Наш рассказ об операции «Загадка»

Все началось 20 июня 1943 года. В тот день в Егорьевский РО НКВД Московской области явился зафронтовой разведчик Особого отдела Северо-Западного фронта «Северов». Он заявил, что он вместе с напарником «Волковым» ночью был сброшен немцами на парашютах (с рацией, 10 пистолетами, документами и т. д.) для выполнения спецзадания в тылу Красной Армии.

Любой вражеский агент, оказавшийся на нашей территории, пойманный или пришедший с повинной, представлял большой интерес для «СМЕРШ». Его допрашивали самым тщательным образом. Такой человек знал многое. Контрразведчики учитывали и то, что для немцев система подготовки агентуры из числа советских военнопленных имела и свою сильную сторону (практически безграничное количество обученного шпионажу и диверсиям человеческого материала), и свою слабую сторону (слишком много людей знали друг друга и, несмотря на все предосторожности, были посвящены в некоторые детали жизни и службы в разведке других своих соучеников). Это обстоятельство было использовано для совершенствования работы. Каждого разоблаченного или явившегося с повинной агента опрашивали тщательнейшим образом обо всех встреченных в школе людях: откуда они, каков их возраст и приметы, как они себя называли, какие особенности были в их подготовке, как скоро кончался срок их обучения и т. д. и т. п. Поначалу это могли быть только имя, возраст и словесный портрет. Затем какая-то физическая примета, деталь, относившаяся к довоенному местожительству, профессия, состав семьи и т. д. Потом (в результате опроса, третьего, четвертого, пятого соученика) первоначальные сведения обрастали новыми. Приходило время, когда об агенте, еще, может быть, находящемся в школе, чекисты знали достаточно много, чтобы представить себе, где и как его искать. В архивах советских органов безопасности сохранялась многотомная розыскная книга, позволившая обезвредить не одну сотню вражеских агентов.

Поимка или приход с повинной вражеского агента — удача контрразведки. И вместе с тем, не исключалась и хитрая игра противника. Подстава? Верь, но проверяй!

«Северова» и его напарника немедленно доставили в Москву. Офицерам 3-го отдела «СМЕРШ» агенты рассказали, что их главная задача — вербовка высокопоставленного работника НКПС «Леонова» (дальнего родственника «Северова»). Также они сообщили данные на 130 немецких агентов, готовившихся к заброске на советскую территорию.

С самого начала войны противник проявлял большой интерес к Московскому железнодорожному узлу, поэтому полковник В.Я. Барышников 23 июля рапортом доложил В.С. Абакумову: «В связи с тем, что группа имеет очень интересное задание, по которому можно осуществить серьезные контрразведывательные мероприятия, как вызов, например, квалифицированных вербовщиков, данную группу целесообразно включить в радиоигру».

Санкция была получена, и после проверки прибывших из-за линии фронта началась игра с разведорганом 6-го Управления РСХА «Цеппелин» «Россия — Центр». В качестве радиста в игре использовался «Волков».

К этому времени «СМЕРШ» основательно знал, как немцы готовят для заброски на территорию СССР своих агентов, как их экипируют, какие задания дают. Первоначально в эйфории победы у гитлеровцев над методологией формирования и обучения агентуры в разведывательно-диверсионных школах довлела тень доктрины блицкрига: наша победа предопределена руководством фюрера, и потому ради массивного агентурного давления на противника можно пренебречь даже некоторыми, до того казавшимися незыблемыми заповедями разведки.

В самом деле масштабы «тотального шпионажа» сами по себе, что называется, с порога отметали былую практику индивидуального обучения и тренировки будущих агентов. Если бы в веймарские времена профессиональному разведчику показали бы класс, в котором за партами сидят 8–10 или 15 будущих нелегалов, он подумал бы, что ошибся дверью. А тут десятки людей видят друг друга, беседуют друг с другом неделями и даже месяцами. Правда, они живут под вымышленными фамилиями или кличками, но в тесном армейском общежитии это мало меняет дело.

Хотя вся теория международного шпионажа говорит против того, чтобы один агент знал другого, в условиях войны, в частности при проведении операции «Цеппелин», этот принцип секретные службы фашистской Германии сплошь и рядом игнорировали. Засылаемым в советский тыл «надежным и перспективным по своим возможностям» агентам абвер и СД часто давали выход на других своих агентов — «связь для спасения», которой они могли бы воспользоваться в случае острой необходимости и, особенно, при возникновении кризисной ситуации (иссякли деньги, выбыла из строя рация, сложности с убежищем и т. п.).

Перед советской контрразведкой стояла задача — парализовать деятельность СД и абвера, свести на нет результаты операции «Цеппелин», перехватить инициативу в остром поединке с опытным и хитрым противником и попытаться использовать какую-то часть засылаемых им агентов в своих интересах. К началу 1943 года удалось достигнуть определенных результатов. Советская контрразведка не только имела достаточно полное представление об организации секретных служб гитлеровской Германии, их кадрах и повседневной практике, но в известной степени, как было показано, была осведомлена и об их конкретных планах и намерениях в отношении нашей страны. К этому времени оперативное мастерство чекистских органов, основанное на тщательном обобщении складывавшегося опыта войны, достигло такого уровня, что становилось практически возможным агентурное проникновение в центры и школы абвера и СД, где предназначенные для заброски в СССР шпионы и диверсанты проходили подготовку.

В «СМЕРШ» уже основательно знали о деятельности немецких спецслужб. Немало полезного, интересного добавил и «Северов». Его забросили в логово «Цеппелина» и ему предстояло вступить в смертельную игру с врагом. Противник готовил ему множество различных проверок, коварных, а порой изобретательных.

