Глава 3 От ПОРТУГАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ до независимости Анголы

Глава 3

От ПОРТУГАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ до независимости Анголы

Итак, к апрелю 1974 г., когда португальская революция открыла перспективу быстрого продвижения Анголы к независимости, отношения Москвы со своим многолетним партнером – МПЛА были ослаблены. Джеймс Симент в книге о «постколониальных войнах» в Анголе и Мозамбике пишет: «…ситуация в столице и в сельской местности быстро ухудшалась летом и осенью 1974 г. В то время как позиции левых усиливались в Лиссабоне и Луанде, [португальские] официальные лица стали не замечать советских поставок стрелкового оружия МПЛА. Так, когда белые вновь подняли мятеж в ноябре, им дали отпор африканские комитеты самообороны, номинально контролируемые МПЛА и вооруженные АК-47»[131]. Однако Симент не ссылается ни на какой источник, и, в любом случае, его слова довольно далеки от реальности: еще несколько месяцев после португальской революции Москва не решалась сделать выбор между соперничавшими фракциями в этом движении и возобновить активную поддержку Нето и его сторонников.

Наиболее критическим моментом был так называемый «съезд» МПЛА, состоявшийся в Замбии в августе 1974-го. Кавычки здесь уместны, поскольку это мероприятие было организовано не столько самими ангольцами, сколько их «базовыми» странами – Замбией, Конго-Браззавилем, Заиром и Танзанией. Более того, «квоты» сторонников Нето и других двух групп были определены фактически лидерами этих стран, и не в пользу президента МПЛА.

После бесполезных дискуссий Нето и его сторонники приняли правильное решение – 22 августа они покинули «съезд», а затем созвали межрегиональную конференцию активистов МПЛА внутри страны, в провинции Мошико[132]. На ней было подтверждено лидерство Нето и избраны новые руководящие органы – ЦК и Политбюро. А оставшиеся на «съезде» сторонники Чипенды избрали его президентом МПЛА, и, как говорили, сообщение об этом даже было якобы передано Московским радио, вещавшим на португальском языке.

О. Н. Нажесткин пишет, что советская (политическая) разведка сыграла «решающую роль» в изменении позиции Москвы в пользу Нето и что во второй половине 1975 г. помощь МПЛА было возобновлена[133]. Но приходится вновь сказать, что развитие событий шло более сложным путем, и на него влиял не один фактор. Прежде всего, «решающую роль» сыграла широкая поддержка МПЛА в самой Анголе после апреля 1974 г., особенно в Луанде, а для большинства ангольцев символом этой организации был именно Нето. Да и помощь МПЛА была возобновлена гораздо раньше, а по некоторым направлениям она вообще не прекращалась.

Информация в поддержку Нето приходила и из дружественных Москве стран. Так, в начале мая 1974 г. делегация МПЛА во главе с Нето впервые посетила ГДР по приглашению правящей Социалистической единой партии Германии. Во время визита было подписано соглашение о сотрудничестве. По словам участников переговоров от СЕПГ, Нето скептически отзывался о новом правительстве Португалии, поскольку он, в отличие от этого правительства, выступал против планов создания федерации Португалии и ее колоний и настаивал на полной независимости Анголы[134]. Что касается просьб о материальной помощи, делегация МПЛА ограничилась заявками на поставки товаров гражданского назначения и не ставила вопросов об оружии[135].

Иногда подобная информация приходила из довольно неожиданных источников. В последние дни августа 1974 г. в Женеве автор участвовал в работе Международной конференции неправительственных организаций против колониализма и апартеида, организованной ООН и ОАЕ, и в один из дней ее работы у автора состоялась интересная беседа с Ларс-Гуннаром Эрикссоном, шведским социал-демократом, который тогда был директором Международного фонда университетского обмена, и его представителем, который только что вернулся из Замбии, где он занимался, как теперь говорят, «мониторингом» «съезда» МПЛА. Они всячески стремились убедить меня, что Нето является «самым прогрессивным африканским лидером после Лумумбы», и подчеркивали, что «ваш товарищ Владимир в Лусаке ошибается», имея в виду, очевидно, советника совпосольства В. Н. Безукладникова[136]. Трудно представить себе, но шведский социал-демократ убеждал советского коммуниста поддержать африканского марксиста! Запись этой беседы с Эрикссоном, естественно, была направлена в Международный отдел, но она, конечно, была далеко не единственным свидетельством в пользу Нето.

Когда ангольские студенты, участвовавшие в «съезде»[137], собирались возвращаться в СССР, Нето проинструктировал их «рассказать все, как было», и они описали нам все детали противоречивых событий: как «съезд» пришлось открывать не руководителям, а ангольским пионерам, как место проведения его было окружено замбийскими солдатами, как члены группы Чипенды пели песни, восхваляющие Мобуту, как рабочие из порта Лобиту послали телеграмму президенту Замбии Каунде, угрожая начать бойкот грузов, предназначенных для этой страны[138].

Важным для Москвы было и то, что правящее в Португалии Движение вооруженных сил и Португальская коммунистическая партия, тогда довольно влиятельная, отказались признавать Чипенду как нового руководителя МПЛА[139].

Все больше информации, благоприятной для Нето, стало приходить и от советских посольств в Африке. Очень положительную роль сыграл посол в Конго-Браззавиле Е. И. Афанасенко[140], подобную же позицию занял и посол в Танзании С. А. Слипченко.

Отношение Москвы к руководству МПЛА изменилось в лучшую сторону уже к концу 1974 г. Хотя Чипенда имел немало сторонников на Восточном фронте, особенно из его этнической группы – овимбунду, его попытки утвердиться в качестве лидера МПЛА, так же как и попытка создать постоянный офис в Луанде, провалились. В этих условиях он объявил в 1975 г., что присоединяется к ФНЛА в качестве заместителя Роберто[141]. Он явно рассматривал этот шаг как единственный шанс остаться важной политической фигурой, а для Роберто его приход давал возможность претендовать на широкий общенациональный характер ФНЛА[142].

