Глава 27. Разоблачения 1996–1997 годов

Глава 27. Разоблачения 1996–1997 годов

«Бесчисленные тысячи оплакивают бесчеловечное отношение людей друг к другу».

Роберт Бернс

Говорят, что неделя в политике — большой срок. После двух лет со дня создания правительства национального единства, заполненных черновой работой по выработке новой политики и нового законодательства, министры и заместители министров снимались для официальной фотографии в президентском дворце «Тейнхейс» в Кейптауне.

В стремлении запустить систему в работу у нас сложились если не тёплые, то корректные отношения с министрами от Национальной партии и «Инкаты». Как руководитель заседаний правительства, Де Клерк показался мне лощёно вежливым. Но вне кабинета — на парламентской трибуне и в дебатах — белые перчатки слетали. В парламенте терпение Манделы по отношению к Де Клерку истощилось и он выдал своему заместителю «по полной программе», когда тот обругал правительство, не справляющееся с растущей волной преступности. Мандела едко отметил, что Де Клерк возглавляет правительственный комитет по безопасности и разведке и тоже отвечает за борьбу с преступностью.

Один из заместителей министра от Национальной партии, Герт Мейбург, который был членом предыдущих кабинетов министров, сказал, что было бы интересно знать, кто будет позировать для такой фотографии на следующий год. Достаточно одного изменения, небрежно заметил он, для «эффекта домино», который полностью изменит всю картину.

Буквально на следующий день один из его коллег по партии, который позировал для фотографии, министр социального обеспечения Абе Уильямс, приятный в общении человек, подал в отставку из правительства. Как только он пришёл в свой кабинет на следующее утро, там немедленно появились полицейские следователи с ордером на изъятие его документов. Речь шла о возможных злоупотреблениях одеждой, собранной для распределения в благотворительных целях, за что он потом сидел в тюрьме.

Не прошло и недели, как Герт Мейбург внезапно умер от сердечного приступа. Это был странный поворот событий. Кстати, следующая официальная фотография Кабинета будет отличаться ещё больше. В середине 1996 года Ф.У. Де Клерк объявил о выходе его партии из правительства в попытке создать более эффективную оппозицию АНК. Этот шаг был явно спровоцирован правым крылом его партии и привёл к уходу его самых способных и наиболее просвещённых коллег, таких, как Рольф Мейер, Доуи Де Вильерс, Крис Фисмер и Леон Вессельс. Последний был единственным членом бывший правящей партии, кто на том этапе публично принес извинения за прегрешения апартеида.

За день до заявления Де Клерка один из его более умеренных депутатов поведал мне, что «психи захватывают нашу партию». До этого момента казалось, что Де Клерк не собирается уходить из правительства. Один из работников в комплексе резиденций «Хрутескер», где жили министры и Де Клерк был моим соседом, сказал, что в его хозяйстве были на очереди большие планы по наведению уюта в очень приятной им правительственной резиденции, которую теперь они должны покинуть.

Непредсказуемый характер парламентской политики не сводился только к личностям из Национальной партии. В АНК Винни Мандела и Банту Холомиса потеряли посты замминистров за нарушение партийной дисциплины.

Мы быстро привыкли к парламентской политике, сильно отличавшейся от политики вооружённой борьбы. Ради внутреннего спокойствия рекомендуется не тонуть в ощущении собственной важности или постоянства, а быть готовым к тому, что глава правительства может внезапно выдвинуть кого-то на важный пост или столь же внезапно заменить человека.

Правила парламентской политики составлены так, чтобы рассматривать противоречия в рамках взаимной вежливости и разрешать конфликты мирным путем. Весьма примечательно, как была смягчена враждебность между АНК и «Инкатой» — не только между лидерами, но и на низовом уровне. Стычки между сторонниками враждующих партий начали непрерывно сокращаться, несмотря на отдельные случайные смертоносные вспышки во всё меньшем числе «горячих» точек в провинции Квазулу. Принц Мангосуту Бутулези, министр внутренних дел, удивил нас своим тёплым и шутливым поведением. Вскоре он развлекался, называя меня Umkhwenyana — что означало на языке зулу «зять» — поскольку Элеонора родом была из Дурбана, т. е. из его провинции. Я, в свою очередь, подначивал его, упоминая о коммунистах в его рядах, а именно, о Джо Метьюсе, заместителе министра безопасности от партии «Инката», который когда-то был ведущим теоретиком АНК и Коммунистической партии, и о Роули Аронштейне, некогда моём наставнике, который умер в Дурбане в 1996 году.

