26. Линия Маннергейма
26. Линия Маннергейма
Советский Союз пока еще не вступал в войну, не объявлял ее ни одному государству. Хотя фактически он стал союзником Германии. Коминтерн предписал коммунистам всех стран «начать широковещательную кампанию против войны и разоблачать происки Англии». Председатель исполкома Коминтерна Георгий Димитров совсем недавно был подсудимым на скандальном процессе о поджоге рейхстага, на весь мир гремели его пламенные речи, обличающие нацизм. Но сейчас он провозглашал совсем другое: «Легенда о якобы справедливом характере антифашистской войны должна быть разрушена».
Очень важным фактором стало и экономическое сотрудничество. В Германию начались поставки продовольствия, горючего, стратегического сырья. В 1939 г. немцам предоставили товарный кредит на 180 млн. марок, потом еще на 500 млн. Только за 12 месяцев, с февраля 1940 по январь 1941 г., СССР поставил Гитлеру 1 млн. тонн кормовых злаков, 900 тыс. тонн нефтепродуктов, 100 тыс. тонн хлопка, 500 тыс. тонн фосфатов, 100 тыс. тонн хромовой руды, 300 тыс. тонн железа и чугуна, 2400 кг платины, марганцевую руду, металлы, лес. Немцам разрешили дозаправку и ремонт кораблей, в том числе военных, в советских портах [20, 41].
Однако такое сотрудничество было отнюдь не бескорыстным, оно оказывалось чрезвычайно выгодным для СССР. Германия поставляла взамен новейшие образцы самолетов, станки, морские орудия и другую технику. А особенно важной стала ее поддержка на внешнеполитической арене. Сталин получил возможность строить такие планы, о которых раньше ему приходилось разве что мечтать. А просматриваются эти планы достаточно определенно: он мечтал восстановить пределы погибшей Российской империи!
Впрочем, он не добивался буквального восстановления старых границ. Например, по опыту войны с Польшей в 1920 г. Сталин знал, насколько там сильны русофобские настроения. Иосиф Виссарионович не стал претендовать на восточные польские области, хотя раньше они принадлежали России. Предпочел вместо этого запросить Западную Украину – вот она-то не относилась к России, но была населена родственным народом, и наши войска пытались присоединить ее в ходе Первой мировой.
Согласно пакту Молотова – Риббентропа, в зону советских интересов вошли и республики Прибалтики. В октябре 1939 г. к правительствам Эстонии, Латвии, Литвы, Финляндии последовали примерно одинаковые обращения: Москва предлагала им заключить договоры о взаимопомощи, разместить на своей территории советские военные базы. Хотя конкретные поводы для обращений были разными.
У Литвы Польша отняла в свое время город Вильнюс и Вильнюсский край, столицей государства был Каунас. Сталинское правительство предложило возвратить их, если Литва вступит в союз с СССР на предлагаемых условиях. Литовцы с превеликой радостью ухватились, подписали требуемые договоры. В Эстонии обошлось без радости и без щедрых подарков. Польская подводная лодка, удравшая со своей оккупированной родины, причалила в Таллинне. По международным законам ее требовалось интернировать, к экипажу приставили эстонских полицейских. Но это было похоже на инсценировку. Эстонцы сочувствовали полякам, позволили подремонтироваться, дозаправиться. А потом экипаж изобразил, будто напал на охрану, обезоружил ее – и ушел в море.
Москва подняла скандал. Заявила, что подводная лодка создает опасность для мореплавания и Балтийского флота. А эстонцы показали, что не способны обеспечивать собственный нейтралитет, поэтому обязаны принять советские войска. Ну а к Латвии было предъявлено требование предоставить для советских кораблей морскую базу в Либаве (Лиепае). Эстонцы и латыши запаниковали, кинулись к своим немецким друзьям, но Германия четко выдержала договоренность. Дипломаты Риббентропа «посоветовали» прибалтам принять русские условия. Тем ничего не оставалось делать, кроме как выполнять.
