ПАДЕНИЕ ЧЕРНОМОРСКОЙ ТВЕРДЫНИ (20 июня — 3 июля 1942 г.)

ПАДЕНИЕ ЧЕРНОМОРСКОЙ ТВЕРДЫНИ (20 июня — 3 июля 1942 г.)

Последний период боев за Севастополь можно условно поделить на два периода: до 29 июня, когда войска 11–й не­мецкой армии были заняты ликвидацией отдельных опорных пунктов на Северной стороне и занятием исходных позиций для штурма Сапун-горы, и после 29 июня, когда в результате решительного штурма позиций тылового рубежа обороны вся территория СОРа была занята противником.

Таблица 3.11

АКТИВНОСТЬ НЕМЕЦКОЙ АВИАЦИИ НАД СЕВАСТОПОЛЕМ В ПЕРИОД С 20 ИЮНЯ ПО 1 ИЮЛЯ 1942 Г. (ЧИСЛО САМОЛЕТО-ПРОЛЕТОВ САМОЛЕТОВ ВСЕХ ТИПОВ)

С точки зрения действий авиации периодов было больше, и ее активность по дням распределялась весьма неравномер­но. С 3-й ОАГ все ясно — из-за понесенных потерь ее числен­ность постоянно сокращалась. Пропорционально ей сокра­щалась и боевая деятельность. Что же касается VIII авиакор­пуса, то его деятельность шла волнообразно: довольно активно до 23 июня, затем — период относительного затишья на время подготовки к финальному наступлению, после чего был достигнут пик активности в решающие дни 29 и 30 июня. Впрочем, обо всем по порядку.

3-й штурм Севастополя 17 июня — 2 июля 1942 г. (схемы).

20 июня самолеты 3-й авиагруппы произвели на штурмов­ку войск противника шесть вылетов Ил-2, два И-16, три И-153 и один И-15бис в сопровождении восьми Як-1. После 18 ию­ня, когда советские штурмовики в последний раз понесли тя­желые потери, боевая работа осуществлялась следующим образом. Первый, наиболее крупный налет производился на рассвете, когда немецкие истребители еще не успевали «за­виснуть» над аэродромом Херсонесский маяк. Группа Ил-2 в сопровождении «яков» взлетала в сторону моря, там набира­ла необходимую высоту и далее шла к цели вдоль берега. По­сле удара, который, как правило, имел своей целью скопле­ния войск противника на Северной стороне, самолеты крат­чайшим путем возвращались на свой аэродром. Действуя подобным способом, им удавалось избежать обнаружения до момента удара по цели. Взлетевшие по тревоге немецкие ис­требители не успевали перехватить группу в воздухе, а звено, висевшее над аэродромом, зачастую не вступало в бой, отно­сясь с уважением к числу «яков» прикрытия. Затем в течение всего дня вылетов не совершалось — это было время господ­ства немцев, которые своими бомбами вдоль и поперек пере­пахивали небольшую территорию СОРа, не забывая при этом и Херсонесский маяк. Им подыгрывала артиллерия всех ка­либров. «Мощность огневого налета, — указывалось в отчете 3-й ОАГ, — выражалась по отдельным аэродромам от 400 до 700 снарядов в сутки, шквалами по 40—70 снарядов в корот­кий отрезок времени. Обычно эти налеты начинались с нача­лом полетов на аэродроме… Потери личного состава и мате­риальной части (на аэродроме Херсонесский маяк), несмот­ря на принятые меры укрытия самолетов и личного состава, значительны». Тем не менее перед закатом расстрелянный и разбомбленный аэродром оживал. Запуск моторов осуществ­лялся непосредственно в капонирах, откуда самолеты выру­ливали и немедленно взлетали. В воздух поднимались истре­бители старых типов, которые небольшими группами, а ино­гда и одиночно наносили штурмовые удары по батареям и огневым точкам, наиболее досаждавшим советским войскам в течение дня. Удары наносились с бреющего полета или с не­большой высоты с пологого пикирования, так что кружащие над аэродромами пилоты «мессершмиттов» далеко не всегда замечали цель. По немецким данным, с 20-х чисел активность противника в воздухе упала до нулевой отметки, что было не совсем справедливо, но если сравнить вес боевой нагрузки, сбрасываемой каждой из сторон, то это заявление не кажется уж таким неверным.

21 июня был последним днем, когда 3-я ОАГ в последний раз попыталась в открытую противостоять противнику. Игно­рируя опасность, группа Ил-2 попыталась прорваться к фрон­ту под защитой девяти Як-1 6-го и 45-го иап. Это привело к воздушному бою с восьмеркой «мессершмиттов» III/JG77, ко­торую возглавлял лично Голлоб. Немцы доложили о пяти по­бедах, а на самом деле сбили «яки» летчиков Ионова (погиб), Каноева (спасся на парашюте) и Поддубного (ранен). Ответ­ная заявка на четыре подбитых Bf-109 не подтверждается. Прорвавшиеся к цели штурмовики уничтожили пять автома­шин, четыре миномета и до трех взводов пехоты.

Тем же вечером Октябрьский дал очередную оценку обста­новки, сложившейся под Севастополем:

«Информация для ориентировки.

1. Большинство моей артиллерии молчит, нет снарядов, много артиллерии погибло.

2. Авиация противника летает весь день на любой высоте, ищет по всем бухтам плавсредства, топит каждую баржу, каж­дый катер.

3. Наша авиация, по существу, не работает, сплошной об­стрел, непрерывно летают Me-109.

4. Весь южный берег Северной бухты — теперь передний край обороны. Пулеметный огонь с того берега.

5. Город разрушен, разрушается ежечасно, горит.

6. Противник захлебывается, но все еще наступает, живой силы у противника нет, все перебили. Противник собирает всех связистов, хозяйственников, обозников, собирает из ди­визии батальон и бросает в бой. Все он решает сейчас авиа­цией, артилерией (снарядов у него неограниченно много) и танками. Сейчас штурмует равелины 12-дм артиллерией.

