Глава первая. В колыбели революции

Глава первая. В колыбели революции

Революция лишь тогда чего?нибудь стоит, если она умеет защищаться!

В. Ульянов (Ленин)

Разгром в сентябре 1922 года войск японских интервентов и белогвардейцев на Дальнем Востоке частями Красной армии под командованием командарма В. Блюхера положил конец одной из самых кровопролитных войн в истории России, длившейся более восьми лет. Значительную роль в этой победе сыграла и созданная 7 (20 по новому стилю) декабря 1917 года отечественная спецслужба — Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК).

Ее становление шло так же трудно и противоречиво, как и становление самой советской власти. 25 октября (7 ноября) 1917 года в результате военного переворота Временное правительство А. Керенского было свергнуто. Большевикам во главе с В. Ульяновым (Лениным) досталось государство с разваливающейся армией, умирающим флотом и полностью дезорганизованной системой политического сыска, которая до этого служила традиционному правящему классу — аристократии и была абсолютно чужда новой власти — диктатуре рабочего класса и беднейшего крестьянства.

Военно?революционный комитет и пришедший ему на смену Совет народных комиссаров (СНК), принявший на себя управление государством, властвовал, но не правил. Работа подавляющего числа государственных учреждений в столице — Петрограде оказалась дезорганизованной, а их начальники и сотрудники игнорировали распоряжения новой власти. Руководил саботажем так называемый Малый совет министров, в состав которого входили многие бывшие члены Временного правительства. 26 октября (8 ноября) 1917 года им было принято постановление, предписывавшее чиновникам госучреждений саботировать распоряжения советской власти.

В армии положение было и того хуже. Атаманы А. Дутов и А. Каледин наотрез отказались подчиниться СНК, подняли восстания на Урале, Дону и отрезали голодающие Петроград и Москву от поставок сибирского, донского и кубанского хлеба. Лидер конституционно?демократической партии (кадетов) П. Милюков и его соратники, опиравшиеся на военную поддержку значительной части офицерского корпуса и материальные ресурсы крупных промышленников, готовили всероссийскую стачку госслужащих.

Сопротивление советской власти со стороны прежних правящих классов с каждым днем нарастало. В той острейшей ситуации, грозившей самому ее существованию, вожди большевиков действовали быстро и решительно. 13 (26) ноября Совет народных комиссаров предписал наркому по военным и морским делам провести арест служащих Государственного и ряда частных банков, саботировавших его решения. 25 ноября (8 декабря) советское правительство призвало население к борьбе с контрреволюционным восстанием Каледина и Дутова, а спустя три дня выступило с обращением «О контрреволюционном восстании буржуазии, руководимом кадетской партией».

В тот же день СНК издал декрет «Об аресте вождей Гражданской войны против революции». Для выполнения этой задачи у новой власти не было ни специального органа, ни подготовленных кадров, а осложнявшаяся с каждым днем обстановка требовала немедленных действий. В связи с этим 6 (19) декабря 1917 года Ленин направил срочную записку на имя тогда еще заместителя народного комиссара внутренних дел Ф. Дзержинского. В ней он писал, что «буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и всех эксплуатируемых масс», и предложил принять «необходимые экстренные меры для борьбы с контрреволюционерами и саботажниками».

Дзержинский поддержал его, и уже вечером состоялось чрезвычайное заседание СНК. На нем рассматривался всего один вопрос — «О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе». По результатам обсуждения было принято решение:

«Поручить т. Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа».

На следующий день состоялось внеочередное заседание СНК под председательством Ленина. Его результаты нашли отражение в протоколе № 21 от 7 (20) декабря 1917 года. В частности, в нем было записано следующее:

«Слушали:

Доклад Дзержинского об организации Комиссии по борьбе с саботажем.

Состав (еще не полный): 1) Ксенофонтов, 2) Жиделев, 3) Аверин, 4) Петерсон, 5) Петерс, 6) Евсеев, 7) В. Трифонов, 8) Дзержинский, 9) Серго? 10) Василевский?

Задачи комиссии:

1. Пресек(ать) и ликвидир(овать) все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни исходили.

2. Предание суду Революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними.

3. Комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения.

Комиссия разделяется на отделы:

1) информационный,

2) организационный (для организации борьбы с контрреволюцией по всей России и филиальных отдел(ов),

3) отдел борьбы. Комиссия сконструируется окончательно завтра. Пока действует Ликвидационная комиссия Военно?революционного комитета. Комиссии обратить в первую голову внимание на печать, саботаж, к. д., правых с?р, саботажн(иков), стачечни(ков). Меры — конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и так далее.

Постановили:

Именовать комиссию Всероссийской чрезвычайной комиссией при Совете народных комиссаров по борьбе с контр революцией и саботажем и утвердить ее.

Опубликовать».

С того дня прошло девяносто с лишним лет. Несмотря на то что той советской власти, для защиты которой создавалась ВЧК, давно уже нет, ветераны и действующие сотрудники отечественных органов безопасности по сложившейся традиции ежегодно 20 декабря отмечают свой профессиональный праздник.

Но тогда в холодном и голодном Петрограде, находящемся в кольце врагов, создатели новой спецслужбы вряд ли предполагали, что она переживет не только их, но и само советское государство. В те решающие для власти большевиков дни им было не до того, они хорошо усвоили уроки Парижской коммуны и не ждали милости от контрреволюции и ополчившегося на них всего остального буржуазного мира, а действовали.

