Глава 28. Три обезьяны Парламент, май 1997 года

Глава 28. Три обезьяны

Парламент, май 1997 года

Несмотря на эти мрачные разоблачения, бывший президент Ф. У. Де Клерк продолжал отрицать ответственность своего правительства. Он заявил, что зверства были работой «неизвестных бандитов» и «гнилых яблок».

Я заявил прессе, что открывшиеся сведения о Чарльзе Ндабе и Мбусо Тшабалале, связанных с «Вулой», были самым убедительным свидетельством, которое когда-либо появлялось, о том, что Де Клерк во время переговоров, по-видимому, участвовал в двойной игре. Возможно, что он санкционировал уничтожение его оппонентов. Я имел в виду его осуждение так называемого «Заговора Вула» и того факта, что, по собственному признанию Де Клерка, руководители секретной полиции его информировали. Как же он мог утверждать, что ничего не знал? Я задал два вопроса: «Если он знал всё, что происходит, как он публично утверждал во времена арестов по делу «Вулы», то это означало, что он, очевидно, давал разрешение на «устранение» оппонентов зловещей группировкой, а затем снимал с себя ответственность? Если же, однако, он не знал, тогда он, несомненно, пренебрегал своими обязанностями, поскольку это означало, что он не потрудился выяснить факты о судьбе арестованных, находящихся в руках его полиции безопасности?» Это особенно важно, поскольку это происходило в самое сложное время переходного периода, когда он утверждал, что вёл переговоры искренне. На основе этого я призвал его подать в отставку ввиду грубого нарушения служебного долга в бытность его президентом страны. То же самое сделали Мак Махарадж и Питер Мокаба. Последний — зам. министра, считался наиболее горячим деятелем АНК, вызвавшим гнев Де Клерка, поскольку назвал того лысым бандитом, с чьих рук капала кровь невинных людей.

Де Клерк ответил угрозой привлечь меня к суду за клевету. Однако вместо подачи иска в суд он подал жалобу в Комиссию по правам человека — вновь созданный конституционный орган, призванный защищать права граждан.

Я немедленно сделал заявление о том, что Де Клерк прибегнул к стратегии, широко известной как «страусиная». На деле он поставил себя в глупое положение, рассматривая заданные мной вопросы как нарушение его человеческих прав. Я добавил, что он выглядел как цыплёнок, спешащий в птичник на насест.

Ожидалось, что все политические партии, в том числе и АНК, дадут показания Комиссии истины об их деятельности во времена апартеида. В нескольких случаях АНК так и сделал, когда его руководство приняло на себя коллективную ответственность за действия своих подчинённых, но объявляя, что наши операции проводились в рамках начатой нами справедливой войны за национальное освобождение. Для кого-то это была горькая пилюля, поскольку преступления апартеида невозможно приравнять к операциям освободительной армии. Однако ради поддержания процесса примирения мы готовы были поступиться собственной гордостью и принять моральную ответственность за действия, приводившие к гибели гражданских людей. Для рядовых бойцов это создавало основания для амнистии за все операции МК.

Когда Де Клерк выступал от имени Национальной партии, он попытался избежать ответственности за её ужасающую историю. Вместо простого акта раскаяния, которого от него ждала Комиссия и вся страна, он упорствовал в стремлении возложить вину на «гнилые яблоки» в силах безопасности и отказался принять вину за их действия.

Когда Комиссия Туту подвергла его прямой критике, его партия ответила попыткой посеять сомнения в её справедливости и объективности, а также угрозой прекратить участвовать в процессе расследования. Они хотели, чтобы Туту извинился за сделанные им замечания и чтобы Борейн — либерал, который стал для них столь же ненавистной фигурой, как любой белый коммунист — подал в отставку. Я шутил с Борейном, что он со своими седыми вихрами и импозантной внешностью не только по виду похож на Джо Слово, но и правые относятся к нему в точности как к Слово.

В результате АНК потребовал внеочередного обсуждения этого вопроса на заседании Парламента. Я был одним из четырёх депутатов Парламента, которые выступали от имени АНК.