Неделя может быть длительным промежутком времени и в других смыслах. Я ещё расчищал свой стол в предвкушении редкого отдыха с Элеонорой в выходные дни, собираясь отпраздновать её день рождения, как моя секретарша позвонила мне по внутреннему телефону. «На проводе министр транспорта», сказала она. Это был Мак Махарадж, как всегда, первым узнающий все новости. Поступила информация, сказал он, о бывшем офицере полиции безопасности в Дурбане, который сделал признания Комиссии истины об убийствах активистов АНК в Квазулу-Нагане. Они впали в беспокойство и стремились избежать наказания.

Тайные места захоронений и останки жертв были обнаружены на ферме около Питермарицбурга. Одна из них была молодой женщиной с пулевой пробоиной в голове. Она была опознана как Фила Ндвандве. Фила была тем самым новобранцем МК, которая спорила с лидером АНК Джонни Макатини о расправах над доносчиками с помощью «ожерелья», когда он посетил наши лагеря в Анголе в 1986 году. Она была направлена на работу в Свазиленд, где загадочно исчезла в 1988 году. Перед тем, как уйти на тайную встречу, она оставила своего малолетнего сына на конспиративной квартире. Она так и не вернулась, но пошли слухи о том, что она была агентом врага и бежала в Южную Африку. Офицер полиции безопасности сообщил, что она была похищена, доставлена в один из их секретных лагерей около Питермарицбурга, где её продержали раздетой в течение десяти дней. Она отказалась сотрудничать с полицией и была убита. Именно полиция пустила слух о причинах её исчезновения.

Начала вскрываться правда об оперативниках «Вулы» Чарльзе Ндаба и Мбусо Тшабабала, бесследно исчезнувших в 1990 году в Дурбане сразу перед тем, как были арестованы Сипиве Ньянда и Мак Махарадж, а мне пришлось уйти в бега. Они были замечены в июле 1990 года одним из «аскари» — бывшим бойцом МК, работавшим на полицию безопасности, и схвачены. (прим. «аскари» — название, использовавшееся в немецкой колониальной армии для местных чёрных солдат).

Их задержание привело к арестам других оперативников «Вулы» в Дурбане. Как и в случае с Филой, за отказ от сотрудничества с полицией они были застрелены. Казнь произошла ночью, на берегу реки Тугела. Их тела завернули в проволочную сетку, к ней прикрепили грузы и тела бросили в кишащее акулами устье реки. Их больше никогда не видели.

Я провёл большую часть выходных дней на телефоне, пытаясь свести вместе разрозненные новости и отвечая на вопросы прессы. Вывод, к которому пришли Джанета Лав и я ещё тогда, когда наши фотографии как «разыскиваемых», «вооружённых и опасных» появились в газетах вместе с фотографией Чарльза, подтвердились самым страшным образом. Мы предполагали тогда, что его включение в список находящихся в общенациональном розыске было дымовой завесой, чтобы отвести внимание от именно такого преступления.

Когда бывшие сотрудники полиции безопасности стали делать признания, правда об ужасных деяниях прошлого начала выходить на поверхность. Самым печально известным был случай с Юджином Де Коком, командиром подразделения полиции безопасности, базирующемся на секретной ферме, называвшейся «Флакплас», около Претории. Они вели ничем не ограниченную войну против «террористов». «Поскольку они убивают наших ребят, то мы будем убивать их», так бывший начальник полиции безопасности, генерал Хендрик ванден Берг, выразил это в 70-х годах. Ванден Берг не утруждал себя тем, что государство обязано соблюдать закон. АНК же подписал Женевскую конвенцию о войнах и вооружённых конфликтах.

Из-за своей жестокости Де Кок стал известен как «Первичное зло». Его группа специализировалась на пытках и убийствах самого ужасного рода и с неё брали пример аналогичные «эскадроны смерти» по всей стране. Эти «эскадроны» действовали, пользуясь «аскари» — бывшими партизанами, которые хорошо знали людей и методы МК. Методика «обращения» схваченных партизан была леденяще простой: приставить пистолет к виску пленника и предложить: «сотрудничество или смерть».