7. Противник много и беспощадно расстреливает солдат за вялость, нежелание наступать.

8. Мы, сокращая фронт, собираем все в кулак, силы еще есть. Главное — боезапас.

9. Полностью уверен, что, разгромив 11–ю немецкую ар­мию под Севастополем, добьемся победы. Победа будет за нами, она уже за нами».

И далее, несмотря на весь кажущийся оптимизм предыду­щих пунктов:

«10. История запишет разбитого победителем, победите­ля — разгромленным. Октябрьский».

Иными словами, даже сам командующий СОРом уже не верил, что район можно удержать, успокаивая себя мыслью, что победа врага окажется поистине «пирровой».

21-е стало последним числом, когда сумма дневных и ноч­ных вылетов самолетов 3-й ОАГ превысила сотню. Затем по­следовал стремительный спад. Днем 22-го из-за приближе­ния линии фронта и непрекращающегося обстрела был ос­тавлен аэродром Куликово поле. Вечером немцам все-таки удалось перехватить группу штурмовиков и сбить из ее соста­ва Ил-2 ст. лейтенанта Горкуна. Охота на утренние и вечерние штурмовики продолжалась и на следующий день. Вечером тех суток обер-лейтенант Сетц записал в свой дневник: «В воз­духе почти ничего не происходило. Сегодня с утра я совер­шил прогулку над фронтом. В легкой облачности над Сева­стополем обычный артиллерийский и бомбовый фейерверк. Я летел на 1500 м. Зенитки почти не стреляли. Я не поверил своим глазам, когда единственный биплан рядом со своим аэродромом занимался околоземной акробатикой. Через ми­нуту он был сбит». Возможно, что 81-й жертвой немецкого аса стала «чайка» летчика Канченко, который, по советским данным, упал на землю после того, как получил ранение при штурмовке. Не исключено, что атаковавшую пару «мессер­шмиттов» просто не заметили — к тому времени служба ВНОС Севастопольского базового района ПВО частично была ис­треблена, а частично влилась в состав наземных частей. Хотя немцы претендовали на воздушные победы 24 и 27-го числа, по-видимому, И-153 Канченко стал их жертвой в небе Сева­стополя.

Тем временем бомбардировщики VIII авиакорпуса продол­жали наносить точечные удары по советским оборонительным позициям. В большинстве своем они достигали цели. В своем вечернем донесении 23 июня Октябрьский указывал: «Непре­рывные бомбардировки противника, выводящие из строя це­лые батальоны, непрерывные отражения танковых атак и пе­хотных привели к потере 50% основного состава войск. Мы потеряли много матчасти артиллерии. Войска значительно утомлены. Исходя изданных соотношения сил при отсутствии резервов, части СОРа не в состоянии удержать прежние рубе­жи обороны линии фронта 40 километров… (далее командую­щий давал географическую привязку нового рубежа обороны).

При условии ежедневной подачи пополнения, боезапасов этот новый рубеж обороны будем оборонять с прежним упор­ством. При задержке и перебоях в получении помощи и этого рубежа не удержать. Самые тяжелые условия обороны созда­ет авиация противника. Авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все [плав]средства перетоплены. Помогите бороться с авиацией противника. Все войска продолжают драться героически».

Командующий СОРом отнюдь не сгущал краски. В связи с прекращением активной фазы борьбы в воздухе с 20-х чисел июня летчики 77-й истребительной эскадры возобновили по­леты в качестве истребителей-бомбардировщиков с четырь­мя SC-50 на внешней подвеске. Отчасти это делалось и пото­му, что вступивший 23 июня временно в командование VIII авиакорпусом полковник фон Вильдт (Рихтгофен с частью штаба убыл в район Харькова для подготовки действий корпу­са по плану «Блау») посчитал необходимым дать отдых пило­там бомбардировщиков. Их нагрузка к этому времени превы­шала все мыслимые для человека нормы. Обер-лейтенант Ян­ке (Jahnke) из группы III/LG1 писал: «По моей летной книжке я подсчитал, что только с Михелем (очевидно, имелся в виду пилот бомбардировщика, в то время как Янке служил штурма­ном. — М. М.) вылетал 81 раз с 10 мая по 2 июля 1942 г. 2 и 4 июня по три раза в день с 6 часов до 12.30, 6 июня — четыре раза, 7 июня — пять раз и 11 июня даже семь раз на Севасто­поль. Каждый раз атака с пикирования иногда с единственной бомбой. Иногда в день мы производили до 16 пикирований. Мне кажется, что это произошло 26 июня, когда во время се­ми вылетов между 04.15 и 15.25 мы должны были наносить удары в 15 (!!!) метрах от нашего переднего края и должны были попасть. Это было трудное дело, особенно для того, кто должен был контролировать сброс. Я, к сожалению, не уве­рен, что все произошло там так, как должно было».

23 июня впервые за длительный промежуток времени «юн­керсы» группы III/LG1 не поднялись в воздух ни разу. Помимо отдыха начался отвод части сил корпуса в район Харькова, от­куда 28 июня группа армий «Юг» начала «решающее» наступ­ление летней кампании 1942 г. Одна за другой между 24 и 28 июня из Крыма убыли группы III/KG76, M/StG77 [уточнить номер части — Прим. lenok555] и III/JG3. Груп­па III/JG77 передислоцировалась на аэродромы Керченского полуострова, чтобы сменить направляемую в бассейн Среди­земного моря 1-ю группу этой же эскадры. Вследствие всех этих событий в период с 24 по 27 июня самолеты авиакорпуса совершали в среднем по 400 самолето-вылетов в день, хотя в предыдущую неделю эта цифра держалась на уровне 671. Тем не менее защитники Севастополя не почувствовали никакого облегчения — с учетом сократившейся территории СОРа и уменьшения числа потенциальных целей интенсивность нале­тов осталась на старом уровне, если не возросла. Почти все участники обороны города вспоминают о «мессершмиттах», которые носились над землей на бреющей высоте. В отчете 3-й ОАГ писалось: «Не встречая почти никакого противодей­ствия с земли, высоты бомбардировщиков снижены до 800—1000 метров, а истребители систематически охотятся даже за отдельными автомашинами». Впрочем, охота шла не только за машинами, которые в условиях нехватки бензина и так со­вершали весьма ограниченное число рейсов, а за повозками и отдельными группами людей. Для противодействия «воз­душным пиратам» командование базового района ПВО орга­низовало «пулеметные засады». Они представляли собой счетверенные установки пулеметов «максим» на автомобиль­ном шасси, которые в количестве одной-двух занимали хоро­шо замаскированные позиции вдоль дорог. Вполне возможно, что «мессершмитт» фельдфебеля Бернауера (Bernauer) из 4/JG77, который, по немецким данным, «упал на землю по не­известной причине над Севастополем» 27 июня, был сбит именно такой установкой. Конечно же, уничтожение одного истребителя не могло заставить немцев отказаться от подоб­ного рода охоты. Все дневные перемещения по территории СОРа сократились до минимума, а за короткую летнюю ночь немногочисленные уцелевшие транспортные средства даже не успевали развезти те скудные запасы боеприпасов, кото­рые доставляли подводные лодки и транспортная авиация.

