожать не стали. Вместо этого… перепродали их второй раз. Большевикам. Через свою миссию Красного Креста. Продали в кредит, с оплатой будущими поставками сырья.

Северо-Западная армия Юденича летом 1919 г. начала готовить второе наступление на Петроград. При этом велись переговоры с Маннергеймом — удар Финляндии, имевшей довольно сильную армию, гарантировал стопроцентный успех. Но вмешался руководитель союзных миссий в Прибалтике английский генерал Гофф. Который, как писал участник переговоров генерал Марушевский, сделал буквально все, чтобы финны не вступили в войну на стороне белых. В итоге были выработаны условия довольно странного характера. От белогвардейцев требовалось не только признать независимость Финляндии, но и отдать ей Карелию, Кольский полуостров. Однако и за это выступление финнов против большевиков отнюдь не гарантировалось. Обещалось лишь то, что уступки станут «почвой для подготовки общественного мнения к активному выступлению». Колчак, запрошенный Юденичем, естественно, такие условия отверг. А на выборах в Финляндии Запад подыграл сопернику Маннергейма Стольбергу, лидеру «партии мира». Он стал президентом, и вопрос о союзе финнов с белогвардейцами окончательно снялся с повестки дня.

А в августе в отсутствие Юденича Гофф и его помощник Марш собрали вдруг в Таллине русских общественных деятелей, промышленников и потребовали от них тут же, не выходя из комнаты, сформировать «демократическое русское правительство». Был заранее готов и список министров. И первое, что должно было сделать «правительство» — «признать абсолютную независимость» Эстонии. На все про все давалось 40 минут. В противном случае, как грозили англичане, «мы будем вас бросать», и армия не получит ни одной винтовки и пары сапог. Юденич, находившийся в Нарве, прислал телеграмму, настаивая, чтобы не принималось решений без него. А деятели, собранные в «правительство», засомневались, согласится ли Юденич с односторонним признанием Эстонии, даже без взаимных обязательств. Гофф и Марш ответили, что на этот случай «у нас готов другой главнокомандующий». А о телеграмме Юденича сказали, что она «слишком автократична, она пришлась нам не по вкусу» [112].

У Северо-Западного «правительства» фактически не было выбора, и оно выполнило все требования. Англичане за это все же начали поставки для армии, но прислали всякий хлам. Из танков, отгруженных Юденичу, оказался исправен только один, из аэропланов — ни одного. Тем не менее даже с плохим оружием белогвардейцы перешли в наступление. Наголову разгромили 7-ю красную армию и вышли на ближние подступы к Петрограду. Большевики уже разрабатывали планы уличных боев, строили баррикады. Начали эвакуацию города, вывозя по 100 вагонов в сутки, хотя многие считали это бессмысленным. Были уверены, что падение Петрограда вызовет развал, восстание и крушение самой советской власти. Среди большевиков царила паника. Готовились уходить в подполье, удирать за границу…

Для спасения положения в Питер примчался Троцкий. Снова наводил порядок и останавливал бегущих расстрелами. Провел массовую мобилизацию в армию, подгребая в нее рабочих, «совслужащих» и даже «буржуев». Таких ополченцев вооружали пиками, полицейскими шашками, а то и ничем. А за спиной ставили пулеметы и гнали в атаки. Это оборачивалось настоящей бойней, на Пулковских высотах полегло 10 тыс. мобилизованных. Но достигался выигрыш во времени, чтобы перебросить соединения с других фронтов. Вообще про поезд Троцкого в гражданскую войну ходили легенды — там, где он появлялся, положение выправлялось, поражения сменялись победами. Объясняли это тем, что с наркомом разъезжал штаб опытнейших военных специалистов, поезд и сам мог поддержать бой личной «гвардией» Троцкого, тяжелыми орудиями.

Но на нем имелось и вооружение, куда более опасное, чем пушки. Мощная радиостанция, позволявшая связываться даже со станциями Англии, Франции, Испании. И можно выявить некую загадочную (или не совсем загадочную?) закономерность. Когда красным приходилось туго и Лев Давидович прибывал выправлять ситуацию, по «совпадениям» начинались неполадки в белых тылах. Эти неполадки всегда были так или иначе связаны с иностранцами. А Лев Давидович — опять же, по «совпадению», всегда очень умело пользовался затруднениями, возникшими у противника. Так было и под Питером.

