Стенограммы бесед с командирами 1-го ГвКК
НКО СССР командующий 61 армией
Гененерал – лейтенант Белов Павел Александрович командующий 61 армией (л.1)
15 января 1943 г…
В дальнейшем мне было приказано прорваться через Варшавское шоссе в районе Мосальска и кавалерийским рейдом овладеть Вязьмой. Это было уже в январе месяце.
Мне была подчинена еще одна стрелковая дивизия, но понесшая еще раньше значительные потери (кажется 325).
Январь месяц характерен постоянными попытками корпуса в различных местах прорваться через Варшавское шоссе на север. Бои происходили исключительно по ночам, местами мы добивались успеха и выходили на Варшавское шоссе, но днем авиацией и танками противника эти наши успехи ликвидировались. Авиация противника действовала исключительно нагло. Приданная мне авиационная группа не успела оборудовать для себя аэродрома и в значительной степени бездействовала. Я был вынужден по радио посылать такое распоряжение генерал-майору авиации Николаенко: «Прекратите нейтралитет. Начинайте воевать». (Эта телеграмма потом стала известна в штабе фронта и командующий смеялся (зачеркнуто). В результате этой телеграммы генерал-майор Николаенко приехал ко мне и авиация стала действовать лучше. Для нее был оборудован аэродром в районе Мосальска.
В результате этих январских боев корпус понес значительные потери и слово «Варшавка» среди кавалеристов корпуса с полным основанием считалось синонимом самых трудных и тяжелых боев.
После январских боев на Варшавском шоссе, наконец, был найден участок, выгодный для прорыва: узкая полоса леса шириной от 1 до 1,5 километров вплотную подходила к шоссе в районе Глагольная. Противник насквозь простреливал этот лес с двух сторон.
В последних числах января пошел в рейд первый эшелон конницы под командой генерала Осляковского. С боями прорвались через Варшавское шоссе, ген. Осликовский занял дер. Стреленки. Там было уничтожено более 100 человек противника, но и наши потери были около 40 человек.
В следующую ночь пошел в бой второй эшелон также с боями прорвался через Варшавку.
Наконец именно с 28 на 29 января пошел третий эшелон. В составе 41 кавалерийской дивизии полковника Глинского и 96 Белозерского кавполка под командой подполковника Данилина, а также штаб 1 гвардейского кавалерийского корпуса и отставший штаб 57 кавдивизии. Все это шло со мною в Вяземский рейд.
Подполковник Глинский выбил противника из двух деревень – Сычево и Бесово, еще южнее шоссе. Это обстоятельство дало мне возможность произвести маневр вправо и перейти шоссе на новом участке, т. е. там, где противник нас не ожидал. Ночь была исключительно темная с сильной метелью. В этих отличных для конницы условиях, почти без выстрела, прошел через шоссе весь 3 эшелон. Только небольшая часть связистов и лыжников не успела пройти через шоссе, будучи отрезанными танками противника. Эта часть вернулась в Мосальск во главе с майором Дружининым, который был ранен.
Подходя к дер. Стреленки (севернее Варшавского шоссе), я видел там замерзшие трупы немцев, а также наших бойцов и лошадей. Это были следы боя 2 гвардейской кд. При помощи местного населения трупы наших бойцов были похоронены в д. Стреленки.
Днем была ясная погода и в виду активности немецкой авиации я задержал дальнейшее продвижение своего эшелона до темноты. Ночью я вышел в заранее установленный район – Вязовец, где меня дожидались первый и второй эшелон рейдирующей конницы. Шли лесом, без дороги, пробирались между населенными пунктами, занимаемыми противником. Передние всадники шли по брюхо в снегу и пробивали тропу. Приданные мне два лыжных батальона, если не ошибаюсь, 114 и 117 несли службу походного охранения. Это было числа 29 января. Артиллерия я взял только полковую. Ни танков, ни дивизионной артиллерии мы не вязли с собой, да они бы и не смогли пройти. Все они остались в районе Мосальска.
(По замыслу, второй эшелон корпуса должен был пойти вслед за нами через несколько дней после того, как приданная мне стрелковая дивизия закрепит прорыв на Варшавском шоссе. Но этого не получилось. Противник ликвидировал прорыв прежде, чем мы заняли оборону южнее Варшавского шоссе (зачеркнуто).
В 18 часов 29 января ко мне явились командиры и комиссары всех 5 кавдивизий, а, кроме того командир воздушно-десантного батальона, сброшенного в тылу противника еще до прорыва Варшавского шоссе, майор Суржик, высаженного с самолетов в тыл противника в районе Знаменка.
Была очень большая радость встречи, так как некоторое время между нами даже радиосвязи не было, (но вообще была хорошая организация управления (зачеркнуто). Со стороны штаба корпуса управление дивизиями было быстро восстановлено.
Я поставил командирам дивизий задачу – наступать на Вязьму. В первую ночь мы сумели пересечь жел. дор. севернее ст. Угра, после чего резко повернули на север – на Вязьму.
Петрухин А. А.
Почти во всех деревнях находились гарнизоны противника из остатков дивизий, разбитых под Москвой. Большинство этих гарнизонов было уничтожено или рассеяно конницей и парашютистами.
Бои опять велись исключительно ночью. В результате быстрого наступления, головная 75 кд с лыжным батальоном овладела дер. Пастиха и подошла на 4 км к Вязьме с юга.
Наше наступление и появление под Вязьмой было для противника неожиданным. Вспоминается содержание перехваченных нами радиограмм двух начальников противника (Зарра и Липинский). Один из них, оборонявший подступы к Вязьме, доносит: «Против меня начали наступление регулярные силы противника. У меня нет сил и средств для отпора». Высший штаб отвечает: «Вы – трус. Кроме слабых групп партизан против вас никого нет». Вновь радиограмма: «Прошу отнестись серьезно к моему донесению. Положение стало еще хуже. Пришлите срочно помощь». После этого противник бросил против нас танки по расчищенным дорогам и специальные истребительные батальоны на лыжах, сформированные из штрафных солдат и офицеров, а также и авиацию. Полковые орудия, отставшие в глубоком снегу на целый переход, были единственным средством борьбы с танками. Противотанковых ружей тогда у нас не было ни одного. Поэтому мы не могли отразить наступление танков. Даже больше, 75 кд и один лыжный батальон были окружены противником. 75 кд имела людей на конях человек 400500 самое большее, по 200–250 человек в полку, в лыжном батальоне было человек 400, а у противника было 3 истребительных батальона человек по 700 каждый и авиация. 75 дивизию окружили. Я вынужден был оказать ей помощь другими силами. Вывести ее из окружения удалось довольно благополучно.
В общем Вязьму взять нам не удалось. К тому же в тылу и на флангах оказалось много гарнизонов противника.
Не имея сил овладеть Вязьмой, я принял решение расширить район своих действий и начать уничтожение мелких гарнизонов противника по деревням. К этому меня вынудило то обстоятельство, что ни продовольствия, ни фуража, кроме как в деревнях, взять было неоткуда.
Одновременно со мной на Вязьму наступала ударная группа 33 армии генерала Ефремова. Она наступала правее меня и подошла к Вязьме на 8 км. Нас разделял противник вдоль жел. дор. ст. Угра – Вязьма.
Одна из дивизий 33 армии, именно 329, была отрезана противником и я ее присоединил к себе.
С северо-запада на Вязьму наступал кавалерийский корпус ген. Соколова с калининского фронта, который тоже довольно близко подошел к Вязьме.
Западнее Семлева был сброшен воздушный десант полковника Онуфриева в составе бригады, который пробивался ко мне на соединение, но нас разделял еще противник.
К этому времени я стал устанавливать тесную связь с партизанами и подчинять их себе в целях общего оперативного руководства, усиливая партизан кавалеристами или парашютистами.
Примерно на восьмые сутки рейда наши партизаны совместно с парашютистами овладели Дорогобужем. Это было числа 4 февраля. На помощь Дорогобужским партизанам был отправлен 1 гвардейский полк, а потом целиком 1 гвардейская кавдивизия под командованием ген. Баранова. Была задача овладеть станцией Дорогобуж. Они подошли к самой станции, но взять ее не смогли, (потому что там был бронированный поезд и проч.(зачеркнуто).
Появление в тылу конников и парашютистов сразу же оживило деятельность партизан. Военное и политическое руководство, возглавляемое командованием 1 гвардейского кавкорпуса, а также штабами и политотделами дивизий, и особенно реальная помощь регулярных частей, быстро сказалась на укреплении партизанских отрядов и на формировании новых.
Активная помощь районной партийной организации, по большевистски выполнявшей свой долг в тылу врага, помощь Смоленского обкома партии во главе с тов. Поповым и руководство военного совета Западного фронта дали в итоге следующие результаты. Разрозненные партизанские отряды были постепенно объединены в две замечательных партизанских дивизии.
Первая партизанская дивизия из отряда «Дедушки» действовала сначала под командованием инженера из ополченческой Московской дивизии Воронкова, потом под командой майора Ильичева. Воронков был ранен и я отправил его в Москву. (Он и был «Дедушка»: у него седая борода (зачеркнуто).
Вторая партизанская дивизия под командой бывшего командира 75 кд полковника Москалика и комиссара Янузакова и, наконец, отдельный партизанский полк майор Жабо (, а до него командовал некто Кирилин, действовал тоже в полном контакте с нами (зачеркнуто).
В составе первой партизанской дивизии было 3 партизанских полка общей численностью до 9 тыс. человек.
Во вторую партизанскую дивизию входили: полк № 4, выросший из отряда ФД (Феликс Дзержинский), позже переименованный в отряд XXIV годовщины РККА под командой Гнездилова, после Гнездилова был назначен полковник Шмелев, (потому что Гнездилов оказался очень не способным, (зачеркнуто) 5 полк, который целиком состоял из отряда им.
Лазо под командованием тов. Косозубского (сейчас он в штабе партизанского движения) и 6 партизанский полк, который был сформирован за счет отрядов Петрова, Петрухина и др. В общем и во второй партизанской дивизии было до 7 тыс. человек. В полку Жабо было около 1,5 тыс. человек. Кроме того, были еще отдельные партизанские отряды. Все эти партизанские отряды прекрасно дрались в районе Дорогобуж, Ельня, Знаменка.
В итоге февральских боевых действий нами были полностью освобожден от противника район, имевший по окружности протяжение 330 км. Кроме того, полк Лазо имел самостоятельный район по окружности 100 – 120 км.
Кавалеристы партизаны и десантники собрали много трофейного оружия. Мы имели даже немного тяжелой артиллерии и танков. (Было и немецкое оружие, но немного, больше наше, брошенное под Вязьмой осенью (зачеркнуто).
Мною было приступлено к формированию танкового подразделения. Со мной случайно пошел в рейд офицер связи танковой бригады лейтенант Кошелев. Ему я и поручил формировать взвод из трофейных танков. Во главе ремонта танков был поставлен воентехник Гамбург. Он собрал танкистов, из числа партизан, а также привлек местных кузнецов. В результате к концу февраля был сформирован взвод из 4 танков. Когда количество отремонтированных танков дошло до 9, лейтенант Кошелев стал уже командиром роты. В плане было довести количество отремонтированных танков до 90 или 100 штук, которые можно было собрать. Трудности были только с запасными частями и с горючим. С боеприпасами трудности были не такие большие. В перспективе имелось в виду создать танковую бригаду, но даже с батальоном дело не вышло. Для артиллерии не хватало тяги
Население освобожденных районов в тылу врага уже в феврале стало жить настоящей советской жизнью. Была успешно проведена подписка на заем. Открылись советские учреждения вплоть до отделения госбанка в Дорогобуже. Деньги на заем были собраны и на самолете отправлены и дошли до места. Радостно провели два праздника, а именно: праздник Красной Армии и 1 мая. Во всех деревнях через улицы весели наши советские лозунги, на стенах домов – плакаты. Население отмечало эти праздники подарками для Красной Армии и партизан.
Районная организация своевременно провела весенний сев. (причем я сам, верхом на коне ездил проверять сев. Были везде одни женщины. Они говорили: «Видите животина-то (скотина) какая. Если бы не это, мы бы давно кончили». Я говорю: «Ничего, скоро трактора начнут работать (зачеркнуто).
(Отношение населения к нам было небывалое и так тяжело на душе было уходить. Нам говорили: «Куда же вы уходите? Нас бросаете?»
В общем рейд был 5 месяцев.
Несмотря на сравнительно мирную жизнь населения, все-таки бои с противником не прекращались. До мая месяца включительно инициатива действий, как правило, принадлежала нам. Наступающей стороной, за редким исключением были мы.
В течение первых четырех месяцев были проведены следующие частные операции:
1. Окружение гарнизона противника в Семлево, но взять его не смогли.
2. Окружен и почти полностью уничтожен противник в районе ст. Угра. Из 800 человек 200 все же проскользнули, 600 человек было убито ранее или просто умерли от голодной смерти будучи в окружении.
3. Прорыв к железной дороге автоматчиков между ст. Семлево и ст. Издоково.
4. Наступление на Сафонов. Она же ст. Дорогобуж.
5. Овладение селом Всходы.
6. Наступление на жел. дор. Мост на реке Днепр, западнее ст. Издовково.
7. Полуокружение гарнизона Ельня.
8. Наступление на Варшавское шоссе (велось через Милятино навстречу 50 армии).
9. наступление партизан Жабо и кавалеристов Завадовского на помощь 33 армии.
Этим перечнем не исчерпываются все частные операции, проведенные войсками вверенной мне группы.
Следует особо отметить работу по дезорганизации тыла противника специальными группами и отрядами смельчаков. Эти смельчаки – кавалеристы, партизаны и десантники регулярно подрывали железные дороги на участках Вязьма – Смоленск, Вязьма – Чепляе-во, Спас– Деминск – Смоленск. Мы делали частные нападения на штабы и склады противника, на его транспорт. Короче говоря, пути сообщения и тылы противника были в постоянном напряжении и ожидании наших нападений.
За все время было произведено 30 крушений поездов, разрушено шоссейных и железнодорожных мостов до 16.
Кроме того, мы принимали активное участие в формировании новых партизанских отрядов в тылу противника. Мы послали около 20 организаторов новых партизанских отрядов преимущественно далее Смоленска и в Белоруссию. К сожалению надежной связи с ними не было, и мы очень мало знаем, что этими организаторами сделано. Контролируемую нами территорию мы сумели расширить гораздо западнее реки Днепр, и наши разъезды и отряды подходили к Смоленску на 11 километров.
У меня было очень сильное стремление сначала сомкнуть фланги с ударной группой 33 армии, наступавшей на Вязьму с юго-востока. Однако основательных результатов эти попытки не имели.
Одновременно у меня было не менее сильное стремление соединиться с кавкорпусом Калининского фронта Соколова. Я имел связь с Соколовым по радио и раза два разъездов переходивших ночью через жел. дор. И автостраду. Но все эти попытки успеха не имели. В частности была произведена очень сильная попытка в середине февраля месяца. Вот как это произошло.
Я, прекратив окружение смоленского гарнизона противника, решил 8 воздушнодесантную бригаду полковника Онуфриева, 41 кд, 1 и 2 гвардейские кд бросить на соединение с генералом Соколовым. Это соединение мыслилось произвести ударом с юга, непосредственно западнее ст. Семлево, причем предстояло прорвать фронт противника южнее жел. дор., самую жел. дор. Около ст. Семлево и соединиться с ген. Соколовым на автостраде Москва – Минск. К этому времени я имел сообщение ген. Соколова, что его передовые части заняли автостраду. Очень успешно начатое наступление привело к тому, что фронт противника был прорван и воздушно-десантная бригада и 41 кд вышли на жел. дор. И овладели ею непосредственно западнее ст. Семлево. Казалось, что намеченный план уже осуществлен. Для связи с ген. Соколовым я приказал выслать батальон парашютистов под командованием капитана Карнаухова на лыжах. К исходу ночи я успел получить радиодонесение, что этот батальон вышел на автостраду, но к сожалению не смог найти частей ген. Соколова. Оказалось, что ген. Соколов имел передовые части несколько севернее автострады и контролировал шоссе артиллерийским огнем днем, а ночью туда выходила разведка. Короче говоря, соединиться с ген. Соколовым не удалось. Больше того, утром противник к месту прорыва подвел 3 бронепоезда и около 30 танков. В результате тяжелых дневных боев 41 кд и 8 воздушно-десантная бригада противником были отрезаны и окружены. Наступавшая непосредственно за ними 2 гвардейская дивизия, также была отрезана и окружена.
Не отрезанными и не окруженными в моем распоряжении оказались в районе села Семлево только 1 гвардейская дивизия и 57 кавдивизия в составе двух полков. Это все, чем я мог располагать. 75 кавдивизия и 329 стрелковая дивизия находились гораздо правее и восточнее, занимая оборону и обеспечивая фланги наступления моей ударной группировки.
Встал вопрос о спасении окруженных соединений. Благодаря принятым мерам в течение следующей ночи все окруженные части и соединения из окружения были выведены, хотя и с потерями.
В этих боях мы взяли богатые трофеи. В частности, как мне известно, впервые был взят шестиствольный немецкий миномет. (Было взято два миномета, один из которых отправлен самолетом товарищу Сталину. Это неплохое оружие и взято оно с наших РС («Катюш»), но неудачно. Есть некоторое преимущество перед «Катюшами», он легче для перевозки, его можно возить на машине, т. е. он более маневренный, чем на лошадиной тяге, но и дистанция меньше и сила огня всего 6 штук снарядов выпускает, а наш штук 40. вообще этот миномет у них рассчитан для химической войны: химические мины им выпускать более удобно. Я сам наблюдал как они употребляли эти мины для дымовой завесы. Когда в июле их танки пошли против нашей противотанковой артиллерии, этот бой происходил на моих глазах и на глазах командующего фронтом ген. Камера. И кончился бой тем, что мы заставили танки противника отступить. Тут отличился капитан Морозов. Значительная часть немецких танков, участвующих в бою, загорелась и погибла. Была очень быстро поднята дымовая завеса. Из этих минометов выстрелили раза два– три– четыре, и все танки были закрыты. Пользуясь этим, оставшиеся танки были уведены противником. Тут надо отдать справедливость немцам: замечательно у них это произошло (зачеркнуто).
Вышедшие из окружения части были выведены в резерв, отдохнули, и в дальнейшем в мою цель входило сохранить завоеванную в тылу территорию. Для этого нужно было построить прочную оборону. Часть сил, я решил, иметь в резерве и проводить частные операции в различных направлениях.
Самое большое количество войск, вместе с партизанами, входившее в мое подчинение, доходило до 23 тыс. едоков, а не бойцов, но в тылу врага почти каждый едок был бойцом. Ездовые или повара владели оружием и участвовали в боях.
В течение зимы 50 армия ген. Болдина дважды пыталась произвести прорыв через Варшавское шоссе с юга, чтобы сделать проход в мой район и затем совершенно отрезать и окружить вяземскую группировку противника. Однако эти попытки не имели успеха.
Настала весна. Оценивая обстановку, я пришел к выводу, что дальнейший исход событий может быть одним из двух: или мне будет оказана помощь тем или иным способом, а именно – или путем прорыва или воздухом. К этому времени по соседству со мной на парашютах был выброшен 4 вдк (воздушно-десантный корпус) под командой ген. Казанкина (сейчас он командир авиадесантной дивизией (зачеркнуто). Этот корпус мне сначала не подчинялся, 8 вдбр вошла в состав своего 4 вдк, которому был подчинен и партизанский полк Жабо. В апреле месяце остатки ударной группы 33 армии, ведя неравный бой в окружении, с превосходящими силами противника, частью сил прорвались в мое расположение и ударная группа 33 армии свое существование прекратила. Ген. Ефремов погиб смертью храбрых.
Было два варианта действий: первый вариант – прорваться навстречу 50 армии, т. е. на юг через варшавское шоссе и выйти на «Большую землю»; второй вариант – прорваться в направлении Смоленска и выйти в район Белоруссии. Оба варианта военным советом фронта санкционированы не были. Приказано было удерживать занимаемый район.
В первых числах мая на самолете прилетел начальник оперативного отдела штаба Западного фронта ген. Голушкевич. Задачи его были следующие.
Во-первых составить план переброски мне по воздуху пополнений до 10 тыс. человек, главным образом специалистов и материальную часть, а именно 144 противотанковых орудия, батальон ПТР (противотанковые ружья), несколько зенитных батарей, саперов с минами, часть артиллеристов и кавалеристов.
Во-вторых между 1 и 5 июня обещано очень солидное наступление 50 армии с целью прорыва в мой район.
