«Багратион»
«Багратион»
В ночь на 20 июня командующий, член Военного совета и командующие родами войск фронта с оперативной группой, возглавляемой генералом Иголкиным, прибыли на передовой командный пункт. Он размещался в блиндажах на малозаметной высотке «208,5» немного севернее Минского шоссе, примерно в двух с половиной километрах от переднего края. Здесь же был построен блиндаж для представителя Ставки — маршала Василевского. На основном КП, в лесу южнее Гусино, остался штаб во главе с генерал-лейтенантом Покровским, на плечи которого легли немалые заботы по осуществлению решений командующего и боевому обеспечению операции.
В эту же ночь перебрались на свои передовые КП и командармы. Теперь управление войсками фронта шло с этой, ничем не примечательной высотки.
Командующий потребовал от войск строгого соблюдения маскировки, полного молчания радиостанций. Завершены все перегруппировки, и войска армий заняли на фронте свой предбоевой порядок согласно первому варианту, утвержденному Ставкой. Подвижные войска развития прорыва сосредоточились и притаились в своих районах.
Иван Данилович смотрел в стереотрубу на позиции, прикрывавшие Минское шоссе, а сам мысленно был под Витебском, на НП генерала Людникова, армия которого по плану Черняховского в должна была начать операцию.
В пять сорок зашипел телефон «ВЧ», звонил Людников. Командующий взял трубку. Разговор был коротким. Пожелав ему успеха, Черняховский обвел всех значительным взглядом:
— Ну, друзья, Людников начал… — И, немного помолчав, обратился к генералу Иголкину и находившимся здесь направленцам: — А теперь, товарищи, по местам и все внимание боевой готовности армий.
Огневой вал ударил огнем на передний край врага. Но вскоре позвонил генерал Людников.
— Людников? Что случилось?
— Случилось, товарищ командующий, чего не мог предвидеть и сам Всевышний. Пехота самостоятельно поднялась в атаку, и вся 39-я армия перешла в наступление.
— Как же это так? За час до конца артподготовки? — удивился Черняховский.
— Не выдержали нервы комбата 61-го полка. Ему показалось, что противник отходит, и чтобы его не упустить, он, не дождавшись конца артподготовки, поднял батальон и повел его в атаку. Смотря на него, ринулись вперед соседние батальоны, а за ними поднялись и полки. Так что мне ничего не оставалось, как отдать приказ на общее наступление…
— Но ничего. Будем делать все, чтобы шло, как надо. — И тут же прозвонил командующим ВВС и артиллерии и поставил их в известность о случившемся, чтоб внесли коррективы.
Ровно в девять двинулись другие армии и соседние фронты. Началась грандиозная битва за Белоруссию. В это утро на 600-километровом пространстве, от озера Нещедра до Мозыря, поднялась могучая армада четырех фронтов и стремительно двинулась освобождать многострадальную Белоруссию. Вместе с ними поднялась более чем 370-тысячная партизанская армия Белоруссии.
В направлении Витебска события развивались особенно успешно: войска генерал-лейтенанта Людникова за первые сутки наступления форсировали Лучесу и продвинулись на 10–15 километров.
Но по обе стороны Минского шоссе, насколько могла охватить стереотруба, Черняховский видел упорное и кровопролитное сражение. Впереди все тонуло в крутящемся дыму разрывов и пожарищ. Земля, а вместе с ней и НП командующего, вздрагивая, тряслись, как в лихорадке. И казалось, что войска сражаются все на том же месте. Но командующий надеялся и верил, что танковый корпус генерала Бурдейного прорвется и на Минском шоссе.
Черняховский вошел в блиндаж оперативной группы.
— Что нового, товарищ Иголкин?
— Есть новое, товарищ командующий. — Иголкин раскрыл карту полосы армии генерала Галицкого. — Первое — генерал Галицкий просит помочь корпусу и ударить авиацией по Белобородью.
— Поможем, — сказал Черняховский и сражу же связался с командующим воздушной армией.
— Второе, — продолжал генерал Иголкин, — генерал Алешин только что докладывал, что сегодня ночью в районе Бурдюки на Минской автостраде подобран тяжелораненый солдат 25-й зенитной артиллерийской дивизии. Он показал, что их дивизии кроме противовоздушной обороны поставлена задача борьбы с танками на Минской автостраде. Раненый говорит, что они ждут здесь, вдоль шоссе, танкового наступления.
