9 марта 1942 года
9 марта 1942 года
Раздраженный бездействием командования фронта, а также тем, что частям 160-й СД и соединениям 43-й армии никак не удается прорвать оборону противника в районе д. Шеломцы и восстановить коммуникации западной группировки армии, генерал-лейтенант Ефремов утром послал в адрес начальника Главпура Л.3. Мехлиса шифротелеграмму следующего содержания:
«1. Части 113, 338 и 16 °CД в течение полутора месяцев отрезаны от баз снабжения и, имея большие потери (3 тыс. человек только раненых), в настоящее время потеряли пробивную способность.
2. Круговая оборона протяжением 90 км в условиях исключительной малочисленности дивизий (всего в трех дивизиях 2500 стрелков), острого недостатка боеприпасов и продовольствия, отсутствия фуража, горючего – ставит под угрозу разгрома частей.
3. Наступление 43 армии с задачей освободить коммуникации 33 армии успеха не имело.
4. Нас отделяет всего пять километров расстояния, и 43 армия не может пробиться и соединиться с нами…
7. Докладывая Вам об обстановке, прошу принять срочные меры, форсировать наступление 43 армии в направлении ШЕЛОМЦЫ, КОБЕЛЕВО…»
Л.З. Мехлис по телефону обсудил этот вопрос с членом Военного совета Западного фронта И.С. Хохловым, который недолго думая доложил о своем разговоре с ним Г.К. Жукову, и вскоре командующий 33-й армией получил резкую, если не сказать издевательскую, телеграмму командующего фронтом:
«Тов. ЕФРЕМОВУ.
Вы жалуетесь в Москву на ГОЛУБЕВА на то, что он якобы плохо дерется и до сих пор не открыл Вам коммуникации, просите МЕХЛИСА воздействовать на ГОЛУБЕВА.
Первое: – Оценку ГОЛУБЕВУ и 43 АРМИИ может дать только ВОЕННЫЙ СОВЕТ ФРОНТА, ГЛАВКОМ и СТАВКА, а не сосед.
Второе: – 43 АРМИЯ действовала и действует лучше 33 АРМИИ, что касается ГОЛУБЕВА, – мы также его ценим очень высоко[335]. Следствие показывает: не ГОЛУБЕВ виноват в том, что противник вышел на тылы 33 АРМИИ, а ВОЕННЫЙ СОВЕТ и штаб 33 АРМИИ, оставивший только 90 человек без артиллерии и минометов на прикрытие своих тыловых путей, которые при появлении противника разбежались.
Вы пишете, что находитесь в пяти километрах от ГОЛУБЕВА, а мне Вы все время доносили, что находитесь около ШЕЛОМИЦЫ (правильно Шеломцы. – Прим. автора). Видимо, Вы не знаете, где Ваши части находятся, где же Вы все же находитесь и где ГОЛУБЕВУ искать с Вами соединения.
О трудностях могу сказать так – это обычное явление в тылу врага. Белов тоже в тылу врага и недалеко от Вас, но он себя чувствует прекрасно и все время бьет врага…
К сожалению, ВЯЗЕМСКАЯ ГРУППА 33 АРМИИ до сих пор ни на один шаг не сдвинулась, и это осложняет обстановку для ГОЛУБЕВА на правом фланге.
ГОЛУБЕВУ направлена категорическая задача в ближайшие 1–2 дня с Вами соединиться. Это, видимо, 43 АРМИЕЙ будет сделано, если только Вы не будете врагу сдавать своих тыловых путей. Боеприпасов по мере возможности Вам будем подбрасывать. Пошлите своих людей к ЖАБО и согласуйте с ним свои действия»[336].
Копия шифрограммы генерала Ефремова, по приказу генерала армии Жукова, была отправлена командующему 43-й армией, что, естественно, не добавило симпатий между двумя командармами: умел Георгий Константинович создать «нужную» атмосферу в коллективе подчиненных ему генералов.
Не раздумывая, генерал М.Г. Ефремов ответил не менее резко:
«Тов. ЖУКОВУ, ХОХЛОВУ.
«1. Ни на кого я не жалуюсь, а по-большевистски сказал, что есть, и не кому-нибудь, а тов. МЕХЛИСУ, что очень хочу скорейшей очистки коммуникаций 33 АРМИИ.
2. Находясь под Вязьмой по Вашему приказу, я тылы никак не мог, что Вы прекрасно понимаете, – состав дивизий Вам был до выхода под Вязьму известен, как и растяжка коммуникаций 33 АРМИИ.
