Коммерсант

Коммерсант

«Деньги не пахнут!..».

Веспасиан Тит Флавий, римский император.

«… Он просто не держал в руках афгани…».

Старлей Л.

Резкий, тошнотворный запах шибанул в нос, и старлей Л. мгновенно проснулся. Ему хватило пяти секунд на то, чтобы оценить окружавшую его словно облако обстановку.

— Убью гада!!.. — заорал он во всё горло и запустил в старлея С., ботинком капитана А., после чего опрометью бросился на улицу. Будучи уже в дверях, он бросил через плечо тоном не терпящим возражений:

— Окна открой, проветри!

На улице старлей отдышался. Ощущение было таким, словно он нырял на глубину и, поскольку, возвращение обратно в модуль было ещё проблематичным, решил посидеть некоторое время в беседке рядом. Бегавший поблизости пёс Рекс, было, бросился радостно навстречу к нему, но внезапно застыл как изваяние. В собачьем мозгу явно конфликтовали программы. Перед ним находился старлей Л., но запах от него исходил как от самого настоящего душмана. Но через пару минут свежий ветерок сделал свое дело. Рекс завилял хвостом, подбежал и лизнул руку старлею, дескать, извини друг, обознался!..

А произошло следующее, пока старлей Л., решил скоротать послеобеденный перерыв сном, его товарищ и сосед по комнате старлей С., не придумал ничего умнее, как пересчитать свои запасы местной валюты. Купюры показались ему излишне мятыми, и он принялся их гладить горячим утюгом. А надо сказать, что местные деньги население традиционно для надёжности пропитывает бараньим жиром. Причём, отнюдь не лучшего качества. А потому и запах был соответствующим. С некоторых пор, был ещё один повод, почему старлей не выносил этого, чудовищного запаха, он был причиной некоторых не особо приятных воспоминаний.

Когда старлею приходилось слышать, что в училище были некоторые совершенно ненужные предметы, он был готов плюнуть этому человеку в лицо. Хотя ещё недавно сам так думал. Но в пер вый же месяц пребывания в Афганистане он убедился как в соб ственной неправоте, так и в гениальности тех, кто составлял прог раммы военных училищ.

Вот, казалось бы, на кой чёрт будущему пилоту или инженеру, политэкономия с её первичными накоплениями капитала и прибавочной стоимостью?..

Ан, нет, оказалось очень даже надо!. В «Союзе», где прилавки магазинов не ломились от обилия ширпотреба, эти знания тихонько дремали на задворках сознания в разделе «к сведенью», поскольку проблемы недостатка личных финансов не было как таковой. Но первое же посещение гарнизонных «Берёзок» и дуканов проводило к неутешительному выводу: его личная покупательная способность далеко отставала от желания обладать. А хотелось, преимущественно молодым людям многого — джинсов, кроссовок, швейцарских часов, магнитофон, хороший подарок девушке, да всего не перечислить. Такой дисбаланс действовал на умы как разность потенциалов на электрический ток. Что, в свою очередь, привело к состоянию некой неудовлетворённости, которую работники политотдела называли не иначе, как недостойной советского человека жаждой наживы. Но именно эта «жажда» заставляла шевелиться мозги и применять на практике полученные знания.

К примеру, чтобы купить в дукане джинсы, нужна некая сумма. Получить её можно, поменяв некоторое количество чеков на афгани, или просто продать какие-либо материальные ценности. Но для этого нужно было этими самими ценностями обладать, а что делать тем, кто по роду службы выхода на них не имеет?

Нет, не зря преподаватели вдалбливали в юные головы формулу «деньги — товар — деньги». Вскоре было установлено, что если приобрести в военторге за чеки определённый товар и потом реализовать его оптом в дукане, то можно было достичь восьмикратной и более рентабельности, в сравнении с прямым обменом.