— Ждут танкового наступления? — повторил командующий. — Выходит, немцы не дураки, правильно определили и припрятали зенитную артдивизию. Это серьезный сюрприз… Все ясно. Подумав, командующий неторопливо сказал: — Это еще раз нас убеждает, товарищ Иголкин, что здесь вводить танковую армию нельзя.
— Так точно, товарищ командующий, нельзя.
— Раз «так точно», то готовьте директиву маршалу Ротмистрову: к утру 25 июня передислоцировать танковую армию в район Мсов и быть в готовности ввести ее в прорыв в районе Толочина, чтобы выйти на Минскую автостраду и развить успех на Борисов.
Утром 25 июня Иголкин, развернув карту, доложил:
— Бурдейный прорвался и набирает темп. Его передовой отряд уже вышел на Витебское шоссе и овладел Клюковкой. На Минской автомагистрали немцы начали отводить свои войска и ведут сдерживающие бои. 26-я и 84-я гвардейские стрелковые дивизии, наконец, овладели рубежом Шалашино и успешно продвигаются вдоль Минского шоссе к рубежу Юрцево — Бурдаки.
— Спасибо за радостную весть. — Черняховскому хотелось как можно скорее ввести в прорыв главные силы танковой армии. Ее передовые отряды уже двинулись с исходного положения в полосу армии генерала Крылова. Армия генерала Людникова во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского фронта к этому времени с восточной и южной сторон обложила Витебск.
Черняховский и генерал Макаров под охраной бронетранспортера направились на автомашинах уже по очищенной части Минской автомагистрали туда, где вели бой дивизии 36-го гвардейского стрелкового корпуса. НП комкора был расположен на опушке соснового леса. Наблюдая бой, здесь Черняховский ощутил то, что так радостно волнует душу полководца. Пусть враг еще бешено сопротивляется, пусть танковая армия еще только-только входит в полосу прорыва, но командующий уже видел, что еще один удар артиллерии и авиации, еще один натиск танков и пехоты — и враг побежит. Черняховский щедро дал из своего резерва все, что просил комкор генерал П. Г. Шафранов: и один вылет дивизии штурмовиков, и два дивизиона «катюш», и лишний боекомплект, и даже людей на пополнение основательно поредевших дивизий.
— Теперь, дорогой генерал, решимость, мужество, быстрота и натиск! — произнес он, прощаясь с комкором.
Утром следующего дня 158-я стрелковая дивизия полковника Гончарова 39-й армии генерала Людникова ворвалась в Витебск.
А во второй половине дня войска генерала Людникова, взаимодействуя с армией Белобородова, вошли в Витебск и концу дня освободили его; передовые дивизии 5-й армии Крылова захватили железную дорогу Орша — Лепель, конно-механизированная группа продвинулась еще дальше — вышла на реку Улла и с помощью партизан форсировала ее; войска генерала Галицкого за эти сутки прошли далеко за шоссе Витебск — Орша и вышли на рубеж Зубов — Смоляны. Танковый корпус, как решал генерал Черняховский, пересек железную дорогу Орша — Минск, его передовой отряд повернул прямиком на Березину. Гвардейская танковая армия маршала Ротмистрова наконец-то вырвалась на Минскую автомагистраль и при поддержке авиации развивает успех вдоль Минского шоссе.
— Ну, товарищ Иголкин, кажется, все! Теперь перед нами прямая дорога на Минск! Пишите донесение в Ставку о взятии Витебска.
24 июня 1944 года Сталин подписал, и был опубликован первый персональный приказ Черняховскому. Раньше, в прошлых приказах его имя упоминалось среди особо отличившихся, а на этот раз это выглядело так. (Смотрите ксерокопию приказа Верховного Главнокомандующего.)
25 июня на командном пункте Черняховский с другими работниками штаба слушал радиопередачу «В последний час». Командующий и операторы отмечали на картах населенные пункты, освобожденные соседними фронтами.
Вдруг распахнулась дверь и вошел сияющий майор — секретарь Военного совета. Он подошел к командующему и хрипловатым от волнения голосом доложил:
— Товарищ генерал армии!..
Услышав эти слова, командующий сделал большие глаза. Майор продолжал:
— Имею честь вручить телеграмму Верховного Главнокомандующего. Товарищ Сталин поздравляет вас с присвоением вам звания генерала армии!
— Спасибо, товарищ Бабаев, — сказал Черняховский в некоторой оторопи и протянул ему руку. Кинулись поздравлять Макаров и Комаров.