Финляндия среди прибалтийских республик стояла на особом месте. Под властью царя она находилась на сотню лет меньше, чем Эстония или Латвия. В составе Российской империи ей было сохранено внутреннее самоуправление, дарована конституция. Но в судьбах нашей страны она сыграла весьма грязную и неблаговидную роль. Ее самоуправлением беззастенчиво пользовались враги нашей страны, иностранная агентура, местные националисты. В Финляндии культивировалось русофобство, она становилась прибежищем революционеров, террористов. В Первую мировую стала открытыми воротами, через которые в Россию вливались подрывные элементы. После революции финны раздули антирусскую истерию, убивали солдат, матросов, гражданских лиц – не обязательно большевиков, а русских, кто под руку попался. Был заключен союз с немцами, на территорию только что родившейся республики пригласили германские войска. Но и англичане, американцы, французы предпочли не вспоминать об этом союзе, обласкали Финляндию – она занимала слишком важное геополитическое положение.
В период между войнами Эстония и Латвия приноровились паразитировать на сотрудничестве СССР с западными державами, выступали перевалочными базами торговли, посредниками для сомнительных сделок, для вывоза за рубеж советского сырья и поставок западных товаров. Финляндия, в отличие от них, эксплуатировала вражду. На ее территории функционировали каналы для нелегального проникновения в Советский Союз, финские власти готовы были налаживать взаимодействие с любыми недругами нашей страны. Ненависть к русским подогревалась среди населения, в правительственных и военных кругах вынашивались проекты захватить Карелию, Кольский полуостров, другие районы Русского Севера.
Еще в начале 1930-х иностранные дипломаты отмечали, что политика Финляндии характеризуется «агрессивностью против России», и даже называли ее «наиболее воинственным государством Европы»! В аналитических сводках следовал вывод – какая бы держава ни начала войну с СССР, финны непременно присоединятся к нападающим. А это было опасно. На Карельском перешейке граница проходила всего в 15 км от Ленинграда!
Советское правительство учитывало эти факторы и финские настроения. В 1938 г., когда обстановка в Европе стала обостряться, высказало предложение отодвинуть границу на Карельском перешейке, а взамен готово было уступить другие земли. Нет, финны отказывались. Однако они понимали и очевидную вещь – в одиночку, без могущественных союзников, их страна куда слабее восточной соседки. Если русские вздумают прижать их, это может плохо кончиться. Поэтому на Карельском перешейке возводилась линия Маннергейма. Она была слабее, чем чешские укрепления в Судетах или линия Мажино – ведь и сама Финляндия была не настолько богатой страной. Она и без того тратила слишком много на вооружение. Но и здешняя природа – гранитные валуны, скалы – помогала усилить оборону.
В октябре 1939 г. Москва повторила предложение – уступить приграничный район, прилегающий к Ленинграду. Вместо этого Финляндия могла получить вдвое большие территории в Карелии. Кроме того, СССР просил в аренду несколько островов и полуостров Ханко для размещения военно-морской базы. Однако финны ответили категорическим отказом. Они тоже, наряду с эстонцами и латышами, метнулись за помощью к немцам, но получили аналогичные рекомендации – принять советские требования. Однако Финляндия германский совет не выполнила. Советские дипломаты пробовали торговаться, нажимать на нее. Сталин сам участвовал в переговорах, несколько раз смягчал условия.
Финский президент Маннергейм уже готов был согласиться, не видя иного выхода. Но парламент встал на дыбы, не позволил президенту подписывать договор. Финляндия стала единственной из прибалтийских республик, отвергшей советские предложения. И не просто отвергшей. Со страниц газет, из программ финских радиостанций, с парламентских трибун выплеснулась волна дикой злобы и клеветы на русских. В этой накаленной и больной атмосфере, под вопли ненависти, военное министерство 10 октября призвало резервистов на «учения». Это означало полную мобилизацию.
А в советском командовании возобладали шапкозакидательские настроения. Японцев на Халхин-голе разнесли, поляков за несколько дней раздавили! Что там Финляндия! Сталина заверили – чтобы сломить ее, нужен один лишь Ленинградский округ, никаких дополнительных войск не потребуется [121]. Между тем обстановка на границе становилась все более напряженной. 26 ноября возле села Майнила на советской территории разорвались несколько снарядов. Кто их выпустил? Финны уверяли и до сих пор уверяют, что сами русские. Хотя больше похоже на то, что у кого-то из финских артиллеристов не выдержали нервы – этот вариант приняли советские дипломаты и историки. Как бы то ни было, несколько снарядов никому не нанесли вреда. Но у обеих сторон чесались кулаки, обе готовились драться. Обстрел оказался подходящим предлогом. Красная армия получила приказ 30 ноября перейти в наступление.