«Всякая революция лишь тогда чего?нибудь стоит, если она умеет защищаться!» Этот призыв Ленина для его соратников стал руководством к немедленным действиям. 21 декабря 1917 года (3 января 1918 года) на заседании СНК была более четко определена компетенция ВЧК и разграничены полномочия между Комиссией по борьбе с контрреволюцией и Народным комиссариатом юстиции в сфере оперативного розыска, задержания подозреваемых и ведения следствия, а также была установлена система контроля за их деятельностью.

По завершении дискуссии СНК постановил следующее:

«1. Всероссийская комиссия при Совете народных комиссаров учреждается для целей беспощадной борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.

2. Результаты своей работы она передает в Следственную комиссию при Революционном трибунале или прекращает дело.

3. Работа этой комиссии протекает при ближайшем наблюдении Народных комиссариатов юстиции и внутренних дел, а равно президиума Петроградского Совета. Следственные же комиссии при Революционном трибунале — при ближайшем наблюдении Народного комиссариата юстиции и президиума Петроградского Совета.

7. Всякие задержания должны влечь за собой обязательное предание суду или быть прекращаемы…»

И ВЧК, защищая революцию, действовала решительно и беспощадно. Всероссийская стачка, несмотря на все усилия кадетов, поддержку атаманов Дутова, Каледина и примкнувшего к ним генерала Л. Корнилова, организатора неудавшегося августовского (1917 года) военного похода на революционный Петроград, провалилась.

Новая спецслужба во главе с Дзержинским и своим немногочисленным аппаратом, на то время насчитывавшим всего несколько десятков человек, действовала быстро и целеустремленно. В течение недели были арестованы ряд служащих Государственного и частных банков, отказывавшихся выполнять предписания советской власти, и закрыты все оппозиционные издания. В Петрограде и Москве силами подвижных групп чекистов и рабочих отрядов были решительно пресечены массовые грабежи продовольственных складов, магазинов и еврейские погромы.

Комиссия по борьбе с контрреволюцией на глазах набиралась опыта и повышала эффективность в работе. Во многом это было связано с тем, что ее возглавили талантливые и неординарные личности: Дзержинский, Ксенофонтов, Трифонов, Жиделев и другие, имевшие многолетний опыт борьбы с одной из самых сильных спецслужб того времени — царской охранкой. Существенную роль в ее работе играли «сознательные пролетарские массы», добровольно сообщавшие в Комиссию о действиях заговорщиков и саботажников.

Для борьбы с контрреволюцией и шпионажем некоторые сотрудники и руководители ВЧК предлагали наряду с этими добровольными информаторами использовать старое, испытанное прошлой властью оперативное средство — осведомителей и провокаторов. Большинство, в том числе и Дзержинский, были категорически против этого, называя такие действия провокацией и методами царской охранки. По этому поводу между ними развернулась острая дискуссия, и на очередном заседании 18 марта 1918 года члены Комиссии приняли постановление «О недопустимости использования провокаций в работе ВЧК».

В отсутствие агентурного аппарата, применение которого на тот период вожди революции считали аморальным, добровольные информаторы — рабочие, солдаты и часть интеллигенции — являлись главным источником информации о контрреволюционной и саботажнической деятельности представителей бывших эксплуататорских классов. Полученные таким образом сведения были достаточно эффективно использованы.

К началу весны 1918 года в активе молодой советской спецслужбы уже имелись предотвращенная всероссийская стачка, сотни выявленных и пресеченных актов саботажа в банковской системе и сферах снабжения населения хлебом и продуктами питания. В апреле ее сотрудникам вместе с милицией удалось сбить волну бандитизма и массовых уличных грабежей в Петрограде и Москве, положить конец разгулу анархии, буйным цветом распустившейся в обеих столицах. В ночь на 12 апреля в результате молниеносно проведенной операции удалось арестовать почти всех вожаков анархистских организаций в Москве и Петрограде. Так же решительно и быстро они действовали и в отношении правых эсеров, совершивших 20 июня в Петрограде убийство комиссара по делам печати, пропаганды и агитации, редактора «Красной газеты» В. Володарского (М. Гольдштейн).

Все эти успехи в большинстве своем не являлись следствием классических форм работы спецслужбы, которые предполагают вербовку агентуры, ее внедрение во враждебные организации и их последующую оперативную разработку. В то время действия ВЧК скорее напоминали типичную полицейскую операцию: облавы, засады и допросы задержанных. Но уже тогда в ее работе начинают просматриваться элементы контрразведывательного поиска во враждебной среде. В этих целях на кратковременной основе задействовались добровольные помощники и широко практиковался ввод в разработку лидеров контрреволюционных организаций штатных сотрудников ВЧК под соответствующей легендой.

Первая такая операция была проведена в начале 1918 года в отношении так называемого «Союза борьбы с большевиками и отправки войск Каледину», действовавшего в Петрограде. Начало ей положило внедрение в «Союз» под видом бывшего царского офицера кадрового сотрудника ВЧК А. Голубева. К концу января ему удалось добыть подробные данные о структуре и численном составе контрреволюционной организации. По результатам его работы в феврале большинство членов «Союза» были арестованы.