Упомянутое руководство политотдела называло это спекуляцией и боролось с ней в меру сил. Старлей вспомнил, как прилетевший к ним в командировку пропагандист зачитывал взятые в соответствии с «новым мышлением» Михаила Горбачёва «реальные» социалистические обязательства полка. После всевозможных «улучшить,, повысить… ускорить…», он приступил к «искоренению недостатков» и обозначил, так сказать, первый рубеж на пути к светлому будущему:

— сократить пьянство, на 15 %;

— сократить спекуляцию, на 20 %.

— сократить внебрачные половые связи, на 25 %!!..

Такая постановка вопроса заинтересовала старлея, он очнулся от полудрёмы в которой благополучно пережил весь доклад и далее уже с любопытством слушал пропагандиста. Тот повещал ещё минут пять, после чего традиционно обратился к присутствующим:

— У кого есть вопросы?

— У меня! — первым взметнул руку старлей.

— Слушаю вас, — тоном священника отпускающего грехи, сказал пропагандист.

Торжественное собрание, посвящённое годовщине Октябрьской революции. Как правило на подобных мероприятиях и озвучивались «солдатами партии» разные обязательства, отдуваться за выполнение которых приходилось другим.

— Я вот не понял, что брать за 100 %? А то ведь непонятно, что и как сокращать?..

Пропагандист расцвёл улыбкой кардинала Ришелье из фильма «Три мушкетёра»:

— Вам, товарищ старший лейтенант, вообще ничего нельзя, ни первое, ни второе, ни третье!..

Такой ответ озадачил старлея. Это что же получается, под «сокращение» попали только молодые пилоты? А потому на всякий случай он задал ещё один вопрос:

— А ему можно? — он указал на дремавшего рядом своего командира капитана А.

— Ему тоже нельзя, — с той же улыбкой сказал, как отрезал пропагандист. А чтобы пресечь дальнейшие дурные, по его мнению, вопросы, добавил:

— Никому из вас, ничего нельзя! Понятно?

— Понятно, — ответил старлей, хотя так ничего и не понял, но по опыту знал, что спорить с работниками политотдела занятие неблагодарное.

Эту «политическую арифметику» он понял потом, месяцев восемь спустя, когда на перроне гарнизона К. ожидал самолёт, чтобы навсегда покинуть Афганистан. Неожиданно раздался скрип тормозов, это подкатил УАЗик командира полка. Старлей приготовился к команде «смирно», но из машины вышел уже знакомый пропагандист и двое холёных солдат из штабной команды.

— Сюда выгружайте, — скомандовал пропагандист и бойцы принялись быстро извлекать из машины многочисленные сумки, чемоданы, баулы, на фоне которых, тощая сумка с личными вещами старлея, выглядела небольшим кошелёчком.

— Вот она, «арифметика» политотдела, — наконец-то понял старлей, — это мы, простые пилоты и технари входили в те самые пятнадцать, двадцать и двадцать два процента…

Он горько улыбнулся. Нет, не от зависти к вещам, на них ему было уже, плевать. Но, на кителе пропагандиста, красовался новенький орден! Старлей вспомнил, как накануне командир полка порвал представления к награждению пилотов только за то, что они в соответствии с русскими традициями собирались встретить заменщиков «как следует» 1*. И как ему было неловко перед друзьями, что его представление было послано неделей раньше, а у этого «героя», по всей видимости, не было ни стыда, ни совести…

Но это всё было потом, а тогда, едва пропагандист улетел обратно в К., старлей тут же отправился в военторг, в надежде прикупить что-нибудь на продажу.

К сожалению, поставки в военторги осуществлялись исходя из физиологических, а не коммерческих потребностей военнослужащих. И как часто бывает в природе, сложилась своеобразная иерархическая пирамида, в основании которой, поближе к материальным ценностям находились тыловые службы, затем штабы, всевозможные «комы», а на самой вершине находился лётный состав, командиры маршевых рот, взводов, а также прочая воюющая братия. Только в магазин происходила очередная поставка, мгновенно выстраивалась очередь, и весь, оставшийся после крупных хищников «колониальный» товар, сметался в считанные минуты. Увы, лётный состав в большинстве подобных случаев часто оказывался в пролёте, как всем известная фанера над Парижем…

Тем не менее, старлей Л., умудрился провернуть несколько подобных сделок, прикупив на полученную сумму себе пару кросовок взамен добротных, но не подходящих для местного климата, лётных ботинок. Благодаря этому обстоятельству, старлей JI. мнил себя опытным коммерсантом. Что, где и по какому курсу можно купить или продать, он знал не хуже, чем собственный вертолёт.

