ОТСТАВКА И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ФЛОТ
ОТСТАВКА И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ФЛОТ
Вернувшись на Балтийский флот, Дубасов получил аудиенцию у Александра II.
— Где хочешь служить? — поинтересовался у своего флигель-адъютанта император. — На фрегаты или корветы плаваний заграничных?
Ответ лейтенанта был предельно лаконичен:
— На миноносках!
Александр разочарованно пожал плечами:
— Ну что ж, Фёдор, миноноски так миноноски.
В ту пору дело миноносное было новое, а потому многим непонятное. Шли туда ребята лихие, кому сам чёрт не брат. Почти каждую кампанию миноноски и на камни выскакивали, и в штормах гибли, и от аварий многочисленных. Многие из матросов, приходившие служить на миноноски, боялись своих судов что чёрт ладана. Да и за что любить эти вечно заливаемые волнами корытца, где нет никогда ни места сухого, ни пищи горячей? Был случай, когда, испугавшись манёвра вблизи большого корабля, часть команды бросилась с миноноски за борт и погибла. В другой раз, напуганные ударившим из лопнувшей трубы паром, выбросились за борт кочегары… И всё же миноноски плавали, являя собой достаточно грозную силу, а племя лихих миноносных моряков росло и множилось год от года.
Как опытный миноносник Дубасов получил с приходом на Балтику целый миноносный отряд — десять шеститонных катеров с миной Уайтхеда на носу. Рад этому назначению Дубасов был несказанно, тем более и чин следующий получил — капитан-лейтенантский.
В это время нашла бравого моряка и любовь. Наверное, у героя минувшей войны не было недостатка в поклонницах, но своё сердце он отдал белокурой и изящной Сашеньке Сипягиной, дочери столичного сенатора. Свадьба была весёлой: фонтанами било шампанское, в саду оглушительно рвались петарды (это уже постарались друзья жениха), много было танцев, шуток, смеха. Из многочисленных родственников Фёдор больше всех сблизился со старшим братом жены Дмитрием, делавшим в то время блестящую карьеру в Министерстве внутренних дел.
Но домашняя идиллия продолжалась недолго. Дубасова уже ждали миноноски, ждало море, по которому он так истосковался за годы «речной» войны. Миноноски — это простор и стремительность, скорость и манёвр, а потому начальство в мирное время гоняет их по морям безжалостно: то распоряжение передать, то кого-нибудь куда-нибудь отвезти. Не делали исключения и для Дубасова.
В первую же кампанию ему предстояло выйти из Петербурга, заскочить за углём в Кронштадт, а затем мчаться в финские шхеры со срочным пакетом командира петербургского порта. В кронштадтскую гавань дубасовские миноноски ворвались весенним воскресным утром, когда угольный склад был уже закрыт.
— Ищите заведующего! — велел своим офицерам Дубасов. — Нам здесь некогда прохлаждаться!
Но поиски складского начальника успехом не увенчались. В доме его словоохотливая горничная сообщила, что чиновник уехал с женой на дачу в Стрельну. И тогда командир принял решение:
— Ломай ворота, ребята! — приказал он. — Начинай погрузку!
— Не дозволю красть добро казённое! — пытался было защитить свои засовы сторож из отставных инвалидов.
Да куда там! Матросы миноносные живо оттащили старика в сторонку:
— Ты, дед, лучше пузо на солнышке грей, чем под ногами у добрых людей путаться! А уголёк мы для дела государственного берём!
Пока местные начальники приходили в себя от дубасовской дерзости, миноноски уже вовсю мчались дальше, по мостик зарываясь в балтийской волне.
Самоуправство Дубасова без внимания не осталось: жалобы посыпались в инстанции наивысшие.
— Возомнил о себе много! — злословили недруги. — Думает, как Георгия на речке отхватил, так всё и простится!
И хотя некоторым оправданием могла служить неотложность поручения, Дубасов всё же получил выговор от генерал-адмирала. Наказание по тем временам нешуточное. Расписываясь под приказом, Дубасов швырнул перо об пол:
— А пошло оно всё к такой-то матери!