Через полгода еще более масштабная операция, непосредственное руководство которой осуществлял Дзержинский, сыграла важную, можно сказать, ключевую роль в укреплении советской власти и вызвала большой международный резонанс. В истории отечественных спецслужб она более известна как «Заговор послов».

Июнь — август 1918 года стали горячими во всех отношениях не только в России, но и в странах Антанты (Великобритании, Франции, США и других государствах, военных противниках Германии и Австро?Венгрии). Брестский мир, заключенный большевиками 3 марта 1918 года в Брест?Литовске, на время остановил войну на Восточном фронте и позволил Германии перебросить значительную часть войск на запад. К июню в результате наступления германские войска вышли на реку Марна и угрожали Парижу.

Спасти французскую и британскую армии могли только чудо или выступление на их стороне России. Вести переговоры по этому вопросу с правительством Ленина было безнадежным делом, и тогда главы дипломатических миссий Великобритании и Франции Р. Локкарт и Ф. Гренар, опираясь на оперативные возможности резидента МИ?1 (Британская разведывательная служба, ныне СИС. — Прим. авт.) капитана Э. Бойса и другого разведчика — С. Рейли (З. Розенблюм), принялись готовить его свержение.

Помощников в этом деле у них нашлось предостаточно. Помимо непримиримых классовых врагов советской власти в их числе оказался ярый «ниспровергатель монархии», которому не нашлось места в новой власти, Б. Савинков со своим «Союзом защиты Родины и свободы», а также неверные союзники большевиков — левые эсеры, оттесненные на второстепенные роли. Они тоже были не прочь взять руль власти в свои руки.

Амбициозный Локкарт, возомнивший себя спасителем интересов Британской империи в России, и вездесущий авантюрист Рейли, которому, вероятно, не давали покоя лавры знаменитого разведчика Лоуренса Аравийского, развили бурную деятельность. Но после того как в июле провалились вооруженные мятежи савинковцев в Ярославле и левых эсеров в Москве, они переключились на «кремлевскую гвардию» — латышские полки, охранявшие в Петрограде и Москве важнейшие правительственные учреждения. С их помощью Локкарт и Рейли рассчитывали свергнуть правительство Ленина.

Эта их деятельность не осталась без внимания ВЧК. Чтобы сорвать планы заговорщиков, Дзержинский вместе со своим заместителем Я. Петерсом и сотрудниками центрального аппарата решили сыграть на опережение и осуществили первую контрразведывательную операцию по проникновению в иностранную спецслужбу. Ей предшествовала многоходовая оперативная комбинация. Под видом националистически настроенных офицеров, недовольных итогами Брестского мира, по которому Латвия оказалась оккупированной германскими войсками, комиссары Я. Буйкис (Шмитхен) и В. Спрогис (Бредис) под легендой поиска союзников среди антисоветского подполья были направлены в Петроград.

Через некоторое время они попали в поле зрения британской резидентуры, которой руководил военно?морской атташе капитан Р. Кроми. В те дни он активно занимался организацией подполья в Северной столице и разработкой плана, предусматривающего уничтожение Балтийского флота в случае захвата немцами морской базы в Кронштадте. Конфидентов из числа бывших офицеров у него хватало, главная трудность заключалась в том, что никто из них не имел прямого доступа в штабы Красной армии и флота. Появление националистически настроенных комиссаров Шмитхена и Бредиса из так называемой «кремлевской гвардии» в Петрограде было как нельзя кстати.

В марте состоялась их первая встреча с Кроми. Решимость комиссаров бороться за свободу Латвии, но прежде всего имеющиеся у них возможности прямого доступа в Кремль и к вождям революции убедили британского разведчика в том, что на этот раз удача сама плывет ему в руки. В мае в Петроград приехал С. Рейли — специальный представитель шефа британской разведки М. Камминга. Кроми вывел на него перспективных кандидатов в заговорщики. Британский шпион № 1 в России остался доволен выбором Кроми и со свойственной ему энергией взялся за подготовку очередного заговора.

К августу Шмитхен и Бредис сумели полностью завоевать доверие британских разведчиков и, получив рекомендательное письмо от Кроми к Локкарту, возвратились в Москву. Здесь руководители ВЧК сделали еще один тонкий ход. Они решили ввести в оперативную игру новую фигуру, которая по своим возможностям не вызвала бы у британского посла сомнений в успехе заговора.

14 августа Шмитхен вместе с командиром артиллерийского дивизиона в Кремле Э. Берзиным с целью «политического разговора» посетили квартиру Локкарта в Хлебниковом переулке. Рекомендательное письмо Кроми, представленное Шмитхеном, и убедительная речь Берзина произвели впечатление на британского дипломата. После встречи с ними он провел беседу с французским генеральным консулом Гренаром и военным атташе генералом Лаверном. Позже к ним присоединился генеральный консул США У. Пул. Они поддержали Локкарта в решимости бороться и свергнуть ненавистную власть большевиков. Непосредственную разработку плана контрреволюционного переворота и его исполнение поручили Рейли.

Тот немедленно активизировал работу с Берзиным и Шмитхеном. Получив от Локкарта необходимые денежные средства, Рейли передал им на организационные расходы и подкуп должностных лиц 1,2 млн рублей (оприходованы в кассе ВЧК) и вплотную занялся разработкой плана государственного переворота. В последующем, по признанию самого Локкарта, британское посольство на эти цели израсходовало 1,4 млн рублей.