В конце декабря 1974 г. в Москве была принята делегация МПЛА во главе с Энрике (Ико) Каррейрой, который позднее стал первым ангольским министром обороны. В нее входил и тот самый «нетовец» Педру ван Дунем, отвечавший за тыловые вопросы в созданных этой организацией Народных вооруженных силах освобождения Анголы (ФАПЛА). Хотя по существу делегация носила военный характер, ее члены были гостями КПСС и располагались в «Октябрьской», знаменитой (хотя и вполне скромной) гостинице в Плотниковом переулке.

В беседах с нами в Комитете солидарности Каррейра говорил о проявлявшемся ранее «братскими африканскими странами» стремлении «представить МПЛА как организацию, приемлемую для Мобуту». С этой целью они попытались изменить ее руководство: Замбия и Заир поддержали Чипенду, а Конго-Браззавиль – братьев де Андраде; даже Танзания на некоторый период стала негативно относиться к Нето[143]. Но события после 25 апреля «высвободили политический потенциал народа», и друзья МПЛА поняли «реальность внутри Анголы». А тем зарубежным странам, которые выступали против руководства МПЛА, оно могло теперь сказать: «Вы за границей хотите разрушить организацию, действующую внутри Анголы»[144].

По мнению Каррейры, линия раздела проходила между ФНЛА, «поддерживаемым империалистами» и МПЛА, «поддерживаемой прогрессивными силами». Среди них он назвал Движение вооруженных сил (МФА), которое находилось у власти в Португалии на том этапе, и подчеркнул, что МПЛА вступила с ним в «стратегической и тактический союз»[145]. Однако Каррейра реалистично оценивал возможности португальских властей в Анголе, на военное вмешательство которых на стороне МПЛА нельзя было рассчитывать, поскольку португальская армия «устала». В то же время правые в Португалии поддерживали ФНЛА[146].

Руководство МПЛА полагало, что Мобуту «оставил клуб» африканских стран и рассчитывает, что власть в Анголе захватит ФНЛА. Между тем разговоры о «расколе» в МПЛА прекратились, и Танзания, Замбия и Мозамбик (там уже было сформировано переходное правительство, возглавляемое ФРЕЛИМО) поддержали руководство МПЛА во главе с Нето.

Каррейра назвал ситуацию противоречивой, он говорил о политической гегемонии МПЛА в Анголе, но признавал ее слабость с военной точки зрения, в то время как ФНЛА имел 10-тысячную армию и готовился к силовому взятию власти: «Нас ожидают бои»[147].

По его мнению, конфронтация между различными группировками в Анголе была неизбежна, оно могла найти свое выражение как в политической, так и в военной форме. При этих обстоятельствах руководство МПЛА «приняло решение заключить с УНИТА соглашение о совместных военных и политических действиях», чтобы «не дать этой организации возможности пойти на союз с ФНЛА, являющейся проимпериалистической организацией»[148].

Каррейра выразил удовлетворение тем, что «советские товарищи поняли ситуацию. С их помощью мы нанесем последний удар по силам реакции». Говоря о назначенной на 10 января 1975 г. встрече трех ангольских движений – МПЛА, ФНЛА и УНИТА – и Португалии, он выразил надежду, что на ней будет согласована дата провозглашения независимости Анголы («МПЛА не заинтересована тянуть; июль подошел бы для нас») и образования временного (переходного) правительства, которое, однако, не будет иметь всей полноты власти[149].

От имени СКССАА мы пригласили МПЛА направить в СССР свою делегацию, высказав пожелание, чтобы в нее были включены активисты, работавшие ранее, до апреля 1974 г., в подполье. Каррейра в свою очередь пригласил делегацию Комитета посетить Анголу[150].

Понять лучше ситуацию в Анголе помогли поездки туда советских журналистов (и не только журналистов). Первым из них был Олег Константинович Игнатьев, которого самого можно назвать ветераном освободительной борьбы в португальских колониях: он был тесно связан с ней целое десятилетие. Игнатьев прилетел в Луанду 16 сентября 1974 г. и пробыл там первоначально до 24 сентября[151]. В то время МПЛА официально еще не имело представительства в Анголе, но среди других у него была встреча с Антонио Кардозу, ангольским поэтом и журналистом, который сам провел 13 лет в тюрьме и концлагере. После апрельской революции он руководил Демократическим движением Анголы, которое, по его словам, было создано, чтобы «пропагандировать и разъяснять цели и задачи МПЛА»[152].

Затем в начале января, накануне создания переходного правительства в Анголу был направлен другой журналист, Игорь Иванович Уваров[153], который до этого четыре с лишним года был корреспондентом ТАСС в Алжире. В Анголе он пробыл около двух месяцев[154]. Его путь туда был непростым, сначала он должен был вылететь в Париж, там получить португальскую визу, а затем в Лиссабоне, как тогда говорили, «колониальную».

Прилетел он из Лиссабона ночью «боингом» португальской авиакомпании ТАП. Столица Анголы встретила его отсутствием света и звуками перестрелки. Советский паспорт вызвал нескрываемое удивление у иммиграционных служащих. У Уварова была немалая сумма в хорошо спрятанных 20-долларовых купюрах, но такси было невозможно найти. К счастью для него, в это время происходила смена португальского верховного комиссара в Анголе: вместо «красного адмирала» Алвы Розы Коутинью на этот пост заступал Антонио Силва Кардозу, и один из тех, кто прибыл в Луанду для участия в церемонии, подвез Уварова в город[155]. Это был один из лидеров заирской оппозиции, который впоследствии был похищен агентами Мобуту и убит. Он посоветовал Уварову разместиться в гостинице «Тиволи»[156] и помог ему связаться с МПЛА.