Последняя в составе 20 ПС-84 Московской авиационной группы особого назначения (МАГОН) ГВФ впервые доставила грузы в Севастополь в ночь на 22 июня. В течение десяти но­чей, последней из которых стала ночь на 1 июля, самолетами МАГОН было совершено 238 самолето-вылетов (из них 110 с посадкой, 128 на сбрасывании грузов на парашютах), переве­зено в Севастополь и из Севастополя 227548 кг груза и 2212 человек, учитывая 38, доставленных в Севастополь.

УЧАСТИЕ ЛЕТЧИКОВ МАГОН В СНАБЖЕНИИ ОСАЖДЕННОГО СЕВАСТОПОЛЯ В ИЮНЕ 1942 ГОДА*

В период с 21 по 30 июня 1942 года в снабжении осажденного Се­вастополя принимали участие 20 самолетов ПС-84 из состава Мос­ковской авиационной группы особого назначения (МАГОН) Главного управления Гражданского воздушного флота.

Ниже представлена хроника их ежедневной деятельности с Крас­нодарского аэродрома:

— Ночь с 21 на 22.06.1942: вылетело 6 ПС-84, 1 вернулся из-за «потери ориентировки». 5 ПС-84 доставили в Севастополь 8937 кг бо­еприпасов и продовольствия, обратно вывезли 56 человек (54 ране­ных и 2 «бойца»).

— Ночь с 22 на 23.06.1942: вылетело 12 ПС-84, 1 вернулся из-за «отказа мотора». 11 ПС-84 доставили 19 835 кг грузов, обратно вы­везли 172 человека (в том числе — 138 раненых) и 600 кг груза.

— Ночь с 23 на 24.06.1942: вылетело 12 ПС-84, 5 «возвратились согласно приказу из-за метеоусловий». 7 ПС-84 доставили 12 390 кг грузов, обратно вывезли 121 человека (в том числе — 97 раненых).

— Ночь с 24 на 25.06.1942: вылетело 13 ПС-84, 2 вернулись из-за «потери ориентировки» и «неисправности мотора». 11 ПС-84 доста­вили 17 567 кг боезапаса, обратно вывезли 196 человек (в том чис­ле — 168 раненых).

— Ночь с 25 на 26.06.1942: вылетело 14 ПС-84, 1 вернулся из-за «неисправности матчасти — горение». 13 ПС-84 доставили 22 886 кг груза, обратно вывезли 250 человек (в том числе — 174 раненых) и 800 кг груза.

— Ночь с 26 на 27.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые достави­ли 27 741 кг боезапаса, обратно вывезли 286 человек (в том числе — 245 раненых и 41 человека летно-технического состава), 1900 кг «раз­ных грузов».

— Ночь с 27 на 28.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые достави­ли 28 380 кг боезапаса, обратно 14 ПС-84 (1 оставлен по приказу ко­мандования в Севастополе) вывезли — 333 человека (в том числе — 326 раненых, 7 «пассажиров» или «эвакуированных»), 350 кг грузов.

— Ночь с 28 на 29.06.1942: вылетело 14 ПС-84, которые достави­ли 26 917 кг груза (в том числе — 24 924 кг боезапаса, 1993 кг продо­вольствия), обратно 13 ПС-84 (1 поврежден и оставлен в Севастопо­ле) вывезли 301 человека (в том числе — 284 раненых, ^ пассажи­ров [уточнить число — Прим. lenok555], из них — 6 членов экипажа поврежденного ПС-84), 580 кг грузов.

— Ночь с 29 на 30.06.1942: вылетело 15 ПС-84, которые достави­ли 26 749 кг груза (в том числе — 25 124 кг боезапаса, 1625 кг продо­вольствия), 4 человека пассажиров (бригада ПАРМа), обратно вывез­ли — 186 человек (в том числе — 7 раненых, 179 «пассажиров», «бой­цов и командиров», «командного состава»), 3050 кг грузов.

— Ночь с 30.06.1942 на 01.07.1942: вылетело 16 ПС-84, 3 верну­лись по различным причинам. 13 ПС-84 доставили 25 376 кг груза (в том числе — 23 650 кг боезапаса, 1721 кг продовольствия), обратно 14 ПС-84 ( с оставленным 28.06.1942) вывезли 271 человека (в том чиоле — 49 раненых, 222 пассажира, «летного состава и комсостава», «командного состава»), 3490 кг «важного груза», «ценных грузов».

*Справка подготовлена К. Б. Стрельбицким специально для М. Э. Мо­розова.

Таким образом, всего 20 самолетами ПС-84 МАГОН было переве­зено в Севастополь и из Севастополя 227 548 кг груза и 2212 человек, учитывая 38, доставленных в Севастополь.

