Маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко

Маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко

Командование фронтом категорически запретило генералу Рыбалко участвовать в танковых атаках, что командующий 3-й гвардейской танковой армией часто делал, сидя в своем командирском танке. Но, формально не нарушив приказ, он просто пересел с танка на «виллис», что только многократно увеличивало риск. «Виллис», конечно, не мог рассматриваться как участвующая в атаке боевая машина, но он и не был защищен броней от артиллерийского и стрелкового огня.

Водитель командирского танка генерала Мусса Гайсин так вспоминал об этой потрясающей, даже для реалий той войны, картине: «Рыбалко ходил в танковые атаки на «виллисе». Причем, как правило, стоя во весь рост в сером комбинезоне. Из открытой кабины вездехода лучше видно поле боя. А в машине стояла радиостанция, вот он и руководил действиями экипажей. Зрение у него было отличное. Однажды во время атаки слышу: кто-то стучит по башне снаружи. Высовываюсь из люка – батюшки, рядом с нашей «тридцатьчетверкой» несется «виллис», а Павел Семенович, держась одной рукой за лобовое стекло, в другой сжимает свою суковатую палку и показывает ею левее. Я мигом поворачиваю пушку туда, гляжу в прицел и обомлеваю: на меня смотрит ствол замаскированного под копну «тигра».

Подобное поведение ни в коей мере не было рисовкой, личной храбростью. Просто по-другому легендарный танковый командир Второй мировой, неизменно бивший прославленных гитлеровских генералов, поступать не мог.

Родился будущий маршал 23 октября 1894 г. в селе Малый Истороп Лебединского уезда Харьковской губернии (сейчас это территория Сумской области) в семье рабочего сахарного завода. Детство у будущего полководца было очень тяжелым. Ему удалось проучиться лишь несколько классов – с тринадцати лет пришлось идти работать вместе с отцом, а вскоре переехать в Харьков, где началась работа на паровозостроительном заводе.

В 1914 г. Павел призывается на войну, которую он провел в составе 82-й пехотной дивизии и участвовал, в том числе, в Брусиловском прорыве.

Возвратившись в 1917 г. в родное село, он в декабре вступает в отряд Красной гвардии, а после прихода немецких войск становится командиром партизанского отряда.

В августе 1918 г., в бою с крупным немецким отрядом под Ахтыркой, Рыбалко попадает в плен, и его заключают в харьковскую тюрьму. От неминуемого смертного приговора военного трибунала партизанского командира спас спешный вывод германских войск с территории Украины после заключения ноябрьского перемирия. Немцам было уже не до заключенных, которых освободила пришедшая Красная армия.

Рыбалко опять возвращается домой, где сначала работает в Лебединском военном комиссариате, а потом вступает добровольцем в Красную армию. Весной 1919 г. Рыбалко, как имеющему большой военный опыт, поручается возглавить отряд уездной ЧК, главной целью которого была борьба с бандитизмом. Его чекистская служба была недолгой, но результативной – отряд разгромил несколько опасных банд, которые терроризировали население уезда.

В июне Рыбалко из ЧК вновь возвращается в армию – его назначают командиром роты Лебединского пехотного полка. Через полгода комроты становится командиром этого же полка, а заканчивает гражданскую войну комиссаром 84-го кавалерийского полка 14-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии и кавалером ордена Боевого Красного Знамени.

И с каким бы противником Рыбалко в эти годы не воевал – атаманом Григорьевым, Врангелем, поляками, различными повстанческими или просто бандитскими отрядами на Дону и Кубани, он демонстрирует такую же невероятную отвагу, как и позже во время Великой Отечественной.

Прекрасно показавшего себя командира оставляют в армии, и он отдает всего себя военной службе. После окончания курсов усовершенствования высшего начсостава РККА при Военной академии имени М. В. Фрунзе он служит заместителем комиссара кавалерийского полка, командиром и комиссаром эскадрона, командиром-комиссаром отдельного кавалерийского дивизиона в Монголии, командиром и комиссаром казачьего полка и временно исполняющим должность командира 1-й кавалерийской бригады 2-й кавалерийской дивизии Украинского военного округа. Перед поступлением в академию в 1931 г. Рыбалко – командир-комиссар прославленного 7-го кавалерийского Черниговского Червонного казачества полка 2-й кавалерийской дивизии Украинского военного округа.

После окончания в 1934 г. Военной академии имени М. В. Фрунзе Рыбалко командируется по линии Разведывательного управления военным советником в Китай (там он официально именовался «русским генералом китайской службы»). В Китае недавний кавалерист показал себя не только талантливым общевойсковым командиром, но и одаренным разведчиком, сумевшим наладить сбор ценной военной информации по Японии. Вскоре именно это обстоятельство стало причиной перевода Рыбалко на военно-дипломатическую работу в ключевых для безопасности СССР странах и продолжению его карьеры военного разведчика.

После возвращения из Китая Рыбалко ожидает сначала служба в Средней Азии в должности помощника командира 8-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизии, а потом новая командировка за границу по линии военной разведки. Сначала он работает военным атташе в Польше, а после ее поражения в войне с Германией – в Китае.

Особо отметим, что, находясь в Польше, Рыбалко имел возможность наблюдать воочию немецкую тактику применения в ходе «блицкрига» танковых соединений, что имело большое значение в будущем для его становления как танкового командира.

После окончания работы в Китае (во время которой ему было присвоено звание генерал-майора танковых войск), в декабре 1940 г., Рыбалко сначала находится в распоряжении Разведывательного управления штаба РККА и выполняет специальные задания, а в сентябре 1941 г. назначается начальником кафедры разведки Высшей специальной школы Генерального штаба.

