Глава 7

Я думаю, читателю будет небезынтересным познакомиться с тем, как ликвидируются в советской России разного рода антибольшевистские организации. Опишу один такой случай, который произошел на моей памяти. Я сознательно, по понятным причинам, не буду называть пункт, в котором имел место этот случай.

В одном из городов, расположенных по Кавказскому побережью Черного моря, создалась, конечно, нелегальная боевая офицерская организация, во главе которой стоял один полковник, которого я назову лишь одной буквой N. У него была дочь замужем за одним офицером. Это была энергичная, властная женщина, типа «мать-командирша», обладавшая колоссальной памятью и хорошо ориентировавшаяся в наименованиях воинских частей и их командного состава. Местная ЧК по донесениям информаторов узнала о возникновении этой организации, но, имея в виду накрыть всю организацию целиком, предварительно установила негласное наблюдение за членами ее. Таким образом, наблюдение было установлено чисто наружное, о характере какового выше я уже говорил. Но для того, чтобы выяснить всю сущность этой организации, необходимо было установить как ее внутренние, так равно и заграничные связи. Конечно, одно только наружное наблюдение не могло осуществить всецело задач ЧК, и для этого необходимо было завербовать кого-либо из членов этой организации, но это им не удалось, и тогда начальник местного отдела ЧК, некто Борых, решил ввести в эту организацию своего человека. За неимением в своем распоряжении ни одного бывшего офицера, который мог бы сыграть роль такого шпиона-провокатора, Борых потребовал из штаба армии (из особого отдела его), находившегося в другом городе, специального агента, подходящего для этой роли. Таковым оказался некто Владимир Больцман, которому и была поставлена эта задача. Но Больцман совершенно не имел представления о нравах, обычаях офицерской среды, и поэтому он должен был в течение одного месяца готовиться к роли кадрового офицера, прежде чем приступить к делу. Ему необходимо было приобрести с внешней стороны офицерский лоск и манеры, чтобы как-нибудь не выдать своего «пролетарского происхождения».

Больцман повел игру тонко. Прибыв в данное место и явившись к Борыху, он нелегально остановился на весьма законспирированной квартире местного ЧК. Там он совместно с Борыхом разработал весьма сложный план дальнейших действий. Затем началась наука приспособления себя под офицерскую среду. Он получил от Борыха целую серию разных подложных документов, устанавливавших, что он в качестве офицера одного из гвардейских полков командирован с тайной миссией в центр организации, возглавляемой полковником Н., для установления деловой связи этой же организации с таковыми же за границей.

И вот «отшлифованный» Больцман явился к полковнику Н. и, предъявив ему упомянутые выше удостоверения, сообщил ему о своей тайной миссии и просил укрыть его от агентов ЧК, так как он-де нелегальный… Нечего и говорить, что сфабрикованные в канцелярии ЧК документы были подделаны артистически и что поэтому полковник Н. принял его, что называется, с распростертыми объятиями, и Больцман был проведен в самый центр организации и сразу начал входить в курс самых конспиративных дел, связей, сношений и задач… И он начал «работать». Уже через несколько дней он в секретном донесении информировал Борыха о всех сделанных им шагах и достигнутых успехах. Само собой, что Больцман находился все время в самых оживленных сношениях с Борыхом, от которого и получал все необходимые инструкции и задания. Так продолжалось в течение некоторого времени. Но разочарование!.. По данному сигналу были произведены аресты и вместо ожидаемого «полного улова» в сетях оказалось только два члена комитета, все остальные успели скрыться…

В чем же дело?

Нечего и говорить, что разъяренный неудачей Борых сместил Больцмана, который был переведен в армию в качестве рядового красноармейца за «неумелое проведение боевой задачи».

В чем же провинился Больцман?

Оказывается, что вскрыла истинную роль Больцмана дочь полковника Н., жена одного из членов организации, о которой я выше упомянул. Принятый полковником Н. с распростертыми объятиями Больцман нашел у него приют, где его и «спрятали». Полковник Н. познакомил Больцмана, как представителя офицерской организации, командированного для установления связей с заграницей, почти со всеми членами нелегальной организации. И вот, как-то вечером, когда Больцман пил за семейным столом чай, к полковнику пришла его замужняя дочь. Во время разговора, расспрашивая Больцмана о его прошлом, она спросила его между прочим, где находится офицер X., бывший адъютант командира полка в то время, когда, согласно удостоверению, Больцман находился в его составе. Вот на этом-то, таком невинном и простом вопросе, шпион и был пойман. Он не знал фамилии адъютанта и смущенно сослался на то, что забыл ее. Нечего и говорить, что такая «забывчивость» показалась офицерам, а также и жене офицера подозрительной. Раз полное доверие было поколеблено, за Больцманом стали следить. Вскоре все заметили, что он путает и врет, и отсюда нетрудно было установить, что это подосланный провокатор… Не подавая виду Гольцману, что он «расшифрован», полковник, в тот же вечер предупредив своих друзей, распустил организацию. Члены ее успели скрыться, и, таким образом, чекисты, явившиеся арестовать всю организацию, нашли только двух человек.