С этими установками ген. Голушкевич прилетел ко мне и через два дня улетел обратно. Началась воздушная операция по переброске ко мне пополнения. Однако, она полного успеха не имела.
Ко мне были переброшены с посадкой на 7 оборудованных аэродромах следующие силы: батальон птр под командой ст. л-нта Никитина, одна зенитная батарея, два эскадрона сапер – и все.
Дело в том, что немцы, заметив большое количество авиации, прилетающей к нам по ночам, приняли контрмеры. Они высылали по 2–3 ночных истребителя, которые вели борьбу с нашей транспортной авиацией. (Я сам наблюдал, как несколько наших самолетов были подбиты немецкими истребителями ночью и погибли. Через двое суток я вынужден был дать радиограмму с просьбой приостановить на некоторое время работу транспортной авиации. Мне было обещано выслать два ночных истребителя марки «Спитфайер», что и было сделано. Но эти истребители прилетели днем и для них не было запаса сжатого воздуха и они были уничтожены немецкими самолетами на аэродроме. Они прилетели через Бол. Берголово. Я настаивал на том, чтобы транспортная авиация работала днем под прикрытием истребителей. Одна такая попытка была сделана и кончилась успешно, но в дальнейшем не повторялась (зачеркнуто).
Одновременно с посадкой транспортных самолетов я производил эвакуацию раненых… этих раненых имелось до 4 тыс. человек, в том числе и партизаны, и военнослужащие, попавшие в окружение осенью 1941 г… Более тысячи раненых было эвакуировано самолетами. В том числе полковник Панкратов, бригадный комиссар привалов, подполковник Данилин, больной генерал Осликовский и получивший новое назначение полковник Завадовский, а также заболевший тифом нач. полкора полковой комиссар Милославский и много других командиров и красноармейцев.
Кстати сказать, в тылу врага мы нашли до 10 госпиталей Красной Армии, попавших в свое время в окружение. Были раненые и больные красноармейцы. (Они вели очень жалкое существование, но надо отдать им справедливость они честно, за маленьким исключением, выполняли свой долг, я имею ввиду врачей и служащих госпиталей. Они воспрянули духом, когда мы пришли. Они стали получать привилегированное довольствие для раненых. Правда, очень тяжелое положение было медицинского персонала, особенно женщин. Все одеяние у них было изорвано вдрызг. Особенно в памяти у меня остался госпиталь под командой врача Новоселова. В начале мая я его видел в дер. Чесноковка. Собрав медицинский персонал, я их спросил, в чем больше всего нуждаются? Женский персонал сказал: «В чулках», хотя была весна, тепло, а двое из них заявили, что они не против шоколада. Со мною было две плитки гвардейского шоколада, я дал им его, и они разделили этот шоколад по маленьким квадратикам и с удовольствием кушали. Медицинский персонал самоотверженно выполнял свои обязанности. Они обслуживали всю эту массу раненых и больных (тифом за зиму переболело только 8 человек) и оказали нам исключительно большую помощь (зачеркнуто).
Надеясь на помощь из вне, я усиленно укреплял оборонительные рубежи и подготавливал запасные рубежи бороны.
Еще в конце марта месяца 329 сд была окружена противником. Благодаря принятым мерам, некоторая часть дивизии (около 40 % (зачеркнуто)была из окружения выведена, а затем пополнена за счет партизанского отряда «Северный медведь».
(Которым командовал…. и майор, который был начальником штаба артиллерии 1 Московской гвардейской дивизии (зачеркнуто), а также одного из отрядов Петрухина. В командование дивизией вступил майор Солдатов. Бывший командир дивизии полковник Андрусенко и комиссар Сизов за отсутствие управления боем дивизии во время окружения были осуждены к высшей мере наказания, но по моему ходатайству эта мера им была заменена другой. (Сейчас этот Андрусенко командует бригадой моего соседа слева, а комиссар убит в одном из последующих боев (зачеркнуто).
Однако, целый ряд сведений показывал, что немцы готовятся к каким-то решительным действиям. 23 мая поздней ночью я получил радиограмму от командира 4 вдк, который был уже подчинен мне, о том, что им была уничтожена диверсионная группа противника силою 315 человек, которая во главе с белогвардейским полковником имела целью разгромить штаб вверенной мне группы, а меня захватить в плен.
Подробности ликвидации этой дивизии таковы. Командир взвода 8 вдбр двигался по лесу со своим взводом и встретил на поляне группу бойцов в красноармейской форме. Увидев среди них полковника, он подошел и доложил о своей задаче. Полковник 5 минут с ним поговорил и отпустил. Когда командир взвода ушел обратно в лес, его догоняет один боец со знаками различия старшины и сообщает, что он имел разговор с командиром диверсионной группы и что взвод следует скрытым путем, получив задание подойти к поляне и уничтожить эту группу. Командир взвода принял решение, но одновременно послал донесение командиру бригады. Подойдя скрыто к поляне, командир приказал открыть огонь из пулеметов и перехватить группу диверсантов. Эта группа в большей своей части была уничтожена, в том числе и этот полковник, частью она была рассеяна и человек 20 взято в плен. Тут действовал один наш взвод против 315 человек противника. (Старшина этот оказался красноармейцем, попавшим в плен к немцам, которого немцы завербовали. Но он пошел к немцам с целью оказывать по возможности помощь Красной Армии. Он потом был убит в боях (зачеркнуто).
Пленные показали, что на днях начинается наступление немцев в составе двух корпусов и до 400 танков против группы Белова и что выслана еще диверсионная группа в составе 400 человек, которая находится недалеко в лесу.
Получив такие сведения, я немедленно распорядился усилить бдительность и подготовиться к отражению наступления противника. Начался очень сильный дождь, переходящий в бурю. В 4 часа утра 24 мая противник начал наступление с двух направлений: первое направление с юго-востока от Милятино и от Спас-Деменска на Всходы, другое направление – с северо-востока от Знаменки на ст. Угра. Первая атака была отбита славными истребителями танков старшего лейтенанта Никитина, причем было уничтожено до 7 танков. Однако, немцы, прорвав фронт обороны 6 партизанского полка, вновь прорвались на Всходы и заняли их. Со стороны Знаменки немцы смяли партизанский полк Жабо и к вечеру вышли к станции Угра. Таким образом, 4 вдк, находившийся восточнее жел. дор. Угра – Милятино, противником в течение первого дня был отрезан от главных сил моей группы. Однако связь с 4 вдк не прерывалась как по радио, так и отдельными посыльными.
Я принял решение: 4 вдк присоединить ко мне с переправой через реку Угра в районе Роща. Для прикрытия переправы 4 вдк я приказал выделить 7 гвардейский кавполк. Река Угра очень разлилась и 4 вдк только в течение двух ночей смог переправиться и после переправы вынужден был пробираться по лесу через расположение противника. Навстречу ему я послал свой резерв 6 гвардейский кавполк, которым командовал боевой подполковник Князев. Он потом был убит на Варшавском шоссе.
В результате ночного боя 4 вдк полностью вышел из окружения и присоединился ко мне, а 6 гвард кавполк настолько напористо дрался в лесу, что когда у комсостава израсходовались револьверные патроны, то они схватились с немцами в рукопашную. (Брали револьвер за дуло и били немцев рукояткой (зачеркнуто).
Итак, противник в течение 3 суток овладел примерно 10 % территории, которую мы до сих пор занимали, но потерял только в первый день боев 70 танков на минных полях и от наших артиллеристов и истребителей танков.
7 гвард кавполк противником был отрезан, но его заслуга в том, что он обеспечил переправу через реку Угру и помог 4 вдк. (Мне другой командир полка донес, что при существующей обстановке он принял решение уходить на восток в лес и действовать как партизанский отряд. Кое-кто оттуда вернулся, а большинство нет (зачеркнуто). 7 полк был почти целиком потерян, хотя половина полка была во втором эшелоне на большой земле. Так что когда мы вернулись, полк был полностью восстановлен (, но старых осталось очень мало (зачеркнуто).
Примерно в конце марта месяца поступило распоряжение все три не гвардейский кавдивизии расформировать и обратить на пополнение гвардейских, что и было исполнено.
Всю войну мы действовали как пехота. Я знаю только 12 атак, когда мы действовали на конях и то малыми силами, самое большое был полк (и то неудачно провел атаку (зачеркнуто). Мы маневрировали на конях, а дрались пешком. (Невозможно было действовать на конях против их огня, а те, которые действовали, действовали именно в пешем строю и, если наступали пешком, то уничтожали противника (зачеркнуто).
Противник сосредоточил против нас две танковые дивизии, три пехотных дивизии. Это только на главном направлении удара. Кроме того, две пехотных и одна танковая дивизия действовали против нас оборонительно по линии Ельня – ст. Глинка-Соловьевская переправа на реке Днепр и Дорогобуж.
Я принял решение упорно обороняться, подготавливая запасные оборонительные рубежи с целью выиграть время до 1 июня, когда мне была обещана помощь извне. Я держал в резерве целиком 1 гвардейскую кавдивизию и некоторые силы партизан, чтобы быть готовым перейти в контрнаступление навстречу той помощи, которая мне была обещана извне. Кроме этого, я возбудил ходатайство перед ген. Жуковым, сбросить мне две воздушно-десантные бригады, так как доставка пополнения с посадкой на моих аэродромах явно не удалась. Мое предложение было принято, а де десантные бригады были сброшены в течение 3–4 ночей в район Белочек. Это было 29 – 30 мая.
Однако, как ни упорно мы дрались, но в первых числах июня никаких признаков наступления 50 армии не было. Тогда встал вопрос: каким образом спасти живые силы от разгрома? Мною был запрошен военный совет фронта с просьбой закончить рейд и выйти на соединение с главными силами фронта. Ответ был положительный, но мне предлагали выбрать один из трех вариантов.
Первый вариант – прорваться в направлении Спас-Деменска с целью выйти на участок 50 армии. Но этот вариант теперь был неприемлем, потому что здесь были главные силы наступающего на меня противника.
Второй вариант – прорваться в районе Дорогобужа на север, на присоединение к Калининскому фронту. Этот вариант был связан с переправой через реку Днепр, а переправочных средств у меня не было.
Третий вариант – на котором я в свое время настаивал, – это прорыв западнее Ельня на юг в район партизанского полка Лазо, мне подчиненного, а в дальнейшем через Варшавское шоссе с поворотом на Киров (Смоленская обл.), т. е. на участок 10 армии. Этот путь был самый длинный, но наиболее легкий. Военный совет фронта дал мне право выбирать любой вариант. Я выбрал третий.
Встал вопрос, как быть с партизанами, мне подчиненными? Я предлагал взять их с собой, но мне было приказано оставить их в тылу противника, но маленькими отрядами, а не крупными соединениями.
Особенно тяжелым был вопрос о раненых. Их оставалось еще около 2 тыс. человек. Решение было принято следующее: тяжелых раненых оставить в тайных госпиталях у партизан; раненых могущих двигаться самостоятельно, вести вместе с дивизиями, сформировав из них дивизионы или батальоны раненых. Когда это решение было объявлено, то оказалось, что даже тяжело раненые не хотели оставаться в тылу у немцев, все хотели пробиться на «Большую землю». Я увидел такую картину: больные, раненые, с костылями сидели на повозках, целые вереницы двигались за боевыми частями. Безрукие, безногие и с другими повреждениями – каждый просился в свой полк, в свою часть, лишь бы не остаться у немцев. Я молчаливо дал согласие на их патриотическое решение. С целью обмануть противника, я приказал распространить слух среди населения, что мы двигаемся на Смоленск и в Белоруссию. Кроме того, 1 партизанской дивизии приказал в течение трех суток удерживать Дорогобуж. Противник поддался на эту удочку и главные силы бросил на Дорогобуж и Соловьевскую переправу, что западнее Дорогобужа, а я в это время в течение одних суток произвел перегруппировку, и все главные силы сосредоточил несколько западнее Ельни. В следующую ночь я прорвался через большак Ельня – Смоленск и соединился с партизанским полком им. Лазо. Это был 5 партизанский полк.
Самый прорыв интересен несколькими эпизодами, назову три из них.
Штаб 1 гвардейской кавдивизии в конном строю во главе с ген. Барановым и полковым комиссаром Корусевичем в составе полуэскадрона… пробивались ночью через болотистые леса, с трудом вышел на поляну западнее поселка Быки. На поляне было 4 орудия батареи противника. Артиллеристы противника не ожидали, что через этот болотистый лес может пройти не только конница, но и даже пехота. Дело было на рассвете. Однако артиллеристы успели сделать 1–2 залпа, и генерал Баранов решил задачу чисто по кавалерийски. Он подал короткую команду: «Шашки к бою! За мной в атаку, марш, марш!»
Артиллеристы противника были изрублены, а орудия испорчены.
Штаб корпуса под моей командой в составе разведдивизиона и нас, в общем количестве до 300–500 человек, около 12 часов ночи пересек большак несколько восточнее села Быки. С нами шло много коров, чтобы не оставлять их немцам. Я их пустил по дороге, а сам левее дороги метров 300–400 в конном строю вел свой штаб шагом. Догнав один полк указанной дивизии, я узнал, что село Быки занято противником и очень прочно обороняется им. Командир полка спросил моих указаний. Я приказал этому полку блокировать противника в село Быки и, пропустив все войска группы, потом в качестве арьергарда, прикрывать их.
Через несколько минут, после отдачи мною этого распоряжения, немцы из района Быки открыли сильный огонь в колонну двигавшегося штаба. Разрывались мины, летели трассирующие пули, снаряды. Была темная ночь. Я заметил, что огонь ведется по коровам. Воспользовавшись этим, я подал команду: «Рысью марш» и без дороги повел свой штаб. Штаб не понес никаких потерь, подошел к гати через болото, которое являлось началом района контролируемого партизанами полка им. Лазо. По договоренности там нас встретили партизаны.
Еще эпизод. Отставшие раненые, как правило безоружные, на рассвете подошли к тому же большаку, который мы уже преодолели. Среди них разнеслась весть, что конница давно уже ушла вперед, а они отстали., хотя на самом деле их охраняли поставленные мною сзади несколько эскадронов конницы в пешем строю и несколько рот пехоты и парашютистов. Наперерез раненым была подвезена на машинах немецкая пехота. Среди раненых нашлись инициативные люди, которые взяли в свои руки командование, и около тысячи раненых с единодушным криком «Ура!» безоружные бросились на немцев. Большая часть раненых прорвалась и соединилась с нами. (Я вижу – идут раненые, говорят: «Неохота без вас оставаться». «Но ты же не можешь идти». «Не могу, но я достал себе лошадь». Жуткая картина была. Некоторые из раненых отклонились в лес, только через два дня присоединились. Много было радости, что вместе собрались, оправдалась старая русская пословица «На миру и смерть красна» (зачеркнуто).
Согласно ранее отданного мною приказа партизаны встретили нас очень организованно, пропустили через минные поля и, как только мы добрались до их лесов, а было уже светло (в 7–8 часов утра), расположились на отдых, приняв меры охраны.
Немецкое командование, видимо, догадалось, что оно было обмануто в истинном направлении движения моих главных сил. (Однако, не имея возможности произвести быструю перегруппировку, главные силы немцы отправили на Дорогобуж на Соловьевскую переправу (зачеркнуто). Поэтому фашисты бросили на нас всю свободную авиацию. Примерно с 9 по 14 июня (5,5 суток) с 4 часов 10 минут утра до 22 часов вечера противник делал по 200–300 самолетовылетов, работая против войск вверенной мне группы. Такого длительного и мощного воздействия авиации мне еще не приходилось встречать. Сбитые летчики, попавшие в плен, показывали, что даже авиашкола из Кенигсберга вылетала раз или два в течение суток против нас.
Личные ощущения были таковы: сплошной рев моторов в воздухе на низких высотах, постоянный разрыв авиабомб, беспрерывная пулеметная стрельба с самолетов.
Июньские ночи коротки, а мы двигались только ночью. В лесу было 1–2 дороги. Поэтому обозы, артиллерия, минометы на конной тяге не успевали в течение ночи войти в тот район, который был намечен. Вот по ним-то, главным образом, и действовала авиация противника. Но с гордостью могу заявить, что войска группы, рассредоточившиеся по лесам, хотя и близ дорог, не поддались этому сильному моральному фактору. Днем отдыхали, ночью двигались. Но конский состав, по большей части, был истреблен авиацией. Людские же потери были относительно не велики. К сожалению было много случаев молодетчества. Ряд командиров и красноармейцев, не желая днем укрываться от авиации, ехали либо верхом, либо на повозках, либо стояли во весь рост и наблюдали за действиями авиации. Так. Например, командир гвардейского полка майор Коровин отказался уйти в укрытие и остался стоять на окраине деревни. В результате – разрыв бомбы и он получил много ран, к счастью легких. Он и ныне командует полком. (Некоторые красноармейцы ехали с минами на повозках на конной тяге по открытому месту и по дорогам и, когда им предлагали уйти в укрытие, в лес, они отвечали: «Черт с ним». (зачеркнуто)
Во всяком случае, несмотря на колоссальные трудности управления, мне со штабом корпуса, при помощи моих двух помощников и заместителей – генералов Галанина и Калмыкова – удалось сосредоточить войска группы в лесу южнее Мутищи, а также близ Варшавского шоссе на участке Шуи – Стар. Присмара.
В первую же ночь поле этого я собрал на своем командном пункте всех командиров и комиссаров соединений, а именно: командира 1 гвард кд Баранова, полкового комиссара Корусевича, врид командира 2 гвард кд подполковника Зубова и полкового комиссара Карцева, командира 4 вдк ген. Казанкина, бригадного комиссара Олейникова. Это собрание командиров происходило в Мутищенском лесу. Для этой цели был построен шалаш. Все собрались ночью и, когда я вошел в шалаш, ничего не было видно. С электрическим фонариком я подходил к каждому, получал краткий доклад о состоянии соединения. Кстати, этот эпизод показывает, что управление было бесперебойное и, когда понадобилось собрать командиров и комиссаров, они были разысканы и явились в указанное место в срок.
Я отдал приказ на прорыв через Варшавское шоссе, именно через эту «Варшавку», через которую мы уже один раз прорывались с такими потерями. На этот раз предстоял прорыв в другом месте, причем нам было заведомо известно, что противник уже сосредоточил значительные силы, чтобы препятствовать нашему прорыву.
Вся ночь и следующий день прошли в разведке и в организации подготовки к прорыву.
Как только наступили сумерки, я со штабом в конном строю двинулся к участку прорыва. Там уже начался бой. С двух сторон – от Шуи и от Стар. Присмара, а также южнее Варшавского шоссе противник вел беспрерывный огонь из артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов. Через лес была только одна дорога, причем по такой трясине, в которой все упряжные лошади завязали и даже потонули. Получился затор. Я вместе с несколькими штабными командирами проскочил вперед. Не доехав метров 300 до Варшавского шоссе, ввиду сильного огня, я вынужден был спешиться. Лошадей отвели в лес, а сам я лег в укрытие. Мне хотелось связаться с генералом Барановым, но найти его ночью в лесу я никак не мог. До рассвета оставалось не более часа. В это время я услышал впереди и справа очень громкое и мощное «Ура». Как я установил позже, оказалось, что в виду сильного огня 4 вдк и 1 гвард кд залегли около самого шоссе и нигде преодолеть его не могли. Тогда генерал Баранов подъехал на коне очень близко к шоссе и громко крикнул: «Гвардейцы, вперед, ура!». Почему-то разнеслась весть, что вперед выехал не Баранов, а я, во всяком случае гвардейцы поднялись и с криком «Ура!» пересекли шоссе и прорвали оборону немцев. Находившиеся правее десантники тоже подхватили ура и также преодолели шоссе. Я остался севернее шоссе, так как 2 гвардейская кд, 329 сд и часть сил 1 дивизии и воздушно-десантного корпуса через шоссе еще не прошли. В этом положении меня и захватило утро.
Утром стрельба противника настолько активизировалась, что количество раненых становилось все больше и больше.
Я принял решение: с теми силами, через Варшавское шоссе не прошли, вернуться обратно в лес, что и было сделано.
Во время преодоления Варшавского шоссе погиб командир 6 гвард кавполка подполковник Аркадий Князев. Две пули из немецкого автомата ему попали в голову. Близко от того места он и зарыт. (Место его могилы знает огромное количество лиц (зачеркнуто).
В течение дня я связался с командиром 2 гкд, командиром 329 сд и подполковником Онуфриевым, который остался с частью сил вдк.