25 августа в Москве, в здании генконсульства США состоялась решающая встреча основных организаторов и участников заговора: Пула, Рейли, Лаверна, полковника А. Вертимона (Франция), К. Каламатиано (США), журналиста Р. Маршана (Франция). Участники совещания «послов и шпионов» решили, что в связи с расширением интервенции стран Антанты против советской России (2 августа 1918 года к британскому экспедиционному корпусу, которым командовал генерал Ф. Пуль, присоединились части французских и американских войск) и предстоящим отъездом дипломатов из Москвы все нити заговора нужно сосредоточить в руках Рейли, Вертимона и Каламатиано.

Дело шло к развязке. В те дни подчиненные Дзержинского не смыкали глаз, отслеживая контакты заговорщиков, и к концу августа перед ними проявилась большая часть шпионской паутины, сплетенной Локкартом и Рейли. Но они не спешили ее рвать. У разработанной ими операции имелась и другая цель — стратегическая. Согласно оперативному замыслу, Красная армия, отступая перед продвигавшимися к Петрозаводску интервентами, должна была заманить их вглубь территории и затем одновременными ударами во фронт и по растянувшимся тыловым коммуникациям полностью уничтожить.

Но трагические события, которых не могли предвидеть ни заговорщики, ни чекисты, вмешались в ход операции. 30 августа эсер Л. Каннегисер совершил террористический акт против председателя Петроградской ЧК М. Урицкого. В вечером того же дня по окончании митинга на заводе Михельсона было совершено покушение на самого Ленина. В сложившейся ситуации Дзержинский вынужден был действовать и немедленно выехал в Петроград.

Поздним вечером 31 августа подвижной отряд чекистов оцепил посольство Великобритании на Дворцовой площади и после отказа пропустить внутрь здания начал его штурм. В завязавшейся перестрелке погибли Кроми и ряд сотрудников ВЧК. При обыске в помещениях было обнаружено большое количество оружия и задержано свыше 40 заговорщиков, в том числе бывшие царские офицеры.

Одновременно с этим в Москве в ночь с 31 августа на 1 сентября оперативная группа ВЧК во главе с комендантом Кремля П. Мальковым на квартире в Хлебниковом переулке арестовала Локкарта и его помощника капитана Хикса. Британскому послу нечего было сказать. На руках у чекистов находились неопровержимые доказательства его шпионской деятельности — удостоверения, исполненные на бланках посольства и выданные им лично Берзину и Буйкису. В них командованию британского экспедиционного корпуса давались следующие указания:

«Британская миссия

Москва, 17 августа 1918 г.

Всем британским военным авторитетам в России

Предъявитель сего капитан латышских стрелков Криш Кранкал имеет ответственное поручение в Британском главном штабе в России, прошу дать ему свободный проезд и помощь во всех отношениях.

Р. Б. Локкарт». [1]

Тем не менее он продолжал категорически отрицать свою причастность к заговору и плану ликвидации Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева и других большевистских вождей. И только оказавшись на свободе, под защитой британской короны, Локкарт в книге воспоминаний[2] позволил себе пооткровенничать. Несостоявшийся заговорщик поведал миру о том, что перед отъездом в Россию британское правительство поставило перед ним главную цель — не допустить ее выхода из войны.

Он так пишет об этом: «Моей главной задачей было нанести максимум вреда Германии, вставлять палки в колеса при переговорах (советской делегации с германской стороной. — Прим. авт.) о сепаратном мире и всеми силами укреплять сопротивление большевиков в отношении германских требований».

Но и здесь Локкарт покривил душой и сказал только часть правды: джентльмену, каковым он, видимо, себя считал, не пристало марать руки «мокрыми» делами. Он умолчал о том, как планировалось убийство лидеров революции. За него это сказали на допросах в ВЧК другие — Каламатиано и Вертимон.

Вслед за британским послом и Хиксом были арестованы Вертимон; содержательница явочной квартиры, где иностранные разведчики проводили встречи с другими участниками заговора, актриса Оттен; сотрудница аппарата ЦИК Старжевская; служащий Центрального управления военных сообщений Фриде и другие (всего 30 человек). Позже, 18 сентября, при попытке проникновения в норвежское посольство, где укрылись другие «послы?заговорщики», был задержан Каламатиано. При обыске в его трости следователь В. Кингисепп обнаружил важные улики — денежные расписки агентов, — и перед чекистами полностью открылась вся шпионская сеть. Но тот, кто ее плел — Рейли, — сумел ускользнуть.

С «заговором послов» было покончено. По?разному сложились судьбы его организаторов. Локкарт, находившийся под домашним арестом в Кремле, в октябре 1918 года вместе с другими «послами?заговорщиками» был обменен на задержанных в Великобритании советских дипломатов и выслан из России. Рейли, возвратившись в Великобританию, удостоился одной из высших наград — ордена «Военный крест», затем работал консультантом у будущего премьера У. Черчилля, а осенью 1925 года наконец?то угодил в сети другой операции ОГПУ — «Трест». Каламатиано, так же как и Рейли, приговоренный к смертной казни, в 1921 году был освобожден из тюрьмы и выслан в США.