Уваров нанес визит в штаб-квартиру МПЛА, где встретился с Лусио Ларой, который, вернувшись в Луанду в ноябре 1974 г. возглавлял структуры движения в Анголе до приезда Нето. Ранее в гостинице «Октябрьская» Уваров встретился с Каррейрой, которому его представил генерал-майор И. Ф. Плахин[157], и заручился его рекомендательным письмом, но Лара просто бросил его в ящик стола.

Чем был вызван такой, скажем прямо, не слишком дружественный поступок? Скептическим отношением Лары к роли Москвы?[158] Или, как полагал Уваров, более личными причинами? По его словам, за месяц до этого другой журналист из ТАСС прибыл в Анголу, но задержался там лишь на несколько дней, потому что автомобиль, который он арендовал, угнали, и он «подальше от греха» срочно покинул Луанду. Это, однако, не помешало ему «импровизировать» интервью с Ларой, и, по мнению Уварова, узнав об этом, Лара не был расположен приветствовать еще одного журналиста из ТАСС.

Сложность ситуации в Анголе в те дни показывает хотя бы такая деталь: среди зарубежных журналистов было два южноафриканских корреспондента, и благодаря одному из них, из газеты «Ди Беельд», Уваров смог попасть 31 января на церемонию инаугурации переходного правительства Анголы. Южноафриканец, который отправлялся туда вместе с членом руководства ФНЛА, просто втолкнул Уварова в машину и только в пути сказал ангольцу, что это советский журналист[159].

Дворец, где проходила церемония, окружали три цепи охраны, по одной от каждого движения: снаружи ФНЛА, затем УНИТА и, наконец, МПЛА, а внутри охрану несли уже португальцы.

Создание переходного правительства при сохранении поста Верховного комиссара, назначаемого президентом Португалии, объединенных вооруженных сил, разработка Основного закона (Конституции), проведение всеобщих выборов в девятимесячный срок и провозглашение независимости Анголы 11 ноября 1975 г. были предусмотрены соглашением, подписанным в Португалии в г. Алворе 15 января 1975 г. между МПЛА, ФНЛА, УНИТА и правительством Португалии[160].

Это правительство в Анголе, в которое входили представители всех четырех сторон, с самого начала столкнулось с трудностями, и не только из-за различия в позициях сил, которые многие годы соперничали друг с другом, но и из-за иностранного вмешательства. Еще за девять дней до его создания, 22 января 1975 г., так называемый «Комитет 40» Совета национальной безопасности США одобрил выделение Роберто 300 тыс. долларов, чтобы позволить ему «соревноваться» с другими движениями, входящими в переходное правительство[161]. Вслед за этим в феврале хорошо вооруженные отряды ФНЛА выдвинулись из Заира в Анголу и начали нападать на силы МПЛА на севере страны и в столице[162].

Что же касается Москвы, то, по словам Уварова, возможно, излишне резким, она «к тому времени толком ничего не знала о ситуации в Анголе»[163]. Первый период своего пребывания в Анголе, особенно до приезда туда Нето, Уваров назвал «ужасным»: происходили стычки между вооруженными движениями, по вечерам шла стрельба, рос бандитизм. Португальцы держали ситуацию в руках, но постепенно, по мере их отъезда, она ухудшалась. Где-то во второй половине марта в Луанде начались серьезные боевые действия. В столице были патрули от всех движений, которые довольно схожие были по форме, но носили разные береты и ездили на машинах разных марок. Нередко между ними, особенно поздно ночью, начинались столкновения.

Уваров начал передавать информацию о положении в Анголе телексом в ТАСС, а затем смог установить связь с «Шиету», тогда одним из высших командиров МПЛА, и получил возможность раз в неделю передавать через радиостанцию МПЛА более «доверительную» информацию для советского посольства в Браззавиле, откуда она шла в Москву. Познакомился собеседник и с другим членом Политбюро МПЛА «Луди», а позднее и с Нето, который принимал Уварова на вилле, угощая виски и орешками.

Чтобы подробнее информировать Москву о ситуации, он должен был вылететь в Браззавиль, но хотя в принципе в Анголу летали авиакомпании Конго-Браззавиля, Замбии и Мозамбика, в то время рейсов не было. Единственным способом вылететь из страны было нанять чартерный самолет, что Уваров и сделал примерно за 800 долларов. Где-то в конце февраля он добрался до Браззавиля, но там посол Афанасенко, заслушав его информацию, предложил вызвать его в Москву. Поэтому Уваров «разминулся» с А. И. Дубенко, тогда капитаном первого ранга, а затем контр-адмиралом, который прибыл в Анголу с дипломатическим паспортом советника МИД в марте и пробыл там примерно два месяца[164].

К 4 февраля 1976 г., когда исполнялась 15-я годовщина начала вооруженной борьбы, в Анголу с триумфом вернулся Агостиньо Нето. Его приезд совпал с визитом в страну делегации Советского комитета солидарности во главе с А. С. Дзасоховым. С. Г. Выдрин, входивший в ее состав, вспоминал, что они тоже летели в Луанду через Париж и Лиссабон, но их самолет не смог приземлиться в столичном аэропорту, поскольку «там собралось около 300 000 человек», чтобы встретить Нето[165]. Поэтому португальские пилоты направили самолет на военный аэродром. В багаже у Дзасохова и Выдрина был немалый груз кинофотоаппаратуры – в качестве подарка ангольцам, но он был потерян в Лиссабоне и был доставлен «по удивительному совпадению, в день отъезда из Анголы… каким-то рейсом из Рио-де-Жанейро»[166].