По соглашениям, которые удалось достичь Юденичу с союзниками и эстонцами, белые войска наносили главный удар. А второстепенные участки занимали эстонские части. На эстонцев возлагались и переговоры с гарнизоном форта Красная Горка, где солдаты опять проявляли колебания, выражали готовность перейти на сторону белых. Приморский же фланг должен был прикрывать английский флот. Но никаких переговоров с Красной Горкой эстонцы даже не начали. Мало того, в решающий момент эстонских частей на фронте вообще не оказалось. Они ушли. И британские корабли не появились [66].

А Троцкий с поразительной «прозорливостью» направил прибывающие свежие дивизии именно на оголившиеся участки. Приказал высадить в тылу Юденича морские десанты. И белая армия, попав почти в полное окружение, покатилась назад. Причину предательства правительство Эстонии совсем не скрывало. Заявляло: «Было бы непростительной глупостью со стороны эстонского народа, если бы он сделал это» (т. е. помог бы белогвардейцам победить) [104]. Кроме того, эстонский премьер Тениссон и министр иностранных дел Бирк в меморандуме от 16 декабря 1919 г. проговорились: «… Два месяца тому назад советское правительство сделало эстонскому правительству мирное предложение, открыто заявляя, что готово признать самостоятельность и автономию Эстонии и отказаться от всяческих наступательных действий против нее» [104]. Таким образом, как раз в октябре, как раз в разгар боев за Петроград, начались закулисные переговоры.

А в ноябре, когда разбитые остатки армии Юденича откатились на территорию Эстонии вместе с толпами гражданских беженцев, их стали разоружать и загонять в лагеря. Очевидец писал: «Русских начали убивать на улицах, запирать в тюрьмы и в концлагеря, вообще притеснять всеми способами. С беженцами из Петроградской губернии, число коих было более 10 тысяч, обращались хуже, чем со скотом. Их заставляли сутками лежать при трескучем морозе на шпалах железной дороги. Масса детей и женщин умерли. Все переболели сыпным тифом. Средств дезинфекции не было. Врачи и сестры при таких условиях также заражались и умирали. Вообще картина бедствия такова, что если бы это случилось с армянами, а не с русскими, то вся Европа содрогнулась бы от ужаса» [66]. Зимой держали людей за колючей проволокой под открытым небом. Не кормили. Гоняли на каторжные работы. Тысячи погибли.

А официальный Таллин в упомянутом меморандуме от 16 декабря нагло заявлял: «Эстонские военные и гражданские власти делают все, что они считают возможным и нужным делать. Им совершенно невозможно снабжать русские части… одеждой, так как Эстонское правительство не имеет ее в достаточном количестве. Сверх того, Северо-Западная армия была богато снабжена продовольствием и обмундированием… Принимая во внимание свой малый запас продовольствия, Эстонское правительство не может допустить, чтобы столь большие массы кормились, не давая в обмен своей работы…» [104]. Все это происходило при полном попустительстве Антанты. А Троцкий за оказанные услуги щедро расплатился. 5 декабря с Эстонией было заключено перемирие, а 2 февраля — Тартуский договор, по которому эстонцам впридачу к их национальной территории отдали 1 тысячу кв. км русских земель.

Предательство разыгрывалось и на Востоке. С июля 1919 г. Яков Шифф, в качестве «почетного советника» Русского информационного бюро вдруг стал заявлять, что «на территории, которую контролирует Омское правительство, существуют мягко говоря неблагоприятные условия для евреев». Предложил директору бюро Заку «передать слово предупреждения» для «друзей в Сибири». А в конце 1919 г. Шифф уже прямо объявил, что «Колчак занимает антисемитскую позицию», и имеются доказательства, «что на всей территории, находящейся под контролем режима Колчака, совершаются самые жестокие и зверские убийства в отношении еврейского населения. Эти чудовищные деяния совершаются по прямым приказам военного начальства». От такого заявления опешил даже Зак, да и вообще история умалчивает, откуда же взялось в Сибири «еврейское население»? Но подобные высказывания стали сигналом для всех закулисных сил — игры с Колчаком пора кончать.

Против Верховного правителя при участии представителей Антанты стали создаваться заговоры. Но у него еще оставалось кое-что, весьма соблазнительное для союзников. Изрядная часть золотого запаса России. И перед падением Омска к нему явились в полном составе главы военных и дипломатических миссий Антанты, потребовав передать золото «на хранение» иностранным державам. Адмирал отказался. Ответил, что золото принадлежит не ему, а России. Тем самым он подписал себе смертный приговор.