Согласно итоговым цифрам, содержащимся в архивных докумен­тах, всего было совершено 229 или 238 самолето-вылетов (из них 110 с посадкой, 128 на сбрасывании), общий налет составил 595 ночных часов, доставлено в Севастополь, по различным данным, боеприпасов и про­довольствия 218, 218,197, 218,2 или 234 тонны (или 212 тонн боепри­пасов и 18,5 тонны «прочих грузов», то есть всего 230,5 тонны) и 38 че­ловек. Из Севастополя было вывезено, по различным данным, ране­ных, бойцов и командиров 2136, 2162, 2164 или 2174 человека (включая отдельно 520 «бойцов и командиров»), в том числе — 1534 или 1542 раненых, а также грузов общим весом 3,4, 11,77 или 11,8 тонны.

Потери материальной части составили 1 самолет ПС-84 (регист­рационный номер — «Л-3997»), который 28.06.1942 «при посадке при рулежке на Севастопольском аэродроме самолет попал в воронку от авиабомбы, подломил шасси и винты» и был оставлен в Севастополе «в ожидании заводского ремонта». По одним данным, он был поте­рян: «впоследствии попадания снаряда этот самолет был сожжен», по другим — «в связи со сложившейся обстановкой 1 июля с. г. само­лет был сожжен при бомбежке противн.» или «сожжен на аэродроме нашей бригадой в г. Севастополе при оставлении города Севасто­поль нашими войсками».

Доставленная 29.06.1942 для ремонта этого самолета бригада полевой авиаремонтной мастерской МАГОН в составе 4 человек во главе с начальником ПАРМа не была эвакуирована из Севастополя и официально числится «пропавшей без вести».

Также «пропавшим без вести в городе Севастополе» числится штурман одного из самолетов ПС-84 (офицер ВВС ЧФ), не вернув­шийся на аэродром к отлету машины.

Эта сухая статистика не дает представления о тех услови­ях, в которых приходилось действовать гражданским и мор­ским (каждый «Дуглас» обеспечивался штурманом из состава 116-го мрап) летчикам при совершении этих полетов. Вот как вспоминал о них заместитель командира 3-й ОАГ полковник Раков:

«Принимать действительно едва успевали, но не только потому, что самолетов было много. Ночью самолет так, как днем, не посадишь. Пока один приземлится и отрулит, другой должен ждать. А тут условия были просто немыслимые по обычным представлениям. Самолет шел на посадку вслепую, не видя привычных стартовых огней, просто на середину аэ­родрома, обозначенную фонарем «летучая мышь», или туда, где он только что видел короткую вспышку прожектора. Едва самолет выравнивался и еще, по существу, не начиналось выдерживание для погашения скорости, луч прожектора гас, и самолет повисал в воздухе в ожидании соприкосновения с землей. Летчик завершал посадку в полнейшей темноте, со­вершенно не видя земли. Приземлившись в таких условиях, он разворачивался и начинал рулить, стараясь хоть прибли­зительно выдержать нужное направление.

А сзади, где только что короткой вспышкой блеснул про­жектор, предупреждая об опасности врезаться в землю, уже рвались снаряды. Машина с прожектором мчалась без огней на новое место, чтобы посветить оттуда следующему самоле­ту, заходящему на посадку.

Тяжелый снаряд угодил в капонир, стоявший недалеко от границы летного поля, как раз в направлении посадки. Балка, перекрывавшая капонир, торчмя встала над крышей. Как бы садящиеся самолеты не зацепились за нее!

Один из шедших на посадку был отправлен красной раке­той на второй круг. Другой же, считая, что эта ракета не ему, упорно снижался, да еще с «недомазом».

Вторая ракета, третья… Но летчик, видимо, решил, что отправ­ляют на второй круг кого угодно, только не его, и упорно шел на посадку, подсвечивая себе самолетными фарами. Стойка шас­си ударила прямо по балке. Та упала и перестала угрожать идущим на посадку самолетам. Виновник же этого события вы­ровнял под свет ракеты самолет и, сев на одну ногу, после ко­роткого пробега развернулся, как танцор, описав полный круг. Прожектор, прижавшись к другой стороне аэродрома, корот­кими вспышками подсвечивал прибывающим самолетам.

Отрулив в сторону, «Дугласы», следуя мигающему глазку электрического фонарика, доходили до отведенного им мес­та. Там они останавливались. Открывалась дверца, и бойцы начинали вытаскивать ящики с патронами.

Освободившись от груза, самолет принимал намеченную к отправке группу, запускал моторы, и летчик, убедившись, что никто не заходит на посадку и не рулит ему навстречу, почти с места шел на взлет.

К поврежденному самолету между тем подоспел тягач и, хотя буксировать далеко было опасно, так как шасси могло сломаться полностью, сумел все же оттащить его в сторону.

Техник, моторист, летчик, штурман, радист — весь эки­паж, понимавший, чем грозит задержка с вылетом, работал не покладая рук почти всю ночь. Шасси они починили, однако исправить колесо было невозможно. Его переломило при ударе. Замены не нашлось, но выручила русская смекалка. Техник сумел приспособить к стойкам шасси нечто вроде лы­жи, наподобие той, какую приспосабливали деревенские му­жики вместо сломанного колеса под ось телеги. Но самолету на такой культяпке взлететь трудно. Тогда под конец этой лы­жи смекалистый техник приделал колесо с неисправного штурмовика. Конечно, оно было другого размера, но зато могло все-таки крутиться.

Перед утром экипаж рискнул взлететь. Самолет повело в сторону, развернуло на 90 градусов, затем он, набрав немного скорости, накренился на здоровую ногу, побежал и… взлетел!

Убрать такое шасси было, конечно, нельзя, но это уже и не имело решающего значения. Летали же когда-то на самоле­тах, шасси которых вообще не убиралось. «По-2», ставший боевым самолетом во время войны, тоже шасси не убирал.

Разумеется, экипажу предстояло еще решить проблему посадки. Дело рискованное при неисправной стойке. Как именно поступил летчик, я сейчас сказать не могу. Это про­изошло уже в другом месте, далеко от Севастополя, из кото­рого уходили наши войска.

Посадка в «Дугласы» проходила, в общем, в нормальных условиях, правда, очередной группе нередко приходилось бежать к самолету под огнем противника».