Подсчитав свои силы, я убедился, что в 4 вдк осталось не пересекших шоссе около тысячи человек, во 2 гкд – около 600 чел., в 329 сд – около тысячи чел., в 1 гкд – около 500 человек и штаб корпуса – около 500 человек.
Я принял решение отойти несколько назад, занять круговую оборону, произвести разведку, а потом уже принять решение, как действовать. Кольцо немцев вокруг нас сжималось все больше и больше. Связь с ген. Казанкиным и ген. Барановым существовала только по радио. Переночевав в новом районе и отдохнув, я принял решение прорваться через шоссе с той силой, что у меня была частью сил прорываться в том районе, где прорывался раньше, а остальными силами обходить противника с запада.
Перед самыми сумерками на наш штаб было произведено нападение около 10 автоматчиков противника. Это нападение было легко отражено, причем 17 человек автоматчиков было убиты и у них отняли радиостанцию. У нас был ранен подполковник Онуфриев.
Дальнейшие действия происходили в следующем порядке. Мне с половиной сил (около 1500 человек) сравнительно легко удалось и без потерь обойти фланг противника. В несколько ночных переходов, преодолев реку Десна сначала с востока, а потом, пройдя без выстрелов Варшавское шоссе, соединились с 3 партизанской дивизией Галюги. Дивизия мне подчинена не была, но связь и договоренность с нею имелась. А потом мы снова переправились через реку Десну с запада на восток, после чего вскоре, при помощи партизан, переправились через линию фронта в районе Киров.
Незабываемая встреча с красноармейцами и командирами после перехода линии фронта. После 5-то месячного рейда многие не верили своим глазам, что встретили своих. Последний переход корпуса я и комиссар корпуса, а также несколько командиров и политработников были переброшены на самолетах.
(Встретились с командующим 10 армии генерал-лейтенантом Поповым и с членами военного совета этой армии. Мне заявили что он сам видел ряды кавалеристов прошедших линию фронта накануне, причем кони были истощенные, но, когда он спросил кавалериста «какой вы части?», тот с гордостью заявил, что он такой-то гвардейской части (зачеркнуто).
Все военнослужащие войск вверенной мне группы, будь-то кавалеристы, будь то пехота и парашютисты, были твердо уверены в своих силах и в командовании. Благодаря этому, подавляющая часть войск группы благополучно была выведена из рейда, хотя и в тяжелых условиях. Достаточно сказать, что при выходе из рейда нам в общей сложности пришлось преодолеть 5 оборонительных полос противника. Когда мы двигались через район партизанского полка Лазо, противник забросал нас листовками. Содержание листовок в основном сводилось к следующему: «Вы окружены. Складывайте оружие, переходите в плен». Или листовки с отчаянным призывом: «Когда же вы, наконец сложите оружие?» (Была и листовка, на которой был отпечатан мой портрет, видимо из журнала 1941 г., где было напечатано: «Ваш генерал Белов сдался в плен, вот его портрет. Вам ничего не остается, как сложить оружие». Но к тому времени у меня уже были усы. Ни командиры, ни красноармейцы этой листовке не поверили, так как на той листовке я был без усов. Часть 33 армии со мной тоже возвращались, но из 600 человек 300 были раненые и обмороженные. Они вошли в состав 4 вдк.
Вместе с моим отходом был получен приказ, чтобы через 3–4 дня группами уходить отдельным партизанам.
Когда я летел на самолете, полковник Кононенко вел штаб. С ними увязалась одна женщина с ребенком и с мужем. Говорили: «Куда ты идешь? Оставайся, тебя убьют». Она отвечала: «Не хочу с немцами оставаться». – «Ну как хочешь». И она через линию фронта прошла и осталась живехонька и ребенок ее и муж. вообще с нами несколько сот человек мирного населения ушло, не хотели оставаться у немцев.
(У нас все вернулись с орденами, с партийными документами, удостоверения личности были в порядке (зачеркнуто).
Несколько слов об итогах рейда. Такой длинный срок рейда, как 5,5 месяцев, а вернулись мы в конце июня, и даже отдельные люди приходили в начале июля, в истории конницы был впервые. Начав рейд в январскую стужу, мы вернулись из рейда летом.
По очень скромным подсчетам противник понес в 2,5 раза больше потерь, чем мы. (Ранеными мы потеряли около 5 тысяч, убитыми около тысячи (зачеркнуто).
Наседая на тылы противника на территории важнейших путей сообщения, как Варшавское шоссе и автострада Минск – Москва, мы сорвали весеннее наступление противника, лишили его возможности наступать против главных сил Западного фронта и в июне.
Как недостаток рейда следует отметить несостоявшееся взаимодействие с некоторыми соседними армиями.
Прорыв хотя бы одной армии в наш район позволил бы присоединить ко мне второй эшелон корпуса с дивизионной и корпусной артиллерией, а также танки. Все это в полной сохранности оставалось гораздо южнее Варшавского шоссе.
Прорыв бы хотя бы одной армии в наш район организовал бы нормальную работу тыла.
И, наконец, прорвавшись, армия открыла бы перед войсками группы большие оперативные возможности.
Во время рейда в тылу врага очень большую работу провел штаб корпуса и корпусное управление. В частности следует отметить большую организационную работу врид начальника штаба корпуса подполковника Вашурина, ныне начальника штаба 1 гкд, начальника разведки подполковника Кононенко, который также ведал и диверсионной работой, и начальника связи подполковника Давиденко, благодаря руководству которого радиосвязь с фронтом и с соседями велась бесперебойно. В тылу врага было восстановлено несколько сот километров постоянного провода (, начальника шифровального отдела майора Ефимова).
Политработа среди партизан и местного населения. Громадную роль сыграл политотдел корпуса во главе сначала со старшим батальонным комиссаром Милославским, а после его эвакуации, в связи с тифом, с батальонным комиссаром Лобашевским.
Установление советской законности и среди войск и среди местного населения является заслугой, в первую очередь, председателя трибунала военюриста второго ранга Мельниченко.
Особенно крупная заслуга в борьбе со шпионажем противника, в борьбе с изменниками и предателями принадлежит особому отделу корпуса во главе с его начальником майором госбезопасности Коберниюком и его заместителем Вознюковским.
Во время рейда боепитание, в основном, шло за счет трофеев, причем зимой очень трудно было все находить, хотя брошено было очень много. Винтовочных патронов мы не одного не получили, их было в избытке на месте, для автоматов тоже самое, для противотанковых пушек – всего этого на дорогах было очень много. Не хватало боеприпасов для трофейных тяжелых орудий. (Например, мы имели тяжелые 220 мм орудия, которые в конце концов разрывались, несколько человек было ранено. Наша дивизионная группа рассказывала: после первых дней обстрела у Вязьмы разогнали… и все. Этих снарядов для тяжелых орудий почти не было, за все время, может быть, штук 40 их было доставлено. То не было прицельных приспособлений, то всякой мелочи, а когда снег сошел, мы нашли наших боеприпасов такое количество, что просто некуда было девать.
Мне ставят в заслугу то, что сколько не воевал корпус, мы почти не имели потерь среди высшего командования. За все время у нас погибло только два командира полка, начальник политотдела корпуса и комиссар дивизии, которые убиты. Из среднего командного состава – больше. Из остальных, некоторые тяжелораненые не вернулись, например, бригадный комиссар Нельзин, комиссар 1 гкд. Очень многие раненые не вернулись обратно.
У нас есть полковник Билых. Он уже за эту войну два раза ранен, да за гражданскую войну пять раз ранен. Он очень комичный человек был. Командир дивизии ему звонит, а я у него находился. «Товарищ 101, немцы готовят против вас наступление». Он отвечает: «Товарищ 101, у меня все подготовлено», бросил трубку и говорит: «Я их в кулаке держу». Не прошло и ночи, как он кричит: «Товарищ 101, меня отрезали, что мне делать?» Он после госпиталя опять возвратился в свой полк.
(Командир одной дивизии командует корпусом у меня, – это генерал Баранов. Все хорош: боевой и смелый, и рубаха парень, все достоинства за ним. Но пьет. Он если перед боем не выпьет у него все не клеится. Даже комиссар перед боем ко мне приезжает, вроде как за делом, а потом просит водки. Я говорю: «Для кого это?», – »Да вот, – говорит, – завтра бой. Если он не выпью, то и дело не клеится». Я говорю: «Ты, наверное, не для себя?» – «Нет, – говорит, – приходится делиться».
Карусевич, – ему лет 50, женился на молодой девушке 19 лет, сейчас у него уже ребенок. Где-то около Одоево заходили они в деревушку, а дивизия уже ушла вперед. Ему говорят: «Товарищ командир, у нас немцев человек 7». – «Где?» – «Да вот они». Приходят действительно 7 человек немцев безоружные, трусятся, голодные и холодные, в хату их не пускают. Жена его тоже была вооруженная. Он вместе с женою ухлопал их.
Баранов очень талантливый командир, академию кончил.
Второй командир Осликовский. Первый орден получил за мост. Он был уже помкомди-ва. Заикается, в особенности, когда волнуется. Он получил звание генерала в эту войну, будучи в корпусе. Очень известный у нас в коннице спортсмен, участвовал в конных состязаниях на скачках. Сейчас получил назначение командира корпуса где-то под Сталинградом или Воронежем. Туда уехал. У него большие связи в кинопромышленности. Он одно время был демобилизован и работал в кинопромышленности (зачеркнуто).
Кратко сказать, основной принцип нашей тактики в корпусе был такой: маневрировать на конях, драться пешком (, причем было несколько конных атак, как исключение, например, подполковник под Щеповской, когда 329 сд застряла в грязи, пошел в атаку с двумя эскадронами и очень удачно, перерубил много австрийских немцев. Было еще несколько атак, но не больших. (зачеркнуто).
(под Каширой подполковник Васильев пошел на лошади, так побил себе ноги, что даже в рейд не мог идти. Немцы сначала, когда увидели конницу, бежали, а потом увидели, что идут шагом, вернулись. Хорошо, что командир не растерялся. Коней поставили в укрытие. (зачеркнуто) очень большую роль в успехе рейда, в основном, играла замечательная конная артиллерия, прекрасно обученная. Она и до сих пор сохранена процентов на 50 старого, довоенного состава командиров. (Старый командир дивизии Небрат приехал из отпуска. Большинство из них, конечно, получили повышение. Красноармейцы тоже целиком сохранились. На 50 % дивизионной артиллерии в рейде не было, полковая была. У нас были 107 мм минометы. Это маленькие минометы, очень удобные для перевозки. Они замечательную роль сыграли. Артиллерия нас выручала во всех боях, особенно когда стала действовать одна батарея пушек УСВ, которую дал товарищ Сталин. Эти пушки и противотанковые и все что угодно. Когда мы у немцев забрали около тысячи автоматов, у нас очень хорошо получилось с автоматчиками. Тут мы применяли немецкую тактику. Положение заставляло немцев просачиваться с тыла, и мы стреляли не только по прямым целям, а вообще по тому месту, где могли быть немцы, например, по каким-нибудь кустам или укрытию.
У нас особенно хорошо была организована разведка. Эта разведка была отборная и она сыграла огромную роль. Один эскадрон был конный – причем у него было две пушки – одна противотанковая, другая полковая, потом взвод минометов и взвод пулеметов. Другой эскадрон был на машинах. Кроме того, было еще 3 бронемашины, они действовали исключительно хорошо. Благодаря такому сочетанию у нас то конники действовали, то на машинах и, таким образом, возможно было давать отдых и конникам и шоферам. Мы всегда очень хорошо знали обстановку и получали самые подробные сведения о противнике. В разведку подбирались самые отборные люди. У нас в корпусе были опытные работники – политруки эскадронов. Этот состав политработников очень быстро доводил до бойцов задачи и политическую обстановку. Это – одна сторона дела.
Другая сторона дела та, что почти все политработники были с военным образованием. Любой политрук в любой момент мог вступить в командование эскадроном и часто они действительно командовали эскадронами. Также комиссары полков и дивизий у нас были очень крепкими и очень широко использовали в политической работе боевые традиции частей. У нас каждый боец, командир и политработник гордился своей частью. (Правда, иногда это принимало извращенный смысл, доходило до антагонизма. Если скажешь, что лучше далась 9 Крымская дивизия, то дело доходило чуть ли не до драки. Приходилось воздействовать. Но, если правильно использовать это положение, то можно много пользы принести. Например, при взятии Одоево сказали: «Вы все спорите, а вот докажите, кто лучше возьмет». Один кричит: «Я посажу на танки», другой говорит: «Нет я посажу на танки» (зачеркнуто).
(У нас большую работу карательная организация проводила. Дело в том, что с самого начала было много молдаван, и мы сразу заметили, что несколько человек хотели перейти на сторону противника, потому что там тоже было много молдаван. И мы в первые же дни несколько человек расстреляли перед фронтом, что сыграло громадную роль. Но потом получили приказ отправить их в тыловые части, и мы их отправили. Это были румынские молдаване, которые не больше года прожили в Советском Союза (зачеркнуто).
17.6.43. подпись Белов
Научный архив ИРИ РАН, ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1
Стенограмма беседы с полковником Кононенко Александром Константиновичем, начальником разведотдела 61 армии 26–31 января 1943 г…
Мы получили задачу прорваться через Варшавское шоссе. Это было уже в январе.
Когда мы шли, мы встречали беспрерывный поток наших солдат, выходивших из окружения. Это было когда мы шли через Юхнов на Козельск. Они шли группами по 15-20-50 человек, а по одному все время шли. Мы их направляли.
Население при обороне Каширы также принимало участие, главным образом по укреплению тыла. Когда мы подошли к Кашире, то Кашира до некоторой степени была уже укреплена.
Дальше следует целый период тяжелых боев на Варшавском шоссе. Задача была прорвать шоссе и выйти к Вязьме. Но тылы наши отстали, не было боеприпасов и снарядов. Гвардейцы дрались штыками против танков. Дней 14 мы дрались там.
Мы решили прикрыть фронт двумя стрелковыми дивизиями. Кавалеристы 5 дивизиями, но уже очень малочисленными к этому времени, прорвались на варшавское шоссе. Первой в рейд на варшавское шоссе выходила 2-я кавдивизия, с которой я шел. Я имел счастье, кажется восьмым пройти через Варшавское шоссе, пятым прошел Осликовский. Проходили на конях. Пушек мы с собой не взяли, потому что по таким ущельям шли. По Варшавскому шоссе ходила танкетка туда и сюда. Когда она шла, мы останавливались по бокам и вели бой.
28 января мы подошли к Стреленка. Был сильный мороз градусов 30–40. люди были очень усталыми, несколько суток не спавшими от непрерывных боев. Поэтому первая наша задача была овладеть любым населенным пунктом, погреться, покормить людей и лошадей. Первым населенным пунктом была Стреленка, где находился артиллерийский дивизион противника. Дрались мы за этот населенный пункт 4 часа и не взяли его. Потом мы узнали, что следовало бы нам еще один раз нажать и взяли бы. Самое главное, что у нас не хватало артиллерии и минометов, был только один миномет. У противника были большие потери, но и у нас тоже. Два раза он пытался нас окружить, но ему это не удалось. Штаб дивизии был под командой Осляковского. У каждого был автомат, мы на них бросились и они удрали.
Тут мы установили связь с одним партизаном, который нам сказал, что здесь есть десантники, а лес там не проходимый, снег на 1,5 метра лежит. Пришлось пускать одну сильную лошадь, она дорогу пробивала, мы за нею шли цепочкой. Вторая ночь тоже прошла без питания для людей и для лошадей. На третий день мы овладели населенным пунктом. Немцы оттуда ушли. Мы заняли оборону и сказали: «День пусть на нас хоть тысяча немцев идет. Мы отсюда никуда не пойдем». Мы там окопались. Вся дивизия поместилась в одном селе, человек по 60 в доме разместились. 3 коровы зарезали, начали мясо жарить. Сена, овса лошадям достали. Не знали о том, что корпус перешел, потому что связи не имели никакой. По радио передавали, передавали – все бесполезно. А в общем на второй день пришли в Стреленку, уже немцы оттуда ушли. Они заняли место, за которое мы дрались.
К утру мы вышли в партизанский район. Там свирепствовала авиация противника, он все время нас ловил, причем мы заняли не один населенный пункт, а четыре. К нам стали приходить делегации. Мы почувствовали немного хозяевами. Питания больше достали и людям и лошадям. Стали воевать.
Осликовский принял такое решение: если и другие части не придут на Вязьму, приду я. Стали приходить партизаны. Парашютистов там было 20, там 50 человек. Днем мы хорошо замаскировались, чтобы авиации не обнаружила нас. Вечером нашелся офицер связи 1 гвардейской дивизии, мы узнали, что она перешла Варшавское шоссе, решили связаться с нею. Когда приехали туда, приезжает офицер связи корпуса. Оказывается, они стояли всего в 6 км от нас.
Дальше был рейд с 28 января по 28 июня, т. е. 5 месяцев мы были в тылу врага.
Сразу, как только все части соединились, началась организация партизанских отрядов. Эти разрозненные, мелкие группы партизан начали собираться в отряд, но вместе с тем выполняли задачу и двигались на Вязьму, 4–5 км от Вязьмы – Алексеевск.
Организовали советскую власть – сельсоветы, райкомы и т. д. Через три месяца с главным партизанским отрядом организовали крупный отряд. У нас было две партизанские дивизии: одна отдельная партизанская, особый полк под командованием Жабо. Из 75, 57 и 41 кавдивизий влили в 1 и 2 гвардейские. Стали две кавдивизии, две партизанских и один особый партизанский полк. Севернее нас прорвалась 43 дивизия, она влилась в нашу группу (Ефремовский рейд) и начали расширять территорию. Так, приблизительно, к марту или апрелю мы имели уже территорию, которая имела подходящую площадь, называли ее Бельгией. Она имела площадь 7 тыс. кв. км. Называли ее Бельгией, потому что по конфигурации она была похожа на Бельгию и по количеству километров. «Королем» Бельгии был Белов. Нам в подарок на самолете прислали персидских сигарет. И пошла шутка: «Персидский шах бельгийскому королю подарок прислал». А территорию Советского Союза называли «Большой землей».
У нас была 8 вдбр, потом были сброшены 9 вдбр, потом 213 – воздушный десант штаба корпуса 4 вдк под командованием генерал-майора Казанкина. Тогда он был, кажется, подполковником. Начали восстанавливать танки. Сами оборудовали аэродромы. Один для сбрасывания грузов, другой для посадки. Районные центры– Дорогобуж, Всходы, Семлевский район. Хоть Семлево не было, но Семлевский район был… в общем районов 5 у нас было (Ельнинский, Всходненский, Знаменский, Дорогобужский, Семлевский). Там были организованы районные центры, сельсоветы. Подписку на заем провели. Райком партии был. Даже секретарь Смоленского обкома партии к нам прилетал, его заместитель прилетал, который подписку и провел. На территории «Бельгии» мы собрали миллион рублей.
Мы имели свой лагерь военнопленных. Сначала их оставляли, а потом куда девать? Некоторых расстреляли. В этом лагере у нас было человек 30, двоих я пустил обратно, один должен был отправиться на самолете, но получилась авария с «Дугласом» и он погиб. У нас были свои машины и танки. Мы называли «Танковая бригада». У Белова даже «Мерседес» был. Мотоциклы свои были, связь осуществлялась мотоциклистами, потом по проволоке и по радио. Немного позже получили зенитные орудия. Нам сбросили два противотанковых дивизиона и роту, т. е. и людей и орудия. Снаряды мы частью собирали, частью нам сбрасывали. Правда процентов на 40 они не рвались. Организовали свои склады и ежедневно ждали с «Большой земли» высадки войск. У нас не было такого момента, чтобы мы не наступали, то на одном участке наступали, то на другом. Это вводило в заблуждение противника, иначе он бы нас скомкал. Так одна дивизия и попала в окружение. Противник прорвался в двух местах, и поэтому нам пришлось оставить идею прорыва и спасать пехотные дивизии. Мы быстро сорганизовались и начали выбивать противника, так ему и не удалось плотно окружить эту дивизию, потому что мы наступали. Большинство дивизий вышло со штабами полков, часть, конечно, осталась там.
Операцию мы проводили для того чтобы выручить Ефремова. Мы с ним все время имели связь: ночью лазутчики ходили и по радио все время имели связь.