Иван Данилович пришел в себя, твердо и весело сказал:
— Ну, за это надо отплатить хорошими боевыми успехами. Прошу всех к карте! Завтра прикончить «котел» под Витебском! Освободить Оршу и на Минском шоссе захватить мосты через Бобр раньше, чем это успеют сделать танки врага!
И Черняховский сделал все, чтобы это сбылось как можно скорее.
27 июня опять был радостный день: в полдень сообщил Людников, что «котел» под Витебском ликвидирован, капитулировал генерал Гольвитцер. Вечером доложили генералы Глаголев и Галицкий, что их войска совместно с 26-й танковой бригадой освободили Оршу. Армия маршала Ротмистрова форсировала Бобр, а армия генерала Крылова вместе с гвардейскими корпусами — конным и механизированным — к исходу дня вышли на линию озер Лукомльское — Селява. Дальше всех продвинулся танковый корпус генерала Бурдейного. Он с помощью партизан форсировал южнее Минского шоссе р. Можа и ходко продвигался к Березине.
28 июня, тоже светлый день, Ивану Даниловичу исполнилось тридцать восемь лет. Утром первым поздравил его самый близкий человек, с которым шел с первых дней войны бывший адъютант, а теперь порученец подполковник Алексей Комаров. Он поздравил Черняховского и подарил ему погоны генерала армии. Пригласили генерала Макарова, по случаю дня рождения выпили по рюмке водки, хотя Иван Данилович не пил спиртного.
В эти дни прозвучали по радио и в печати еще два приказа Верховного. Один совместный — генералу армии Баграмяну и генералу армии Черняховскому:
«Войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов в результате глубокого обходного маневра с флангов окружили витебскую группировку немцев в составе пяти пехотных дивизий. Сжимая кольцо окружения, наши войска сегодня, 26 июня, штурмом овладели крупным областным центром Белоруссии городом Витебск — важным стратегическим узлом обороны немцев на западном направлении…»
И следующий приказ опять персонально генералу армии Черняховскому, в котором Верховный благодарит, а Москва салютует за освобождение важного железнодорожного узла и города Орша.
В радостный победный день член Военного совета Макаров, наконец, решился сообщить Черняховскому печальную весть о гибели его брата Александра. Макаров получил это известие еще 24 июня, но была очень напряженная боевая ситуация, и он, взяв грех на душу, решил немного повременить. И вот командующий фронтом в добром здравии, окрылен победами, легче перенесет горе.
Командующий закончил разговор по телефону и что-то хотел сказать стоявшему рядом Комарову, но Макаров тихо молвил:
— Печальная весть, Иван Данилович, — помедлил, — брат Александр…
— Что, ранен? — не дав договорить Макарову, быстро спросил Черняховский.
— Нет. Погиб.
Черняховский медленно поднялся и нервно зашагал по блиндажу. Охватившее волнение мигом перенесло его в родное село Вербово. Вспомнились смерть родителей, горькое сиротское детство. Саша остался самым маленьким, ему было тогда два года. Еле-еле выходили, с большим трудом поставили на ноги, учили, помогали. Старший брат Михаил погиб на службе в войсках кавдивизии имени Котовского, когда ему было 24 года. А в 26 лет не стало, вот, и Александра.
— Эх, Саша, Саша! — Иван Данилович тяжело вздохнул. — Когда?
— Двадцать четвертого. Его уже похоронили.
— И ты до сих пор молчал?
— Извини, Иван Данилович, молчал. Считал, так будет лучше. Может быть, проедем на могилку?
Черняховский походил еще с минуту, потом остановился и твердо сказал:
— Не сейчас, позже. Сначала съездит Алексей, — Иван Данилович посмотрел на Комарова, — разузнает поподробнее, что и как, а уж потом съездим мы.
Вот так напряженно живет командующий фронтом, не может отвлечься даже на семейную беду — он только что получил личное указание-директиву Сталина:
«Лично. Командующему 3-м Белорусским фронтом тов. Черняховскому. Члену Военного совета фронта тов. Макарову.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Войскам 3-го Белорусского фронта с ходу форсировать Березину и развивать стремительное наступление на Минск и правым крылом на Молодечно.
2. Не позже 7–8 июля 1944 г. овладеть во взаимодействии с войсками 2-го Белорусского фронта городом Минском и правым крылом занять Молодечно.
Ставка требует от 5-й гвардейской танковой армии стремительных и решительных действий, отвечающих сложившейся на фронте обстановке.