Вырванные сведения тут же пускали в ход, что полностью связывало слабого человека, и он или она начинали бояться возмездия АНК. Родезийцы широко применяли этот метод, а ведь Де Кок и другие у них служили.

Хью Лагг, после того, как он предал группу Дамьена Де Ланге, в конце-концов попал под командование Де Кока. Дамьен сейчас является полковником вооружённых сил.

Лагг, сломленный человек, давал показания на уголовном процессе против Де Кока, описывая убийство одного из «ненадёжных» «аскари» остальными членами подразделения на ферме в «Флакпласе», как «оргию пожирания стаей акул». Расправа началась с того, что Де Кок сломал бильярдный кий о голову этого человека, а все остальные бросились следом. Расправа кончилась тем, что кусками резинового шланга человека разбили в лепешку.

Де Кока арестовали по обвинению в различных преступлениях ещё до начала процесса примирения. После долгого судебного разбирательства Де Кок был признан виновным в шести убийствах и ещё многих менее опасных преступлениях — от мошенничества до заговора. В ноябре 1996 года он был осужден на два пожизненных заключения и ещё на 212 лет тюрьмы. В ходе суда он утверждал, что его начальники в полиции и правительстве имели полную информацию о том, что он делал. С предельной горечью он увидел, как все его начальники от него отреклись. Де Кок утверждал, что не был расистом, поскольку охотился не только на чёрных, но и на белых. И я, и Джо Слово были в списке на убийство.

В ходе расследований было получено письменное свидетельство одного из аскари, Альмонда Нофомелы, где описывалось нападение 2 июня 1986 года, когда в Свазиленде, в Мбабане, в одном из домов были застрелены три члена МК. Утверждалось, что в это время Де Кок был в Свазиленде и, по всей видимости, возглавлял эту акцию. Жертвами её стали Пансу Смит, Сафо Дламини и Бузи Маджола. Мозес и я полагали, что их убили трое зловещих бельгх, которых мы подозревали и за кем следили. Их предводителя мы называли словом «Магнум» и он управлял парочкой наркоманов из Ольстера и Перу. Де Кок признался, что в Свазиленде в 1983 году застрелил Звелаке Ньянду, брата Сипиве.

Двое из компании Де Кока, бригадный генерал Джек Кронье и капитан Жак Хектер, предстали перед Комитетом по амнистии Комиссии истины и примирения и признались в 60 убийствах по политическим мотивам. Позже они подали прошение об амнистии ещё по девяти убийствам, о которых, как они утверждали, они «забыли».

В докладе психиатра, представленном на слушания по вопросам амнистии, Кронье характеризовался как происходящий из замкнутой религиозной семьи. После окончания школы он вступил в полицию, поскольку его родители не имели возможности дать ему дальнейшее образование. Он служил в силах безопасности Южной Родезии, а в 1983 году был направлен в «Флакплас». По сообщению его психиатра, у Кронье выработались послетравматические стрессовые отклонения ещё в родезийские дни. «Он убеждён в правильности того, что он делает», отмечалось в сообщении психиатра. «Он считает чёрных людей своими врагами… Он утратил способность чувствовать и бояться, стал мрачным и страдал от бессонницы. Он не понимает, что он болен».

Капитан Жак Хектер задушил активиста АНК куском провода. Затем его тело было облито бензином, ему на шею надета шина и всё это было подожжено для того, чтобы это выглядело так, будто его убили другие активисты АНК. Хектер сказал психиатру, что он боится боли и не любит причинять боль другому. Он ни разу не застрелил кого-либо. Он всегда убивал голыми руками. Он был убеждён в том, что не убил ни одного невинного человека. Ему был поставлен диагноз, что он находился на границе между неврозом и психозом.

Было удивительно взглянуть в сущность убийц, которые десятилетиями терроризировали активистов освободительного движения. Присутствовавшие при даче ими показаний с трудом могли связать то, что они натворили, с тем, насколько обыкновенными людьми они выглядели. Это является леденящим напоминанием изображения банальности зла, сделанного знаменитым ученым-политологом Ханнахом Анердтом, сбежавшим от нацистского преследования, который описывал вождей нацизма, совершивших невероятные преступления, как посредственностей. Дело не в том, что злодеяния были обычным явлением, а в том, что виновные в самых жесточайших из них часто были совершенно ординарными людьми, ничем не выделяющимися из толпы. Хотя, по моему опыту, практически любой боров, лишённый власти, может выглядеть довольно приличным человеком, а злодей, властью наделённый, имеет зловещую ауру, которую часто можно почувствовать за версту.