* * *

Абвер (по-немецки Abwehr[25] — «Защита») военная разведка и контрразведка Третьего рейха, в наилучшие свои годы самое мощное в мире учреждение подобного типа. Во многом абвер определил военные успехи вермахта во Второй мировой войне. Как уже было сказано, в марте 1942 года специально для политического разложения СССР Главное управление имперской безопасности РСХА создало особый разведывательно-диверсионный орган «Цеппелин». Абверовцы цеппелиновцев считали пародией на кадровых разведчиков.

На самом деле сотрудники абвера, самой эффективной из немецких спецслужб были на порядок выше тех, кто служил в «Цеппелине». Между спецслужбами встречается острая конкуренция. В нацистской Германии эта конкуренция проявилась между РСХА и абвером. Сыграла свою роль и глубокая личная неприязнь, которую питали друг к другу Гиммлер со своим окружением и адмирал Канарис, РСХА и, в частности, гестапо всегда относились к армии в целом и к ее разведорганам с подозрением — иногда тщательно скрываемым, иногда явным. Однако, что касалось проверки своих агентов, то в «Цеппелине» это проводилось более тщательно, чем в абвере. Агенты в «Цеппелине» устраивали тройную проверку. Любая проверка таила в себе смертельную опасность для наших разведчиков.

Да, гитлеровцы тщательно проверяли своих агентов.

Как это делалось, можно проиллюстрировать на примере дела Овчинникова, который в первые годы войны был заслан органами советской контрразведки на территорию Германии и удачно там легализовался.

Высоко оценив оперативные возможности Овчинникова, чему во многом способствовала легенда, разработанная для него чекистами, абверовцы склонили его к сотрудничеству и решили отправить в тыл Красной Армии.

Когда после якобы успешно выполненного задания Овчинников возвратился в Германию, ему была учинена многоступенчатая проверка с единственной целью — установить, не связан ли он с советскими органами безопасности.

Зондерфюрер Зингер, которому была поручена работа с Овчинниковым, в течение двух дней выслушивал его подробный рассказ о пребывании на советской территории и об условиях выполнения полученного задания, делая при этом какие-то заметки в блокноте. В заключение Овчинникову было предложено изложить свое сообщение в письменном виде, очевидно для сопоставления.

Затем он был приглашен на квартиру к сотруднику абвера Себастьяну, успевшему, и, вероятно, не без цели, коротко сойтись с ним. Предварительно угостив Овчинникова водкой, абверовец своими вопросами дал разговору нужное направление: Овчинникову пришлось воспроизвести даты, обстоятельства, факты, сообщенные им прежде Зингеру.

Следующий этап проверки был связан с подключением к работе с Овчинниковым агентов абвера «Антона» и «Дмитрия», действовавших, несомненно, под контролем «Зингера». Старательно спаивая земляка русской водкой, они под видом того, что им якобы скоро предстоит выполнять точно такое же задание в советском тылу, подробно опрашивали Овчинникова о том, с какими трудностями столкнулся он на территории СССР и что, по его мнению, следует предпринять, чтобы обойти препятствия. Словом, фактически заставляли Овчинникова повторить то, что он устно и письменно сообщал до этого.

В то же время, боясь, очевидно, ненароком насторожить Овчинникова и тем самым затруднить дальнейшую проверку, руководство абвера доводит до его сведения, что командованием вермахта он произведен в лейтенанты и награжден двумя медалями «За храбрость», — мера, явно рассчитанная на то, чтобы, отвлечь его внимание от проводившейся вокруг него работы.

На следующем этапе проверки абверовцы прибегают к такому трюку: Зингер во время очередной встречи с Овчинниковым интересуется, почему он до сих пор не женат. Тот сообщает ему, что проводит время с Таней, работавшей в одной из лабораторий абвера, но о женитьбе пока не помышляет. С этого момента Зингер не упускает случая, чтобы завести разговор о женитьбе и убедить Овчинникова в необходимости в интересах дела форсировать события, и тот в конце концов уступает настояниям шефа.

Наскоро сыграли свадьбу, ассигновав для этого из средств абвера 750 марок и снабдив жениха ящиком водки и 25 продовольственными пайками. Жена не скрывает повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимном разговоре она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?», имея в виду под «своими» абверовцев.

Но и этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овчинникова на задание в тыл Красной Армии Зингер, вручив ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, просил его тщательно осмотреть их. Решили таким путем определить, насколько Овчинникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на территории СССР. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овчинников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овчинникова в крупной операции против «Цеппелина» обеспечило в конечном счете получение чекистами важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны[26].

* * *

«Северова» в «Цеппелине» проверяли основательно.

В 2006 году была издана книга И. Линдера и Н. Абина (настоящая фамилия Лузан).

«Загадка для Гиммлера. Офицеры «СМЕРШ» в Абвере и СД (Рипол Классик Москва, 2006). Книга была удостоена литературной премии ФСБ России. Авторы рассказывали в ней о «Северове» и Прядко, их деятельности за линией фронта.

Книга является художественным произведением, но в ней приведены настоящие фамилии, тех, кто по заданию «СМЕРШ» действовал в логове врага. Приведем эпизод проверки «Северова» в «Цеппелине»[27].

«Северов» пришел на встречу со своей связной Валей в питейное заведение. И вот…

В зал вошли трое. Тяжелыми взглядами пошарив вокруг, они заглянули в подсобку и, никуда не сворачивая, двинулись прямо к его столику. Виктор каким-то шестым чувством уловил исходящую от них угрозу и попытался встать, но уже было поздно. Здоровяк с изрытым оспой лицом, напоминающим лошадиную морду, с размаху припечатал его к стене. Двое других загородили проход. В их руках тускло сверкали стволы пистолетов.