Хотя подготовка высококвалифицированных военных разведчиков была крайне важна для армии, но Рыбалко изо всех сил стремился на фронт. Он подает один за одним несколько рапортов, но все они получают твердый отказ со стороны командования – генерал был необходим военной разведке в спецшколе.

Но все же его настойчивость принесла плоды – в мае 1942 г. Павел Семенович назначается заместителем командующего 3-й танковой армии (ТА). Рыбалко сразу же показывает свои незаурядные качества командира-танкиста и уже в июле становится командующим 5-й ТА Брянского (потом Юго-Западного) фронта (предыдущий командующий генерал-майор Александр Лизюков героически погиб в бою).

Все это время Рыбалко воевал, не зная о судьбе сына, о котором весной 1942 г. пришло извещение о пропаже без вести. Лишь позднее стало известно, что лейтенант-танкист Вилен Рыбалко сгорел в своем танке на Барвенковском выступе.

25 сентября Рыбалко назначается командующим 3-й ТА, которая в это время, после понесенных огромных потерь, находилась на переформировании в тылу.

После проведенной подготовки 3-я ТА приняла участие в Острогожско-Россошанской операции, в ходе которой ей была поставлена задача нанести главный удар по немецкой обороне на 16-километровом участке и, развивая охватывающие удары из района северо-западнее Кантемировки, соединиться в районах Каменки, Острогожска и Алексеевки с 40-й армией и 18-м отдельным стрелковым корпусом.

Рыбалко полностью выполнил поставленную перед армией задачу. Насколько тяжело это было сделать, свидетельствует рассказ члена Военного совета 3-й танковой армии Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Семена Мельникова об одном из ключевых эпизодов операции – освобождении Россоши: «…несмотря на то что танковые корпуса прорвали оборону противника на десятикилометровом фронте и продвинулись на глубину до двадцати трех километров, за первый день боев армия поставленную задачу выполнила не полностью. С утра 15 января соединения армии, действовавшие на левом фланге, начали успешно развивать наступление. На правом фланге противник продолжал упорно оборонять Митрофановку, где бои принимали затяжной характер. 106-я танковая бригада 12-го корпуса к исходу дня подошла к Россоши, овладела западной частью города и атаковала железнодорожную станцию, где скопилось несколько эшелонов противника с военными грузами и награбленным добром. Командир бригады полковник И. Е. Алексеев, человек смелый и инициативный, не дожидаясь подхода основных сил корпуса, решил овладеть городом самостоятельно. Внезапная ночная атака повергла врагов в смятение, и они не сразу оказали сопротивление. Но, постепенно приходя в себя, гарнизон Россоши, состоявший из немецких и итальянских частей, бросался в контратаки. По передовому отряду бригады, возглавляемому лейтенантом Д. С. Фоломеевым, гитлеровцы открыли орудийный огонь. Был подожжен головной танк, но остальные машины пушечным огнем подавили вражескую батарею и, не останавливаясь, уничтожали разбегавшихся гитлеровцев пулеметными очередями. Вдруг к танку Фоломеева подбежала женщина, умоляя спасти детей, спрятанных жителями в подвале одного из близлежащих домов. Отступая, фашисты подожгли дом. По команде лейтенанта автоматчики-десантники, сопровождавшие танки отряда, бросились в огонь и успели вытащить задыхавшихся в дыму ребят. Комбриг Алексеев поставил взводу Фоломеева задачу не допустить подхода резервов врага к мосту через реку Черная Калитва. Прибыв на место, Фоломеев увидел направляющуюся к городу вражескую колонну грузовиков с пехотой. Лейтенант приказал открыть огонь. Танки взвода с ходу врезались в колонну, и грузовики один за другим стали опрокидываться в кюветы. Разбегавшиеся в панике гитлеровцы падали под огнем пулеметов и автоматчиков-десантников. В результате этой короткой схватки захвачено знамя немецкой пехотной дивизии и много ценных оперативных документов. После этого танковый взвод Фоломеева разгромил штаб немецкой пехотной дивизии. За подвиги при освобождении Россоши Президиум Верховного Совета СССР удостоил Дмитрия Сергеевича Фоломеева звания Героя Советского Союза. Командир роты старший лейтенант В. Н. Цыганок повел свое подразделение к аэродрому Евстратовский. Расстреляв гитлеровцев из пулеметов, танкисты захватили несколько готовых к вылету транспортных самолетов. Затем рота вернулась на окраину города и с ходу вступила в бой. Экипаж Цыганка уничтожил вражеский танк, три орудия, десять автомашин с гитлеровцами. Но в разгар схватки танк командира роты был подбит. Рота с боем продвигалась вперед, а экипаж Цыганка остался у своей поврежденной машины. Двое суток мужественные танкисты отстреливались от наседавшего врага, пока их не выручили подоспевшие товарищи. Отвага и стойкость старшего лейтенанта В. Н. Цыганка была отмечена высокой наградой – орденом Ленина. В сражении за Россошь гитлеровцы оказывали жестокое сопротивление. Особенно упорно они пытались удержать железнодорожную станцию, где стояли готовые к отправке эшелоны. Полковник Алексеев решил лично возглавить атаку группы танков. Ведя огонь, командирский танк первым подошел к забитым вагонами путям. Но в этот момент снаряд попал в танк комбрига… Танкисты Алексеева овладели станцией и удерживали город до подхода остальных сил корпуса. Ивану Епифановичу Алексееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза».

* * *

Заслуженной наградой Рыбалко за Острогожско-Россошанскую операцию стал орден Суворова 1-й степени, а 14 мая 1943 г. армия была преобразована в гвардейскую, что являлось высшей формой признания ее боевых заслуг.