3. Поймите, мы каждые сутки ведем бой вот уже полтора месяца почти без боеприпасов и уничтожили несколько тысяч немцев. Сами имеем три тысячи раненых. Воюем.
4. Не могу понять одного, как можно месяцами стоять перед какой-либо деревней, и терпеть не могу, когда свою вину сваливают на других. Эта система приносит огромнейший вред.
5. Подтверждаю, 16 °CД имеет целью оборону по реке УГРЕ на широком фронте, частью своих сил действует на ШЕЛОМИЦЫ, ГУЛЯЕВО и находится в лесу западнее ШЕЛОМИЦЫ, ГУЛЯЕВО.
6. В последний раз Вам как Военному совету докладываю: положение дивизий армии тяжелое, я сделал и делаю все, чтобы врага бить и не допустить разгрома нас врагом.
7. Спешите дать боеприпасы, нет у нас боеприпасов.
ЕФРЕМОВ»[337].
Явно обиженный таким тоном телеграммы генерала Ефремова и особенно фразой: «В последний раз Вам как Военному совету докладываю…», которая читается, как «Какой смысл к Вам и Военному совету вообще обращаться…», генерал армии Г.К. Жуков наложил суровую резолюцию, немедленно посланную Ефремову:
«Тов. ЕФРЕМОВУ.
9.03.42.
Вам не дано право вступать в полемику с ВОЕННЫМ СОВЕТОМ ФРОНТА и наводить критику на КОМАНДАРМА-43.
ЖУКОВ»[338].
Михаилу Григорьевичу было обидно и за себя, и за своих бойцов и командиров. До последних своих дней он так не смог понять и не смог принять манеру поведения и обращения Жукова с подчиненными. Принимая все сказанное Жуковым за чистую монету, он и подумать не мог, что тот чаще обманывал или отшучивался, чем говорил правду. Жуков всегда был всеми недоволен: разнос подчиненных был стилем его работы. Ставя в пример Ефремову генерала Белова, Георгий Константинович не стал говорить о письме, которое он отправил в адрес нашего лучшего кавалериста всего месяц назад, а письмо весьма интересное, можно сказать, «образец» воспитательной работы с подчиненными командирами. Вот выдержка из него:
«…По-товарищески скажу – мне надоело Вас уговаривать, понукать и внушать. Я вас поднял в глазах правительства, в глазах армии. Представил к двум высшим орденам, к званию генерал-лейтенанта, а Вы вместо благодарности правительству и Военному совету фронта, видимо, зазнались и не желаете выполнять даже категорических приказов, срывая план операции. Видимо, считаете это вашим правом. Ошибаетесь! Если так пойдет дальше, пеняйте на себя и только на себя. Несмотря на мое хорошее к Вам отношение (которым Вы, видимо, злоупотребляете), я Вас не пощажу, мне государство дороже, чем Белов. Последний раз предупреждаю…»
Вот так, и не иначе.
Немного поостыв, генерал М.Г. Ефремов отправил в адрес командующего 43-й армией шифротелеграмму, написанную официальным тоном, обращаясь к генералу Голубеву исключительно на «вы»:
«КОМАНДАРМУ-43.
1. Вам осталось до соединения с нами четыре километра. Просачивайтесь через лес.
2. Удар по врагу лучше наносить ночью.
3. Жду Вас ежечасно, нажмите; мы нажимаем с тыла.
4. Но у нас незначительные силы.
5. Каждый день, даваемый врагу, грозит нам созданием противником новой преграды перед Вами. Добавьте силы за счет других участков.
М. ЕФРЕМОВ»[339].
Несколько сумбурный текст телеграммы со всей очевидностью показывает сложность обстановки, в которой находилась западная группировка войск 33-й армии. Забытый всеми, Ефремов надеялся призывами вынудить Голубева к более активным действиям. Но тому и в самом деле было нелегко. Соединения 43-й армии, наступавшие навстречу частям ударной группировки 33-й армии, буквально истекали кровью, не имея успеха.
И уж если мы коснулись темы трагедии 33-й армии, то по справедливости надо сказать, что это была и трагедия 43-й и 49-й армий, которые в ходе деблокации окруженной группировки генерала Ефремова потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести еще больше бойцов и командиров, чем окруженные соединения 33-й армии. Такая вот арифметика войны.