Одним из таких был печально известный следователь полиции безопасности капитан Джеф Бензьен, наводивший ужас на активистов. В комиссии по амнистии он на добровольцах демонстрировал пытку своих жертв с помощью так называемого «мокрого мешка». Чтобы заставить пытаемого заговорить, он садился на него верхом, надевал ему на голову пропитанный водой мешок и затягивал его на шее, доводя человека до удушья. Пытка не прекращалась, пока из жертвы не выбивали показания.

Омерзительное зрелище Бензьена, раскормленного, с цветущей мордой, потеющего и пыхтящего, когда он исполнял пытку своим любимым методом при полном освещении перед телевизионными камерами и журналистами, навевало воспоминания о суде над фашистским извергом Адольфом Эйхманом. Но степень ответственности возрастает по мере удаления от исполнителя, который пускает в ход смертоносные приспособления собственными руками.

Бензьен просил у своих жертв прощения. Лишённый ореола власти, когда-то приданного ему руководителями, он выглядел помятым и жалким ничтожеством. Эта сцена напомнила мне ощущения тяжкого беспокойства, испытанного в 1963 году, когда полиция безопасности охотилась за мной. Ещё многие годы после побега из Южной Африки меня мучили кошмары, что меня безжалостно преследуют. Что бы я не предпринимал пытаясь убежать — бежал в дома и из них, вверх или вниз по лестницам, по бульварам или по задворкам — в конце-концов я оказывался в клещах дурбанского Специального отделения и просыпался в холодном поту. Кошмары эти приходили в тиши моего лондонского дома. Когда я вернулся в Южную Африку, ближе к полю боя, они прекратились.

Если многие низовые исполнители подавали заявления на амнистию вероятно ради немедленных шкурных интересов, а не в силу искреннего раскаяния, то их начальники, вызванные по повесткам, начинали выкрутасы вокруг смысла слов, написанных в их приказах. Как заметил один наблюдатель: «Чем выше чин допрашиваемого полицейского, тем более туманными становятся слова».

Бывшие полицейские начальники вроде Йохана Фон Дер Мерве и Йохана Котце пускались в объяснения, что слова «устранить», «изъять» и «нейтрализовать» могут означать удаление из общества путем «ареста» или «задержания». Полистав словарь, Котце начал спорить, что «устранить» означает не более как «вынуть» или «передвинуть». Генерал Юп Юбер, бывший начальник элитных Специальных сил армии ЮАР и один из немногих армейских офицеров, вызванных для дачи показаний, возможно потому, что его упомянул другой заявитель, объяснял: «Я думаю, мы должны рассматривать слово «устранить» очень осторожно. Я могу кого-то устранить, арестовав его. Я могу нейтрализовать кого-то, арестовав его. Каждый случай надо рассматривать сам по себе. Если вы можете устранить кого-то, не убивая его, то вы можете арестовать его. Я не думаю, что широкоупотребительный термин «устранить» обозначает «убить» (газета «Кей таймс», 9.11.97). Однако их подчинённые отвергали такую логику, напоминавшую рассуждения в сказке «Алиса в стране чудес», и без колебаний настаивали, что приказы «устранить» кого-то имели только одно значение — и это значение было: «убить».

Мой давний противник, Крейг Уильямсон, за этот год раздавшийся в теле и обозлённый на своих бывших начальников, и по интеллекту далеко опережавший всех остальных (скорее всего, ввиду его знакомства с антиапартеидной политикой), свидетельствовал, что язык приказов намеренно был сделан «всеобъемлющим». При тщательном анализе всего случившегося он объяснял, что прежнее правительство старалось держаться подальше от тайных операций, чтобы потом можно было отрицать осведомлённость и отказываться от ответственности за такие операции.

Далее Уильямсон сообщал, что «процедуры операций разрабатывались знатоками законов так, чтобы не оставалось доказательств легальной ответственности высшего эшелона за все эти деяния». Он добавил, что в ретроспективе всё выглядит так, будто верхние эшелоны, особенно политики, настолько старались легально дистанцироваться от тайных операций, что они отреклись от своей обязанности по непрерывному служебному надзору за такими акциями и потому потеряли управление ими». Уильямон далее заявил, что Ф. У. Де Клерк должен был жить с закрытыми глазами, если он и вправду не знал о тайных операциях.