Однако, понесшая значительные потери, 3-я гв. ТА крайне нуждалась в пополнении живой силой и техникой, что вынудило Рыбалко обратиться в Военный совет бронетанковых и механизированных войск с рапортом о выводе ее в резерв для переформирования. В рапорте командующего было, в частности, отмечено следующее: «Танковые корпуса не имеют ни одного боеспособного танка, т. к. все танки, числящиеся по списку, потеряны в боях безвозвратно или требуют капитального и среднего ремонтов.

Начиная с 3 марта 1943 года армия ведет ожесточенные оборонительные бои, отражая сильные контратаки противника.

На 17 марта в составе армии фактически действуют вновь подчиненные кавалерийские и стрелковые соединения, которые раньше в подчинении никогда не были, Военным советом и штабом армии не обучались, не воспитывались, и даже руководящий состав этих соединений Военный совет армии или совершенно не знает, или знает плохо.

Большинство же штатных частей и соединений армии (12-й и 15-й танковые корпуса, 179-я отдельная танковая бригада, 184-я стрелковая дивизия и ряд других частей и соединений) отведены на 15–30 км от переднего края для восстановления и доукомплектования.

Однако в условиях близости фронта трудно восстановить штатные соединения и части армии и тем самым сохранить 3-ю танковую армию в целом.

В целях сохранения, быстрейшего восстановления и доукомплектования всей 3-й танковой армии в ее штатном составе, которая имеет огромные боевые традиции, богатый боевой опыт, проверенные в боевом отношении, хорошо сколоченные и взаимно-понимающие друг друга кадры, прошу возбудить ходатайство перед Народным Комиссаром Обороны Маршалом Советского Союза тов. Сталиным о немедленном выводе армии в резерв Ставки Главного Верховного Командования и обеспечить ей восстановление и доукомплектование в минимальный срок».

* * *

Просьба Рыбалко была удовлетворена, и после переформирования и комплектования армия была полностью готова к новым боям.

Свою высочайшую боеспособность танкисты Рыбалко полностью подтвердили в ходе Орловской стратегической наступательной операции.

Стоит особо отметить, что при выполнении директив командования фронта Рыбалко категорически отказался от ввода танков в города до их зачистки стрелковыми подразделениями. Как он твердо заявил, несмотря на давление командования фронта: «Ни в Мценск, ни в Орел мы входить не будем. На узких улочках фашисты расстреляют наши танки в упор. Маневрировать-то нам негде».

Подобная позиция командующего полностью оправдалось – благодаря Рыбалко удалось не только значительно снизить потери танковых подразделений, но и выработать совершенно новую тактику их использования в условиях городского боя. Тактику, которая практически в неизменном виде применяется до нашего времени во многих конфликтах…

О деталях наступления армии Рыбалко мы можем найти важные подробности в описании члена Военного совета армии Мельникова, который во время его проведения был рядом с командующим: «…соединения армии, перегруппировавшись, совершили марш-маневр и с утра 20 июля совместно с войсками 3-й армии начали наступление. Боясь оказаться в котле, гитлеровцы оставили Мценск. Чтобы прикрыть отход, они бросили против наших частей большое количество штурмовой авиации. В воздухе завязались ожесточенные бои. Однако к исходу дня 20 июля в районе Каменево танковые части нашей армии перерезали шоссе Мценск – Орел, выдвинулись к железной дороге и захватили переправу на Оке. Войска 3-й армии генерала Горбатова отстали и вышли к реке только на следующий день. Они сменили наши части и развернули бои за расширение плацдарма. Войска армии были выведены из боя и после перегруппировки начали выполнять поставленную задачу. Гитлеровцы всеми силами пытались удержать в своих руках Собакино – узел сопротивления, прикрывавший путь на Орел. Поступило донесение от полковника И. И. Якубовского, что продвижение его бригады приостановилось ввиду упорного сопротивления врага. Рыбалко немедленно выехал в бригаду Якубовского. Этот выезд едва не стоил жизни Павлу Семеновичу. В пути налетели фашистские истребители, машина сгорела, водитель был убит, адъютант серьезно ранен, а сам Рыбалко чудом остался живым и невредимым. До наблюдательного пункта командира бригады он дошел пешком. Якубовский доложил, что бригада захватила северную часть Собакино, а продвижение к южной задерживает река Оптушка. Дно топкое, илистое и для танков непроходимое; нужно навести переправы.

– Почему же не оборудуете? – спросил Рыбалко.

– Скоро приступим. Бойцы разбирают сожженные фашистами дома в ближних селениях и подвозят подходящий материал к берегу. А саперы…

– Ускорить! – прервал его командарм. – Что еще мешает выполнению задачи?

– Рубеж сильно укреплен противником в инженерном отношении. Нас активно контратакуют. Силами одной бригады сломить сопротивление гитлеровцев будет трудно и после наведения переправ.

Выслушав комбрига, Рыбалко пошел к своей рации и через несколько минут вернулся:

– Вы здесь наступаете не одни, а во взаимодействии с 12-м танковым корпусом. Приказ комкору я отдал. Его передовые отряды уже захватывают переправы на западном берегу. Приказываю вам овладеть Собакино к 12.00.