— Ща, не рыпайся, а то шкурку себе попортишь! — прошипел детина, и Виктор почувствовал, как лезвие ножа уперлось ему в правый бок. — Топай с нами и не вздумай финтить! Мы с тобой цацкаться не собираемся!

Виктор повиновался, пытаясь сообразить, что произошло. Сознание обожгла страшная мысль: «Провал!»

«Неужели они знают про Валентину?!» — ужаснулся он.

«Но почему сегодня? Ведь явка назначена на завтра! И вообще, здесь нет ни одной женщины! Выходит, они или просчитались, или я все-таки засветился?» — терялся он в догадках.

Верзила (Виктор так и окрестил его — Лошадиная Морда) бесцеремонно дернул его за рукав и потащил к выходу. Окруженный плотным кольцом, Виктор все же сделал слабую попытку вырваться, но все усилия оказались тщетны. Выглянувший на шум в зале из кухни официант дернулся вслед поспешно уходящему клиенту, но свинцовый взгляд Лошадиной Морды остановил его. Шпики, лениво хлебавшие борщ, приняли было сторожевую стойку, но по каким-то неуловимым ухваткам, видимо, определили родственную душу и снова уткнулись в тарелки.

Виктору пришлось смириться. Торчащие из карманов пистолеты и упирающийся в бок нож не оставляли никаких шансов. Так, все вместе, они вышли на улицу, но здесь верзила повел себя более чем странно. Он плотно прижался всем телом к Виктору и, изображая пьяного, подтолкнул его не к стоянке, где скопились машины, а в противоположную сторону, в проулок. Но и здесь не было обычной в таких случаях кодлы полицейских. Лишь у дальнего дома стоял армейский грузовик, вокруг которого вился рой в серых мышиных мундирах.

Верзила поспешно отпрянул назад и, дождавшись отъезда грузовика, потащил Виктора вперед. Спотыкаясь о битый кирпич и обломки арматуры, они бежали к частным домам. Здесь, в одном из дворов, их поджидала подвода, наполовину загруженная сеном.

У Виктора впервые промелькнула догадка, что его захватили подпольщики. Желая проверить ее, он с недоумением воскликнул:

— Хлопцы, за что?

— За все хорошее, фашистский холуй! — процедил верзила.

— Да вы что, ребята, офонарели? Ну какой я фашист!

— Все вы, падлы, так поете, пока за яйца не возьмешь.

— Так вы партизаны?

— Партизаны, партизаны!

— Да я ж ничего плохого вам не сделал. Давайте разбираться…

— Трибунал с тобой будет разбираться, сука продажная! — оборвал Виктора один из парней.

— Все, хорош этого гада слушать!

— Пора сматываться, командир, пока не повязали! — поторапливал командира другой.

Виктор попытался что-то сказать, но на полуслове поперхнулся. Молниеносный, хорошо поставленный удар пришелся прямо в солнечное сплетение, переломил его надвое и опрокинул на землю. Невыносимая боль парализовала его. Боевики между тем навалились сверху и принялись опутывать его веревкой. Чья-то лапа разжала ему челюсти и засунула в рот вонючий кляп. Потом его как куль забросили на плечо, отнесли к подводе и завалили сеном. Виктора сильно мутило, перед глазами плыли цветные круги, жгучая боль под ложечкой нестерпимым спазмом сжимала грудь, не давая дышать. Вонючий кляп только усиливал дурнотное состояние. Он старался продышаться носом, чтобы не потерять сознание.

Спустя несколько секунд старая кляча, привычная ко всему, не обращая внимания на понукания, уныло потащилась по дороге. Давно не смазанные колеса и плохо подогнанные доски на дне подводы пронзительным скрипом отзывались на каждую кочку.

Избегая центральных улиц, где можно было напороться на комендантский патруль, боевики спешили выбраться на северную окраину города, от которой было рукой подать до ближайшего леса. Пока им везло: полицейские на посту перед мостом поленились выйти из-под навеса на солнцепек и даже не потребовали документов. Парни приободрились, ездовой подхлестнул лошадь, и телега судорожно затряслась на разболтанных досках настила, а затем, плавно покачиваясь, словно лодка на крутой морской волне, покатила по разбитой колесами тяжелых армейских грузовиков пыльной дороге.

Самая опасная часть пути осталась позади, до пустынного проселка, после которого начинался лес, оставалось всего несколько километров. Командир принялся безжалостно подхлестывать лошадь. Взмыленная от пота кляча напрягала последние силы. Казалось, она бежала лишь для того, чтобы не упасть.

Вскоре за пригорком замаячила опушка леса, но тут из кустов на обочину неожиданно выскочили двое людей, вооруженных автоматами.

Парни напряглись, возница чертыхнулся и натянул поводья, лошадь остановилась. Когда рассеялись клубы пыли, окутавшие подводу, автоматчики взяли их на прицел. Это был подвижной патруль тайной полевой полиции, в последнее время служившие в ней молодчики особенно свирепствовали на дорогах и выворачивали всех наизнанку. На этот раз полицейские были настроены решительно.

— Аусвайс! — потребовал пропуск старший.

— Айн момент, герр офицер, — засуетился верзила, вытащил из кармана ворох справок, проштампованных лиловыми печатями с изображением хищных орлов и свастик, и протянул ему.

Полицейский недолго покопался в них, еще раз подозрительным взглядом окинул подводу и, не заметив ничего подходящего, что можно было бы прихватить, отступил в сторону.