Потом ходили Варшавку прорывать, чтобы пустить войска сюда. Каждый раз мы дрались за какой-нибудь маленький населенный пункт, брали его и территория становилась все больше и больше. Беспрерывные бои были. Если противник готовил против нас какое-нибудь наступление, мы дрались в другом месте. Он оставлял тут подготовку и бросал резервы. Если бы мы хоть 10 дней прозевали, бездействовали бы, конечно противник стал бы более реально действовать. Но мы все время действовали и инициатива была у нас.
Кроме того что мы в тылу сами находились, группы разведчиков ходили еще глубже, в Ярцево, к Смоленску, в Вязьму. Эпизодов было очень много. Например, мы произвели крушение поезда, по скромным подсчетам там было 32 вагона с боеприпасами и различными грузами и один эшелон полностью с танками. Эти вагоны были пущены под откос между Ярцево и Смоленском. Мостов много рвали, склады взрывали. В населенный пункт бели немцы стянули войска и организовали огромнейший склад. Мы разведали это дело, послали туда группировку. Она взорвала тот склад, причем взрыв был такой, что слышно было очень далеко.
Так шло дело до 1 мая. 1 мая справили там. Приблизительно с 15 мая начали замечать, что противник сосредотачивает войска в основном в трех местах. Так мы и знали, что подготовка наступления идет против нас. Числа 20 мая мы уже знали точно направление, куда он будет бить. Поэтому взорвали ж.д. мост через реку Угра (долго его не хотели взрывать), укрепили пункт Всходы, поставили там противотанковые ружья, ж.д. путь разобрали, чтобы пр-к не мог воспользоваться им.
Там были 19, 20 и часть 5 немецкой танковой дивизии, во всяком случае 19 полностью была со своими танками, 137 австрийская, потом отряд капитана Крузе беспрерывно был у нас. Противник тоже находился у нас в окружении. На ст. Угра он был окружен нами и тоже продержался месяца два. Причем мы лупили, лупили его, в конце концов выбили. Он прошел лесами. Один поляк-мельник провел их. Лошадей всех они пожрали, чуть ли друг друга не ели. На самолете им сбрасывали продукты. Боеприпасов было у них очень много. Окружено их было 600 человек. Всего их было около 800 человек, но вышло из окружения около 400 человек, два зенитных орудия было, одно 150 мм, пулеметов много, автоматов, кругом все заминировано, танки были.
22 мая противник перебросил отряд в 300 человек. Вдруг появляется отряд в красноармейской форма, – русские красноармейцы. Командовал этим отрядом белогвардеец, какой-то полковник. Одеты они были в куртки с красными нашивками на воротниках, на головах были шапки. Задача была пленить Белова и штаб. Знали приблизительно и место расположения штаба. Но мы его часто меняли. Дней 6–8, максимум 10 проживем и на другое место переходим. Фактически к месту операций перемещался и штаб.
Этот случай произошел так. В лесном массиве шел старший лейтенант 8 воздушной бригады, со взводом своих людей человек в 30 с ручным пулеметом. Смотрит – навстречу идут красноармейцы; впереди полковник. Полковник поздоровался с ним за руку и что-то его спросил. Он ему рассказал, доложил и пошел, ничего не подозревая. Те пошли в одну сторону, а он в другую. Потом этого старшего лейтенанта догоняет старший лейтенант из встретившейся группы и говорит: «Эта группировка, которую вы сейчас встретили – немецкая. Я – адъютант. Но я не хочу быть предателем». Старший лейтенант немедленно принимает решение: посылает в штаб 4 вдк, чтобы они приняли меры по окружению этой группы. А полковник, заметив, что адъютант скрылся, сразу же изменил место. Во всяком случае между этими двумя группами завязалась перестрелка, подоспела наша группа. Они сразу сосредоточились. Полковника взяли в плен. Это было уже 23 мая.
23 мая в штабе начали появляться какие-то личности, но мало, потому что красноармейцы были такие, что лучше не попадаться, тем более что наших предателей били нещадно. Те поднимали руки, а их кольями пороли нещадно. Во всяком случае человек 15 Мельниченко расстрелял. Разбежались все они по лесу. Мы узнали, что 24 мая они имели задачу пленить Белова и его штаб, чтобы управление было потеряно. Мы были у себя.
24 мая в 5.00 в пяти местах противник перешел в наступление: в двух направлениях сковывал наше движение, а в трех направлениях перешел в открытое наступление. Впереди шли танки, восстановленные наши КВ. и вот начался бой. Сколько мы могли держаться без артиллерии, без ничего? Мы держались до 17 июня. Против нас было тоже 3 танковых дивизии, 2 пехотных, не говоря о самолетах. Беспрерывная бомбежка с воздуха. Массы людей были окружены, в частности 4 вдк за рекой был в окружении, потом прорвался и вышел. Два кавалерийских полка были тоже отрезаны, часть прорвалась и вышла, как будто действуют и сейчас. Мы постепенно отходили на запад к Ельне. Противник зажал нас с востока. Мы всем распространили слух, что идем под Смоленск. Поэтому в тылу он выбросил все части, которые у него были. Когда нам осталось километров 20 до противника и дальше идти уже некуда, мы повернули строго на юг. В одно утро как вдарили и прорвали его. А куда прорвали? У нас был еще один полк под командованием учителя Казубского, полк им. Лазо.
День мы дрались. Это было совершенно неожиданно для противника. Ночью мы прорвались к этому партизанскому полку и к утру пришли к Лазо, начали зализывать раны. По распоряжению ставки оставили одну партизанскую дивизию. Она малыми группами продолжала еще отвлекать противника. С нами шли и раненые, коров гнали целые стада. Между прочим штаб корпуса использовал этих коров. Они мычат, рвутся. Противник по ним шмалит, думает что это конница. А мы воспользовались этим и прошли. Противник вслед за нами бросил все силы, и то, что раньше держал Лазо, он не смог удержать и, кроме того, у него был такой комиссар, который сказал: «Вот будут выходить из окружения, а мы должны защищать».
Пока мы подходили к шоссе прошло трое суток. На вторые сутки ночью, мы начали выступать через шоссе. Вообще шоссе на всем своем протяжении, даже если оно проходило через лес, подготовлено к наступлению. В больших пунктах имеются танки. Лес по ту сторону дороги вырублен с одной стороны на 500 метров. Значит, чистое поле, свободное для обстрела. Кроме того в лесу, в лесу у немцев обслуживающие аппараты. Например, войдем в район леса, никакого шума, ничего, а противник начинает обстрел этого кювета, уйдем в сторону, опять тоже, опять уйдем, не обстреливает – потерял. Потом мы нашли 8 таких аппаратов на деревьях.
В первую ночь прорвались через шоссе 1 гвардейская дивизия во главе с Барановым и штаб вдк. На вторую ночь противник подтянул еще силы. Мы написали ложный приказ, что будем прорываться там-то. Написали мы настоящий приказ, все по форме, только, конечно, не для исполнения. Я посадил на лошадей двух разведчиков. В одного действительно стали стрелять немцы. Он сумку бросил и убежал. После этого противник начал перегруппировывать силы. Штаб корпуса пошел в одном направлении с 8 вдбр – на запад, к Брянским лесам, к Рославлю. Через варшавское шоссе без обстрела прошли, обманули немцев мы шли к партизанскому отряду Галюга, который и сейчас там. Во всяком случае все питание и махорка, а бумага… фрицы листовки бросали, так что курить было что. Красноармейцы, бывало, идут, говорят: «Когда же он начнет листовки бросать, а он все бомбы, курить нечего». А он сбрасывал книжек по 20.
Народ истощен, конечно, был. Спали в леске, огонь нельзя разводить, потому что дым будет идти, самолеты найдут. Мокрые, холодные. Вышли в район партизанского отряда Галюги. Нам осталось до фронта километров 50–60. Здесь один день отдохнули. И в тот же день Белову приказали немедленно на самолете вылететь. В ту же ночь Белов, Щелковский, комиссар корпуса Мельниченко, Кобельнюк вылетели.
Туда прибыли: 8 вдбр, части 23 вдбр – 214, часть раненых. Нас было там полторы тысячи человек. Я остался за Белова. Начали выходить оттуда. 3 дня мы выходили, приблизительно километров 40 в район Бетлицы, в район Галюги и на третью ночь двинулись через фронт в Суровеги, Малая Савка, Киров (Смоленский). Тут меня подстрелили и 3 км пришлось идти без ноги.
Вооружение боепитание мы получали частично в лесу, частично нам сбрасывали на самолетах. Если партизанами никто не будет руководить, в данном случае партия и командование, то партизанские группы будут разрозненными, будут анархистскими. У каждой группы должны быть программа действий. И мы правильно действовали. Белов, например, фактически так делал: мы начинаем действовать, вокруг нас будет сколачиваться основной костяк.
У немцев была такая тактика: они занимали те деревни, которые были у них на коммуникациях, узлы сопротивления с таким расчетом, чтобы их защищать, например, Ельня, Спас-Деминск, Смоленск, Вязьма. Все дороги, которые им нужны были в тылу, они расчистили, потом валы устроили метра в полтора. По этим дорогам патрулируют танки; видны только башни. Между двумя населенными пунктами он поставит для патрулирования два танка, и вы уже не пройдете без потерь. У него развиты ходы сообщения. На какой-нибудь высокой точке наблюдательный пункт, – прямо крепость, которую так просто не возьмешь и штурмом тоже.
В остальных деревнях есть старосты, шпионов порядочно. Если кто-нибудь появится, налет делают.
Население так относилось, что каждый хотел видеть Белова, передвигались ночью, они знали, и каждый хотел видеть Белова. Нужно сказать, что Белов всегда носил маленькие английские усики, а тут отпустил большие. Немцы сбрасывали листовки, в некоторых писали: «Ваш Белов в плен сдался».
Настроения среди членов нашего рейда. Конечно, люди разные бывают, например, одни мой заместитель говорил, что все равно не выйдем. Я говорю: «Что же пойти в плен сдаться? Так я сам тебя пристрелю». – «Нет, не хочу в плен». – «Ну так нужно выбираться. Прикроют нас и выйдем». А шифровальщик один был, он сдался в плен немцам. Потом все рвались на Большую Землю. Эта сила, которая всех тянет.
У нас оружие было организовано, были автоматы.
Выходили в три колонны. При самом выходе одну колонну я пустил правее метров 300, одну левее метров 300, наша – центральная.
Население мы не брали с собой, но одна женщина со слепым мужем и ребенком пристроилась к нам. Я даже специальное оцепление выставил, чтобы люди не приставали. И что же вы думали? Этот ребенок кричал вовсю, когда мы тихонечко сидели. Эта женщина слепого мужа за руку вела, а ребенка на руках и вышла все же здоровой. И еще мальчик лет 14 вышел тоже спокойно. Там, если бы объявить, так знаете сколько бы вышла целая армия. Часть из наших, которые остались там, организовывали партизанский отряд. Это был майор Бойченко. Только 3 декабря 1942 г. он пришел сюда и с ним 29 человек. Он сейчас начальник разведки 2 гвардейской кавдивизии, как и был.
За этот рейд все награждены. Я тоже был представлен к ордену Отечественной войны 1 степени, но не награжден.
Научный архив ИРИ РАН, ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1
Стенограмма беседы с Гв. подполковником Юховым Александром Ивановичем, начальником политотдела 9 гвардейского стрелкового корпуса
30 января 1943 г…
После этого перед нами была поставлена задача идти в рейд на Варшавское шоссе. Долго бились в районе Долгое. Когда мы пошли для того, чтобы нам перерезать Варшавскую дорогу, мы долго бились в районе д. Долгое (около недели), потом у д. Людково, и нам никак не удавалось пробиться. Характерно то, что все деревни были пожжены и торчали одни обгорелые трубы, населения почти ни одного человека не было. Это мы уже были за линией фронта, но еще не за Варшавским шоссе. Фронт проходил около Мосальска, а мы вклинились в этот район. За нами должна было пойти одна из армий, и здесь мы встретили наши населенные пункты, исключительно пожженные. Вот деревня Новая Роща, Поляны – все было уничтожено немецкой авиацией. Затем дер. Починок вся была снесена авиацией. Эти деревни были уничтожены во время нашего летнего отступления.
Второе, что наиболее характерно, что немцы во время зимнего отступления жгли все на своем пути и оставляли одни только трубы от домов. Один из характерных примеров (не помню сейчас точно название деревни), мы были уже под Варшавским шоссе, пришли в деревню, нам рассказывают (в деревне сгорело 7 домов), как одна женщина заколола вилами немца. Немцы специально оставили группу солдат в 7-12 человек с бензином или керосином, которые поджигали дома, специально поджигающие группы. И вот одна из колхозниц заколола вилами немца из такой группы.
Во второй деревне тоже рассказывали, как колхозные ребята 12–15 лет нашли пулемет и из этого пулемета по поджигающим немцам открыли огонь и тем спасли деревню, немцы не успели ее сжечь. Точно эти деревни я сейчас назвать не могу.
В конце января 1942 г. мы пересекли варшавское шоссе. Как мы его преодолели? Я, как начальник политотдела, получили задание от командования приказ идти с 230 и 234 полками. Задача была такая: полк проводит разведку в разных местах. Делали одну попытку, но очень неудачную.
Только вошли в лес, немцы нас взяли в оборот. Бой шел часов 5–6, но отбились. Они вели минометный и артиллерийский огонь. Здесь мы имели незначительные потери и раненые были под Варшавкой. Старший л-нт Симгин, начальник штаба 230 полка, повел колонну вечером, в составе двух полков на Варшавское шоссе. Раненых захватили с собой. Комиссар полка Расминрдеев был ранен в плечо, Симгин тоже был ранен. Но все прошли Варшавку. По моему распоряжению поставили истребителей с птэрами. Таким образом наши полки и даже обозы 234 полка прошли.
Политотдел взял с собой все партийное хозяйство. Я уже не говорю о переписке и директивах, а учет коммунистов, статистические карточки у нас были, отчетность вся была, абсолютно вся, протоколы партийных собраний, партийных заседаний, заседаний партбюро, которые были часто – все это мы взяли с собой, т. е. все партийное хозяйство пошло с нами. Значительная часть партийного хозяйства (у нас были запасы всевозможных бланков) все это осталось на той стороне Варшавского шоссе. Но когда мы пошли туда, партийный отдел все время работал в рейде. Дней 5 мы там ходили. Там были бои.
Тем более характерные моменты были такие. В течение нескольких суток наши бойцы совершенно не имели отдыха, конский состав было нечем кормить. Люди ели сухой паек, они были обеспечены продовольствием, но отдыха они не имели и тем не менее выдерживали и вели бой.
Первый населенный пункт, в котором нам пришлось в первый раз быть, там мы дали войскам отдых, был… Настроение людей было исключительно хорошее. Мы подходили к населенным пунктам ночью опрокидывали и уходили. Так что в течение короткого времени мы освободили большой населенный район. Население встречало нас исключительно хорошо.
3-4 февраля наша дивизия имела первый бой, очень удачный, на этой стороне варшавского шоссе у дер. Молошино. Ночью выбили немцев из д. Зобново, которую мы заняли 34 февраля. Немцы, узнав, что в Зобново пришли какие-то части, решили нас пощупать. Они сообщили в Молошино, что пришли партизаны, потому что они не знали, что это за части. Колонна немцев человек в 250 идет из Молошино идет числом в 12 человек. У нас командир полка был Павлов, а комиссар полка старший политрук Расминдреев. Устроили засаду, подпустили немцев на расстояние 100 – 75 метров и уничтожили здесь свыше 150 фрицев. Там снег очень глубокий был по обе стороны дороги. Когда их подпустили сюда, едут их повозки. Они нас не ожидали. Так мы и ушли, а они остались лежать. Население их обработало: отрубило пальцы с кольцами, снимали сапоги.
В боях под Молошино отличился сержант кандидат партии Косачев из 230 полка, из своего автомата он уничтожил свыше 15 немцев. Ворвались в Молошино, взяли незначительные трофеи и пошли на Мишино (направление к Вязьме). Немцы были выбиты из деревни Мишино 230 полком. Это было 3 или 4 февраля. Потом были освобождены деревни Антошино, Михалево, Хорьково. Деревня Хорьково тоже была занята 234 полком. Таким образом, немцы были выбиты из 5 деревень и одной только дивизией.
Потом получили приказ отойти и пойти на д. Стогово, чтобы с этой стороны напасть на Вязьму. Заняли Стогово, затем Парсино и подошли к Вязьме километров на 6.
Как дрались сибиряки? Зверски дрались. Можно привести пример с этим сержантом Касаче(вы)м. Касачев в последующих боях с 8 человеками убил 38 немцев. Он был дважды ранен, бойцы вынесли его на руках.
Пулеметчик Топорков сибиряк Новосибирской обл. уничтожил 40 немцев. Сейчас они оба погибли. Сержант Косачев погиб в дер. Капустино в марте месяце, Топорков тоже в марте.
Характерный пример можно привести с бойцом Огурцовым. Когда наши части наступали на районный центр Семлево, этот боец Огурцов прикрывал с пулеметом с фланга. Там был разбитый танк. Он залез в этот танки вел огонь по немцам. Немцы подтянули свои резервы. Задача была поставлена эскадрону отойти, дать возможность отойти на другое направление, взять эту деревню. Боец Огурцов, находясь в этом танке, вел бой до последнего патрона. Немцы подошли к танку, он выбросил последнюю гранату и несколько раз раненый вел бой. Он так и погиб в этом танке, не вышел оттуда. Непосредственно около танка были десятки немецких трупов. И еще на правом фланге, когда он косил пулеметом немцев, очень много было убитых немцев. Этот боец Огурцов был представлен к награде – ордену Ленина, но материал, видимо, остался в тылу и не дошел до Западного фронта.
С тов. Косачевым (коммунистом) был исключительно интересный эпизод. Он командовал взводом. Когда наши части находились в полукольце у дер. Гришино, нужно было спасти положение. Командир полка поставил задачу Косачеву – зайти во фланг немцев. Он выбрал для себя оружие, оставил 12 человек на этом рубеже, а сам с 6 человеками пошел в обход немцев, ударил по немцам. Части, идущие прикрывать э то кольцо, до роты немцев, он обратил в бегство, уничтожил 38 немцев и ворвался в дер. Старое Капустино. Но поскольку они (немцы) открыли огонь, он (со своим отрядом) вынужден был отойти. В том бою он был дважды ранен. Бойцы перенесли его на руках, как тяжело раненого. Он не покидал поста, руководил взводом и при вторичном наступлении был убит превосходящими силами немцев. Так геройски погиб коммунист Косачев. О нем писали во фронтовой газете «Красноармейская правда», но там писали очень скупо, взято из политдонесения. Точно также о Топоркове и Огурцове было сжато написано.
Когда мы пробивались через Варшавку, была помещена статья в «Советской Сибири» под названием «Секретарь большевик», это было написано о бывшем секретаре райкома Силкине, потом он был комиссаром полка на месте бывшего комиссара Фищука.
Один населенный пункт долго не могли взять. Он сам возглавил эскадрон человек 75. населенный пункт был взят. Сам он погиб. На самом трудном месте всегда был Силкин. Всегда воодушевлял бойцов на смелый подвиг. Сам он сибиряк, бывший секретарь Чановского райкома партии.
Как мы организовали работу среди населения? Несмотря на трудные условия в рейде, мы проводили партийно-политическую работу. Все коммунисты у нас были с партийными документами. Хоть потрепалась обложка, но я до сих пор ношу с собой партийный документ, который был со мною в рейде. Партийные собрания мы проводили в непосредственной близости от противника, с выставлением охранения. У дер. Пудьково в снежной траншее мы проводили партийное собрание одного из полков. Обсуждали, например, также вопросы: о ведущей роли коммуниста в бою и т. п., принимали в члены партии там же, хоть партийные документы не выдавали. Приток в партию был большой. Проводили подписку на Госзаем среди населения и среди бойцов. Я боюсь точно сказать цифры, но все-таки они были значительные. У населения остались деньги, потому что когда отходили наши части, там никакой торговли не было. Население очень охотно отдавало свои средства по подписке на заем, а так же и бойцы и комсостав, некоторые командиры отчисляли полный свой заработок. Мы свою заработную плату там не получали, а приехал сюда, сразу за 7 месяцев получил. Когда вышло постановление о выпуске госзайма, во всех наших частях дивизии были проведены митинги и организован сбор. В течение двух дней у нас были охвачены даже те части и подразделения, которые находились в боевом охранении.