В полдень 22 июля комбриг 91-й отдельной танковой радировал, что во взаимодействии с танкистами 12-го корпуса форсировал реку и, овладев районом Собакино, продолжает продвижение в глубину обороны противника. В связи с описываемыми событиями мне хотелось бы вспомнить командира танкового взвода из 88-й танковой бригады лейтенанта М. П. Окорокова. Во второй половине дня 23 июля танкисты получили задачу поддержать атаку пехоты, которая готовилась к штурму укрепленного опорного пункта гитлеровцев. Мгновенно взревели моторы, и машины рванулись с места. Гитлеровцы открыли по ним огонь из противотанковых орудий. Однако танк Окорокова, маневрируя – то спускаясь в лощину, то поднимаясь по склону, – подавлял вражеские огневые точки. Так танкисты подошли к деревне Никольское. Из ближайшего дома, где был замаскирован «тигр», по машине срикошетил снаряд, но танк быстро развернулся и устремился на врага. «Тигр» сменил позицию, и его пушка вновь угрожала отважному экипажу. Лейтенант припал к прицелу и, поймав в перекрестие основание башни стальной громадины, нажал на спуск… От разрыва снаряда у «тигра» заклинило гусеницу, и он, неуклюже дернувшись, подставил борт. Этого оказалось достаточно: еще один выстрел – и немецкий танк вспыхнул. Из зарослей орешника по соседней машине бьет «фердинанд». Окороков делает короткую остановку и первым же снарядом поражает самоходку. Через несколько минут лейтенант заметил большую автоколонну противника и принял смелое решение – уничтожить ее. Страшный треск, дикие вопли огласили деревенскую улицу. Заряжающий швырнул несколько гранат. Фашисты бросились врассыпную. В это время вражеский снаряд поджег топливный бак. Танк вспыхнул.

– К дому! – скомандовал Окороков.

Едва танкисты выскочили из машины и вбежали в дом, как его окружили гитлеровцы. Дробно стучал пулемет механика-водителя Колымника. Продолжал стрелять и раненный в руку лейтенант. До позднего вечера длилась эта неравная схватка. Кончились боеприпасы. Все плотнее сжималось кольцо гитлеровцев. И вдруг в наступившей тишине послышалось громкое «Ура-а!» – на выручку подоспели товарищи… Матвей Петрович Окороков был удостоен звания Героя Советского Союза, а сержант Колымник награжден орденом Ленина. С ожесточенными боями, под сильной бомбардировкой танковые корпуса 3-й танковой и соединения 63-й армии перерезали железную дорогу Орел – Курск и, прорвав оборону противника на глубину до 15 километров, вышли к реке Оптуха. Таким образом, сопротивление гитлеровцев на всем южном крыле Брянского фронта было сломлено. Затем 3-я гвардейская танковая армия рокируется на юг. Продолжая наступление, она захватывает рубеж реки Рыбница, тем самым содействуя войскам 3-й и 63-й армий в выходе за Оку, южнее Орла».

* * *

Еще больше отличились гвардейцы-танкисты во время боев на киевском направлении. 21 сентября 1943 г. форсированным маршем части Рыбалко подошли к Днепру и, после переправы создали сыгравший исключительно важную роль в освобождении Киева и дальнейшем наступлении по Правобережной Украине Букринский плацдарм.

О сложности форсирования и создания плацдарма подробно говорится в рапорте командующего: «На правом берегу р. Днепр, на участке Трактомиров, Григоровка, противник до 22.9 обороны не занимал, гарнизон этого участка состоял из 50–60 солдат, прибывших в 10.00 12.9 для создания оборонительного рубежа в указанном районе. На Букринском участке немцы силами местного населения до 1000 чел. в период с 10 по 20.9 создали оборонительный рубеж полевого типа с глубиною 2–3 км, состоявший из окопов полного профиля с ходами сообщения, с наличием ДЗОТ на возвышенностях на правом берегу р. Днепр. Оборонительные сооружения были построены на линии Ходоров, Великий Букрин, Трактомиров, Монастырек, Зарубенцы, Луковица, Григоровка, Бучак. К 21.9 противник, установив подход частей армии в район Андруши, Козинцы, Вьюнище, начал срочно перебрасывать из района Канев переправившиеся на правый берег р. Днепр подразделения 10-й моторизованной, 167-й пехотной и 19-й танковой дивизий, 22.9 эти подразделения группами взвод-рота огнем стрелкового оружия и минометов при поддержке массированного применения авиации, действовавшей группами по 40–50 бомбардировщиков по нашим боевым порядкам, районам переправ и сосредоточения препятствовали форсированию р. Днепр».

Рыбалко проявил особую находчивость при переправе танков на удерживавшийся пехотой плацдарм, что позволило его не только удержать, но и расширить для продолжения наступательных действий.

Обладание Букринским плацдармом дало возможность Рыбалко 4 ноября неожиданно для противника перейти в наступление и, после совершения обходного маневра, на следующий день выйти к окраинам Киева. 6 ноября танкисты 3-й гв. ТА участвовали в штурме столицы Украины и быстро подавили попытки немцев создать новые рубежи обороны в городе (как они перед этим хвастливо заявляли «немецкий Сталинград»).

17 ноября 1943 г. Рыбалко присваивается звание Героя Советского Союза, а в декабре он уже становится генерал-полковником.

После взятия Киева армия Рыбалко сыграла значительную роль в дальнейшем освобождении территории Украины. Она участвует в Киевской оборонительной (ноябрь – декабрь 1943 г.), Житомирско-Бердичевской наступательной (декабрь 1943–январь 1944 г.), Проскурово-Черновицкой наступательной (март – апрель 1944 г.), Львовско-Сандомирской стратегической наступательной (июль – август 1944 г.) операциях.

Отметим, что в ходе Житомирско-Бердичевской операции две танковые армии в оперативном отношении были подчинены командующему 38-й общевойсковой. Как указывалось в подробно обрисовывающем сложную оперативную обстановку приказе командующего фронтом генерала армии Н. Ватутина:

«Противник пытается в районе Зозов расширить свой прорыв, и не исключена возможность удара противника из района Зозов в северном направлении на Казатин с целью свертывания наших боевых порядков.

Для воспрепятствия этому к 6.00 29.1.44 в район Самгородок, Спиченцы вывожу главные силы 3 гв. ТА.

В результате наших перегруппировок на рубеже Голендра, Спиченцы, Оратов действуют четыре армии, из них 3 танковые.