Еще один аспект сложившейся с началом транспортных полетов обстановки показал в своих мемуарах К. Д. Денисов:

«Всем нам запомнилась полная драматизма картина того периода в районе Херсонеса. Рядом с аэродромом в балке по ночам сосредотачивали раненых бойцов и офицеров. Нахо­дились они там сутками, располагаясь кто как мог, и ожидали очереди для отправки самолетом на Большую землю. Жара, полное безветрие, раненых так много, что медперсонал не успевал их обрабатывать. Раненые стонали, некоторые умо­ляли помочь им, облегчить страдания. Но часто не хватало даже воды для питья. И все это происходило под близкими разрывами снарядов крупного калибра». Иными словами, на аэродроме складывалась угнетающая атмосфера, постепен­но приводившая всех присутствующих к мысли, что удержать Севастополь не удастся…

Главный же объем перевозок по-прежнему приходился на боевые корабли ЧФ. Прорываться им становилось все труд­ней и трудней. 20 июня в бухты Херсонеса прибыли подвод­ные лодки «Щ-209» и «М-31», но итальянский торпедный ка­тер потопил в районе Ялты возвращавшуюся в Новороссийск «Щ-214». 21-го прорвались эсминцы «Безупречный», «Бди­тельный», сторожевой корабль «Шквал», тральщики «Т-407», «Т-411» и несколько сторожевых катеров. Они доставили 836 солдат пополнения, 251 тонну боеприпасов, 38 тонн авиабен­зина и немного консервов. Только эсминцы на пути подверг­лись трем групповым атакам бомбардировщиков, в которых приняло участие около 30 машин, а при швартовке — обстре­лу полевой артиллерии. Помимо подводных лодок в после­дующие дни в Севастополе ошвартовывались: 23 июня лидер «Ташкент» и эсминец «Безупречный», 24 июня ночью — эсми­нец «Бдительный», а вечером снова «Ташкент» и «Безупреч­ный». Несмотря на то что корабли перевезли еще некоторое количество войск и снабжения, вечером 24-го Октябрьский докладывал в Москву:

«…3. На переброску поставлены боевые корабли: лидеры, миноносцы, БТЩ, СКА и ПЛПЛ.

Разрушенные городские кварталы и потопленные у причалов кораб­ли — таким предстал Севастополь перед оккупантами (фото из альбо­ма VIII авиакорпуса, посвященного взятию Севастополя).

Транспорты и крейсеры ходить в Севастополь не могут, некуда принимать для разгрузки. Вследствие невозможности приема кораблей в Северной и Южной бухтах используются бухты Камышовая, Казачья и Стрелецкая.

Строится пристань в районе ББ-35, но авиация противни­ка не позволяет работать. Эти временные стоянки находятся под непрерывным обстрелом и бомбометанием противника, подход и разгрузка кораблей возможны только в темное вре­мя. Каждую ночь начали принимать 8—12 самолетов «Ду­глас». Боевых сил очень мало, надежно прикрыть тыловой ру­беж нечем. Перевозки сильно затруднены, причина всему — абсолютное господство авиации противника».

24 июня был доставлен 1871 солдат 142-й стрелковой бри­гады — последнего резерва. Правда, перевозка бойцов осу­ществлялась за счет боезапаса, которого СОР получил только 188 тонн. В ночь на 26-е в Севастополь на «Бдительном», «Шквале», тральщиках «Т-410», «Т-411» и «Т-412» прибыли еще 1100 человек личного состава 142-й бригады и 64 тонны боеприпасов. На последней военно-исторической конферен­ции 1991 г., посвященной обороне Севастополя, мнения уча­стников, включая самих ветеранов, относительно целесооб­разности перевозки 142-й бригады и маршевых пополнений после 20 июня 1942 г. разделились. Многие участники не без оснований считали, что незначительное количество людских резервов не могло повлиять на обороноспособность СОРа, но в то же время увеличивало число людей, обреченных на то, чтобы попасть «в лапы врагу». В то же время, несмотря на тя­желые потери войск Севастопольского района, там еще оста­валось значительное количество бойцов, способных держать в руках оружие. Так, к началу штурма численность гарнизона СОРа определялась в 118 тысяч, а еще 9356 человек были доставлены в составе 138-й бригады и маршевых пополнений с начала штурма до 20 июня. С учетом того, что общие потери за этот же период составили от 24 до 25 тысяч человек, При­морская армия и размещенные в главной базе части ЧФ все еще располагали примерно 100 тысячами человек личного состава. Естественно, что убыль людей в пехотных подразде­лениях была гораздо больше, чем в тыловых и артиллерии, но при должной организации части первой линии можно было пополнить из местных резервов. И наоборот, потребность в боеприпасах ощущалась очень остро и покрывалась ежеднев­ными поставками не более чем на 30% от требуемых 600 тонн. Увы, в условиях морской блокады командование СОРа не смогло правильно определить приоритеты в перевозках, в ре­зультате чего 24—26 июня получило не так уж и необходимую пехоту и минимум боезапаса.

Тем не менее в период подготовки к последней фазе штур­ма командование VIII авиакорпуса весьма ревностно отне­слось к последним перевозкам в Севастополь. Днем 26-го оно объявило им решительную войну. Оставшись недоволь­ным действиями двухмоторных «юнкерсов», после очередного обнаружения советских кораблей, идущих курсом на Херсо­нес, фон Вильдт бросил против них «штуки» группы M/StG77 [уточнить номер — Прим. lenok555]. Вскоре из штаба группы доложили: «Восемь Ju-87 атаковали эсминец… Наблюдалось два прямых попадания. Эсминец за­тонул через две минуты. Решающее попадание, которое име­ло своим результатом разламывание корабля на две части, было достигнуто обер-фельдфебелем Хаугком (Haugk). Вто­рого попадания добился штабс-фельдфебель Бартле (Bartle)». Так погиб эскадренный миноносец «Безупречный», который перевозил в Севастополь 320 бойцов 142-й бригады. Шедший вместе с ним лидер «Ташкент», уклоняясь от ударов противника, не смог никого спасти. Только на следующий день возвращавшиеся из главной базы подводные лодки смогли поднять на борт трех чудом уцелевших после гибели корабля моряков.