Таким образом, 1918 год для молодой советской спецслужбы завершался убедительной победой как над внутренней контрреволюцией, так и над иностранными разведками. 7 ноября 1918 года Ленин, выступая на торжественном вечере — концерте ВЧК, посвященном годовщине революции, — дал следующую оценку результатам ее работы: «Для нас важно, что ЧК осуществляют непосредственную диктатуру пролетариата, и в этом их роль неоценима. Иного пути освобождения масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетариатом».

* * *

К концу 1918 года в советской республике действовало 40 губернских и 385 уездных чрезвычайных комиссий, 19 декабря в частях Красной армии были образованы особые отделы ВЧК.

Отдавая должное высокой эффективности и результативности деятельности ВЧК по защите советской власти, все же трудно поверить, что такое быстрое ее становление обошлось без посторонней помощи. Несмотря на выдающиеся организаторские способности Ф. Дзержинского, В. Трифонова, Я. Петерса, И. Ксенофонтова и их опыт нелегальной работы, создание на пустом месте новой спецслужбы в тех сложнейших условиях и в такие сжатые сроки являлось почти безнадежным делом. Если при формировании Красной армии революционной власти пришлось обратиться к помощи так называемых военспецов, в качестве которых использовались в том числе и царские генералы, то в ВЧК дорога для чинов охранного отделения была наглухо закрыта. Их дух если там и появлялся, то ненадолго и только в тюремных камерах. В связи с этим невольно возникает вопрос: не могла ли в те первые месяцы становления советской власти чья?то опытная рука направлять работу ВЧК? Ответ на него следует искать в архивах, хранивших до недавнего времени в глубокой тайне отношения вождей большевиков с политиками и разведкой кайзеровской Германии.

До августа 1991 года, когда доступ к особым папкам и секретным делам имели лишь избранные люди, связанные подпиской о неразглашении, большинству сотрудников отечественных спецслужб и рядовому обывателю была известна лишь одна — официальная — версия становления советской спецслужбы. Она достаточно подробно отражена как в закрытой литературе, так и в открытых изданиях.

Вместе с тем ряд документов, хранящихся в спецфонде Российского государственного архива социально?политической истории (РГАСПИ, г. Москва), а также публикации некоторых отечественных и зарубежных исследователей деятельности советских вождей и спецслужб, в частности Д. Волкогонов:

«Сталин», «Троцкий»; О. Царев и Д. Костелло: «Роковые иллюзии»; И. Линдер и С. Чуркин: «История специальных служб России 10–20 веков»; К. Эндрю и О. Гордиевский: «История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», содержат любопытные сведения о связях Ленина, Троцкого, Зиновьева и других с германскими военно?политическими кругами, а также о роли разведывательных органов Германии — Разведывательного отделения Генерального штаба — в становлении ВЧК и деятельности партии большевиков в период 1917–1918 годов.

Приведенные в них данные прямо говорят о тесном сотрудничестве германских политиков и сотрудников разведки с рядом видных деятелей большевистской партии: В. Ульяновым (Лениным), Л. Троцким (Бронштейном), Л. Каменевым (Розенфельдом), Г. Зиновьевым (Радомысльским) и другими, а также об оказании им финансовой, организационной и кадровой поддержки в осуществлении октябрьского переворота 1917 года. И это не является чем?то небывалым. Некоторые события прошлого и сегодняшняя действительность убеждают нас в том, что в борьбе за власть и защите национальных интересов возможны самые невероятные союзы, даже с самим дьяволом, а мораль и принципы отходят на второй план.

Большевики, боровшиеся с царизмом не на жизнь, а на смерть в течение двух десятилетий, и дряхлая германская империя, из последних сил пытавшаяся сохраниться на европейской карте, были объективно обречены стать временными союзниками. После трех лет кровопролитной войны экономические ресурсы Германии находились на пределе, и вести борьбу на два фронта ей оказалось не под силу. Поэтому германские политики и спецслужбы предпринимали активные действия по выводу из войны наиболее уязвимого противника. Таковой на тот период оказалась царская Россия, находившаяся в глубочайшем политическом, военном, экономическом и нравственном кризисе. Исторически изжившая, скомпрометировавшая себя дворцовыми дрязгами и погрязшая в небывалой коррупции монархия содрогалась под ударами революционных волн.

Классическая ленинская формула о революционной ситуации была воплощена в жизнь самой властью. Война довела до бедственного состояния и без того голодавшую часть населения. «Верхи», то есть государственная машина управления, при безвольном императоре пошли вразнос. Чиновники, руководствуясь личными, в большей степени корыстными интересами, тащили одеяло на себя. Император Николай II на глазах терял своих немногочисленных сторонников не только в армии и на флоте, но и в самом Зимнем дворце. О том положении, в каком находились империя и трон в начале марта 1917 года, точнее всего высказался он сам.