По распоряжению Нето их разместили «в прекрасной гостинице… расположенной на берегу Атлантического океана. Но однажды вечером к ним постучались вооруженные люди. Они спрашивали руководителя советской делегации и хотели «поехать в Москву изучать марксизм-ленинизм». Но Дзасохов сказал им, что делегация прибыла в Анголу «для изучения особенностей сельского хозяйства». «Может, здесь наша сельхозтехника пригодится»[167].

«У нас был контактный телефон, мы сразу позвонили нашему “связному”, и он ночью тихонько эвакуировал нас из нашей фешенебельной гостиницы… Нас разместили в одном из лагерей МПЛА, в течение десяти дней мы неоднократно встречались с Нето, другими влиятельными политиками и общественными деятелями. Никто не поверил, что в гостинице нами интересовались поклонники марксизма, а потому, когда наше пребывание закончилось, Нето распорядился своей службе безопасности сопровождать нас в самолете гражданской авиакомпании до Лиссабона»[168].

Еще одна деталь: одним из выступавших на митинге на стадионе в Луанде с участием свыше 50 тыс. человек был Мозес Мабида, член Национального исполкома Африканского национального конгресса Южной Африки и (хотя и негласно в то время) член ЦК Южноафриканской компартии. Присутствовали на нем и трое кубинцев, в том числе посол в Танзании, а также два китайских журналиста[169].

Если у кого-то в Москве еще и оставались сомнения в лидерстве Нето, то отчет делегации во главе с А. С. Дзасоховым не мог не рассеять их. В беседе с ней Нето, Лопу ду Насименту, будущий премьер-министр независимой Анголы, Ико Каррейра и другие руководители МПЛА анализировали соотношение сил в стране. По их словам, ФНЛА тогда имел около 4 тыс. бойцов на севере Анголы и 2 тыс. в Луанде и был в состоянии перебросить дополнительные силы из Заира с помощью Мобуту и Вашингтона. УНИТА, которому оказывали помощь белые поселенцы, имел около 4 тыс., в основном в южных провинциях и в районе Нова Лижбоа (Уамбо). Нето и его товарищи с гордостью говорили о том, что поддержка МПЛА оказалась даже более сильной, чем они ожидали, и что 10 тыс. человек записались добровольцами в отряды движения[170]. Они высказывали опасение, что Заир может предпринять нападение на Анголу (и эти опасения были оправданными), но высокий моральный дух руководства МПЛА был виден из слов ду Насименту, который сравнил переходное правительство, созданное после Алворского соглашения, с Временным правительством в России в 1917 г.

В обстановке растущей внешней помощи со стороны ее соперников (Мобуту, например, приобрел для ФНЛА несколько гостиниц и передал ему десять автобусов «Мерседес») МПЛА надеялось получить из дружественных ей стран, наряду с политической поддержкой, средства транспорта, радиосвязи, печатное оборудование, громкоговорители и т. п.[171]

Москва поддержала Алворское соглашение, между тем помощь Заира, ряда западных стран и Китая противникам МПЛА усиливалась. Китай, который установил активные связи с Заиром после визита в Пекин Мобуту в январе 1973 г., вскоре начал снабжать ФНЛА оружием[172]. Месяц спустя после португальской революции группа китайских советников, состоявшая из 112 человек, прибыла в Заир для обучения войск ФНЛА. Более того, Пекин опубликовал пресс-релиз об их прибытии[173], рассчитывая, очевидно, на ведущую роль ФНЛА в независимой Анголе и желая показать свой вклад в ожидавшиеся успехи армии Роберто. Затем, в июле 1975 г., Дэн Сяопин, заместитель премьера Госсовета, и Хо Пн, заместитель министра иностранных дел, приняли делегацию ФНЛА в Пекине[174]. Усилились и контакты Китая с УНИТА. В марте 1975 г. Дэн Сяопин принял делегацию этой организации во главе с генсеком УНИТА Самуэлем Чивалой[175].

Кризис в МПЛА ослабил боевые возможности этой организации: некоторые обученные кадры остались с Чипендой, другие по возвращении домой должны были заняться «гражданскими» делами. Требовалась срочная помощь, и в марте большая группа активистов МПЛА была вновь направлена в СССР. Они составили ядро будущей 9-й бригады (9-я по номеру, она, однако, была фактически первой регулярной частью ФАПЛА); высший эшелон командиров – 20–30 человек обучались на Высших офицерских курсах «Выстрел» в Солнечногорске, а основная часть, примерно 200 человек (командиры рот, экипажи БТР и т. п.), – в учебном центре в Перевальном, недалеко от Симферополя[176]. Однако когда они завершили учебу в конце июня, не все они остались в рядах этой бригады, часть была направлена в южные районы Анголы[177].

В последние дни апреля 1975 г. в Луанду вылетел и «Камарада Педру», который вместе с Э. В. Капским, тогда доцентом Института общественных наук, вошел в состав делегации СКССАА, возглавлявшейся председателем Комитета молодежных организаций СССР Г. И. Янаевым. На беседе в Комитете солидарности перед отъездом в Анголу П. Н. Евсюков скептически отзывался о перспективах переходного правительства в Анголе: у трех движений были сильные идеологические разногласия, их лидеры враждебно относились друг к другу и, кроме того, в стране не было традиции коалиционного правления. Он выразил беспокойство в связи с тем, что власти Конго-Браззавиля не были склонны дать согласие на массивную помощь МПЛА, опасаясь реакции Заира. Евсюков также упомянул, что заместитель начальника кубинского генштаба совершил поездку в несколько африканских стран.