3. Потребовать от пехоты необходимого напряжения сил в том, чтобы она по возможности не отставала от действующих впереди танковых и кавалерийских соединений.
4. О данных распоряжениях донести.
Сталин, Антонов».
Командующий занялся вместе с генералом Иголкиным разработкой мероприятий и организацией боевого обеспечения с целью овладения Минском. Он думал, как бы взять Минск не 7–8 июля, а 3 июля… На Минск он назначил целиком армию генерала Глаголева, гвардейский танковый корпус генерала Бурдейного и часть сил гвардейской танковой армии маршала Ротмистрова, которая после взятия Борисова должна была наступать на Логойск. Наряду с этим он возложил на генералов Глаголева и Бурдейного прикрытие левого фланга фронта, особенно со стороны Волмы, где совместно с войсками 2-го и 1-го Белорусских фронтов окружалась большая группа немецких войск.
Войска 3-го Белорусского фронта стремительно продвинулись вперед и вышли к Березине.
Василевский, Черняховский, Ротмистров и Макаров с восхищением смотрели, как бойцы стремительно выбегали из леса, таща за собой надувные или складные лодки, бесстрашно бросались на них в кипящую огнем реку и, стреляя по врагу, плыли туда, где сплошь дымил берег, трещали пулеметы и автоматы. Не меньшее восхищение вызвали у командования и саперы, которые в этом аду строили переправы для танков 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова. Березина кипела от артиллерийского огня и взрывов авиабомб.
Сюда, на берег, Черняховскому со всех участков фронта шли приятные сообщения: севернее, на фронте Бегомль — озеро Палик, с помощью партизанских бригад «Железняк», «Дядя Коля» и «Имени Пономаренко» конно-механизированная группа и передовые отряды 72-го и 65-го стрелковых корпусов уже форсировали Березину, а южнее гвардейских танковый корпус генерала Бурдейного, тоже при активном содействии партизан, полным ходом шел к Березине в направлении Чернявки.
И вот на рассвете 3 июля раздался долгожданный звонок командарма Глаголева:
— В три ноль-ноль передовой отряд 4-й гвардейской танковой дивизии корпуса Бурдейного ворвался в Минск со стороны обсерватории. Войска продвинулись на Свислочь. Вижу на Доме правительства красный флаг!
— Сердечно благодарю, Василий Васильевич! От имени Военного совета фронта поздравляю вас и ваши войска с победой!.. Но смотрите, не столкнитесь с танкистами маршала Ротмистрова и частями 1-го Белорусского фронта, — предупредил генерал Черняховский.
— Я уже связался с теми и другими. Танкисты маршала Ротмистрова дерутся за северную и северо-западную окраины города, а на южной, в Красном Урочище, ведут бои передовые части Рокоссовского — танковый корпус генерала Панова. Завтра окончательно очистим Минск от фашистской нечисти. Приглашаю вас, товарищ командующий, к себе на новый НП — на самом верху Дома правительства.
— Большое спасибо, Василий Васильевич. Пожалуй, не смогу. Войска фронта продвинулись далеко на запад. Так что мне надо спешить вперед. А здесь я всецело полагаюсь на вас. Желаю завтра успешно завершить эту историческую операцию.
Командующий, весело посматривая то на генерала Макарова, то на генерала Покровского, по карте измерил, насколько корпус за сутки продвинулся вперед и как это далеко от Минска. Выходило уже за Минском свыше восьмидесяти километров.
— Прекрасно, товарищи! Теперь только вперед! — восторженно произнес Иван Данилович. — Теперь, Александр Петрович, нам здесь делать нечего. Сворачивайте КП и переносите его в Логойск. А мы, — посмотрел он на генерала Макарова, — едем к Крылову.
Но не успел он закончить, как вошел шифровальщик и вручил командующему телеграмму. Он прочитал. Лицо его помрачнело.
— Ну вот, директива Ставки на новую, Вильнюсскую операцию. Так что, Василий Емельянович, наша поездка на сегодня отменяется.
Если до этого времени Черняховский не сомневался (и ему хотелось!) повести фронт на Варшаву, а там — на Берлин, то теперь, с переносом наступления несколько правее, фронт нацеливался на Восточную Пруссию. Это очень огорчало Ивана Даниловича.
— Приказ есть приказ! Так вот, друзья, садитесь — и за дело!