Здание Национальной Ассамблеи в Кейптауне имеет интерьер, выполненный в классическом стиле с небольшим фронтоном, опирающимся на белые колонны, и стенами, выкрашенными в терракотовый и кремовый цвета. Это был элегантный «белый слон» времён апартеида. Он было построен для того, чтобы разместить в нем, в соответствии с апартеидной Конституцией, три отдельные палаты Парламента — для белых, цветных и индийцев.

Соответственно, он был достаточно велик для того, чтобы в нём разместился первый демократически избранный Парламент Южной Африки. На посетителя происходящее там производит незабываемое впечатление. Мужчины и женщины, представляющие все этнические группы Южной Африки, зачастую одетые в традиционные, этнические, современные и повседневные одежды, создают гул непринужденного смеха и разговоров перед тем, как приступить к делу. Тридцать процентов депутатов от АНК составляли женщины, так что картина женского представительства была впечатляющей.

Спикер, Френе Джинвала, председательствовала на Ассамблее. Седовласая, всегда одетая в элегантное сари, она являла собой фигуру, бросающуюся в глаза. Она провела в изгнании более 30 лет. АНК имел 252 из 400 мест в Ассамблее. Среди наших депутатов в Парламенте были Билли Нэйр, Кеник Ндлову, Давид Ндавонде и Ибрахим Исмаил. Все они были ветеранами нашей диверсионной кампании в Дурбане в 60-х годах. Все они провели долгие годы в тюрьме. Ещё одним членом Парламента, прежде, чем он поехал послом в Швецию, был Раймонд Саттнер, которого я обучал в Лондоне и которому, как он любит говорить, я «помог попасть в тюрьму». Избраны были в Парламент и оперативники операции «Вула» Джанета Лав, Правин Гордхан и Скотт Мпо.

Национальная партия Де Клерка имела 82 места. Хотя в их рядах теперь есть чёрные лица и горстка женщин, общее впечатление, которое они оставляли, это — бледные седые мужчины.

Дебаты по поводу Комиссии истины начались в удивительно мягком тоне, учитывая сильные эмоции, которые вызывала её работа. А затем член партии «Инката» М. А Мкванго накалил обстановку, обозвав КИП и Туту «сенсационалистическим цирком ужасов, возглавляемым плачущим клоуном, мечтающим попасть на первые страницы газет». Не только Национальная партия, но и Партия свободы «Инката» не испытывала никакого удовольствия по поводу разоблачений, касающихся прошлого и раскрывающих их причастность к зверствам апартеидных служб безопасности. В 1994 году судья Ричард Голдстоун оповестил о «сети криминальной деятельности», связывающей полицию Южной Африки и Квазулу с «Инкатой». Высказанное Мкванго вызвало гул возмущения с той стороны, где сидели депутаты от АНК, который прекратился только тогда, когда достопочтенный депутат взял назад свои утверждения.

Вот в такой атмосфере я вышел на трибуну. Это был не столь частый случай, когда я выступал в Парламенте не в качестве заместителя министра обороны.

— Мы все знаем историю о трёх обезьянах, — начал я.

Было видно, как все насторожились. Вас могут удалить из зала, если вы назовете кого-либо из депутатов «обезьяной». Но я говорил об обезьяне, которая закрывала руками глаза, чтобы не видеть зла. Ещё одна обезьяна закрывала уши, чтобы не слышать о зле. И третья закрывала руками рот, чтобы он молчал о зле. И под гул одобрения со стороны, где сидела депутаты от АНК, я добавил:

— Именно так ведёт себя достопочтенный депутат г-н Де Клерк.

Я заявил, что весь мир знал о зверствах апартеида. Как мог не знать об этом Де Клерк?

— У них везде были шпионы. Они подслушивали телефоны. Они вскрывали письма. Они знали, кто с кем спит, и что вы ели на завтрак.

— Де Клерк, — сказал я, — утверждал, что те, кого поймали за совершённые преступления, являются немногочисленными «гнилыми яблоками».

Я заявил, что у них были целые сады с гнилыми яблоками и напомнил о публичном заявлении Де Клерка о том, что он знал всё об операции «Вула», и о двух вопросах, которые я задал и за которые он грозился привлечь меня к суду.

