Соотношение теории и практики в нацистской экономической политике
Соотношение теории и практики в нацистской экономической политике
В сентябре 1923 г. Гитлер писал, что экономика имеет только второстепенное значение по сравнению с политикой{34}. Вопрос о предпочтении Гитлера рыночной или плановой экономики остается открытым. По всей видимости, главной причиной сдержанности Гитлера было нежелание отпугнуть промышленников, да и внутри партии по этому вопросу имелись весьма значительные расхождения. Будучи по убеждениям социал-дарвинистом, Гитлер должен был бы склоняться к рыночной экономике и конкуренции, но они являлись частью кредо буржуазных политиков, а Гитлеру хотелось набрать некоторую дистанцию по отношению к этим ценностям. С другой стороны, партия декларировала стремление к социальной гармонии и к примату политики, что было ближе именно плановым началам в экономике: программа НСДАП (пункт 13) требовала огосударствления трестов и проведения отвечающей национальным интересам аграрной реформы (пункт 17); в 1920 г. Гитлер предлагал национализировать банки и крупную торговлю.
То, что получилось в итоге, стало синтезом национализма и социализма. В военное время плановые начала настолько усилились, что министр вооружений Шпеер, дабы не отпугнуть крупных предпринимателей, подчеркивал, что после окончания войны рыночная экономика должна быть восстановлена в прежнем объеме. Гитлер же в это время все чаще хвалил Сталина за то, что тот разрушил старые элиты и создал плановую экономику, которая лучше справлялась со своими задачами во время войны. Встает вопрос: если Гитлер склонялся-таки к плановой экономике, то как он относился к частной собственности, практически несоединимой с плановыми началами? Ненависть к капитализму и либерализму, безусловно, не позволяла декларировать необходимость защиты частной собственности на средства производства, поэтому высказывания Гитлера на этот счет неопределенны и намеренно многозначны.
Экономика и экономическая политика для Гитлера была только средством для достижения политических целей{35}, а какая-либо определенная экономическая программа являлась лишь макулатурой, если она не соответствовала политическим целям. Это можно проиллюстрировать на примере экономической программы, предложенной в 1932 г. Штрассером. Программе этой первоначально отводилась большая политическая роль, и во многом именно благодаря ей нацисты провели триумфальную избирательную кампанию лета 1932 г. Программа Штрассера предусматривала национализацию банковской системы, изменение экономической системы общества, огосударствление крупных предприятий, муниципализацию универмагов и ликвидацию банковского процента (это означало ликвидацию кредита, что немыслимо в стране с рыночной экономикой). Все эти требования противоречили рыночной системе, трогать которую Гитлер не хотел: он стремился к сохранению доверия промышленности и открыто восхищался ее лидерами.
Огромное значение для формирования экономической политики (вернее, способа ее ориентации на политические задачи) имели представления самого Гитлера, ибо его власть была огромна. Однако многие современные исследователи указывают, что, несмотря на масштабы власти, в сфере экономики возможность маневра для Гитлера была довольно ограниченной. Так, Тим Мэйсон писал, что Гитлер, стесненный рядом неполадок в экономике, сначала просто стремился избавиться от проблем, которые сам рассматривал как политические, а не реализовывал свои программные установки. При этом ключевым фактором, определявшим последовательность действий Гитлера, была боязнь внутриполитического кризиса (как в 1918 г.) и опасение рабочих беспорядков{36}. Иногда экономическая необходимость вынуждала Гитлера принимать решения, которые ему самому не нравились; так, в 1933 г. им было одобрено решение о предоставлении финансовой помощи еврейским предприятиям, находившимся в затруднительном положении. Это было сделано для ослабления социальной напряженности. Гитлер боялся недовольства рабочих: он знал, что психологическая мотивация может быть скоротечной и нельзя долго терпеть материальные лишения и жертвы. Мейсон даже утверждал, что Третий Рейх следует считать социал-империалистическим государством, в котором социального благополучия и процветания планировали достичь путем экспансии и завоеваний. Ради экономических выгод Гитлер не хотел жертвовать даже небольшим снижением стандартов жизни. Судя по мемуарам А. Шпеера, Гитлер очень опасался утраты популярности.