3 июля был опубликован приказ Верховного о том, что войска 3-го Белорусского фронта под командованием Черняховского освободили столицу Белоруссии — Минск. Приказ был адресован и Рокоссовскому, в котором сказано: «при содействии 1-го Белорусского фронта». Наверное, Ивану Даниловичу в глубине души было приятно, что он взял Минск, а Рокоссовский только «содействовал». (Но это мое, может быть, неуместное предположение.)
Операция «Багратион» была осуществлена четырьмя фронтами с 23 июня по 2 августа 1944 года. Блестящий вклад 3-го Белорусского фронта я описал.
Так же успешными были боевые действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов, ими руководил маршал Жуков. На первом этапе были стремительно проведены две крупные операции войск этих фронтов — Могилевская и Бобруйская, в результате которых командующие фронтов Рокоссовский и Захаров загнали противника в окружение — под Бобруйском.
Обычно операции на окружение совершались путем охвата группировки противника, противостоящей нашим войскам, которая имела прямое соприкосновение с нами на общей линии фронта. Клещи окружающих войск как бы отсекали из противостоящей обороны огромный массив территории с находящимися на ней войсками. Именно по такой схеме было осуществлено окружение на первом этапе Белорусской операции, о котором сказано выше.
Но маршал Жуков применил совершенно новый, никем ранее не осуществленный вид окружения крупной группировки врага в глубине его обороны.
Высочайшее полководческое мастерство Жукова проявилось в этой операции в полную силу!
Как только состоялось окружение частей 3-й танковой армии противника под Витебском и 9-й армии под Бобруйском, Жуков тут же использовал образовавшиеся бреши, стремительно бросил войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов в преследование в глубь обороны противника и на глубине 200–250 километров захлопнул огромную ловушку, окружив под Минском отступавшие войска и резервы фельдмаршала Моделя! (Вот они-то и маршировали позднее по улицам Москвы под конвоем.)
Такого гигантского «котла» окружения в глубине обороны, в ходе преследования, до Жукова еще никто не осуществлял. Вторая Золотая Звезда заблестела на груди полководца за грандиозную Белорусскую операцию вполне заслуженно!
«Багратион» является одной из блестящих операций в смысле военного искусства. В ней показали свое высокое мастерство Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, его заместитель Г. К. Жуков, талантливые военачальники А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, И. Д. Черняховский, И.Х Баграмян, Г. Ф. Захаров, командующий 1-й армией Войска Польского С. Г. Поплавский, многие генералы, офицеры, сотни тысяч сержантов и солдат. В результате операции «Багратион» была освобождена Белоруссия, не вставшая за долгие три года на колени перед фашистами. Наши войска, продвинувшись на 500–600 километров, вышли на территорию Польши и к границе с Восточной Пруссией. В ходе операции было окружено несколько группировок противника, и ни одна из них не вырвалась. 17 дивизий и 3 бригады врага были полностью уничтожены, а 50 дивизий потеряли больше половины своего состава. Германское командование перебросило сюда 46 дивизий с других участков и с Западного фронта, что облегчило англо-американским войскам ведение боевых действий во Франции.
* * *
И опять я вынужден просить извинения у читателей за еще одно «ностальгическое» отступление. Точнее сказать, оно от темы не отступает, имеет прямое отношение к этой главе. Потому что за событиями, которые в ней описаны, я следил по газетным и радиосообщениям. Особенно там, где писали о моей родной 39-й армии и о командующем 3-м Белорусским фронтом Черняховском.
Голова моя была еще в бинтах, и получалось — вроде бы я один из первых, кто пролил кровь в продолжающемся сражении «Багратион».
А Информбюро сообщало сначала об окружении 39-й армией витебской группировки, а затем уничтожении ее. Приятным для меня (и по сей день) было сообщение о том, что генерал Гольвитцер попал в плен.
В 1977 году, спустя четверть века после тех событий, подарил мне свою книгу «Разведчики всегда впереди» (Воениздат) генерал Волошин Максим Афанасьевич, начальник разведки 39-й армии, который, как сказано выше, рекомендовал меня для выполнения задания разведотдела фронта. В этой книге есть такие строки:
«…мне сообщили, что разведчики 134-й стрелковой дивизии захватили в плен командира 53-го армейского корпуса генерала от инфантерии Гольвитцера и его начальника штаба полковника Шмидта. Я немедленно выехал на КП армии.
