Совершенно секретно

Совершенно секретно

По поводу ареста матросов с линейного корабля “Гангут” среди матросов идут нескончаемые разговоры, ибо событие это весьма волнует как судовые, так и береговые команды. Матросы высказывают крайнее недовольство за осуществление этих арестов, считая матросов с “Гангута” невиновными… На судах Балтийского флота судовые команды готовы предъявить те же требования, и таковые решено было осуществить в то время, когда суда станут на зимние стоянки, а если таковые не будут удовлетворены, то объявить общую забастовку…

Выступление это произойдет, безусловно, ранее зимы, если арестованные матросы будут судимы и осуждены, если же по отношению к судовым командам будут приняты какие-либо репрессии, то задуманная забастовка может превратиться в настоящий бунт”.

Жандармский полковник В.В. Тржецяк был настолько напуган накалившейся обстановкой в Кронштадте и бессилием своего аппарата, что через несколько дней направил еще одно паническое донесение исполняющему обязанности коменданта Кронштадтской крепости А.В. Данилову, в котором повторил: “… Среди матросов циркулируют слухи о том, что если арестованные на линейном корабле “Гангут” матросы не будут освобождены, то стоящие в Кронштадте суда откроют огонь по городу… Общее настроение матросов приподнятое и ненадежное…”. Осенью 1915 г. стихийные выступления и массовые протесты имели место и ня линкорах “Петропавловск”, “Император Павел I”, “Цесаревич”, учебном судне “Рига”, крейсерах “Громобой” и “Баян”. Подавление выступлений моряков на крейсере “Россия”, линейном корабле “Гангут”, броненосном крейсере “Рюрик” и других кораблях Балтийского флота показало бесполезность и пагубность разрозненных действий и необходимость объединения и организации всех революционных сил.

Большевики Балтийского флота после событий на линкоре “Гангут” усилили агитационно-пропагандистскую работу среди экипажей кораблей и активизировали поиски контактов между партийными организациями судов и береговых частей с руководящими органами РСДРП(б) в Петрограде, Гельсингфорсе и других базах флота. Один из видных деятелей большевистской партии на Балтийском флоте Н.А. Ховрин в своих воспоминаниях пишет: “События на “Гангуте” убедительно показывают, что разрозненные выступления не только бесцельны, но даже опасны для общего дела, потому что позволяют властям расправляться с недовольными поодиночке. Это подстегнуло нас. С новой энергией мы начали искать контакты с другими большевистскими организациями…”.

В результате усилий большевиков к концу 1915 г. начали налаживаться связи между партийными организациями кораблей. Первыми установили связь между собой большевики кораблей и береговых воинских частей Кронштадта. Представители партийных организаций — судовых коллективов РСДРП(б) образовали в Кронштадте руководящий коллектив, который возглавили большевики И.Д. Сладков, Ф.С. Кузнецов-Ломакин и Т.И. Ульянцев. Но царская охранка, многочисленные шпики и провокаторы, напуганные событиями на “Гангуте”, внимательно следили за обстановкой на флоте.

Вот что указывалось в донесении начальника Петроградского охранного отделения в департамент полиции от 3 декабря 1915 г. № 20895 “… За последнее время агентурой вверенного мне отделения отмечено существование военной организации Российской социал-демократической рабочей партии среди нижних чинов Балтийского флота в следующем виде. На каждом корабле функционируют социал-демократические ячейки, избирающие свой коллектив, коллектив каждого корабля имеет своего представителя в руководящем коллективе…”.

26 ноября 1915 г. линейный корабль “Император Павел I” пришел на ремонт в Кронштадт. Большевики руководящего судового коллектива Кронштадта решили воспользоваться этим для установления связи с судовыми партийными организациями кораблей, базировавшихся в Гельсингфорсе. В Кронштадте и состоялась первая встреча представителей партийной организации “Императора Павел I” с членами руководящего кронштадтского судового коллектива, Н.А. Ховриным и И.Д. Сладковым. На этой встрече для переписки по партийным вопросам и связи между судовыми коллективами и главным коллективом был выработан специальный шифр, в частности всем кораблям и береговым частям были присвоены условные наименования. Например, линейный корабль “Гангут” условно называли — Гавриил, “Петропавловск” — Поля, “Полтава”-Паня, “Севастополь” — Сеня; “Император Павел I”- Паша, “Андрей Первозванный” — Афанасий, “Цесаревич” — Коля, “Слава” — Мотя, “Император Александр II” — Клара. Условные наименования получили и 28 партийных организаций кораблей и береговых частей, в том числе и большевистская организация линкора “Гангут”.

Примерно в это же время морякам Кронштадта через матроса 1-го Балтийского экипажа И.И. Писарева удалось установить долгожданную связь с комитетом РСДРП(б) Выборгского района Петрограда. Ее стал поддерживать большевик И.Н. Егоров. Таким образом, с конца 1915 г. судовые большевистские организации на кораблях и в частях Балтийского флота работали уже в контакте с ПК РСДРП(б).