Правда, огорчало коммерсанта то обстоятельство, что, сопоставив частоту завоза товара в военторг и частоту пролётов, он вряд ли успеет до замены приобрести себе крутые джинсы, модный в то время костюм «варёнку», ну и некоторые другие приятные для молодого человека мелочи.

— А ладно, куплю всё это потом, на Родине в «Берёзке»! Много ли мне, холостяку, надо? — утешал себя старлей, но понимание того, что цены в «Союзе» уже будут не те, его, конечно, не слишком радовало. И тут судьба неожиданно решила сделать ему подарок…

В один из дней к нему в модуль заглянули двое однокашников по училищу, которые летали «праваками» на транспортных Ми-6. В этом не было бы ничего необычного, однокашник по училищу, это даже больше чем родственник. Но в этот раз дружеская встреча прошла несколько иначе.

— Слушай, — сразу приступил к делу старлей Б., — а тебе и вправду просто попасть в дуканы?

— Фуфло вопрос, — полуутвердительно-полуравнодушно пожал плечами старлей JI. Действительно, для него, шастающего каждый день по разным «помойкам», это было самым обычным делом.

— У нас к тебе деловое предложение, — вступил в разговор старлей К. — В общем, есть партия товара, но нет возможности сдать его в дукан. Давай так, мы его тебе привезём, а ты за определённый процент его реализуешь.

— Замётано, — согласился старлей JI.

На том и порешили…

…Недели три, друзья не прилетали и этот разговор уже начал забываться, а потому, когда, наконец, в его комнату завалили эти двое, с трудом волоча туго набитую парашютную сумку, старлей поначалу спросил удивлённо:

— Это чего?!..

— Ну, как же?.. Мы же договаривались!.. — едва не возмутился старлей Б. — Это товар!..

— Ах,, да-да-да… — тут же сменил тон, вспомнивший про уговор, старлей Л., — А чего там?..

Старлей Б., огляделся по сторонам и заговорщицким голосом прошептал:

— Шапки…

— Чего?.. — не сразу понял старлей Л.

— Смотри!.. — старлей Б., распахнул сумку.

Если бы в сумке оказались сокровища капитана Флинта, это бы произвело на старлея Л. гораздо меньшее впечатление. Поражённый тем, что открылось его глазам, он плюхнулся на кровать.

Дело в том, что такая обыкновенная, и никому особо не нужная в Союзе вещь, как офицерская шапка, в Афганистане являлась весьма ценным предметом. На деньги, вырученные от её продажи, можно было купить вполне приличные джинсы. Это обстоятельство объясняло многое, в частности, тот факт, что с прилавков военторгов Ташкента, Когана, Термеза, Читчика, напрочь исчез, пылившийся едва ли не десятилетиями (до 1980 года), этот совершенно не ходовой в южных регионах товар. От вида этого богатства у старлея Л. в полном смысле перехватило дыхание…

— Сколько их здесь? — произнёс он внезапно осипшим от волнения голосом.

— А ху… его знает, — честно признался старлей Б. — Когда мы их пи…ли, то не считали. Почём штука здесь?

— Тысяча, — механически ответил старлей JI, назвав фактически розничную(!) цену на этот товар и почти сразу же внутри него словно эхо отозвался ехидный внутренний голос:

— Ну, ты и дурак!.. Надо было девятьсот говорить…

Но было поздно, слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь. Но в тот день ему явно везло:

— Отлично! Нас устроить по восемьсот за штуку, — обрадовался старлей Б.

Как сказано в незабвенном романе Марио Пьюзо «Крёстный отец», это было предложение, от которого невозможно было отказаться!