Столь важных пленных допрашивал сам командарм Людников. Генерал Гольвитцер оказался довольно разговорчивым. Ответив на заданные ему вопросы, он добавил:
— Вы распознали наши слабые позиции. Русские войска переломили обе ноги, на которых стоял наш корпус. Я не понимаю, откуда у вас могли быть такие подробные сведения о наших частях…
Иван Ильич Людников показал Гольвитцеру карту, составленную нашим разведотделом в период подготовки к операции. На карте была нанесена группировка частей 53-го армейского корпуса и его соседей, система обороны, расположение огневых точек.
Гольвитцер долго и внимательно рассматривал карту. Потом задумчиво проговорил:
— Если бы надписи здесь были на немецком языке, я считал бы, что это рабочая карта, которой я пользовался до начала боев. Впрочем, система огня здесь отражена полнее и точнее».
Вот эти слова и порождают приятные воспоминания, потому что, как мне кажется, имеют и ко мне прямое отношение. Гольвитцер говорит, что пользовался этой картой «до начала боев». А я принес из Витебска фотоснимки, сделанные агентурщиками именно с той карты, которой пользовался «до начала» нашего наступления. И надписи на немецком языке на ней были. При распечатке и размножении этой карты немецкие надписи заменили нашими, русскими.
Так что Гольвитцер узнал свою карту!
Здесь я должен обязательно подчеркнуть свою скромную роль в добыче этих ценнейших данных. Блестяще сработали наши разведчики, которые смогли найти доступ к подлинной карте Гольвитцера и сфотографировать ее. Не знаю, удалось это именно тем разведчикам, с которыми я встречался, или они, как резидентура, имели своих агентов в немецком штабе. Эти детали мне неизвестны. Повторяю, главные герои-исполнители этого очень удачного проникновения к секретам немцев были агентурные разведчики. Я был лишь связной. Официально, если это отражено где-то в документах, выглядит, наверное, так: Карпов получил задание доставить разведданные из Витебска. Задание выполнил. При возвращении ранен.
А все, что вы прочитали в главе «Особое задание», это мои ощущения и переживания. Лирика! Для меня при выполнении этого задания была, конечно, успешная, опасная работа, но главное, что еще больше запомнилось, это встреча с Черняховским. По тылам немцев я и раньше немало полазил. А вот поговорить с прославленным командующим фронтом — это в памяти на всю жизнь! Тогда, во время беседы с Иваном Даниловичем, я о мелочах не думал, не до того было, шел серьезный разговор о сложном и опасном поручении. Но позднее (да и сейчас) я припоминаю все детали той встречи. Черняховский поздоровался со мной за руку: «Здравствуй, разведчик». Он не вернулся за письменный стол, а сел на диван и показал мне, чтобы я садился рядом. Иван Данилович откровенно меня разглядывал во время разговора. Я был молоденький старший лейтенант, шел мне двадцать второй год. Подтянутый, стройный, с темными усишками под носом. Смею самонадеянно предположить, что я ему понравился. Сужу так смело об этом не только по его доброжелательному тону, но и по его жестам во время разговора: он несколько раз положил свою большую теплую руку на мою, которая лежала на моем колене. Не похлопал, не погладил, а именно мягко положил, подержал, потом убрал и опять положил, ненадолго.
Он понимал, на какое опасное дело посылает этого, по сути дела, еще юношу. После окончания разговора не просто встал, пожал руку, а, не отпуская ее, сделал несколько шагов вместе со мной к двери. И я видел в его добрых глазах самое искренне пожелание успеха.
А отпустив мою руку, сказал:
— Ну, возвращайся благополучно. И помни: мне очень нужны эти сведения!
Приведу завершающие слова из цитаты, взятой в книге Волошина:
«Генерал Людников приказал мне лично доставить пленных в штаб фронта. Сборы были недолгими, и мы тронулись в путь. Впереди — наша открытая машина, следом — машина с охраной».
Добавлю от себя: значит, и Черняховский мог допрашивать Гольвитцера, но, может быть, и не нашел для него времени — в те дни его 3-й Белорусский фронт взял в плен несколько десятков генералов.
«Все это происходило во второй половине дня 26 июня. А менее чем через сутки части и соединения 39-й 43-й армий завершили ликвидацию окруженных гитлеровцев.
За четыре дня боев гитлеровцы потеряли убитыми свыше 18 тысяч солдат и офицеров. Свыше 19 тысяч сдалось в плен. Только разведчики нашей армии захватили четырех генералов и около шестидесяти старших офицеров. Витебская группировка, в состав которой входило пять вражеских дивизий, перестала существовать».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.