Также работали наши советские и партийные органы, которые туда пришли. Работали, надо сказать, конечно, в относительно спокойной обстановке. Когда мы пришли, их не было, но на местах находились местные советские и партийные работники, они были в одном партизанском отряде. Там был небольшой партизанский отряд, он занимал один населенный пункт. А мы забрали Молошино, Забново, Большое и Малое петрово – в общем сотни деревень. И во всех районах, которые мы занимали, функционировали органы советской власти и партийных организаций, органы особого отдела НКВД, работали представители, уполномоченные Наркомзага или заготовки, крестьяне сдавали свою продукцию. Тол что при немцах было закопано в землю, крестьяне охотно сдавали нам без всяких просьб. Достаточно сказать, что когда мы заняли дер. Зоброво, председатель колхоза первый пришел к нам и спросил: «Сколько нашей части нужно хлеба?». Мы спрашиваем: «А хлеб-то у вас есть?» – «Есть хлеб, есть мясо, есть молоко». И нам пригнали корову, снабжали мясом. Мы отсюда ни мяса, ни хлеба не получали. Жили во всем на средства местного населения. Население встречало нас исключительно хорошо. Мы восстановили советские органы, прежде всего в Семлевском районе. Районный центр Семлевского района был в Хватовском заводе, потому что само Семлево было занято. Это километров 30–40 от Вязьмы. Немцы занимали Михали. Волосово-Пятница, Бели, Зобново потом были заняты немцами. Мы стояли в Матюшино, Сдвижки, Путново.
До нашего прихода районное руководство (секретарь райкома партии и председатель райисполкома) создали партизанский отряд во главе с Петруниным. Он был инициатором организации двух партизанских отрядов. Он нам предал сначала один отряд, потом другой.
Сама жизнь в этом районе протекала нормально: был восстановлен сельсовет в своих правах, восстановлены в правах колхозы. Надо сказать, что население здесь было исключительно хорошее. Была полная уверенность, что наши части Красной Армии прочно здесь осели и фронт наступает. Особенно это чувствовалось в феврале – марте месяцах.
Представителей немцев мы расстреливали. Обычно большая их часть убегала с немцами. Когда мы пришли, мы являлись организующим центром партизанского отряда Петрухина. Во Всходах организовался партизанский отряд «Северный медведь», в районе Дорогобужа был создан партизанский отряд Дедушки, потом им. Лазо, Бати (бывший директор средней школы, кажется В.В.Козубский), комиссаром у него был Андрей Юдаков, бывший комсомольский работник. Сейчас они, по моему, в Горьком находятся.
Потом создался партизанский отряд в районе Угры «ХХ1У годовщины Красной Армии», руководил им полковник Шевелев. С нашим приходом там развернулась сеть партизанских отрядов из местного населения и бывших бойцов, оставшихся в окружении у немцев.
Какую возможность давали эти партизанские отряды? Во-первых, они вели активный отрез немцев, находились в наиболее выгодных местах рубежа. Мы очищали территорию, устанавливали связь с партизанами. Потом уже, согласно приказа фронта, мы этим партизанским отрядам придали обычную воинскую организацию. Но все-таки они были партизанскими отрядами. Потом были созданы первая и вторая партизанские дивизии. Например, был партизанский отряд под командованием Жабо. Когда мы создали эти отряды, они на Днепре заняли Соловьевскую переправу с дивизией, которой командовал генерал-майор Баранов. Дорогобуж был полностью занят. Начали восстанавливаться некоторые предприятия, например, мыловаренный завод и т. д. к концу мая мы заняли очень большой район. Районный центр Всходы был занят нами. Перед сельсоветом Семлевского района, нами была занята часть Знаменского района. Восточная часть Днепра, – Дорогобужский район, – была занята нами и часть западного берега была занята нами. Часть Ельненского района была занята нами. И везде в этих районах функционировали права советской власти и партийной организации. Мы занимали там территорию полторы Бельгии. Территория шла так: Дорогобуж, Бушаково, Сакулино, Красная Поляна, Подрезово, Стогово, Пасека, затем территория шла несколько по жел. дор. И одно время в Михали, до Желанье. На юге мы немного не доходили до Варшавского шоссе. Ельня несколько раз бралась нами, но мы ее не удержали. Затем занимали: Горбачевка, Щербин, Соловейки, Бержники – это партизанский отряд Лазо. Грубо таким ориентиром можно назвать: Дорогобуж, Бушаково, Стогово, Желанье, Всходы. В километрах это точно дает полторы Бельгии. Мы один фронт только по одной линии держали от Вязьмы 117 км.
Функционировали все советские и партийные органы. Все наши советские законы были восстановлены в своих правах. Вся организационная работа была проведена в первое время. население нам оказывало большую помощь в создании оборонительных рубежей. Советские и партийные организации помогали обеспечивать семьи военнослужащих, которые остались без хлеба, без питания. Была установлена определенная норма выдачи продуктов питания. Точно также население было организовано на проведение сельскохозяйственных работ к весне. Весною те колхозы, которые имели определенный семфонд, начинали сеять именно как колхозы. Наши бойцы помогали вспахивать индивидуальные огороды, потому что конского тягла было мало и часть трофейных лошадей была передана колхозам, где организовали работу на этих конях: вспашку индивидуальных огородов и т. п.
Как население относилось к нам? Население нам собирало орудие, боеприпасы, – там было очень много боеприпасов. Восстанавливало нам танки и пушки. Наша дивизия, в своей материальной части, не имела пушек, потому что мы не могли протащить их по лесам. Мы создали такие батареи и в каждой батарее было 3 орудия. Затем создали минометные батареи, вооружились там станковыми и ручными пулеметами. Имели там такое количество боеприпасов, которого наши части по планированию, конечно, никогда не имели. Вначале мы жили в лесах, затем занимали населенные пункты и жили в населенных пунктах. В лесах жили без землянок, в шалашах, и уже летом, и уже летом, в самое трудное время жили в лесах, частично в лесах, частично в землянках. Когда выполняли приказ командования Западного фронта, соединялись с нашими частями. Когда я был назначен уже в 329 стрелковую дивизию, которая входила в состав группы Белова, она полностью была ему подчинена. Я перешел туда в конце марта по приказу генерал-лейтенанта Белова и бригадного комиссара Шилковского. Затем был утвержден Западным фронтом комиссаром 329 дивизии. Когда эта дивизия была восстановлена в штатах дивизии, она дралась здорово. Пополнение она получала из местных окруженцев.
Как мы дрались там? Население нам помогало нам во всем. Сначала продуктами помогало снабжать, потом боеприпасами и оружием. Председатель колхоза из Зобново, например, поставил свыше десятка минометов, около такого же количества пулеметов, несколько десятков тысяч патрон и очень много ручных гранат.
Очень большую помощь оказывали нам дети. Не было такого дня, чтобы дети не приносили нам из лесу патронов и оружия. Когда началось таяние снега, были также несчастные случаи с этими детьми при сборе оружия. Он берет винтовку, она заржавела, начинает ее вертеть и получается какой-нибудь несчастный случай. Но, не смотря на это, дети охотно шли к нам на встречу, вели беспощадную борьбу с немцами всеми средствами.
Нам было трудно с медикаментами. Население собирало у себя медикаменты, давала нам йод и другие медицинские препараты. Немецких медикаментов было очень много. Все это собиралось и сдавалось нам. Особенно характерно этот сбор происходил в дер. Коланики. Там осенью стоял какой-то госпиталь или санитарная часть. Когда они ушли, население забрало все себе. А когда пришли мы и у нас была необходимость в этих медикаментах, население само приносило нам их: «Товарищи, вам не нужно ли это, не нужно ли это?» мы возили прямо мешки с собой. Каждый боец был обеспечен 2–3 индивидуальными пакетами.
Как дралась стрелковая дивизия? Наиболее активные бои она вела, начиная с 24 мая 1942 г. Наиболее характерным боем я считаю бой у дер. Митино. Там был один из жестоких боев. Одна рота, где командиром части был ст. л-нт…, комиссаром полка в то время был ст. политрук Тихонов, в свое время бывший комиссаром артиллерийского полка. (Это была рота 1112 полка 329 дивизии) держала оборону у Митино. Отряд бойцов, который назывался ротой, примерно в составе 45 человек держал в течение двух суток этот пункт и уничтожил около 600 немцев.
Эта деревня чем была выгодна? Она стояла на высоте, на такой сопке. Там были сделаны блиндажи. Особенно там отличился командир пулеметного отделения старший сержант Рожков. Он был участником гражданской войны 1899 или 1898 года рождения, пожилой. В один день немцы предприняли на дер. Митино 8 атак и шли лавиной, пьяные шли цепью. Одна атака проходит, потом другая, и так в течение дня 8 раз. Потом немцы пошли на хитрость. Они взяли часть гражданского населения (женщин) и пустили вперед. Женщины кричали: «Стреляйте в нас. Все равно погибнем». Эта атака тоже была отбита. Часть женщин перешла овраг и спаслась. От этой деревни Митино, впоследствии по приказу командира дивизии, отходили полдня к дер. Татарщино, и за эти полдня было уничтожено около 100 немцев. Это характерный момент, рисующий исключительную устойчивость бойцов стрелковой дивизии. Тут же находился командир полка ст. л-нт.
Второй характерный бой этой дивизии был у дер. Шилово. Здесь можно видеть, как предана нашей родине наша молодежь. Деревня тоже расположена по скату горы. Здесь оборону держала одна рота, в которой самому старшему бойцу было 19 лет. Она состояла из 17-18-19 летних партизан, организованных тов. Петруниным. Их было 60 человек – этих бойцов-юношей. Держали деревню около 3-х суток. Немцы автоматами пытались их сбить, самолетами тоже ничего не выходило: ни один из них не отступил без приказа. Эта рота вся погибла, но что характерно, что бойцы, будучи ранеными, все равно дрались. Когда я узнал о таком положении, мы послали туда подкрепление во фланг, отбили немцев. Оказывается немцев наступало больше батальона. 5 оставшихся в живых бойцов получили приказ отойти и только тогда отошли, взяв с собой раненых. Командир роты имел наблюдательный пункт на церкви. Командир лейтенант… из бывших регулярных частей, но тоже был в партизанском отряде Петрунина. Этот герой сказал: «Выпускаю последний патрон и погибаю. Ломаю аппарат». Поломал аппарат и после этого погиб. Под этой деревней было уничтожено около 350 немцев этими ребятами. Когда мы узнали о таком геройстве, мы просто удивились, мы никогда не ждали такой стойкости от такой молодежи, которая прошла боевую подготовку у Петрунина всего в течение двух недель. Это все бойцы 329 дивизии. Они сначала были в партизанском отряде, потом были влиты в дивизию, как подразделение.
Характерные бои были, в которых выразилась хитрость немцев. Немцы, многих своих солдат одели в женскую одежду, именно первую цепь. Население шло за нами. Сотни тысяч людей с детьми шло за нами. Все, что можно было забрать с собой, они забрали и тащили. Весна, конец апреля – начало мая, грязь, но население шло за нами и говорило: «Только не оставляйте нас с немцами».
В одном из населенных пунктов в районе Пустошка немцы пошли на хитрость: одели женскую одежду, сарафаны и идут впереди атакующих частей. Наши бойцы решили, видимо население выгнанное. Часть их оделась в мужскую одежду, но в лохмотья. С какой целью это было сделано? Что вот даже и население идет против нас. Такой жест был сделан. Когда наши бойцы разгадали эту штуку, наше охранение доложило командиру роты, что идут немцы, переодетые в женской и мужское гражданское платье. Приняли бой. Когда их наколотили, оказывается, около 60 солдат были одеты в эти лохмотья.
Другой эпизод такого же провокационного порядка. Их танки прибывали, сосредоточилось уже около 150 танков. Наша часть с участием корпуса Жабо несколько танков подбили. Тогда противник сделал макеты танков на грузовых машинах и пустил их. Как из пулемета попали в радиатор, так и готово. Также разгадали эту хитрость врага. Они уже не могут в достаточном количестве танков здесь пустить. Этот маневр был также вскрыт нашей дивизией. У нас противотанковых средств было недостаточно, отражали пулеметным огнем.
Наиболее характерен еще такой эпизод из боев этой дивизии. Мы были тогда в лесах в районе Соловеньки и Щербина. Мы пришли в эту деревню на рассвете. Когда колхозники выгоняли скот в поле. Генерал прислал благодарность: «За действия в ночь на 8.6 нашей дивизии объявлена благодарность. Заслуживайте представлению к гвардейскому званию». Подписано Беловым и комиссаром корпуса Шелковским.
Население встретило нас с молоком, с хлебом. В этих деревнях ранее действовали только партизанские отряды. Население не видело регулярных частей Красной Армии. Это было значительно южнее Ельни. С такой горячей любовью встретило нас население.
Наиболее характерный бой, за который командир дивизии, комиссар дивизии и все бойцы и командиры получили благодарность, это бой у Ельнинского большака. Когда нашими частями была взята деревня Березовая высь, 1112 и 1114 полки внезапным ударом выбили немцев из этой деревни. Немцы никогда не ожидали, что их могу оттуда выгнать. Они поставили на шоссе танки. Мы взяли там прекрасные трофеи: много лошадей, складов с продовольствием и боеприпасами. Таким образом, мы дали возможность всем частям корпуса пройти через этот большак и выйти на Ельню (это был уже момент отхода). Здесь бойцы этих полков показали образцы храбрости и геройства. Особенно полк, где комиссаром был Тихонов и 1114 полк, где командиром был майор… (сейчас он командует бригадой), комиссаром этого полка был старший политрук Голиков.
Наступление немцев начинается с 24 мая в районе Вязьмы (с севера), с Знаменки (с востока), чтобы оттеснить нас к Дорогобужу, смять нас. А у нас одна часть держала оборону у Дорогобужа, другая отходила на завод с боями. Мы имели первоначальной задачей держать Дорогобуж. Но когда тут сосредоточились два армейских немецких корпуса, мы получили приказ отойти. Об отходе сначала узнал комсостав, а они довел до бойцов. Знали, что мы идем на соединение со своими частями фронта.
Из Дорогобужа мы повернули на юг, вышли в район Ельни, прошли саму Ельню, были в городе. Ельня была наша. Ее держал партизанский отряд им. Лазо. Потом наши части ушли, прикрывали ее с двух сторон.
Расстояние было примерно 4 км. Мы утром приехали. В городе остались три здания: тюрьма, школа и больница. Но потом и они тоже не уцелели. Из населения никого не было видно. Мы вышли уже в район деревень Соловеньки, Щербинка, Шатьково, Заболотье, Горбачево, Михалевка, река Присмара. Здесь мы вели бой с задачей прорвать Варшавское шоссе, выйти на юго-восток Варшавского шоссе к Кирову Смоленской обл.
Пришли мы в Буду. Здесь немного отдохнули, получили задачу, кругом обойти дер. Колпино. Задача была поставлена – форсировать Варшавское шоссе, занять его, дать возможность прохода нашим частям корпуса и группы.
Первую попытку мы сделали 16 июня. Часть войск прошла, в частности генерал-майор Баранов, часть десантников прошла. Немцы создали такой крепкий район обороны по шоссе, они контролируют его все время и здесь сосредоточились войска. Они не могли не знать, что мы идем и выход на Варшавское шоссе будем делать из леса, тем более, что район десны их. Потом нас все время сопровождала немецкая авиация, этот проклятый «костыль». Они из Шуи все время вели огонь по нас. Когда мы с майором Солдатовым, ныне полковником, командует дивизией, подошли к Варшавскому шоссе на 15 метров от кювета, но пройти не могли: непрерывный, неумолкающий ни одну минуту огонь, начиная с часу ночи и до 3 часов: пулеметный, минометный огонь, огонь с танков. Примерно в 5040 метрах от Варшавского шоссе все очищено от леса, разве только… остались. В кювете огневые точки, которые нам не видны. Противник ведет огонь из Хоченка, Бельсиновой, с другой стороны дер. шки, Покровское тоже были им заняты. Когда мы подошли к Зайцевке, оттуда был открыт губительный огонь. А потом мы с командиром дивизии не можем одни пройти. Что же мы одни пройдем, а войска где? Войскам нельзя было пройти, уничтожающий огонь. Лежали мы с ним тут около 3 часов. Связь держали через посыльных. Все ждали подходящего момента. Получили приказ отойти, потому что уничтожают живую силу. Собрались в этом лесочке, затем поехали в район Котлино верхами, выехали в лесной массив юго-восточнее Котлино, где был генерал-лейтенант Белов. Он дал немножко другой район. Выйдя с 18 на 19 число в другой район, в одном месте мы сели. Нас всех сбила в лес артиллерия. Там такая грязь была, лошадям по пузо, где же тут артиллерия пройдет? Тяжелые минометы тоже пройти не могут. Они застряли на реке, мы не смогли их вытащить, оставили в районе Старая Жаровня. Здесь мы бились целую ночь. Часть людей прошла. Один батальон полностью прошел без единого выстрела и углубился через Варшавское шоссе, и отдельные подразделения из других полков прошли. Потом мы подошли метров на 150 от Варшавского шоссе в лес, командный пункт был тут. В это же время генерал-лейтенант Белов проскочил еще западнее. Наша задача была идти на Киров.
Между прочим, в последствии отдельные подразделения со своими командирами выходили тут, то в том районе, то южнее Кирова. Киров был тогда в нашем районе. Фронт шел по Верхнее-Песочной. Даже пройдя Варшавку, мы били еще в тылу врага.
По плану первый этап в 20–22 км мы должны были пройти за. часов, конечно бои обязательно должны были быть. Тут кругом немцы и все время нужно было отходить с боями.
Второй этап 16–18 км – 5 часов.
Третий этап 26 км – 7–8 часов.
Четвертый этап 32 км – 8–9 часов.
Всего – 100 км.
На самом деле это путешествие протекало так. Части вышедшие 19 июня, вышли на соединение с нашими частями фронта 26–27 июня, некоторые вышли 24 июня, но основная масса – 26–27 июня.
О встрече. Перед линией фронта нашим частям пришлось вести бои с немцами. Поля были очень минированы. Объехали эти минированные поля. Вели разведку, потом соединились. Вся армия, стоящая здесь, знала, что мы идем, и, когда вышли в район наших частей, в район г. Кирова., была исключительная теплая, товарищеская любовная встреча со стороны наших бойцов и командиров. Все бросились в объятия к нашим бойцам. Шуточное ли дело – 6 месяцев, а некоторые сидели год (с августа-сентября), будучи окружены, не видя регулярных, фронтовых частей. Бойцы фронта отдавали последний свой паек, все, что только имели. Товарищи сразу получили возможность отдыха, им немедленно была оказана медицинская помощь. Раненые, которые выходили немедленно на самолетах были отправлены в госпиталя. Все были обмундированы и отправлены в тыл на отдых.
Майор Колотовкин рассказывает сейчас такой эпизод: вся сотня бойцов, которая с ним вышла, бросилась целоваться с встретившими их частями Красной Армии. От радости многие плакали. Остальные люди, которые выходили позднее, тоже в этом районе принимались. Часть выходила в район. лятино. некоторые подразделения действовали в партизанском отряде в этих лесах.
Если перевести в километры, то путь отхода равняется приблизительно 500 км. Мы получили приказ от командования корпуса генерал-лейтенанта Белова майору Солдатову объединить все силы. Этот приказ потом был отдан и Жуковым и Булганиным. Мы объединили все силы. Генерал-лейтенант Белов прошел, вся основная группировка вышла.
Мы получили этот приказ и пошли от Варшавского шоссе на север в Нарышкинский лес в район Котлина. Собрали часть людей, объединили их, поставили командиров. Прошли в северную часть Нарышкинского леса в район Горбачевка, где раньше был командный пункт генерал-лейтенанта Белова. Оставаться тут нам не было возможности, потому что противник блокировал этот лес. Мы пошли в район Горбачевка и Полхова. Мы засели юго-западнее Полхова. Немцы занимают тогда дер. Андреевка, Роганы, Горбачевка, Турбаевка, Лесной завод, Гута, Присмара, Деминск, Рылинки, хутор Панеева Гора, вокруг нас лес. И вот в этом лесу мы сидели 6 суток. Нас там было около 300 человек, но это были уже разрозненные остатки с кавалерией, часть наших дивизий, часть партизанского отряда. Все были с оружием, с тем, что можно носить с собой. Здесь наши товарищи забыли запах хлеба и вкус соли. Ели траву «заячью капусту» (такая рослая) и коней, которых убивало. Решили сделать вылазку, достать, что-нибудь. Сделали разведку на д. Роганы. Пришли разведчики и сказали: «Начальник политотдела Птичкин, батальонный комиссар младший лейтенант…, работники штаба дивизии и 3 бойца пошли в деревню. В деревне немцев нет. Принесли в карманах картошки. Жители дали 50 гр соли и все. Позднее часа через полтора колхозница привела в лес корову. Эту корову мы и зарезали. Колхозница говорит: «Когда раньше принадлежала партизанскому отряду, была у меня, я ее отдаю, кушайте, товарищи». А сама ушла обратно, сказав, что в д. Роганы через час – через два придут немцы. Они заняли деревню, потом ушли. И действительно вскоре туда пришли немцы.