В 1934 г. Гитлер, из страха перед социальными потрясениями, продлил полномочия имперского комиссара по ценам и долго сохранял его даже после того, как руководитель этого ведомства, известный прусский политик Карл Герделер (казненный впоследствии за участие в Сопротивлении), просил о его роспуске (так как ведомство было не в состоянии эффективно работать). Ведомство комиссара по ценам было учреждено в 1931 г. вместе с введением государственного регламентирования цен и зарплаты, которое устраняло тарифную автономию и свободное ценообразование на рынке. 15 июля 1932 г. правительство Брюнинга, чтобы воспрепятствовать утечке капитала за границу, отменило конвертируемость валюты{37}. Иными словами, первые шаги на пути либеральной рыночной экономики, первые прецеденты государственного вмешательства в экономику и первые учреждения государственной бюрократии для управления экономикой были созданы уже в Веймарскую республику, а Гитлер их использовал в своих целях.
Перед лицом проблем в продовольственном снабжении населения Гитлер (в 1935–1936 гг.) был готов даже отказаться от ввоза важных для развития программы вооружений товаров, лишь бы не вводить продовольственные карточки и не провоцировать народ на проявление неудовольствия. В 1938 г., несмотря на настойчивые просьбы министерства продовольствия и сельского хозяйства, Гитлер категорически отверг предложение о повышении цен на продукты питания, так как оно могло отрицательно повлиять на жизненный уровень населения.
Несмотря на «почтение» Гитлера к различным аспектам социально-экономической политики, он, тем не менее, неоднократно указывал, что не существует специфически экономической политики, но существует просто политика; соответственно, любые экономические вопросы он воспринимал как второстепенные. Гитлер был убежден, что экономика — это простое дело, совершенно не нуждающееся в какой-либо теории{38}. Правда, на начальной стадии борьбы за избирателей Гитлер, отдавая должное пропагандистской ценности и действенности лозунгов о «процентном рабстве» и «еврейско-капиталистической эксплуатации», привлек в качестве главного «специалиста» в области макроэкономики Готтфрида Федера, который безоглядно спекулировал на симпатиях простых немцев к социализму, активной социальной политике государства. Некоторое время Федер считался ключевой фигурой в формировании нацистской экономической политики, но его звезда закатилась еще до прихода нацистов к власти. Гораздо серьезнее повлиял на взгляды Гитлера на экономическую политику колоритный и интересный человек (в отличие от поверхностного Федера) Отто Вагенер, являвшийся доверенным лицом фюрера вплоть до июня 1934 г.
Вагенер, происходивший из семьи фабриканта, во время Первой мировой войны командовал батальоном, в 20-е годы занимался бизнесом, а после знакомства с Гитлером уверовал в «божественный гений» последнего. В 1929 г. Вагенер некоторое время занимал ответственный пост начальника штаба СА, а после того как Гитлер уговорил возглавить СА Э. Рема, он попросил Гитлера назначить его руководителем политэкономического отдела (Wirtschaftspolitische Abteilung) центрального руководства партии. К работе в своем отделе Вагенер привлек будущего министра экономики Третьего Рейха Вальтера Функа.