— Достопочтенные депутаты, — заявил я. — Он до сих пор не подал на меня в суд. И я заявляю ему по освящённой временем традиции: давай, заткни свои деньги себе в рот. Подавай иск в суд. Мы встретимся в суде и страна узнает правду.

Моё выступление заканчивалось призывом к Де Клерку совершить почётный поступок и подать в отставку с учётом того, что его жизнь на пенсии будет спокойной и защищённой (тут я указал на сторону зала заседаний, где сидели депутаты АНК) теми самыми людьми, которых Вы так долго угнетали. Раздался гул одобрения со стороны депутатов АНК.

Тони Леон, рафинированный лидер небольшой Демократической партии послал мне записку с поздравлением: «Это поистине выдающийся образец парламентаризма. Вы раздавили своего оппонента. Сработано здорово».

Министр юстиции Далла Омар позже заявил в Парламенте, что он распустит Комиссию истины и начнет процесс по типу Нюрнбергского, если Национальная партия будет упорствовать в её попытках подорвать работу Комиссии. Одна из ведущих африканерских газет, «Ди бюргер», откликнулась предупреждающим заголовком: «Нюрнберг и для Касрилса», поскольку я отказался подать прошение об амнистии в связи с расстрелом в Бишо.

К концу 1997 года всё ещё не обозначалось намерений выдвинуть обвинения против меня по поводу моей роли в Бишо. Что касается устных нападок на Ф. У. Де Клерка, то комиссия по правам человека опубликовала свое заключение, отвергавшее жалобу Национальной партии на Махараджа, Мокабу и меня.

Де Клерк ушёл из политики, объявив в конце августа 1998 года о своей отставке и назвав себя частью «багажа прошлого». Мандела заявил, что хотя Де Клерк и наделал ошибок, история будет его помнить за его роль в создании возможностей для перемен.

В истории это уникальный случай, когда властитель авторитарного государства добровольно передаёт власть оппозиции и была попытка прославить роль Де Клерка. Никто не представлял, что апартеид закончится так, как это случилось, но со стороны Де Клерка и его последователей это не было добровольной сменой намерений. Рукой его двигала освободительная борьба во всевозможных её проявлениях. Он склонился перед неизбежным, чтобы предотвратить революцию, которой он так боялся. Поступив так, он выказал то понимание неизбежного, что ускользнуло от его предшественника П. У. Боты.

Встретившись в первый раз в парламенте, я похвалил Де Клерка за храбрость, на что он ответил, что всё это произошло по гораздо большему числу причин. Однако его карьера закончилась, ибо он не отважился принять на себя полную ответственность за всё, что натворила его «пехота».

Одним из таких подчинённых был по разному оценивавшийся врач Ваутер Бассон, служивший в армии в чине бригадного генерала. Его называли идеологом программы разработки химического и бактериологического оружия (ХБО). В 1993 году он был досрочно уволен в отставку, когда специальный доклад генерала Пьера Стейна подтолкнул нервного Де Клерка к внеочередному увольнению 22 офицеров. Кроме Бассона, большинство из них служили в военной разведке, включая и нескольких оперативников бывшего БГС, которые были зачислены в армию после того, как эта команда была распущена тремя годами раньше.

Существовало сильное подозрение, что в военной программе ХБО (о которой в армии утверждалось, что она имеет чисто оборонный характер) есть секретный раздел по производству сложных необнаружимых ядов и по разработке необычных методов их применения в стиле убийств командой БГС. Простейший способ состоял в подмешивании яда в пиво или виски, как, по-видимому, были отправлены командир МК Тами Зулу и другие. Существовал план тайно подложить таблетки с ядом в сердечные лекарства, которые регулярно принимал Далла Омар. По другому плану его хотели застрелить. Но назначенный убийца по имени Пигис Гордон не решился на это, т. к. Омара усиленно охраняла группа сотрудников полиции безопасности, не втянутых в заговор. Фрэнк Чикане и Конни Браам из голландского Антиапартеидного движения тяжело заболели после того, как их одежда была тайно пропитана ядовитыми веществами. Из надёжного источника я узнал об оборудовании в стиле Джеймса Бонда, куда входила отвертка, с помощью которой можно впрыснуть смертоносный яд, просто царапнув кожу жертвы, и о плане убийства офицера Специальных сил, знавшего слишком много, с помощью устройства, имитирующего укус ядовитой змеи. Безвредные по виду вещи вроде шампуня, губной помады, деодоранта с шаровым аппликатором или шоколада можно «доработать» так, что результатом будет смерть. Похоже, что ведущие деятели АНК Фрэнсис Мели и Солли Смит были отравлены после возвращения из изгнания на родину в начале 1990-х годов — возможно, чтобы заткнуть им рты, поскольку предполагалось, что они в лицо знали выдавших их агентов апартеидской разведки и могли тех разоблачить.