С разницей в несколько минут с потоплением «Безупреч­ного» «хейнкель» из эскадрильи 2/KG100 юго-западнее Ялты уничтожил шедшую в надводном положении подводную лодку «С-32». Этот корабль перевозил в Севастополь более 6 тысяч минометных мин и 32 тонны авиабензина. Попадание авиа­бомб вызвало огромной силы взрыв, который наблюдался на расстоянии 20 миль с подводной лодки «Щ-212». Весь экипаж «С-32» — 48 моряков — погиб.

В ночь на 27 июня у причалов на мысе Херсонес смогли разгрузиться только лидер «Ташкент», тральщики «Т-401» и «Т-407». Немецкая авиация дала им решительный бой на об­ратном пути. С рассветом фон Вильдт бросил на корабли 40 двухмоторных и 21 одномоторный бомбардировщик из соста­ва групп III/LG1, 1/KG100 и MI/StG77 [уточнить номер — Прим. lenok555]. Налеты на «Ташкент» на­чались в 5 часов утра. В течение трех часов лидер атаковали 86 самолетов (по советским данным; по-видимому, речь шла не о самолетах, а о количестве заходов на цель, поскольку один самолет мог атаковать корабль несколько раз). Они сбросили на него свыше 300 бомб. Умело маневрируя, коман­дир «Ташкента» капитан 3-го ранга В. Н. Ерошенко сумел из­бежать прямых попаданий. Однако от близких разрывов корпус лидера оказался сильно поврежденным. Через три пробоины в первое котельное и румпельное отделения и в носовой от­сек хлынула вода. Заклинило руль. Постепенно вода заполнила и смежные помещения — кубрики, погреба и кладовые. В за­топленных помещениях погибли 50 человек, в том числе и часть трюмно-котельной группы, которая ценой собственной жизни смогла потушить котлы и тем самым предотвратить их взрыв. Корабль принял до 1000 т воды, что составляло 45% его водоизмещения. С большим дифферентом на нос, он про­должал следовать на восток со скоростью 12 узлов. Многие раненые пехотинцы, а также женщины и подростки, эвакуи­руемые из Севастополя (всего на лидере находилось 2100 че­ловек раненых и эвакуируемых), ведрами и даже касками по­могали бороться с поступлением воды. Все это делалось в темноте в полузатопленных и задымленных помещениях. Не­которые теряли сознание. Их выносили на палубу, но, придя в себя, они вновь включались в работу. В решающий момент над кораблем появилась пара Пе-2, вылетевших с аэродро­мов Кавказа. Немецкие бомбардировщики, атаковавшие до того небольшими группами, отказались от продолжения атак и покинули место боя. Вскоре на помощь поврежденному ли­деру подоспели эсминцы «Сообразительный» и «Бдитель­ный», спасательный корабль «Юпитер» и буксир «Черномор». В море «Бдительный» взял аварийный корабль на буксир, а «Сообразительный» снял с него 1975 раненых. Это позволило экипажу лидера шире развернуть аварийные работы и оста­новить затопление. В 20 часов лидер был введен в Новорос­сийск. Он стал последним крупным кораблем ЧФ, предпри­нявшим попытку прорваться в Севастополь.

Досталось и тральщикам. Каждый из них эвакуировал на своем борту по 230 раненых. В утренние часы их атаковали в общей сложности 25 бомбардировщиков, сбросивших 75 бомб. В наружной обшивке и надстройках «Т-407» впоследствии на­считали 800 осколочных пробоин, пострадали многие открыто расположенные устройства и механизмы. Корабль был выну­жден стать в ремонт. Несмотря на это, в ночь на 29 июня в Се­вастополь прибыла другая пара тральщиков — «Т-410» и «Т-411». Они доставили в город 330 солдат маршевого по­полнения и незначительное количество боеприпасов и продо­вольствия. Даже несмотря на то, что тральщикам и катерам все еще удавалось прорываться в осажденный город, никто уже не строил иллюзий относительно того, что удастся обес­печить снабжение гарнизона. Получалось, что, даже если бы Манштейн не стремился всеми силами овладеть последней линией советских позиций, гарнизон Севастополя все равно был обречен на падение — не на чем было доставить ему бое­припасы. Совершенно очевидно, что решающую роль в установ­лении морской блокады сыграла авиация противника. Это под­тверждается телеграммой Октябрьского, направленной в ад­рес командования Северо-Кавказского фронта утром 27 июня:

«Докладываю: темп боевой работы авиации противника не снижается. Авиация противника ежедневно делает от 400 до 600 и более самолето-налетов по нашим войскам, батареям, КП, гавани, плавсредствам и т. д. Сбрасывается по 2500—4000 бомб в сутки. Войска, корабли, аэродромы продолжают выносить тяжелые удары с воздуха. Мы много потеряли ЗА, наши артзапасы для ЗА ничтожны. Нашей истребительной авиации нет. Таким образом, авиация противника последнее время работает совершенно безнаказанно, летает где угодно и как угодно. Сегодня авиация противника уничтожила еще один наш эсминец, шедший из Новороссийска в Севастополь с войсками 142-й стр. бригады. Изучив нашу систему движе­ния кораблей, учитывая исключительно короткие ночи, отлич­ные летные погоды, противник охотится за каждым нашим ко­раблем… Положение с питанием Севастополя исключительно напряженное, о чем прошу доложить Ставке. Севастополь­скому гарнизону по самым голодным нормам при среднем напряжении боя нужно ежедневно подавать в круглых цифрах боезапаса 500 тонн, продовольствия 200 тонн, горючего 75 тонн. Мы же получаем последнюю неделю в среднем: боеза­паса 100 тонн, продовольствия 40 тонн, горючего 30 тонн. Ху­же всего дело обстоит с боезапасом. Продовольствие — подбираем все резервы… еще как-нибудь 10—15 дней про­тянем, с горючим перебои, потерпим.