2 марта, передав Акт отречения от престола представителям Временного комитета Государственной думы В. Шульгину и А. Гучкову, бывший император в отчаянии записал в своем дневнике:

«Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что?либо сделать, так как с ним борется социал?демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев — всем главнокомандующим. К 2? (14:30. — Прим. авт.) пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!» [3]

Николаю II было от чего прийти в отчаяние: даже те, кто присягал ему на верность, кого он осыпал наградами и должностями, в самый трудный момент предали его. Все четверо главнокомандующих фронтами: А. Брусилов (Юго?Западный), А. Эверт (Западный), В. Сахаров (Румынский), Н. Рузский (Северный), а также командующий Балтийским флотом А. Непенин в докладах Алексееву высказались за отречение от престола помазанника Божьего. К ним присоединился бывший верховный главнокомандующий и родственник государя — великий князь Николай Николаевич.

Последний из династии Романовых оказался не нужен не только собственному народу, но и аристократии с народившейся буржуазией, которым стало тесно в отжившем свой век изношенном монархическом камзоле. В дальнейшем за все время пребывания семьи бывшего императора под домашним арестом в Царском Селе и на Урале никто из бывших подданных не предпринял реальных попыток по ее освобождению. Предпочитали не вспоминать о нем и сиятельные родственники из британской короны, втянувшие его и Россию в войну с Германией. Они ответили черной неблагодарностью, отказавшись приютить у себя ставшего теперь ненужным бывшего императора.

Николай II, лишенный рычагов власти, которые достались ему от великих предков, оказался неспособен защитить даже самого себя и своих близких и безвольно шел к трагической развязке. 17 июля 1918 года в Екатеринбурге в подвале дома купца Ипатьева расстрельная команда большевика Я. Юровского расправилась с царской семьей. С монархией в России было покончено.

Но тогда, в роковом для Российской империи феврале 1917 года, когда бывший император пребывал в прострации, а члены Временного правительства находились в эйфории от свалившейся на них власти, члены партий эсеров и большевиков, спаянные крепкой дисциплиной и прошедшие через горнило первой русской революции, каторги и ссылки, только и ждали подходящего момента, чтобы забраться на «государственный корабль», который к осени уже плыл по воле волн. Им оставалось сделать последний рывок к рулю власти, но у одних не хватало политической воли, а у других — финансовых средств.

У лидера большевиков Ленина с волей было все в порядке, а в финансовом плане его партия испытывала серьезные затруднения. И здесь ей на помощь пришли крайне заинтересованные «спонсоры» из Германии. Именно они, несмотря на неудачную в июле 1917 года попытку большевиков свергнуть Временное правительство, активизировали свою финансовую помощь их лидерам.

Эту самую тайную и деликатную роль взяло на себя Разведывательное отделение германского Генерального штаба. Используя свои негласные возможности, оно обеспечило поступление денежных средств на тайные счета Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Козловского и других в банках Швеции и Финляндии; ранее организовало беспрепятственный транзит из Швейцарии в Финляндию (через Германию и Швецию) группы партийных функционеров во главе с Лениным.

Позже, в 1925 году, эти факты подтвердил и один из руководителей германского Генштаба генерал Э. Людендорф. В своих мемуарах[4] он писал:

«Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения его проезд через Германию (на тот период обе стороны находились в состоянии войны. — Прим. авт.) имел свое оправдание. Россия должна пасть».

Так ниспровергатели царизма и капиталистических устоев — большевики и представители одной из самых одиозных монархий в Европе — Гогенцоллернов — оказались в одной лодке. После Октябрьского переворота эти отношения продолжались. Более того, разведка Германии предпринимала дальнейшие попытки сохранить контроль над новыми институтами власти большевиков, в том числе и спецслужбой. Подтверждением тому может служить обращение начальника Русского отделения германского Генерального штаба О. Рауша к высшим руководителям советской власти. Сразу же после смещения Временного правительства 27 октября (9 ноября) в своем обращении к СНК он писал:

«Правительству народных комиссаров.

Согласно происшедшим в Кронштадте в июле текущего года соглашениям между чинами нашего Генерального штаба и вождями русской революционной армии и демократами г. Лениным, Троцким, Раскольниковым, Дыбенко, действовавшее в Финляндии Русское отделение нашего Генерального штаба командирует в Петроград офицеров для учреждения Разведочного отделения штаба. Во главе Петроградского отделения будут находиться следующие офицеры, в совершенстве владеющие русским языком и знакомые с русскими условиями:

майор Любертц, шифрованная подпись Агасфер,

майор фон Бельке, шифрованная подпись Шотт,

майор Байермейстер, шифрованная подпись Бэр,

лейтнант Гартвиг, шифрованная подпись Генрих.

Разведочное отделение, согласно договору с г. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет наблюдать за иностранными миссиями и военными делегациями и за контрреволюционным движением, а также будет выполнять разведочную и контрразведочную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты.

Одновременно сообщается, что в распоряжение правительства народных комиссаров командируются консультанты по Министерству иностранных дел — г. фон Шенеман, по Министерству финансов — г. фон Толь».

Ниже в обращении имеется приписка в Комиссариат по иностранным делам:

«Указанные в настоящей бумаге офицеры были в Революционном комитете и условились с Муравьевым, Бойс и Данишевским о совместных действиях. Все они поступили в распоряжение комитета. Консультанты явятся по назначению. Председатель Военно?революционного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов А. Иоффе. Секретарь П. Кушавич. 27 октября 1917 года» [5].

Советники из германского Разведывательного отделения хлеб даром не ели и работали на большевиков с полной отдачей. Уже 9 декабря 1917 года заместитель начальника Петроградского отделения Р. Бауер информировал советское руководство о результатах работы.