— Проваливайте отсюда!

Дважды повторять ему не пришлось. Возница тут же подхватил поводья и прикрикнул на лошадь:

— Но! Пошла, старая!

Подвода затрещала на ухабах и резво покатила вперед. Каждый толчок отзывался у Виктора острой режущей болью под правой лопаткой, грудь после удара горела огнем. Но даже не эта боль, а зловонный запах, исходящий от кляпа, достал его окончательно. Рвотные спазмы мутили сознание. Чтобы вытолкнуть кляп, он отчаянно заворочал языком, и наконец его усилия оправдались. Виктор в полную силу задышал пыльным, пахнущим запахом прошлогоднего клевера воздухом. Вместе с кляпом ушла и боль, и к нему постепенно вернулась способность трезво рассуждать.

Он попытался проанализировать все, что произошло с ним за последние несколько часов, и найти тому разумное объяснение. Первое, самое пугающее предположение о том, что он где-то совершил ошибку, тем самым выдав себя и бросив подозрение на Валю, теперь уже не казалось столь очевидным. До очередной явки оставался еще день, и если бы Курмис, а может, и СД держали его под своим колпаком, то наверняка не упустили бы шанс, чтобы захватить их вместе. Растущую в нем уверенность, что за всем этим гитлеровская контрразведка не стоит, подкрепляло и поведение боевиков. Они явно избегали постов и торопились поскорее выбраться из города.

«Значит, это могут быть партизаны…» — с облегчением подумал Виктор. Этой своей догадке он находил очевидные подтверждения в долетавших до него обрывках разговора. Звучали названия контролируемых партизанами хуторов и фамилия известного командира. В то же время он не находил разумного объяснения тому, что его взяли.

«Зачем я им нужен, рядовой, только что зачисленный в разведшколу агент, когда есть, например, Глазунов, допущенный к святая святых — картотеке на курсантов? — задавался вопросом Виктор. — А если меня взяли по ошибке?.. Ну да, по ошибке! Не пори ерунды! Это тебе не облава на рынке, они четко на меня нацелились. Ну, прямо чертовщина какая-то получается! — все больше заходил он в тупик. — Стоп! А может, случилось что-то такое, о чем ни я, ни Валя не знаем и не догадываемся — в Москве решили поменять план. В таком случае все становится на свои места!»

«Какие, к черту, места! Не торопись с выводами! — предостерегал его другой внутренний голос. — Это тебе так хочется, а как оно на самом деле — еще неизвестно. Да, в «Харчевне» они сработали как надо, чтобы фрицы ничего не заподозрили! Но зачем тогда во дворе надо было комедию ломать? А этот мерзкий кляп!» — От одного воспоминания о нем Виктора снова замутило.

Так ничего и не решив, он снова стал прислушиваться к разговору парней. Но пронзительный скрип колес заглушал их голоса, поэтому ему ничего другого не оставалось, как ждать. Судя по тому, что лошадь сбавила шаг, а под колесами потрескивали сухие ветки, развязка приближалась.

Подвода последний раз жалобно скрипнула и остановилась. В наступившей тишине послышались громкие голоса.

— Колян, ты чего нам привез?

— Кота в мешке, — ответил тот.

— А на хрен нам кот сдался, лучше б кошку.

— У тебя, Степан, их в каждой деревне хватает.

Громкий хохот еще долго перекатывался по поляне, а когда стих, сено над Виктором зашуршало и перед лицом сверкнуло лезвие ножа. Верзила разрезал веревки на его ногах, бросил на него тяжелый взгляд и рявкнул:

— Хорош валяться — приехали! Топай в хату, там калякать будем!

Виктор приподнялся, пытаясь встать. Затекшие ноги с трудом повиновались. Подождав, когда к ним прильет кровь, он медленно сполз с телеги и осмотрелся по сторонам. На круглой поляне, затерявшейся посреди леса, стояла рубленная из сосны изба, позади нее просматривался ветхий сеновал. У плетня маячила одинокая фигура часового, на крыльце развалились двое партизан, стайка кур квохтала над деревянным корытом с зерном. «Что ж, место вполне обжитое», — подумал Виктор.

— Колян, ты только подивысь! Он, подлюка, кажись, твой кляп сожрал! — с наигранным изумлением всплеснул руками один из парней.

— И даже не подавился! Видать, фрицы хреново кормят, — подыграл ему другой.

— А мне что, жалко? — с ухмылкой произнес верзила, подтолкнул пленника в спину и приказал: — А ну давай шевели костылями, подлюка фашистская!

Виктор, стараясь выиграть время, чтобы оценить ситуацию, медленно двинулся к избе. В глаза бросились свежие следы от протектора на влажной земле, на заднем дворе промелькнула женщина. Она на мгновение остановилась и тут же, отведя глаза, шмыгнула за сеновал. Больше ему ничего не удалось рассмотреть. Грубый толчок в спину швырнул его на дверь. От удара она распахнулась, и он, пролетев через сенцы, оказался в темной, с одним окном комнате. Навстречу с лавки поднялся долговязый, мрачного вида хозяин. Оценивающим взглядом он прошелся по пленному, но ничего не сказал, вернулся за стол и спросил:

— «Хвоста» за собой не притащили?

— Все нормально, товарищ командир! Сняли гада чисто! По дороге полицаи всего один раз проверяли, но быстро отстали.

— Так, говоришь, чисто, а его самого обшарили?

— Не успели, командир. Какой тут, на хрен, обыск, когда фрицы на каждом углу торчат!