Территория маленькая, еще уменьшилась. Нашей авиации противник своим артогнем не дает работать, горючее эконо­мим, но боезапас нужен, из-за нехватки боезапаса кое-где пришлось отводить войска, в частности отошли с Федюхиных высот, нечем было отбиваться. Прошу:

1. Увеличить количество самолетов «Дуглас».

2. Дать самолеты Пе-2 для надежного прикрытия наших боевых кораблей, питающих Севастополь.

3. Оказать реальную помощь [в] борьбе с авиацией про­тивника. Нанести ряд мощных ударов по его аэродромам.

4. Подать зенитных 37-мм автоматов, хотя бы два десятка.

5. Тов. Елисееву поставить на питание Севастополя все подводные лодки, в качестве пробы поставить на коммуника­ции 7—10 лучших моторно-парусных шхун, надежно обору­довав их в навигационном отношении. Увеличить зенитное вооружение.

Октябрьский. Кулаков».

Поскольку спустя три дня противник окончательно сокру­шил нашу оборону, ничего из намеченных мероприятий осу­ществить не успели. Таким образом, здесь можно подвести итог снабжению Севастополя в течение последнего месяца обороны — июня 1942 г. В базу пять раз прорывались транс­портные суда, 28 раз крейсера, лидеры, эсминцы и стороже­вые корабли эскадры ЧФ, 20 раз — тральщики, 54 раза — под­водные лодки. Вместе с транспортной авиацией они достави­ли защитникам Севастополя 23,5 тысячи пополнения (в том числе 138 и 142-ю стрелковые бригады) и около 11,5 тысячи тонн грузов (в том числе около 4,7 тысячи тонн боеприпасов). Оказались потерянными все четыре задействованных в пере­возках транспортных судна («Абхазия», «Белосток», «Грузия» и танкер «Михаил Громов»), эсминец «Безупречный», подвод­ные лодки «С-32» и «Щ-214», а лидеры «Ташкент» и «Харьков» получили серьезные повреждения. Блокадные мероприятия противника заставили с 19 июня прекратить снабжение Сева­стополя транспортами и крейсерами, с 27 июня — лидерами и эсминцами. Тем не менее даже в период, когда перевозки осуществлялись в примерном соответствии с планом, совет­скому командованию не удалось удовлетворить все заявки СОРа. Так, вместо 500—600 т боеприпасов средняя ежесу­точная норма находилась на уровне 150—160 т. Ситуация при­обрела характер замкнутого круга — не получившие необхо­димого количества снарядов севастопольцы не могли ни отра­зить наземные атаки противника, ни прикрыть разгружаемые в порту суда. Это, в свою очередь, снова вело к уменьшению количества доставляемых грузов, и так продолжалось, пока город не пал. Первоначальными же причинами неудовлетво­рения заявок являлись слабость советского транспортного флота на Черном море и целый ряд ошибок, допущенных ко­мандованием ЧФ и Северо-Кавказского фронта в организа­ции снабжения, о чем мы подробно говорили во 2-й главе.

Вернемся к событиям, происходившим в эти дни в воздухе.

Таблица 3.12

ДОСТАВКА ГРУЗОВ В СОР (МАРТ — ИЮЛЬ 1942 Г.)

24 июня немцам не удалось перехватить в воздухе ни од­ного советского самолета. Поскольку действия наших штур­мовиков на закате и рассвете все еще продолжались, 24—26 июня противник предпринял очередную попытку полностью уничтожить 3-ю ОАГ. 24 июня на аэродроме Херсонесский ма­як взорвалось 18 авиабомб и 858 снарядов, 25 июня — 7 бомб и 890 снарядов, 26-го — 18 бомб и 245 снарядов. Ненамного легче пришлось авиаторам, базировавшимся на аэродроме Юхарина балка — там с 22 по 27 июня взорвалось 169 бомб и 1249 снарядов. И все-таки немецкие усилия не дали того ре­зультата, на который рассчитывали Манштейн и Вильдт. Поте­ри на Херсонесе составили всего два И-15бис разбитыми и один СБ, два Як-1 и три И-15бис поврежденными, в Юхариной балке погибло по одному УТ-16, У-26 и С-2, а еще шесть лег­комоторных самолетов получили повреждения. Кроме того, 26 июня один штурмовик разбился, зацепившись крылом за капонир, а «ишачок» сел в море из-за отказа мотора (пилот лейтенант Краснов спасен).

В тот день шесть Ил-2 и пять истребителей старых типов снова летали для нанесения ударов по войскам противника. Немцы ответили на это массированной бомбардировкой Хер­сонеса на следующие сутки. На летном поле взорвалось 422 авиабомбы и 215 снарядов, от которых погибли Ил-2 и МиГ-3, а еще три «ила», «як», «лагг» и УТ-16 получили повреждения. Кроме того, разбился еще один взлетавший Ил-2. Взлетная полоса на несколько часов оказалась выведена из строя, и ее удалось полностью восстановить только к концу ночи. При­крывавший лунной ночью аэродром лейтенант Филатов доло­жил, что им в воздушном бою сбит «юнкерс», пытавшийся сбросить свой бомбовый груз на летное поле. Севастополь­ская авиагруппа все еще жила, но ее силы были на исходе. Свое последнее подкрепление в составе трех И-15бис она по­лучила еще 21 июня.

«Херсонесская авиагруппа, — писал в своих мемуарах Ми­хаил Авдеев, — быстро таяла. С каждым днем становилось меньше исправных самолетов. Раненых летчиков и механи­ков вывозили на Кавказ. Но аэродром все же жил и по ночам сильно досаждал противнику. Немцы, наконец, решили по­кончить с нами навсегда. Двое суток днем и ночью 25 и 26 ию­ня они бомбили, обстреливали из пулеметов и пушек, забра­сывали артиллерийскими снарядами мыс Херсонес.