Были и другие странные смерти, которые могли быть убийствами. Так, Мандла Мгиби, крепкий и энергичный оперативный работник в Свазиленде загадочно умер в 1980 году от сердечного приступа после того, как выпил виски. Мандла был оперативником МК, застрелившим Стефана Мчали, давшего показания против Билли Нэйра и других на питермарицбурском процессе 1964 года. Мандла пытался охотиться на Бруно Мтоле, но без успеха.

Ни в докладе Стейна, ни в других материалах не было прямых свидетельств, связывающих Бассона с этими обвинениями. Неизбежный недостаток доклада Стейна, определяемый отсутствием сотрудничества со стороны армейских служб, заключался в том, что он во многом опирался на обвинения, не имевшие документального подтверждения. Я считаю, что Де Клерк испугался, получив доклад Стейна, потому что он подтверждал аналогичный доклад, полученный из старой Национальной разведывательной службы (НРС), возглавлявшейся Нейлом Барнардом. НРС (и Барнард в частности) в 1980-е годы сыграла активную роль в поддержке переговоров и не одобряла вмешательства генералов в политику. Поэтому, по-видимому, НРС нашла способ ещё раз положить свои сведения на стол Де Клерку. Офицеры военной разведки, основного конкурента НРС, оказались главными жертвами чистки, проведённой Де Клерком. Армейские не любили Де Клерка, поскольку он хотел распоряжаться в их хозяйстве. Д-р Бассон помогал властям в лжерасследованиях, связанных с программой ХБО, и в тайном финансировании её через систему подставных компаний. Правительство Южной Африки подписало международные соглашения против распространения оружия массового поражения. Нам не хотелось, чтобы Бассон, непоседливый и плохо предсказуемый тип, да ещё безработный и имеющий затруднения с деньгами, уехал из страны или захотел продавать свои знания подозрительным клиентам. Поэтому мы пошли, как считали, по самому безопасному пути, т. е. взяли его на работу консультантом в военный госпиталь. Там он, по крайней мере, будет под каким-то контролем. Де Клерк, который в то время был ещё заместителем президента правительства национального единства, участвовал в этом решении.

Случился небольшой шум, когда полиция арестовала Бассона по обвинению в производстве наркотиков. Журналист, узнавший, что Бассона вернули на госслужбу, — а на суде Бассон утверждал, что его вернул президент — обратился ко мне за интервью и с удивлением узнал, что это было почти так. Газета вышла с кричащим заголовком «АНК нанял Бассона» и подзаголовком «поразительные признания Ронни Касрилса о докторе-отравителе» («Санди Таймс», 23.2.97). Но в моём признании не было ничего поразительного. Мы никогда не делали секрета из повторного приёма Бассона на службу и хотя журналист объявил это нарушением правил госслужбы, т. к. ранее тот был уволен досрочно, но мы смогли показать, что все необходимые разрешения были получены.

Подозрения о том, до каких низостей апартеидные власти готовы были дойти, чтобы отсрочить своё поражение, оставались неразвеянными. Их исследовала Комиссия по истине, в том числе и обвинения в том, что в соседних странах рассеивались возбудители холеры и сибирской язвы.

Послесловием к расследованиям дела Бассона было известие, что меня и Палло Джордана пытались убить в Лондоне с помощью зонта с отравленным наконечником. Агент должен был незаметно уколоть нас на улице или в общественном транспорте, но когда нас не удалось выследить, зонт был брошен в Темзу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.