Теперь уж закусил удила вспыльчивый флигель-адъютант: в тот же день он подал рапорт об увольнении со службы. Друзья отговаривали, Дубасов настаивал, и делу был дан законный ход. В конце концов бумага легла на стол Александру II. Прочитав рапорт, император недовольно пожал плечами:
— Насильно мил не будешь! Если Дубасов как мой флигель-адъютант не находит возможным прибыть для личных объяснений, то просьбу его я удовлетворю.
Так началась отставка, продлившаяся несколько лет. Какое-то время оказавшегося не у дел миноносника тянуло заняться горными работами, где могли пригодиться его знания взрывного дела. В ту пору в моду входил динамит, и попробовать его мощь в горном деле представлялось очень заманчивым. Затем Дубасов обратил свой взор на суда торговые, но ни в том, ни в другом деле так и не смог найти успокоения своей мятущейся душе.
А ноги сами несли его на берег Финского залива, туда, где в туманной дымке корабли под сине-белым флагом выбирали якоря.
И он вернулся на флот.
В кампанию 1885 года капитан 2-го ранга Фёдор Дубасов был назначен командиром крейсера «Африка», определённого во внутреннее плавание.
В том же 1885 году Морское министерство поручило контр-адмиралу Копытову ознакомиться с условиями плавания и замерзаемости в Моонзундском проливе, а также определить стратегическое значение Моонзундского архипелага для нашего флота. Обследовав этот район, Копытов пришёл к выводу «…о чрезвычайном морском стратегическом значении позиции флота у Балтийских (Моонзундских) островов». В своём отчёте о плавании контр-адмирал Копытов представил подробный проект мероприятий по возведению укреплений, устройству гаваней и углублению Моонзунда.
Одновременно комиссия под председательством начальника Главного штаба генерал-адъютанта Обручева готовила материалы по выбору базы флота, но единого мнения у комиссии не сложилось. Часть её членов поддерживала создание военно-морской базы в Моонзунде, часть в Либаве.
В кампанию 1887 года Дубасов провёл в плавании по Балтике и в её конце был произведён в капитаны 1-го ранга.
7 ноября 1887 года в Санкт-Петербурге под председательством военного министра состоялось совещание, на котором рассматривали вопрос, где же, в конце концов, размещать манёвренную базу Балтийского флота. В работе совещания принимали участие морской министр адмирал Шестаков, его товарищ (заместитель) вице-адмирал Чихачёв, представитель Военного ведомства генерал-адъютант Обручев и другие специалисты. Совещание решило: «Ввиду разнообразия мнений и недостатка фактических данных… в следующем году провести в Моонзунде серию гидрографических, топографических и фортификационных изысканий». Руководителем этих работ назначили генерал-лейтенанта Бобрикова. Он хорошо знал Моонзундский архипелаг. Генерал отправился осматривать архипелаг вместе с капитаном 1-го ранга Дубасовым и капитаном 2-го ранга Рожественским. Побывав на островах, Бобриков весьма категорично назвал их «выразителем преобладающих свойств Балтийского театра военных действий и истинным представителем активной обороны Балтийско-финского побережья в противоположность Либавам, Виндавам и тому подобным, легко блокируемым портам». Поддержал генерала и Дубасов.
Выступая против Либавы как базы флота, он отмечал, что «исследование внутренней организации и дислокации австрийских и германских войск и способов их передвижения указывает на возможность подвоза войск с помощью военного и коммерческого флотов, на лёгкость овладения Либавой и на ту пользу, которую она может принести противнику как морская база». Вместе с тем Бобриков и Дубасов считали, что строительство новых приморских крепостей на данном этапе вообще нецелесообразно, так как, по их мнению, это могло быть сделано лишь в ущерб «развитию живой силы».
— Либава слишком близко расположена к границе, и любая неудача нашей армии сразу же приведёт к осаде, а потом и к потере этой базы, заодно погибнет и блокированная там эскадра. Возникает вопрос зачем грохать в эту заведомую авантюру миллионы, когда можно те же деньги вложить в какую-либо базу, более удалённую от границы, а потому более безопасную и полезную? — со свойственной горячностью высказывал Дубасов свои мысли.
Однако «либавскую затею» лоббировали весьма влиятельные лица во главе с адмиралом Чихачёвым, преследуя свои интересы. Большие строительные заказы обещали обернуться хорошими процентами лично для заказчиков. Огромные взятки сделали своё дело, и строительство Либавского военного порта началось вопреки здравому смыслу.