— Тогда сейчас обыщи! — распорядился командир, потянулся к пачке трофейных немецких сигарет и вытащил из кармана зажигалку.

Синий язычок пламени выхватил небольшой шрам у виска и жесткие складки на гладко выбритом лице. Он глубоко затянулся, выпустил струйку фиолетового дыма и, будто примериваясь, смотрел на Виктора, по-прежнему не говоря ни слова. Тот тоже выжидал, не спеша называть себя: что-то в поведении партизан удерживало его от этого шага. Он пытался найти объяснение своим смутным подозрениям: испуганное лицо женщины на заднем дворе, следы от протекторов перед избой, пачка немецких сигарет на столе, зажигалка и, наконец, торчащие из-под лавки новехонькие, не испачканные ни травой, ни грязью сапоги на ногах партизанского командира. Пока все это не складывалось в одну логическую цепь, ухватистые руки верзилы, прощупывавшие каждую складку на брюках, путали и сбивали Виктора с мыслей.

Обыск закончился, на стол перед командиром легли документы Виктора — удостоверение личности, пропуск на проход в штаб и в особую зону разведшколы. Тот долго вертел в руках удостоверение, бросая на пленного ничего хорошего не сулящие взгляды, и затем с угрозой произнес:

— Теперь, Мыкола, давай послушаем, что этот соловей нам споет.

Виктор насупился.

— Ну, чего молчишь или язык проглотил?

— Наверное, вместе с кляпом! — гоготнул верзила.

— А при чем тут кляп?

— Представляешь, Никитич, пока эту сволочь сюда везли, он успел его сожрать. Видно, у фрицев совсем хреново со жратвой.

Тот, пропустив мимо ушей эту плоскую шутку, прикрикнул на пленного:

— Ну ты, фашистский ублюдок, тебя что, учить, как надо отвечать красному командиру?! — И сорвался на крик: — Твоя настоящая фамилия? Имя? Кличка? Сколько шпионов в моем отряде?

— Про шпионов ничего не знаю, — невнятно пробормотал Виктор.

— Ты чего там себе под нос мычишь? А ну, телись дальше!

— Никитич, хватит с ним чикаться! У меня на него давно кулаки чешутся! — порывался в драку верзила.

Виктор решил поменять тактику.

— Я ничего не знаю. Я работаю у них простым слесарем — жрать-то что-то надо. Чего я могу знать?! — зачастил он.

— Ага, слесарем. Слесарем — по бабской надобности! — угрожающе зарычал командир и затряс в воздухе пропуском в спецзону. — Ты что, нас за круглых идиотов принимаешь?! Нам все известно про ваше шпионское гнездо! Колись, падла, до конца, пока Мыкола из тебя душу не вытряхнул.

— Я всего неделю в Пскове! Я никакой не шпион и ничего о них не знаю! — твердил свое Виктор.

— Слушай ты, гнида, нам с тобой нянькаться некогда! Эти свои сказки можешь фрицам рассказывать, а у нас разговор короткий. П…шь — в петле торчишь! Ты меня понял?! — Немалых размеров кулак с треском обрушился на стол.

Рукав пиджака чуть съехал, и показались часы на кожаном ремешке.

«Часы? — Внутри Виктора все напряглось. — Часы?! — Он пока не мог сформулировать мысль, но глаза, как магнитом, невольно тянулись к ним. — Цифры крупные, выразительные, готические! Маленький орел на циферблате с характерным золотистым оттенком… Массивный циферблат…»

И тут Виктора озарило — точно такие же он видел на руке у Курмиса: личный подарок обергруппенфюрера СС Кальтенбруннера. Цепочка подозрений замкнулась! Он не ошибся. Все его смутные подозрения обрели наконец вполне конкретные очертания и выстроились в четкую логическую цепочку. Он находится у гитлеровцев! Кто они? Полицейские? Гестаповцы? Собственно, это не имело значения. Он уже не сомневался в том, что за всем происходящим стоит не кто иной, как сам Курмис. Значит, проверка!

Решение созрело мгновенно.

— Только не убивайте! Только не убивайте! Я все, все расскажу! Дайте бумагу и карандаш! — крикнул он и подался вперед.

Неожиданное признание пленного не вызвало у того подозрений. В глазах «командира» на мгновение блеснули злорадные огоньки, и он, предвкушая скорую развязку, с плохо скрываемой радостью протянул:

— Вот так бы давно, а то — я не я и хата не моя. — Потом он распорядился: — Мыкола, а ну поищи что-нибудь для нашего писателя.

Верзила вразвалку подошел к комоду, отыскал в ящике старую ученическую тетрадь, огрызок химического карандаша и положил на стол.

— Садись пиши! — торопил Виктора «командир».

— Мужики, может, хоть руки развяжете — я ногами писать не умею. — Виктор тряхнул перед ним веревками.

— А мы-то думали, что в вашей шпионской школе и не такому учат, — хмыкнул главный актер этого смертельного спектакля и сделал знак своему подручному.

Тот достал из-за пояса нож и разрезал веревки, они упали на пол. Виктор сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, покрутил кулаками, поводил плечами, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и наткнулся на взгляд главаря.

— Ты че! А ну… — осекся тот, и его лицо перекосила судорожная гримаса. Правая рука дернулась к пистолету, но уже было поздно.