Чехословацкие части, размещенные по Транссибирской железной дороге и подчиненные французскому генералу Жанену, захватили магистраль. 18 ноября генерал Сыровой отдал по чешским войскам приказ «Наши интересы выше всех остальных». Предписывалось остановить отправку русских эшелонов и не пропускать их, пока не проедут все части чехов со своим «имуществом». Действия союзников сразу вылились в откровенные бесчинства. Поезда с беженцами и ранеными останавливали, загоняли в тупики и отбирали у них паровозы. 121 эшелон — все битком набитые людьми, встали на путях обездвиженные. У тех, кто застрял на крупных станциях, еще были шансы выжить. А те, чьи паровозы отцепили на глухих полустанках и разъездах посреди тайги, оказались обречены на замерзание и смерть от голода и тифа. Вымирали целые вагоны и эшелоны, превращаясь в братские могилы.

Остатки колчаковских войск чехи на железную дорогу не пускали, и разгромленные части с обозами беженцев — за каждой дивизией тащилось 4–5 тыс. телег, двинулись по старому Сибирскому тракту. Пешком, на санях, подводах, 2 тысячи километров в зимние морозы. Шли и ехали, пробиваясь сквозь снежные заносы и пургу, массами погибая от тифа, обмораживаясь и замерзая. У поезда Верховного правителя тоже отцепили паровоз, и он застрял в Верхнеудинске, лишенный связи с внешним миром, оторванный от рычагов управления и от своих войск.

А тем временем в Иркутске при участии главы союзных миссий Жанена прошли переговоры с «демократами» и большевиками. На этих встречах было сформировано подобие нового «правительства», Политцентр, который поднял восстание. И союзники продали Колчака, вынудили его отречься от поста Верховного правителя, гарантируя, что он будет взят под международную охрану и сможет частным лицом выехать за рубеж. После чего «международная охрана» из чехов выдала его Политцентру. На смерть. За такую цену чехи и другие представители Антанты получили возможность беспрепятственно выехать из Сибири и вывезти многие эшелоны награбленного барахла. Хотели под шумок и золотой запас прихватить, да не получилось. Партизаны не позволили, отобрали.

Ну а на Юге шельмовали Деникина. Навязывали проекты кабальных концессий, однако Антон Иванович такие поползновения отвергал. Когда белогвардейцы разгромили красных на Северном Кавказе, англичане послали с Каспия десантный отряд, чтобы захватить Грозный и нефтяные месторождения. Этого тоже не позволили сделать, направленная Деникиным конница опередила союзников. Державы Антанты взяли под покровительство враждебную русским Грузию, другие закавказские республики. Исподтишка поддерживали «Горскую республику» в Дагестане. Когда в Чечне поднял против белых восстание Узун-Хаджи, провозгласив «шариатскую монархию», он также стал получать поддержку Запада через Грузию и Азербайджан. А в результате этих интриг во время наступления на Москву Деникину пришлось отвлекать значительные силы против Чечни и для прикрытия грузинской границы.

Естественным союзником белогвардейцев казалась Польша, имевшая вторую по численности армию в Европе (после большевиков) и воевавшая с Советами. И Деникин относился к ней как к союзнице. Отправил на родину польскую бригаду, сражавшуюся в рядах его армии, белые власти помогали вернуться домой польским беженцам и пленным. Учитывался «союз» и при планировании операций. Частью сил был нанесен удар на Киев, чтобы соединиться с поляками, открыть железнодорожное сообщение с Европой. И при наступлении на Москву основные силы сосредоточивались на западном фланге.

Ан не тут-то было! Все послания Деникина в Варшаву остались без ответа. Его представитель полковник Долинский, направленный в Польшу под предлогом формальных недочетов в документах не был принят правительством и подвергался всяческим унижениям. Прибывшая к Деникину из Варшавы миссия Карницкого выдвигала территориальные претензии, демонстрировала карты «земель польского расселения» от Риги до Киева и Одессы, но от переговоров о совместных действиях уклонялась. А масон Пилсудский откровенно заявлял английскому генералу Бриггсу, что ему «не с кем разговаривать, так как и Колчак, и Деникин — реакционеры и империалисты». Когда же Добровольческя армия взяла Орел и рвалась к Туле, поляки… заключили с красными перемирие. Троцкий смог снять с польского фронта и перебросить против Деникина 43 тыс. штыков и сабель. Красные войска спокойно развернулись к полякам тылом и повели наступление на Киев и Чернигов, выходя в тыл ударной группировке белогвардейцев [46]…