Не могу не познакомить читателя с неким Фронькой Поляевым, но предварительно извиняюсь в том, что в описании его я коснусь несколько интимных сторон, которые, надеюсь, будут небезынтересными для читателя, интересующегося психологией нашего преступного мира. Не моему слабому перу подвергнуть этот случай психологическому анализу — для этого нужен талант и перо Достоевского… Итак, вот этот случай.

Я был в то время уполномоченным агентурного отдела. Как-то распоряжением партийного комитета, через все полагающиеся в данном случае чекистские инстанции, ко мне был командирован для службы, с назначением по моему усмотрению, коммунист Фронька Поляев. Это был типичный русский мужичок. Совершенно неграмотный, но смышленый и не чуждый известных черт интеллигентности, которые мы часто встречаем среди русского народа. Я его назначил агентом для посылок, то есть вестовым. Расторопный, умный и ловкий, он в совершенстве исполнял свои обязанности, легко ориентируясь в подчас довольно сложных поручениях, требовавших часто высокой сообразительности, особенно принимая во внимание его полную безграмотность. Меня особенно трогало, лично, душевно трогало то, что Фронька быстро стал питать ко мне какие-то нежные чувства. Это было видно по его преданным глазам, по всей той манере и готовности, с которой он исполнял всякие мои поручения. Но и помимо этих поручений, он частенько выказывал в отношении меня какую-то заботливость, доходящую порой до баловства. Нередко он приносил мне какие-то лакомства, например халву…

— Василия, — радостно, с улыбкой старой благодушной няни говорил он мне, — ну вот поедим сегодня лухуму-то.

Он выкладывал на стол этот «лухум» или другое лакомство, и мы с ним дружески усаживались за чаепитие.

Как-то раз я вместе с Фронькой отправился в народные бани. И вот, когда Фронька скинул с себя белье, я с удивлением заметил, что все тело его было татуировано.

— Фронька, кто тебя так изукрасил? — спросил я его. — Ты не был ли моряком?

— А как же… я с «Авроры», — ответил он мне не сморгнув.

Между тем в городе частенько происходили случаи то мелких, то крупных грабежей и воровства. Как-то была ограблена лютеранская церковь, причем случай этот сопровождался загадочным убийством какого-то мальчика. Убийство было совершено зверски. На теле убитого мальчика было обнаружено одиннадцать ножевых ран…

Однажды я работал у себя в кабинете, когда ко мне явился уполномоченный отдела по борьбе с бандитизмом ЧК Грузии и предъявил мне ордер на арест Фроньки Поляева. Конечно, я был глубоко изумлен, и на мой вопрос, в чем дело, уполномоченный сообщил мне, что Фронька настоящий бандит, что по расследованию он оказался бывшим каторжником, приговоренным к каторге за многие убийства еще в царские времена. И что все грабежи, происходящие в городе, а также убийство мальчика… дело рук Фроньки Поляева…

Через несколько дней Фронька был расстрелян как бандит.

Разведывательному управлению штаба армии (Разведупр), находящемуся в городе Баку, необходимо было переслать секретные инструкции своему резиденту в Персии, где он жил и работал нелегально в районе оккупации английскими войсками. За неимением легального способа переслать документы (Персия еще не признала Советы) Разведупр перебросил через фронт своего секретного агента. Выбор пал на шестнадцатилетнего секретного сотрудника Разведупра под кличкой Максим. Последний был уроженец города Баку, великолепно знал нравы и быт Персии и в совершенстве владел персидским языком.

Когда я вспоминаю этого Максима, которого я хорошо знал, мне невольно приходит на память воспетый Виктором Гюго знаменитый Гаврош — Максим был один из тех бакинских гимназистов, который в двенадцатилетнем возрасте бежал из родного дома на фронт Европейской войны, где совершил лично много подвигов, за что имел знаки отличия. Конечно, после революции 1918 года он сделался ярым большевиком. Едва ли это было вполне сознательно — ведь это был, в сущности, ребенок…

Максим, будучи вызван начальником Разведупра армии Берковичем, был инструктирован им. Затем Беркович раздел его донага и воткнул ему в задний проход капсулу с вложенной в нее написанной на шелковой бумаге инструкцией тайному резиденту Разведупра в Персии, оккупированной в то время англичанами.

В ту же ночь Максим был переброшен через фронт в Персию. Он блестяще исполнил поручение, после чего довольно длинным путем, все время скрываясь и преодолевая всевозможные препятствия, возвратился в Баку, где я его и встретил. Он мне рассказал о перипетиях своего путешествия через оккупационную зону англичан. Когда Максим очутился в расположении английских войск, он был задержан английской полевой жандармерией, которая после тщательного обыска и тщательного допроса его отпустила, не найдя у него ничего подозрительного. По прибытии в Тегеран он был задержан персидской стражей. Новые допросы, новые обыски…

Блондин, с привлекательным, чисто русским лицом, мальчик вызвал в персидской страже определенное влечение… Но его спасло великолепное знание персидского языка и местных нравов.

Он уверил стражников, что он сирота из Энзели и пробирается в Тегеран, чтобы устроиться на работу… Ему удалось освободиться от стражников и, явившись к Берковичу, он подал полный рапорт о выполненном им поручении.