А когда наступила короткая тишина и аэродромные коман­ды выровняли летное поле, остатки штурмовиков и бомбар­дировщиков (автор ошибается, на самом деле вечером 26-го улетели только бомбардировщики. — М. М.) перебазирова­лись на Кавказское побережье. Я и «король» воздуха (добро­душное прозвище аса 6-го гиап лейтенанта Якова Макеева. — М. М.) провожали их далеко в море. Вернулись засветло. У опус­тевших капониров бродили «безлошадные» летчики. Остав­шиеся вдруг без дела механики и мотористы упаковывали в ящики имущество и инструмент. Снимали с разбитых самоле­тов исправные детали. Они готовились к эвакуации по-солид­ному, старались не забыть здесь ничего, что могло бы еще при­годиться на другом аэродроме. Никто из них не подозревал, что через день-два сложится критическая обстановка и не будет возможности вывезти не только имущество, но и их самих…»

27-го было принято решение передать оставшиеся истре­бители в 9-й и 45-й иап, а личный состав остальных частей вы­везти на «большую землю». Пока же остававшиеся силы при­нимали участие в штурмовых ударах. Утром и вечером 28-го участие в них приняли четыре Ил-2, такое же число И-16, два И-15бис и один И-153. Из вечернего вылета не вернулся И-153 лейтенанта Семкина, кроме того, садившийся на Херсонесе вечером СБ Кавказской авиагруппы был разбит артиллерий­ским огнем.

Тем временем Манштейн готовил новый и на этот раз дей­ствительно последний штурм позиций СОРа. В своих мемуа­рах он писал:

«Таким образом, к утру 26 июня в руках 11–й армии оказался почти весь внешний обвод крепости. Противник был отбро­шен внутрь крепости, северную часть фронта которой обра­зовывали крутые высоты по южному берегу Северной бухты, в то время как ее восточный фронт проходил от высот Инкер­мана через Сапунские высоты до скал в районе Балаклавы.

Командование армии должно было решить задачу — как прорвать этот внутренний пояс крепости. Не было никакого сомнения в том, что противник и дальше будет продолжать ожесточенное сопротивление, тем более что он, согласно за­явлениям своего штаба фронта, не мог рассчитывать на эва­куацию с полуострова.

С другой стороны, нельзя было не признать, что даже если резервы противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе.

В эти недели я ежедневно, до и после обеда, находился в пути: в штабах корпусов, у артиллерийских командиров, в ди­визиях, полках, батальонах и на артиллерийских наблюда­тельных пунктах. Поэтому я слишком хорошо знал, как обстоя­ло дело в наших частях и соединениях. Полки насчитывали по нескольку сот человек. Мне припоминается донесение одной снятой с переднего края роты, боевой состав которой исчис­лялся одним офицером и восемью рядовыми. Как можно было с этими растаявшими частями и подразделениями завершить бой за Севастополь, когда 54-й армейский корпус стоял пе­ред Северной бухтой, а 30-му армейскому корпусу предстоя­ли тяжелые бои за захват позиций на Сапунских высотах?»

После некоторых колебаний немецкий командующий при­нял следующий план действий: не производя перегруппиров­ки сил, что неизбежно вызвало бы задержку в сроках развития наступления, нанести два удара: 30-м корпусом на высоты Сапун-горы в лоб, а 54-м корпусом в тыл, переправив часть его сил на штурмовых лодках через Северную бухту. Начало штурма наметили на утро 29 июня.

В своих мемуарах германский командующий выдает идею удара через бухту за дерзкий и гениальный план. «Как можно было преодолеть широкую морскую бухту на штурмовых лод­ках на виду хорошо оборудованных и оснащенных высот юж­ного берега? — писал он. — Как можно было вообще доста­вить на берег штурмовые лодки через обрывистые скалы, по­грузить в них войска, когда имелось всего несколько глубоких ущелий, через которые был возможен доступ к берегу? Ведь противник с южного берега мог, разумеется, просматривать и держать эти выходы под огнем! Все же именно потому, что атака через бухту Северная казалась почти невозможной, она будет для противника неожиданной, а это могло содержать в себе залог удачи». Знакомство с материалами советской сто­роны однозначно свидетельствует: она предусматривала воз­можность подобного развития событий и выделила для обо­роны южного берега бухты максимально в той обстановке возможное количество войск. Правда, они, как и все осталь­ные войска СОРа, были сильно истощены предшествующими боями и крайне нуждались в боеприпасах. Был и еще один момент, о котором Манштейн «постеснялся» написать. Не на­деясь, что удастся достигнуть внезапности, он решил под­страховаться мощнейшей артиллерийской и авиационной поддержкой наступления, которая по своей интенсивности не уступала той, что велась в первые дни штурма. На протяжении всей ночи на 29 июня самолеты VIII авиакорпуса без останов­ки бомбили Севастополь и позиции на южном берегу бухты, отвлекая внимание защитников и заглушая шумы подготовки десанта на северном берегу. В два часа ночи под прикрытием дымовой завесы началась переправа передовых эшелонов 22 и 24-й пехотных дивизий. Одновременно с этим по южному берегу был открыт массированный артиллерийский огонь. Из-за плохой видимости, искусственных дымов и пожаров на южном берегу советская артиллерия не смогла вести огонь прямой наводкой, а была вынуждена ограничиться загради­тельной стрельбой по рубежам. В этих условиях большинство немецких шлюпок целыми достигли южного берега. В ожесто­ченном бою немцам, к которым постоянно через бухту прибы­вали все новые подкрепления, удалось овладеть несколькими плацдармами между восточной окраиной города и линией фронта. С рассветом начались атаки на Сапун-гору. Им пред­шествовала полуторачасовая артиллерийская и авиационная подготовка. По воспоминаниям генерала Жидилова, немец­кая артиллерия и авиация нанесли обороняющимся огромные потери, нарушили связь между частями и подразделениями на всех уровнях. О том, что творилось в воздухе, можно понять из воспоминаний командира резервной группы (Erganzun­gsgruppe) эскадры StG77 капитана Герберта Пабста (Pabst):

Данный текст является ознакомительным фрагментом.