Обстановка в районе д. Шеломцы постепенно ухудшалась. Обескровленные подразделения 160-й СД, по сути дела, уже не представляли для врага грозной силы. Действия частей 1-й Гв. МСД и 415-й СД 43-й армии также носили на себе тень обреченности, а понесенные потери были исключительно большими. По всему чувствовалось, что противнику удалось значительно укрепить состав войск, державших оборону в этом районе.
113-я и 338-я дивизии продолжали оборонять занимаемые рубежи, ведя разведку. Противник активности не проявлял, занимаясь в основном перемещением подразделений и обозов по шоссе Юхнов – Вязьма в обоих направлениях. По всему было видно, что немецкие войска наращивали свой боевой состав в этом районе, подготавливаясь к активным действиям.
Два самолета У-2, сумевшие в ночь на 9 марта совершить посадку в районе Дмитровки, доставили двух офицеров и 12 тысяч экземпляров приказа № 55, подписанного товарищем Сталиным, на немецком языке. Нужно ли было доставлять самолетами это «богатство», экономя на каждом килограмме подъемного веса самолета, если в западной группировке не хватало самого необходимого – боеприпасов и продовольствия?
Дивизии восточной группировки продолжали вести упорные бои по овладению населенными пунктами Игнатьево, Тулизово, Букари и разъездом Угрюмов.
110-я СД в течение ночи вела ожесточенный бой в лесу южнее д. Игнатьево и к утру 9 марта вышла к южной окраине. Однако противник сильным минометным и пулеметным огнем остановил продвижение частей дивизии. К исходу дня овладеть Игнатьевом так и не удалось. Причины неудачных действий войск по-прежнему были обусловлены крайне низкой их обученностью и слабым огневым поражением противника, ввиду отсутствия необходимого количества боеприпасов к артиллерии. К тому же накануне наступления 1291-й и 1289-й СП совершили многокилометровый марш по труднопроходимым заснеженным дорогам с целью занятия исходного района для атаки. В боевом донесении в адрес Военного совета армии командир 110-й СД подполковник H.A. Беззубов докладывал:
«Части дивизии в назначенный срок не могли выполнить боевого приказа, сроки готовности к наступлению изменялись три раза, и, только едва успев сосредоточиться к последнему сроку 8.00, части дивизии, пополняясь на ходу, вынуждены были идти в наступление, недостаточно зная оборону противостоящего противника, и в результате наступление успеха не имело и вело к излишним потерям, что, несомненно, имело отражение на последующих боевых действиях.
Для успешного ведения боевых действий впредь необходимо отводить частям положенное время на подготовку предстоящей операции, исходя из обстановки времени и пространства.
Достаточно материально обеспечить проводимые боевые действия, чтоб была возможность подавлять и уничтожать огневые точки противника…»[340].
Комбриг Онуприенко хорошо понимал, что комдив прав, однако времени на подготовку просто не было. Постоянные одергивания и понукания штаба Западного фронта, попытки корректировать решения командования восточной группировки армии, не зная особенностей складывающейся обстановки, – все это приводило к тому, что соединения и части вели боевые действия, не имея времени для подготовки, и, как следствие, несли неоправданно большие потери.
222-я СД, преодолевая сильное огневое сопротивление противника, с раннего утра вела упорный бой по овладению разъездом Угрюмово. К исходу дня части дивизии находились на тех же позициях, откуда начинали наступление.
Вечером штабом артиллерии армии до подчиненных соединений и частей были доведены суточные нормы расхода артиллерийских боеприпасов, основанные на приказе Народного комиссара обороны товарища И.В.Сталина.
«СУТОЧНАЯ НОРМА
расхода боеприпасов артиллерии на единицу вооружения
Мины: 50-мм – 4; 82-мм, 107-мм – 2; 120-мм – 4.
Артиллерийские выстрелы: 45-мм – 10; 57-мм – 6; 76-мм полев. – 6; 76-мм и 85-мм ЗА – 6; 122-мм гауб. – 5; 122-мм пушек обр. 1931 г. – 8; 107-мм – 10; 152-мм – 8; 152-мм 37 г. – 5
Основание: Приказ НКО тов. СТАЛИНА
Начальник штаба артиллерии АРМИИ
майор СМИРНОВ»[341].
Сейчас сложно представить, как войска могли вести боевые действия, не имея права израсходовать хотя бы один «лишний» снаряд, видя перед собой врага, которого надо было уничтожить, либо он убьет тебя. Но что было, то было.
Находясь в таких условиях, очень сложно было победить опытного, хорошо обученного и обеспеченного всем необходимым для боя врага. Отсюда и такое положение: неделями вели бой за узловые пункты обороны врага, не имея никакого успеха.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.