Целых 20 %!!.. Все, кто изучал политэкономию в высших учебных заведениях страны, помнили известное выражение классиков марксизма, согласно которому, «ради прибыли в 10 % капиталист способен на любое преступление…» А тут было вдвое больше!! Это был весьма щедрый подарок. Впрочем, как вскоре выяснилось, щедрость эта возникла отнюдь не на пустом месте: накануне эти двое не смогли сбыть своё богатство на юге Афганистана и по шестьсот!..

Пообещав заглянуть через пару недель, друзья убежали на вылет, а старлей Л., остался один на один с сокровищем. Пользуясь тем, что капитан А., забыв обо всём, резался с доктором в карамболь, а два других соседа были на вылете, старлей Л, заперся в комнате и пересчитал товар. Когда же он умножил полученное число на двести, то у него пошла кругом голова… Углы комнаты, где квартировали пилоты, окутал бриллиантовый дым…

Да на эту сумму он сможет купить!.. Перед глазами проплыл целый ряд вещей, приобрести которые старлей и не мечтал!!..

Он быстро упаковал шапки обратно в сумку и принялся искать место, куда бы спрятать. Минут десять запихивал под кровать, но вздыбившейся куполом матрас показал бесполезность такого решения, и старлей те же десять минут доставал всё это обратно. Минут двадцать он носился с сумкой по комнате как хомяк, которому посчастливилось умыкнуть из котомки пастуха кусок сыра, и отвергал одно за одним потайные места. Наконец он нашёл укромный тайник, куда, судя по всему, никто не заглядывал уже несколько месяцев, доказательством чему служили вековые залежи мусора и толпы непуганых тараканов.

Запрятав богатство, старлеи вышел на улицу и неожиданно обнаружил, что не в силах удалиться далеко от своей комнаты, а всё проходящие мимо «рожи» выглядят крайне подозрительно.

Дня три старлей плохо спал, без крайней нужды не выходил на улицу, в столовой ел быстро, не ощущая вкуса пищи, а на вылетах мечтал только об одном, быстрее оказаться на аэродроме.

Наконец выпал полёт на площадку Б. Утром, старлей JI. поднялся раньше обычного и тихонько, чтобы никого не разбудить, достав своё богатство, понёс его на вертолёт. Внутренний голос велел ему как можно дольше держать эту операцию в тайне.

— Что это? — спросил бортовой техник, когда старлей стал запихивать свой баул в грузовую кабину.

— Да так… — нехотя ответил тот, — …передать просили.

Борттехника вполне устроило такое объяснение, да и стандартный брезент сумки не будил подозрения.

Когда на площадке старлей достал из вертолёта свой баул, он сразу ощутил себя неловко от подозрительно любопытных взглядов товарищей. Наверное, в далёкие 20–30 годы сельские активисты так смотрели на кулаков…

— Ничего, — утешал он себя, — минут через десять сдам всё это оптом, и буду свободен.

Старлей взвалил сумку на плечи и бодрым шагом заторопился впереди всех на рынок. Автомат болтался на шее и больно бил по груди, но он не замечал этого. Гораздо больше беспокоили колючие взгляды товарищей в спину.

— А у богатства, оказывается, есть и отрицательные стороны,

— подумал старлей. — Ничего, куплю с выручки две-три бутылки водки и всё наладится.

На рынке «шурави» с огромным баулом произвёл на торговцев такое же впечатление, как раненая газель на стаю гиен. Его мигом окружили, стали хватать за руки, за одежду и каждый пытался тащить к своему дукану. Но поскольку общая результирующая была равна нулю, то, разрываемый, на части, в буквальном смысле слова, старлей оставался стоять на месте. Он уже подумал, не дать ли очередь из автомата в воздух, как вдруг один из торговцев издал грозный крик. Нет, на самом деле это зарычал лев, и «хищники» поменьше, тут же послушно оставили свою жертву, отступив на пару шагов назад, но не уходили, в надежде, а вдруг и им что-нибудь, да обломиться…

Спаситель старлея действительно походил на льва. Высокий, упитанный торговец с роскошной чёрной бородой, он улыбнулся русскому офицеру почти как другу и широким жестом радушного хозяина пригласил «шурави» в свой дукан…

Несказанно обрадованный старлей, тут же воспользовался приглашением, выставил на прилавок и распахнул сумку.