По его мнению, Холден Роберто не был в состоянии получить большинство на предстоявших всеобщих выборах, и можно было ожидать дальнейшего обострения ситуации в Анголе через один-два месяца[178]. Но это случилось ранее, как раз во время визита делегации. Она была приглашена принять участие в праздновании 1 Мая, и визит ее в Москве рассматривался прежде всего как проявление солидарности с МПЛА, но ситуация, сложившаяся в те дни в ангольской столице, не подходила для массовых мероприятий. 29 апреля, после нападения ФНЛА на штаб-квартиру Национального союза трудящихся Анголы (УНТА), как раз с целью сорвать праздничные мероприятия, проводимые этой профсоюзной организацией, в Луанде начались вооруженные столкновения[179].

Евсюков вспоминает: «На самолете португальской авиакомпании ТАП мы должны были прибыть в Луанду ночью накануне праздника. Настроение у нас было хорошее, но при подлете к Луанде мы обратили внимание на некоторые ненормальности. В самолете задолго до посадки потушили свет, пассажиры – а ими были португальцы – вглядываясь в темноту, стали проявлять некоторую обеспокоенность. Шли на посадку, но ни огней города, ни аэропорта не было видно. Не была освещена и взлетно-посадочная полоса. Самолет совершил посадку, освещая бетонную дорожку своими фарами… Нас никто не встречал, и вообще во всем огромном помещении находился один-единственный служащий, пожилой португалец, который, узнав, что мы русские, совершенно обомлел и никак не мог поверить своим глазам. И только когда мы ему растолковали, что прибыли по приглашению МПЛА, он сказал, что в городе идет война и о празднике не может быть и речи.

Добрый португалец сообщил нам, что ему все-таки удалось связаться со штаб-квартирой МПЛА и что за нами обещали приехать. Еще через час пришла машина, и какие-то люди предложили нам ехать в город на ночлег… На каждом перекрестке улиц нашу машину останавливали вооруженные люди, принадлежность которых к одной из воюющих организаций установить было невозможно… На всякий случай нам было велено отвечать, что мы коммерсанты…

В темноте нас подвезли к дому и разместили на первом этаже под окнами на полу. Сказали, что для нашей же безопасности, так как из верхнего этажа противоположного дома кто-то обстреливает улицу и может подстрелить. Рано утром нас посадили в машину и отвезли в предместье и поселили в одноэтажном особняке… Люди, узнавшие каким-то образом о присутствии в городе русских, приходили в особняк, рассаживались и молча с нескрываемым любопытством рассматривали нас, как если бы мы были инопланетянами.

На второй или третий день нас привезли в штаб-квартиру МЛПА на встречу с Агостиньо Нето. Беседа началась в садике возле дома, но вскоре поблизости раздались автоматные очереди и над нами засвистели пули. А. Нето предложил продолжить беседу по другую сторону дома. К моему удивлению, он был внешне спокоен и собран, я не подозревал за ним такого бесстрашия»[180].

Евсюков завершает свой рассказ словами: «Конечно, политической пользы от нашего визита в Луанду не было»[181]. С этим никак нельзя согласиться, поскольку информация «из первых рук» (кроме Нето, члены делегации встретились с Ларой и Каррейрой) была важна для тех, кто в Москве определял политику в отношении Анголы. После возвращения члены делегации составили весьма обширный 15-страничный отчет о своем пребывании, который содержал анализ ситуации, выводы и предложения[182]. Итоги пребывания делегации в Луанде были подробно обсуждены в Международном отделе.

В беседе с делегацией Нето так изложил позицию МПЛА: «Нас все здесь называют “красными”, и хотя наша организация является движением, состоящим из различных социальных сил, мы находимся на одной стороне баррикад с социалистическими странами»[183]. Он подчеркнул готовность руководства МПЛА сотрудничать с другими националистическими организациями и активно участвовать в работе коалиционного правительства и подготовке выборов. Неоднократно оно предпринимало шаги по расширению контактов с УНИТА, но, в то время как ФНЛА усиливал вооруженные провокации, УНИТА все более блокировался с ним. Поэтому, по мнению Нето, «у МПЛА в подобной ситуации не остается другого выхода, как вооруженное выступление», учитывая «большую популярность МПЛА и озлобление населения против ФНЛА, а также УНИТА, играющего на руку реакции»[184].

Отчет делегации содержал очень интересный прогноз: «…представители различных информационных служб США… держат УНИТА в резерве, присматриваются к Жонасу Савимби, что не исключает возникновение ситуации, когда США откажутся от поддержки ФНЛА в пользу УНИТА»[185]. Именно так позднее и произошло. Не менее верным было и предположение, высказанное делегации членом руководства португальской компартии во время ее транзитного пребывания в Лиссабоне: «…в Анголе дело кончится расчленением страны на зоны влияния различных националистических группировок»[186].

Степень сложности создавшегося положения также была оценена объективно: МПЛА находилось «в состоянии обороны»[187]. Нето сам признался, что не ожидает получения МПЛА (абсолютного?) большинства голосов на выборах. Р. А. Ульяновский на встрече с делегацией даже поинтересовался, имеет ли МПЛА сеть подпольных организаций[188].

Янаев и его коллеги сообщили, что переходное правительство было парализовано, а работа над проектом конституции страны все еще была на первой главе. Нето надеялся повлиять на Португалию, используя ее желание сохранить свои экономические интересы, которым угрожал экспансионизм США, однако у Лиссабона «не было времени для Анголы», Португалия была слишком занята своими собственными проблемами. При этом руководители МПЛА критиковали лидера Португальской социалистической партии (и будущего президента) Марио Соареша, который «говорил тем же языком, что Роберто и Савимби»[189].

Москва в то время была заинтересована в создании миссии связи в Луанде или хотя бы в присутствии советских корреспондентов на постоянной основе. Однако представители МПЛА не проявили в этом вопросе большого энтузиазма, они жаловались, что их организацию и так обвиняют в том, что она «прокоммунистическая»[190]. В то же время, еще в марте, ЦРУ воссоздало свою резидентуру в Луанде[191] и, по словам Нето, «мобилизовало вооруженных белых» для организации провокаций[192].