Судовой руководящий коллектив проводил большую агитационно-пропагандистскую и организационную работу в Кронштадте и распространил свое влияние на корабли, базировавшиеся в Гельсингфорсе. Но окончательно оформиться в организационном отношении руководящий коллектив не успел. Его название окончательно в то время не установилось. Так член этого коллектива Ф. С. Кузнецов-Ломакин в 1920-х гг. называл его центральной инициативной группой.

В конце декабря 1915 г. царской охранкой были арестованы И.Д. Сладкое и С.С. Ерохин, и в январе-феврале 1916 г. — Н.А. Ховрин, Н.И. Писарев, Т.И. Ульянцев, Ф.С. Кузнецов-Ломакин, В.М. Марусев и др. В конце 1915 г. и в начале 1916 г. состоялся суд над участниками выступлений на линейном корабле “Гангут” и броненосном крейсере “Рюрик”. На основе выводов следственной комиссии моряки обвинялись в том, что “19 октября 1915 г. в военное время на военном корабле “Гангут”, в команде коего состояли они, согласившись предварительно между собой добиться у высшего начальства удаления с корабля старшего офицера старшего лейтенанта барона Фитингофа, стали для приведения такового своего намерения в исполнение возбуждать команду к открытому неповиновению названному обер-офицеру”. В обвинительном акте суд, перечислив “преступные деяния” каждого подсудимого, квалифицировал выступление моряков “Гангута” как восстание.

В приговоре Кронштадтского военно-морского суда от 17–22 декабря 1915 г. поделуо матросах — участниках волнений на линейном корабле “Гангут” говорилось: “… Обращаясь к определению ответственности подсудимых по закону, суд находит, что признаки преступных деяний, совершенных каждым из подсудимых, вполне соответствует понятию явного восстания, предусмотренного ст. 74, 1096 военно-морского устава о наказаниях. На основании этого суд приговорил кочегарных унтер-офицеров Г. Ваганова и Ф. Яцкевича к смертной казни “через расстреляние”, а остальных — к ссылке на каторжные работы до 15 лет.

При сравнении документов следственной комиссии под председательством контр-адмирала Небольсина в Гельсингфорсе и Кронштадтского военно-морского суда, вызывает удивление различная квалификация событий на “Гангуте” в октябре 1915 г. Определение волнений на “Гангуте” как восстание впервые встречается в обвинительном заключении прокурора, а затем в документах Кронштадтского военно-морского суда. Вопреки заключению следственной комиссии и первоначальному мнению командования в них утверждается, что подсудимые матросы будто бы “по предварительному соглашению между собой” решили добиваться увольнения с корабля барона Фитингофа и для приведения этого замысла в исполнение призывали команду к открытому неповиновению. Такая квалификация действий гангутцев, по-видимому, была необходима, чтобы иметь формальное основание для жестокой расправы с революционными матросами.

Однако, учитывая общее недовольство матросов, вызванное арестами на “Гангуте” и опасаясь новых волнений при утверждении приговора, командующий флотом заменил смертную казнь ссылкой на каторгу на восемь лет каждого, а остальным осужденным несколько снизил сроки каторжных работ.

29-30 марта 1916 г. состоялся суд над участниками выступления на броненосном крейсере “Рюрик”, который приговорил трех человек П. Куксова, В. Вырвича, М. Можайко к “лишению всех прав состояния и смертной казни расстрелянием каждого”. Остальных моряков сослали на каторжные работы и в дисциплинарные батальоны на различные сроки. Но, как и первый приговор, он не был полностью приведен в исполнение.

10 апреля 1917 г. на основании общей политической амнистии Временного правительства Временный военно-морской суд в Петрограде вынес определение: “Всех вышеперечисленных воинских чинов команды линейного корабля “Гангут” считать свободными от дальнейщего наказания со всеми оного последствиями”. По той же амнистии были освобождены участники революционного выступления на крейсере “Рюрик”.

Значение революционного выступления гангутцев трудно переоценить. Оно наглядно показало, что в царском флоте зреют революционные силы, что славные дела потемкимцев, солдат и матросов Кронштадта, Свеаборга и Владивостока в годы русской революции не забыты. В то же время выступление моряков “Гангута” ярко продемонстрировало, что с восстанием шутить нельзя, “что всякое несвоевременное, неподготовленное выступление ведет к поражению.

“После событии на “Гангуте” неизмеримо вырос авторитет большевиков. Им верили, их слушали, за ними шли. Благодаря разъяснительной работе, проведенной большевиками, ни в 1915 г., ни в 1916 г. стихийных выступлений на флоте уже не было, хотя революционные настроения матросских масс усиливались с каждым днем. Моряки Балтики организованно готовились к решительным событиям Октября 1917 г.