Силы, в общем-то, выглядели несопоставимыми. У финнов 14 дивизий, 265 тыс. солдат, 534 орудия, 30 танков, 270 самолетов. Против них развернулось 24 дивизии – 426 тыс. солдат, около 3 тыс. орудий, 2300 танков, свыше 2400 самолетов. Они были распределены по четырем армиям неравного состава. Самая сильная, 7-я, двинулась на штурм линии Маннергейма. 8-я выступила к финской границе севернее, в Карелии. 9-я действовала еще севернее. А 14-я во взаимодействии с кораблями Северного флота атаковала финнов у берегов Баренцева моря, в скалах Кольского полуострова.
В Москве были уверены – кампания станет скоротечной и победоносной. И если уж финны напросились на взбучку, церемониться с их республикой не стоит. Заранее создали финское коммунистическое правительство во главе с Куусиненом, из советских граждан и коминтерновских деятелей финской национальности начали формировать отряды финской Красной армии. Дальнейший сценарий просматривался очевидно. Это правительство будет призывать Финляндию к революции, переманивать войска на свою сторону, а потом сядет в Хельсинки и примет решение о вхождении в состав СССР.
Но из наступающих советских группировок успеха добилась только одна, северная. Она овладела полуостровами Рыбачий и Средний, городом Печенга (Петсамо). В Карелии наступление оказалось совершенно непродуманным. Перед нашими войсками простирались непроходимые дебри лесов и болот, их прорезали малочисленные дороги. По этим дорогам и пустили войска. Они растягивались бесконечными колоннами, вязли в снегах, и их клевали из лесов партизанскими ударами. Финны устраивали засады, артиллерийские ловушки. 163-ю дивизию пропустили на 80 км на свою территорию, а потом накрыли жестоким огнем, перерезали единственную дорогу, и она очутилась в окружении. К ней пыталась прорваться 44-я дивизия, но и ее постигла та же участь.
Впрочем, окружение было условным, реденьким пунктиром. Финские части перекрыли заслонами только деревни на дорогах. Но начальство запаниковало. Командир дивизии Виноградов, комиссар Пахоменко и начальник штаба Волков отдали приказ подчиненным выходить кто как может, сами удрали первыми. Их части и подразделения растерялись. Те, кто умело и целенаправленно двинулся пробиваться к своим, почти все пробились. Но другие ошалело тыкались по чащобам, замерзая или погибая от финских пуль. Или сдавались, хотя финны зверствовали, в плен брали мало. Захваченных красноармейцев даже не расстреливали, а резали или замучивали пытками. Виноградова, Пахоменко и Волкова приговорили к смерти, расстреляли перед строем загубленной дивизии – однако строй был слишком жидким, от дивизии мало что осталось.
На Карельском перешейке было еще хуже. Здесь произошло то же самое, что должно было произойти у немцев, если бы им пришлось штурмовать Судеты. 130 бетонированных укреплений и упрятанные под гранитными скалами дзоты, пулеметные точки хлестали атакующих шквалами огня. Снаряды полевых орудий эти укрепления не пробивали, а о крупных калибрах командование не позаботилось. Надеялось на танки. Ринутся сотни машин, и кто их остановит? Но танки останавливались сами перед полосами бетонных надолбов, выкопанными рвами, нагромождениями гранита. А финны применили против них простое, но эффективное средство: бутылки с зажигательной смесью. Советские легкие танки полыхали, как факелы [54, 82].
В декабре наступление было прекращено. Сталин приказал подготовиться получше. Создавался новый фронт, его командующим был назначен командарм 1-го ранга Тимошенко. Фактически всю подготовку начинали и организовывали заново, с нуля. Под Ленинград и в Карелию перебрасывали дополнительные войска, подвозили тяжелую артиллерию. Создавались лыжные части, военная флотилия на Ладожском озере, организовывалось взаимодействие с Балтийским флотом.