С целью конкретизации задач и лучшего взаимодействия между армиями приказываю:

1. Ответственность за прочное удержание всего рубежа Голендра, Ротмистровка, Андрусовка, Россоше, Оратов возлагается на командарма 38, в руках которого оставляю все средства усиления, приданные мною. Этими средствами обязываю командарма 38 маневрировать и быстро бросать их на угрожающие направления.

2. Командарму 3 гв. танковой отвечать за рубеж Голендра, Ново-Гребля, Ротмистровка, Андрусовка. Главное внимание рубежу: Шендеровка, Ротмистровка, Андрусовка. В этой полосе действий командарму 3 гв. ТА организовать взаимодействие со стрелковыми войсками, действующими на данном рубеже.

3. Командарму 2 танковой отвечать за рубеж иск. Андрусовка, Россоше, Яблоновицы, Оратов, организовать взаимодействие со стрелковыми войсками 38 армии. Принять в свое подчинение 31 тк и 1 ТА.

4. Командарму 1 танковой передать все имеющиеся исправные танки и самоходные установки в состав 31 тк. Все неходовые танки и СУ поставить в оборону первой линии и сдать их 2 ТА. Управление армии, 8 мк без танков и СУ и тылы вывести в район Погребище, где немедленно приступить к укомплектованию 8 мк, район Погребище привести в оборонительное состояние. 31 тк передать в подчинение 2 ТК.

5. Общая задача командармов не допустить дальнейшего прорыва противника, прочно удерживать занимаемые рубежи и уничтожить противника контратаками.

На время этой операции 3 гв. ТА и 2 ТА в оперативном отношении подчиняются командарму 38. Главное – в тесном взаимодействии всех родов войск умелым маневром, активной обороной разгромить винницкую группировку противника и подготовить условия для наступления».

* * *

Рыбалко выполнил в полном объеме поставленную командованием задачу, и его действиями было подготовлено дальнейшее продвижение советских войск. Умелым маневрированием он обошел Житомир с южной стороны и перерезал железную дорогу на Бердичев, чем создал для немецкой группировки угрозу быстрого окружения.

Не менее искусное маневрирование применил он и при освобождении Бердичева, когда совершил его фланговый обход с западной стороны.

Несмотря на то что все же решающую роль в операции сыграла армия Москаленко, без действий гвардейцев-танкистов она бы не сумела продолжать наступление.

Но мы бы хотели подчеркнуть другое – несмотря на спорность подобного решения командующего фронтом, Рыбалко не проявил даже тени обиды (Москаленко был значительно старше командарма – 38), и взаимодействие танковой и общевойсковой армий было идеальным.

Командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал-полковник танковых войск Павел Рыбалко с группой генералов и офицеров в период ликвидации Бродовского котла в июле 1944 г. (в нем вместе с другими немецкими войсками была почти полностью уничтожена 14-я ваффен-гренадерская дивизия войск СС «Галиция»)

Заметим, что стремительные действия командарма, его мастерство неожиданного маневра, как правило, заставали противника врасплох и вносили решающий вклад в результат проводимых операций.

Так было, например, с освобождением Львова в 1944 г., ставшим возможным благодаря проведенному 3-й гв. ТА глубокому охвату города с западной стороны, который полностью дезорганизовал немецкие коммуникации и создал угрозу окружения львовской группировки противника.

Армия Рыбалко была одной из главных ударных сил фронта при освобождении территории Польши. Можно много писать о действиях 3-й гв. ТА в это время, но лучше приведем свидетельство командира танковой бригады полковника Давида Драгунского (закончившего войну дважды Героем Советского Союза и дослужившегося в будущем до генерал-полковника).

Эти правдивые воспоминания боевого товарища Рыбалко говорят нам о командарме-танкисте не меньше, чем боевые приказы и донесения: «В середине дня в большом штабном автобусе, загнанном по самую крышу в глубокую яму, состоялась встреча с командиром корпуса генералом Василием Андреевичем Митрофановым. Мне хотелось, чтобы он знал, какую горечь и обиду пережил я за вчерашний день. Генерал молча слушал мой доклад, не прерывал даже тогда, когда посыпались упреки по адресу штаба корпуса. Он хорошо понимал мое состояние.

– Как же, товарищ генерал, действовать без связи, без разведки, в одиночку? Почему вы не разрешили мне остановиться у Лагува, мало того, потребовали выполнения нереальной задачи? Что я мог сделать один без поддержки главных сил корпуса?

Генерал Митрофанов продолжал молчать, не сводя с меня глаз. Потом поднял телефонную трубку и соединился с командармом:

– Драгунский находится у меня. Задачу выполнил, дошел до Островца и Бодзыхува, обнаружил подход новых эшелонов. Очевидно, выгружается свежая немецкая танковая дивизия. Полагаю, что контрудар в сторону Опатува, Сандомира неминуем в ближайшие дни.

Закончив доклад, Митрофанов внимательно выслушал командарма и, в свою очередь, сказал:

– Я вас понял. Сделаю, как приказано. Интересуетесь его настроением? Обижается на нас за отсутствие связи, разведки, за то, что не дали в помощь Головачева и Слюсаренко, не выделили авиацию. Сидит у меня в автобусе и допекает меня… А трубку сейчас передам.

– Ваше состояние мне понятно, – услышал я через секунду голос Павла Семеновича Рыбалко. – Но поймите же и вы нас: мы ведь не на прогулку вас посылали. Нужно было выяснить, что делается в тылу у противника. Командующий фронтом приказал послать туда сильную группу. Выбор пал на вашу бригаду. Нам же было приятно услышать, на что способны наши танкисты.

– Товарищ командующий, спасибо вам за доверие. Но разрешите все же мне высказать все, что накипело на душе.