Невиданная ярость умножила силы разведчика. Он, даже не почувствовав тяжести деревянного стола, одним рывком поднял его в воздух и припечатал к стене врага. Провокатор так и не успел навести на него пистолет — раздавленное тело бесформенным кулем сползло на пол. Голову верзилы размозжил сокрушительный удар табуретки. Не мешкая ни секунды, Виктор подхватил оружие своих врагов, распахнул окно и выпрыгнул в палисадник. Коротким броском он метнулся под сеновал и оглядел двор. Часовой по-прежнему продолжал безмятежно лузгать семечки. Внутри сеновала чуть слышно погромыхивали вилы. Путь на свободу был открыт. Виктор оттолкнулся от стены, перемахнул через плетень и изо всех сил понесся к лесу. В ушах его свистел ветер.

«Партизаны» по заданию СД неудачно для себя проверили «Северова». Он же удачно вышел победителем в этой игре «Цеппелина» и СД.

* * *

Чтобы перехитрить, обмануть опытных сотрудников немецкой спецслужбы «Цеппелин», требовалось не только мужество, но и изобретательность, воображение, творчество. «Северов» обладал этими качествами, что способствовало ему в выполнении задания «СМЕРШ».

«Северов» инсценировал вербовку родственника, выступая в качестве представителя американской разведки. Для оплаты услуг «ценного» агента требовалась валюта. Поэтому в ночь с 29 на 30 марта 1944 года в районе Егорьевска был сброшен с самолета сотрудник СД Алоиз Гальфе, берлинский специалист по подготовке агентов-радистов. Его заброска являлась показателем огромного доверия к своим агентам со стороны разведоргана противника. Помимо шпионского снаряжения для вербовки родственника «Северова» он привез 5 тысяч долларов и 500 тысяч рублей. На вокзале в Егорьевске немца арестовали, а по рации в разведцентр сообщили о его благополучном прибытии, получении посылки и состоявшейся вербовке «Леонова», с помощью которого немцы планировали также организовать убийство члена Политбюро ЦК наркома путей сообщения Л.М. Кагановича.

Фотография сотрудника «Цеппелин — Норд» Алоиза Гальфе в форме лейтенанта ВВС РККА (1944 г.).

Один из аспектов «Цеппелина» — охота за документами и сведениями из официальных и других советских источников, чтобы выяснить наиболее уязвимые места на важнейших промышленных объектах в системе снабжения, уничтожив которые можно было парализовать экономическую поддержку армии. Этой цели отвечали многие задания диверсионной агентуры, засылаемой на советскую территорию. Ведавший этим участком «Цеппелина» Отдел планирования пытался даже самостоятельно предпринимать операции. Однако недостаток самолетов, предоставляемых в распоряжение СД, лишал, по признанию ее руководителей, возможности наносить уничтожающие удары по промышленным объектам СССР, хотя в техническом и профессиональном отношениях вся необходимая для этого подготовительная работа была выполнена с большой тщательностью.

В «СМЕРШе» решили сыграть на этом интересе немцев.

Следующего немецкого агента заманили наличием «тщательно отработанных» планов воинских перевозок на летне-осенний период 1944 года, который позволял выявить замыслы командования Красной Армии и заранее узнать о готовящихся наступлениях. Ведь Москва являлась важнейшим транспортным узлом. Спустя несколько дней после сеанса связи очередной агент-парашютист был захвачен на месте приземления в том же Егорьевском районе. 21 июля 1944 года в разведцентр противника было сообщено, что все необходимые средства получены, документы сфотографированы, и оговаривались условия их передачи. Эта радиограмма была доложена Шелленбергу и Кальтенбруннеру, не исключено, «что и самому Гиммлеру. Ведь уже на следующий день имелся наготове самолет, с которого предполагали сбросить фотоаппарат. В 1944 году «Цеппелину» никогда бы самостоятельно не удалось в течение шести часов достать самолет» (из показаний арестованного немецкого разведчика).

Самолет, посланный для доставки добытых материалов, приземлился в районе Егорьевска в ночь с 14 на 15 августа на специально подготовленной контрразведчиками площадке, оборудованной ямами-ловушками, но не застрял ни в одной из них.

Неудача… Казалось, все предусмотрели, а вот не получилось. В «СМЕРШ» ломали голову, почему самолет не за-стрял.

Контрразведчики открыли по самолету огонь на поражение, но ему удалось уйти за линию фронта. Через месяц аналогичный спецсамолет был захвачен в Смоленской области. Выяснилось, что он был специально сконструирован фирмой «Мессершмит» для высадки разведгрупп в глубоком тылу противника. Вместо обычных шасси он был снабжен каучуковыми траками, дававшими ему возможность приземлиться даже на заболоченной местности. Это и позволило его экипажу уйти из засады под Егорьевском.

Такой же самолет системы «Арадо» был использован для заброски на нашу территорию агентов «Цеппелина» П.И. Таврина и Л.Я. Шиловой для совершения покушения на И. Сталина[28].

Игра «СМЕРШ» с «Цеппелином» продолжалась. Группа «Иосиф» («Северов») не вызывала у немцев сомнения. Был Северов таким везучим или ему способствовали профессионализм, изобретательность, выдержка, во всяком случае, серьезнейшее задание «СМЕРШ» выполнялось успешно.

Конечно, «Северову» было тяжело морально. Каждую минуту ожидать опасность, для этого нужны стальные нервы. Он был не один. Таких, как он, бойцов тайного фронта «СМЕРШ» насадил не в одну немецкую шпионско-диверсионную школу. И там наши люди старались держаться как могли. Обстановка же везде была тяжелой.