Нето сообщил делегации, что у МПЛА было около 6 тыс. бойцов, сосредоточенных в основном в Луанде и в районах у океанского побережья. Грузы для нее были доставлены на югославском судне «Постойна», которое прибыло в Луанду в конце апреля[193], но из-за протеста Роберто по приказу португальского верховного комиссара оно было вынуждено уйти в Пуэнт-Нуар, не завершив выгрузку[194]. Возможно, что часть поступившего оружия была конфискована португальскими властями и находилась на складах до провозглашения независимости Анголы[195].

Выводы делегации были вполне достоверными: «Вооруженное столкновение революционно-демократических элементов [то есть МПЛА] с силами реакции в Анголе представляется неизбежным, особенно после ухода португальской армии. Чем закончится это столкновение, сохранит ли Ангола свою территориальную целостность – все в конечном итоге будет зависеть от укрепления позиций МПЛА…»[196].

Среди сделанных ею рекомендаций было предложение «прозондировать по дипломатиче ским каналам позицию крупнейших африканских стран к процессу деколонизации в Анголе, чтобы выяснить имеющиеся возможности для расширения фронта сторонников МПЛА в Африке»[197]. И это было осуществлено в том же мае в виде послания советского руководства ряду африканских лидеров и руководству Португальской компартии.

В отчете делегации, который не был засекречен, ничего не говорилось о поставках оружия и лишь предлагалось «максимально удовлетворить просьбы МПЛА по оказанию различной материальной помощи»[198]. Однако, по словам Евсюкова, руководство МПЛА и лично Нето, были, очевидно, удовлетворены советской помощью, и новых просьб делегации высказано не было. Более того, МПЛА даже не использовало всю «квоту» мест для военной подготовки в СССР, организуя ее, прежде всего, в самой Анголе. Вооружение и другое имущество для целой бригады было уже доставлено к середине мая в советские порты, но оно не могло быть направлено далее НРК, откуда предполагалось организовать его транспортировку на баркасах или небольших самолетах на территорию Анголы[199].

Это стало реальным, когда 4 июля 1975 г. Нето, находившийся в Браззавиле, сообщил послу Афанасенко, что «НРК [Народная Республика Конго] позволила МПЛА использовать ее территорию для транспортировки оружия, военного имущества и других грузов, поставляемых движению Советским Союзом и другими дружественными странами… Для переправки грузов в Анголу они выделили порт и аэродром в Пуэнт-Нуаре»[200].

Стокуэлл в своей книге цитирует офицера ЦРУ, занимавшегося Анголой: «Советские не сделали первого шага в Анголе. Это сделали другие. Китайцы и Соединенные Штаты»[201]. Он утверждает, что Москва начала «значительные поставки оружия» МПЛА в марте 1975 г., а затем «в ответ на китайскую и американскую программы» организовала «массовые перевозки по воздуху», используя самолеты Ан-12 и гигантские Ан-22[202]. Однако, как отмечалось выше, в середине мая основная часть вооружения все еще находилась в советских портах. Она включала «большое количество стрелкового оружия, 82-миллиметровые минометы и переносные Град-П»[203].

Генерал «Нгонго» вспоминает, что массовые поставки оружия в Пуэнт-Нуар проходили в августе-сентябре 1975 г. После возвращения с учебы в СССР он был направлен в район Кифангондо, но затем получил задание выехать в Пуэнт-Нуар, чтобы разобраться в поставленном оружии: по крайней мере, он мог прочитать надписи на ящиках на русском языке и, в частности, найти взрыватели для минометов, чтобы отправить их в Бенгелу[204].

В Вашингтоне июль 1975 г. был месяцем принятия решений по Анголе. В меморандуме, подготовленном ЦРУ, говорилось, что «крупные поставки оружия Роберто и Савимби не гарантируют, что они смогут установить контроль над всей Анголой, но эта помощь позволит им достичь военного равновесия, которое позволит избежать легкой победы Нето»[205]. 16 июля Африканский отдел ЦРУ подготовил план тайных операций в Анголе. Вопрос, очевидно, рассматривался как весьма срочный, поскольку в тот же день президент Джеральд Форд одобрил его, а 27 июля к первоначально выделенным 6 миллионам долларов было добавлено еще шесть[206].

Однако решение о вмешательстве в Анголе на стороне противников МПЛА поддержали не все в американском истеблишменте. Например, Том Киллоран, генеральный консул в Луанде, полагал, что МПЛА наиболее квалифицированно, чтобы править в стране, и что его руководители искренне хотели установить мирные отношения с Вашингтоном. Вряд ли случайно он не был даже проинформирован о принятом в январе 1976 г. решении о финансовых вливаниях ФНЛА[207].

Более того, руководитель резидентуры ЦРУ в Луанде Роберт Халт-слендер по существу, разделяет его мнение: «…МПЛА было движением, наиболее квалифицированным для управления Анголой…Хотя многие [в МПЛА] внешне придерживались марксизма, они были гораздо ближе к европейскому радикальному социализму, чем к советскому марксизму-ленинизму… Несмотря на несомненное коммунистическое прошлое многих руководителей МПЛА, они были более эффективными, лучше образованными, лучше обученными и лучше знавшими, за что борются. Рядовые члены также лучше знали это (особенно бойцы, которые сражались упорнее и с большей решимостью)… К сожалению, связи ЦРУ с ФНЛА и УНИТА портили его анализ. Как это часто бывает, когда сбор и анализ разведывательной информации привязывают к программе тайных операций, объективность и правда становятся жертвами политической целесообразности. Я полагаю, что так и было в Анголе. Никто не хотел верить докладам консульства, и смелый и точный анализ Киллорана игнорировали. Он пожертвовал своей карьерой в государственном департаменте, когда отказался приспособить свои доклады к политике Киссинджера»[208].