Деникинцы потерпели поражения. Началось отступление. После ужасов прошлого большевистского нашествия с белыми частями уходили десятки тысяч беженцев, запрудив обозами все дороги. Один поток катился на Кубань и Кавказ, другой в Крым, третий на Одессу. Но по мере ухудшения положения белогвардейцев интриги иностранцев становились все более наглыми и неприкрытыми. Антанта поощряла кубанских самостийников, в Париже под крылышком западных держав представители Кубанской Рады провели переговоры и заключили союз с «Горской республикой». На территории Юга России вдруг очутился Яков Рубин, американский банкир из фирмы «Рубин Бразерс», имевший тесные связи с Рокфеллером, Мортимером Шиффом, Джеймсом Шпейером. Но делами он занялся вовсе не финансовыми. Наводил контакты с подпольем и развернул столь активную и столь подозрительную деятельность, что деникинская контрразведка арестовала его как большевистского шпиона. Но под давлением союзников, естественно, выпустила. В феврале 1920 г. Рубин вместе с представителями американского Красного Креста оказался в Одессе, участвовал в подготовке большевистского восстания и, как докладывал адмирал Мак-Келли, «помогал образовать советское правительство в Одессе» [139].

Ну а белых защитников Одессы союзники снова обманули. В городе скопилось множество беженцев. Штаб французского главнокомандующего в Константинополе обещал обеспечить морскую эвакуацию, договориться с Румынией о пропуске войск и мирных граждан на ее территорию. Однако в критический момент пришло лишь несколько кораблей, которые поспешили отчалить при первой же близкой перестрелке. А когда массы людей двинулись пешком к румынской границе, их встретили на льду Днестровского лимана пулеметами и артиллерией. 16 тыс. человек перешли Днестр выше по течению, возле Тирасполя. Но беженский табор румыны окружили пулеметами и начали расстреливать. Многих перебили. Другие бежали обратно и были захвачены красными [188]. Некоторые части под командованием Бредова сумели добраться до расположения поляков. Которые разоружили русских и интернировали в концлагерях.

На территории Грузии меньшевики и эсеры создали Комитет освобождения Черноморья, грузины вооружили и обучили «зеленую» армию, и она нанесла удар деникинцам в спину, заняв Сочи и Туапсе. В самой ставке Деникина орудовал дипломатический представитель Англии Киз, пытаясь организовать заговор наподобие иркутского Политцентра. Ездил на британском миноносце в Сочи для переговоров с «зелеными», закидывал удочки белым генералам, прорабатывая возможность переворота против Деникина [46]. Организовать мятеж не сумел, но посеял семена раздоров и недоверия, что в конце концов привело к уходу Антона Ивановича с поста главнокомандующего.

Часть белых войск удалось вывезти из Новороссийска в Крым. Другие осколки антибольшевистских армий, обросшие таборами беженцев, спасались кто как может Бесконечные вереницы людей на повозках и пешком двигались обреченно и безнадежно, не задумываясь, куда и зачем — только бы подальше от красных. Свирепствовал тиф, на телегах штабелями везли больных, оставляя на обочинах бесчисленные могилы. Остатки уральских казаков после страшного пути по прикаспийским зимним солончакам и пустыням были вывезены морем с Мангышлака в Персию. По другому берегу Каспия откатывались астраханская группировка и Каспийская военная флотилия. Азербайджан их не принял, попытался обманом захватить корабли, и они тоже ушли в Персию, к англичанам, которые разоружили и интернировали всех воинов, попавших в их расположение.

С Терека казаки, белогвардейцы и гражданское население уходили через зимние перевалы Кавказа, по Военно-Грузинской дороге. В Грузии их загнали в концлагеря в малярийной местности близ Поти. А поток кубанских и донских казаков с семьями и обозами, около 40 тыс. человек, через Гойтхский перевал вышел на Черноморское побережье. Грузия их на свою территорию вообще не пропустила, они расположились таборами у Сочи и Адлера. Начался голод. Люди ели лошадей, падаль, древесную кору, их косили тиф и холера. Большинство сдалось красным… И в целом такой финал борьбы оказывался закономерным. Белое движение, пытаясь опереться на союз с Антантой, не имело ни малейших шансов победить, поскольку союзники сделали все, чтобы оно не смогло победить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.