Среди слушателей разведывательно-диверсионных школ постоянно распространялись антисоветская литература и враждебная нашей стране периодическая печать. Вместе с тем преподаватели держали своих слушателей и в курсе подлинных событий, происходящих в Советском Союзе, правильно считая, что без подобной ориентации агенту трудно будет рассчитывать на успех. Для агентов, писал впоследствии Шелленберг, «устраивались доклады и лекции, сопровождаемые показом диапозитивов, и даже поездки по Германии с целью ознакомления с условиями жизни немцев, которые они могли бы сравнить с жизненным уровнем русских. Тем временем преподаватели и доверенные лица изучали истинные политические взгляды этих людей: они выяснили, привлекают ли их только материальные выгоды, или они на самом деле вызвались служить нам из политических убеждений[29].

Далее матерый гитлеровский разведчик Вальтер Шелленберг вспоминал:

«Не полагаясь только на школы и их преподавателей и инструкторов, на заключительной стадии подготовки агентуры, перед самой заброской в советский тыл, к делу часто подключались руководящие деятели СД и абвера. Перед заброской шпионских и диверсионных групп, имевших особо важные задания, высшие чины разведки лично встречались с агентами, чтобы убедиться, насколько они надежны и подготовлены к выполнению заданий. Как правило, такие инспекционные встречи сопровождались обильными выпивками, не в последнюю очередь в надежде, что таким образом можно будет легче «развязать языки».

«Северов» выполнил возлагаемые на него «СМЕРШ» задания. Успеху «Северова» способствовало то, что операция была непосредственно в поле зрения руководителей УКР «СМЕРШ» В.С. Абакумова, В.А. Барышникова, Г.В. Утехина.

С германским разведцентром 21 августа 1944 года радио-связь была установлена уже из Ряжска. Немцы решили вывести агентов на свою территорию, но это не было сделано из-за изменения линии фронта. Тем не менее в РСХА продолжали операцию.

В ночь с 3 на 4 февраля 1945 года в районе Смоленска снова было сброшено пять тюков различного снаряжения с продуктами, фиктивными документами, радиостанцией, оружием, деньгами. Последнее задание от разведцентра заключалось в указании вернуться в Москву и восстановить связь с работником Наркомата путей сообщения.

Операция продолжалась до середины апреля 1945 года и была прекращена из-за технической невозможности германского разведцентра связаться со своими агентами по радиоканалу. Всего за период радиоигры было передано 159 радиограмм, получено — 170.

Фотография сотрудника «Цеппелин-Норд» Алоиза Гальфе в форме сотрудника СД (1944 г.)

Алоиз Гальфе, двадцатичетырехлетний судетский немец, был 27 января 1945 года приговорен Особым совещанием к расстрелу с конфискацией имущества.

Представляет интерес оценка работы «СМЕРШ» по радиоигре «Загадка», прозвучавшая из уст официального работника «Цеппелин» «Россия-Норд», который вел дело группы «Иосифа» («Северова»). На допросе в июне 1945 года он утверждал: «В разговоре с сотрудниками отдела забросок я постоянно слышал такое мнение, что «Иосиф» — лучшая агентурная группа и если бы все активисты были такого склада, как люди «Иосифа», то разведка на территории Советского Союза была бы гораздо лучше поставлена. Все неполадки и провалы его группы служили поводом для критики плохой работы немецкой разведки. Вина за них возлагалась на взаимную конкуренцию и погоню за орденами среди руководства[30].

В поединке с «Цеппелином» схлестнулся и разведчик Петр Иванович Прядко. Ему повезло, выстоял в борьбе с опасными коварными врагами.

Техник-интендант 1-го ранга Петр Иванович Прядко служил начальником склада горюче-смазочных материалов и оказался в окружении, где находился более двух месяцев. 27 ноября 1941 года он с трудом выбрался к своим. В особом отделе НКВД 6-й армии с «окруженцем» обстоятельно побеседовали и предложили ему вновь отправиться в тыл противника, но на этот раз со специальным заданием. Тем более, что порядки на «той стороне» в определенной мере ему уже известны. Армейские контрразведчики предложили ему попытаться внедриться в абвергруппу-102 при штабе 17-й пехотной армии, вермахта, которая противостояла нашей 6-й армии. Нашу контрразведку интересовали сведения о методах работы абвергруппы, ее сотрудниках и агентуре.

После необходимой подготовки и инструктажа в особом отделе в ночь с 14-го на 15 января 1942 года Прядко переправили через линию фронта с легендой дезертира-перебежчика.

Оказавшись у немцев, он был доставлен в город Славянск, на сборнопересыльный пункт, где содержались советские военнопленные. Через некоторое время появившийся в лагере вербовщик из абвера предложил Прядко сотрудничество с немецкой разведкой. Тот согласился. Немцы провели с Прядко недолгий инструктаж и в ночь с 25-го на 26 января перебросили его на нашу территорию с разведывательным заданием абвера.

В особом отделе НКВД 6-й армии Прядко сообщил ценные сведения об абвергруппе-102, ее официальных сотрудниках, а также о двенадцати агентах из числа бывших военнопленных, которых абвер готовил к заброске в тыл Юго-Западного фронта.

Через два с половиной месяца Прядко получил в особом отделе новое задание: закрепить свои позиции в абвергруппе. 14 апреля Прядко вновь отправили на немецкую сторону. По возвращении к немцам он сообщил им специально подготовленную в штабе 6-й армии дезинформацию. 17 мая Прядко вновь на советской территории. На этот раз он помог нашим контрразведчикам задержать 4-х немецких агентов, уже оказавшихся в расположении частей 6-й армии.