В качестве руководителя этого отдела Вагенер сблизился с Гитлером и часто и подолгу с ним беседовал. В этих беседах Вагенер высказывался за третий путь (между социализмом и капитализмом); этот путь он называл «социальное хозяйство». Вагенер отвергал национализацию средств производства и вместо нее предлагал постепенный переход прав собственности от нынешних владельцев к тем, кто сможет управлять ими по-настоящему эффективно. Это отвечало и убеждениям Гитлера: «Я никогда не утверждал, что все предприятия должны быть национализированы. Нет, я говорил, что мы могли бы национализировать те предприятия, которые наносят ущерб национальным интересам. В других же случаях я считал бы преступлением разрушение важнейших элементов нашей экономической жизни. Возьмите итальянский фашизм. Наше национал-социалистическое государство, как и фашистское государство, должно стоять на страже интересов как рабочих, так и работодателей, и выполнять функции арбитра в случае возникновения споров»{39}. Вагенер предлагал ввести систему «перехода прав собственности» — этот процесс должен был регулироваться государством{40}. Вагенер планировал (по образцу фашистской Италии) введение «корпоративного самоуправления» с совещательными функциями. Все отрасли производства на местном уровне объединяются в «экономические советы» (Wirtschaftsreite), в которых труд и капитал должны быть представлены в одинаковых долях. «Экономические советы» отправляют своих депутатов в региональные «палаты экономики», а те — на «имперский экономический совет» (Reichswirtschaftsrat), который должен был консультировать политическую власть. С помощью этой корпоративной структуры планировалось достичь равномерного распределения прибыли и достичь необходимого уровня финансирования социальных программ. В мемуарах Вагенер писал, что Гитлер живо интересовался этой программой, и они с интересом обсуждали ее детали{41}. Гитлер, однако, настоял на сохранении планов Вагенера в тайне до его (Гитлера) прихода к власти, чтобы эти планы не были использованы политическими противниками нацистов в предвыборной борьбе. Вагенер, таким образом, должен был дожидаться прихода нацистов к власти, а тем временем в ближайшем гитлеровском окружении усиливались его противники — Вальтер Функ и Вильгельм Кепплер, ориентировавшиеся на крупный бизнес. После 1933 г. большое влияние на Гитлера оказывал убежденный рыночник, немецкий финансовый гений Яльмар Шахт. По всей видимости, Гитлер опасался того, что радикализм теоретических построений Вагенера отпугнет многих сторонников партии, поэтому к его планам он более не возвращался и под благовидным предлогом отстранил Вагенера от руководства экономической политикой партии. После прихода к власти Гитлера Вагенер во главе отряда СА занял резиденцию самой крупной немецкой предпринимательской организации «Имперский союз немецкой промышленности», дабы приступить к «аризации» и «унификации», но Гитлер, не желая скандала, отобрал у него полномочия имперского комиссара экономики[1].
Представляется, однако, что отношение фюрера к экономике и ее специфическим проблемам наиболее полно и универсально характеризуют строки в «Майн кампф», в которых он распространяется о том, что внутренняя сила и мощь государства очень редко совпадает с периодами его экономического процветания: «пример аскетической и бедной Пруссии как раз с удивительной точностью доказывает, что не материальное благосостояние, а идеальные добродетели, связанные с жертвенностью и готовностью к борьбе, способствуют созданию сильного и устойчивого национального государства»{42}. Гитлеру не откажешь в последовательности: в отношении к экономике и в оценках экономических теорий он до конца остался верен постулату, высказанному в «Майн кампф»: «Государство не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или развитием… Государство является расовым организмом, а не экономической организацией. Внутренняя сила государства лишь в редких случаях совпадает с так называемым экономическим процветанием; последнее, как свидетельствуют многочисленные примеры, указывает на приближающийся крах государства. Пруссия с исключительной наглядностью подтверждает, что не материальные средства, а лишь идейные ценности позволяют создать государство. Только при их наличии может благоприятно развиваться экономическая жизнь. Всегда, когда в Германии отмечался политический подъем, экономические условия начинали улучшаться, и всегда, когда экономические условия становились первостепенной заботой народа, а идейные ценности отходили на второй план, государство разваливалось, и вскоре возникали экономические трудности. До сих пор никогда в основе государства не лежали мирные экономические средства»{43}.
Если этой обширной выдержки недостаточно, и если уместно в шутливой форме изобразить представления Гитлера об экономике как науке, то, наверное, для этого лучше всего подошли бы слова блестящей английской экономистки Джоан Робинсон: «Смысл изучения экономической теории не в том, чтобы получить набор готовых ответов на экономические вопросы, а в том, чтобы не попасться на удочку экономистам». Иными словами, у Гитлера не было устойчивых представлений о том, как следует строить экономику, но он был твердо убежден, что никакой специфической экономической политики не существует, нужна только твердая власть. Граф Шверин фон Крозиг, бывший первое время министром финансов у Гитлера, писал в мемуарах: «Предупреждение об инфляции Гитлер вовсе отвергал совсем не ложным утверждением, что при сильном правительстве не может быть инфляции. Отсюда проистекало и его совершенно здоровое чувство, что расходы всегда следует держать в рамках доходов»{44}. Сам Гитлер весьма трезво оценивал собственную экономическую политику в разговоре с Шахтом: «Основной причиной стабильности нашей валюты являются концлагеря»{45}.