– Охотно слушаю.

Ободренный этими словами, я более твердым голосом продолжал:

– Зачем было скрывать от меня правду? Я должен был знать, чего вы хотите от меня и от подчиненных мне танкистов. Зная свою задачу, мы могли бы действовать иначе…

– Дорогой друг! – перебил меня командарм. – Я согласен, что подчиненным надо говорить правду, и только правду. Но иногда в интересах дела не следует раскрывать все карты… Если бы вам сказали, что бригада направляется в разведку, уверяю вас, она дальше Сташува не пошла бы. Тот же Федоров добросовестно сообщал бы: «Наблюдаю, высматриваю, заметил». Этим бы дело и ограничилось. А так за одни сутки вы пробрались на шестьдесят километров в глубь вражеской обороны и на многое раскрыли нам глаза…

Павел Семенович Рыбалко душу человеческую знал хорошо, и спорить с ним было трудно…»

А вот еще одно ценное свидетельство Драгунского: «Рассекая кромешную темень и мокрый снег, к нам в реденький лесок подкатил «виллис» генерала Рыбалко. По широкой улыбке, по радостно сияющим глазам генерала чувствовалось, что дела на фронте идут успешно.

– У вас все готово?

– Абсолютно все, – ответил я командарму.

Хотя тылы бригады пока еще застряли в хвосте войск 52-й армии, я был уверен, что к утру они приползут, так как хорошо знал начальника тыла бригады Леонова. Он со своим обозом, если не будет другого выхода, проскочит даже через игольное ушко, но нас догонит.

– Задачу все уяснили?

– Все, товарищ генерал.

– Как будете брать Енджеюв? – продолжал задавать вопросы Рыбалко.

– По обстановке. Во всяком случае, товарищ генерал, решил действовать без оглядки.

– Это правильно. – Сурово взглянув на меня, Рыбалко поднял над головой сжатый кулак, указал им в сторону фронта. – Темпы, темпы нужны. Вам надо уйти завтра на шестьдесят – восемьдесят километров от линии фронта, захватить Енджеюв, перерезать дорогу Кельце – Краков, захватить аэродром. Пройдетесь с огоньком и к вечеру будете в Енджеюве. Поняли меня?

Я внимательно слушал командарма. Этот обычно уравновешенный человек вдруг предстал предо мной по-юношески задорным и темпераментным.

– Товарищ командующий, я так и понял свою задачу. Больше того, если не подойдет вовремя Головачев, буду брать город одной бригадой, а частью сил захвачу аэродром и перережу дорогу на Краков.

– Это было бы очень хорошо, – поддержал Рыбалко. – Во всяком случае завтра к исходу дня буду у вас в городе Енджеюве.

– Милости прошу, обязательно приезжайте, – сказал я командарму, будто приглашал его к себе в дом.

По глазам Павла Семеновича я понял – мои планы он одобряет.

Через несколько минут мы с ним были недалеко от полуразрушенного моста, куда головой уткнулся батальон Федорова. На мосту возились саперы, а правее бригадный инженер Быстров взрывал ледяную корку, затянувшую реку, подготавливая проходы для танков. Здесь же, на берегу, направляя на карту луч маленького фонарика, Федоров доложил командарму полученную задачу.

Рыбалко иронически посмотрел на комбата:

– А не заплутаетесь с такой картой?

– Никак нет, товарищ генерал, выйду и без карты куда приказано.

– Вы правы, воюют на местности, на земле. Но все же комбату надо видеть дальше, а без карты дальше своего носа не увидишь. – И тут же по свойственной ему манере быстро менять тему спросил: – Как будете брать Велюнь?

Вопрос этот для комбата был неожиданным: ведь такой задачи ему не ставили. Город Велюнь находился в 150 километрах от линии фронта.

– Для командира батальона это уже далековато, – попытался я заступиться за Федорова.

– Неправильно! – резко оборвал меня Рыбалко. – Он должен знать главное направление удара, должен иметь в руках даже план Берлина.

Спорить я, естественно, и не думал, хотя мне казалось, что Павел Семенович был не совсем прав. Откуда командирам батальонов знать замысел фронтовой или армейской операции? Даже мы, командиры бригад, не были посвящены в план фронтового командования. Среднее руководящее звено – командиры полков, бригад, дивизий – не знало деталей даже армейских операций. Да это было нам и ни к чему. Для нас всегда действия наших частей и соединений, их удары были решающими, и потому мы постоянно считали, что находимся на главном направлении. Ведь на пути нашего наступления каждый город, каждая деревня, любой опорный пункт или оборонительный рубеж были главными. Это, по крайней мере, всегда внушал нам сам Рыбалко.

Теперь, стоя на берегу Ниды, генерал продолжал отчитывать меня:

– Воюют роты, батальоны. От их действий зависит успех корпусов, армий и, если хотите знать, успех фронта. А вы обрекаете ваших комбатов на полное незнание обстановки и перспектив дальнейших действий.

Я попытался было сослаться на наши наставления, которые не рекомендуют говорить лишнего подчиненным в целях сохранения секретности. Сказал и сам был не рад этому. Командующий сурово отчеканил:

– Я наставления знаю не хуже вас, сам участвовал в их разработке. Но поймите, наш офицер заслуживает большего доверия. Пусть знает комбат наши планы, наши перспективы. Пусть зримо ощущает Одер, Дрезден, Берлин и всю нашу конечную победу… Устав – не догма. Помните, что говорил по этому поводу еще Петр Первый? «Не держись устава, яко слепой – стены…»

Усилившаяся артиллерийская стрельба, зарево пожаров напоминали нам, что сейчас не время для дебатов. Командарм заторопился на свой командный пункт.