История полностью подтвердила правильность выводов Дубасова. Придёт время, и это неосмотрительное решение ещё очень дорого обойдётся России…
Тем временем Дубасова уже занимали куда более близкие для него дела, причём не всегда удачные. Первая неприятность произошла в мае следующего года, когда крейсер участвовал в торжественной церемонии открытия морского канала Петербург—Кронштадт. По окончании празднества «Африка» снялась с якоря и тут же вылезла носом на печально известную у балтийских моряков Семифлажную отмель. Всё это произошло на виду собравшейся публики, и конфуз получился большой. Правда, энергично работая машинами на задний ход, через пару часов Дубасов всё же сумел стащить свой корабль с мели, но удар по его самолюбию был очень ощутимый. И напрасно утешала его супруга, что никто на сей инцидент и внимания-то не обратил: Дубасов ходил мрачнее тучи.
Едва пришли в Кронштадт — приказ: следовать в шхеры Биорке, где заниматься отработкой команды. Для связи крейсеру придали 6-тонную малую миноноску «Удав». На якоре в шхерах служба скучная. Каждый день одно и то же: постановка да уборка парусов, приборки да угольные погрузки. После майской неудачи Дубасов хандрил. Единственным развлечением были шахматные баталии с крейсерским врачом Смецким. Наконец капитан 2-го ранга не выдержал. Он взял миноноску и отправился вглубь Хмелёвского залива. За штурвал для практики поставил молоденького мичмана Полиса. Сам же, сидя со Смецким на кожухе трубы, давал команды.
Хмелёвский залив узок и извилист. То там, то здесь из пены прибоя чернеют зубья скал, потому шли на малом ходу. Сзади на буксире болтался и взятый на всякий случай паровой катерок. Наконец подошли к небольшой, впадающей в залив речушке. Дубасов с доктором сошли на берег, а с миноноски бросили якорь.
Позднее недруги обвинят Дубасова в том, что настоящей причиной его поездки в столь опасное место было желание поохотиться на уток, во множестве водившихся в тех краях. Сам же командир крейсера будет эту причину отрицать, называя иную — проверку морских навыков молодого мичмана. Но каковы были настоящие мотивы этого предприятия, так и осталось неизвестным.
После обеда командир с врачом вернулись на «Удав», и Дубасов дал команду возвращаться к крейсеру. Быстро свежело и, не желая рисковать, капитан 2-го ранга велел идти более глубоким северным фарватером. Внезапно прямо по курсу встал огромный камень.
— Руль влево! — успел крикнуть Дубасов стоявшему у штурвала мичману.
Сильный удар сбил всех с ног.
— А чёрт, вляпались! — выругался, вставая с колен, Фёдор Васильевич, потирая разбитую скулу.
Одного взгляда на миноносец было достаточно, чтобы убедиться: «Удав» прочно сел на каменный клык.
— Как жук на иголке! — невесело пошутил Миша Полис. — Что делать будем?
— Что, что! — раздражённо бросил Дубасов. — Уголь за борт сбрасывать!
Выбросив последние куски угля, попытались стащить миноноску паровым катером, но из этого ничего не получилось. Так в бесплодных попытках спасти «Удав» прошли остаток дня и ночь. Утром, оставив на миноноске Полиса с двумя матросами, Дубасов с остальными поспешил катером на «Африку», где уже начали беспокоиться о пропавших. Прибыв на базу, он известил Кронштадт о случившемся и, не теряя времени, вернулся к «Удаву» и вновь возглавил спасательные работы. Тем временем погода испортилась, и миноноску стало сильно бить буруном о камни. Вскоре треснул корпус, вода поднялась на верхнюю палубу…
Наконец, через трое суток, пришла обещанная помощь из Кронштадта: транспорт «Красная Горка» и два катера. С их помощью наконец-то удалось стащить «Удав» с камней и отправить в ремонт. Всё оставшееся до конца кампании время Дубасов писал объяснительные записки. А в январе следующего года в Кронштадтском военно-морском суде начался процесс над флигель-адъютантом Дубасовым. Председательствовал на нём старый и полуглухой контр-адмирал Ристоди.
Говорят, что в те дни, встретив в Севастополе адмирала Аркаса, адмирал Чихачёв не без удовольствия рассказал ему новость о происшедшем с Дубасовым.