Здесь мы встретились с командиром роты партизанского отряда имени Лазо – Андреевым в районе Плохово. С ним наша группа во главе с командиром дивизии Солдатовым и мною пошла в Плохово, Ново Андреевское, Дешева, Займище, в Мутищенский лес на соединение с партизанским отрядом им. Лазо.
Соединились с партизанским отрядом имени Лазо. Впервые за 9 дней нас угостили сухарями и сахаром. По маленькому кусочку сухарей дали.
В этом лесу мы связались с командующим фронтом по радио, приняли меры к розыску генерал-лейтенанта Белова. Мы не знали где он. Примерно 27 июня нам сообщили, что генерал-лейтенант Белов жив и здоров. Нашей радости не было конца. Мы исключительно боялись за его судьбу, потому что оторвались, не знаем где он. Провели беседу со всеми бойцами, что генерал-лейтенант жив., принимает меры к оказанию нам помощи. Получили поздравительную телеграмму от Жукова и Булганина: «Поздравляю вас с соединением с частями, с успешно совершенным переходом обратно. Объедините руководство всеми частями, подразделениями, которые находятся там».
Мы выполняем эту задачу и по всему этому массиву собирали людей и вместе и вместе с тем дрались с врагом.
Немцы занимали село Клин. Как раз у них происходило совещание старост. Село Клин Ельнинского района. Это село было окружено 12 танками. Немцы там проводили агитацию старост на уловление партизан беловцев.
Находясь в Мутищенском лесу в районе отметки 227,2, мы устроили там шалаши, несли охрану, и так пока жили, дрались с немцами. Этот лес был полностью блокирован. Получили приказ от командующего фронтом, собрать раненых, свободный, излишний комсостав вывозить на самолетах. Командующий фронтом тов. жуков и тов. Булганин подбросили нам оружия и продуктов, давали самолеты. Самолеты не садились, просто сбрасывали продукты в лес, примерно точно сбрасывали, мы разводили костры.
Был один интереснейший случай. Ночь. Много костров, видимо, развели. Летчикам определить место прямо для сбрасывания продуктов было невозможно… Летчик на У-2 пролетает над лесом, где группа костров, говорит: «Выключите мотор» и кричит: «Здесь или нет партизаны Лазо?». Народ еще не спал, кричит: «Здесь, здесь». Он на второй круг заходит и спрашивает: «Здесь партизаны Лазо?» Все кричат: «Здесь».
Когда мы получили приказ от командования фронта о вывозке раненых и лишнего комсостава, мы такую посадочную площадку нашли в Красики, Будники, Колпинка, Заречье. Когда выбирали, немцев не было. Выбрали, дали шифровку командованию фронтом, что здесь можно сажать и «У-2», и «Дуглас, площадка соответствует своему назначению. Выставили охрану площадок. К вечеру подошли немцы, сбили охрану. Пришли человек 400 с пулеметами, с пушками, с танками. Мы незамедлительно дали шифровку командованию фронтом: «Самолетов не высылать. Занято немцами». Стали искать новую площадку. Нашли в районе Новых и Старых Лук. Тут дорога идет, по ней ходят немецкие машины, транспорт, люди. У немцев в этом районе днем выставляется охранение. Мы с тов. Солдатовым установили наблюдение. Установили, что немцы на ночь уходят отсюда и никакого движения нет: поскольку здесь партизанские части, немцы боятся ходить. Тогда мы для пробы выставляем свою охрану в районе Старые Луки, а там только дорога 300 метров и больше ничего. Спокойно поставили охрану, даем шифровку, что ночью с таких-то до таких-то часов площадка свободна. В первой партии пришли 18 У-2, сбросили продукты и сделали посадку на дороге по 2-3-5 самолетов сразу.
У нас были устроены костры. Немецкая разведка обнаружила здесь наличие костров и шум моторов, никуда же не скроешь, кругом немцы. Немцы, маленькими группами пытались, видимо, помещать посадке самолетов. Но мы хорошо отправили раненых, все самолеты поднялись и ушли с грузом.
На следующую ночь 22 самолета прилетели. Заботы со стороны командования фронтом – тов. Жуков и тов. Булганина, а также товарища Сталина была проявлена исключительная.
Потом получили приказ от тов. Жукова вылететь нам самим, оставив там за себя руководство. Эту задачу выполнили. Объединили партизанский отряд. Он сам по себе был объединен. Мы создали подразделение примерно в 375 чел. уже организованных бойцов и командиров с комсоставом, с политработниками, оставили их и 4 июля на самолетах вылетели, тоже было 18 самолетов. Комсостав вылетел.
Прибыли в распоряжение военного совета Западного фронта. Меня отправили на лечение: в доме отдыха был, в санатории был и потом поехал работать. Я был ранен до перехода варшавского шоссе 21 декабря 1941 г., но из строя не выходил. У меня был перелом седьмого ребра и первого позвонка. Если бы в госпиталь там ложиться, то сколько бы народу там ложилось. Я ходил месяц на перевязку, врачи долго не могли определить, что такое, потом уже в Мосальске определили, там профессор наш был. Мы взяли с госпиталем. Он сказал: «Счастливый вы человек: ребро ваше исключительно хорошо срослось, а позвоночник плохо».
Когда мы отходили по приказу командования, за нами шли сотни и тысячи людей. Представьте себе, мы идем по лесным дорогам, идут женщины с маленькими детьми. У нее четверо детей: двое бегут, один перед собой, другой на спине, с узелками. Но что можно было с собой взять? Из дер. Бол. Петрово с нами шла одна семья. Когда мы жили в Бол. Петрово
Нет 82–84 лл.
Убил 7 человек немцев. Пришли, он сказал: «Отомстил, но мало». Мы его эвакуировали в госпиталь. Там у нас не один госпиталь был.
Бывали и смешные истории. Например, наши части занимали дер. Красное в Семленском районе. В этой дер. у нас было 17 бойцов 230 кавполка. Немцы решили разрезать нашу группировку, отрезать кавдивизии от стрелковой дивизии. Командир стрелковой дивизии Андрусенко, который в последствии был снят, отошел, решил пойти на соединение с 33 армией генерала Ефремова. Благодаря чему мы остались на правом фланге неприкрытые. Деревня Красная была крайней. Идет немецкая колонна до сотни человек. 17 бойцов с ручным пулеметом и 3–4 автоматами, остальные винтовки встречают эту колонну. Открывают дружный огонь. Одновременно бросают несколько штук гранат. Уничтожили до полутора десятков немцев. Это создало панику среди немцев. Они отошли, но, видимо, приняли решение, что здесь большая группа сидит. Что делать? Открывается немецкий артиллерийский огонь по дер. Красное с двух батарей. Через две минуты после открытия артогня, налетают 11 немецких самолетов на эту деревню, половину деревни уничтожают. Наши 17 бойцов отошли на опушку леса и там залегли. Они занял рубеж на линии деревни, только вправо на 300–400 метров. Тогда пошла немецкая колонна из 400 человек, с двух направлений. Наши пропускают колонну, она пробирается в деревню. Наши обходят с другой стороны и дают ракету – знак, что деревня свободна. Сами винтовки на плечо и пошли в лес на дер. Гришино.
Научный архив ИРИ РАН, ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1
Стенограмма беседы с Гвардии Военюристом 1 ранга Мельниченко Федором Андреевичем, председателем трибунала 61 А
31 января 1943 г…
Когда мы ходили в рейд, то куда мы приходили, тут сразу же советская власть восстанавливалась. В рейде со мною были два члена трибунала, но они с другими дивизиями прорвались. Один секретарь был. Нас 4 человека было в рейде в трибунале.
Когда началась подготовка к рейду с 15 января 1942 г., все хотели прорвать, но не удалось, потом в другом месте. мы провели один большой процесс, одного командира полка крепко шарахнули: не прорывает и все. Потом прорыв прошел очень хорошо.
Я шел с управлением корпуса. Два члена трибунала: один шел с 1 гвардейской дивизией, другого – со 2 гвардейской дивизией.
Что можно сказать о том, когда мы пришли в рейд? Что мы слышали от населения о немцах? Сначала немцы говорили, что прорвались казаки в очень большом количестве и идут. Когда мы уже шоссе перешли, больших, напряженных боев не было. Потом уже возле Угры, когда подходили к Вязьме, большие бои были, а этих немцев человек по 100 бежало. Население спрашивает у немцев: «Куда идете?» Они говорят: «Много казаков прорвалось и сюда идут». Территория очень большая: от Вязьмы до Дорогобужа будет, вероятно, километров 100 – 120 и в ширину километров 60. вся эта территория была освобождена от немцев. Эта территория была полностью занята нами, а противник укрепился обороной.
В первую очередь, как только мы куда приходили, организовывали советскую власть. Тут сразу население собиралось, выбирали председателя колхоза и местное управление. Очень быстро это делали, тут же сразу организовывали. Правда, все эти товарищи скрывались до нашего прихода тут же на месте в партизанских отрядах, например, секретарь райкома партии, в частности, секретарь Семлевского райкома партии, не говоря уже о Доробужском, где горком партии был. Сразу же местная власть была восстановлена – на второй – третий день и они очень скоро брались за дело.
Полностью нам питания не давали, на самолете сбрасывали только процентов 40, остальное питание нужно было доставать из местных средств и как только мы приходили, мы стали брать продукты питания, но не столько сколько хотели, а через местную власть, которая полностью регулировала это. Отводила район для снабжения картофелем. Сразу это дело было упорядочено и мы получали по определенной разнарядке: Семлевский район, такое-то село дает нам столько-то и того-то. Все принимали участие в восстановлении местной власти. Сразу же командир, политрук, помогают восстанавливать местную власть.
Когда мы были в рейде, бои, конечно, были.
Мы занялись также организацией партизанских отрядов. Были организованы две партизанские дивизии. Особый отдел, прокуратура и трибунал сразу же связывали свою работу с ним с тем, чтобы выискивать шпионов. Не секрет, что немцы оставляли там большую агентуру и засылали своих людей. Например, мы разбирали дело шпионки Якушевой – девушки 24 лет. Она была подослана из района западнее Дорогобужа. Территорию северо-западнее и западнее Дорогобужа занимали уже немцы. Она проживала на территории занятой немцами. Нашим кавалерийским корпусом была занята огромная территория. Они прислали эту девушку с конкретным заданием: узнать, где расположены части в Дорогобуже, какие части и сколько там есть партизан. Она пришла, разведала Дорогобуж, затем начала разведывать те села, которые ей поручили, там были партизанские полки, партизанские дивизии. В одном из сел ее задержали, как шпионку, и арестовали. Вначале она не признавалась, сказала, что пришла к своей родственнице. Затем выяснилось, что ее немцы насильно послали, сказали: «Если не пойдешь, убьем твою мать».
– Ну что же ты выполнила приказ? – спрашиваем.
– Выполнила. Я, – говорит, – узнала, что полк Зубова там-то. Я бы сказала им, а они обещали снабдить меня консервами и обувью, и я пошла на это шпионское дело.
Нет 91 листа
Это были подростки до 12 лет. Им сказали: «Смотрите, больше не делайте этого».
Немцы идет на все. Они расстреливают всех без разбора – и детей, и девушек, и женщин.
Корпус прожил в рейде февраль, март, апрель. 24 числа началось немецкое наступление на уничтожение нашей группы. Продолжалось оно май, июнь. 28 июня мы уже вышли.
У нас были и очень большие дела. Один раз мы осудили 20 человек, из которых 6 человек потом расстреляли. Было несколько дел, о которых говорил тов. Белов. Например, группа в 300 человек из числа бывших военнопленных (диверсантов) изъявила согласие с оружием в руках наступать против частей Красной Армии. Там готовилось несколько групп. Одно дело происходило с одной группой, потом дело с 20 человеками по другой группе. Группой в 300 человек командовал какой-то майор. Он не то удрал, не то убил какого-то начальника особого отдела. Получил задачу во что бы то ни стало поймать живым Белова. Была задача – наскочить внезапно на штаб Белова, а Белова захватить и доставить живым. Такое они давали объяснение. Я это дело отправил в трибунал фронта на самолете. Все они были вооружены немецкими винтовками и нашими автоматами, одет, больше всего, по-партизански, но вообще приходят и в красноармейской форма и в штатской. Их нарочно так одели, потому что если где часовые заметят, так подумают, что это партизаны. Эта группа числа 13 июня нарвалась. Но она не штаб корпуса Белова вышла, а на участок одной группы. Тут же наша разведка донесла, что в километрах 20 от районного центра видели партизан, причем среди них есть немецкие офицеры, видно, что это переодетые немцы. Раз было такое сообщение, то уже насторожились, что нужно быть бдительнее. А это усложняло работу. Когда эта группа вышла, у нее спросили пропуск, она не знала. Начался бой. Человек 30 поймали живыми, человек 20 отдали под суд. Это было невредно, допросили их. Они подробно рассказали, что они попали в плен, на протяжении 3 месяцев обучались, т. е. пошли на путь измены Родине. Они приехали километров за 400 отсюда, причем, как показали задержанные из этой же диверсионной группы, таких отрядов было организовано очень много и они действовали в разных направлениях. Главным образом вели борьбу с партизанами. Они выйдут к партизанам, знают русский язык, близко соприкасались, скажут, что они из соседнего партизанского отряда и уничтожают партизан. Но эта группа конкретно получила задание на уничтожение штаба Белова. Мы провели процесс и расстреляли их.
Наша разведка все время бродила далеко по лесам, и вот в одном месте она увидела группу, увидела, что там немецкие офицеры. Это было дня за 2–3 до этого столкновения. Поэтому Белов был предупрежден и все части были предупреждены о том, что нужно быть бдительными.
В этой группе шло человек 300 – 312, человек 30 взяли в плен, человек 60 побили, остальные разбежались. Немецкие офицеры провожали группу только до линии нашей обороны, а потом ни один немец не пошел. Группу возглавлял русский майор. Это нам рассказали те люди, которых мы взяли в плен. Этот майор был взят в плен, но неудачно – он бежал. Правда говорили, что его убил за это начальник особого отдела.
Это дело говорит о том, что люди идут на измену своей родины. Причем на протяжении нескольких месяцев их обучали специально для захвата штабов регулярных частей Красной Армии. Они несколько человек наших ранили.
Была еще одна группа, из которой 6 человек было захвачено, их тоже осудили.
Там в одном лагере военнопленных собралось тысяч 10 человек. Им сказали: «Если кто пойдет, будем наравне с солдатами кормить». И нашлись такие мерзавцы, что пошли на диверсию.
Провели ряд процессов, все было направлено на то, чтобы была крепкая дисциплина.
Дела о военнослужащих были в редких случаях. Все горели исключительным энтузиазмом выдержать напор. Все знали, что окружены, все хотели только уничтожать немцев, только выдержать. Поэтому преступлений со стороны военнослужащих и со стороны партизанских дивизий почти не было. Были только отдельные случаи, некоторые поженились и т. п.
Из рейда все время шли с боями. Отношение населения к нам было исключительно хорошее. Как нас встречали? Как только придем и молоко несут и хлеб. Там, где немцы побывали, у крестьян хлеба нет. А там где немцев не было, там несут и молока, и хлеба. Когда немцы уже сильно нажимали на нас и мы уходили, как наши войска отходят. В частности мы прорывались на участке партизанского отряда имени Лазо. Там раненых было много. Мы идем, раненые за нами на костылях. Население за нами последних коров гонит. Села оставались совершенно без населения. Когда немец уже вторично занимал эти села, когда нас вытеснял из района Дорогобужа, все население шло за нами. Мы даже злились на него, потому что оно мешало нашим военным действиям. Это было столпотворение, но вместе с тем мы знали, что этим людям не хочется оставаться с немцами. Белов тоже говорил, что мы не можем им говорить: «Оставайтесь». Это было бы не по-советски. Было много раненых уже в период лета 1942 г. все они шли за нами, многие на костылях, на палках. Тысячи человек населения шли за нами. У нас там были организованы две партизанские дивизии и когда они узнали, что мы прорываемся на соединение частями, все хотели только выходить с нами. Но последовал приказ – снова идти в партизанские отряды. Они выполнили этот приказ – снова пошли в партизанские отряды.
Так что население относилось к нам исключительно хорошо. И, когда мы уже уходили, это была печальная картина. Население бросало свои населенные пункты и шло за нами. Шли с детьми, с последней коровой, если она была. Вот на участке отряда Лазо было столько скота, сколько этого населения было – все идут за нами. Немцы сожгли все до единой хаты.
Белова тоже приходилось оберегать. Мои функции в рейде были чисто судебные: поднять дисциплину, расправиться врагом путем суда. А там и с винтовочкой тоже приходилось бывать, все участвовали в выходе, в том числе и Белов. Белов в 30–40 метрах был от противника, ему не давал противник подняться. Белов лег в яму и лежал, потому что иначе мог попасть под пулю.
Мы прорывались на участке Лазо. Под сильным минометным, пулеметным и артиллерийским огнем, но мы должны были прорваться, потому что там было много танков. В метрах 20–30 я сам ехал на коне, начальник политотдела корпуса Лобашевский тоже ехал на коне, мы переговаривались с ним. Задача была такая: умереть, но прорваться и прорвались. Некоторых убили и ранили, но не всех.
Нужно отметить, что Белов очень спокойный. Я участвовал с ним в составлении ложного приказа, я сам его писал. В сумку положил приказ и несколько чистых бланков, чтобы производило впечатление, что это настоящий приказ.
На участке шоссе, где нужно нам было прорываться, немцы сосредотачивают много танков. Белов написал ложный приказ: такая-то дивизия следует туда-то, такая-то туда-то, выходит туда-то и даже дал плитку шоколада, вложил в новую сумку. Все это отдал одному коннику и сказал: «Следуй по шоссе, а когда тебя будут сильно обстреливать, ты сумку брось и…
(Нет л. 94)
Он кричит: «Если у кого что неладно, смотрите на командира полка. Танки как пошли, так он ляжет. Но никуда не уходит» у нас были противотанковые ружья и гранаты. Очень много танков мы вывели из строя, в первый день не менее 100 танков были выведены из строя: часть сожгли, а часть тоже уже не могли двигаться. Против нас было брошено не менее 400 танков, не считая вспомогательных частей., ожесточенные бои на этом участке были день и ночь с 2 мая и примерно по 15 июня.
На рейд наших людей вышло тысяч 5, а в боях в момент наступления было тысяч 8, не меньше, даже больше. Это были крупные бои. Корпус был большим раздражителем немцев на этом участке, потому что, железная дорога Смоленск – Вязьма была для них совершенно необходима, а между тем… не мог по ней двигаться, потому что наши подорвут, они восстановят, наши опять подорвут.
У нас был один случай исключительно безобразный, предательский акт. Было послано 6 человек с диверсионной целью, нужно было взорвать один мост. Старшим в этой группе был один старший сержант (фамилию его сейчас не помню). И вот по дороге бойцы уговорились убить старшего сержанта, потом вернуться и сказать, что немцы обстреляли. Они договорились и совершили такой предательский акт: убили его по пути, договорились даже о том, кто будет стрелять из автомата. Но этот предательский акт был обнаружен, один шел по обочине, как разведчик, он не принимал никакого участия в этом деле, на которое шла эта группа людей. Благодаря ему все и было обнаружено. Все сознались. Их расстреляли..
Конечно и в рейде принимали в партию, собирали партийные взносы. Словом жизнь протекала полностью.
Когда была оборона Каширы, я был в городе. Там самими местными органами были организованы два батальона в помощь защиты электросооружений, потому что немцы были в 2–3 км от Каширы. Туда подошла 1 гвардейская дивизия Баранова. Местными властями был организован рабочий батальон. Ему даны были объекты охраны. Когда немцы подошли, населения было уже мало, потому что противник крепко бомбил Каширу. Там близко есть поселок Ступино, население ушло туда. В Кашире были организованы целые отряды в помощь корпусу (для) защиты города. Эти батальоны принимали участие в бою, но потом они так и остались (в Кашире) дальше не пошли. Там было село Пятница, когда корпус его занял, они пошли назад.