– Ну что ж, друзья, мне пора ехать. Не забывайте, бои будут ожесточенные. Мы сейчас воюем за себя, за нашу Родину и за наших союзников. Вы, наверное, слышали, что союзники зажаты под Арденнами. Надо помочь. Иначе им придется туго. Вот мы и ударим с огоньком, – продолжал он. – Скоро, очень скоро мы станем обеими ногами на землю противника. А вам, вашей бригаде, быть первой. Понятно?

Командарм по-дружески простился с нами, легко вскочил в машину, и она тут же скрылась в непроглядной темноте».

* * *

В Нижней Силезии 3-я гв. ТА прорвала сильную эшелонированную немецкую оборону и вышла к реке Нейса, что дало возможность начать подготовку к взятию Берлина.

К тому времени в Красной армии уже повсеместно была принята совершенно правильная установка использовать танковые войска для развития прорыва в глубину, а не малоэффективно жертвовать ими для прорыва оборонительных линий. Однако, учитывая обстоятельства, Рыбалко принял решение использовать танки для непосредственного прорыва обороны вместе с пехотой. Его решение оказалось абсолютно правильным – благодаря этому, чрезвычайно сильная немецкая оборона была взломана, а потери атаковавших частей (как пехотных, так и танковых) были значительно ниже, чем это было бы без танковой поддержки.

Огромна заслуга Рыбалко и в прорыве внешней оборонительной линии в районе Цоссена – он сумел взломать 10-километровую глубоко эшелонированную оборону, на которую гитлеровское командование возлагало последнюю надежду.

22 апреля 1945 г. танки Рыбалко вошли в пригороды столицы рейха к каналу Тельтов, по которому проходила внешняя линия Берлинского оборонительного рубежа. Командующий армией так докладывал командующему фронтом о немецкой обороне: «Передний край обороны проходит непосредственно по северному берегу канала Тельтов и представляет собой 1–2 линии прерывчатых траншей с выносными пулеметными площадками и окопами для снайперов и фаустпатронщиков, а также отдельные укрепленные здания, выходящие на берег. Канал Тельтов в полосе наступления армии имел ширину 30–35 м, глубину – до 4,5 м. Так как противником были взорваны все мосты на этом участке, то последний являлся серьезным препятствием на пути движения армии. Впереди первой линии траншей на отдельных участках были возведены проволочные препятствия – проволочный забор в 1–2 кола, а в районе озера Штансдорф – электризованный проволочный забор протяженностью до 200 метров. Подступы к взорванным мостам были, как правило, минированы или охранялись фаустпатронщиками. Непосредственно на переднем крае были сооружены дзоты для станковых пулеметов и артиллерии. Разрушенные здания приспособлены для минометов и артиллерийских позиций. Все улицы, ведущие от канала в предместья Берлина (пригород Темпельхоф, Лихтерфельде, Целендорф), забаррикадированы, завалены подручными материалами и всевозможными остатками разбитой техники. Отдельные улицы минированы небольшими очагами – 10–25 мин. В глубине обороны (до рубежа железнодорожного кольца, опоясывающего центральные районы Берлина) отдельные сохранившиеся кварталы превращены в опорные пункты. Причем каждый опорный пункт имел между собой огневую связь и скрытые пути сообщения через проломы в зданиях, изгородях, по садам и т. д… Станции метро (надземная часть) превращены в сильные блокгаузы с круговым обстрелом (в стенах проделаны бойницы и амбразуры), а туннели метрополитена использовались как скрытые ходы сообщения для всевозможных перегруппировок гарнизонов опорных пунктов и захода нашим наступающим частям в тыл».

Несмотря на сильную немецкую оборону, 24 апреля Рыбалко форсирует канал и прорывает ее, после чего начинает продвижение в глубь Берлина.

27 апреля Рыбалко преодолел внутреннюю линию Берлинского оборонительного рубежа, проходившую по кольцевой линии железной дороги. После этого оставалось только подавлять изолированные очаги немецкого сопротивления непосредственно в городе, что, прекрасно подготовленными к ведению уличных боев, подразделениями 3-й гв. ТА проводилось чрезвычайно эффективно.

После соединения в этот же день с частями 2-й гв. ТА, окружение Берлина было завершено и начались совместные действия по уничтожению блокированного противника.

* * *

Танки 3-й гвардейской танковой армии в Берлине. Май 1945 г.

