Новый виток опалы – снятие с министерской должности и отставка
Новый виток опалы – снятие с министерской должности и отставка
23 октября 1957 года в Москве завершилось собрание партактива московского гарнизона и центрального аппарата Министерства обороны. Его инициировал Хрущев, а основной темой мероприятия стало осуждение маршала Жукова, министра обороны, за пренебрежение политработой в войсках и создание в армии своего культа личности. На вопрос, почему на собрании нет самого министра обороны, Хрущев резко ответил, что это не так важно, как допущенные им прегрешения. На крейсере «Куйбышев» Жуков отправился с официальным визитом в Югославию. Турецкие пограничники на подступах к Босфору приветствовали его как «великого маршала» и «высокочтимого полководца Второй мировой войны».
Перед отъездом Жуков говорил по телефону с маршалом Чуйковым, командующим Киевским военным округом, где были запланированы большие сборы. По словам Владимира Карпова, «Чуйков сказал Жукову, что было бы хорошо, если бы Георгий Константинович сам присутствовал на этих сборах. Жуков ответил, что не может этого сделать… Чуйков сказал, как вспоминает Жуков, странную фразу.
– Так-то оно так, товарищ маршал, но лучше вам быть здесь самому… – Чуйков на что-то намекал, чего-то недоговаривал. Это насторожило Жукова. Он позвонил Хрущеву.
– Не следует ли мне отложить поездку в Югославию дня на три и поехать в Киев на сборы, говорят, что там возникло много интересных вопросов.
– Откладывать вашу поездку в Югославию не следует, – сказал Хрущев. – Думаю, мы здесь сообща как-нибудь справимся. А вернетесь из Югославии, я расскажу вам все, что здесь было интересного».
* * *
28 октября 1957 года начал работу пленум ЦК КПСС с единственным вопросом на повестке дня: «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и на Флоте». Доклад Суслова был целиком и полностью направлен против министра обороны маршала Жукова: «Вскрыты серьезные недостатки и извращения в партийно-политической работе… Товарищ Жуков игнорирует Центральный Комитет. Недавно Президиум ЦК узнал, что товарищ Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей… Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе». Никто не вступился за маршала Победы, а Молотов сказал: «Откровенно говоря, мы боимся Жукова».
Министр внутренних дел Н. П. Дудоров утверждал: «Жуков проявлял большую активность и стремился как можно быстрее забрать все внутренние и пограничные войска из системы МВД в систему Министерства обороны. Пытался также обезоружить органы милиции. Эти его замыслы, как потом стало известно, не случайны – он стремился, как Бонапарт, к высшей власти».
Покидая Албанию, Жуков отправил трогательную телеграмму Галине: «Хотелось бы отдохнуть от этой утомительной поездки, но, как видно, предстоит большая работа… Переживаю радостное чувство встречи с тобой и доченькой. Очень соскучился без обеих вас… Наверное, Машенька подросла и стала еще милее. Я хотел бы, чтобы она была больше похожа на меня, но непременно с твоими глазами, которые я очень-очень люблю…»
* * *
Эра Георгиевна и Элла Георгиевна рассказывали в интервью «Известиям»: «Когда он уже был там, нам стали звонить верные папины друзья: в воинских частях проходят собрания, отца обвиняют в порочных методах руководства армией. Мы пытались его предупредить, но связь по ВЧ «внезапно испортилась». Хотели передать письмо – не разрешили. И вот встречаем его на аэродроме. Мы заранее приготовили записку, знали, что машина прослушивается. Отец выходит, улыбается, он же ничего не подозревает».
Относительно неведения маршала существуют разные мнения, в том числе и такое: о том, «что было интересного», сообщать Жукову за рубеж было запрещено. Но генерал Штеменко нарушил запрет, за что и поплатился, лишившись должности…
По словам дочерей, встречавший Жукова Конев позвал его в свою машину, однако Элла бросилась отцу на шею и прошептала, что он должен ехать с ними. «В машине он записочку и прочел… Ожидая его дома, услышали, как тренькнул телефонный звонок – отключили правительственную связь. У всех у нас одно на уме – лишь бы вернулся!.. Никто из членов Президиума не выступил в его защиту. Ни один! Вернувшись, папа позвонил Хрущеву, успел сказать: «Никита, что происходит? Объясни» – и через несколько секунд положил трубку».
Хрущев, который был обязан Жукову властью, по рассказу Эллы Георгиевны, не нашел для него никакого ответа, кроме нецензурных слов…
3 ноября 1957 года в «Правде» было опубликовано постановление пленума ЦК КПСС «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и на Флоте». Там были такие слова: «При личном участии т. Жукова Г. К. в Советской Армии стал насаждаться культ его личности. При содействии угодников и подхалимов его начали превозносить в лекциях и докладах, в статьях, кинофильмах, брошюрах, непомерно возвеличили его персону и его роль в Великой Отечественной войне… Т. Жуков не оправдал оказанного ему Партией доверия. Он оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму…»
В том же номере «Правды» от 3 ноября вышла статья за подписью маршала Конева, направленная против Жукова. Его называли виновником поражений и отступления в 1941 году, большая часть его заслуг отрицалась, а разработчиком Сталинградской операции был назван… Хрущев.
«А что я мог тогда сделать: состоялся пленум ЦК, членом которого был и я, – оправдывался позже Конев. – Меня вызвали и предложили (точнее, приказали) написать такую статью, и я подчинился. Так сказать, дали «партийное поручение». Да и статья, скажу прямо, была подготовлена без моего активного участия. Фактически подписал только».
Владимир Карпов оценил роль Конева в той истории вполне безжалостно и прямо: «Личную неприязнь к Жукову (который не раз спасал его от расстрела), свои амбиции маршал Конев поставил выше исторической правды, и это не делает ему чести».
27 февраля 1958 года маршала Победы отправили в отставку. Теперь уже навсегда.
О том, как он пережил весь этот кошмар, Жуков рассказывал Константину Симонову: «Когда меня вывели из состава Президиума ЦК и ЦК и я вернулся после этого домой, я твердо решил не потерять себя, не сломаться, не раскиснуть, не утратить силы воли, как бы ни было тяжело.
Что мне помогло? Я поступил так. Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток, которые я проспал с короткими перерывами. И я как-то пережил все то, что мучило меня, что сидело в памяти. Все то, о чем бы я думал, с чем внутренне спорил бы, что переживал бы в бодрствующем состоянии, все это я пережил, видимо, во сне. Спорил, и доказывал, и огорчался – все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку. И лишь после этого написал в ЦК, попросил разрешения уехать лечиться на курорт. Так я пережил этот тяжелый момент».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.