Действительно, еще гораздо ранее в Вашингтоне выражали надежду на втягивание МПЛА в орбиту Запада. В июле 1963 г. госдеп направил в американское посольство в Леопольдвиле телеграмму, в которой говорилось: «Политика США не заключается, повторяем, не заключается в том, чтобы сдерживать сдвиг МПЛА (фракции Нето-Андраде) в сторону Запада и делать выбор между этими двумя [МПЛА и УПА] движениями»[209].

Мнение Халтслендера о ФНЛА и УНИТА также достаточно красноречиво: «Признаю, у меня появилось негативное мнение о ФНЛА и его лидерах, которое я никогда не пытался скрывать. Его связи с Мобуту только усилили мою оценку его как организации, руководимой коррумпированными, беспринципными людьми, которые представляют самое худшее в радикальном черном расизме. Мой личный опыт лишь укрепил меня в своем мнении. На меня отвратительное впечатление произвели информация, полученная в Киншасе, и мои встречи с лидерами и связными ФНЛА. Мою оценку подтвердила попытка (хотя и безуспешная) находившегося в контакте с нами видного деятеля ФНЛА использовать наши специальные возможности для перевозки украденных товаров.

У меня было мало прямых контактов с УНИТА. Мое знание этого движения было элементарным… в то время, когда я был там, присутствие УНИТА в Луанде, будь то политическое или военное, было небольшим. Тем не менее, я был глубоко обеспокоен сообщениями о связях УНИТА с Южной Африкой и создаваемыми этим проблемами. Тогда я, конечно, не знал, что США будут упрашивать Южную Африку непосредственно вмешаться, чтобы таскать каштаны из огня»[210].

Это интервью показывает также, что сведения ЦРУ о роли кубинцев были довольно ограниченными: «Я полагаю, что до нашего отъезда [кубинцы] не прибыли в Анголу в сколь-либо значительном количестве… Хотя бы отчаянно хотели найти кубинцев под каждым кустом, во время моего пребывания [в Анголе] их присутствие было незаметно, и, несомненно, ограничено несколькими советниками»[211]. Однако к 3 ноября 1975 г., когда персонал консульства США покинул Луанду, кубинская военная миссия, деятельность которой началась еще в августе, уже насчитывала несколько сот человек.

В своей политике по отношению к Анголе, кроме желания защитить свои экономические и политические интересы, Вашингтон был одержим стремлением «остановить продвижение коммунизма»; напомним, что именно 1975 год был годом окончательного (и позорного) поражения США во Вьетнаме и поражения «проамериканских» сил в Эфиопии.

В упомянутой беседе 4 июля Нето также сообщил Афанасенко, что МПЛА решило запросить дополнительную советскую военную и финансовую помощь и направить в Москву делегацию во главе с Ико Каррейрой. Эта делегация прибыла в августе, когда ситуация в Анголе стала для МПЛА более благоприятной. Кроме обсуждения военных вопросов в Министерстве обороны и Международном отделе, с делегацией, в состав которой входили также Педру ван Дунем и Кошта де Андраде, 19 и 21 августа состоялись беседы в СКССАА. Ангольцы обсудили с нами вопросы практической помощи по линии Комитета. К тому времени Комитет уже направил для МПЛА морем в Пуэнт-Нуар пять автобусов и десять вездеходов. Готовилось к отправке радиотелефонное оборудование для внутригородской связи и радиостанции с радиусом действия до 1 тыс. км. Но требовалось еще многое: горючее, продовольствие, медикаменты[212].

Каррейра сообщил нам, что руководство МПЛА ожидало обострения ситуации, но полагало, что активные боевые действия развернутся позднее, в сентябре, а случилось это еще в марте[213]. Говоря о судьбе переходного правительства, он подчеркнул, что ФНЛА саботировал его работу. Например, министерство сельского хозяйства, возглавлявшееся представителем ФНЛА, вывезло из страны 20 тыс. голов крупного рогатого скота. Противники МПЛА сорвали также создание единой армии, предусмотренное Алворскими соглашениями.

ФНЛА пытался усилить военное присутствие в столице Анголы, но потерпел поражение и к концу июня сосредоточил свои вооруженные силы в двух северных провинциях страны. Роберто пришлось согласиться на переговоры, которые состоялись в Кении, в г. Накуру, и на них 21 июня 1975 г. была достигнута договоренность о том, что каждое из трех движений будут иметь в Луанде не более 500 вооруженных лиц. Однако, по словам Каррейры, МПЛА пришлось принять меры, чтобы «очистить» столицу от «излишних войск ФНЛА», что и было достигнуто в течение 3–4 дней[214]. В ответ ФНЛА объявил о начале войны и направил в Луанду колонну из 5 000 солдат, 11 БТР и 3 бронемашин «Панар», но она была остановлена силами МПЛА[215].

Ко времени нашей беседы у ФНЛА все еще было больше войск, чем у МПЛА[216], но возможность мобилизации новобранцев была ограничена. Руководство МПЛА было озабочено, прежде всего, опасностью интервенции Заира и оно пыталось достичь соглашения с УНИТА, чтобы совместно противостоять ей, но Савимби колебался. Каррейра надеялся, что УНИТА пойдет на такое соглашение, если почувствует «силу МПЛА»[217].

Члены делегации ожидали, что международная общественность осудит «иностранное вмешательство в дела Анголы». В то же время они выражали удовлетворение тем, что суда из ГДР (оттуда поступили, в частности, автомобили скорой помощи и медикаменты), Польши и Югославии заходили в ангольские порты и полагали, что то же могут делать и суда из СССР.

В целом настроение у представителей МПЛА было оптимистическим. Они полагали, что, если МПЛА получит дополнительную материальную помощь, оно сможет усилить блокаду путей продвижения заирских интервентов, освободить прибрежные районы, контролируемые ФНЛА, а затем начать освобождение северных провинций[218].