К финнам тоже поступали подкрепления – ехали добровольцы из Швеции и других стран, из них сформировался целый корпус. А Англия и Франция будто забыли, что они сами ведут войну с Германией! В правительственных кругах и генеральных штабах говорили только о «русской агрессии», на первые полосы газет выходили новости из Финляндии, а уж потом с собственного фронта. СССР за «агрессию» исключили из Лиги Наций. Финнам отправляли боеприпасы, вооружение, в том числе боевые самолеты. Британские генералы принялись составлять планы воздушных бомбардировок бакинских нефтепромыслов и городов Закавказья своей авиацией – если действовать с территории Ирака и Ирана. А Интеллидженс Сервис озаботилась проектами диверсий на советских промышленных объектах Лорд Горт и генерал Паунелл всерьез разрабатывали фантастический проект удара по Германии… с востока. Доказывали, что укрепления линии Зигфрида слишком сильны, поэтому будет целесообразным наступать из Ирана через Кавказ, попутно разгромить Советский Союз – и атаковать Германию с того направления, где она защищена слабее [147, 149]. А в Шотландии стал формироваться экспедиционный корпус для отправки в Финляндию. Кстати, наша разведка доложила Сталину об этих планах англичан. Способствовали ли они симпатиям к западной коалиции, догадаться не столь уж трудно.
Но в феврале Красная армия начала второе наступление на финнов. Ему предшествовала серьезная авиационная и артиллерийская подготовка. Десять дней тяжелые орудия и бомбардировщики перепахивали линию Маннергейма, выискивали и пытались уничтожить точечные цели неприятельских дотов и дзотов. А по ночам действовали саперы, разведывали и прокладывали проходы в минных полях. На Карельском перешейке действовали уже не одна, а две армии, 7-я и 13-я. 11 февраля они поднялись в атаку. Финны по-прежнему жестоко оборонялись, но русские действовали куда более грамотно. Выявленные огневые точки подавляли повторными артиллерийскими ударами, взрывали подобравшиеся группы саперов. Через три дня первая полоса укреплений была прорвана. Существовала еще и вторая. Но советские войска перегруппировались, подтянули артиллерию на новые позиции, и 21 февраля возобновили штурм.
Британский корпус для войны в Финляндии был уже сформирован, он насчитывал 57 тыс. солдат и офицеров. Западные державы подталкивали финнов, чтобы они официально запросили о помощи, забрасывали удочки в Швецию и Норвегию о пропуске войск через их территорию. Но победа явно клонилась на сторону Советского Союза. Ссориться с русскими и с их союзниками, немцами, шведам и норвежцам не хотелось. 2 марта они объявили об отказе пропускать английские войска к финнам. Да и Маннергейм не слишком доверял британцам и французам. Примеры Чехословакии и Польши были совсем свежими и наглядно показывали, как легко Париж и Лондон предают своих друзей. 8 марта, когда русские окончательно прорвали оборону на Карельском перешейке, Маннергейм обратился в Москву, запросил о мире.
Что ж, Сталин не отказался. Пока шли переговоры, 13 марта советские войска заняли Выборг. Но это были уже последние бои. Война завершилась. Потери советских войск оказались неожиданно огромными! За три месяца сражений было убито и умерло от ран 87 тыс. красноармейцев и командиров, еще 39 тыс. пропали без вести. 265 тыс. были ранены или обморожены. Были уничтожены несколько сотен танков и самолетов. Потери финнов были гораздо скромнее, 26 тыс. убитых и 45 тыс. раненых. Официальная советская пропаганда значительно уменьшила цифры своих потерь и увеличивала финские, но западные средства информации, наоборот, преувеличивали советский урон. Это стало серьезнейшим ударом по престижу Москвы. Теперь и в Германии, и в лагере ее противников заговорили, что русские – несерьезный противник.
Надо сказать, что для Советского Союза финская война сыграла роль жестокого экзамена, выявила массу недостатков в подготовке, организации и вооружении Красной армии. Их начали устранять – к сожалению, поздновато. А Сталин сделал из случившегося не только военные, но и политические выводы. Уже с декабря, после провала первого наступления, о марионеточном правительстве Куусинена упоминать перестали. Остервенелое сопротивление финнов показало, что они такое правительство не примут. Его придется поддерживать оружием, это обернется гражданской войной, партизанскими действиями, новыми потоками крови. Зачем?
Правда, после прорыва линии Маннергейма Финляндия осталась такой же беззащитной, как Чехословакия, потерявшая судетские укрепления. Советские войска могли уже легко продвигаться вглубь страны, захватить ее полностью. Но Сталин согласился мириться на очень мягких условиях. По сути, Советский Союз взял только то, что запрашивал изначально. Финляндия уступала Карельский перешеек и часть Западной Карелии, граница отодвигалась на 180 км от Ленинграда, Ладожское озеро становилось внутренним озером России. На севере к СССР перешли полуострова Рыбачий и Средний, а полуостров Ханко на Балтике передавался в аренду под военно-морскую базу. В грядущей войне все это очень пригодилось.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.