По просьбе Уильямсона мы встретились с ним в саду в одном йоханнесбургском доме, чтобы помочь ему принять решение предстать перед Комиссией истины. Он встретился со мной, чтобы прощупать почву для своего ментора, генерала Йохана Котце, близкого друга его родителей, который начал взращивать его со школьных годов и за несколько недолгих лет превратил в высококлассного шпиона. Теперь оба они пребывали в бесчестье и вздрагивали перед своим неопределённым будущим. Уильямсон написал мне, называя нас воинами, война между которыми окончена. Но нельзя сравнивать тех, кто сражался за свободу, с теми, кто служил в рядах апартеида и совершал при этом действия, которым нет оправдания. Тем не менее, по прошествии конфликта при встрече лицом к лицу ненависть не переполняла меня. Теперь, слушая его трезвые оценки ситуации и подробности о затруднениях в его предпринимательстве, я не испытывал никаких чувств. Единственное, что имело значение, это подтолкнуть его к сотрудничеству с Комиссией истины.

Мёртвых нельзя вернуть к жизни, но из появляющихся свидетельств можно хотя бы узнать, что случилось. Это приносило какое-то облегчение семьям жертв и давало способ хоть как-то успокоить страдающих. Если мы не могли наказать виновных, то хотя бы печать ответственности за свершённые деяния на них была поставлена. И процесс примирения и выяснения истины, если даже это не идеальное средство, оказался феноменально успешным — особенно в сравнении с комиссиями с ограниченными функциями, организованными в других странах вроде Аргентины и Чили. Он был назван образцом для всего мира.

Джо Ферстер был ещё одним бывшим противником, попросившим о встрече со мной. Когда-то он служил в Специальных силах армии ЮАР под началом генерала Юбера. В 1986 году ему было поручено организовать зловещее Бюро гражданского сотрудничества (БГС), название которого отдавало чем-то орвелловским, а задачей было развязать против активистов-противников апартеида войну без всяких правил. Создание БГС отображало растущую роль военных в период правления Питера Боты и отчаяние генералов, когда им не удалось остановить рост волны освободительного движения. Оно чётко укладывалось в описанную Уильямсоном картину, когда верхние эшелоны ради самоспасения отталкивали подальше от себя организованные ими машины для убийств. Это было и цинично, и трусливо, и является кричащим обвинением эре Питера Боты — Магнуса Малана. Операции Ферстера были выведены за рамки формальных армейских структур. Он получил бесконтрольное право командовать операциями и тайную связь с командующим вооружёнными силами ЮАР, каковым в 1985–1990 годах был генерал Янни Гельденхьюз. В свободное время генерал пописывал детские книжки. Ферстеровская схема неизбежно вела к потере управления и ответственности, она подорвала профессионализм и легальность военных. Она нанесла непоправимый урон уже запятнанному облику вооружённых сил ЮАР, которые, как-никак, в двух мировых войнах создали себе положительную репутацию.

Ферстеру были даны исключительные права — лицензия убивать хоть внутри страны, хоть за границей бойцов и гражданских лиц, которые, по его мнению, были врагами государства. Его рекрутами была смесь из матёрых десантников и солдат-разведчиков вроде него самого, сдобренная наёмниками, отсидевшими уголовниками и гангстерами. Вот какими были исполнители, чьи руки непосредственно возносили орудия смерти.

Они были подготовлены к их мерзкому делу пожизненным промыванием мозгов по поводу угрозы коммунизма и swart gewaar (чёрного зла), которое, как они истово верили, собиралось сбросить белых людей в океан. Их действия простирались от жутких актов запугивания, когда, например, перед домом архиепископа Туту был повешен ещё не рождённый детёныш бабуина, до убийств и подрывов активистов. Как полагают, в это ряд входят убийства университетского преподавателя Дэвида Уебстера, юриста СВА-ПО Антона Любовского, представительницы АНК в Париже Далси Септембер, покушения со взрывами на Альби Сакса и Джереми Брикхилла в Мапуту и Хараре, отравление командира МК Тами Зулу, возможная диверсия на самолёте президента Мозамбика Саморы Машела, убийства с помощью бомб-посылок Рут Ферст и Джанетты Скун в Мапуту и в Анголе, и бесчисленные «устранения» профсоюзных деятелей и других активистов внутри страны — таких, как Мэтью Гониве и Форт Каната.