Уже в конце войны, на собрании промышленников 26 июня 1944 г., Гитлер сказал, что, вопреки утверждениям коммунистов, венцом развития человечества будет не претворение в жизнь их идеала всеобщего равенства, а «единственно возможной предпосылкой для продвижения человечества по пути процветания является всемерное поощрение частной инициативы. И если эта война завершится нашей победой, для германской экономики наступит период расцвета частного предпринимательства. Не верьте, что я собираюсь создать органы государственного управления экономикой… Как только наступит мир, я тут же предоставлю полную свободу действий выдающимся деятелям германской экономики и буду внимательно прислушиваться к их советам… Лишь благодаря вам мне вообще удается решать порожденные войной проблемы. В знак моей бесконечной благодарности я обещаю, что никогда не забуду ваших заслуг, и что не найдется ни одного немца, который обвинит меня в неисполнении взятых на себя обязательств»{46}. По всей видимости, позиция Гитлера отражала и общие немецкие представления об экономике, коренящиеся в немецком менталитете. В этой связи любопытно отметить, что в Германии стереотипы отношения к народному хозяйству и его управлению жили «отдельно» от политической сферы — подтверждением тому является позиция правительства ФРГ в этом вопросе. Правительство ФРГ имело значительные вклады в 80 компаниях, но реализовало их странно: оно не стремилось к контролю над большими фирмами, как это делали во Франции и Англии в 50–70 гг., но принимало участие во многих компаниях; такой порядок — наследие Третьего Рейха, который не стремился к государственной экономике. Весьма незначительно проявляется интерес к национализации даже у СДПГ, хотя в других европейских странах национализация одно время была весьма модной и желанной{47}. В этом отношении ФРГ более похожа на США, а не на своих европейских соседей.
Первоначально, для морального подкрепления сильной власти и репрессивных мер, нацисты не чурались и социальной демагогии. В 1935 г. одна из статей в ФБ так и называлась: «Капитализм преодолен». «Преодоление капитализма» произошло якобы вследствие того, что НСДАП покончила со всеми экспериментами в сфере денег и кредита; партия осуществила подъем экономики вне всякой зависимости от капитала и впервые сделала экономическую политику принципиально независимой от рыночной конъюнктуры. Предпринимателям же ФБ постоянно внушала мысль о необходимости мирных отношений с рабочими. Интересно, что термином «пролетариат» в ФБ обозначали все низменное, бесхарактерное, подлое, лицемерное в людях вне зависимости от их классовой принадлежности; бывало, что нечестные и лживые предприниматели назывались ФБ пролетариями{48}. Придя к власти, Гитлер сразу установил строгий контроль над ценами и зарплатой; несмотря на жесткость этих мер, рабочие после 1933 г. постепенно перестали чувствовать себя париями общества, в котором, казалось, в институциональном отношении ничего не изменилось.
В целом нужно отметить, что социальное измерение экономической политики для Гитлера играло определяющую роль; в иерархии ценностей и целей нацистской экономической политики можно выделить следующую последовательность: преодоление безработицы, милитаризация экономики и подготовка к войне и обеспечение автаркии. Эта последовательность неукоснительно соблюдалась в гитлеровской экономической политике во все предвоенные годы. Важно подчеркнуть, что система нацистского господства давала диктатуре Гитлера такие возможности, выходящие далеко за рамки традиционно допустимых условий, принятых в демократической и плюралистической Веймарской Германии. Первоначально это составляло актив, а не пассив нацистской диктатуры, которая располагала большими возможностями массовой мобилизации на основе огромного потенциала необыкновенно высокой общественной интеграции. Огромное значение имела при этом харизматическая фигура фюрера: опираясь на специальных уполномоченных и имперских комиссаров, Гитлер всегда мог обойти рутинную государственную бюрократию, хотя он и не располагал генеральным планом преобразований экономики и общества, а ограничивался отдельными, едва ли не спонтанными, действиями, нацеленными на радикальное преобразование европейского и мирового порядка.