Это была его вторая ошибка…

По тому, как алчно сверкнули глаза торговца, старлей понял, что либо он сдаст здесь весь свой товар, либо живым отсюда не уйдёт. Завистливый скулёж торговцев помельче рангом, похожий на плач гиен, был тому подтверждением. Он вздохнул, внутренне собрался и приготовился к жестокой схватке под названием торг, без которого на Востоке не проводится ни одна сделка…

…Старлей торговался с яростью и обречённостью бойца, защищавшего плацдарм на берегу моря. Он бился за каждую афгани буквально до последнего. В ход шли всевозможные аргументы от расхваливания на все лады качества товара, до гарантий возможности будущих поставок по эксклюзивным ценам… И всё же ему явно недоставало в этих делах опыта и он медленно, но верно сдавал позиции. Примерно через двадцать минут, когда «шурави» был прижат к «последнему рубежу» и уже подумывал отказаться от сделки, хитрый торговец неожиданно сделал «тактическое отступление», и они ударили по рукам. Правда, доля старлея уменьшилась примерно в шесть раз по сравнению с тем, что он планировал. Но общая сумма всё равно была огромной, и старлей с ужасом думал, как не ошибиться в подсчёте. Ведь торгашу ничего не стоило вывалить ему кучу денег мелкими купюрами, которые и пачками замучаешься считать, а уж по одной просто невозможно, и придётся полагаться только на известную восточную честность.

Как не удивительно, но дуканщик рассчитался крупными купюрами и только незначительную часть добавил мелочью. Старлей рассовал деньги по карманам, на мелочь тут же купил первые понравившиеся джинсы и покинул дукан.

Весь обратный путь с рынка, полёт на базу, капитан А., не разговаривал со старлеем, тот тоже хранил молчание. И только вечером, когда старлей, как и планировал, купил водки и были выпиты первые рюмки капитан А., решил начать разговор.

— Ты это в честь чего? — полюбопытствовал он причиной внезапно организованного старлеем пиршества.

— Да вот, друзья товар сдать попросили, а я ещё и наварился немного, — уже ничего не скрывал старлей.

Известие о том, что его лётчик-оператор не был собственником товара, пролилось бальзамом на душу капитана А. Он сразу оживился и уже заинтересованно спросил.

— А почём сдал?

Старлей назвал цифру.

— Ты чего, с ума сошёл?!.. Так дёшево!.. — возмутился капитан. — Надо было меня позвать, мы бы сейчас… — и капитан сделал жест в сторону стола давая понять, что пиршество могло бы быть значительно богаче.

— Мы бы сейчас ещё и должны остались… — в тон ему ответил старлей. — Забыл, как прошлый раз продавал свою шапку и портупею?..

Это был очень мощный аргумент и одновременно одно из самых неприятных воспоминаний для капитана А., который, молча, признавая правоту старлея, только грустно крякнул и предпочёл снова наполнить стаканы.

— Ну, будем! — предложил тост старлей. — Нормально же всё прошло, вон, джинсы купил и на пару бутылок ещё хватило.

— Всё равно, в следующий раз бери меня, — примирительно сказал капитан.

— Договорились, — не стал возражать старлей.

Через пару дней, выручка была вручена однокашникам.

— Знаешь, пока ничего не будет, нас на перевозку топлива сажают, — в голосе старлея Б. звучало разочарование. — Может через месяц, другой, что поменяется.

Но не через месяц, ни через другой, ни через два, ни через три, ни до самой замены старлея его однокашники так ничего больше и не привезли на реализацию. В принципе, он был этому несказанно рад, поскольку уже по горло был сыт коммерцией.

Перед самой заменой старлей ещё раз подержал в руках афгани. Он поменял некоторое количество чеков и купил кучу безделушек в подарок родственникам.