Отношение к УНИТА было другим. Представители МПЛА, посещавшие Москву в тот период, выражали мнение, что «будет нелегко провозгласить независимость Анголы без участия УНИТА»[219]. Однако переговоры между МПЛА и УНИТА, состоявшиеся в Португалии, окончились безрезультатно. Тем не менее даже после начала вооруженных столкновений МПЛА не хотело прерывать все связи с УНИТА. Еще в конце сентября 1975 г. его руководство полагало, что районы, контролируемые УНИТА, не представляли «серьезной военной угрозы» – здесь явно просматривалась недооценка опасности вмешательства ЮАР, которая всего лишь месяц спустя начала массированную военную интервенцию. Внимание его было сосредоточено, прежде всего, на угрозе с севера, со стороны Заира, хотя упоминались и «провокации южноафриканской армии»[220].

Действительно, еще 8 августа 1975 г. войска ЮАР вторглись на территорию Анголы под предлогом защиты плотины Калуэке на реке Кунене. К концу августа они продвинулись к г. Перейра де Эса (ныне – Нжива), центру провинции Кунене. В сентябре Претория начала поставки оружия УНИТА и ФНЛА и подготовку их бойцов в г. Рунду на севере Намибии[221] и вскоре также направила своих инструкторов в отряды этих движений на территории Анголы.

И. Уваров на даче, уже в отставке.

Фото из архива семьи И. И. Уварова

День провозглашения независимости Анголы – 11 ноября, согласованный еще на переговорах в Алворе, приближался, и перед португальскими властями встала сложная проблема – кому же передавать власть? И здесь особую ценность представляет свидетельство участника событий. В один из октябрьских дней Уваров был приглашен на беседу португальским верховным комиссаром Лионелем Кардозу[222], который сообщил ему, что за день до того португальские власти в Анголе информировали Политбюро МПЛА, что они не могут передать власть одному этому движению, и вынуждены передать ее «ангольскому народу». В этой связи Кардозу попросил Уварова сообщить в Москву, что передача власти должна иметь «совместный характер». Напомнив ему, что ранее португальские военные помогли МПЛА «вытеснить ФНЛА и УНИТА из Луанды», представитель Лиссабона даже высказал мнение, что если их лидеры прибудут в Луанду на церемонию передачи власти, эти организации могут быть «обезглавлены»[223].

Наиболее критический момент в советско-ангольских отношениях, момент принятия решения, наступил накануне даты независимости. Как и во многих других случаях, историки «холодной войны» все еще ведут дискуссию о том, кто сделал «первый шаг» в Анголе: Вашингтон или Москва? Г. К. Корниенко, бывший первый заместитель министра иностранных дел СССР пишет в своих мемуарах: «В ангольском эпизоде “холодной войны” – подобно большинству ее эпизодов – “а” было сказано… Вашингтоном, но и в данном случае Москва недолго воздерживалась, чтобы сказать “б”»[224]. По его мнению, «с обострением советско-американских отношений в связи с Анголой застопорилось продвижение на переговорах по стратегическим вооружениям и, соответственно был отложен, а затем и вообще не состоялся визит Брежнева в США»[225].

Однако я разделяю мнение В. В. Васева, работавшего советником-посланником в Вашингтоне, а затем заведующим Третьим африканским отделом МИД (который занимался Югом Африки), что если бы не было ангольской проблемы, США нашли бы другой предлог для «охлаждения» отношений с СССР[226].

Реальная позиция Вашингтона видна из рассекреченного (хотя и частично) протокола заседания Национального совета безопасности США от 22 декабря 1975 г. Государственный секретарь Генри Киссинджер, говоря о противодействии Москве в ангольском вопросе, практически предложил прибегнуть к шантажу. «Если… мы будем угрожать им потерей разрядки, мы можем получить эффект», а директор ЦРУ Уильям Колби добавил: «Среди советских были некоторые колебания. Есть некоторые проблемы в их министерстве иностранных дел». «Давайте использовать это», – подытожил президент Джеральд Форд[227].

Более того, я убежден, что было бы большим (и опасным) упрощением рассматривать события в Анголе и вокруг нее только через призму конфронтации между Москвой и Вашингтоном. Сложность ситуации показывает тот факт, что Мобуту, «проимпериалистический» президент Заира, в июле 1975 г. выслал американского посла, арестовал и даже приговорил к смертной казни нескольких человек, которые якобы являлись агентами ЦРУ и участвовали в попытке переворота против него[228], в то время как Каунда, «прогрессивный» президент Замбии, практически стал действовать совместно с Преторией в поддержку УНИТА. Замбийская пропаганда тоже играла роль, хотя иногда довольно неуклюже: вспоминается, как в издаваемом в Лусаке журнале «Z» было опубликовано фото поля с маисом, сопровождавшееся утверждением о том, что именно этот маис, выращенный УНИТА в Анголе, помог Замбии справиться с засухой![229]

Когда Москва принимала решения о массовой подготовке активистов МПЛА в СССР и расширении поставок оружия этому движению через Конго-Браззавиль, ей приходилось учитывать, что, в отличие от Нето, Холден Роберто мог полностью положиться на соседнюю страну – Заир, полтора десятка лет являвшуюся его надежной тыловой базой. Более того, именно в Заир Пекин направлял не только оружие, но и военных инструкторов для ФНЛА. Что же касается Замбии, то она продолжала поддерживать Чипенду, но постепенно «переключилась» на Савимби. Наконец, ЮАР, оккупировавшая Намибию, также была активным участником игры против МПЛА[230]. Представители МЛПА уже в мае 1975 г. начали выражать беспокойство тем, что Претория снабжала оружием УНИТА, руководители которой, по их словам, были готовы начать «племенную войну»[231].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.