Джо Ферстер, как и Крейг Уильямсон, полностью разочаровался в политиках и генералах, которые попользовались им и бросили в беде, когда он стал неудобен. Бородатый и крепко сложенный, Ферстер говорил в мрачных тонах человека, шокированного внезапно открывшимися ему реальными фактами жизни. Обманом его заставили верить, что АНК является смертельной угрозой всему, за что он стоял. И вдруг в мгновение ока он видит, как его начальники ведут с нами переговоры, а он превратился в изгоя, отщепенца, и карьера его рухнула. Они, считал Ферстер, несут гораздо большую ответственность, нежели он сам. Бывшие заклятые враги типа меня и Джо Модисе возглавляют национальные вооружённые силы и, по его мнению, делают это неплохо. Сейчас он начал кое-что понимать.

Пока мы беседовали, я представил себе молодого Джо Ферстера, свежеиспечённого выпускника школы, из духа авантюризма и наивного патриотизма поступающего в армию. Он преуспел в физической подготовке и безоговорочно воспринял доктрину о «взращённых коммунистами врагах» и об «угрозе западной христианской цивилизации». И когда он проявил себя бесстрашным и преданным солдатом, к нему обратились генералы и поручили создать и возглавить БГС. Для этого пришлось расстаться с карьерой в обычных войсках и с любимой военной формой и замаскироваться под гражданского. Это был исключительно крутой поворот, но он пошёл на это из ложно понятой преданности службе и искажённой любви к своей стране. Наверное, он ощущал бесконечно польщенным тем, что его начальники доверяли ему власть и денги, и тем, что за ним почти не было надзора и отчётности. Ну кто он был такой, чтобы в то время понять, что всё это делалось больше для прикрытия генералов, нежели для обслуживания его собственных оперативных потребностей? БГС выросло в нечто, само себе устанавливающее законы, пока не было распущено Де Клерком в 1990 году.

Де Кок, Бензьен, Уильямсон и Ферстер были пешками в руках генералов и правителей апартеидной страны. За все их преступления должны отвечать те, кто старался держаться подальше, кто дал им неограниченные возможности применять орудия смерти и какое-то время окутывал их славой. Приговор Эйхману, несомненно, является моральным ориентиром.

Разоблачения относились не только к годам, предшествовавшим снятию запрета на АНК в 1990 году, но и к последующему периоду. Число погибших после 1990 года превышало четырнадцать тысяч человек, а двадцать две тысячи человек были ранены. Это вдвое превышало число убитых по политическим причинам в предыдущие сорок два года апартеида.

Оперативники «Вулы» Чарльз Ндаба, Мбусо Тшабалала и другие несчастные, останки которых были выкопаны на «полях смерти» в Нагане, должны быть прибавлены к этой статистике. Согласно Мэттью Фосе, присутствовавшему при многих этих печальных эксгумациях, было около 200 секретных захоронений.

Большинство разоблачений исходило от бывшей секретной полиции. Из прежней армии пришли немногие. Они держались тесным кружком, крепко поддерживая друг друга и действуя по принципу: «ничего не помню». Однако мы ещё посмотрим, сколько времени будут спрятаны «армейские» скелеты.

В рамках комиссии про примирению и выяснении истины я дебатировал с генералом Констандом Фильюном, лидером «Фронта свободы». Как командующий сухопутными войсками с 1976 по 1980 год, а затем преемник Магнуса Малана на посту командующего вооружёнными силами ЮАР до 1985 года, он был хорошо осведомлён о роли военных и об их зарубежных рейдах. Тема дебатов называлась так: «Дебаты о справедливой войне и примирении».

Фильюн понравился членам АНК своей честностью и стремлением к сотрудничеству и часто получал вежливые аплодисменты наших депутатов. Я отнёсся к нему с уважением и мы часто обменивались мнениями по оборонным вопросам. Однако с разочарованием я выслушал его аргументы, что вооружённая борьба АНК не подходит под определение справедливой войны. Фильюн явно был честным человеком, но то, что через три года после создания демократического государства и при всех тошнотворных разоблачениях в отношении служб безопасности он продолжал придерживаться таких убеждений, заставляет меня усомниться, сможет ли кто-нибудь из его поколения когда-то по-настоящему преодолеть свои предрассудки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.