О характере уличных боев в Берлине исчерпывающее представление дает доклад Рыбалко, часть которого целесообразно процитировать: «Бревенчатые, железобетонные и каменные заборы и баррикады из подручного материала (трамваи, автомашины, камни из мостовой и т. д.) перекрывали все основные магистрали, идущие к центру Берлина. Кроме перекрывающих заборов, немцы подготовили здания для обороны перекрестков и отдельных участков. Окна первых этажей во многих случаях были замурованы кирпичом с оставлением небольших амбразур для огневых средств. Отмечено несколько случаев устройства на улице волчьих ям, замаскированных под мостовую. На наиболее ответственных участках противник закапывал танки до самого ствола орудия и хорошо их маскировал. Орудия в ряде случаев имели позиции в домах. Все препятствия оборонялись как непосредственно на баррикадах, так и на некоторую глубину из близстоящих зданий… В боях на улицах Берлина противник широко применял фаустпатроны для борьбы с нашими танками. Уличный бой давал широкие возможности для применения этого оружия ближнего боя. Обычно фаустпатронщики располагались в подвалах или первых этажах домов, в некоторых случаях прятались за каменными изгородями, в отрытых щелях, в подъездах и подворотнях… Фаустпатронщики пропускали пехоту, идущую впереди танков, и открывали огонь, когда мимо проходили танки… Тщательная очистка зданий, осмотр возможных позиций фаустпатронщиков и, наконец, огонь из пулеметов и автоматов, из пушек по всем подозрительным местам является основным мероприятием по борьбе с фаустпатронщиками. С большим эффектом применялись для этой цели зенитные счетверенные установки М-17… В центре большого города танковые части требуют усиления пехотой и артиллерией. Пехота необходима для очистки зданий от засевших в них фаустпатронщиков и автоматчиков, которые, маскируясь в подвалах, первых и верхних этажах, охотятся за танками. Прочесывание зданий пехотой должно предшествовать выдвижению вперед танков… Усиленные пехотой и другими средствами танковые батальоны действовали в бою за Берлин следующим образом. Если в своем продвижении батальон встречал обороняемое препятствие – забор поперек улицы или обороняемое здание, то командир батальона прежде всего производил разведку и искал возможности обойти это препятствие. Если обход оказывался невозможен, то под прикрытием огня танков и бронетранспортеров М-17 или ДШК, которые шли непосредственно за пехотой, вперед выдвигаются саперы для подрыва препятствий. Одновременно артиллерия занимала огневые позиции и вела огонь на разрушение зданий за препятствия, ослепляла и подавляла оборону противника. В практике боев баррикады часто разрушались огнем крупнокалиберной артиллерии и установок М-31. После устранения препятствия танки устремлялись в проходы и на больших скоростях проскакивали опасные места. Пехота довершала очистку объектов, захваченных танками. Огнеметчики выжигали противника… Некоторые танковые батальоны действовали иначе, имея все время впереди танков пехотные подразделения. Пехота и огнеметчики в этом случае очищали здания от противника, и когда прекращался огонь из зданий, танки начинали двигаться за пехотой. При этом методе действий, как правило, все подозрительные места прочищались огнем из пулеметов (М-17 или ДШК) и автоматов. Этот метод действий медленнее первого, но давал большую гарантию на твердое закрепление захваченных кварталов. При первом способе действий имело место много случаев обстрела и поражения следующих за прошедшими подразделениями небоевых машин, а также офицеров высших штабов, едущих в подразделения с заданием. Один оставшийся снайпер иногда убивал много наших бойцов и офицеров… Артиллерия в боях на улицах Берлина обычно придавалась танковым и мотострелковым батальонам и входила в состав штурмовых групп (отрядов). Основной вид огня артиллерии при штурмовых действиях был огонь на разрушение каменных построек. Для этого в состав штурмовых отрядов вводилась крупнокалиберная артиллерия (122–152 мм и минометы 120–160 мм). Легкая артиллерия обеспечивала действия тяжелой артиллерии. Особенно хорошие результаты давали установки реактивных снарядов М-31. Обычно одиночные снаряды М-31 устанавливали на втором-третьем этаже и стреляли из окна по объекту обороны противника; 2–3 снаряда М-31 разрушают 5–6-этажный дом. Хороший эффект в боях за Берлин давали 203-мм орудия, но они требуют сравнительно большого времени для установки».

* * *

В ночь на 5 мая 1945 г. 3-я гв. ТА начала движение на Прагу с целью, как было указано Ставкой, «разгромить Дрезденско-Герлицкую группировку противника и танковыми армиями на шестой день операции овладеть столицей Чехословакии».

Уничтожая по пути очаговое сопротивление противника, ранним утром 9 мая танки вошли в Прагу, и к концу дня война для 3-й гв. ТА и ее командующего дважды Героя Советского Союза (вторая «Золотая Звезда» были им получена 6 апреля за успехи армии и личный героизм) Рыбалко была закончена.

1 июня 1945 года командарм Рыбалко получает погоны маршала бронетанковых войск, а в апреле следующего года назначается первым заместителем командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской армии.

В июне 1946 г. маршал проявил подлинную отвагу на заседании Высшего военного совета, хотя это вполне могло стоить ему не только карьеры, но и жизни. Для рассказа об этом полном драматизма заседании предоставим слово маршалу Жукову, который навсегда остался благодарен своему боевому товарищу за подлинное проявление воинской чести и отваги: «Собрались, расселись по местам. Генерал Штеменко занял стол секретаря Совета. Сталин почему-то опаздывал. Наконец он появился. Хмурый, в довоенном френче. По моим наблюдениям, он надевал его, когда настроение было «грозовое». Недобрая примета подтвердилась.

Неторопливыми шагами Сталин подошел к столу секретаря Совета, остановился и медленным взором обвел всех собравшихся. Как я заметил, его взгляд на какое-то едва уловимое мгновение сосредоточился на мне. Затем он положил на стол папку и глухим голосом сказал:

«Товарищ Штеменко, прочитайте, пожалуйста, нам эти документы».

Генерал Штеменко раскрыл положенную Сталиным папку и начал громко читать. То были показания находившихся в застенках Берии бывшего члена Военного совета 1-го Белорусского фронта К. Ф. Телегина и бывшего командующего ВВС Советской армии Главного маршала авиации А. А. Новикова. Нет нужды пересказывать эти показания, но суть их была однозначна: маршал Жуков возглавляет заговор с целью осуществления в стране военного переворота.

Всего в деле фигурировало 75 человек, из них 74 ко времени этого заседания были уже арестованы и несколько месяцев находились под следствием. Последним в списке был я.

После прочтения показаний генерала Телегина и маршала Новикова в зале воцарилась гнетущая тишина, длившаяся минуты две. И вот первым заговорил Сталин. Обращаясь к сидящим в зале, он предложил выступать и высказывать мнение по существу выдвинутых обвинений в мой адрес.

Выступили поочередно члены Политбюро ЦК партии Г. М. Маленков и В. М. Молотов. Оба они стремились убедить присутствующих в моей вине. Однако для доказательства не привели каких-либо новых фактов, повторив лишь то, что указывалось в показаниях Телегина и Новикова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.