В мае-июне 1942 года случилась неудача наших войск под Харьковом, если не сказать больше — катастрофа, и Прядко вновь в окружении противника. К своим выйти ему не удавалось, и он сдался в плен. Когда он назвал немцам условленный пароль, его вскоре доставили в «родную» абвергруппу-102. Прядко рассказал на допросе у начальника группы самостоятельно разработанную легенду о действиях в советском тылу. Офицеры абвера сочли ее вполне правдоподобной и похвалили своего агента за находчивость и успешное выполнение задания.

Две «удачные» ходки Прядко за линию фронта усилили его позиции в абвергруппе-102. Он для них был ценный агент. Когда Прядко третий раз появился в немецком разведоргане то немцы ему доверили ответственную штатную должность. Ему поручили изготовление документов прикрытия, которыми абверовцы снабжали засылаемую за линию фронта свою агентуру.

При изготовлении фиктивных документов Прядко умышленно допускал мелкие неточности, которые впоследствии давали возможность нашим контрразведчикам выявить и обезвредить вражеского агента.

Прядко, лишившись связи со своими, делал все, что мог, чтобы хоть как-то дезорганизовать работу абвергруппы. Ему тайно удалось расконспирировать дислокацию группы и ей пришлось переехать в другой населенный пункт. Он скомпрометировал нескольких важных сотрудников, которых отстранили от ведения разведработы. Однажды ночью он даже попытался поджечь абвергруппу. Но неудачно…

Осенью 1943 года Прядко покинул расположение абвергруппы, дождался в поле, в зарослях кукурузы, прихода своих, после чего и явился в отдел контрразведки «СМЕРШ».

Работа Прядко в тылу врага впечатляет. «СМЕРШ» получил от него подробные установочные данные на 101 немецкого агента, из них на 33 имелись фотографии. Собрал характеризующие данные на 24 официальных сотрудника абвергруппы-102. Прядко сообщил «СМЕРШ» подробные сведения о формах и методах работы абвергруппы-102. Сообщил о способах изготовления документов прикрытия для агентуры, а также дал «СМЕРШ» ряд ценных разведданных о противнике.

После освобождения от немецких захватчиков Полтавы управление контрразведки «СМЕРШ» 2-го Украинского фронта на основании информации Прядко арестовало семь агентов и одного содержателя конспиративной квартиры абвергруппы-102, оставленных немцами для проведения разведывательной работы.

Об успешном выполнении Прядко заданий нашей контр-разведки в тылу врага, в его разведоргане начальник ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР B.C. Абакумов докладывал лично И.В. Сталину. За проявленные мужество и героизм в тылу противника Петр Иванович Прядко был награжден орденом Красного Знамени.

Дальше «СМЕРШ» не стал рисковать жизнью Прядко и он вернулся на свою должность начальника склада ГСМ. День Победы Прядко встретил в Польше, в г. Щецине. До 1960 года майор Прядко служил в армии, а после увольнения работал на предприятиях г. Ростова-на-Дону.

В июне 1996 года приказом Директора ФСБ России 82-летнему ветерану Петру Ивановичу Прядко присвоено звание «Почетный сотрудник» контрразведки и вручен нагрудный знак, обладателями которого являются самые достойные из профессионалов отечественной спецслужбы. К сожалению, сегодня Прядко уже нет среди нас…

* * *

Немецкие спецслужбы старались заслать на советскую территорию как можно больше своих агентов. Жизнь же показала, чем часто заканчивался замысел противника.

Многие агенты абвера, завербованные из советских военнопленных, сразу же после переброски через линию фронта приходили в военную контрразведку или к командованию Красной Армии и чистосердечно раскаивались в содеянном. О некоторых таких фактах знали руководители фашистской разведки. В одном из отчетов абверкоманды-104 указывалось: «Многие агенты после переброски никаких донесений нам не представляют. Причины молчания нам неизвестны. Явились ли они добровольно с повинной к советским властям, были ли арестованы, или же вышла из строя их рация — неизвестно».

Главари фашистской разведки требовали от своих подчиненных принимать решительные меры по усилению результативности работы зафронтовой агентуры. А те, в свою очередь, усилили проверку на благонадежность забрасываемых агентов. Запугивали их жестокой расправой со стороны советских властей, оставляли в качестве заложников их родственников. Для закрепления надежности агентов заставляли совершать какие-либо преступления по отношению к советским людям. Фотографировали эти преступления и предупреждали, что, если он откажется выполнять задания или явится с повинной, фотография будет передана советским властям. Тех, кто категорически отказывался выполнять условия абвера, расстреливали.

Несмотря на столь жестокие меры, число агентов, являвшихся с повинной, увеличивалось. Терпели поражение и их разведывательные органы.

Небезынтересно привести показания бывшего заместителя начальника абвера генерала Пикенброка, взятого в плен советскими войсками: «Россия — самая тяжелая страна для внедрения агентов разведки… После вторжения германских войск на территорию СССР мы приступили к подбору агентов из числа советских военнопленных, но было трудно распознать, имели они действительно желание работать в качестве агентов или намеревались таким путем вернуться в ряды Красной Армии».

Рассматривая дела на агентов немецкой разведки, явившихся с повинной, военные трибуналы в годы войны нередко выносили им условные приговоры. Эта практика полностью оправдала себя. После войны она была закреплена в законодательном порядке. В статье 1 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления, принятого 25 декабря 1958 года Верховным Советом СССР, записано: «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам Советской власти о своей связи с иностранной разведкой».

В.С. Абакумов предвосхитил этот законодательный порядок. Он не стремился сразу ставить агента немецкой спецслужбы «к стенке». Руководство УКР «СМЕРШ» старалось использовать вражеского агента, перевербовав его, посылало обратно. Так поступили со многими. Такое положение обеспечивало успех многих операций легендарного «СМЕРШ».