«В(есьма) срочно.

Г. народному комиссару по иностранным делам:

Согласно вашему поручению Разведочным отделением 29 ноября был командирован в Ростов майор фон Бельке, установивший там разведку за силами Донского войскового правительства. Майором был организован также отряд из военнопленных, которые и принимали участие в боях. В этом случае военнопленные, согласно указаниям, сделанным июльским соглашением в Кронштадте с участием г. Ленина, Зиновьева, Каменева, Раскольникова, Дыбенко, Шишко, Антонова, Крыленко, Володарского и Подвойского, были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму.

Майор фон Бельке принял участие в командировании (видимо, командовании. — Прим. авт.), но сбивчивые распоряжения официального командующего Арнаутова и бездарная деятельность разведчика Туллака парализовали планы нашего офицера. Посланные по приказу из Петербурга убить генерала Каледина, Алексеева и Богаевского агенты оказались трусливыми и не предприимчивыми людьми. К Караулову проехали агенты. Сношения генерала Каледина с англичанами и американцами несомненны, но они ограничиваются денежной помощью. Майор фон Бельке с паспортными данными финна Уно Муури возвратился в Петербург и выступит сегодня с докладом в кабинете председателя Совета в 10 час. вечера» [6].

Это сотрудничество Русского отделения германского Генштаба продолжилось и после образования ВЧК. Свидетельством тому служит следующий документ, направленный начальником отделения ее председателю.

«(Весьма секретно.) 17 декабря 1917 года. В комиссию по борьбе с контрреволюцией.

Разведочное отделение на запрос Комиссии по борьбе с контрреволюцией от 17 декабря имеет честь сообщить список наблюдателей за миссиями союзных России государств.

За Великобританским посольством — германские разведчики: Люце, Тельман, Поссель, Франц и Гизель; русские агенты: Овсяников, Глушенко и Балясин.

За Французским посольством — германские разведчики: Сильвестр, Бутц, Фольгаген; русские агенты: Балашов, Турин, Гаврилов, Садовников и Шило.

За посольством С. А. С. Штатов (Северо?Американские Соединенные Штаты) — германские разведчики: Штром, Бухгольц, Фаснахт, Турпер; русские агенты: Шпитцберген, Сокольницкий, Тарасов и Вавилов.

За Румынской миссией — германские разведчики: Суттпер, Байдер и Вольф; русские агенты: Куль, Никитин, Золотов и Архипов.

За Итальянским посольством — австрийские разведчики: Кульдер, фон Гезе, Гойн и Бурмейстер; русские агенты: Салов, Алексеевский, Кузмин.

Означенные агенты должны исполнять все поручения миссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем, погромами и пр.

Начальник отделения: Агасфер» [7].

Мастера из немецкой разведки и опытные конспираторы?большевики, наученные царской охранкой, знали, как прятать концы в воду. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. Существуют и другие документальные подтверждения того, что помощь со стороны германской разведки носила не только организационно?функциональный, но и финансовый характер.

Широко распространенные тогда в оппозиционной большевикам прессе и среди обывателей слухи об их связях с немцами имели под собой определенную основу. Молва о том, что лидеры большевиков — «это немецкие шпионы, привезенные в Россию в пломбированном вагоне», безусловно, попортила им немало крови. Но молва есть молва, на смену старым слухам приходят новые, а документы остаются. И поэтому, придя к власти, вожди большевиков и их германские «спонсоры» предприняли энергичные меры по уничтожению свидетельств своей тайной связи.

Подтверждением тому является следующий документ.

«Протокол В(оенного) к(омиссариата). Д. № 323», подписанный со стороны Разведочного отделения германского Генштаба адъютантом Генрихом (лейтенант Гартвиг), а со стороны СНК — уполномоченными: Г. Залкиндом, вторая подпись неразборчива, Е. Поливановым, А. Иоффе.

Сей протокол составлен нами 2 ноября 1917 года в двух экземплярах в том, что нами с согласия Совета народных комиссаров из дел Контрразведочного отделения Петроградского округа и бывш(его) Департамента полиции по поручению представителей германского Генерального штаба в Петрограде изъяты:

1. Циркуляр германского Генерального штаба за № 421 от 9 июня 1914 года о немедленной мобилизации всех промышленных предприятий в Германии.

2. Циркуляр Генерального штаба Флота открытого моря за № 93 от 28 ноября 1914 года о засылке во враждебные страны специальных агентов для истребления боевых запасов и материалов.

Означенные циркуляры переданы под расписку в Разведочное отделение германского Штаба в Петрограде».

Германским агентом Генрихом также был получен и другой, не менее важный документ, касающийся финансирования РСДРП (б), который ранее, весной 1917 года, удалось перехватить российской контрразведке. Прибыв 16 ноября в Народный комиссариат по иностранным делам, Генрих имел на руках документ, перед которым открылись двери самых высоких кабинетов.

«(Весьма секретно.)

Народный комиссариат по иностранным делам.

Петроград, 16 ноября 1917 года.

Председателю Совета народных комиссаров

Согласно постановлению, вынесенному совещанием народных комиссаров т. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, нами исполнено следующее:

1. В архиве комис(сии) юстиции из дела об «измене» т. Ленина, Троцкого, Козловского, Коллонтай и других изъят приказ Германского императорского банка за № 7433 от 2 марта 1917 года об отпуске денег т. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и другим за пропаганду мира в России.