Органы советской власти все время функционировали и горком, и совет.
Население только валы делало.
Штаб Белова помещался в Кашире, потом перешел в Ступино.
У нас в рейде штуки 4 танков КВ были отремонтированы. Машины были. У Белова одна машина, я себе смонтировал. Бензинчику попросим, сбросят. Потом находили. Например, в Дорогобуже находили. Затем много немецкой муки и другого продовольствия находили.
Открыли свой самогонный завод, не для того чтобы самим пить, а у нас было много раненых и для дезинфекции и медикаментов.
Научный архив ИРИ РАН ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1.
Стенограмма беседы с Гвардии майором Татариновым Д.А., уполномоченным от военного совета 61 А по партизанскому отряду им. Чекалина
31 января 1943 г.
Кандидат в члены партии с 8 апреля 1942 г.
Родился в сентябре 1918 года в кировской обл., Шабалинского района, Батыевского сельсовета, дер. Подозята в семье крестьянина– середняка.
С 1927 по 1936 г. учился в Высокогорской школе где окончил 7 классов.
С 1936 по 1938 г. работал на Уральском вагоностроительном заводе г. Нижний Тагил Свердловской обл. 6 месяцев учился в ФЗУ, кончил его, потом работал мастером электросварщиком.
В мае 1938 г. был призван в армию, служил на дальнем Востоке в 70 полку 3 Крымской дивизии. Там же окончил школу младших командиров. Потом по приказу командиров полка был послан в Хабаровское пехотное училище, где он учился до августа 1941 г.
С августа по декабрь 1941 г. дивизия формировалась. Я был назначен командиром батальона 1128 сп 336 сд.
5 ноября наступал под Москвой через Старая Руза. Там был ранен под ст. Тучково. 1,5 месяца находился в госпитале в Москве. После этого опять попал в свой полк. Мой батальон был отведен в резерв. С этим батальоном был отведен в ВВС, где попал в уже в 250 воздушно-десантный полк, который входил в состав 4 воздушно-десантного корпуса. 17 января вместе с полком, со своим батальоном, я вылетел в тыл противника в район Смоленска.
Задача была такая: первое время отрезать путь отхода противника по магистрали Медынь – Юхнов. Но погода была не благоприятная. Противник бешено отступал.
Вторая задача – отрезать путь отхода уже западнее Юхнов. Тоже не удалось выброситься. Выбросили уже в район Знаменка, километров 40–50 восточнее Смоленска. Мой батальон был выброшен первым, для организации аэродромов и захвата территории. Вооружены были хорошо, мы имели в батальоне: 120 автоматов на 230 человек, 12 станковых пулеметов, 8 ротных минометов, у остальных были винтовки… мы приступили к выполнению задачи. В эту ночь мы захватили 12 населенных пунктов это село и деревушки близко друг от друга.
Батальон в котором находился, насчитывал 230 человек. После захвата 12 пунктов уже некуда было растягивать батальон. По 10–12 человек приходилось на каждое селение, не считая резервов. Поступил приказ от командира полка перейти к обороне, закрепить достигнутое. Оборонялись мы 12 дней.
Надоело сидеть и я с начальником штаба решил сделать засаду в дер. Городище по реке Угра. Выслали разведку, которая захватила председателя колхоза дер. Г ородище, который шел к нам. Он рассказал, что вчера 150 человек немцев пришли в село, забрали все что было, сожгли 25 дворов, которые были по эту сторону реки и дали мне задание собрать 6 центнеров гороха, потом заготовить теплые вещи: шубы, валенки и т. д.» вот я, – говорит, – прошу вас, чтобы вы помогли мне. Я с начальником штаба сам лично выделил 12 автоматчиков, 2 станковых пулемета. Я решил сделать засаду на разъезде Брянский, на Бердюгино. Целую ночь мы провели в засаде. Утром пришло 150 человек немцев и все они были уничтожены, даже ни одного выстрела не сделали. Только одного из них мы взяли в плен, остальных всех уничтожили.
Дорога, идущая с разъезда Брянский на Городище, это большак по которому немцы доставляли из Знаменки на Бердюгино продовольствие. В это время немцы бросили против нас дивизию французских легионеров, как выяснилось потом. 150 немцев и французов курсировали по этой дороге.
Появилась разведка противника. Наши огневые средства были расставлены так, что один станковый пулемет стоял около деревни на дороге, второй на восточной опушке кладбища (роща там была). Был установлен сигнал. По сигналу начальника штаба (т. е. его первая пулеметная очередь) все начинают действовать. Немцы едут с обозами. Минометам, которых было два, поставлена задача бить по обозам. Я сидел и ожидал очень долго, – нет сигнала. Неужели пулемет не работает. Затем вижу – немцы заходят в деревню. Тут заработал пулемет и сразу шквальный огонь. Немцы не успели даже одного выстрела сделать. У них шел взвод автоматчиков, взвод саперов и остальные стрелки. Осталось 3 уцелевших лошади и затем мы взяли трофеи.
В той же деревушке мы организовали партизанский отряд 12 человек, оружие собрали.
Когда я приехал на свой командный пункт, командир 250 полка майор Солдатов вызывает меня с начальником штаба и объявляет выговор и мне и начальнику штаба за то, что мы самовольно ушли в засаду. Ему доложили что взяли трофеи, одного пленного и уничтожили 150 человек. Но он берег командиров и сказал: «Нужно организовать так, чтобы ваши люди работали, а не вы сами». В последствии он снял ранее наложенное взыскание и представил к награде меня и начальника штаба. Это было числа 23 января 1942 г.
После 12 дневной обороны нашему полку было приказано соединиться с корпусом Белова, нам предоставлялся отряд полковника Кирилова, который формировался в лесах южнее Знаменки. Он насчитывал около 800 человек.
Соединившись с отрядом Кирилова, наш полк получил приказ наступать на населенный пункт Деменино и Ходнево с целью выйти в район Вешки и отрезать путь отхода, который под ударами 1 гвардейского корпуса должен отходить по Знаменскому шоссе под Смоленск. Батальон здесь встретил сильное сопротивление противника и 50 % наших людей вышли из строя: 60 человек были убиты, 30 ранены, не осталось ни одного командира роты. Два соседних батальона, наступавших на Знаменку, тоже понесли большие потери.
Потом нашему батальону было приказано отойти в деревню Андреяново, где и выжидать приказа. После этого поступил приказ совершить рейд для соединения с частями бригады. Батальон в составе полка пошел по маршруту (это было 31 января): Великополье, Бендигино, Михали, Матюшино, где и соединились с частями Белова. Узнали мы о частях Белова по радио.
5 февраля были выброшены 6,7,8 и 9 бригады 4 десантного корпуса в район Матюшино, Путьково. Перейдя в подчинение Белова, 4 десантный корпус и 329 дивизия 33 армии, которая там действовала, заняли оборону. Я оставался командиром батальона. Потом начальник штаба лейтенант Федоткин был ранен, вышел из строя, я остался начальником штаба, а старшего политрука Донцова сделали командиром батальона. Он геройский погиб в дер. Стогово под Вязьмой.
После смены 74 кав полка 250 полк, в который входил наш батальон, занял район обороны: Подрезово, Стогово, Молошино. В этом районе полк оборонялся больше 20 дней. Немцы, пытаясь отрезать первый батальон, который оборонял Зобново (большая деревня). Но все его попытки были отбиты. После этого противник усилил напор на наш батальон, который оборонял д. Стогово.
17 февраля немцы, окружив Стогово, пытались захватить весь батальон, который насчитывал уже не более 75 человек. Вооружение у него было: одна противотанковая пушка, 6 станковых пулеметов и все вооружены автоматами, патронов было достаточное количество. 17 февраля с утра до 9 часов вечера батальон дрался, не имея связи с полком, рация не имела питания. Все попытки послать пешего и конного связного не увенчались успехом. Потому что немцы совсем окружили. 3 связных погибли. Только после того, как с направления Выползово подошли 6 штук танков, немцы овладели деревней. В этом бою проявил трусость комиссар батальона политрук Ковалев, он бежал с младшим лейтенантом и с тремя красноармейцами, прострелив себе руку, как будто раненый. Затем он погиб при выходе из окружения.
Выйти из окружения удалось ночью. Там кругом лес. Рядом была деревушка Кованьки, где был другой батальон, которым командовал ст. лейтенант Корнев, там были уже наши. Потерей в этих боях было человек 30, а противник наступал в количестве не меньше 600. немцы наступали с Выползово, Пойдино, Пасха, Подрезово.
После выхода из окружения основным составом красноармейцев 3 и 1 батальоны были сведены в один батальон. Командир полка майор Солдатов приказал мне возглавить эту группу. С этим сборным батальоном мы еще два раза были в окружении. Одно окружение было в районе деревни Красный Холм около ст. Волостово – Пятница, там есть село «Путь Ленина», здесь окружены были уже в составе 329 дивизии, в которую входил 250 десантный полк. Полк двух батальонного состава под командованием майора Солдатова двое суток дрался в окружении. Немцы старались отрезать наш полк, потому что остатки 329 дивизии уже не в состоянии были драться, так как руководство было уже потеряно. Для вывода 329 дивизии в которую входил 250 десантный полк, Белов послал на соединение две десантные бригады из района деревень Никольское и Переходы. 6 и 7 бригады, прорвав оборону противника в районе Переходы, прорвались вперед. Для прикрытия был оставлен 74 кав полк, который, не выдержав натиска немцев, отошел. И таким образом 329 дивизия, 250 полк и 6 и 7 десантные бригады были окружены вторично, причем эти две бригады понесли большие потери.
Когда 250 десантный полк вышел из окружения, он был передан капитану…, а майор Солдатов по приказу Белова был назначен командовать 329 дивизией, которая занимала оборону на фронте 25–30 км. Мы обороняли населенные пункты: Горки, Никольское, Путьково, Староселье, Максименки. Там дивизия оборонялась до 27 мая.
27 мая немцы пошли в наступление на оборону партизанского отряда Жабо, который действовал в районе Знаменка. После 8 часовой артиллерийской подготовки партизанский отряд Жабо отошел за исключением 3 батальона, который действовал на правом фланге 329 стрелковой дивизии в районе сельцо Руднево, Бувалы.
После того как были сосредоточены два батальона, отряд Жабо тоже оказался в обороне, и немцы угрожали 329 стрелковой дивизии с правого фланга. Поэтому майор Солдатов выделил резервный батальон под командованием мл. лейтенант Медынского и подчинил ему 3 батальон отряда Жабо. Общее руководство двумя батальонами возглавил капитан Васильев, и я там был, также политрук Николаев. Мы руководили этой группой. С этой группой мы отступали до города Дорогобуж. Вся тяжесть наступления немцев легла на 329 стрелковую дивизию, которая сдерживала наступление немцев до самого города Дорогобужа, начиная от ст. Угра. После этого эти два батальона были снова подчинены 329 сд, которая отходила в общем направлении на Дорогобуж.
В группу войск генерала Белова входили: 1 гвардейский кавкорпус, 4 десантный корпус, 329 сд 33 армии, партизанский отряд Дедушки, партизанский отряд имени XXVI годовщины Октября, 57 отдельная лыжная бригада и 1 танковая бригада.
Группа войск, прикрываясь партизанским отрядом Дедушки, севернее Дорогобужа начала отходить в южном направлении километров 25–30 западнее Ельня через д. Старая Буда, Березкино, Холм с целью взять населенные пункты и соединиться с партизанским отрядом Лазо, который действовал южнее Ельня. Это было со 2 на 3 июня.
После того как мы соединились с партизанским отрядом Лазо, противник усилил натиск на группу Белова и бросил очень большое количество авиации. В те районы, которые занимала группа Белова ежедневно беспрестанно авиацией производилась усиленная бомбежка.
Примерно 11–12 июня нашей дивизии, в составе которой уже находился помощник начальника оперативного отдела, был дан приказ прикрыть отход группы Белова с тыла и занять оборону на рубеже: Котлино, Присмаро-Денинской и Загудаевка.
17 июня был получен приказ о форсировании Варшавского шоссе в районе Зайцевка, Монашки и следовать в направлении г. Киров Смоленской обл. для соединения с 10 армией.
17-18 июня Варшавское шоссе не удалось форсировать, потому что противник подтянул сюда очень большие силы и давал сплошной огонь по этому лесу севернее Молашки. Удалось прорваться только части 4 десантного корпуса Казанкина, который ушел в район Жилино.
Понеся большие потери, группа по приказу Белова отошла в район Котлино, где получила приказ следовать в составе полков и дивизий в указанном направлении.
Вся группа была плотно окружена немцами, которые неоднократно пытались сбрасывать листовки с пропагандой о том, что «ваш генерал Белов бежал, вы остались одни, вы не в силах выйти отсюда, сдавайтесь в плен». После этого генерал Белов написал обращение к красноармейцам и командирам: «Я с вами, ничто не может остановить нас. Мы должны выполнить свою задачу».
По инициативе политрука Петрухина (теперь он уже майор) был написан рапорт Белову о разрешении нам организовать партизанский отряд из отставших и раненых красноармейцев, что и было разрешено.
19 июня вместе с политруком Петрухиным и старшим политруком Мохначевым я был на приеме у генерала Белова в лесу в районе Присмаро-Деминское.
После организации партизанского отряда, который насчитывал у нас 56 человек (это уже третий партизанский отряд), мы начали разведку Варшавского шоссе и близлежащих населенных пунктов. В разведку послали младшего лейтенанта Сычева, который попался в плен немцам и привел группу автоматчиков 30–40 человек, которые разбили группу и после этого переходили Варшавское шоссе.
После этого командир отряда политрук Петрухин решил выйти в район Кирова и пошел по маршруту: Присмаро-Деминское, Мужиково на реку Гупна, где противник в то время строил оборону. Это был, очевидно второй район обороны противника. Нам не удалось пройти через эту реку. Ушли севернее в район Куркино и оттуда уже пошли в район Новинская дача. В районе Новинская дача уже переходили Варшавское шоссе, где заходили в ряд населенных пунктов. Там местные жители принимали нас хорошо: давали продукты питания – овец, картофеля, в общем все, что необходимо. Девушки просились идти с нами, но обстановка была такая, что непроверенных людей не решились брать.
С 28 июня по 4 июля мы в пути до г. Кирова. Линию фронта переходили в районе Верхнее-Песоная и Нижнее-Песочная и вышли у деревушки Жилино.
Обстановка была такая. Наша группа была окружена. Немцы засыпали листовками, и из 329 дивизии много людей сдавалось в плен. Бойцы были не уверены в этой дивизии, в которой я находился. Ежедневно штурм, по 30–40 самолетов бомбили. Все было поднято на воздух, жертвы были большие, особенно в конском составе. Немцы бросали листовки: «Командование ваше улетело, вас бросило, генерал белов убежал». Потом генерал Белов написал войскам: «Я с вами. Я не уйду до тех пор, пока не выполю своей задачи».
Десант состоял из молодежи. Раненых отправляли на самолетах.
Последнее время у Присмаро-Деминское положение часто менялось: то мы тут, то немцы, и так обобрали население, что они не знали за что цепляться.
Мы пошли в разведку у деревушки Скуратово. Один старик сказал: «Вот они убийцы, грабители». Его застрелили. Одна женщина была обижена за то, что старика убили, она говорила: «Меня искалечили, теперь я не могу уйти». Мы просили население как-нибудь выдать ее за свою и вылечить. Они обещали. Оказалось, что этот старик был полицейским.
Научный архив ИРИ РАН ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1.
Немецкие войска
Штаб XII АК Разведотдел (1с)
28 марта 1942 г.
Касательно: Допрос военнопленных
27.3.1942 г. группой Хенле были взяты в плен в районе Свиридово 4 военнопленных из русского 136 кав. полка. Они дали следующие показания:
1) Личная информация:
а) Шаров Николай, 23 года, учитель математики в Вадланово под Вологдой:
Я был призван 25.8.1939 г. в 219 гаубичный артиллерийский полк 64 стрелковой дивизии в Дорогобуже. Этот полк был уничтожен под Минском в июне 1941 г. и я попал в плен. Я прибыл в лагерь военнопленных под Минском. Поскольку там мы не могли получить никакого довольствия, и я десять дней не получал никакой еды, мне выдали удостоверение личности и я был отпущен. Я пошел на Восток и прибыл в декабре 1941 года в Коледино западнее Вязьмы. Там я остался на некоторое время. 12.2.42 г. в этот район прибыл русский 136 кав. полк, в который я был снова призван.
б) Рамахин, Алекс, 41 год. Техник-строитель из Москвы:
Я был призван 2.7.41 г. в 6 гидротехнический батальон НКВД для оборудования позиций восточнее Вязьмы. Там 5.10. мы были окружены, однако поскольку мы не были военнослужащими, то нас отпустили. Я пошел в Высокое под Вязьмой, где я работал в колхозе. В период 12.-15.2.42 г. туда прибыл 136 кав. полк, в который я был призван.
в) Кадлов, Григорий, 33 года, шофер из Мичуринска под Москвой:
Я был призван 24.6.1941 г. в 171 батальон связи, который был уничтожен в октябре в котле под Вязьмой. Я прибыл в лагерь военнопленных в Дорогобуже. Там нас снова освободили, поскольку не было никакого довольствия, и отправили на работы в деревни. Таким образом, я стал работать в немецком штабе в Гайдино и получал там довольствие. Когда штаб передислоцировался, мне выдали удостоверение личности и оставили в деревне, где я работал в колхозе. 15.2. я был призван в 1 эскадрон 136 кав. полка.
г) Козеренко Василий, 26 лет, киномеханик в Москве:
Я был выпущен из тюрьмы в июле 1941 г. и призван в 55 рабочую бригаду для оборудования позиций западнее Вязьмы. 2.10.41 г. охранявшие нас сотрудники НКВД сбежали. Мы, в составе ок. 1000 человек, отправились пешком в Можайск, где мы явились в немецкий штаб. Сначала нас отправили дальше. Поскольку довольствия у нас не было, мы снова явились в штаб и как военнопленные были отправлены через Рославль в Смоленск. Там нас снова отпустили. Мы ушли в деревни в районе Вязьмы. Я остался в деревне Красная, где я работал в колхозе. 6.2.42 г. я там был призван в 136 кав. полк.
2) Организация войск:
136 кав. полк входит в состав 2 гкд, куда входят также 5 и 108 кп. Эта дивизия подчинена гвардейскому кавалерийскому корпусу генерала Белова, в который входят еще 2 и 41 кд. Другие дивизии этого корпуса военнопленным неизвестны.
2 гвардейская кавалерийская дивизия прошла примерно в середине февраля со своими 5, 108 и 136 полками через населенные пункты, в которых находились указанные выше пленные (см. пункты 1 а) – г)). Полки были очень ослаблены. Они состояли практически только из офицеров и комиссаров с примерно 80-ю солдатами обоза и конюхами. Эти солдаты рассказывали, что кавалерия при прорыве через Варшавское шоссе (автострада № 1) понесла значительные потери и полегло очень много солдат. Штаб 2 гвардейской кавалерийской дивизии расквартировался в феврале в н/п Высокое. По приказу генерала Белева были мобилизованы все мужчины 1896 – 1924 годов рождения и зачислены в гвардейский кавалерийский корпус.
Отпущенным военнопленным было вначале отказано в зачислении, т. к. они рассматривались как предатели. Но скоро зачислили и их, т. к. пополнение было недостаточным. Оружие, боеприпасы и снаряжение собрали по деревням, жители которых собирали оружие на полях сражений.
После зачисления в состав корпуса сельских жителей и бывших военнопленных, численность 136 кав. полка достигла 2 эскадронов (150 человек), развед. взвода – 20 человек (вооруженных пистолетами-пулеметами), саперного и взвода химической защиты – 15 человек, взвод связи – ок. 25 чел. (только телефонисты с телефонным аппаратом), хозяйственного взвода – ок. 15 чел., арт. эскадрона (дивизиона) с 2 шт. пушками 76 мм, противотанкового эскадрона (дивизиона) с 2 пушками 45 мм (численностью 35 чел. каждый).
Пленные сообщают, что кавалерийские эскадроны никогда не превышали численности 80 чел., поскольку из строя постоянно выбывали люди, отправлявшиеся с разведгруппами в дозор и не возвращавшиеся оттуда, погибая или оказываясь в плену. Полком командует капитан Котавец, начальник штаба – старший лейтенант Веригин.
Артиллерия и обозы были потеряны или отстали преимущественно при прорыве через Варшавское шоссе.