Старик Аркас лишь покачал головой:
— Этим всё и должно было рано или поздно кончиться, уж слишком шустрый!
Как быть с командиром «Африки», суд решал долго, дотошно опрашивали свидетелей, сличали показания.
В конце обвинитель кавторанг Остерлецкий объявил:
— Карта Хмелёвского залива издана ещё в 1842 году, и камня, ставшего причиной аварии, на ней нет. Посему вины капитана 2-го ранга Дубасова в крушении миноноски я не усматриваю и обвинять не считаю возможным!
Белобородый Ристоди был того же мнения:
— Неосторожности в плавании «Удава» нет. А крушение его есть неизбежная в море случайность.
Затем с последним словом выступил и сам виновник. К удивлению многих, Дубасов о самой аварии не произнёс ни слова Говорил он об ином:
— Если высокий суд вынесет обвинительный приговор против меня, то прошу, чтобы в приговоре во избежание печальных последствий его для миноносной службы было отмечено, что действия мои признаны наказуемыми не потому, что они неправильны, а потому, что ответственным является не командир миноноски, а я, штаб-офицер, четверть века состоящий в службе, и, следовательно, офицер с взглядами настолько твёрдыми, что поколебать их могут лишь самые веские доказательства их неправильности, а не страх ответственности!
После такой речи судьи удалились на совещание, и вскоре был объявлен оправдательный приговор. Убытки были списаны на счёт казны. Небезынтересно, что речь Дубасова на суде в отпечатанном виде имела большую популярность у флотской молодёжи.
— Ну и нахал! — негодовали завистники. — Он и из поражений выходит в героях!
А Дубасов трудится не покладая рук. Днём он служит, а ночами пишет свои соображения по современной морской войне. Лекция Дубасова «О миноносной войне» (позднее изданная у нас в виде брошюры) — новейшем явлении того времени — почти сразу же переиздаётся военными ведомствами Англии и Франции. В записках и письмах Дубасова 80–90-х годов нашли отражение многие политические, военные и морские вопросы того времени. Видя ошибочность направления, возобладавшего с конца 80-х годов в Морском министерстве, Дубасов неоднократно посылал в Петербург рапорты и донесения, предлагая немедленно и кардинально изменить решение многих стратегических и практических вопросов отечественного военно-морского дела. Однако в Петербурге не слышали адмирала. Наибольшим злом Дубасов считает господствовавшее в российском обществе полное безразличие к проблемам военного флота. «Чудовище это, в нашей русской жизни, к сожалению, выглядывает на вас почти изо всех углов — с горечью приходится думать, что самая большая заслуга нашего времени должна исчерпываться, кажется, тем, чтобы не дать только поглотить себя этому чудовищу, заставить же его отступить перед собою суждено, по-видимому, не нам», — писал он в одном из писем своему единомышленнику адмиралу Лихачёву.
Между тем понемногу устраивался и семейный быт Фёдора Дубасова. В 1888 году у Дубасовых родилась дочь, названная Дарьей, через полтора года сын Олег. Тогда же Александра Сергеевна купила в Тверской губернии усадьбу Знаменский Раёк: красивый дом на берегу реки с несколькими сотнями десятин леса. Усадьба станет любимым местом отдыха Дубасова до конца его жизни.
После революции усадьба Знаменский Раёк использовалась как дом отдыха одного из тверских заводов. Сейчас там ресторан для «новых русских»…
В Петербурге Дубасовы обосновались на Фурштатской улице в доме № 37. По соседству с ними жили граф А.А. Голенищев-Кутузов и писатель Николай Сергеевич Лесков. Именно здесь художник Серов написал его знаменитый портрет. Вне всяких сомнений, что Дубасов встречался по-соседски с Лесковым. Интересно, говорили ли они между собой? А если говорили, то о чём?
Незадолго до Рождества 1889 года Дубасова вызвали в министерство и к полной для него неожиданности предложили командование новейшим винтовым фрегатом «Владимир Мономах». Фрегат в это время стоял в ремонте — ему меняли вооружение после похода в дальневосточные воды. «Владимир Мономах» по праву считался в те годы одним из сильнейших в мире кораблей своего класса. И, конечно же, о командовании таким кораблём можно было только мечтать. Осенью следующего года «Мономах» ушёл в заграничное плавание.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.