2. Проверены все книги Хиа?Банка в Стокгольме, заключающие счета т. Ленина, Троцкого, Зиновьева и других, открытые по ордеру Германского императорского банка за № 2754. Книги эти переданы т. Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные народного комиссара по иностранным делам Е. Поливанов, Г. Залкинд» [8].

В пользу версии о тесной связи вождей большевиков с германским Генштабом говорит и судьба сотрудника ВЧК Я. Блюмкина, казалось бы, не имеющая никакого отношения к их делам. Он стал участником многих загадочных событий, которые до сих пор окутаны плотной завесой тайны: внезапная смерть поэта С. Есенина, с которым «чекист на все руки» был в дружеских отношениях; полная риска и невероятных приключений разведывательная миссия в Тибете, связанная с поисками загадочной Шамбалы; оперативная опека Троцкого, когда тот был выслан советским правительством в Турцию; и наконец, сошедшее ему с рук убийство германского посла В. Мирбаха 6 июля 1918 года в Москве.

В тот день Блюмкин и другой сотрудник ВЧК — левый эсер Н. Андреев с документом, на котором стояла подлинная подпись Дзержинского, прибыли в германское посольство якобы для переговоров с Мирбахом о судьбе его брата — графа Роберта Мирбаха. Ничего не подозревавший посол вышел им навстречу, и тогда Блюмкин выхватил пистолет и произвел в него три выстрела. В. Мирбах, ища спасения от убийц, ринулся внутрь комнат, но брошенная вслед бомба оборвала его жизнь. Блюмкин и Андреев скрылись, и в тот же день левые эсеры подняли мятеж. Они захватили здание ВЧК на Лубянке, взяли в заложники Дзержинского и ряд руководящих работников.

Вечером СНК выступил с правительственным сообщением. В нем говорилось следующее.

«Сегодня, 6 июля, около 3 часов дня двое (негодяев) агентов русско?англо?французского империализма проникли к германскому послу Мирбаху, подделав подпись т. Дзержинского под фальшивым удостоверением, и под прикрытием этого документа убили бомбой графа Мирбаха. Один из негодяев (Блюмкин. — Прим. авт.), выполнивший это провокационное дело, давно уже и многократно связывавшееся в советской печати с заговором русских монархистов и контрреволюционеров, по имеющимся сведениям, левый эсер, член комиссии, изменнически перешедший от службы Советской власти к службе людям, желающим втянуть Россию в войну и этим самым обеспечить восстановление власти помещиков и капиталистов, либо подобно Скоропадскому, либо самарским и сибирским белогвардейцам.

Россия теперь по вине негодяев левоэсерства, давших себя увлечь на путь Савинковых и компании, на волосок от войны…»

Спустя сутки после убийства Мирбаха силами чекистов и латышских стрелков мятеж левых эсеров был подавлен. После всего произошедшего, казалось бы, судьба «негодяя» — эсера Блюмкина, спровоцировавшего Германию на продолжение войны, была предрешена, но здесь происходит самое удивительное. Через некоторое время он пришел с повинной в ВЧК, и его «простили».

Прошло всего четыре месяца со дня убийства Мирбаха. В ноябре 1918 года в Германии вспыхнула революция, которая смела власть еще одной монархии и освободила большевиков от прежних обязательств. Но не только их, а вместе с ними и тех, кто помогал им укрепиться у власти. «Негодяй» Блюмкин вновь «всплыл», и не где?нибудь, а в ВЧК. Он быстро поднялся по служебной лестнице не только благодаря очевидным талантам, но и, видимо, благодаря его прошлым «заслугам».

В 1929 году, будучи резидентом?нелегалом в Стамбуле, Блюмкин занимался не только укреплением советской агентурной сети в Турции, но и выполнял весьма деликатную миссию. Под «крышей» торговой фирмы зарабатывал средства продажей хасидских древнееврейских рукописей, поступавших к нему по конспиративным каналам из фондов Государственной библиотеки им. В. Ленина, для проведения боевой деятельности против англичан в Турции. Погорел он не на том, что часть выручки оседала в его карманах. Руководство органов государственной безопасности и жена?разведчица Елизавета Зарубина, простив ему убийство германского посла, вероятно, закрыли бы глаза и на это прегрешение, если бы не его симпатия к Троцкому.

Блюмкина к тому времени уже начало подташнивать от «кухни» ОГПУ, в которой его острый нюх уже улавливал грядущие запахи гигантской кровавой бойни; он все больше проникался уважением к «великому изгнаннику». Между ним и Троцким вскоре сложились доверительные отношения. Блюмкин время от времени оказывал ему материальную помощь, передавал часть средств, вырученных от продажи рукописей. А Троцкий, не терявший надежды на возвращение в СССР, не преминул воспользоваться столь надежным каналом для связи со своими сторонниками. О его письме, которое Блюмкин должен был передать К. Радеку, стало известно супруге Блюмкина. Е. Зарубину потрясла его «измена», и она немедленно доложила в Москву. На этот раз судьба «непотопляемого чекиста» была предрешена. Под благовидным предлогом он вместе с женой был отозван в Москву, там арестован и затем расстрелян.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.