3) Организация партизан:
В деревнях, особенно в Высоком, еще до вступления туда кавалерии уже существовала сильная партизанская организация. Ушедшие в партизаны гвардейской кавалерией мобилизованы не были. Партизаны принимали в свои ряды только достойных доверия.
Партизанский отряд дер. Высокое был вначале в полном составе придан 136 кав. полку. Партизанские отряды других деревень оставались самостоятельными.
Партизанские отряды пытались получить дальнейшее подкрепление при вступлении войск, но они не могли брать в свои ряды тех, кто уже был отобран для призыва в регулярные войска.
Когда кавалерия вступила в бой, партизанские отряды снова стали самостоятельными. Пленным не было известно, насколько тесно партизанские отряды взаимодействовали с Беловым. Пленные полагали, что партизаны подчинялись коммунистическим функционерам (руководителям райкомов) и что Белов не мог ими командовать. Белов, по их словам, только командующий самими войсками на занятой его войсками территории, на которой исполнительная власть и, тем самым, командование партизанами находится в руках коммунистических партийных организаций.
4) Вооружение и снабжение:
Приданная артиллерия гвардейского кав. корпуса была потеряна при наступлении на Бекасово (24 км юго-западнее Вязьмы). Новые орудия смогли взять из арсенала, уцелевшего на поле сражения под Вязьмой. Из этого же арсенала были взяты и боеприпасы для орудий и стрелкового оружия. Часть боеприпасов для орудий была уже непригодна для применения. Было много неразорвавшихся снарядов. Боеприпасы для стрелкового оружия были еще в хорошем состоянии. Каждый имел по 200 патронов и 2 ручных гранаты.
Лошадей взяли в деревнях. Частично отсутствовало седельное снаряжение и некоторые ездили без седла.
Продовольственное снабжение и фураж должны были поставлять колхозы. Прод. снабжение было достаточным, только не хватало соли, что в отдельных случаях приводило к желудочным заболеваниям. Только для комиссаров и офицеров было улучшенное снабжение, в т. ч. табак, что подвозилось на самолетах. Фуража было не совсем достаточно, овса не было совсем, корм нужно было привозить издалека.
5) Особые показания:
18. или 19.2. корпус Белова атаковал в направлении на идущую от Вязьмы железную дорогу. Его задачей было нарушить связь немцев с тылом, чтобы предотвратить крупное немецкое наступление. Эта атака не удалась, кавалерия с большими потерями была отброшена назад и 2-я гвардейская кавалерийская дивизия собралась в районе Хватова-Завода. Штаб дивизии разместился в городе, полки стояли севернее, а именно 136 полк находился в р-не Годуновка-Бабенки.
В это время часть русских войск, подчиненных Белову, была окружена южнее Вязьмы. Из этого котла удалось выйти части 41 полка. Пленные единодушно утверждали, что это был кавалерийский полк. Остатки были переданы на пополнение в 136 кав. полк, который после этого пополнения был переименован во 2-й полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Где остались оба других полка дивизии, пленные не знают, они полагают, что они были объединены в один полк, который располагается недалеко от Хватова-Завода.
Единодушно все говорят о том, что кавалерийский корпус понес тяжелые потери, и его дивизии вряд ли достигают численности полков.
24.3.42 г. 146-й кав. полк был передислоцирован в Великополье. Пленные из разговоров офицеров и комиссаров узнали, что они сами были окружены. В Великополье они узнали, что они вместе с партизанами должны наступать на север, чтобы установить связь с окруженной там 33 армией. Один пленный утверждал, что в разговорах комиссаров и офицеров он слышал следующее: «Мы должны соединиться с 33 армией, чтобы мы смогли пойти через шоссе на Юхнов». Этот пленный считает также, что комиссары и офицеры отправляют нас вперед для того, чтобы они смогли спастись, вырвавшись из окружения в южном направлении.
6) Моральный дух войск.
Моральный дух войск повсеместно оценивается как плохой. Он держится только под пристальным наблюдением комиссаров и офицеров. Почти в каждом отделении (15 чел.) по два комиссара, которые во время наступлений с пистолетом в руке находятся позади личного состава. Солдаты избегают партизан и не любят с ними встречаться. Все объясняют это воинственностью партизан. Солдаты не хотят больше сражаться. Почти все они говорят: Здесь мы должны умереть, а если мы сдадимся, то тогда мы умрем с голоду. Из-за страха перед плохим питанием у немцев мало кто становится перебежчиком.
Несмотря на сильное давление комиссаров, все заявляют в один голос, что никто не отважится выступить против них, т. к. никто никому не доверяет. Особенно пристально следят за бывшими военнопленными.
– подпись – капитан
С сайта: http://patriot-af.livejoumal.com/53483.html
В заключение главы приведу обширную цитату из книги Сергея Михеенкова «Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М. Г. Ефремова. 1941–1942». Здесь приведены интересные факты, которые проливают дополнительный свет на ситуацию атаки на Вязьму 1 ГвКК и 33 армии.
Глава 14
Конники генерала Белова
Генерал Белов – генерал-легенда. Состав кавкорпуса. Бои на подступах к Вязьме. Причины неудач. Стояние под Всходами и Дорогобужем. Корпус пополняется. Оружие лежало в лесах, под снегом. Весна. Немцы проводят операцию «Ганновер». Немцы гарантируют жизнь сдавшимся политрукам. Корпус выходит на Киров. Операция «Зейдлиц»
В ходе Ржевско-Вяземской операции 1942 года 1-й гвардейский кавкорпус сыграл особую роль. Да и личность его командира, генерала Белова, тоже вызывает восхищение.
Павел Алексеевич Белов родился в 1897 году. Таким образом, он и Ефремов были одногодки. Умер в 1962 году, имея звание генерал-полковника, которое получил еще во время войны в 1944 году. Герой Советского Союза. В армии с 1918 года. Но в партию вступил не сразу, а спустя семь лет. Участник Гражданской войны. Окончил Военную академию им. Фрунзе (1933) и Высшие академические курсы (1949). Война застала его в звании генерал-майора. Воевал на Юго-Западном, Брянском, Центральном, Западном, 2-й Белорусском, 3 м и 1-м Прибалтийском, 1-м Белорусском фронтах. Командовал 2-м кавкорпусом, который вскоре получил наименование 1-го гвардейского кавкорпуса. В июне 1942 года, когда его измотанный, но все еще боеспособный корпус вышел из окружения в районе Кирова, после непродолжительного отдыха генерал Белов получил 61-ю армию и с нею прошел дорогами войны до Победы. Редкий, надо заметить, случай. После войны командовал рядом военных округов. Руководил ЦК ДОССАФ. Награжден пятью орденами Ленина, тремя – Красного Знамени, тремя орденами Суворова 1-й степени и орденом Кутузова 1-й степени. Характер имел сложный. Любил рубануть правду-матку, за что порой страдал по службе. Солдаты его любили, хотя с ними он бывал суров.
А выведенный им из окружения корпус уже в августе 1942 года дрался под Сухиничами, отражая атаки немецкой мотопехоты.
Как было уже упомянуто, корпус вошел в прорыв не в полном составе. За Варшавским шоссе остались две стрелковые дивизии, все танки, почти вся артиллерия, дивизионы «Катюш», тылы.
Корпус, таким образом, состоял из 1-й и 2-й гвардейских, 41, 57 и 75-й кавдивизий, а также нескольких лыжных батальонов.
1-й гвардейской кавдивизией командовал Н.С. Осликовский. Численность этой дивизии на 20 января составляла 5754 человека.
2-й гвардейской кавдивизией командовал В.К. Баранов. Численность дивизии – 5751 человек.
Три легкие рейдовые кавалерийские дивизии, сформированные по сокращенным штатам 1941 года, были намного слабее гвардейских.
41-я имела 1291 человека.
57-я – 1706 человек.
75-я – 2760 человек.
Лыжные батальоны по различным данным имели от 800 до 2 тысяч человек.
Таким образом, корпус насчитывал 19 262 человека.
Корпус устремился на Вязьму с юго-восточного направления.
Бои начались 14 января на линии Лобково – станция Желанья. В это время 33-я армия еще стояла под Вереей и вела упорные бои, готовясь к штурму сильно укрепленного города. Непосредственно на подступы к Вязьме передовые части корпуса вышли 4 февраля.
В этот день была осуществлена, пожалуй, единственная совместная атака на Вязьму силами кавкорпуса и пехотными полками 33-й армии. Немцы отбили и эту атаку. В дальнейшем атаки группировок имели разрозненный характер. Можно предположить, что уже после 4 февраля генерал Белов понял, что Вязьмы не взять и, чтобы выжить, необходимо подготовить район, пространство для новой дислокации. Этим районом стал партизанский край от Всходов до Дорогобужа.
6 февраля беловцы все же повторили атаку. Они ворвались в опорный пункт деревню Зубово. Очистили ее от неприятеля и начали закрепляться, подтягивать новые силы и тылы. Но со стороны Вязьмы тут же последовала контратака. Немцы обработали оборону кавалеристов из тяжелых орудий и пошли в наступление. Удар пришелся на 75-ю кавдивизию. Дивизия не дрогнула. Но вскоре стало понятно, что ее стойкость привела только к неприятности – дивизия была окружена. Белов приказал произвести тщательную разведку. После того как были определены силы и огневые точки противника, кавалеристы пошли в атаку с обеих сторон, прорвали кольцо и вышли в расположение основных сил. В результате этих боев корпус был отброшен от города на 15 километров. Корпус понес значительные потери. Но, самое главное, была утрачена инициатива.
Корпус был удален от своих тылов и баз питания на 120 километров. Кроме того, вынужден был держать в тылу для прикрытия флангов 41-ю кавдивизию.
П.А. Белов в своей книге «За нами Москва» впоследствии писал, объясняя причину своих неудач в ходе проведения Ржевско-Вяземской операции: «Подступы к Вязьме со всех сторон заняты противником в радиусе от 10 до 20 километров, а железная дорога и автострада Вязьма – Смоленск заняты противником на всем протяжении и упорно обороняются. Вязьма не взята корпусом потому, что не по силам, железная дорога не захвачена корпусом, хотя и пересекалась, потому что противник превосходит в технике и силах. Корпус в наличном составе в состоянии делать набеги, но не в состоянии удерживать захваченные населенные пункты».
Стоит прокомментировать некоторые мысли генерала Белова.
«Вязьма не взята корпусом потому…» Как видно из этого заключения, взятие Вязьмы генерал Белов считал делом кавкорпуса. С его стороны решительных шагов для объединения сил с соседом справа, 33-й армией, не последовало. Как вспоминают ветераны 33-й армии, кавалеристы смотрели на пехоту свысока. Что и говорить, положение со снабжением у них было получше. На лошадях удалось завезти порядочное количество продовольствия, боеприпасов. Лошади также были продовольственным резервом. Кроме того, беловцы обнаружили большое количество оружия, патронов и снарядов. Корпус представлял собой более внушительную силу, чем 33-я армия, которая насчитывала 12 780 человек.
«Корпус… в состоянии делать набеги, не в состоянии удерживать захваченные населенные пункты». Вряд ли бы Белов и Ефремов удержались и в Вязьме, возьми они город штурмом. Ведь и деревни они не могли удержать, когда немцы подводили артиллерию, обрабатывали огневые точки из минометов, штурмовали с воздуха, а потом пускали пехоту с танками.
Белов пытался соединиться с частями 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта, который в это время воздействовал на оборону противника с севера. Однако и этого сделать не удалось. В результате боев в направлении на север 41-я кавдивизия и действовавшие совместно с нею части 8-й воздушно-десантной бригады попали в окружение. Только 27 февраля им удалось пробиться к своим. Снова с большими потерями.
Когда на другом крыле, правее, были окружены части 329-й стрелковой дивизии 33-й армии и 250-й полк десантников, Белов приходит к ним на помощь, прорывает кольцо и выводит окруженных в расположение своих войск. С этой поры десантники и полк 329-й стрелковой дивизии действовали в составе корпуса. С ним эти подразделения и выходили из окружения летом 1942 года на Киров. По воспоминаниям П.А. Белова, в состав его корпуса из состава разгромленной 329-й стрелковой дивизии влилось около 400 бойцов и командиров.
И все же Белову было легче, чем Ефремову. Во-первых, конники – это не пешцы. На коне солдат имеет больше шансов выжить. На коне можно перевозить запасы продовольствия и боеприпасов. Конные части мобильнее в наступлении и более подвижны в обороне. 33-я действовала на территории, где осенью 1941 года не велось активных боевых действий и где в лесах не было столько брошенного оружия, боеприпасов и даже продовольствия.
После того как немцы сдавили кольцо окружения вокруг 33-й армии и в середине апреля уничтожили ее колонны на марше в районе Шпырева – Буславы – Жаров, 1-й гвардейский кавкорпус, пополненный за счет приставших к нему ефремовцев, десантников, а также партизан и мобилизованных полевыми дивизионными военкоматами «зятьков» и местных жителей, долгое время действовал юго-восточнее Вязьмы, удерживая довольно обширную территорию. Это был партизанский край. Кавалеристов кормили, лечили, вооружали. 11 тысяч человек влились в его полки и эскадроны.
Вяземские и угранские краеведы собрали богатейший материал о действиях в их районах кавалеристов генерала Белова. К примеру, есть данные о сборе оружия для вооружения пополнения.
Так, жители Бражинского сельсовета собрали в окрестных лесах 200 винтовок, 3 станковых и 2 ручных пулемета, 2558 гранат, 1240 запалов к ним – около миллиона патронов, 20 тысяч мин для минометов, 1486 снарядов разного калибра.
Жители Сафоновского района – 800 винтовок, 63 станковых пулемета, 87 ручных пулеметов, 27 противотанковых ружей, 33 орудия, 78 минометов, 1602 мины, 8046 снарядов.
Жители Дорогобужского района собрали и передали корпусу 64 станковых, 232 ручных пулемета, 23 орудия, 5249 винтовок, 2074 гранаты, 50 минометов, 6 танков, 12 тракторов.
Во Всходском и Дорогобужском районах были созданы ремонтно-механические мастерские. Здесь ремонтировали поврежденную технику и стрелковое оружие. К концу апреля в этих мастерских было отремонтировано 18 танков, много орудий, минометов. Танки и орудия тут же шли в бой. В мастерских было приведено в боевое состояние дальнобойное орудие. По приказу генерала Белова оно было установлено у села Гришина и время от времени вело огонь по железнодорожной станции Вязьма. Эти обстрелы настолько досаждали немцам, что они начали охотиться за пушкой. Подойти к позиции они не могли. В партизанский край их не пускали. Тогда авиация начала делать регулярные налеты на подозрительные объекты. Орудие так и не было обнаружено. Расчет, зная, что за ними началась охота, часто менял огневую позицию. Обстрелы станции прекратились только тогда, когда артиллеристы, не рассчитав силы заряда, положили слишком много пороха, и казенник орудия разорвало. Две батареи гаубиц калибра 152 миллиметра продолжительное время, до середины лета 1942 года, вели огонь по немецким позициям южнее Всходов.
К маю 1942 года территория партизанского края, в которой действовал кавкорпус, охватывала довольно обширный край от станции Угра на востоке до Соловьевой переправы на западе и от Дорогобужа на севере до Ельни на юге.
Корпус в это время насчитывал до 20 тысяч человек. 15 тысяч воевали в составе партизанских отрядов и бригад.
В конце мая немцы, накопив сил, решили уничтожить кавалерийский корпус и, заодно, местных партизан. Дольше терпеть их в тылу группы армий «Центр» было невозможно. Началась операция «Ганновер», в ходе которой войска 4-й полевой армии должны были покончить с 1-м гвардейским кавкорпусом, партизанами Дорогобужского края, а также частями 11-го кавалерийского корпуса и 39-й армии Калининского фронта, окруженными севернее Вязьмы.
Над районами дислокации корпуса были разбросаны листовки следующего содержания:
«Комиссары! Политруки!
Для окруженных частей генерала Белова настал последний час! Вам лучше, чем простому красноармейцу, известно истинное положение, в котором находится ваш корпус. Ему не избежать участи 33-й армии.
Вам, комиссарам и политрукам, добровольно перешедшим к нам, даруется жизнь и имена не оглашаются.
Вам нечего бояться!
Приходите к нам и ведите с собой ваших красноармейцев».
Если уже гарантировалась жизнь политрукам, добровольно сдавшимся немецкой армии, то можно себе представить, насколько досаждал генерал Белов со своими конниками группе армий «Центр» самим фактом своего стояния в лесах в тылу у крупной группировки, сконцентрированной у Сухиничей и Мосальска.
Храктерно, что Гальдер о намеченной операции говорит в своем дневнике следующее: «Наступление против войск [советского генерала] Белова предполагается начать 24.5 (операция «Ганновер»)».
Итак: «Против войск генерала Белова…» А ведь в окруженных группировках было несколько генералов. Но начальник штаба сухопутных войск германии называет именно Белова.
24 мая 1942 года Гальдер делает следующую запись: «Наступление группы армий «Центр» против русского кавалерийского корпуса генерала Белова привело к хорошим результатам (даже без авиации и танков, которые из-за плохой погоды, по всей вероятности, вообще нельзя было бы использовать). Противник упорно обороняется. Усилилась деятельность его артиллерии».
25 мая 1942 года: «В полосе группы армий «Центр» из-за плохой погоды и вызванных ею транспортных затруднений операции против партизан южнее Вязьмы дали лишь незначительные результаты».
26 мая 1942 года: «В полосе группы армий «Центр» наступление против войск Белова из-за метеорологических условий развивается весьма медленно. Противник подтягивает сюда силы из Дорогобужа».
И наконец, 27 мая 1942 года: «Противодействие войскам Белова приносит успехи. Здесь противник. расчленен на мелкие группы, которые частично оказывают упорное сопротивление».
Но уже в следующие дни записи более сдержанные. И снова фигурирует «корпус Белова».
9 июня 1942 года: «В центре войска Белова прорвались на юг».
10 июня 1942 года: «Прорвавшиеся войска Белова преследуются».
11 июня 1942 года: «Ликвидация остатков противника в тылу 4-й армии проходит успешно. К сожалению, основные силы кавкорпуса Белова и 4-й авиадесантной бригады уходят на юг».
16 июня 1942 года: «На фронте группы армий «Центр» войска русского генерала Белова снова прорвались в направлении на Киров. Нам это не делает чести!»
17 июня 1942 года: «Кавалерийский корпус генерала Белова действует теперь западнее Кирова. Как-никак он отвлек на себя в общем 7 немецких дивизий».
После назначения генерала П.А. Белова командующим 61-й армией корпус принял генерал Н.С. Осликовский, который и довел его до Победы. Кавалеристы воевали геройски.
Когда, размышляя о судьбах погибших дивизий 33-й армии, говорят о том, что, мол, зря генерал Ефремов не пошел на юго-запад, к Белову, обычно не учитывается тот факт, что путь туда был перекрыт тем же двойным фронтом, что и путь на запад. Не было случаев, чтобы после гибели командарма одиночки и мелкие группы пробивались к Белову под Всходы и Угру. А вот на позиции 43, 49, 50 и 33-й армий продолжали выходить. Путь к Белову 33-й армии преграждала 5-я танковая дивизия.
Другое дело, если бы обе группировки – кавкорпус и 33-я армия – объединились сразу. И вместе бы потом пошли на выход.
Но произошло то, что произошло. И что должно было произойти.
Теперь это уже история. А история не имеет сослагательного наклонения.
Генерал Белов вывел свои войска.
Но на севере от Вязьмы, в Вадинском партизанском краю, где действовали 11-й кавкорпус и 39-я армия Калининского фронта, немцы достигли больших успехов. Для проведения операции «Зейдлиц» противник задействовал 4 пехотные дивизии, 2 танковых батальона и кавалерийскую бригаду СС. Через две недели упорнейших боев с окруженными было покончено. 39-я армия и часть 11-го кавкорпуса разделили судьбу 33-й армии. Только масштабы катастрофы здесь оказались значительно больше: в плен было взято 50 131 человек. При выходе из окружения погибли и пропали без вести 22 749 человек. Погиб начальник штаба 39-й армии П.П. Мирошниченко, начальник политотдела Юсин. Вследствие тяжелого ранения умер заместитель командующего армией генерал-лейтенант И.А. Богданов. И армия, и кавкорпус после выхода из окружения были расформированы.
Потери Красной Армии в ходе Ржевско-Вяземской операции оказались гораздо большими, чем общие потери во время проведения Сталинградской наступательной операции». Михеенков С. Е. Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М. Г. Ефремова. 19411942. – М.: Центрполиграф, 2010.